Ст. 469 "Устава" дает право местному начальству без формального
полицейского исследования определять и приводить в исполнение наказания за
такие преступления и проступки ссыльных, за которые по общим уголовным
законам полагаются наказания, не превосходящие лишения всех особенных прав и
преимуществ с заключением в тюрьме. Вообще же маловажные дела на Сахалине
ведает формальная полицейская расправа, которая принадлежит здесь
полицейским управлениям. Несмотря на такую широкую компетенцию этого
местного суда, которому подсудны все маловажные дела, а также множество дел,
которые считаются маловажными только условно, население здешнее не знает
правосудия и живет без суда. Где чиновник имеет право по закону без суда и
расследования наказать розгами и посадить в тюрьму, и даже послать в рудник,
там существование суда имеет лишь формальное значение {8}.
Наказания за важные преступления определяются приморским окружным
судом, который решает дела по одним лишь бумагам, не допрашивая подсудимых и
свидетелей. Решение окружного суда всякий раз представляется на утверждение
начальника острова, который в случае несогласия с приговором разрешает дело
своею властью, причем о всяком изменении приговора доносит
правительствующему сенату. В случае если какое-нибудь преступление кажется
администрации из ряда вон выходящим, а наказание, следуемое за него по
"Уставу о ссыльных", недостаточно высоким, то она ходатайствует о предании
виновного военно-полевому суду.
Наказания, которые полагаются каторжным и поселенцам за преступления,
отличаются чрезмерною суровостью, и если наш "Устав о ссыльных" находится в
полном несоответствии с духом времени и законов, то это прежде всего заметно
в той его части, которая трактует о наказаниях. Наказания, унижающие
преступника, ожесточающие его и способствующие огрубению нравов и давно уже
признанные вредными для свободного населения, оставлены для поселенцев и
каторжных, как будто ссыльное население подвержено меньшей опасности
огрубеть, ожесточиться и окончательно потерять человеческое достоинство.
Розги, плети, прикование к тележке, - наказания, позорящие личность
преступника; причиняющие его телу боль и мучения, - применяются здесь
широко. Наказание плетями или розгами полагается за всякое преступление,
будь то уголовное или маловажное; применяется ли оно, как дополнительное, в
соединении с другими наказаниями или самостоятельно, оно все равно
составляет необходимое содержание всякого приговора.
Самое употребительное наказание - розги {9} Как показано в "Ведомости",
в Александровском округе в течение 1889 г. было наказано административным
порядком 282 каторжных и поселенцев: телесно, то есть розгами, 265 и иными
мерами 17. Значит, из 100 случаев в 94 администрация прибегает к розгам. На
самом деле далеко не все число наказанных телесно попадает в ведомость: в
ведомости Тымовского округа показано за 1889 г. только 57 каторжных,
наказанных розгами, а в Корсаковском только 3, между тем как в обоих округах
секут каждый день по нескольку человек, а в Корсаковском иногда по десятку.
Поводом к тому, чтобы дать человеку 30 или 100 розог, служит обыкновенно
всякая провинность: неисполнение дневного урока (например, если сапожник не
сшил положенных трех пар котов, то его секут), пьянство, грубость,
непослушание... Если не исполнили урока 20-30 рабочих, то секут всех 20-30.
Один чиновник говорил мне:
- Арестанты, особенно кандальные, любят подавать всякие вздорные
прошения. Когда я был назначен сюда и в первый раз обходил тюрьму, то мне
было подано до 50 прошений; я принял, но объявил просителям, что те из них,
прошения которых окажутся не заслуживающими внимания, будут наказаны. Только
два прошения оказались уважительными, остальные же - чепухой. Я велел высечь
48 человек. Затем в другой раз 25, потом все меньше и меньше, и теперь уже
просьб мне не подают. Я отучил их.
На юге у одного каторжного по доносу другого сделали обыск и нашли
дневник, который был принят за черновые корреспонденции; ему дали 50 розог и
15 дней продержали в темном карцере на хлебе и на воде. Смотритель
поселений, с ведома окружного начальника, подверг телесному наказанию почти
всю Лютогу. Вот как описывает это начальник острова: "Начальник
Корсаковского округа доложил мне, между прочим, о крайне серьезном случае
превышения власти, которое позволил себе (имярек) и которое состояло в
жестоком телесном наказании некоторых поселенцев и в мере, далеко
превышающей законом установленную норму. Случай этот, возмутительный сам по
себе, представляется мне еще более резким при разборе обстоятельств,
вызвавших это наказание правого и виноватого, не исключая даже беременной
женщины, без всякого рассмотрения дела, состоявшего в простой и
безрезультатной драке между ссыльнопоселенцами" (приказ э 258-й 1888г.).
Чаще всего провинившемуся дают 30 или 100 розог. Это зависит не от
вины, а от того, кто распорядился наказать его, начальник округа или
смотритель тюрьмы: первый имеет право дать до 100, а второй до 30. Один
смотритель тюрьмы всегда аккуратно давал по 30, когда же ему пришлось
однажды исполнять должность начальника округа, то свою обычную порцию он
сразу повысил до 100, точно эти сто розог были необходимым признаком его
новой власти; и он не изменял этому признаку до самого приезда начальника
округа, а потом опять, так же добросовестно и сразу, съехал на 30. Наказание
розгами от слишком частого употребления в высшей степени опошлилось на
Сахалине, так что уже не вызывает во многих ни отвращения, ни страха, и
говорят, что между арестантами уже немало таких, которые во время экзекуции
не чувствуют даже боли.
Плети применяются гораздо реже, только вследствие приговоров окружных
судов. Из отчета заведующего медицинскою частью видно, что в 1889 г. "для
определения способности перенести телесное наказание по приговорам судов"
было освидетельствовано врачами 67 человек. Это наказание из всех
употребляемых на Сахалине самое отвратительное по своей жестокости и
обстановке, и юристы Европейской России, приговаривающие бродяг и
рецидивистов к плетям, давно бы отказались от этого наказания, если б оно
исполнялось в их присутствии. От позорного, оскорбляющего чувство зрелища
они, однако, ограждены 478 ст. "Устава", по которой приговоры русских и
сибирских судов приводятся в исполнение на месте ссылки.
Как наказывают плетями, я видел в Дуэ. Бродяга Прохоров, он же
Мыльников, человек лет 35-40, бежал из Воеводской тюрьмы и, устроивши
небольшой плот, поплыл на нем к материку. На берегу, однако, заметили
вовремя и послали за ним вдогонку катер. Началось дело о побеге, заглянули в
статейный список и вдруг сделали открытие: этот Прохоров, он же Мыльников, в
прошлом году за убийство казака и двух внучек был приговорен хабаровским
окружным судом к 90 плетям и прикованию к тачке, наказание же это, по
недосмотру, еще не было приведено в исполнение. Если бы Прохоров не вздумал
бежать, то, быть может, так бы и не заметили ошибки и дело обошлось бы без
плетей и тачки, теперь же экзекуция была неизбежна. В назначенный день, 13
августа, утром, смотритель тюрьмы, врач и я подходили не спеша к канцелярии;
Прохоров, о приводе которого было сделано распоряжение еще накануне, сидел
на крыльце с надзирателями, не зная еще, что ожидает его. Увидав нас, он
встал и, вероятно, понял, в чем дело, так как сильно побледнел.
- В канцелярию! - приказал смотритель.
Вошли в канцелярию. Ввели Прохорова. Доктор, молодой немец, приказал
ему раздеться и выслушал сердце для того, чтоб определить, сколько ударов
может вынести этот арестант. Он решает этот вопрос в одну минуту и затем с
деловым видом садится писать акт осмотра.
- Ах, бедный! - говорит он жалобным тоном с сильным немецким акцентом,
макая перо в чернильницу. - Тебе, небось, тяжело в кандалах! А ты попроси
вот господина смотрителя, он велит снять.
Прохоров молчит: губы у него бледны и дрожат.
- Тебя ведь понапрасну, - не унимается доктор. - Все вы понапрасну. В
России такие подозрительные люди! Ах, бедный, бедный!
Акт готов; его приобщают к следственному делу о побеге. Затем наступает
молчание. Писарь пишет, доктор и смотритель пишут... Прохоров еще не знает
наверное, для чего его позвали сюда: только по одному побегу или же по
старому делу и побегу вместе? Неизвестность томит его.
- Что тебе снилось в эту ночь? - спрашивает наконец смотритель.
- Забыл, ваше высокоблагородие.
- Так вот слушай, - говорит смотритель, глядя в статейный список. -
Такого-то числа и года хабаровским окружным судом за убийство казака ты
приговорен к девяноста плетям... Так вот сегодня ты должен их принять.
И, похлопав арестанта ладонью по лбу, смотритель говорит наставительно:
- А все отчего? Оттого, что хочешь быть умнее себя, голова. Все
бегаете, думаете лучше будет, а выходит хуже.
Идем все в "помещение для надзирателей" - старое серое здание барачного
типа. Военный фельдшер, стоящий у входа, просит умоляющим голосом, точно
милостыни:
- Ваше высокоблагородие, позвольте посмотреть, как наказывают!
Посреди надзирательской стоит покатая скамья с отверстиями для
привязывания рук и ног. Палач Толстых, высокий, плотный человек, имеющий
сложение силача-акробата, без сюртука, в расстегнутой жилетке {10}, кивает
головой Прохорову; тот молча ложится. Толстых не спеша, тоже молча, спускает
ему штаны до колен и начинает медленно привязывать к скамье руки и ноги.
Смотритель равнодушно поглядывает в окно, доктор прохаживается. В руках у
него какие-то капли.
- Может, дать тебе стакан воды? - спрашивает он.
- Ради бога, ваше высокоблагородие.
Наконец Прохоров привязан. Палач берет плеть с тремя ременными хвостами
и не спеша расправляет ее.
- Поддержись! - говорит он негромко и, не размахиваясь, а как бы только
примериваясь, наносит первый удар.
- Ра-аз! - говорит надзиратель дьячковским голосом.
В первое мгновение Прохоров молчит и даже выражение лица у него не
меняется, но вот по телу пробегает судорога от боли и раздается не крик, а
визг.
- Два! - кричит надзиратель.
Палач стоит сбоку и бьет так, что плеть ложится поперек тела. После
каждых пяти ударов он медленно переходит на другую сторону и дает отдохнуть
полминуты. У Прохорова волосы прилипли ко лбу, шея надулась; уже после 5-10
ударов тело, покрытое рубцами еще от прежних плетей, побагровело, посинело;
кожица лопается на нем от каждого удара.
- Ваше высокоблагородие! - слышится сквозь визг и плач. - Ваше
высокоблагородие! Пощадите, ваше высокоблагородие!
И потом после 20-30 удара Прохоров причитывает, как пьяный или точно в
бреду:
- Я человек несчастный, я человек убитый... За что же это меня
наказывают?
Вот уже какое-то странное вытягивание шеи, звуки рвоты... Прохоров не
произносит ни одного слова, а только мычит и хрипит; кажется, что с начала
наказания прошла целая вечность, но надзиратель кричит только: "Сорок два!
Сорок три!" До девяноста далеко. Я выхожу наружу. Кругом на улице тихо, и
раздирающие звуки из надзирательской, мне кажется, проносятся по всему Дуэ.
Вот прошел мимо каторжный в вольном платье, мельком взглянул на
надзирательскую, и на лице его и даже в походке выразился ужас. Вхожу опять
в надзирательскую, потом опять выхожу, а надзиратель все еще считает.
Наконец девяносто. Прохорову быстро распутывают руки и ноги и помогают
ему подняться. Место, по которому били, сине-багрово от кровоподтеков и
кровоточит. Зубы стучат, лицо желтое, мокрое, глаза блуждают. Когда ему дают
капель, он судорожно кусает стакан... Помочили ему голову и повели в
околоток.
- Это за убийство, а за побег еще будет особо, - поясняют мне, когда мы
возвращаемся домой.
- Люблю смотреть, как их наказывают! - говорит радостно военный
фельдшер, очень довольный, что насытился отвратительным зрелищем. - Люблю!
Это такие негодяи, мерзавцы... вешать их!
От телесных наказаний грубеют и ожесточаются не одни только арестанты,
но и те, которые наказывают и присутствуют при наказании. Исключения не
составляют даже образованные люди. По крайней мере я не замечал, чтобы
чиновники с университетским образованием относились к экзекуциям иначе, чем
военные фельдшера или кончившие курс в юнкерских училищах и духовных
семинариях. Иные до такой степени привыкают к плетям и розгам и так грубеют,
что в конце концов даже начинают находить удовольствие в дранье. Про одного
смотрителя тюрьмы рассказывают, что, когда при нем секли, он насвистывал;
другой, старик, говорил арестанту с злорадством: "Что ты кричишь, господь с
тобой? Ничего, ничего, поддержись! Всыпь ему, всыпь! Жигани его!" Третий
велел привязывать арестанта к скамье за шею, чтобы тот хрипел, давал 5-10
ударов и уходил куда-нибудь на час-другой, потом возвращался и давал
остальные {11}.
В состав военно-полевого суда входят местные офицеры по назначению
начальника острова; военно-судное дело вместе с приговором суда посылается
на конфирмацию генерал-губернатору. В прежнее время приговоренные по два, по
три года томились в карцерах, ожидая конфирмации, теперь же судьба их
решается по телеграфу. Обычный приговор военно-полевого суда - смертная
казнь через повешение. Генерал-губернатор иногда смягчает приговор, заменяя
казнь ста плетями, прикованием к тачке и содержанием в разряде испытуемых
без срока. Если приговорен к казни убийца, то приговор смягчается очень
редко. "Убийц я вешаю", - сказал мне генерал-губернатор.
Накануне казни, вечером и ночью, приговоренного напутствует священник.
Напутствие заключается в исповеди и беседе. Один священник рассказывал мне:
"В начале моей деятельности, когда мне еще было 25 лет, пришлось мне
однажды напутствовать в Воеводской тюрьме двух приговоренных к повешению за
убийство поселенца из-за рубля сорока копеек. Вошел я к ним в карцер и
струсил с непривычки; велел не затворять за собой дверей и не уходить
часовому. А они мне:
- Не бойтесь, батюшка, мы вас не убьем. Садитесь.
Спрашиваю: где же сесть? Указывают на нары. Я сел на бочонок с водой,
потом, набравшись духу, сел на нары между обоими преступниками. Спросил,
какой губернии, то да се, потом стал напутствовать. Только во время исповеди
гляжу - проносят мимо окна столбы для виселицы и всякие эти принадлежности.
- Что это? - спрашивают арестанты.
- Это, говорю им, должно быть, у смотрителя строят что-нибудь.
- Нет, батюшка, это нас вешать. Вот что, батюшка, нельзя ли нам водочки
выпить?
- Не знаю, говорю, пойду спрошу.
Я пошел к полковнику Л. и сказал ему, что приговоренные хотят выпить.
Полковник дал мне бутылку и, чтобы разговоров не было, приказал разводящему
увести часового. Я достал рюмку у караульного и пошел в карцер к арестантам.
Налил рюмку.
- Нет, говорят, батюшка, выкушайте вы сначала, а то мы пить не станем.
Пришлось выпить рюмку. А закусить нечем.
- Ну, говорят, от водки мысли прояснились.
После этого продолжаю их напутствовать. Говорю с ними час-другой. Вдруг
команда:
- Выводить!
Потом, когда их повесили, я с непривычки долго боялся в темную комнату
входить".
Страх смерти и обстановка казни действуют на приговоренных угнетающим
образом. На Сахалине еще не было случая, чтобы преступник шел на казнь
бодро. У каторжного Черношея, убийцы лавочника Никитина, когда перед казнью
вели его из Александровска в Дуэ, сделались спазмы мочевого пузыря, и он то
и дело останавливался; его товарищ по преступлению Кинжалов стал
заговариваться. Перед казнью надевают саван, читают отходную. Когда казнили
убийц Никитина, то один из них не вынес отходной и упал в обморок. Самому
молодому из убийц, Пазухину, уже после того, как на него был надет саван и
прочли ему отходную, было объявлено, что он помилован; казнь ему была
заменена другим наказанием. Но сколько должен был пережить в короткое время
этот человек! Всю ночь разговор со священниками, торжественность исповеди,
под утро полстакана водки, команда "выводи", саван, отходная, потом радость
по случаю помилования и тотчас же после казни товарищей сто плетей, после
пятого удара обморок и в конце концов прикование к тачке.
В Корсаковском округе за убийство айно было приговорено к смертной
казни 11 человек. Всю ночь накануне казни чиновники и офицеры не спали,
ходили друг к другу, пили чай. Было общее томление, и никто не находил себе
места. Двое из приговоренных отравились борцом - большая неприятность для
военной команды, на ответственности которой находились приговоренные.
Начальник округа слышал ночью суматоху, и ему было доложено, что двое
отравились, но все же перед самою казнью, когда все собрались около виселиц,
должен был задать начальнику команды вопрос:
- Приговорено было к смертной казни одиннадцать, а тут я вижу только
девять. Где же остальные два?
Начальник команды, вместо того чтобы ответить ему так же официально,
забормотал нервно:
- Ну, повесьте меня самого. Повесьте меня...
Было раннее октябрьское утро, серое, холодное, темное. У приговоренных
от ужаса лица желтые и шевелятся волосы на голове. Чиновник читает приговор,
дрожит от волнения и заикается оттого, что плохо видит. Священник в черной
ризе дает всем девяти поцеловать крест и шепчет, обращаясь к начальнику
округа:
- Ради бога, отпустите, не могу...
Длинная процедура: нужно надеть на каждого саван, подвести к эшафоту.
Когда наконец повесили девять человек, то получилась в воздухе "целая
гирлянда", как выразился начальник округа, рассказывавший мне об этой казни.
Когда сняли казненных, то доктора нашли, что один из них еще жив. Эта
случайность имела особое значение: тюрьма, которой известны тайны всех
преступлений, совершаемых ее членами, в том числе палач и его помощники,
знали, что этот живой не виноват в том преступлении, за которое его вешали.
- Повесили в другой раз, - заключил свой рассказ начальник округа. -
Потом я не мог спать целый месяц. 1 Г-н Каморский, тюремный инспектор при здешнем генерал-губернаторе,
сказал мне: "Если в конце концов из 100 каторжных выходит 15-20 порядочных,
то этим мы обязаны не столько исправительным мерам, которые мы употребляем,
сколько нашим русским судам, присылающим на каторгу так много хорошего,
надежного элемента".
2 Естественное и непобедимое стремление к высшему благу - свободе -
здесь рассматривается как преступная наклонность, и побег наказывается
каторжными работами и плетями как тяжкое уголовное преступление; поселенец,
из самых чистых побуждений, Христа ради, приютивший на ночь беглого,
наказывается за это каторжными работами. Если поселенец ленится или ведет
нетрезвую жизнь, то начальник острова может сослать его в рудник на один
год. На Сахалине и долги считаются уголовным преступлением. В наказание за
долги поселенцев не перечисляют в крестьяне. Постановление полиции об отдаче
в работы поселенца, за леность и нерадение к устройству своего
домообзаводства и за умышленное уклонение от платежа состоящего за ним в
казну долга, сроком на один год, начальник острова утверждает с тем, чтобы
этот поселенец был отдан предварительно для заработков на пополнение долга в
работу в общество "Сахалин" (приказ э 45-й 1890 г.). Короче, ссыльному часто
полагаются каторжные работы и плети за проступки, которые при обыкновенных
условиях повлекли бы выговор, арест или тюремное заключение. С другой же
стороны, кражи, совершаемые так часто в тюрьмах и селениях, редко дают повод
к судебному разбирательству, и если судить по официальным цифрам, то можно
прийти к совершенно ложному выводу, что ссыльные относятся к чужой
собственности даже с большим уважением, чем свободные.
3 Мешки с мукой каторжные бросают в воду и достают их потом со дна,
вероятно, ночью. Помощник командира на одном пароходе говорил мне: "Не
успеешь оглянуться, как уже разокрали целое место. Например, когда
разгружают бочки с соленою рыбой, то каждый старается набить себе рыбой
карманы, рубаху, штаны... И влетает же им за это! Возьмешь рыбину за хвост -
и по морде, и по морде..."
4 Полицейское управление, впрочем, дало мне список, в котором было
только 30 проституток, свидетельствуемых еженедельно врачом.
5 Под судом и следствием за побег в 1889 г. находились 171 каторжный.
Дело о побеге некоего Колосовского начато в июле 1887 г. и остановилось
вследствие неявки к допросу свидетелей. Дела о побеге со взломом тюрьмы
начаты в сентябре 1883 г. и предложены г. прокурором на решение приморского
окружного суда в июне 1889 г. Дело Лесникова начато в марте 1885 г. и
кончено в феврале 1889 г., и т.д. Наибольшее число дел в 1889 г. дали побеги
- 70%, затем убийства и вообще прикосновенность к убийству - 14%. Если бы
можно было не считать побегов, то половина всех дел относилась бы к
убийствам. Убийство - одно из самых частых преступлений на Сахалине,
вероятно, потому, что половину ссыльных составляют осужденные за убийство.
Здешние убийцы совершают убийства с необыкновенной легкостью. Когда я был в
Рыковском, там на казенных огородах один каторжный хватил другого по шее
ножом для того, как объяснил он, чтобы не работать, так как подследственные
сидят в карцерах и ничего не делают. В Голом Мысу молодой столяр Плаксин
убил своего друга из-за нескольких серебряных монет. В 1885 г. беглые
каторжные напали на аинское селение и, по-видимому, только ради сильных
ощущений занялись истязанием мужчин и женщин, последних изнасиловали, - и в
заключение повесили детей на перекладинах. Большинство убийств поражают
своим бессмыслием и жестокостью. Дела об убийствах тянутся страшно долго.
Так, одно дело было начато в сентябре 1881 г., а кончено лишь в апреле 1888
г.; другое дело начато в апреле 1882 г., а кончено в августе 1889 г. Не
кончено даме еще только что рассказанное мною дело об убийстве аинских
семейств: "Дело об убийстве аинов решено военно-полевым судом, и 11 человек
обвиняемых ссыльнокаторжных казнены смертною казнью, о решении же
военно-полевого суда по отношению к остальным пяти подсудимым полицейскому
управлению неизвестно. Сделаны представления г. начальнику о. Сахалина
рапортами от 13 июня и 23 октября 1889 г.". Особенно долго тянутся дела о
"перемене имени и фамилии". Так, одно дело началось в марте 1880 г. и
продолжается до сих пор, так как еще не получены из якутского губернского
правления справки; другое дело начато в 1881 г, третье в 1882 г. Под судом и
следствием "за подделку и сбыт фальшивых кредитных билетов" - 8 каторжных.
Говорят, что фальшивые бумажки фабрикуются на самом Сахалине. Арестанты,
разгружая иностранные пароходы, покупают здесь у буфетчиков табак и водку и
платят обыкновенно фальшивыми бумажками. Тот еврей, у которого украли на
Сахалине 56 тысяч, был прислан за фальшивые бумажки; он уже отбыл сроки и
гуляет по Александровску в шляпе, пальто и с золотою цепочкой; с чиновниками
и надзирателями он всегда говорит вполголоса, полушепотом, и благодаря,
между прочим, доносу этого гнусного человека был арестован и закован в
кандалы многосемейный крестьянин, тоже еврей, который был осужден когда-то
военным судом "за бунт" в бессрочную каторгу, но на пути через Сибирь в его
статейном списке посредством подлога срок наказания был сокращен до 4 лет. В
"Ведомости о состоявших под следствием и судом в течение минувшего 1889 г.",
между прочим, названы дела "о краже из цейхгауза корсаковской местной
команды", обвиняемый находится под судом с 1884 г., но "сведений о времени
начатия и окончания следственного дела в делах бывшего начальника
Южно-Сахалинского округа не имеется, когда дело окончено производством -
неизвестно"; и дело это, по предписанию начальника острова, в 1889 г.
передано в окружной суд. И по смыслу выходит так, будто виновного будут
судить во второй раз.
6 По "Уставу о ссыльных", для взятия ссыльного под стражу начальство не
стесняется правилами, изложенными в законах судопроизводства; ссыльный может
быть задержан во всяком случае, коль скоро есть на него подозрение (ст.
484).
7 В прежнее время, случалось, дела таинственно исчезали или
прекращались вдруг "по загадочной причине" (см. "Владивосток", 1885 г., э
43). Между прочим, раз даже украли дело, решенное полевым судом. Г. Власов в
своем отчете упоминает о бессрочнокаторжном Айзике Шапире. Этот еврей жил в
Дуэ и торговал здесь водкой. В 1870 г. он обвинялся в растлении 5-летней
девочки, но дело, несмотря на существование поличного и улик, было затушено.
Следствие по этому делу производил офицер постовой команды, который заложил
тому же Шапире ружье и состоял у него в денежной зависимости; когда дело
было отобрано от офицера, то не оказалось документов, изобличавших Шапиру.
Последний пользовался в Дуэ большим почетом. Когда однажды начальник поста
спросил, где Шапира, то ему ответили: "Они пошли чай пить".
8 В селении Андрее-Ивановском в дождливую ночь у С. украли свинью.
Подозрение пало на 3., у которого панталоны были опачканы в свиной кал.
Сделали у него обыск, но свиньи не нашли; тем не менее все-таки сельское
общество приговорило отобрать свинью, принадлежащую его квартирохозяину А.,
который мог быть виновен в укрывательстве. Начальник округа утвердил этот
приговор, хотя находил его несправедливым. "Если мы не будем утверждать
сельские приговоры, - сказал он мне, - то Сахалин тогда совсем останется без
суда".
9 Туз на спине, бритье половины головы и оковы, служившие в прежнее
время для предупреждения побегов и для удобнейшего распознавания ссыльных,
утратили свое прежнее значение и сохраняются теперь лишь как позорящие
наказания. Туз, четырехугольный лоскут, до двух вершков во все стороны,
должен по "Уставу" быть отличного цвета от самой одежды; до последнего
времени он был желтым, но так как это цвет амурских и забайкальских казаков,
то бар. Корф приказал делать тузы из черного сукна. Но на Сахалине тузы
утратили всякое значение, так как к ним давно уже пригляделись и не замечают
их. То же самое можно сказать и о бритых головах. На Сахалине бреют головы
очень редко, только возвращенным с бегов, подследственным и прикованным к
тачкам, а в Корсаковском округе вовсе не бреют. По "Уставу о содержащихся
под стражей", вес кандалов должен быть от пяти до пяти с половиною фунтов.
Из женщин при мне была закована только одна Золотая Ручка, на которой были
ручные кандалы. Для испытуемых ношение оков обязательно, но "Устав"
разрешает снимать оковы, когда это необходимо для производства работ, а так
как почти на всякой работе кандалы служат помехой, то громадное большинство
каторжных освобождено от них. Даже далеко не все бессрочные закованы, хотя
по "Уставу" должны содержаться в ручных и ножных кандалах. Как ни легки
кандалы, но все же они до известной степени стесняют движение. К ним тоже
привыкают, хотя далеко не все. Мне случалось видеть арестантов, уже
немолодых, которые при посторонних прикрывали кандалы полами халатов; у меня
есть фотография, где изображена толпа дуйских и воеводских каторжных на
раскомандировке, и большинство закованных постаралось стать так, чтобы
кандалы на фотографии не вышли. Очевидно, как позорящее наказание, цепи во
многих случаях достигают цели, но то чувство унижения, которое они вызывают
в преступнике, едва ли имеет что-нибудь общего со стыдом.
10 Он был прислан на каторгу за то, что отрубил своей жене голову.
11 Ядринцев рассказывает про некоего Демидова, который, чтобы раскрыть
все подробности одного преступления, пытал через палача жену убийцы, которая
была женщина свободная, пришедшая в Сибирь с мужем добровольно и,
следовательно, избавленная от телесного наказания; потом он пытал 11-летнюю
дочь убийцы; девочку держали на воздухе, и палач сек ее розгой с головы до
пят; ребенку даже было дано несколько ударов плетью, и когда она попросила
пить, ей подали соленого омуля. Плетей дано было бы и больше, если бы сам
палач не отказался продолжать бить. "И между тем, - говорит Ядринцев, -
жестокость Демидова есть естественное последствие того воспитания, которое
он должен был получить, долго управляя ссыльною массой" ("Положение ссыльных
в Сибири". - "Вестник Европы", 1875 г., кн. XI и XII). Власов рассказывает в
своем отчете про поручика Евфонова, слабость которого, "с одной стороны,
привела к тому, что казарма, в которой жили каторжные, обратилась в кабак с
карточною игрой и вертеп преступлений разного рода, а с другой - порывистая
его жестокость вызвала ожесточение со стороны каторжных. Один из
преступников, желая избавиться от неумеренного количества розог, убил
надзирателя перед наказанием".
Теперешний начальник острова ген. Кононович всегда против телесных
наказаний. Когда ему представляют на утверждение приговоры полицейских
управлений и хабаровского суда, то он обыкновенно пишет: "Утверждаю, кроме
телесного наказания". К сожалению, за недосугом, он очень редко бывает в
тюрьмах и не знает, как часто у него на острове, даже в 200-300 шагах от его
квартиры, секут людей розгами, и о числе наказанных судит только по
ведомостям. Однажды, когда я сидел у него в гостиной, он в присутствии
некоторых чиновников и одного приезжего горного инженера сказал мне:
- У нас, на Сахалине, прибегают к телесным наказаниям чрезвычайно
редко, почти никогда.
В ВАГОНЕ Разговорная перестрелка
-- Сосед, сигарочку не угодно ли?
-- Merci... Великолепная сигара! Почем такие за десяток?
-- Право, не знаю, но думаю, что из дорогих... га-ванна ведь! После
бутылочки Эль-де-Пердри, которую я только что выпил на вокзале, и после
анчоусов недурно выкурить такую сигару. Пфф!
-- Какая у вас массивная брелока!
... Читать дальше »
Несколько очень напряженных недель. Мы работаем день и ночь и очень торопимся. Поэтому я молчал все это время, Лори, просто не успевал делать записи. Теперь постараюсь ввести тебя в курс дела. Приготовься к длинному
и скучному монологу.
Самое главное - теперь мы со всеми ключицами, коленными чашечками, душами, потрохами и прочими пустяками полностью посвятили себя осуществлению моего бредового проекта.
К жизни такой мы пришли шаг за ...Читать дальше »
