***
***
***
Посвящается бессмертной памяти Кандида
Повесть о том, как некий культурный и утонченный джентльмен потерпел
кораблекрушение и прожил несколько лет в обществе диких и жестоких
людоедов.
О том, как он увидел живых мегатериев и кое-что узнал об их привычках.
Как он сделался Священным Безумцем.
Как, наконец, он удивительным образом спасся с этого ужасного острова,
где свирепствовало варварство, и успел принять участие в мировой войне, и
как он впоследствии чуть было не решил вернуться на остров Рэмполь, с тем
чтобы остаться там навсегда.
В повести содержится немало занимательных и поучительных сведений о
нравах, обычаях, верованиях, военных действиях, преступлениях, а также о
жестоком шторме на море.
В заключение приводятся кое-какие размышления о жизни вообще и о нашем
времени в частности.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
где повествуется о том, как мистер Блетсуорси отправился
в морское путешествие для поправки здоровья, а также
о его душевном состоянии в этот период времени
1. РОД БЛЕТСУОРСИ
Блетсуорси, к роду которых я принадлежу, всегда были люди глубоко
порядочные и мягкосердечные - уилтширская ветвь, пожалуй, еще в большей
степени, чем суссекская. Да простится мне это отступление, - я скажу о них
несколько слов, прежде чем начну рассказывать о самом себе. Я горжусь
своими предками и традициями культурного поведения и обхождения с людьми,
которые они мне передали; самая мысль о моих предках, как вы потом
увидите, поддерживала меня и подкрепляла в трудные моменты жизни. "Как
поступил бы истинный Блетсуорси?" - спрашивал я себя и по мере сил
старался дать надлежащий ответ своим поведением.
В общественной жизни южной и западной Англии всегда играли роль
Блетсуорси, и всегда это были люди примерно одного и того же склада. Целый
ряд эпитафий и летописных записей, восходящих к весьма отдаленным
временам, предшествующим эпохе Тюдоров, свидетельствуют об их
добродетелях, великодушии, честности и устойчивом благоденствии. Говорят,
ветвь нашего рода и поныне существует в Лангедоке, но об этих Блетсуорси я
ничего не знаю. Кое-кто из Блетсуорси в свое время эмигрировал в Америку,
в частности в Виргинию, но там они, кажется, затерялись, растворившись в
местном населении. А между тем представители нашего рода отличаются
стойкими чертами характера, искоренить которые не так-то легко. Возможно,
что кто-нибудь из американцев - читателей моей книги - знает, какая судьба
постигла эту ветвь нашего рода. Такой случай не исключен. В Солсберийском
соборе можно увидеть мраморную статую некоего епископа Блетсуорси, которая
была перенесена сюда из старого храма в Саруме, когда его снесли,
воздвигая этот собор; мраморная голова сильно напоминает черты моего дяди,
настоятеля в Гарроу-Гоуарде, и прекрасные руки статуи очень похожи на его
руки. В Америке непременно должны быть Блетсуорси, и меня удивляет, что я
никогда ни о ком из них не слышал. Судя по тому, что мне рассказывали,
виргинский ландшафт чем-то сродни моим предкам, - он широкий, ласковый и
приветливый, подобно холмистым равнинам моей родины, только озарен более
ярким солнцем.
Блетсуорси - порода созидателей и носителей культуры. Они имели мало
отношения к торговле, как оптовой, так и розничной и не играли
сколько-нибудь значительной роли в развитии того, что называют
индустриализмом. Они предпочитали служение церкви - юриспруденции, а
древних классиков, ботанику и археологию - и тому и другому; однако
землевладельцы под фамилией Блетсуорси встречаются в Кадастровой книге, и
банк Блетсуорси - один из последних больших частных банков, сохранившихся
в нашу эпоху крупных трестов. Он все еще играет видную роль в коммерческой
жизни западной Англии. Разумеется, Блетсуорси занялись банкирским делом не
из жажды наживы, но пойдя навстречу нуждам и запросам своих менее
состоятельных соседей в Глостершире и Уилтшире, суссекские Блетсуорси не
столь чужды коммерческим интересам, как уилтширские; они занимались
"свободной торговлей" еще в эпоху войн с Францией, когда такая торговля,
строго говоря, была незаконной и считалась авантюрой; несмотря на
трагическую смерть сэра Кэрью Блетсуорси и его племянника Ральфа во время
кровопролитного столкновения с таможенными чиновниками на улицах города
Райи, Блетсуорси нажили немалые богатства, приобрели влияние в своей
округе благодаря этим занятиям и по сей день имеют отношение к импорту
шелков и коньяка.
Отец мой был человек весьма достойный, но с большими странностями.
Многие его поступки нуждались в объяснении; некоторые так и остались
неразъясненными - то ли из-за отдаленности арены его деятельности, то ли
по его беспечности, то ли по другим причинам. Блетсуорси не мастера
оправдываться. Они привыкли полагаться на свою репутацию. Пятый сын в
семье, не имея никаких видов на наследство и не обладая дарованиями,
которые могли бы его прокормить, мой отец послушался советов своих друзей
и родственников и отправился попытать счастья за границу: в молодых годах
он покинул Уилтшир, намереваясь "поискать", как он говорил, золота;
"искал" он его без особой алчности и обычно в самых неподходящих местах.
Насколько я знаю, месторождения золота известны наперечет, и ищут его, как
правило, скопом во время так называемых "золотых лихорадок". Но отец мой
питал отвращение к толпе, ко всякого рода стадности, предпочитая
разыскивать сей редкостный и драгоценный металл в приятной обстановке,
там, где ему не досаждали всякие грубияны своей бесцеремонной
конкуренцией. Пробавлялся же он, в ожидании лучшего будущего, на скромные
суммы, которые ему время от времени посылали его более удачливые родичи.
Разумеется, при таком образе действий у него было маловато шансов
обнаружить золото, зато в случае удачи ему ни с кем не пришлось бы
делиться находкой.
В вопросах брака он был менее разборчив, чем остальные Блетсуорси,
неоднократно вступал в брак и порою совсем неофициально, - правда, все мы
несколько опрометчивы в своих брачных союзах.
Мать моя была португальско-сирийского происхождения, с примесью крови
туземцев острова Мадейры (где я и появился на свет).
Я родился самым законным образом; правда, брачный формуляр моего отца с
течением времени оказался весьма запутанным, но это потому, что брак в
тропических и субтропических странах носит крайне непостоянный характер.
Мать моя, судя по письмам отца, была натура страстная и
самоотверженная; некоторые ее черты передались мне. Я полагаю, что именно
ей обязан своим пристрастием к подробным и не слишком точным описаниям и
манерой совершенно бескорыстно прикрашивать словами действительность. "Она
любит-таки поговорить, - писал отец моему дяде еще при ее жизни. - Никак
ее не уймешь!" Дело в том, что она так остро и тонко переживала все
события своей жизни, что бессознательно искала облегчения в словах, и,
чтобы успокоиться, ей необходимо было выговориться до конца. Она придавала
своему рассказу художественную форму, ретушировала его. Как я ее понимаю!
Я знаю, как мучительно не иметь возможности высказаться. Более того: ей я
обязан уже совсем несвойственным Блетсуорси глубоким нравственным
разладом. Эта книга покажет, какую борьбу мне приходилось вести с самим
собой. Я не знаю душевной гармонии и мира, характерных для истинного
Блетсуорси. Я в распре со своим "блетсуорсианским" естеством. Отцовская
предприимчивость сочеталась во мне со склонностью к самоанализу. Я
настаиваю на том, что я - Блетсуорси; заметьте, именно настаиваю. Этого вы
не дождетесь ни от одного Блетсуорси чистой воды. Я убежденный Блетсуорси,
ибо я не совсем и не всецело Блетсуорси. Во мне живет как бы несколько
личностей, совершенно независимых друг от друга. Быть может, я потому так
привержен своим семейным традициям, что могу быть объективно к ним
приверженным.
Мать моя скончалась, когда мне было пять лет, и мои скудные
воспоминания о ней безнадежно перепутаны с воспоминанием об урагане,
опустошившем остров. Эти две катастрофы разразились одновременно и вызвали
ряд ужасных перемен. Как сейчас помню вывороченные с корнем деревья и кучи
мокрых алых лепестков, смешанных с грязью, помню также, как кто-то сказал,
что мать моя умирает, а затем - что она умерла. Кажется, я не был особенно
огорчен, а скорее ошеломлен.
Отец мой после бесплодной переписки с родственниками с материнской
стороны, жившими в Португалии, и с богатым дядей из Алеппо в конце концов
вверил меня попечениям начинающего пастора, ехавшего из Мадейры в Англию,
поручив ему передать меня в Челтенхеме тетке, мисс Констанции Блетсуорси,
которая благодаря этому впервые узнала о моем существовании. Отец снабдил
своего посланца документами, не оставлявшими ни малейшего сомнения в том,
что я - обозначенное в них лицо. Я смутно помню, как всходил на борт
парохода в Фуншале, но воспоминания о морском путешествии, к счастью,
изгладились из моей памяти. Гораздо отчетливее вспоминается мне гостиная
тетки в Челтенхеме.
Мисс Констанция Блетсуорси была весьма величавая дама в белокуром
парике или с белокурыми волосами, причесанными таким образом, что они
смахивали на парик; с ней жила компаньонка, похожая на нее, но гораздо
полнее, на редкость дородная особа, и ее грандиозный бюст сильно поразил
мое детское воображение.
Помню, как они восседали в креслах высоко надо мной, а я примостился на
подушечке у камина. Разговор с молодым пастором был весьма знаменателен и
врезался мне в память. Обе дамы были того мнения, что пастора по ошибке
направили в Челтенхем и что ему следует немедленно проехать со мной по
железной дороге - всего час пути, - к моему дяде, настоятелю церкви в
Гарроу-Гоуарде.
Тетка несколько раз повторила, что она, конечно, тронута доверием моего
отца, но что состояние ее здоровья не позволяет ей заняться мною. И она и
компаньонка начали распространяться о ее болезнях и, думается мне,
сообщали совершенно ненужные подробности. Видно было, что они усиленно
обороняются. А пастор, при всем сочувствии, к какому вынуждал его сан,
проявлял явное желание отмахнуться от этих излияний, грозивших осложнить
порученное ему дело. Отец, мол, ничего ему не говорил о своем брате в
Гарроу-Гоуарде, наказав доставить меня моей тетке Констанции, старшей его
сестре и оплоту их семьи, как он выразился.
Пастор заявил, что он не вправе отступать от полученных им инструкций.
Он утверждал, что добросовестно выполнил свое поручение, сдав меня на руки
тетке, и теперь остается лишь уладить вопрос о кое-каких дорожных
расходах, не предусмотренных моим отцом.
Что касается меня, то я продолжал стоически сидеть на своей подушечке,
делая вид, что внимательно разглядываю каминную решетку и очаг, каких не
встречал на Мадейре, а между тем старался не проронить ни единого слова из
их разговора. Мне не очень-то улыбалось остаться у тетки, но хотелось
поскорее распроститься с молодым пастором, так что я горячо желал ему
успеха в его попытках оставить меня здесь и обрадовался, когда он настоял
на своем.
Это был толстый человек с круглым бледным лицом и высоким придушенным
тенорком, скорей пригодным для чтения молитв, чем для житейской беседы. В
начале нашего знакомства он проявил ко мне самые пылкие дружеские чувства
и предложил мне спать в его каюте; но моя неспособность терпеливо
переносить качку и бороться с ее последствиями мало-помалу испортила наши
отношения, поначалу обещавшие быть идеальными. Ко времени прибытия в
Саутгемптон у нас развилась взаимная неприязнь, смягчавшаяся лишь надеждой
на близкую и длительную разлуку.
Короче говоря, он хотел поскорее отделаться от меня...
Я остался у тетки.
Челтенхем оказался для меня не очень счастливым приютом. Пятилетний
мальчик все время ищет, чем бы ему заняться, неблагоразумен в выборе забав
и разрушителен в своих попытках основательнее ознакомиться с любопытными,
но хрупкими предметами, которыми изобилует окружающая его обстановка.
Тетка помешана была на коллекционировании челсийских статуэток и вообще
старого английского фарфора, она любила эти причудливые вещицы, но не
способна была понять моего пристрастия к ним, оценить творческой игры
моего воображения, вносившей трагическую сумятицу в мирок ее сокровищ. Не
понравились ей также мои попытки завести игры и внести разнообразие в
жизнь двух огромных дымчато-голубых персидских кошек, служивших украшением
ее дома. Я и не знал, что если хочешь поиграть с кошкой, то не надо
слишком рьяно преследовать ее, и что даже самые дружелюбные пинки редко
вызывают в кошке ответное веселье. Мои геройские подвиги в саду, где я
воевал с теткиными георгинами и астрами, словно с полчищами свирепых
врагов, не вызывали в ней ни малейшего сочувствия.
Двое престарелых слуг и сморщенный садовник, следившие за порядком в
доме и охранявшие достоинство моей тетки и ее компаньонки, разделяли
мнение своей хозяйки, что воспитание детей должно носить исключительно
репрессивный характер, - так что мне приходилось действовать тайком.
Помнится, ко мне был приглашен молодой учитель, которому было поручено
ходить со мной гулять как можно дальше и внушать мне правила
нравственности как можно тише; но я плохо помню его - разве только, что он
носил пристегивающиеся манжеты, что было мне в диковинку. Словом,
Челтенхем оставил у меня впечатление какой-то безотрадной пустыни:
бесконечные широкие улицы, светло-серые дома под бледно-голубым небом,
ванная комната, плетеные стулья и полное отсутствие ярких красок и веселых
происшествий, в противоположность жизни на Мадейре.
Эти месяцы, проведенные в Челтенхеме, - возможно, что это были недели,
хотя они представляются мне бесконечно долгими месяцами, - я отмечаю как
некое междуцарствие, предшествующее моей настоящей жизни. Витавшие вне
поля моего зрения тетка с компаньонкой, наверное, прилагали самые
ревностные усилия, чтобы переместить меня в другую обстановку, ибо на
мрачном фоне этих моих челтенхемских воспоминаний появлялись и исчезали
еще более смутные фигуры - все это были Блетсуорси, они разглядывали меня,
не проявляя ни симпатии, ни враждебности, и быстро обнаруживали нежелание
иметь со мной дела в дальнейшем. Помнится, тетке давали различные советы.
Одни уговаривали ее оставить меня, так как я дам ей возможность позабыть о
собственной особе, - хотя она явно не желала забывать о себе, да и кто из
нас этого хочет? Другие уверяли, что лучше всего вернуть меня отцу: но это
было немыслимо, потому что он переехал с Мадейры в Родезию, не сообщив
своего нового адреса, а наша имперская почта не принимает мальчиков,
адресованных до востребования в дальние колонии. Наконец, третьи полагали,
что все это "дело", под каковым подразумевался я, следует предоставить на
усмотрение моему дяде, преподобному Руперту Блетсуорси, настоятелю в
Гарроу-Гоуарде. Все они были того мнения, что для Блетсуорси я обещаю быть
слишком маленького роста.
Мой дядя в то время находился с несколькими англиканскими епископами в
России, где обсуждался вопрос о возможном соединении англиканской и
православной церквей, - это было еще задолго до мировой войны и до прихода
к власти большевиков. Письма моей тетки летели ему вдогонку, но
запаздывали, и им так и не суждено было настигнуть дядю. И вдруг, когда я
уже начал примиряться со своим бесцветным существованием в Челтенхеме под
надзором воспитателя с пристегивающимися манжетами, появился мой дядя!
Он сильно напоминал моего отца, но был ниже ростом, розовый, округлый,
и одевался, как всякий богатый и преуспевающий пастор, тогда как отец
ходил в мешковатом, обтрепанном и застиранном фланелевом костюме. В дяде
тоже многое было не совсем понятно, но это не так било в глаза. Волосы у
него были серебристо-седые. Он сразу же расположил меня в свою пользу и
внушил доверие. Нацепив на нос очки без ободка, он стал разглядывать меня
с улыбкой, которая показалась мне необычайно привлекательной.
- Ну-с, молодой человек, - начал он почти отеческим тоном, - они тут,
кажется, не знают, что с вами делать. Что вы скажете, если я предложу вам
переехать ко мне и жить со мною?
- Охотно, сэр! - сказал я, как только уяснил смысл его вопроса.
Тетка и компаньонка так и просияли. Они отбросили в сторону всякое
притворство. Я и не подозревал, какого они хорошего мнения обо мне!
- Он такой милый, смышленый, - нахваливали они меня, - такой
любознательный! Если за ним смотреть как следует и кормить его хорошенько,
из него получится замечательный мальчик.
Итак, судьба моя была решена.
 Название: Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь
Формат: MP3, 44.1 kHz, 64 kbps
Исполнитель: Геннадий Постригайло
Время звучания: 10:16:57
Описание: Повесть о том, как некий культурный и утонченный джентльмен потерпел кораблекрушение и прожил несколько лет в обществе диких и жестоких людоедов. О том, как он увидел живых мегатериев и кое-что узнал об их привычках.
Как он сделался Священным Безумцем. Как, наконец, он удивительным образом спасся с этого ужасного острова, где свирепствовало варварство, и успел принять участие в мировой войне, и как он впоследствии чуть было не решил вернуться на остров Рэмполь, с тем чтобы остаться там навсегда.
Другие аудиокниги Автора «Герберт Уэллс»
Для прослушивания аудиокниги «Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь — Герберт Уэллс» нажмите на треугольник в проигрывателе.
***
Фантастика Add comments
***
-----------------------------------------------------------------------
Herbert Wells. Mr.Blettsworthy on Rampole Island (1928).
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
***
***
***
***
***
*** Lib.Ru: Герберт Уэллс
Романы
***
***
***
***
ПОДЕЛИТЬСЯ
---
***
Древние числа дарят слова
Знаки лесов на опушке…
Мир понимает седая глава,
Строчки, что создал нам Пушкин.
Коля, Валя, и Ганс любили Природу, и ещё – они уважали Пушкина.
Коля, Валя, и Ганс, возраст имели солидный – пенсионный.
И дожили они до 6-го июня, когда у Пушкина, Александра Сергеевича, как известно – день рождения...
Созерцатель
Читать дальше »
***
***
---
Фотоистория в папках № 1
002 ВРЕМЕНА ГОДА
003 Шахматы
004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ
005 ПРИРОДА
006 ЖИВОПИСЬ
007 ТЕКСТЫ. КНИГИ
008 Фото из ИНТЕРНЕТА
009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года
010 ТУРИЗМ
011 ПОХОДЫ
012 Точки на карте
014 ВЕЛОТУРИЗМ
015 НА ЯХТЕ
017 На ЯСЕНСКОЙ косе
018 ГОРНЫЕ походы
Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001
---
***
***
***
***
---
О книге -
На празднике
Поэт Зайцев
Художник Тилькиев
Солдатская песнь
Шахматы в...
Обучение
Планета Земля...
Разные разности
Новости
Из свежих новостей
***
***
***
***
***
***
|
