Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница восьмая. Над волжской твердыней. 044 - 25 Августа 2020

Главная » 2020 » Август » 25 » Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница восьмая. Над волжской твердыней. 044

13:39

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница восьмая. Над волжской твердыней. 044

***

В эти тяжелые недели, перед нашим контрнаступлением вдруг уродливым джином из бутылки возник национальный вопрос. Как и во время драки в харьковском ресторане, когда отчаявшиеся люди принялись выяснять, кто же воюет лучше — пехотинцы или танкисты, летчики или кавалеристы, нашлись и у нас, не от большого ума, любители выяснять, чья же нация вносит наибольший вклад в войну. В общем-то, скажу прямо — да, действительно, больше и лучше всех воевали славяне, а среди славян русские, даже украинцам, порой сдающимся в плен с большой охотой, пехотинцы-русаки в окопах нередко выражали свое удивление: «Хохол, ты еще здесь — беги к немцу, вон он». Бывало всякое. Нередко и наоборот, сдавались русские. Но разве среднеазиатская пехота, которая полегла под Харьковом, не воевала храбро, как умела? Самым противным было, что этими дурацкими разговорами, повторяю, не от большого ума, занялся командир первой эскадрильи капитан М. К. Викторов, который в первый год войны прекрасно воевал и был награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Очевидно, от этого у комэска закружилась голова.

Началось с того, что в первых числах ноября 1942-го года ко мне обратился замполит эскадрильи капитан Луковнин и сообщил, что Викторов во всеуслышанье заявляет за столом: «Всем дать выпить, кроме замполита, он на боевые задания не летает». Это бы еще полбеды, но на следующий день ко мне обратился наш особист, старший лейтенант Филатов, и сообщил, что с его точки зрения, Викторов, согласно данным, которыми Филатов располагает, постоянно проводит вредную пропаганду среди личного состава эскадрильи, заявляя, что воюют одни русские, а представители других народов Советского Союза являются предателями и воюют плохо. Обычно такие разговоры одни не ходят. И мы стали внимательно присматриваться к Викторову. Филатов сообщил мне, что по своей линии направил донесение о его поведении.

После полетов я пригласил Викторова прогуляться вдоль стоянки самолетов на нашем аэродроме в Демидове. У меня сложилось впечатление, что никакой Викторов не враг, а просто неумный двадцатипятилетний парень и шалопай по характеру. Я знал его еще по Василькову до войны. А сейчас, под воздействием орденоносной славы и совершенно очевидного для меня фронтового утомления, вызвавшего психическую депрессию, Викторов совсем задурил. Я ругал его и отчитывал, наставляя на путь истинный, но он очень гонористо огрызался и стоял на своем. Если уже человек решит сунуть свою голову в петлю, то попробуй ему помешать. Думаю, еще не поздно было удержать Викторова, хотя его уже прихватило машиной надзора за всеми и всем в нашей армии, да и в обществе тоже. Прошло несколько дней, и поступили новости: в сложном воздушном бою над Сталинградом, в декабре 1942-го года Викторов бросил свою эскадрилью и ушел на аэродром. В результате, погиб оставшийся в одиночестве его ведомый — Краснов, унылый, маленький, вшивый летчик. Но каким бы ни был Краснов, бросать его на растерзание «Мессерам» Викторов не имел права, и мы в полку окрысились на него всерьез. Страшно иметь в воздушном бою напарника, на которого не можешь положиться. Это уже вопрос жизни и смерти. Я сам чуть не сложил голову в бою под Харьковом, о котором рассказывал, когда меня бросил Леня Полянских, потом конфузливо оправдывавшийся, мол, извини, Пантелеевич, уж очень сильно я устал. Мы поручили Роману Слободянюку присматривать за Викторовым и сделать свои выводы. Роман подтвердил факт выхода Викторова из боя, и машина закрутилась. Филатов не терял времени даром и, видимо, слал донесение за донесением.
В январе 1943-го года к нам на аэродром Средняя Ахтуба, ночью, приехали три особиста нашей воздушной армии, которые здорово повеселели и окрепли после того, как мы окружили немцев под Сталинградом. Зайдя в комнату, где устроились Залесский, я и Соин, старший из них предъявил нам ордер на арест Викторова. Глядя на этот документ, я увидел размашистую подпись наискосок в левом углу, сделанную красным карандашом: «Арестовать. Вихорев». Подпись члена Военного Совета воздушной армии Вихорева, моего прямого начальника, была мне знакома. Власть ЧВСа, который и командующего мог одернуть, в случае чего, подчиняясь напрямую ЦК партии, тоже. Делать было нечего. Особисты разбудили Викторова, и вызвали его в нашу комнату. Здесь они его разоружили и сняли ордена и шпалы с петлиц. Викторов был полностью ошеломлен и впал в шок. Его отвезли в особый отдел воздушной армии. Вскоре в нашем полку состоялось открытое заседание военного трибунала, и несколько летчиков подтвердили факт ухода Викторова с поля боя. За это и за враждебную пропаганду, а также подрывную деятельность, он был осужден на десять лет тюрьмы, которые отсидел от звонка до звонка. Не знаю, жалеть ли Викторова, не исключается, что ему как раз повезло. Кто знает как сложилась бы его судьба в дальнейшей воздушной мясорубке. После войны, уже в семидесятые годы, я встретил его на одном из сборов ветеранов нашего полка в городе Василькове, куда и его пригласили. Викторов работал шахтером в городе Новошахтинск Ростовской области. А через некоторое время пришло известие о его смерти. Так неудачно сложилась судьба этого молодого пилота, поначалу выглядевшая так славно. Во время нашей последней беседы с Викторовым я напоминал ему о том разговоре на стоянке самолетов. Конечно, все это было очень болезненно, ведь Викторов был молодым и подающим надежды авиатором, орденоносцем, но Сталинград, продолжавший полыхать огнедышащим вулканом, быстро поставил перед нами новые проблемы.

Итак, в начале ноября 1942-го года, даже нам, пилотам, летавшим над Сталинградом, с высоты 3–4 километров было прекрасно видно, что линия немецкого фронта в районе города представляет из себя дугу, вогнутую в нашу сторону. Сейчас немало спорят, кому пришла в голову мысль о Сталинградском окружении: Сталину или Жукову? Это детские разговоры. Стоило сверху посмотреть на конфигурацию линии фронта, и эта мысль сама собой напрашивалась. При мне ее не раз высказывали наши летчики: Лобок, Семенов, Залесский, Сорокин, Слободянюк и другие. Мы прекрасно знали, что фланги немецкой группировки прикрывают румынские и итальянские части, которые не отличаются особенной стойкостью. И нам, оборонявшим Киев, невольно приходила в голову мысль о возможности Киева наоборот. Вопрос состоял в наличии сил у нашего командования. Об этом мы ничего не знали. И только в первых числах ноября 1942-го года мы стали замечать, что по ночам мимо нашего аэродрома скрытно и тихо проходят войска к южному участку Сталинградского фронта. Вскоре нам запретили все радио и телефонные переговоры. Вся связь смолкла. Видимо, немцы решили, что наша армия при последнем издыхании, что было бы неудивительно, если посчитать наши потери. Вообще немцы проявили опасную самоуверенность. Правда, и наше командование кое-чему научилось. Сибирская пехота, подтягиваемая для контрнаступления, шла в основном ночами и небольшими группами. Так же следовали артиллерия, танки, боеприпасы. Даже нам, свободно летающим в собственном тылу, лишь по некоторым признакам было ясно, что идет большое сосредоточение войск, и железные дороги работают на полную мощность. Погода весьма способствовала маскировке: над землей висели туманы, облачность, сыпал снежок. Разведывательная авиация противника почти не летала.

Тем временем наши подшефные штурмовики, вылетевшие в сопровождении шести полковых «Яков», захватили на аэродроме Гумрак сидевшую там немецкую авиацию и удачной штурмовкой сожгли два транспортника «Ю-52» и два форсированных «Мессера». К сожалению, при возвращении на свой аэродром Столярово, где они базировались, одного из них сбили вражеские зенитки.

Самолеты продолжали поступать, правда, партиями по две-три машины каждый месяц. В нашем полку была создана третья эскадрилья. Сначала командиром был назначен Роман Слободянюк, но потом учли, что здоровье Романа пошаливает, не хватало физических сил для полноценной летной работы, и его назначили начальником военно-воздушной стрельбы полка, должность полегче, а эскадрилью принял присланный к нам капитан Зажаев, как на грех, тоже начавший болтать о никчемности «чучмеков», что было явлением довольно распространенным. И Филатов сразу собрал на него пухлое досье. Нам удалось спасти Зажаева от ареста, вынеся ему строгий партийный выговор и перевести в 6 воздушную армию, сражавшуюся на кубанском плацдарме, где он и погиб в воздушных боях, где к карусели подстраивались по 200–300 самолетов. Эскадрильей стал командовать заместитель командира, старший лейтенант Яков Николаевич Сорокин, бывший замполит полка, снятый за непригодностью. После всех этих происшествий нам стало ясно, что с Филатовым по-хорошему не разойтись. Если мы с ним не справимся, то необыкновенно рьяный и трудолюбивый особист пересажает весь полк. Мы с Залесским затаились до времени, и начали, втихаря, собирать компромат уже на самого Филатова, который, опьяненный собственными успехами, запугал всех подряд и наглел с каждым днем, посадив одного из солдат, грузина, собиравшего разбросанные немцами по нашему аэродрому листовки и хранившего их в кармане, как он сам объяснял, на «подтирку». Но поскольку в листовках содержались немецкие призывы к сдаче в плен, то Филатов добился отправки грузина в штрафной батальон.

Зима 1942-43-го года, как известно, выдалась суровой. Уже в ноябре начались сильные морозы, и немецкая активность резко сократилась. Удивительно, что, даже имея уроки зимовки под Москвой, немцы снова не обеспечили свою армию теплым обмундированием. Очевидно, они тоже попали в идеологическую ловушку: Гитлер считал, что наличие зимнего обмундирования лишит солдат уверенности в успехе летней кампании. Раздумывая сейчас, прихожу к выводу, до чего бессмысленной для обеих сторон была эта война. Немцы понесли огромные жертвы для того, чтобы выяснить — можно вполне прекрасно прожить и без войны. А наши, истощив свой народ, добились победы, чтобы проиграть мир и убедиться: сила не только в силе оружия. Но я отвлекся: немецкие солдаты снова стали зимовать в тонких шинелях, пилотках и летних ботинках. В таком обмундировании лютой зимой в Поволжье не очень-то поактивничаешь. Авиация противника теперь появлялась в небе лишь по праздникам. А мы, тепло одетые, сразу приободрились, хотя и самим было, мягко говоря, не жарко, даже в валенках и тулупах. К решающим событиям на Сталинградский фронт был переброшен авиационный корпус, состоявший из трех дивизий, под командованием генерал-майора Еременко. На наших аэродромах стало тесно от самолетов: сели штурмовая, бомбардировочная и истребительная дивизии, укомплектованные по штатам мирного времени. Было ясно, что прибыли они отнюдь не на прогулку. Это авиационное соединение тоже прибывало россыпью, и его командир, со штабом разместившийся в Николаевке, до последнего момента не знал ни всех своих сил, не поставленных перед ним задач. К 18-му ноября 1942-го года полк принял дополнительные запасы горюче-смазочных материалов и боеприпасов. В этот же день нам был доставлен особо важный пакет, который хранился в штабе под круглосуточной охраной часовых. 19-го ноября в четыре часа утра поступил приказ вскрыть этот пакет и зачитать перед строем всего личного состава полка, сразу же проведя и полковой митинг. В секретном пакете оказался приказ Верховного Главнокомандующего о переходе войск Сталинградского фронта в наступление, призванное окружить и уничтожить противника. Иван Павлович Залесский зачитал приказ, а я открыл полковой митинг. Мы поклялись разгромить врага под Сталинградом, сражаться умело и бесстрашно. Потом, как водится, по всем подразделениям прошли партийные и комсомольские собрания. Должен сказать, что все эти мероприятия отнюдь не носили формальный характер — люди были взвинчены до того, что буквально рвались в бой. Однако, этот боевой порыв пропал даром — денек 19-го ноября 1942 года выдался туманным, видимость не превышала ста метров, а высота вообще была нулевой, мгла висела до самой земли. На аэродроме сделалось темно, как поздним вечером. Погода была совершенно нелетной. А гул артиллерийских залпов, доносившийся до нашего аэродрома, тревожил душу. Мы понимали, что если и это наступление захлебнется, то немцы зацепятся на зимних позициях, соберутся с силами и, перезимовав, начнут устраивать нам новую головомойку, которой мы можем не выдержать. Летчики буквально рвались в бой, но во второй половине дня, когда туман немного рассеялся, произвели только два боевых вылета на сопровождение штурмовиков. Как известно, наши дела пошли на лад: 19-го ноября прорвали немецкую оборону и пошли вперед на южном участке войска Юго-Западного фронта, а через день с севера, Сталинградского. Ударные клинья быстро пошли на сближение, и уже днем 23-го ноября 45-я танковая бригада подполковника П. К. Жидкова 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта вышла к населенному пункту Советский, где соединилась с 36-ой механизированной бригадой подполковника М. И. Радионова из 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта. Кольцо окружения замкнулось в районе Калача. В нем оказалось несколько сот тысяч немцев, румын и итальянцев.

Впрочем, с севера от Сталинграда, где начал наступление Донской фронт, под командованием К. К. Рокоссовского, дела поначалу пошли неважно. Уж не знаю, чья это была идея, прорвать фронт танковым ударом, но наши «тридцатьчетверки» столкнулись с хорошо организованной противотанковой обороной, и немецкие артиллеристы за несколько часов наступления 19-го ноября 1943-го года сожгли более семидесяти наших боевых машин. Наступление затормозилось. Думаю, дело было просто в том, что Рокоссовский столкнулся с немецкими частями, а на других участках наши войска прорывали позиции румын и итальянцев. Но Василевский и Жуков планировали Сталинградское окружение, как и Петр 1 битву под Полтавой: с избыточным запасом прочности. Как известно, под Полтавой из трех линий русских войск в дело вошла только первая. Сразу после неудачи Рокоссовского, севернее, почти из расположения Воронежского фронта, был нанесен новый мощный удар двумя танковыми корпусами при поддержке пехоты и артиллерии. Авиация сидела на земле, прижатая к аэродрому туманом, и летчики весь день материли погоду. Таким образом, был прорван немецкий фронт и севернее Сталинграда. Прорвавшиеся с севера танковые корпуса пошли к югу, окружая большим кольцом немецкую группировку в Сталинграде и помогая Донскому фронту из немецкого тыла.
Мы тем временем наступали из района Плодовитого на Абгонерово. На наш аэродром каждые полчаса поступали сообщения об обстановке на фронте, где нам предстояло сражаться. Первой большой радостью было взятие нашими ребятами населенного пункта со странным названием Зеты. По летным картам мы сразу определили, что фронт прорван, Зеты находились в пятнадцати километрах от передовых позиций немцев в их тылу. Теперь было важно, чтобы враг не остановил продвижение наших войск или не обрубил наши наступающие клинья, как бывало уже не раз. Часам к 14–00 туманная завеса приподнялась над землей метров на 50, и штурмовики с аэродрома Столярово, сидевшие по соседству с Демидово в пределах видимости, поднялись для ударов по целям. В бой пошли четыре машины «ИЛ-2». Их сопровождали наши истребители: старший лейтенант Т. Г. Лобок и старший сержант А. У. Константинов на «ЯК-1». Два штурмовика, как сейчас помню, ведущим был младший лейтенант Леонид Беда, впоследствии Дважды Герой, сделавший за войну 328 боевых вылетов, обнаружили западнее полевого аэродрома в Воропоново, на дне глубокого оврага, скопление немецкой пехоты, изготовившейся для контратаки во фланг нашим наступавшим войскам. Штурмовики накрыли овраг бомбами, а потом вместе с истребителями крутились над ним, превращая его огнем пушек и пулеметов в сплошной ад для немецких солдат. Как доложила разведка, наши ребята уничтожили до пятидесяти немцев. Если для внезапной атаки по сухопутным войскам овраги самое удобное место сосредоточения, то в случае налета авиации они превращаются в опасную ловушку. В дневное время держать войска собранными в овраге на протяжении сколько-нибудь длительного времени, не рекомендуется.

Следующую пару штурмовиков, где ведомым был лейтенант 76-го штурмового авиационного полка Брандис, прикрывали заместитель командира нашего полка по летной подготовке, капитан Михаил Иванович Семенов и лейтенант Иван Дмитриевич Леонов. По наводке нашей разведки, в районе села Карповка, они накрыли колонну немецких автомашин, медленно ползущую по заснеженной дороге, и с четырех заходов, не скупясь на реактивные снаряды, и пулеметно-пушечный огонь, сожгли две автомашины и повредили более десятка.

Мы с воздуха могли наблюдать, как немцы в лихорадочной спешке сворачивают свои позиции и, вместе с румынами и итальянцами, бросая пушки, повозки, неисправные автомашины и танки, вливаются в сплошной поток отступления по зимним дорогам. Авиации, как известно, только этого и нужно. Наступил наш звездный час. Великолепно просматриваемый на белом снегу противник отступал, подобно темным рекам среди белого снежного океана. Мы наносили по нему удар за ударом. Результативность была ошеломляющей. У скованных морозом немцев, румын и итальянцев, даже не всегда были силы, чтобы спасаться, разбегаясь при наших налетах. Эти войска были очень сильно изнурены физически. И, пролетая над местами наших штурмовок, мы видели дороги, буквально усыпанные трупами солдат противника. Немецкие истребители куда-то запропастились, а наши штурмовики получили карт-бланш. Эта была как раз их рабочая высота и они своими ударами, как будто тяжким молотом, превращали поток немецкого отступления в паническое бегство. Мы все находились в состоянии нервной приподнятости, смеялись и улыбались друг другу, будто сверяя свои ощущения с товарищем: неужели пришел и на нашу улицу праздник? Судя по тому, как бежали немцы, и сколько их оставалось на дорогах отступления, было похоже. Впрочем, так было далеко не везде. Немцы, бегущие от Сталинграда, походили на стадо обезумевших животных. Эти войска, прикрывавшие фланги Сталинградской группировки, давно не были в бою. А в Сталинграде оставались фронтовые части, видавшие всякие виды и полные боевого задора помериться с нами силами.

Севернее развалин электростанции Бекетовка, где наступал 7-ой стрелковый корпус под командованием генерал-майора Сергея Георгиевича Горячева, потом моего хорошего знакомого, немцы быстро сумели повернуть фронт обороны, использовав прекрасные фортификационные сооружения — развалины домов и самой электростанции, отработать пристрелку упрятанных в каменных мешках артиллерийских батарей, и наша пехота залегла в снегу под сильным обстрелом, не продвигаясь вперед ни на шаг. Весь день 20-го ноября мы вместе со штурмовиками, а то и врозь, штурмовали развалины Сталинграда в районе Бекетовки, без конца вызываемые по требованиям пехоты, лежащей в глубоком снегу. Наконец, наши немного продвинулись, и нас перенацелили в район Абгонерово, куда быстро приближались наши наступающие войска. В первый день они прошли около тридцати километров. В наступлении участвовало около десяти стрелковых и танковых дивизий, тысяч пятьдесят пехотинцев, которые, будто муравьи, бегали внизу под нами среди продвигающихся танков, похожих на спичечные коробки. Танкам при непосредственной поддержке пехоты удалось с ходу подавить огневые точки и позиции противника, и наши войска почти не останавливались. Но над Абгонерово появились немецкие истребители, которые, видимо, готовились к штурмовке наших наступающих войск. Прекрасно понимая, что наступил и мой час ввязаться в начавшуюся драку, ведь самая лучшая агитация со стороны замполита — идти вместе со своими людьми на возможную смерть, я занял место в кабине истребителя. Предстоял воздушный бой — дело, мне знакомое лучше многих молодых летчиков. Я поднялся в составе шестерки, командование которой уступил командиру первой эскадрильи капитану П. П. Дзюбе, парень рвался в бой, и было грешно отнимать у него лидерство, а значит, и часть радости победы. Да и нужно было Петру немножко отвлечься от погони за машинистками батальона аэродромного обслуживания, которым он настойчиво навязывал двойные функции. Кроме нас с Петром в воздух поднялись Орлов А. Н., Силкин А. И., Золотов В. И. и Коваленко Л. «Мессера» были тут как тут, кружились на низкой высоте над Абгонерово. Увидев нашу группу, они пошли на сближение, и мы завертелись в извечной погоне истребителя за истребителем, и хотя нас было меньше, но минут через пятнадцать, младший лейтенант А. Н. Орлов поджег «МЕ-109-Ф», рухнувший в заснеженной степи, к огромному удовлетворению наших войск, цепями подходивших к Абгонерово и высоко подбрасывающих по этому случаю вверх шапки. Должен сказать, что появление в воздухе наших самолетов очень поднимало боевой дух пехоты, стоило нам улететь, и пехота залегала, а на наш аэродром снова начинали звонить с командных пунктов наступающих частей, требуя воздушной поддержки. Потеряв одну машину, немцы стушевались, и ушли на свой аэродром. Я отметил, что они стали совсем не теми, спесивыми, какими были еще недавно. Видимо, немцы все же понесли большие потери опытных пилотов, очень страдали от мороза, да и отступление давит морально на боевой дух авиаторов, нам-то это было знакомо. Превосходящие силы «Мессеров», уступающие поля боя «Якам», было чем-то принципиально новым. Мы прошлись над артиллерийскими позициями противника в районе Абгонерово, ударив по ним пулеметно-пушечным огнем, и ушли на свой аэродром. Я во время атаки ушел в вольный поиск и выбрал целью два танка возле железнодорожной станции Абгонерово, которые немцы пытались окопать, долбя мерзлую землю. Прошелся по ним пулеметно-пушечными струями и когда, распугав танкистов, выходил из атаки, набирая высоту с левым разворотом, то скосил взгляд направо — не подстраивается ли «Мессер»? В глаза бросилось огромное поле, уставленное бесконечными рядами небольших аккуратных крестов, на которые были одеты каски. Недешево давался немцам каждый метр сталинградской земли. Потом наши подсчитали, что на этом фронтовом кладбище было похоронено несколько сот тысяч немцев, румын и итальянцев: во многие могилы клали сразу по несколько убитых. Я как будто заглянул к немцам на задний двор и убедился, чего и им война стоила, а то временами возникало ощущение, будто они только нас гонят и колотят, а сами неуязвимы. 21-го ноября наши войска, растекаясь подобно ручью в половодье по заснеженной равнине, заняли станцию Абгонерово и большой район возле озера Цаца. Летая над районом этих озер, протянувшихся цепочкой с севера на юг в сторону Астрахани, мы видели, как немцы, покидая деревню Плодовитое, поджигают дома местных жителей. Наши ребята не выдержали и Слободянюк, Мальцев, В. А. Ананьев и С. С. Баштанник долго гонялись за пехотинцами противника на улицах Плодовитого и подожгли, в конце концов, автомашину с горючим.

В районе Абгонерово в прорыв немецкого фронта для развития наступления вошла конница генерала Плиева. Предварительно мы, по просьбе пехоты, долго прорабатывали позиции немцев, укрепившихся в кюветах и в насыпи железной дороги. Я ходил вместе с штурмовиками в эти атаки и первым заметил густые цепи немцев, залегших в кюветах, вдоль железной дороги из Жутово на Абгонерово, оставшихся еще со времен строительства полотна. Штурмовыми ударами мы заставили их спрятаться в норы, отрытые в насыпи, и пехота, воспользовавшись этим моментом, рванула к дороге и сошлась с немцами врукопашную. Пехотинцу главное преодолеть зону густого пулеметного огня. Так была открыта дорога моим землякам — Десятому Кубанскому кавалерийскому корпусу, вошедшим в прорыв.
Правда, сразу же получилась заминка. Выяснилось, что на станции Абгонерово стоит цистерна со спиртом, брошенная немцами. Казаки, ревущей оравой, окружили дармовую выпивку, пулями пробивали стенку цистерны, и каждый подставлял под струю свой котелок. Гуляли по-казацки, а наступление задерживалось. Командиры с ума сходили, но ничего не могли сделать. Наконец, прекрасно знавший психологию своих конников, комкор Плиев громогласно объявил, что эта цистерна — пустяки, а вот на станции Жутово, это километрах в тридцати к западу, немцы оставили целый эшелон со спиртными напитками, и если успеть вовремя, то можно и там хорошо погулять. Казаки немножко подумали, потом повернули своих лошадей в сторону Жутово, куда комкор указывал рукой и, дико гикая, понеслись за новой выпивкой. Сметя по пути мелкие немецкие подразделения, казаки к ночи ворвались в Жутово, но к их разочарованию подъездные пути были пусты. Мораль: никогда не спеши менять хорошее на лучшее.

С потерей станции Абгонерово немцы лишились единственно удобной железнодорожной магистрали, которая тянулась к Сталинграду с запада на восток. Снабжение окруженной армии Паулюса должно было резко ухудшиться.

Понимая суть происходящего, немецкое командование яростно пыталось переломить неблагоприятное для себя развитие событий, бросая в бой все новые силы, как в воздухе, так и на земле. Но наши захватили инициативу и упреждали немцев, перемалывая подходившие резервы. Фокус боевых столкновений переместился в район от станции Абгонерово до города Калач на Дону, почти за 90 километров от Сталинграда. Наше южное крыло, охватывающее немецкую группировку, продвигалось успешно, все дальше заходя немцам в тыл. Погода улучшилась, и стала появляться немецкая авиация. В районе Калача попали под сильные немецкие бомбежки наши войска, бившиеся за овладение переправой. Наш полк принялся вылетать для их прикрытия. Удачно сработала группа заместителя командира третьей эскадрильи капитана Сорокина Я. Н., в которую входили летчики Бубенков, Бескровный Г. В., Минин Н. Г., Корниенко К. Н., Николаев И. В., Ковтун B. C., и Ковалев. Во время барражирования над Калачом они встретились с 16 одномоторными немецкими пикирующими бомбардировщиками «Ю-87», «Лаптежниками», которые пришли на бомбежку наших войск под прикрытием «ME-109». Яша Сорокин рассчитал все тактически грамотно: по радио подал команду второму звену на атаку бомбардировщиков противника, а сам со своим звеном завязал воздушный бой с истребителями. Когда наши четыре истребителя второго звена зашли на атаку бомбардировщиков, то те, беспорядочно бросая свои бомбы, куда попало, принялись уходить в разные стороны. Ребята выбирали себе цели, как на учениях, и уверенно заходили в хвост бомбардировщикам. За какие-нибудь пять минут они сбили три «Ю-87», и еще один «Мессер» подожгло первое звено. «Именинниками», открывшими свой боевой счет зимой 1942 года, стали капитан Я. М. Сорокин, младший лейтенант Г. В. Бескровный, младший лейтенант B. C. Ковтун, младший лейтенант И. В. Николаев. Наши ребята потерь не имели, но два «ЯК-1» были настолько сильно побиты, что их пришлось отправить в тыл на ремонт.

К 23 ноября 1942-го года наши войска завершили окружение немецких войск под Сталинградом и стали постепенно сжимать кольцо вокруг города, одновременно наступая на внешнем обводе, в сторону Ростова и Таганрога. Собственно, повторилась, в обратном отражении, ситуация, которая была в этих же местах в августе и сентябре. Тогда мы отступали к Сталинграду, попадая в полуокружение. А теперь в Сталинграде был окружен противник, и мы наступали на него же по его бывшему маршруту, с запада на восток. Наверное, немецкое командование и в дурном сне не могло себе представить, что ситуация изменится на 180 градусов и чтобы вырваться из котла, противнику придется планировать наступление в западном направлении (!). После того, как кольцо вокруг Сталинграда замкнулось, наступило кратковременное затишье. Войска будто не имели больше сил выдерживать сверхчеловеческое напряжение. Летая, теперь уже над Сталинградским котлом, мы четыре дня не отмечали никаких боевых действий. Зато в районе донских переправ наши яростно теснили противника на запад, отгоняя его все дальше. Немцы потеряли переправы через Дон в районе Калача, но сразу же навели их ниже по течению. Всего до конца ноября и начала декабря наши войска отогнали немцев километров за семьдесят от окруженной группировки.

Ситуация продолжала оставаться опасной для наступавших войск, не так-то легко наступать, имея в ближнем тылу огромное пространство, девяносто на девяносто километров, удерживаемое противником, превратившим его в мощный укрепрайон, который располагал несколькими аэродромами: Гумрак, Воропоново, Школьным и транспортной авиацией для снабжения своих войск по воздуху. Потому летая над районом Сталинграда, я не раз задумывался о том, что еще неясно, кто кого поймал. Если немцы нанесут удачные и согласованные удары со стороны внешнего кольца окружения и из Сталинграда, то окажется рассеченной оборона сразу нескольких наших фронтов, и дела могут повернуться неважно: станет неясно, кто кого поймал — черт дядька или дядька черта. Тем более, что превосходства в силах на стороне наших войск не было. На нас работал лишь генерал Мороз. Наши войска были лучше одеты, да и вообще, больше приспособлены к холоду. Особенно сибирские дивизии: в полушубках, в валенках, в ватных брюках и фуфайках, шапках-ушанках, меховых рукавицах. В таком облачении наша пехота могла подолгу лежать в снегу, дожидаясь, пока противостоящие им немцы просто вымерзнут. А зима не жалела холода и секущего ветра из азиатских степей. Итак, в котле, по нашим подсчетам, оказалось 560 тысяч немецких войск, которым противостояли 535 тысяч наших, осадивших их в районе Сталинграда.

1-го декабря 1942-го года наш второй истребительно-авиационный полк в составе 14 истребителей должен был прикрывать 16 «ИЛ-2», которые наносили удар по аэродрому Воропоново, где базировались большие силы авиации противника. Зная, что дело будет нелегким, немцы хорошо прикрывали свои аэродромы, я решил лететь в составе группы, которую повел командир полка Иван Павлович Залесский. Мы разделили полк на две группы: сковывающую из восьми самолетов во главе с командиром полка, и группу непосредственного прикрытия, из шести самолётов, которую повел капитан М. И. Семенов и куда я входил в качестве рядового летчика. Штурмовиков вел на задание толковый офицер, штурман полка майор Ляховский. Вечером мы, как следует, подготовились, проработав все варианты возможного развития ситуации, распределив роли и проверив технику. И вот ранним утром, 1-го декабря, казалось, в звенящем от мороза небе, ревут моторы наших машин. Над засыпанными снегом, черными, как обгоревшие сухари, развалинами Сталинграда, мы прошли на высоте ста метров в район Бекетовки. Немцы не стреляли, экономя патроны. ***

Заснеженная степь скользила под крыльями. Вот мы уже благополучно проскочили Абгонерово и легли напрямую к объекту атаки, одному из главных аэродромов противника в кольце окружения, где базировалось до полусотни «Ю-87» и «МЕ-109-Ф». Как и следовало ожидать, перед всей нашей группой сразу выросла плотная завеса зенитного огня. Один из штурмовиков, прорываясь сквозь нее, вдруг резко клюнул носом и пошел на посадку на территории, занятой противником. Мы же выстраиваемся в грозную карусель. Среди немецких самолетов вырастают кусты разрывов реактивных снарядов. Да и сам полет реактивного снаряда, со стороны — незабываемое зрелище: срываясь с крыла самолета, снаряд тянет за собой огненный шлейф, который обрывается на земле клубом разрыва. С первого же захода вспыхнули два бомбардировщика, а потом подряд, один за другим, пять истребителей. Нам было хорошо видно, как техники, суетившиеся было у самолетов, готовя их к взлету, кинулись врассыпную, прячась в укрытия, но мы и там их доставали пулеметно-пушечным огнем. Еще круг, и мы, перестроившись, идем домой. Боевой счет один к десяти. Неизвестно только, как сложилась судьба нашего товарища, пилота-штурмовика, севшего на занятой немцами территории. Что ж, такая судьба каждый день подстерегает каждого из нас. Вообще с ребятами из 206 штурмовой авиадивизии у нас сложилась крепкая боевая дружба. И эти ребята-штурмовики совсем недаром получили наименование Первой Гвардейской Сталинградской штурмовой авиадивизии. Упомяну, по памяти, кое-кого из ее командиров: 74-ый авиационный штурмовой полк: командир подполковник Прутков, замполит Литвинов. 75-й штурмовой авиационный полк: командир подполковник Ляховский, замполит Гонта. 76-ой штурмовой авиационный полк: командир подполковник Семенов, а замполит Годунов. Дивизией поочередно командовали полковники Горлаченко, Болдарев, Токарев и Прутков. Как старый штурмовик, я не раз радовался в душе, что пересел на истребитель. Это очень тяжелая самоубийственная работа, утюжить позиции противника, практически с бреющего полета, полностью положившись на волю случая, исключив всякий маневр для спасения жизни.

После посадки на аэродроме в Демидово и Столярово мы обнаружили, что и штурмовики, и истребители изрядно побиты огнем зенитной артиллерии врага. Нередко судьбу кого-либо из нас решали сантиметры или даже миллиметры траектории пули или мелкокалиберного снаряда, проходящие вблизи жизненно важных центров наших машин. Что ж, опять наши техники и механики не остались без работы. Прямо на полевом аэродроме, обжигаемые пронизывающим морозным ветром, принялись они ремонтировать наши машины. Вообще об этих ребятах следует сказать пару теплых слов. Нередко они делали, казалось бы, невозможное, работая день и ночь, в самых невероятных условиях. В одном из боевых вылетов «Мессер» изрядно поковырял «ЯК» младшего лейтенанта Г. Б. Бескровного. Пушечно-пулеметные трассы попали и по мотору. Бескровный еле дотянул до нашего аэродрома в Демидово, хорошо, что пули попали в верхнюю часть водяной рубашки, и вода не вся вылилась, иначе мотор обязательно заклинило бы. Казалось, здесь работы на целую неделю. Но инженер нашей эскадрильи З. К. Бутко осмотрел машину, о чем то посоветовался с механиком самолета С. К. Поповым и они принялись за дело. Самолет был накрыт брезентом, который все норовил сорвать обжигающе холодный ветер, возможно, прилетевший в заволжские степи дорогой Батыя из самой Монголии, а три наших механика Попов С. К., Б. Д. Мортиков и Х. М. Мамлесь за одну ночь сняли побитый мотор и поставили на его место новый. Это сказать легко, а когда в рукавицах много не наработаешь, а руки липнут к мерзлому металлу, то такая работа подвиг — не меньший, чем самый тяжелый воздушный бой. Утром Бескровный улетел на этом самолете на новое боевое задание.
Вообще, должен сказать, что в ноябре-декабре у нас стали совсем другие люди, чем, скажем, еще в сентябре. Сталинградское наступление будто подарило всем крылья. Наконец-то реализовывались великие силы и возможности нашего народа. А немцы, морально, будто надломились. Проигрывали там, где можно было выиграть.

***

Источник : https://coollib.com/b/161230/read#t1

***

О произведении. Русские на снегу. Дмитрий Панов

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница первая. Кубань. 001

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница первая. Кубань. 002

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница первая. Кубань. 003

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница первая. Кубань. 004

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница первая. Кубань. 005

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница первая. Кубань. 006

Дмитрий Панов. Русские на снегу. Страница первая. Кубань. 007