Главная » 2022 » Июнь » 20 » По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 010
23:32
По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 010

***

===


ОТДЕЛ ШЕСТОЙ:

     МЫ, УЧЁНЫЕ
     204
     Рискуя, что  и здесь морализирование окажется тем, чем оно было всегда,
-  именно  безбоязненным montrer  ses plaies,  по  выражению  Бальзака,  - я
отваживаюсь выступить противником  того неподобающего  и  вредного  смещения
рангов, которое  нынче грозит произойти между наукой и философией совершенно
незаметно и  как бы со  спокойной совестью. Полагаю,  что нужно иметь  право
высказывать  свое мнение о таких  высших вопросах ранга  на основании своего
опыта  - а опыт, как мне кажется, значит  всегда скверный  опыт?  - чтобы не
говорить, как  слепые о цветах  или как женщины и художники  говорят  против
науки ("ах, эта скверная наука! - вздыхают они, покорные своему  инстинкту и
стыдливости, - она всегда  разоблачает!"  - ).  Провозглашение независимости
человека  науки,  его  эмансипация от философии  есть одно  из более  тонких
следствий  демократического   строя  и   неустройства;  самопрославление   и
самопревозношение ученого находится нынче всюду  в периоде полного весеннего
расцвета,  - однако  это еще  не  значит, что самовосхваление  в этом случае
смердит приятно. "Долой  всех господ!" -  вот  чего  хочет и  здесь инстинкт
черни; и после того как наука с блестящим успехом  отделалась от теологии, у
которой она слишком долго была "служанкой", она стремится в своей чрезмерной
заносчивости  и  безрассудстве  предписывать  законы  философии  и  со своей
стороны разыгрывать "господина",  - что  говорю  я! - философа. Моя память -
память человека науки, с позволения  сказать! - изобилует наивными выходками
высокомерия  со  стороны  молодых  естествоиспытателей  и старых  врачей  по
отношению к  философии и философам  (не  говоря  уже  об  образованнейших  и
спесивейших из  всех ученых, о филологах и педагогах, являющихся таковыми по
призванию  - ). То это был специалист и поденщик, инстинктивно оборонявшийся
вообще от всяких синтетических задач  и способностей; то прилежный работник,
почуявший запах otium и аристократической роскоши в душевном мире философа и
почувствовавший себя при  этом  обиженным и униженным. То это был дальтонизм
утилитариста,  не  видящего  в философии  ничего,  кроме ряда  опровергнутых
систем и расточительной роскоши, которая никому "не  приносит пользы". То на
сцену выступал страх перед замаскированной мистикой и урегулированием границ
познавания; то пренебрежение  отдельными философами, невольно обобщившееся в
пренебрежение  философией.  Чаще же  всего  я находил  у  молодых ученых  за
высокомерным неуважением к философии дурное влияние  какого-нибудь философа,
которого  они хотя в общем и не признавали, но тем  не менее подчинялись его
презрительным  оценкам  других  философов,  следствием  чего  явилось  общее
отрицательное отношение ко всей философии. (Таковым кажется  мне,  например,
влияние Шопенгауэра  на современную Германию:  проявлением своей  неразумной
ярости по  отношению к  Гегелю  он довел дело  до  того,  что  все последнее
поколение немцев порвало связь с немецкой культурой, которая была вершиной и
провидческой тонкостью  исторического чувства; но  именно в этом  случае сам
Шопенгауэр оказался  до гениальности бедным, невосприимчивым, не  немецким.)
Говоря   же   вообще,  быть  может,  прежде   всего   человеческое,  слишком
человеческое,   короче  -  духовная   убогость  самих   новейших   философов
радикальнейшим образом  подорвала  уважение  к философии и  раскрыла  ворота
плебейскому инстинкту.  Сознаемся-ка себе, до какой  степени далек от нашего
современного  мира весь род Гераклитов, Платонов, Эмпедоклов - и как там еще
ни назывались все эти царственные, великолепные отшельники мысли; сознаемся,
что перед лицом таких представителей философии, которые нынче благодаря моде
так  же быстро всплывают  наружу,  как  и проваливаются, - как,  например, в
Германии оба берлинских льва, анархист Евгений  Дюринг  и амальгамист Эдуард
фон Гартман, - бравый человек науки  с полным правом может  чувствовать себя
существом лучшего рода и происхождения. В особенности  же  способен заронить
недоверие  в душу молодого,  честолюбивого ученого  вид тех философов всякой
всячины,   которые   называют   себя   "философами   действительности"   или
"позитивистами": ведь в лучшем случае  сами они ученые  и специалисты -  это
ясно как  день!  -  ведь все они суть побежденные и вновь покоренные  наукой
люди,  которые  некогда захотели  от себя  большего,  не имея права  на  это
"большее",  не   имея  права  на  ответственность,  -  и  которые  теперь  с
достоинством, но  питая чувство злобы и мести, являют словом и делом неверие
в царственную задачу и царственное значение философии. В конце  концов,  как
же и могло быть иначе! Наука процветает  нынче и кажется  с виду чрезвычайно
добросовестной,  между  тем  как то,  до  чего  постепенно  принизилась  вся
новейшая  философия, этот остаток философии наших дней, возбуждает недоверие
и уныние, если не насмешку и сострадание. Философия, сокращенная  до "теории
познания",  фактически являющаяся  не  более  как  боязливой  эпохистикой  и
учением о воздержании;  философия, которая вовсе не переступает  порога и  с
мучениями отказывает себе  в праве  на вход,  -  это философия при последнем
издыхании,  некий  конец, некая агония, нечто возбуждающее сострадание.  Как
могла бы такая философия - господствовать!
     205
     Опасности,   грозящие   нынче   развитию   философа,   поистине   столь
многообразны, что, пожалуй, впору усомниться,  может ли еще вообще созревать
этот плод. Объем и столпотворение башни наук выросли до чудовищных размеров,
а  вместе с  тем и  вероятность, что философ устанет уже  быть учащимся  или
остановится где-нибудь и "специализируется", так что  ему  уже  будет  не по
силам  подняться на свою высоту,  откуда  он сможет обозревать, осматривать,
смотреть  сверху вниз. Или он достигнет ее слишком поздно, когда  уже минует
его  лучшая  пора и  ослабеют  его силы;  или  он достигнет  ее испорченным,
огрубевшим, выродившимся, так что его  взгляд, его общее суждение о ценности
вещей будут  иметь  уже мало  значения. Быть может,  именно утонченность его
интеллектуальной совести заставляет его медлить по пути и мешкать; он боится
соблазна стать дилетантом, сороконожкой  и  насекомым с  тысячью щупалец, он
слишком хорошо знает, что человек, потерявший уважение к самому себе, уже не
повелевает и как познающий уже не ведет  за собою,  - разве  что если  бы он
захотел стать  великим актером,  философским  Калиостро  и крысоловом духов,
словом, соблазнителем.  Это было  бы в конце  концов вопросом вкуса, если бы
даже  и не было  вопросом совести. Трудности, выпадающие на  долю  философа,
усугубляет  еще  то  обстоятельство,   что  он  требует  от  себя  суждения,
утвердительного  или отрицательного, не о науках, а  о  жизни и  о  ценности
жизни,  - что ему нелегко дается вера в  свое право или даже  обязанность на
такое   суждение,  и   только  на  основании   многочисленных,  быть  может,
тревожнейших,  сокрушительнейших  переживаний,  часто   медля,   сомневаясь,
безмолвствуя,  он должен  искать своего  пути к этому праву и к этой вере. В
самом  деле, толпа долгое время не  узнавала  философа  и смешивала его то с
человеком   науки   и   идеальным  ученым,   то  с  религиозно-вдохновенным,
умертвившим в  себе все плотское, "отрекшимся от мира" фанатиком и пьянчугой
(Trunkenbold)  Божьим;  и  если  даже  в  наши  дни доведется  услышать, что
кого-нибудь  хвалят за то,  что он  живет "мудро" или "как  философ", то это
означает не более как "умно и в стороне". Мудрость: это кажется черни чем-то
вроде  бегства,  средством и  искусством выходить  сухим  из воды; но  истый
философ  - так  кажется нам,  друзья мои?  - живет "не по-философски" и  "не
мудро", прежде всего не умно, и чувствует  бремя и  обязанность подвергаться
многим испытаниям и искушениям жизни:  он постоянно  рискует собою, он ведет
скверную игру...
     206
     По  сравнению  с  гением, т. е.  с  существом,  которое производит  или
рождает, беря оба слова  в самом обширном смысле,  - ученый, средний человек
науки  всегда  имеет  сходство  со  старой девой: ибо ему, как и  последней,
незнакомы два  самых ценных отправления человека. В  самом деле, их обоих, и
ученых и старых  дев, как бы  в возмещение признают достойными уважения  - в
этих случаях  подчеркивают  то,  что  они  достойны  уважения, -  и к  этому
вынужденному  признанию присоединяется в равной  степени досада.  Рассмотрим
подробнее: что такое  человек  науки?  Прежде  всего  это человек  незнатной
породы,  с  добродетелями незнатной, т.  е.  негосподствующей, не обладающей
авторитетом,  а  также лишенной самодовольства  породы людей: он трудолюбив,
умеет терпеливо стоять в  строю, его способности и потребности равномерны  и
умеренны, у  него  есть инстинкт чуять себе подобных и  то, что потребно ему
подобным,  - например, та частица независимости и клочок  зеленого пастбища,
без  которых  не  может быть  спокойной  работы,  то притязание  на почет  и
признание  (которое  предполагает  прежде всего и главным  образом,  что его
можно  узнать, что  он  заметен - ), тот ореол доброго имени, то  постоянное
скрепление   печатью  своей  ценности   и  полезности,  которому  непрерывно
приходится  побеждать  внутреннее  недоверие,  составляющее  коренную  черту
зависимого  человека  и  стадного  животного.  Ученому,   как  и   подобает,
свойственны  также болезни и  дурные  привычки  незнатной  породы:  он богат
мелкой завистью и  обладает  рысьими  глазами  для  низменных  качеств таких
натур, до  высоты которых  не  может подняться.  Он  доверчив, но  лишь  как
человек, который позволяет  себе идти,  а  не  стремиться;  и как  раз перед
человеком  великих стремлений он становится еще холоднее  и замкнутее, - его
взор уподобляется тогда строптивому гладкому озеру, которого уже не рябит ни
восхищение,  ни  сочувствие.  Причиной самого  дурного  и опасного,  на  что
способен  ученый,   является  инстинкт  посредственности,  свойственный  его
породе:  тот  иезуитизм посредственности, который инстинктивно работает  над
уничтожением необыкновенного человека и старается сломать или - еще лучше! -
ослабить каждый натянутый  лук. Именно ослабить - осмотрительно,  осторожной
рукой,  конечно,  -  ослабить  с  доверчивым   состраданием:  это  подлинное
искусство иезуитизма,  который  всегда  умел рекомендовать себя  в  качестве
религии сострадания. -
     207
     Какую бы благодарность ни  возбуждал в  нас  всегда объективный ум, - а
кому  же не надоело  уже до смерти все  субъективное с его проклятым крайним
солипсилюбием (Ipsissimositat)! - однако в конце концов нужно научиться быть
осторожным  в  своей  благодарности  и  воздерживаться  от преувеличений,  с
которыми нынче  прославляют отречение от своего  Я  и духовное  обезличение,
видя в  этом как бы цель саму по себе, как бы освобождение и просветление, -
что именно и происходит обыкновенно среди пессимистической школы, имеющей со
своей   стороны   веские   причины  для   преклонения  перед   "бескорыстным
познаванием".  Объективный человек, который уже  не  проклинает и не бранит,
подобно   пессимисту,   идеальный  ученый,   в  котором   научный   инстинкт
распускается и  достигает  полного расцвета  после  тысячекратных  неудач  и
полунеудач, без сомнения, представляет собою одно из драгоценнейших  орудий,
какие только есть, - но его место  в  руках более могущественного. Он только
орудие, скажем: он зеркало,  - он вовсе не "самоцель". Объективный человек в
самом  деле  представляет  собою  зеркало: привыкший подчиняться  всему, что
требует  познавания,  не  знающий  иной   радости,  кроме  той,  какую  дает
познавание, "отражение",  -  он ждет,  пока  не придет нечто, и  тогда нежно
простирается так, чтобы на его  поверхности и оболочке не пропали даже следы
скользящих  легкими стопами  призраков.  Все,  что  еще остается  в  нем  от
"личности", кажется ему случайным, часто произвольным, еще чаще беспокойным:
до  такой степени  сделался  он  в  своих  собственных глазах  приемником  и
отражателем чуждых ему образов и событий. Воспоминания о "себе" даются ему с
напряжением,  они часто неверны;  он  легко  смешивает  себя с  другими,  он
ошибается в том, что касается его собственных потребностей,  и единственно в
этом случае  бывает непроницательным  и нерадивым. Быть может, его  удручает
нездоровье или мелочность и домашняя  атмосфера, созданная женой и друзьями,
или недостаток товарищей и общества, - и вот он принуждает себя поразмыслить
о том, что тяготит его,  - но тщетно! Его мысль уже уносится  прочь, к более
общему случаю, и завтра он будет столь же мало  знать, что может помочь ему,
как мало знал это вчера. Он потерял способность серьезно относиться к  себе,
а также досуг, чтобы заниматься собой: он весел не от отсутствия нужды, а от
отсутствия пальцев,  которыми он мог бы  ощупать свою нужду.  Привычка  идти
навстречу  каждой  вещи и  каждому  событию  в  жизни;  лучезарное,  наивное
гостеприимство, с которым он встречает всё, с чем сталкивается; свойственное
ему неразборчивое благожелательство, опасная беззаботность относительно Да и
Нет: ах, есть достаточно случаев, когда ему  приходится раскаиваться в  этих
своих добродетелях!  - и, как человек вообще, он  слишком  легко  становится
caput mortuum этих добродетелей. Если от него требуется  любовь и ненависть,
как понимают их Бог, женщина и животное, - он  сделает что может  и даст что
может.  Но нечего  удивляться, если это будет немного, - если именно в  этом
случае  он  выкажет себя  поддельным,  хрупким, сомнительным и дряблым.  Его
любовь деланная,  его ненависть искусственна  и скорее  похожа на un tour de
force, на мелкое тщеславие и  аффектацию. Он является неподдельным лишь там,
где может быть  объективным:  лишь  в  своем безмятежном  тотализме  он  еще
представляет собою "натуру", еще "натурален". Его отражающая, как зеркало, и
вечно полирующаяся душа  уже  не может ни  утверждать,  ни отрицать;  он  не
повелевает; он также и не разрушает. "Je ne meprise presque rien", - говорит
он  вместе с Лейбницем, и не  следует пропускать мимо ушей  этого presque  и
придавать ему ничтожное значение! Он также не может служить образцом;  он не
идет  ни впереди  других, ни за другими; он вообще становится слишком далеко
от  всего, чтобы  иметь  причину брать  сторону  добра или зла. Если его так
долго смешивали  с философом, с этим цезаристским насадителем  и насильником
культуры, то  ему оказывали слишком много  чести  и проглядели  в  нем самое
существенное - он  орудие, некое подобие раба, хотя, без сомнения, наивысший
вид  раба, сам же  по себе - ничто  - presque rien! Объективный человек есть
орудие;  это  дорогой, легко  портящийся и тускнеющий  измерительный прибор,
художественной работы зеркало,  которое надо беречь и ценить;  но он не есть
цель, выход и восход, он не дополняет других людей, он не человек, в котором
получает оправдание все  остальное бытие, он не заключение,  еще того  менее
начало, зачатие и первопричина; он не представляет собою чего-либо крепкого,
мощного,  самостоятельного,  что хочет  господствовать: скорее  это  нежная,
выдутая, тонкая,  гибкая, литейная форма,  которая должна ждать  какого-либо
содержания и объема, чтобы "принять вид" сообразно с ними, - обыкновенно это
человек  без  содержания  и  объема, "безличный" человек. Следовательно,  не
представляющий интереса и для женщин, in parenthesi. -
     208
     Если нынче какой-нибудь философ дает  понять,  что  он не  скептик, - я
надеюсь, это понятно  из только  что приведенного  изображения  объективного
ума? -  то это никому  не  нравится; на  него начинают смотреть  с некоторым
страхом, людям хотелось  бы  о стольком  спрашивать,  спрашивать...  и среди
трусливых подслушивателей, каких теперь множество, он  слывет с этих пор  за
опасного. Им чудится, при его отказе от скептицизма,  точно издали доносится
какой-то зловещий, угрожающий шум, словно где-то испытывают новое взрывчатое
вещество, некий  духовный динамит, быть может, новооткрытый русский нигилин,
пессимизм bonae  voluntates, который не только говорит  Нет, хочет Нет, но -
страшно  подумать!  - делает Нет. Против этого рода  "доброй  воли" - воли к
истинному,  действенному отрицанию  жизни - как признано,  нынче нет лучшего
усыпительного и  успокоительного средства, чем  скепсис,  мягкий,  приятный,
убаюкивающий мак-скепсис; и самого Гамлета современные врачи предпишут нынче
как средство против "ума" и его  подземного буйства. "Разве не полны уже все
уши зловещим шумом? - говорит  скептик в качестве любителя покоя и почти что
полицейского охранника. - Это подземное Нет ужасно! Замолчите же наконец вы,
пессимистические  кроты!" Скептик, это  нежное  создание,  пугается  слишком
легко;  его совесть так вышколена, что  вздрагивает от всякого Нет и даже от
всякого  решительного, твердого  Да, причем  она как бы ощущает  впечатление
укуса. Да! и Нет!  - это противоречит его нравственности; он любит обратное,
-   доставлять  удовольствие  своей  добродетели  благородным  воздержанием,
говоря,  например, вместе с Монтенем: "что я знаю?". Или вместе с  Сократом:
"я знаю, что  ничего не  знаю". Или:  "здесь  я не  доверяю себе,  здесь нет
передо мной  открытой двери". Или: "положим, что  она была бы открыта, зачем
же входить  тотчас?"  Или: "к  чему годны  все скороспелые  гипотезы?  Очень
вероятно, что не строить никаких гипотез значит иметь хороший вкус. Разве вы
должны   непременно   сейчас   же   выпрямлять  нечто   кривое?   Непременно
законопачивать какой-нибудь  паклей всякую  дыру? Разве на это  нет времени?
Разве  у времени  нет времени? Ах вы, пострелята, разве вы совсем не  можете
ждать? И неизвестное  имеет свою прелесть,  и Сфинкс в то же время Цирцея, и
Цирцея была  тоже философом".  - Так  утешает  себя  скептик; и  правда,  он
нуждается  в  некотором  утешении.  Скепсис и  есть наидуховнейшее выражение
известного многообразного физиологического  свойства, которое называется  на
обыкновенном языке слабостью нервов  и  болезненностью; оно возникает всякий
раз,  когда расы и сословия, долгое время разлученные, начинают решительно и
внезапно скрещиваться.  Новое поколение, как бы унаследовавшее в своей крови
различные  меры  и  ценности,  олицетворяет  собой   беспокойство,  тревогу,
сомнение,  попытку;   лучшие  силы  действуют  в  нем,   как  тормоза,  даже
добродетели взаимно не дают друг другу вырасти и окрепнуть, в душе и теле не
хватает равновесия, тяжеловесности,  перпендикулярной устойчивости. Но что в
этих полукровках сильнее всего болеет  и  вырождается, так это воля: они уже
совершенно не знают независимости  в решении, радостного чувства мужества  в
хотении,  они  сомневаются  в "свободе  воли"  даже  в  своих  грезах.  Наша
современная Европа, представляющая собою арену бессмысленно внезапных опытов
радикального  смешения сословий и, следовательно, рас, скептична  поэтому на
всех  высотах и глубинах, то тем непоседливым скепсисом, который нетерпеливо
и  похотливо  перескакивает  с  ветки  на  ветку,  то  мрачным,  как   туча,
обремененная  вопросительными знаками, -  и  часто  ей  до смерти  надоедает
собственная воля! Паралич воли: где только ни встретишь теперь этого калеку!
И  часто еще какого  разряженного!  Как обольстительно  разодетого! Для этой
болезни  есть  роскошнейшие одежды,  сотканные  из  лжи  и  блеска;  и  что,
например,   большая  часть  выставляемого   нынче  напоказ   под   названием
"объективности",  "научности",  "l'art  pour  l'art",  "чистого  безвольного
познавания" есть лишь разряженный скепсис и паралич воли, - за такой диагноз
европейской  болезни  я  поручусь. -  Болезнь  воли распространена  в Европе
неравномерно: сильнее  и разнообразнее всего она  проявляется там,  где  уже
давно привилась  культура,  и исчезает в  той мере,  в  какой  "варвар"  под
болтающейся  на  нем  одеждой  западного  образования  еще  -  или  вновь  -
предъявляет  свои  права.  Поэтому  в нынешней  Франции,  как  это  ясно  до
очевидности,   воля  немощна  более  всего;  и  Франция,  всегда  обладавшая
мастерским умением  превращать даже самые роковые свои  умственные течения в
нечто привлекательное  и  соблазнительное, выставляет нынче,  как  настоящая
школа  и выставка  всех  чар  скепсиса,  свое культурное  превосходство  над
Европой. Способность  хотения,  и  именно  хотения всею волею, уже несколько
сильнее в  Германии,  и  опять-таки в  северной Германии  сильнее,  нежели в
средней; значительно сильнее она в Англии, Испании и на Корсике, там в связи
с флегматичностью, здесь  с твердостью черепов, - не  говоря  уже об Италии,
которая слишком  молода, чтобы знать,  чего ей хочется, и которая сперва еще
должна доказать, может ли она хотеть;  но величайшей и удивительнейшей  силы
достигает она в  том огромном срединном  государстве, где как бы  начинается
отлив Европы в Азию, - в России. Там сила воли откладывается и накопляется с
давних  пор, там воля  - и  неизвестно, воля  отрицания  или  утверждения, -
грозно  ждет  того,  чтобы,  по  излюбленному  выражению  нынешних  физиков,
освободиться. И не только  индийские войны  и  осложнения  в Азии нужны  для
того, чтобы Европа  освободилась от  своей величайшей  опасности,  нет,  для
этого необходимы внутренние перевороты,  раздробление  государства на мелкие
части и  прежде всего  введение  парламентского  тупоумия с присовокуплением
сюда обязательства для каждого читать за завтраком свою газету. Я говорю так
не потому, что желаю этого: мне  было бы больше по сердцу противоположное, -
подразумеваю под этим такое  усиление грозности России, которое заставило бы
Европу  решиться  стать в  равной степени  грозной,  т. е. посредством новой
господствующей  над  ней касты  приобрести  единую  волю,  долгую,  страшную
собственную  волю,  которая могла  бы  назначить  себе цели  на  тысячелетия
вперед, - чтобы наконец окончилась затяжная комедия ее маленьких государств,
а также ее династическое и демократическое многоволие. Время мелкой политики
прошло: уже  грядущее столетие  несет с собою борьбу за господство над  всем
земным шаром, - понуждение к великой политике.

   Читать  дальше  ...   

***

***

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 001

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 002

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 003 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 004 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 005 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 006 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 007

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 008 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 009 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 010

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 011

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 012

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 013 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 014

 По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 015 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 016 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 017 

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 018

По ту сторону добра и зла. Фридрих Ницше. 019 

***

***

Источник :  http://lib.ru/NICSHE/dobro_i_zlo.txt

***

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

 

По ту сторону добра и зла Фридрих Ницше 
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/quote/220097-po-tu-storonu-dobra-i-zla-fridrih-nitsshe  

***

«По ту сторону добра и зла»

Основная статьяПо ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего

Логотип Википедии

В Википедии есть статья

По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего

В переводе Н. Полилова.

--- 

  •  

Общепринятые книги — всегда зловонные книги: запах маленьких людей пристаёт к ним. Там, где толпа ест и пьёт, даже где она поклоняется, — там обыкновенно воняет. Не нужно ходить в церкви, если хочешь дышать чистым воздухом.

 

Allerwelts-Bücher sind immer übelriechende Bücher: der Kleine-Leute-Geruch klebt daran. Wo das Volk isst und trinkt, selbst wo es verehrt, da pflegt es zu stinken. Man soll nicht in Kirchen gehn, wenn man reine Luft athmen will.

--- 

  •  

Не самые дурные те вещи, которых мы больше всего стыдимся: не одно только коварство скрывается под маской — в хитрости бывает так много доброты.

--- 

  •  

Всякий глубокий ум нуждается в маске, — более того, вокруг всякого глубокого ума постепенно вырастает маска, благодаря всегда фальшивому, именно, плоскому толкованию каждого его слова, каждого шага, каждого подаваемого им признака жизни.

--- 

  •  

Христианская вера есть с самого начала жертвоприношение: принесение в жертву всей свободы, всей гордости, всей самоуверенности духа и в то же время отдание самого себя в рабство, самопоношение, самокалечение.

--- 

  •  

 Французы были только обезьянами и актёрами этих идей, вместе с тем, их лучшими солдатами и, к сожалению, одновременно их первой и самой значительной жертвой... [5]:373

--- 

  •  

 Цинизм есть единственная форма, в которой пошлые души соприкасаются с тем, что называется искренностью; и высшему человеку следует навострить уши при каждом более крупном и утончённом проявлении цинизма и поздравлять себя каждый раз, когда прямо перед ним заговорит бесстыдный скоморох или научный сатир. Бывают даже случаи, когда при этом к отвращению примешивается очарование: именно, когда с таким козлом и обезьяной по прихоти природы соединяется гений, как у аббата Галиани, самого глубокого, самого проницательного и, может быть, самого грязного из людей своего века; он был гораздо глубже Вольтера, а также в значительной мере молчаливее его. [5]:262

--- 

  •  

 Человек «современных идей», эта гордая обезьяна, страшно недоволен собой – это неоспоримо. Он страдает, а его тщеславие хочет, чтобы он только «со-страдал». [5]:343

--- 

  •  

Как же относятся обе названные величайшие религии к этому излишку неудачных случаев? Они стараются поддержать, упрочить жизнь всего, что только может держаться, они даже принципиально принимают сторону всего неудачного, как религии для страждущих, они признают правыми всех тех, которые страдают от жизни, как от болезни, и хотели бы достигнуть того, чтобы всякое иное понимание жизни считалось фальшивым и было невозможным. <>… …религии являются главными причинами, удержавшими тип «человек» на более низшей ступени; они сохранили слишком многое из того, что должно было погибнуть.

--- 

  •  

Блаженны забывчивые, ибо они «покончат» и со своими глупостями.

--- 

Вариант перевода: Благословенны забывающие, ибо не помнят они собственных ошибок.

--- 

  •  

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

 

Wer mit Ungeheuern kämpft, mag zusehn, dass er nicht dabei zum Ungeheuer wird. Und wenn du lange in einen Abgrund blickst, blickt der Abgrund auch in dich hinein.

***

Фридрих Ницше:

Фри́дрих Ви́льгельм Ни́цше (нем. Friedrich Wilhelm Nietzsche; 1844—1900) — немецкий философ, представитель иррационализма.  

Портрет Фридриха Ницше

*** Источник :  https://ru.wikiquote.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B8%D0%B4%D1%80%D0%B8%D1%85_%D0%9D%D0%B8%D1%86%D1%88%D0%B5

***

***

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 001

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 002 

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 003 

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 004

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 005 

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 006 

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 007

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 008 

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 009 

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 010 

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 011

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 012

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 013

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 014

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 015

Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше. 016

О Заратустре... 

---

***

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

Яндекс.Метрика

---

***

***

---

---

Фотоистория в папках № 1

 002 ВРЕМЕНА ГОДА

 003 Шахматы

 004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

 005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года 

010 ТУРИЗМ

011 ПОХОДЫ

012 Точки на карте

014 ВЕЛОТУРИЗМ

015 НА ЯХТЕ

017 На ЯСЕНСКОЙ косе

018 ГОРНЫЕ походы

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

---

О книге -

На празднике

Поэт

Художник

Солдатская песнь

Шахматы в...

Обучение

Планета Земля...

Разные разности

Новости

Из свежих новостей

Аудиокниги

Новость 2

Семашхо

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

Просмотров: 314 | Добавил: iwanserencky | Теги: слово, Фридрих Ницше, проза, философия, мысль, из интернета, классика, текст, По ту сторону добра и зла, литература | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: