Главная » 2020 » Ноябрь » 20 » Рафаэлло Джованьоли. Роман. СПАРТАК. 021. Глава тринадцатая. ОТ КАЗИЛИНСКОГО ДО АКВИНСКОГО СРАЖЕНИЯ
18:20
Рафаэлло Джованьоли. Роман. СПАРТАК. 021. Глава тринадцатая. ОТ КАЗИЛИНСКОГО ДО АКВИНСКОГО СРАЖЕНИЯ
***
***
***
Глава тринадцатая. ОТ КАЗИЛИНСКОГО ДО АКВИНСКОГО СРАЖЕНИЯ
Публию Варинию было сорок пять лет. Он происходил из плебеев, был
крепкого телосложения, неукротимого, гордого нрава и обладал всеми лучшими
качествами римского воина, представляя собой его ярко выраженный тип. Как
в пище, так и в питье был воздержан и неприхотлив; привычен к холоду,
жаре, большим переходам, бессонным ночам и иным военным тяготам; был
угрюм, молчалив и храбр до дерзости. Если бы при этих ценнейших качествах
Вариний еще отличался большим умом, если бы шире был его кругозор, а
образование - не столь поверхностным и односторонним, у него имелись бы
все основания стать консулом, полководцем, триумфатором. Но, к несчастью
для него, он не обладал высоким умом, равным благородству его души, и за
двадцать восемь лет боевой службы добился всего лишь звания претора, да и
то присвоили ему это звание из уважения к его суровой беспристрастности,
испытанной храбрости, превосходному знанию военного дела и соблюдению
предписаний уставов. Римские воины, сражавшиеся с ним бок о бок, и
полководцы, под началом которых он служил, восхищались его усердием,
доблестью, духовной и физической силой.
Семнадцати лет от роду он под предводительством Гая Мария впервые
участвовал в войне с тевтонами и кимврами, отличился и был награжден
гражданским венком и званием декана; затем он сражался под знаменем Помпея
Страбона, отца Помпея Великого, в гражданской войне, несколько раз был
ранен и награжден вторым гражданским венком. Под началом Суллы он
участвовал в войне против Митридата, получил несколько ранений, а при
осаде Афин был награжден крепостным венком и удостоен звания младшего
центуриона. Он сопутствовал Сулле во всех перипетиях гражданской войны и
за новые доблестные деяния получил звание сначала старшего центуриона, а
потом трибуна. Затем он последовал за Помпеем Великим в Африку, где
сражался в его армии против Домиция и Ярбы; в эту войну он получил звание
квестора, в котором оставался и при Аппии Клавдии, воевал против
восставших фракийцев и македонян. После смерти Клавдия, когда военные
действия во Фракии были закончены, Вариний вернулся в Рим, надеясь
получить от консула Аврелия Котты, собиравшего легионы для борьбы с
Митридатом, звание наместника или, по крайней мере, утверждение в звании
квестора. Однако к тому времени, как Вариний прибыл в Рим, Котта уже уехал
в Азию, а другой консул, Луций Лициний Лукулл, уже сформировал свое
войско, но, желая воспользоваться опытом Вариния, которого он высоко
ценил, добился избрания его претором Сицилии, поручив ему ликвидировать
позорящую Рим войну с гладиаторами.
Вот что представлял собою человек, выступивший из Рима через Капенские
ворота в восемнадцатый день до июльских календ (четырнадцатого июня) 680
года от основания Рима и направившийся по Аппиевой дороге в поход против
гладиаторов, которых возглавлял Спартак. У Публия Вариния было шесть тысяч
легионеров, триста всадников, тысяча велитов и шестьсот пращников,
приданных легиону по настоянию претора и Лукулла, ибо в такой войне
необходимо было иметь в своем распоряжении легко вооруженные части, -
всего восемь тысяч молодых, сильных, отлично вооруженных воинов. Квестором
у Публия Вариния состоял тридцатипятилетний Гней Фурий, человек
мужественный, умный и отлично знающий военное дело, но кутила, буян и
скандалист. Среди шести трибунов, находившихся под началом Вариния, были и
выходцы из знатных патрицианских семей: Калпурний Бибул, который в 695
году стал консулом совместно с Гаем Юлием Цезарем; совсем юный Квинт Фабий
Максим, который во время диктатуры Цезаря был консулом в 709 году от
основания Рима; самым старшим в чине между трибунами был Лелий Коссиний,
грубый и недалекий человек лет пятидесяти. Он участвовал в пятидесяти семи
сражениях, одиннадцати осадах и ста двадцати схватках, получил двадцать
две раны и заслужил два гражданских венка, но за тридцать два года военной
службы из-за своего невежества и тупости дослужился только до звания
трибуна, в котором и оставался в продолжение одиннадцати лет.
Быстрым маршем, в три дня, Публий Вариний дошел до Кайеты. Разбив здесь
лагерь, он вызвал к себе Павла Гардения Тибуртина, префекта конницы, и
приказал ему немедленно пробраться за Капую, собрать там точные и
подробные сведения о месте расположения восставших, об их числе,
вооружении и, по возможности, об их планах.
Молодой Тибуртин добросовестно и осмотрительно выполнил данное ему
поручение и побывал не только в Капуе, но и в Кумах, в Байиях, в Путеолах,
в Геркулануме и Неаполе, и даже в Помпее и Ателле; повсюду он собирал
сведения о неприятеле у римских властей, а также у местных жителей и
пастухов. Через четыре дня он вернулся в лагерь Вариния. Кони его были все
в мыле, он почти загнал их, но привез весьма важные сведения о продвижении
гладиаторов и общем их положении. Тибуртин мог доложить претору, что число
восставших доходит до десяти тысяч, что они хорошо вооружены и обучены
римской тактике ведения боя, что их лагерь находится близ Нолы, откуда они
делают вылазки по окрестностям и как будто не предполагают менять место
своего лагеря; судя по основательным лагерным укреплениям, они, очевидно,
будут здесь ожидать наступления римлян.
Получив все эти сведения, Вариний, сидя в своей палатке, долго
обдумывал план действий; наконец он решил разделить свои силы и наступать
на лагерь гладиаторов по двум почти параллельным направлениям, с тем чтобы
напасть на них одновременно с двух сторон. Таким тактическим маневром он
надеялся добиться сразу решительной победы.
Он поручил квестору Гнею Фурию командование четырьмя когортами
легионеров, тремястами велитов, двумястами пращников и сотней всадников и
приказал ему идти по Аппиевой дороге до Суэссы; здесь ему надлежало
свернуть с Аппиевой дороги на Домициеву, которая от этого города шла
берегом моря через Литерн, Кумы, Байи и Неаполь к Сурренту. Дойдя до Байи,
Фурий должен был тут на неделю остановиться, а затем двинуться в Ателлу и
там ожидать дальнейших распоряжений Вариния. Сам же Вариний, в то время
как Фурий будет в походе, подымется по реке Лирис до Интерамны, там он
перейдет Латинскую дорогу - она вела от Рима через Тускул, Норбу,
Интерамну, Теан и Аллифы до Беневента; у Аллиф он, перейдя с консульской
Латинской дороги на преторскую, которая тянулась от Аллиф вдоль
Кавдинского ущелья и вела в город Кавдий, зайдет таким образом в тыл
гладиаторам. Здесь он задержится на один день, а затем отдаст приказ
своему квестору Фурию двинуться из Ателлы и атаковать мятежников; а
последние, увидя, что они числом превосходят Фурия, пойдут ему навстречу,
бросив сюда все свои силы; тут-то Вариний нападет на врага с тыла и
уничтожит его.
Таков был план Публия Вариния, и, надо сказать, план сам по себе
неплохой, но его успешное выполнение было бы возможно только в том случае,
если бы гладиаторы оставались на месте, ожидая римлян у Нолы, а в этом
Вариний, считавший Спартака чем-то вроде нечистого животного, но отнюдь не
разумным человеком, нисколько не сомневался.
Тем временем фракиец, разведав, что претор выступил против него, и
узнав, что тот уже в Кайете, тут же двинулся по Домициевой дороге в Литерн
и прибыл туда, совершив два утомительных, но быстрых перехода.
Квестор Гней Фурий, продвигавшийся по той же Домициевой дороге, но с
другой стороны, дошел до Тиферна. Здесь его разведчики доложили ему, что
Спартак со всем своим войском неожиданно пришел в Литерн и теперь
находится на расстоянии не более одного дня пути от римского войска.
Гней Фурий как солдат не прочь был бы померяться силами с каждым
гладиатором в отдельности, в том числе и со Спартаком, но как предводитель
войска, имеющий определенное задание, он не счел возможным вступать в бой
с неприятелем, численностью превосходящим его, ибо не надеялся на победу.
Бегство же он считал низостью и малодушием, которого не могут оправдать
даже соображения благоразумия, так как отступление римлян к Латии дало бы
возможность Спартаку легко настигнуть их и уничтожить. Поэтому Гней Фурий
решил оставить консульскую дорогу, свернуть налево и подняться до Кал,
откуда он мог в несколько часов дойти до Капуи; две тысячи восемьсот
человек его солдат, соединившись с капуанским гарнизоном, получившим за
это время подкрепление, могли бы отразить нападение гладиаторов. Если бы
Спартак вздумал продвигаться в сторону Латия, у Гнея Фурия хватило бы
времени призвать на помощь Вариния, соединиться с ним и, обрушившись на
дерзкого мятежника с тыла, разгромить его. Если бы Спартак отступил, Фурий
надеялся выполнить данный ему приказ: либо опять вернуться на Домициеву
дорогу, либо из Капуи по преторской дороге прийти в назначенный день в
Ателлу.
Все эти мудрые рассуждения и принятое в результате их не менее мудрое
решение свидетельствовали об уме и способностях Фурия; будь на его месте
сам Помпеи Великий, и тот не мог бы поступить иначе.
Фурий решил сняться с лагеря за два часа до рассвета и, соблюдая полную
тишину, направиться в Калы, послав предварительно по консульской дороге
трех разведчиков, переодетых в крестьянское платье. Они должны были,
невзирая на риск и опасности, сообщить врагу ложные сведения о продвижении
Гнея Фурия и попытаться уверить гладиаторов, что он отправился в Кайету,
то есть повернул назад.
Но Спартак уже знал от своих разведчиков, что часть неприятельских сил
расположилась лагерем в Тиферне; он сразу понял, какую ошибку совершил
претор Вариний, разделив свои силы пополам с целью поймать Спартака в
мешок; фракиец полностью разгадал планы квестора и с прозорливостью,
свойственной только гениальным умам, тотчас же сообразил, как следует
поступить: стремительным броском врезаться между вражеских войск и разбить
каждое из них в отдельности, обрушив все силы сначала на одну часть, а
затем и на другую.
Одним из наиболее выдающихся качеств Спартака как полководца, столь
прославивших его во время этой войны, была быстрота, с которой он умел
оценивать, анализировать обстановку, предвидеть, вырабатывать план
действия и тут же приводить его в исполнение. Военный талант Наполеона во
многом был схож с талантом Спартака. Фракиец восхищался тактикой и
обученностью римского войска, тщательно изучал их сам и обучал свои
легионы, отвергая, однако, педантизм римских полководцев, запрещавший
отходить от некоторых установленных правил, норм, навыков. Спартак
сообразовывал свои действия - передвижение войска, маневры, переходы - с
местностью, с обстоятельствами, с позицией неприятеля; он усовершенствовал
и применял на практике самую простую, но вместе с тем самую логичную и
выгодную тактику - тактику стремительной быстроты, введенную Гаем Марием;
впоследствии она помогла Юлию Цезарю покорить мир. Все большие сражения,
выигранные Спартаком и справедливо поставившие его в ряды самых блестящих
полководцев того времени[*], были выиграны не только благодаря мужеству и
отваге его солдат, грудью защищавших свободу, но и благодаря стремительной
быстроте передвижения его войска.
[* Следует заметить раз и навсегда: восстание или война гладиаторов,
являющаяся сюжетом нашего повествования, римлянами и их историками
расценивалась как война, позорящая, бесчестящая Рим. Поэтому историки,
щадя римскую гордость, очень скупо сообщают о ней и упоминают вскользь как
о печальном факте, о котором горько вспоминать, стараются снизить ее
значение и величие. Но все же им пришлось рассказать об этом событии
достаточно, чтобы прославить обездоленных гладиаторов, а в особенности
Спартака, которого как полководца, мы не колеблясь, ставим рядом с Марием
и Цезарем. Сам Луций Флор, который нетерпимее всех историков относился к
этой войне и, повествуя обо всем этом историческом периоде, не жалел
презрительных эпитетов как в отношении гладиаторов, так и их вождя, все же
принужден был признаться: "Спартак, храбро сражаясь в первых рядах, пал в
венце славы почти что достойнейшего полководца".]
Возвратимся к нашему повествованию. Приняв решение, Спартак обратился с
краткой речью к своему войску, чтобы ободрить и воодушевить уставших
солдат, которым для блага их общего дела предстояло проделать новый
утомительный переход. Отдав приказ сняться с лагеря, Спартак оставил
Домициеву дорогу и по трудному пути, пролегавшему меж холмов, которые
тянутся от Капуи через Казилин, а затем спускаются к самому морю,
пробрался до Вултурна, с шумом несущего меж крутых берегов свои бурные
воды.
Этот переход дал возможность Спартаку быстро, до наступления зари,
перебросить свои войска к Капуе; в Трех милях от города он приказал
раскинуть палатки и разрешил своему войску отдохнуть в течение нескольких
часов, а в это время квестор Фурий тронулся в путь по направлению к Калам.
В полдень Спартак снова велел трубить поход; посмеиваясь над страхом,
объявшим защитников Капуи, которые заперли все ворота, спустили решетки и
взобрались на вал, с трепетом ожидая неминуемого штурма, он прошел мимо
города парфюмеров, оставшегося по правую руку, и направился в сторону
Казилина, куда пришел к вечеру, в тот самый час, когда квестор Фурий
явился в Калы.
Казилин, небольшой, оживленный и густонаселенный город, был расположен
на правом берегу Вултурна, омывавшего его стены; он находился на
расстоянии семи миль от Капуи, одиннадцати - от Кал и почти в двадцати
двух милях от устья Вултурна. При таком расположении сил сражающихся
Казилин становился самым важным стратегическим пунктом предстоящих военных
операций. Овладение этим пунктом являлось насущной необходимостью для
Спартака, он получал тогда возможность господствовать над обоими берегами
и долиной Вултурна. Расположившись там лагерем со своими легионами, он не
только окончательно разъединил бы оба вражеских войска, но и не дал бы им
возможности получить подкрепление из Капуи или укрыться в ее стенах и мог
бы разбить эти войска одно за другим. Так как жители Казилина, напуганные
неожиданным появлением гладиаторов, послали навстречу Спартаку
представителей власти, почтительно просивших его смилостивиться над
жителями, то ему незачем было применять силу, чтобы войти в город.
Приказав расставить стражу у ворот и оставив в городе одну когорту,
фракиец ушел оттуда со своими легионами и расположился лагерем на удобной
возвышенной местности, за Римскими воротами, откуда дорога шла прямо к
Калам.
За время, истекшее с момента поражения Клодия Глабра до того, как
Публий Вариний был послан против гладиаторов, Спартак мог свободно
передвигаться почти по всей Кампанье; он велел наиболее ловким и искусным
конникам объездить большое число молодых лошадей, которых гладиаторы
изловили на плодородных пастбищах этой провинции. Таким образом, он
составил отряд в шестьсот конников, префектом которого Спартак предложил
поставить храброго и достойного Борторикса, передавшего Криксу
командование вторым легионом, которое ему временно было поручено.
Как только лагерь был разбит, Спартак разрешил своим уставшим солдатам
отдых на несколько дней, чтобы они могли восстановить силы, пока квестор
Фурий, - Спартак предполагал, что тот продолжает двигаться по Домициевой
дороге, - дойдет до Литерна; тогда фракиец рассчитывал ударить ему в тыл и
уничтожить его когорты.
Все же Спартак, будучи чрезвычайно предусмотрительным, призвал к себе
Борторикса и приказал ему после шестичасового отдыха, около полуночи,
разделить своих конников на два отряда - один отправить по Домициевой
дороге почти до Тиферна, чтобы получить сведения о вражеском войске,
другой же отряд, ради осторожности, отвести на Аппиеву дорогу до Кал и
обследовать местность; на заре оба отряда должны были возвратиться в
лагерь и сообщить о результатах разведки.
За час до восхода солнца первыми, к немалому удивлению Спартака,
вернулись конники, отправленные к Калам; они сообщили, что враг
продвигается со стороны Казилина. Сначала Спартак не поверил этим
сведениям, но, расспросив подробно начальника разведчиков и поразмыслив,
он понял, что произошло: гладиаторы отошли с Домициевой дороги вправо,
чтобы дать проход Фурию, а потом зайти ему в тыл, но в этот же момент и
римлянин свернул влево, чтобы избежать встречи с гладиаторами и укрыться в
Капуе: таким образом, оба войска, желая избегнуть столкновения, ушли с
консульской дороги и теперь должны были встретиться на преторской дороге.
Спартак тотчас велел трубить подъем; не снимая с лагеря всего войска,
он приказал выступить первому легиону и построил его в боевой порядок. По
фронту он поставил две тысячи велитов и пращников, предназначенных для
атаки врага в расчлененном строю, как только он покажется; позади этой
первой линии он расположил весь остальной состав легиона, вооруженный
пиками и дротиками.
Второй легион он разделил на две части и направил через поля и
виноградники - одних в левую сторону; других в правую, приказав им отойти
подальше и укрыться, а как только завяжется бой, не давая римлянам
опомниться, окружить их и атаковать с флангов и тыла.
Солнце уже взошло, и лучи его золотили окрестные долины, ярко-зеленые
виноградники, нивы с налитыми колосьями, цветущие луга. В этот момент
показался авангард римлян. Навстречу ему двинулась цепь легковооруженных
гладиаторов, осыпая врагов градом камней и свинцовых шариков. Римляне
тотчас же повернули обратно с целью предупредить квестора Фурия о
приближении неприятеля. Тогда Спартак, который во время переходов всегда
шел в пешем строю вместе со своими товарищами, вскочил на могучего
вороного коня, которого постоянно держали наготове на случай боя.
Мужественная фигура Спартака красиво выделялась на статной лошади; он
велел протрубить сигнал к атаке ускоренным маршем, чтобы напасть на врага,
пока тот не успел построиться в боевой порядок.
Получив известие о неожиданном для него продвижении гладиаторов, Гней
Фурий тотчас же дал приказ своей колонне легионеров остановиться и с
самообладанием, никогда не покидающим людей действительно храбрых, велел
пращникам и велитам рассыпаться цепью; удлиняя свой фронт, он хотел
избежать, насколько это зависело от него, окружения своего войска
превосходящими силами неприятеля. Легионерам он приказал занять позиции на
близлежащем холме, рассчитывая, что в то время как велиты и пращники
примут на себя первый удар гладиаторов, когорты построятся в боевую линию.
Несмотря на сумятицу и беспорядок, всегда сопровождающие внезапное
нападение, все приказания квестора были выполнены быстро и точно.
Едва римляне выполнили приказания квестора, как гладиаторы атаковали
фронт пращников; те мужественно приняли удар, но под натиском
превосходящих сил принуждены были отступить до подножия холма, где Фурий
едва успел расположить в боевом порядке свои четыре когорты. Римляне
протрубили атаку, и легионеры, под началом Фурия, так стремительно
обрушились на вражеских велитов, что тем в свою очередь пришлось
отступить. Спартак приказал подать сигнал к отступлению, и тогда две
тысячи легковооруженных гладиаторов, бросив последние дротики в
неприятеля, скрылись в промежутках между колоннами надвигавшихся
гладиаторов, которые с громовым криком "барра", гулко разнесшимся по
окрестным холмам и долинам, бросились на римлян. Вскоре слышен был только
страшный гул от ударов по щитам, лязг мечей и дикие вопли сражающихся.
Сражение длилось около получаса с равным ожесточением и равным
мужеством, но римлян было значительно меньше, чем гладиаторов, и они не в
силах были долго противостоять страшному натиску восставших. Вскоре
легионеры Фурия, теснимые со всех сторон, стали отступать. В этот момент
из засады появился Крикс со своим вторым легионом. В одно мгновение
римляне были окружены, атакованы с тыла и флангов, ряды их смешались, они
дрогнули и в беспорядке бросились бежать. Немногим удалось спастись,
большинство оказались замкнутыми в кольцо и пали смертью храбрых; одним из
первых среди них пал Фурий. Так, менее чем за два часа, закончилась эта
битва, которую с большим основанием можно было бы назвать резней под
Казилином.
На следующий день после этой новой победы, которую гладиаторы одержали,
понеся потери незначительные по сравнению с римлянами, - ибо те почти все
погибли, - Спартак, не теряя времени, свернул свой лагерь у Казилина, и
труднейшими переходами, преодолев отроги Апеннин, пройдя через Калы,
направился к Теану Сидицинскому, и под вечер прибыл туда. Его легионы были
утомлены долгим переходом. Расположившись лагерем немного выше Теана, в
нескольких милях от него, он отправил туда кавалерию с целью получить
сведения о преторе Публии Варинии, который, по расчетам Спартака, должен
был пройти здесь дня два-три назад, направляясь в Аллифы.
Из сообщений возвратившихся разведчиков Спартак заключил, что он не
ошибся в своих расчетах: Публии Вариний вышел из Теана и Аллиф только
накануне.
После длительного размышления, взвесив все преимущества, которые давала
ему одержанная им накануне победа, а также учитывая выгоды своих позиций в
районе Теана Сидицинского, Спартак предпочел пойти наперерез претору
Варинию и вступить с ним в бой до того, как к римлянам подойдут
подкрепления от городов и союзников, потому что тогда победа над когортами
претора далась бы труднее. Итак, на следующий день фракиец оставил Теан
Сидицинский и двинулся по правому берегу Вултурна к Кавдинскому ущелью; он
прибыл туда через восемь часов и расположился лагерем на берегу реки. На
следующее утро он приказал срубить множество толстых деревьев и
перебросить бревна через речку, которая в это время года всегда мелела; по
этому мосту он переправил своих воинов на левый берег, неподалеку от
Кавдинских гор занял ключевую позицию, господствовавшую над Латинской
дорогой, и стал поджидать врага. Римляне не замедлили явиться; в полдень следующего дня со стороны
Аллиф, на возвышенностях, обрамлявших долину Вултурна, напротив Кавдинских
гор, показались когорты Публия Вариния. Спартак уже успел расположить свои
войска для атаки, и вскоре началось сражение. Жестокий и кровопролитный
бой длился до самого вечера. Римляне сражались храбро, мужественно и
делали все, что могли, но на закате солнца они потерпели полное поражение
и отступили в беспорядке. Первой бросилась их преследовать пехота
гладиаторов, которая, врубаясь в ряды бегущих римлян, уничтожала их;
пехота гналась за отступающими, пока римляне, у которых от страха как
будто выросли крылья, не оставили своих преследователей далеко позади.
Тогда Спартак приказал трубить отбой, и едва только пехота гладиаторов
покинула поле битвы, как их кавалерия кинулась во весь опор за толпами
беглецов и принялась крушить их.
Свыше двух тысяч римлян погибло в этой роковой для римлян битве при
Кавдинском ущелье. Более тысячи пятисот было ранено, в том числе сам
Вариний и его трибуны Коссиний, Фабий, Максим и Бибул. Большая часть
раненых попала в руки победителей, но Спартак, разоружив их, отпустил на
свободу; он решил, пока на его стороне не окажется большого количества
городов, не брать пленных, ибо присутствие их в лагере при известных
обстоятельствах могло оказаться опасным. Гладиаторы в этом сражении тоже
понесли немалые потери: погибло свыше двухсот пятидесяти, а ранено чуть ли
не вдвое больше.
В великом унынии и отчаянии явился Публий Вариний в Аллифы и за ночь
собрал там, сколько мог, бежавших; здесь же он услышал роковую весть о
гибели своего квестора. Опасаясь нового нападения победителя, которому он
не мог бы противостоять, проклиная всех богов неба и ада, свою злосчастную
судьбу и ненавистного гладиатора, Вариний быстрым маршем двинулся по
труднопроходимым дорогам среди ущелий Апеннин, ушел из Кампаньи и, вступив
в Самний, поспешил укрыться в Бовиане.
Две блестящие победы, одержанные Спартаком за три дня, прославили его
войско, и его имя сделалось еще более грозным и прогремело по всей Южной
Италии.
Не теряя напрасно времени, фракиец спустился из Кавдинского ущелья до
Кавдия и встретился там с Брезовиром - гладиатором-галлом, с которым
читатели уже познакомились в связи с событиями, происшедшими в таверне
Венеры Либитины в Риме в тот самый день, когда Союз угнетенных присудил к
смерти отпущенника Гая Верреса, шпионившего за гладиаторами; Брезовир с
пятьюдесятью товарищами бежал из Капуи в лагерь Спартака.
По совету Брезовира, фракиец решил осуществить смелый маневр,
рассчитывая таким способом беспрепятственно вывести из Капуи пять тысяч
гладиаторов, еще остававшихся в школе Лентула Батиата.
Через три дня после сражения у Кавдинского ущелья Спартак, во главе
своих десяти тысяч воинов, появился у стен Капуи; он отправил в город
глашатая, требуя, чтобы префект и сенат беспрепятственно выпустили из
города пять тысяч гладиаторов, находящихся в школе Лентула; в случае же
если власти откажутся выполнить это требование, Спартак угрожал, что
начнет штурм города, завладеет им силой, предаст его огню и мечу и
уничтожит всех жителей города, невзирая на возраст и пол.
Весть о победах Спартака, приукрашенная молвой, уже дошла до Капуи и
повергла ее жителей в страх. Появление грозного врага у ворот города
вселило ужас в души жителей; требования и угрозы Спартака довершили дело -
всех охватила паника.
Сенат собрался в храме Дианы, а около храма, на форуме, собралась
огромная толпа народа. Все лавки в течение какого-нибудь получаса были
заперты, женщины, распустив волосы, бросились в храмы молить богов о
помощи, на улицах раздавались возгласы плебеев, которые настаивали, чтобы
требования гладиаторов выполнили и тем самым избавили город от угрозы
ужасной резни.
Меттий Либеон, бледный, с искаженным от страха лицом, заикаясь от
волнения, изложил сенату требование Спартака. Сенаторы, бледные, как и
префект, в ужасе молча смотрели друг на друга, никто не решался
высказаться и посоветовать что-либо в такую опасную минуту.
Воспользовавшись молчанием и замешательством сенаторов, военный трибун,
храбрый солдат, весьма опытный в военных делах, командовавший четырьмя
когортами, присланными несколько месяцев назад римским сенатом для защиты
Капуи, попросил разрешения высказать свое мнение.
Нисколько не поддавшись панике, он грубо, но красноречиво и весьма
убедительно доказывал, что все требования Спартака не что иное, как
дерзкие угрозы, имеющие целью запугать жителей города, а затем
воспользоваться их страхом; что гладиатор не может и не станет штурмовать
Капую и осаждать ее, так как город хорошо защищен прочными укреплениями, а
войско, у которого нет ни скорпионов, ни таранов, ни катапульт, ни
баллист, ни пробоев с серповидным концом, не отважится на штурм города.
Страх, обуявший тупых, расслабленных капуанских сенаторов, тот страх,
который за минуту до этого лишил их дара речи, заставил их прийти в себя;
они вскочили со своих скамей, точно укушенные тарантулом, и все хором
завопили, что трибун сошел с ума; ведь гладиаторы овладели Нолой за
каких-нибудь два часа, а тогда их было куда меньше, чем сейчас, и
вооружены они были гораздо хуже. В городе победители разрушили все дома,
убили всех жителей; они, сенаторы, не желают жертвовать собой в угоду
честолюбию трибуна; выслать из Капуи пять тысяч гладиаторов было бы мерой,
весьма благоразумной и осторожной. Это избавит город от опасности мятежа и
резни. Приводились и другие подобного рода соображения. К этому
присоединились и настояния собравшегося на площади народа, шумно
требовавшего, чтобы предложение Спартака было принято и таким образом
город был бы спасен. Меттию Либеону, не помнившему себя от радости,
пришлось поставить на голосование поддержанное многими сенаторами
предложение - согласиться на требования Спартака; это предложение было
принято почти единогласно.
Таким образом, пять тысяч гладиаторов, запертых в школе Лентула, были
выпущены из города и направились к Спартаку, который расположился лагерем
у подножия близлежащей горы Тифаты. Они были встречены радостными криками,
сейчас же получили оружие и составили третий легион, командование которым
было поручено Борториксу, а Брезовира назначили префектом конницы.
