Проектированный округ. - Каменный век. - Была ли вольная колонизация? -
Гиляки. - Их численный состав, наружность, сложение, пища, одежда, жилища,
гигиеническая обстановка. - Их характер. - Попытки к их обрусению. - Орочи.
Оба северные округа, как может видеть читатель из только что конченного
обзора селений, занимают площадь, равную небольшому русскому уезду.
Вычислить пространство; занимаемое ими, в квадратных верстах в настоящее
время едва ли возможно, так как протяжение обоих округов к югу и северу не
обусловлено никакими границами. Между административными центрами обоих
округов, Александровским постом и Рыковским, по кратчайшей дороге с
перевалом через Пилингу считается 60, а через Арковскую долину 74 версты.
По-здешнему, это не близко. Не говоря уже про Танги и Ванги, даже Палево
считается далеким селением, а основание новых селений немного южнее Палева,
по притокам Пороная, поставило даже на очередь вопрос об учреждении нового
округа. Как административная единица округ соответствует уезду; по сибирским
понятиям, так может называться только почтенная дистанция, которую в целый
месяц не объедешь, например Анадырский округ, и чиновнику-сибиряку,
работающему в одиночку на пространстве двух-трех сот верст, дробление
Сахалина на мелкие округа может показаться роскошью. Но сахалинское
население живет при исключительных условиях, и механизм управления здесь
гораздо сложнее, чем в Анадырском округе. Дробление ссыльной колонии на
мелкие административные участки вызывается самою практикой, которая, кроме
многого другого, о чем еще придется говорить, указала, во-первых, что чем
короче расстояния в ссыльной колонии, тем легче и удобнее управлять ею, и,
во-вторых, дробление на округа вызвало усиление штатов и прилив новых людей,
а это, несомненно, имело на колонию благотворное влияние. С усилением
состава интеллигентных людей в количественном отношении, получилась
значительная прибавка и в качественном.
На Сахалине я застал разговор о новом проектированном округе; говорили
о нем, как о земле Ханаанской, потому что на плане через весь этот округ
вдоль реки Пороная лежала дорога на юг; и предполагалось, что в новый округ
будут переведены каторжники, живущие теперь в Дуэ и в Воеводской тюрьме, что
после переселения останется одно только воспоминание об этих ужасных местах,
что угольные копи отойдут от общества "Сахалин", которое давно уже нарушило
контракт, и добыча угля будет производиться уже не каторжными, а поселенцами
на артельных началах {1}.
Прежде чем покончить с Северным Сахалином, считаю не лишним сказать
немного о тех людях, которые жили здесь в разное время и теперь живут
независимо от ссыльной колонии. В долине Дуйки Поляков нашел ножеобразный
осколок обсидиана, наконечники стрел из камня, точильные камни, каменные
топоры и проч.; эти находки дали ему право заключить, что в долине Дуйки, в
отдаленные времена, жили люди, которые не знали металлов; это были жители
каменного века. Черепки, медвежьи и собачьи кости и грузила от неводов,
находимые на месте их бывшего жилья, указывают на то, что они знакомы были с
гончарным делом, охотились на медведей и ловили неводом рыбу и что на охоте
им помогала собака. Поделки из кремня, которого нет на Сахалине, они
получали, очевидно, от соседей, с материка и ближайших островов; очень может
быть, что во время их передвижений собака играла ту же роль, что и теперь,
то есть была езжалой. И в долине Тыми Поляков находил также остатки
первобытных сооружений и грубых орудий. Вывод его таков, что в Северном
Сахалине "возможно существование для племен, стоящих даже на относительно
низкой степени умственного развития; очевидно, здесь жили люди и веками
выработали способы защищаться от холода, жажды и голода; весьма вероятно при
этом, что древние обитатели жили здесь сравнительно небольшими общинами и не
были народом вполне оседлым".
Посылая Бошняка на Сахалин, Невельской, между прочим, поручил ему также
проверить слух относительно людей, оставленных на Сахалине лейт. Хвостовым и
живших, как передавали гиляки, на р. Тыми {2}. Бошняку удалось напасть на
след этих людей. В одном из селений по Тыми гиляки выменяли ему за 3 арш.
китайки 4 листа, вырванных из молитвенника, и объяснили ему при этом, что
книга принадлежала жившим здесь русским. На одном из листов, который был в
книге заглавным, едва разборчивым почерком было написано: "Мы, Иван, Данила,
Петр, Сергей и Василий, высажены в анивском селении Томари-Анива Хвостовым
17 августа 1805 года, перешли на реку Тыми в 1810 году, в то время, когда
пришли в Томари японцы". Осмотрев затем место, где жили русские, Бошняк
пришел к заключению, что помещались они в трех избах и имели огороды.
Туземцы говорили ему, что последний из русских, Василий, умер недавно, что
русские были хорошие люди, вместе с ними ходили на рыбный и звериный
промыслы и одевались так же, как и они, но волосы стригли. В другом месте
туземцы сообщили такую подробность: двое русских имели детей от жен-туземок.
В настоящее время русские, оставленные Хвостовым, на Северном Сахалине уже
забыты, и об их детях ничего не известно.
Бошняк пишет, между прочим, в своих записках, что, разузнавая
постоянно, нет ли где-нибудь на острове подселившихся русских, он узнал от
туземцев в селении Танги следующее: лет 35 или 40 назад у восточного берега
разбилось какое-то судно, экипаж спасся, выстроил себе дом, а через
несколько времени и судно; на этом судне неизвестные люди через Лаперузов
пролив прошли в Татарский и здесь опять потерпели крушение близ села Мгачи,
и на этот раз спасся только один человек, который называл себя Кемцем. В
скором времени после этого прибыли с Амура двое русских, Василий и Никита.
Они присоединились к Кемцу и в Мгачах выстроили себе дом; они занимались
охотой на пушных зверей, как промыслом, и ездили для торговли к маньчжурам и
японцам. Один из гиляков показывал Бошняку зеркало, подаренное будто бы
Кемцем его отцу; гиляк не хотел продать ни за что этого зеркала, говоря, что
хранит его, как драгоценный памятник друга своего отца. Василий и Никита
очень боялись русского царя, из чего видно было, что они принадлежали к
числу беглых. Все трое кончили свою жизнь на Сахалине.
Японец Мамиа-Ринзо {3} слышал в 1808 г. на Сахалине, что по западную
сторону острова часто появлялись русские суда и что русские в конце концов
своими разбойничествами заставили туземцев одну их часть изгнать, другую
перебить. Мамиа-Ринзо называет имена этих русских: Камуци, Симена, Мому и
Васире. "В трех последних, - говорит Шренк, - нетрудно узнать русские имена:
Семен, Фома и Василий. А Камуци, по его мнению, очень похож на Кемца".
Этою очень короткою историей восьми сахалинских Робинзонов
исчерпываются все данные, относящиеся к вольной колонизации Северного
Сахалина. Если необыкновенная судьба пяти хвостовских матросов и Кемца с
двумя беглыми похожа на попытку к вольной колонизации, то эту попытку
следует признать ничтожною и во всяком случае неудавшеюся. Поучительна она
для нас разве в том отношении, что все восемь человек, жившие на Сахалине
долго, до конца дней своих, занимались, не хлебопашеством, а рыбным и
звериным промыслом.
Теперь для полноты остается упомянуть еще о местном коренном населении
- гиляках. Живут они в Северном Сахалине, по западному и восточному
побережью и по рекам, главным образом по Тыми {4}; селения старые, и те их
названия, какие упоминаются у старых авторов, сохранились и по сие время, но
жизнь все-таки нельзя назвать вполне оседлой, так как гиляки не чувствуют
привязанности к месту своего рождения и вообще к определенному месту, часто
оставляют свои юрты и уходят на промыслы, кочуя вместе с семьями и собаками
по Северному Сахалину. Но в своих кочевьях, даже когда приходится
предпринимать далекие путешествия на материк, они остаются верными острову,
и гиляк-сахалинец по языку и обычаям отличается от гиляка, живущего на
материке, быть может, не меньше, чем малоросс от москвича. Ввиду этого, мне
кажется, было бы не очень трудно сосчитать гиляков-сахалинцев и не смешать
их с теми, которые приезжают сюда для промысла с Татарского берега. А их не
мешало бы считать хотя бы раз в 5-10 лет, иначе важный вопрос о влиянии
ссыльной колонии на их численный состав долго еще будет открытым и решаться
произвольно. По сведениям, собранным Бошняком, всех гиляков на Сахалине в
1856 г. было 3 270. Приблизительно этак лет через 15 Мицуль уже писал, что
число всех гиляков на Сахалине можно принять до 1500, а по новейшим данным,
относящимся к 1889 г. и взятым мною из казенной "Ведомости о числе
инородцев", в обоих округах гиляков всего только 320. Значит, если верить
цифрам, через 5-10 лет на Сахалине не останется ни одного гиляка. Не могу
судить, насколько верны цифры Бошняка и Мицуля, но официальная - 320, к
счастью, по некоторым причинам не может иметь никакого значения. Ведомости
об инородцах составляются канцеляристами, не имеющими ни научной, ни
практической подготовки и даже не вооруженными никакими инструкциями; если
сведения собираются ими на месте, в гиляцких селениях, то делается это,
конечно, начальническим тоном, грубо, с досадой, между тем как деликатность
гиляков, их этикет, не допускающий высокомерного и властного отношения к
людям, и их отвращение ко всякого рода переписям и регистрациям требуют
особенного искусства в обращении с ними. Помимо того, сведения собираются
администрацией без всякой определенной цели, лишь мимоездом, причем
исследователь вовсе не соображается с этнографическою картой, а действует
произвольно. В ведомость Александровского округа вошли лишь те гиляки,
которые живут южнее селения Ванги, а в Тымовском округе их Считали только
вблизи селения Рыковского, где они не живут, а бывают мимоходом.
Несомненно, что численность сахалинских гиляков постоянно уменьшается,
но судить об этом приходится только на глаз. И как велико это уменьшение?
Отчего оно происходит? Оттого ли, что гиляки вымирают, или оттого, что они
переселяются на материк или северные острова? За неимением надежных цифровых
данных и наши толки о губительном влиянии русского нашествия основаны на
одних лишь аналогиях, и очень возможно, что влияние это до сих пор было
ничтожно, равно почти нолю, так как сахалинские гиляки живут преимущественно
по Тыми и восточному побережью, где русских еще нет {5}.
Гиляки принадлежат не к монгольскому и не к тунгусскому, а к какому-то
неизвестному племени {6}, которое, быть может, когда-то было могущественно и
владело всей Азиею, теперь же доживает свои последние века на небольшом
клочке земли в виде немногочисленного, но все еще прекрасного и бодрого
народа. Благодаря своей необыкновенной общительности и подвижности гиляки
издавна успели породниться со всеми соседними народами, и потому встретить
теперь гиляка pur sang {7}, без примеси монгольских, тунгусских или аинских
элементов, почти невозможно. Лицо у гиляка круглое, плоское, лунообразное,
желтоватого цвета, скуластое, немытое, с косым разрезом глаз и с жидкою,
иногда едва заметною бородкой; волосы гладкие, черные, жесткие, собранные на
затылке в косичку. Выражение лица не выдает в нем дикаря; оно у него всегда
осмысленное, кроткое, наивно-внимательное; оно или широко, блаженно
улыбается, или же задумчиво-скорбно, как у вдовы. Когда он со своею жидкою
бородкой и с косичкой, с мягким, бабьим выражением стоит в профиль, то с
него можно писать Кутейкина, и отчасти становится понятным, почему некоторые
путешественники относили гиляков к кавказскому племени.
Желающих обстоятельно познакомиться с гиляками я отсылаю к
специалистам-этнографам, например к Л.И. Шренку {8}. Я же ограничусь лишь
теми частностями, которые характерны для местных естественных условий и
которые могут дать прямо или косвенно указания, практически полезные для
новичков-колонистов.
У гиляка крепкое, коренастое сложение, он среднего, даже малого роста.
Высокий рост стеснял бы его в тайге. Кости у него толсты и отличаются
сильным развитием всех отростков, гребней и бугорков, к которым
прикрепляются мышцы, а это заставляет предполагать крепкие, сильные мышцы и
постоянную, напряженную борьбу с природой. Тело у него худощаво, жилисто,
без жировой подкладки; полные и тучные гиляки не встречаются. Очевидно, весь
жир расходуется на тепло, которого так много должно вырабатывать в себе тело
сахалинца, чтобы возмещать потери, вызываемые низкою температурой и
чрезмерною влажностью воздуха. Понятно, почему гиляк потребляет в пище так
много жиров. Он ест жирную тюленину, лососей, осетровый и китовый жир, мясо
с кровью, все это в большом количестве, в сыром, сухом и часто мерзлом виде,
и оттого, что он ест грубую пищу, места прикрепления жевательных мышц у него
необыкновенно развиты и все зубы сильно пообтерлись. Пища исключительно
животная, и редко, лишь когда случается обедать дома или на пирушке, к мясу
и рыбе прибавляются маньчжурский чеснок или ягоды. По свидетельству
Невельского, гиляки считают большим грехом земледелие: кто начнет рыть землю
или посадит что-нибудь, тот непременно умрет. Но хлеб, с которым их
познакомили русские, едят они с удовольствием, как лакомство, и теперь не
редкость встретить в Александровске или в Рыковском гиляка, несущего под
мышкой ковригу хлеба.
Одежда гиляка приспособлена к холодному, сырому и резко переменчивому
климату. В летнее время он бывает одет в рубаху из синей китайки или дабы и
в такие же штаны, а на плечи про запас, на всякий случай, накинут полушубок
или куртка из тюленьего или собачьего меха; ноги обуты в меховые сапоги.
Зимою же он носит меховые штаны. Даже самая теплая одежда скроена и сшита
так, чтобы не стеснять его ловких и быстрых движений на охоте и во время
езды на собаках. Иногда из франтовства он носит арестантский халат.
Крузенштерн 85 лет назад видел гиляка в пышном, шелковом платье, "со многими
истканными на нем цветами"; теперь же на Сахалине такого щеголя и с огнем не
сыщешь.
Что касается гиляцких юрт, то и тут на первом плане требования сырого и
холодного климата. Существуют летние и зимние юрты. Первые построены на
столбах, вторые представляют из себя землянки, со стенами из накатника,
имеющие форму четырехугольных усеченных пирамид; снаружи накатник посыпан
землей. Бошняк ночевал в юрте, которая состояла из ямы в 1? арш.
глубиной, вырытой в земле и покрытой тонкими бревнами наподобие кровли, и
все это было обвалено землей. Эти юрты сделаны из дешевого материала,
который всегда под руками, при нужде их не жалко бросить; в них тепло и
сухо, и во всяком случае они оставляют далеко за собой те сырые и холодные
шалаши из коры, в которых живут наши каторжники, когда работают на дорогах
или в поле. Летние юрты положительно следовало бы рекомендовать огородникам,
угольщикам, рыбакам и вообще всем тем каторжным и поселенцам, которые
работают вне тюрьмы и не дома.
Гиляки никогда не умываются, так что даже этнографы затрудняются
назвать настоящий цвет их лица; белья не моют, а меховая одежда их и обувь
имеют такой вид, точно они содраны только что с дохлой собаки. Сами гиляки
издают тяжелый, терпкий запах, а близость их жилищ узнается по противному,
иногда едва выносимому запаху вяленой рыбы и гниющих рыбных отбросов. Около
каждой юрты обыкновенно стоит сушильня, наполненная доверху распластанною
рыбой, которая издали, особенно когда она освещена солнцем, бывает похожа на
коралловые нити. Около этих сушилен Крузенштерн видел множество мелких
червей, которые на дюйм покрывали землю. Зимою юрта бывает полна едкого
дыма, идущего из очага, и к тому же еще гиляки, их жены и даже дети курят
табак. О болезненности и смертности гиляков ничего не известно, но надо
думать, что эта нездоровая гигиеническая обстановка не остается без дурного
влияния на их здоровье, Быть может, ей они обязаны своим малым ростом,
одутловатостью лица, некоторою вялостью и ленью своих движений; быть может,
ей отчасти следует приписать и то обстоятельство, что гиляки всегда
проявляли слабую стойкость перед эпидемиями. Известно, например, какие
опустошения производила на Сахалине оспа. На северной оконечности Сахалина,
между мысами Елизаветы и Марии, Крузенштерн встретил селение, состоявшее из
27 домов; П.П. Глен, участник знаменитой сибирской экспедиции, бывший здесь
в 1860 г., уже застал одни только следы селения, да и в других местах
острова, по его словам, ему встречались лишь следы прежнего белее густого
народонаселения. Гиляки говорили ему, что в течение последних 10 лет, то
есть после 1850 г., народонаселение Сахалина значительно уменьшилось
благодаря оспе. И едва ли те страшные оспенные эпидемии, которые в былые
годы опустошали Камчатку и Курильские острова, миновали Сахалин. Понятно,
что страшна не сама оспа, а слабая способность сопротивления, и если в
колонию будет завезен сыпной тиф или дифтерит и проникнет в гиляцкие юрты,
то получится тот же эффект, что и от оспы. Мне не приходилось слышать на
Сахалине ни про какие эпидемии; можно сказать, что за последние 20 лет их не
было тут вовсе, кроме, впрочем, эпидемического конъюнктивита, который
наблюдается и в настоящее время.
Ген. Кононович разрешил принимать больных инородцев в окружной лазарет
и содержать их тут на счет казны (приказ э 335-й 1890 г.). Прямых наблюдений
над болезненностью гиляков у нас нет, но о ней можно составить себе
некоторое понятие по наличности болезнетворных причин, как неопрятность,
неумеренное употребление алкоголя, давнее общение с китайцами и японцами
{9}, постоянная близость собак, травмы, и проч. и проч. Нет сомнения, что о
ни часто болеют и нуждаются в медицинской помощи, и если обстоятельства
позволят им воспользоваться разрешением лечиться, то местные врачи получат
возможность наблюдать их поближе. Медицина не в силах задержать рокового
вымирания, но, быть может, врачам удастся изучить условия, при которых наше
вмешательство в жизнь этого народа могло бы принести ему наименее вреда.
О характере гиляков авторы толкуют различно, но все сходятся в одном,
что это народ не воинственный, не любящий ссор и драк и мирно уживающийся со
своими соседями. К приезду новых людей они относились всегда подозрительно,
с опасением за свое будущее, но встречали их всякий раз любезно, без
малейшего протеста, и самое большее, если они при этом лгали, описывая
Сахалин в мрачных красках и думая этим отвадить иностранцев от острова. Со
спутниками Крузенштерна они обнимались, а когда заболел Л.И. Шренк, то весть
об этом быстро разнеслась среди гиляков и вызвала искреннюю печаль. Они лгут
только когда торгуют или беседуют с подозрительным и, по их мнению, опасным
человеком, но, прежде чем сказать ложь, переглядываются друг с другом -
чисто детская манера. Всякая ложь и хвастовство в обычной, не деловой сфере
им противны. Помнится, как-то в Рыковском два гиляка, которым показалось,
что я солгал им, убедили меня в этом. Дело было под вечер. Два гиляка - один
с бородкой, другой с пухлым бабьим лицом - лежали на траве перед избой
поселенца. Я проходил мимо. Они подозвали меня к себе и стали просить, чтобы
я пошел в избу и вынес оттуда их верхнее платье, которое они оставили у
поселенца утром; сами они не смели сделать этого. Я сказал, что я тоже не
имею права входить в чужую избу, когда нет хозяина. Помолчали.
- Ты политичка (то есть политический)? - спросил меня гиляк с бабьим
лицом.
- Нет.
- Значит, ты пиши-пиши (то есть писарь)? - спросил он, увидев в моих
руках бумагу.
- Да, я пишу.
- А сколько ты получаешь жалованья?
Я зарабатывал около трехсот рублей в месяц. Эту цифру я и назвал. Надо
было видеть, какое неприятное, даже болезненное впечатление произвел мой
ответ. Оба гиляка вдруг схватились за животы и, пригнувшись к земле, стали
покачиваться, точно от сильной боли в желудке. Лица их выражали отчаяние.
- Ах, зачем ты можешь так говорить? - услышал я. - Зачем ты так
нехорошо говорил? Ах, нехорошо так! Не надо так!
- Что же дурного я сказал? - спросил я.
- Бутаков, окружной начальник, большой человек, получает двести, а ты
никакой начальник, мало-мало пиши - тебе триста! Нехорошо говорил! Не надо
так!
Я стал объяснять им, что окружной начальник хотя и большой человек, но
сидит на одном месте и потому получает только двести, а я хотя только
пиши-пиши, но зато приехал издалека, сделал больше десяти тысяч верст,
расходов у меня больше, чем у Бутакова, потому и денег мне нужно больше. Это
успокоило гиляков. Они переглянулись, поговорили между собой по-гиляцки и
перестали мучиться. По их лицам видно было, что они уже верили мне.
- Правда, правда... - живо сказал гиляк с бородкой. - Хорошо. Ступай.
- Правда, - кивнул мне другой. - Иди.
Принятые на себя поручения гиляки исполняют аккуратно, и не было еще
случая, чтобы гиляк бросил на полдороге почту или растратил чужую вещь.
Поляков, которому приходилось иметь дело с гиляками-лодочниками, писал, что
они оказываются точными исполнителями принятого обязательства, чем
отличаются при доставке казенных грузов. Они бойки, смышлены, веселы,
развязны и не чувствуют никакого стеснения в обществе сильных и богатых.
Ничьей власти над собой не признают, и кажется, у них нет даже понятий
"старший" и "младший". В "Истории Сибири" И. Фишера говорится, что известный
Поярков приходил к гилякам, которые тогда "ни под какою чужою властью не
состояли". У них есть слово "джанчин", означающее превосходство, но так они
называют одинаково и генералов и богатых купцов, у которых много китайки и
табаку. Глядя у Невельского на портрет государя, они говорили, что это
должен быть физически сильный человек, который дает много табаку и китайки.
Начальник острова пользуется на Сахалине Огромною И даже страшною властью,
но однажды, когда я ехал с ним из Верхнего Армудана в Арково, встретившийся
гиляк не постеснялся крикнуть нам повелительно: "Стой!" - и потом
спрашивать, не встречалась ли нам по дороге его белая собака. У гиляков, как
говорят и пишут, не уважается также и семейное старшинство. Отец не думает,
что он старше своего сына, а сын не почитает отца и живет, как хочет;
старуха мать в юрте имеет не больше власти, чем девочка-подросток. Бошняк
пишет, что ему не раз случалось видеть, как сын колотит и выгоняет из дому
родную мать, и никто не смел сказать ему слова. Члены семьи мужского пола
равны между собой; если вы угощаете гиляков водкой, то должны подносить
также и самым маленьким. Члены же женского пола одинаково бесправны, будь то
бабка, мать или грудная девочка; они третируются, как домашние животные, как
вещь, которую можно выбросить вон, продать, толкнуть ногой, как собаку.
Собак гиляки все-таки ласкают, но женщин никогда. Брак считается пустым
делом, менее важным, чем, например, попойка, его не обставляют никакими
религиозными или суеверными обрядами. Копье, лодку или собаку гиляк
променивает на девушку, везет ее к себе в юрту и ложится с ней на медвежью
шкуру - вот и все. Многоженство допускается, но широкого развития оно не
получило, хотя женщин, по-видимому, больше, чем мужчин. Презрение к женщине,
как к низкому существу или вещи, доходит у гиляка до такой степени, что в
сфере женского вопроса он не считает предосудительным даже рабство в прямом
и грубом смысле этого слова. По свидетельству Шренка, гиляки часто привозят
с собой аинских женщин в качестве рабынь; очевидно, женщина составляет у них
такой же предмет торговли, как табак или даба. Шведский писатель Стриндберг,
известный женоненавистник, желающий, чтобы женщина была только рабыней и
служила прихотям мужчины, а сущности единомышленник гиляков {10}; если б ему
случилось приехать на Сев
<ерный>
Сахалин, то они долго бы его обнимали.
Ген. Кононович говорил мне, что он хочет обрусить сахалинских гиляков.
Не знаю, для чего это нужно. Впрочем, обрусение началось еще задолго до
приезда генерала. Началось оно с того, что у некоторых чиновников,
получающих даже очень маленькое жалованье, стали появляться дорогие лисьи и
собольи шубы, а в гиляцких юртах появилась русская водочная посуда {11};
затем гиляки были приглашены к участию в поимке беглых, причем за каждого
убитого или пойманного беглого положено было денежное вознаграждение. Ген.
Кононович приказал нанимать гиляков в надзиратели; в одном из его приказов
сказано, что это делается ввиду крайней необходимости в людях, хорошо
знакомых с местностью, и для облегчения сношений местного начальства с
инородцами; на словах же он сообщил мне, что это нововведение имеет целью
также и обрусение. Сначала были утверждены в звании тюремных надзирателей
гиляки Васька, Ибалка, Оркун и Павлинка (приказ э 308-й 1889 г.), затем
Ибалку и Оркуна уволили "за продолжительную неявку за получением
распоряжений" и утвердили Софронку (приказ э 426-й 1889 г.). Я видел этих
надзирателей; у них бляхи и револьверы. Из них особенно популярен и чаще
всех попадается на глаза гиляк Васька, ловкий, лукавый и пьяный человек.
Однажды, придя в лавку колонизационного фонда, я встретил там целую толпу
интеллигентов; у дверей стоял Васька; кто-то, указывая на полки с бутылками,
сказал, что если все это выпить, то можно быть пьяным, и Васька
подобострастно ухмыльнулся и весь засиял радостью подхалима. Незадолго до
моего приезда гиляк-надзиратель по долгу службы убил каторжного, местные
мудрецы решали вопрос о том, как он стрелял - спереди или сзади, то есть
отдавать гиляка под суд или нет.
Что близость к тюрьме не обрусит, а лишь вконец развратит гиляков,
доказывать не нужно. Они далеки еще до того, чтобы понять наши потребности,
и едва ли есть какая-нибудь возможность втолковать им, что каторжных ловят,
лишают свободы, ранят и иногда убивают не из прихоти, а в интересах
правосудия; они видят в этом лишь насилие, проявление зверства, а себя,
вероятно, считают наемными убийцами {12}. Если уж необходимо обрусить и
нельзя обойтись без этого, то, я думаю, при выборе средств для этого надо
брать в расчет прежде всего не наши, а их потребности. Вышеупомянутый приказ
о разрешении принимать инородцев в окружной лазарет, выдача пособий мукой и
крупой, как было в 1886 г., когда гиляки терпели почему-то голод, и приказ о
том, чтоб у них не отбирали имущества за долг, и прощение самого долга
(приказ 204-й 1890 г.), - подобные меры, быть может, скорее приведут к цели,
чем выдача блях и револьверов.
Кроме гиляков, в Сев. Сахалине проживают еще в небольшом числе ороки,
или орочи, тунгусского племени {13}. Но так как в колонии о них едва слышно
и в пределах их распространения нет еще русских селений, то я ограничусь
одним только упоминанием о них. 1 Между приказами ген. Кононовнча есть один, касающийся давно желанного
упразднения Дуэ и Воеводской тюрьмы: "Осмотрев Воеводскую тюрьму, я лично
убедился в том, что ни условия местности, в которой она находится, ни
значение содержащихся в ней преступников, большею частью долгосрочных или
заключенных за новые преступления, не могут оправдать того порядка надзора
или, лучше сказать, отсутствия всякого фактического наблюдения, в котором
эта тюрьма находится с самого ее основания. Положение дел в настоящее время
таково: тюрьма выстроена в узкой долине севернее поста Дуэ версты на
полторы, сообщение с постом существует только по берегу моря и прерывается
два раза в сутки приливами, сообщение горами летом затруднительно, зимою
невозможно; смотритель тюрьмы имеет пребывание в Дуэ, помощник его тоже;
местная команда, от которой содержится караул и высылается потребное число
конвоя для различных работ, по условию с обществом "Сахалин", расположена
также в упомянутом посту, а при тюрьме - никого, кроме нескольких
надзирателей и ежедневно приходящего на смену караула, который тоже остается
вне постоянного ближайшего наблюдения военного начальства. Не входя в разбор
обстоятельств, причиною которых было устройство тюрьмы в столь
несоответствующем месте и оставление ее вне всякой возможности
непосредственного надзора, я, впредь до испрошения разрешения вовсе
упразднить как Дуйскую, так равно и Воеводскую тюрьмы и перевести их в
другие местности. должен хотя отчасти исправить существующие недостатки" и
т. д. (приказ э348, 1888 г.).
2 См. Давыдова "Двукратное путешествие в Америку морских офицеров
Хвостова и Давыдова, писанное сим последним. С предуведомлением Шишкова,
1810 г.". В своем предисловии адм. Шишков говорит, что "Хвостов соединял в
душе своей две противности: кротость агнца и пылкость льва", Давыдов же, по
его словам, "нравом вспыльчивее и горячее Хвостова, но уступал ему в
твердости и мужестве". Кротость агнца, однако, не помешала Хвостову в 1806
г. уничтожить японские магазины и взять в плен четырех японцев в Южном
Сахалине на берегу Анивы, а в 1807 г. он вместе со своим другом Давыдовым
разгромил японские фактории на Курильских островах и еще раз поразбойничал
на Южном Сахалине. Эти храбрые офицеры воевали с Японией без ведома
правительства, в полной надежде на безнаказанность. Оба они кончили жизнь не
совсем обыкновенно: утонули в Неве, через которую торопились перейти в то
самое время, когда разводили мост. Их подвиги, наделавшие в свое время очень
много шуму, возбудили в обществе некоторый интерес к Сахалину, о нем
говорили, и, кто знает, быть может, уже тогда была предрешена участь этого
печального, пугавшего воображение, острова. В своем предуведомлении Шишков
высказывает мнение, ни на чем не основанное, будто русские в прошедшем
столетии хотели завладеть островом и будто основали там колонию.
3 Его сочинение называется "To-tats Ki Ко". Я, конечно, его не читал и
в данном случае пользуюсь цитатами Л.И. Шренка, автора книги "Об инородцах
Амурского края".
4 Гиляки в виде немногочисленного племени живут по обоим берегам Амура,
в нижнем его течении, начиная, примерно, с Софийска, затем по Лиману, по
смежному с ним побережью Охотского моря и в северной части Сахалина; в
продолжение всего того времени, за которое имеются исторические сведения об
этом народе, то есть за 200 лет, никаких сколько-нибудь значительных
изменений в положении их границ не произошло. Предполагают, что когда-то
родиной гиляков был один только Сахалин и что только впоследствии они
перешли оттуда на близлежащую часть материка, теснимые с юга айнами, которые
двигались из Японии, в свою очередь теснимые японцами.
5 На Сахалине есть должность: переводчик гилякского и аинского языков.
Так как этот переводчик ни одного слова не знает по-гиляцки и аински, а
гиляки и айны в большинстве понимают по-русски, то эта ненужная должность
может служить хорошим pendant'ом к вышеупомянутому смотрителю
несуществующего Ведерниковского Станка. Если бы, вместо переводчика,
значился по штату чиновник, научным образом знакомый с этнографией и
статистикой. то это было бы куда лучше.
6 Гиляки принадлежат не к монгольскому племени... - Гиляки, или нивхи,
- народность, с древних времен занимающая низовья Амура и остров Сахалин;
вероятно, нивхи - прямые потомки древнейшего неолитического населения
Дальнего Востока. (П. Еремин)
7 чистокровного (франц.).
8 К его превосходному сочинению "Инородцы Амурского края" приложены
этнографическая карта и две таблицы с рисунками Г. Дмитриева-Оренбургского;
на одной из таблиц изображены гиляки.
9 Наши приамурские инородцы и камчадалы получили сифилис от китайцев и
японцев, русские же тут ни при чем. Один китаец, купец, большой любитель
опия, говорил мне, что одна бабушка, то есть жена, живет у него в Чифу, а
другая бабушка, родом гилячка, - около Николаевска. При таких порядках
нетрудно перезаразить весь Амур и Сахалин.
10 Шведский писатель Стриндберг... единомышленник гиляков... -
Стриндберг Юхан Август (1849-1912) получил известность в России в конце 80-х
гг. как автор пьес "Отец", "Фрекен Юлия" и др. Противник женской
эмансипации. (П. Еремин)
11 Начальник Думского поста, майор Николаев, говорил одному
корреспонденту в 1866 г.:
- Летом я с ними дела не имею, а зимой зачастую скупаю у них меха, и
скупаю довольно выгодно; часто за бутылку водки или ковригу хлеба от них
можно достать пару отличных соболей.
Корреспондента изумило то большое количество мехов, какое он увидел у
майора (Лукашевич. Мои знакомцы в Дуэ, на Сахалине. - "Кронштадтский
вестник", 1868 г., ээ 47 и 49). Об этом легендарном майоре еще придется
говорить.
12 Суда у них нет, и они не знают, что значит правосудие. Как им трудно
понять нас, видно хотя бы из того, что они до сих пор еще не понимают вполне
назначения дорог. Даже там, где уже проведены дороги, они все еще
путешествуют по тайге. Часто приходится видеть, как они, их семьи и собаки
гусем пробираются по трясине около самой дороги.
13 ...в Сев. Сахалине проживают... сроки или орочи, тунгусского
племени... - Ороки - небольшие группы тунгусо-маньчжурских народностей,
родственных эвенам и эвенкам. (П. Еремин)
В ВАГОНЕ Разговорная перестрелка
-- Сосед, сигарочку не угодно ли?
-- Merci... Великолепная сигара! Почем такие за десяток?
-- Право, не знаю, но думаю, что из дорогих... га-ванна ведь! После
бутылочки Эль-де-Пердри, которую я только что выпил на вокзале, и после
анчоусов недурно выкурить такую сигару. Пфф!
-- Какая у вас массивная брелока!
... Читать дальше »
