Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь 07 - 23 Марта 2018

Главная » 2018 » Март » 23 » Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь 07

02:59

Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь 07

***

11. МЯТЕЖ И ЗЛОДЕЯНИЕ

За все это время мне ни разу не удалось переодеться, и я долгие часы
сидел у себя в каюте, закутавшись в одеяла и плед. Насколько я могу
припомнить, шторм не ослабевал ни на минуту. Он прекратился внезапно.
Очнувшись не то от обморока, не то от сна, я увидел, что буря кончилась. Я
не мог бы сейчас сказать, сколько времени пребывал в состоянии полного
оцепенения.
Попытавшись сесть на свою постель, я обнаружил, что с койкой творится
что-то непонятное. Правда, она больше не качалась из стороны в сторону, но
вместе со стенкой каюты образовала что-то вроде треугольного корыта, в
котором я и лежал. Я был очень слаб, изголодался, страдал от жажды и
чувствовал себя беспомощным, но все же попытался осмыслить перемену своего
положения. Ухватившись за кронштейн лампы, также покосившейся, я выглянул
в иллюминатор и увидел, что море, спокойное голубое море, почему-то лежит
наклонно, Это значит, что все остальные предметы покосились - каюта моя
прочно заняла наклонное положение.
Я удивился. Может показаться странным, что после трепки, какую нам
задал шторм, я еще способен был испытывать удивление. Но, вероятно, мой
бедный мозг был так утомлен, что я не в силах был понять, почему все
предметы у меня в каюте замерли, как-то странно, покосившись.
Я спустился с койки и открыл дверь каюты - посмотреть, покосился ли
коридор. Так оно и было. С трудом выбравшись на палубу, я убедился, что
весь корабль перекошен. И только тут прояснился мой отупевший мозг и я
понял, в чем дело. Голубая линия горизонта, которую я оглядывал, занимала
прежнее положение - все тот же надежный горизонт. Корабль накренился носом
вниз, а корма торчала высоко над водой. Он, видимо, получил пробоину в
носовой части, и трюм до передней переборки был залит водой. Вероятно,
часть груза переместилась, отчего судно покосилось налево. В раздумье я
случайно коснулся рукой головы и почувствовал боль: голова была вся в
ссадинах. По-видимому, я обо что-то ударился, но как это случилось, я так
и не мог припомнить. Возможно, что меня толчком сбросило с койки. Быть
может, я долго лежал в обмороке или заснул от слабости и истощения.
Над кораблем кружились чайки. Одна из них была гораздо крупнее
остальных и ухитрялась парить над водой на неподвижно распластанных
крыльях. Она кружилась возле корабля, точь-в-точь как родственник в
ожидании наследства. Несколько чаек опустились на поднявшуюся кверху
корму. До тех пор я еще не знал, что чайки иной раз садятся на борт, и
решил, что на корабле нет ни души. Но вскоре успокоился, услыхав на носу
деловитый стук молотка, и пошел посмотреть, кто это стучит.
На средней палубе у капитанского мостика собралась чуть ли не вся
команда. Матросы разбились на две группы. Все уже давно перестали бриться
и казались каким-то подозрительным сбродом. У одного из них рука была
обмотана окровавленной тряпкой. Несколько человек что-то вяло жевали,
остальные сидели на корточках или валялись на палубе, вид у всех был
угрюмый и подавленный. Справа лежала вверх дном шлюпка, и плотник возился
над нею, приколачивая какие-то доски. Ему помогал юнга. Верхом на киле
лодки, с револьвером в руках, сидел механик, а Рэдж прислонился к борту
лодки. У старшего помощника тоже был револьвер, а Мидборо с самым
непринужденным видом размахивал топориком. Оба стояли спиной ко мне, но
услыхав мои шаги, быстро обернулись. Они уставились на меня, как на
выходца с того света.
- Как! - воскликнул механик. - Вы еще живы?
Я не в силах был отвечать. Я сделал шаг вперед, схватился за железный
поручень, поскользнулся и сел на палубу. У меня закружилась голова.
- Мне дурно, - проговорил я.
- Эй, вы! Дайте же ему поесть! - приказал Мидборо. - Разве вы не
видите, что он совсем выдохся!
Матросы неохотно зашевелились. Кто-то сунул мне в руку черствую галету
и кусок мяса. Очевидно, голод вызвал у меня дурноту. После первого же
глотка я почувствовал себя лучше. Я, съел все, что мне дали, выпил кофе.
Силы медленно возвращались ко мне, и я сидел, озираясь по сторонам.
Сверху послышался голос:
- Он поедет с матросами!
Подняв голову, я увидел капитана. Благодаря крену корабля мостик
нависал над нами. Капитан тоже держал в руке заряженный револьвер. Рыжая,
не бритая дней пять щетина не слишком была ему к лицу.
- Вот еще! - проговорил высокий смуглый мужчина, по-видимому боцман. -
Нет уж, берите его вы!
- На черта он мне нужен! - возразил капитан.
- Что делать! Придется его взять.
- Ведь он как-никак наш пассажир, - сказал механик, и старший помощник,
стоявший рядом со мной, молча кивнул головой.
- Я ничего не понимаю, - сказал я.
- Все шлюпки разбиты, осталась только одна, и ее спустили на воду, -
объяснил механик. - Матросы вздумали уплыть на ней в открытое море! Как
только показалась земля, с ними ничего нельзя было поделать. Понятно?
Только Старик смекнул, что они замышляют, и приказал им оставаться. Вот
они и остались. Что бы мы делали без них? Наш милейший плотник, так и
быть, согласился починить перед отъездом вот эту шлюпчонку для нас.
Спасибо и за то! Вот как обстоят дела!
Теперь я понял, зачем им понадобились револьверы.
- Если кто-нибудь попробует перелезть через борт, мы будем стрелять, -
объявил механик, обращаясь ко мне и матросам.
- А плотник сядет в нашу лодку, - добавил помощник, - этим он докажет,
что работа сделана хорошо.
- Ну, это мы еще посмотрим, - заявил один из матросов, рослый, смуглый
малый.
- Как сказано, так и будет, - возразил механик.
- Нам самим может понадобиться плотник.
- Что и говорить, плотничье ремесло чертовски полезное, - согласился
механик, не желая вступать в спор. - Вы и не представляете себе, сколько
всего должен знать плотник. Об этом целые книги написаны.
Среди матросов послышался ропот, они стали перешептываться.
- Но где же земля? - спросил я второго помощника. - Я ее что-то не
вижу.
Мидборо оглядел горизонт.
- Наш корабль, - сказал он, - поворачивается вокруг своей оси. Давайте
сообразим, где солнце. Земля сейчас на западе.
- Она никуда не делась, - вставил кок. - Хотел бы я знать, когда мы,
наконец, отправимся, черт возьми! Пошевеливайся, Джимми!
- Ну тебя к дьяволу! - огрызнулся плотник. - Что же, ты думаешь, я тут
забавляюсь?
- Солнце уже садится.
- А я тут при чем?
Медленно-медленно поворачивался корабль, и над головой у нас
развертывалась панорама закатного неба. Оно простерлось, ярко-золотое над
свинцовой пеленой воды. Прежде чем мне ударили в глаза ослепительные косые
лучи, я успел разглядеть бледные, серовато-лиловые очертания берега и
изломанную линию гор вдали; мне даже показалось, что одна из вершин
окутана дымом. Но через миг все потонуло в ослепительном пламени заката.
- Как же мы доберемся до берега в потемках? - раздался чей-то голос.
- "На запад, мой друг, на запад!" - продекламировал начитанный механик.
Дулом револьвера он указал куда-то влево. - Перед вами вся Патагония, как
сплошная стена. И будьте спокойны, так на сотни миль. Приставай где
хочешь.
- Мы могли бы уже быть на полпути! - послышался все тот же голос.
- Эгоистичная тварь! - отозвался механик.
- Еще полчаса, и я кончу, - сказал плотник. - Надо перевернуть шлюпку.
Помогите кто-нибудь.
- Мистер Джиббс, - обратился капитан к помощнику, - прикажите мистеру
Мидборо, чтобы он вместе с мистером Блетсуорси принес припасы из камбуза.
Мы вчетвером будем следить за командой. Двое из вас - только двое, не
больше! - будут помогать плотнику. Один из этих двух - голландец, он
ловкий и безобидный. Да помните, что я слежу за всеми вами.
Но тут его осенила новая мысль.
- Нужно осветить палубу, мистер Мидборо, скоро стемнеет. Принесите
фонари. Мало ли что может приключиться в темноте!
Человек с перевязанной рукой яростно выругался и сплюнул.
- И нам тоже не на руку темнота, - буркнул он.
- А нам нечего бояться, - бросил другой матрос и засмеялся деланным
смехом.
Мы перетащили все припасы из камбуза на тот борт, откуда должны были
спустить шлюпку, затем я отправился вместе с Мидборо в кладовую, где уже
изрядно похозяйничали матросы.
- Берите больше, пригодится, - говорил Мидборо, нагружая меня галетами.
Покамест мы занимались этим делом, солнце село, и синие сумерки начали
быстро сгущаться, переходя в ночь. Мидборо повесил на палубе два фонаря; в
их желтом свете матросы двигались, как черные тени. Капитан исчез в
таинственном мраке.
- Получайте! - проговорил плотник, закончив работу. - Складывайте свои
пожитки.
- Стоп! - резко, точно свист хлыста, прозвучал голос капитана, когда
один из матросов вздумал перелезть через борт.
- Старый боров! - пронзительно крикнул кто-то. - Уж тебе всыплют, если
дело дойдет до драки...
Голос оборвался, казалось никто его не слышал.
- Нам нужен плотник! - крикнул боцман.
- Мертвый или живой? - вежливо осведомился механик.
Матросы глухо заворчали.
- Живо! Шлюпку за борт, - скомандовал капитан, - и кладите пожитки!
Поднялась суматоха; послышался всплеск, - шлюпка коснулась воды, потом
градом посыпались ящики, пакеты и банки. Я помогал, пока палуба не
очистилась, Рэдж наспех упаковывал ящики.
- Чертовски мало места остается! - крикнул он.
Раздался треск и звон разбитого стекла. Оба фонаря, кое-как освещавших
палубу, разлетелись вдребезги.
- Сюда, Джимми! - крикнул кто-то плотнику.
- Попробуй только! - крикнул механик и выстрелил в серую мглу, но,
кажется, промахнулся. Матросы один за другим попрыгали в шлюпку.
- Блетсуорси! - послышался сверху гневный голос. - Где Блетсуорси?
Повинуясь призыву, я направился к трапу, который вел к рубке. Капитан
быстро и бесшумно, словно огромная кошка, спустился вниз, и не успел я
понять, что он замышляет, как он схватил меня за шиворот и толкнул в
приоткрытую дверь кладовки. В первый момент я был чересчур ошеломлен,
чтобы сопротивляться. Я отлично слышал, как он возится с ключом, запирая
дверь, и кинулся было вперед, но в этот момент он хватил меня револьвером
по лицу; падая, я слышал, как он ожесточенно повторял:
- На! Вот тебе! Ешь суп! Жри!
Дверь захлопнулась; я оказался взаперти.
Удар оглушил меня. Я медленно поднялся на ноги и стал ощупывать лицо -
кровь ручьем лилась по щеке. Я слышал, как капитан ответил кому-то:
- Все в порядке. Он в большой шлюпке.
В темноте я стал ощупывать дверь, надеясь отпереть ее. Помнится, я
принялся стучать кулаками и кричать, но было слишком поздно. Меня все
равно бы не услыхали. На корабле что-то стряслось, и внимание было
отвлечено от меня. Кажется, капитан выстрелил по шлюпке, где сидели
матросы. Возможно, он сделал это просто со зла или чтобы заглушить мои
крики. А может быть, он стрелял, защищаясь. Быть может, даже стрелял
механик, а вовсе не капитан. Так или иначе, я слышал выстрелы, крики и
плеск воды. Потом послышались размеренные "всплески весел, и шум стал
затихать. Казалось, матросы стремились уйти подальше, от разъяренного
капитана.
Воцарилась мертвая тишина, словно кто-то медленно задернул занавес.
Некоторое время я прислушивался, но вскоре все смолкло, и только волны
мерно, плескались у бортов корабля.

12. ПОКИНУТЫЙ

Лишь на рассвете я наконец выбрался из своей тюрьмы.
В темноте мне так и не удалось выломать дверь или окно. Но утром я
нашел ящик, где Ветт хранил кое-какие инструменты, и с помощью стамески и
молотка, - отвертки не нашлось, - мне удалось взломать замок. Всю ночь я
задыхался от бешенства, думая о капитане; расправляясь с замком, я
воображал, что передо мной капитан. Мне страстно хотелось жить, чтоб
разоблачить и уничтожить его! Роясь в кладовой Ветта в поисках
инструментов, я нашел бутылку бренди, немного воды, сифон, жестянки с
сыром и банки сардинок, на десерт несколько коробок с финиками и прочие
припасы; там же оказался запас спичек и заправленная лампа. "А ведь
капитан мог загнать меня и в еще худшую дыру", - подумалось мне. Распахнув
дверь и почувствовав себя на свободе, я подкрепился едой, потом, захватив
горсть фиников, отправился на разведку.
Я надеялся, что корабль относит к берегу и мне удастся вскоре нагнать
своего недруга, хотя мне было трудно представить себе, что бы я сделал с
ним и с его шайкой, если бы удалось разыскать их на патагонском взморье. Я
поднялся на мостик. Палуба накренилась еще больше влево, но по всей
видимости гибель мне пока еще не грозила. Я взглянул на ненужный теперь
штурвал и покосившийся компас и вошел в рубку, которая была до сих пор для
меня запретным святилищем. Здесь я нашел морские карты, различные чертежи
корабля и в углу - какие-то медные инструменты. Первым делом мне
захотелось увидеть землю, но она исчезла. Стоя спиной к восходящему
солнцу, я всматривался в бескрайний темно-синий горизонт, но береговой
линии, которая так ясно вырисовывалась накануне вечером, не было и следа.
Чтобы расширить свой кругозор, я взобрался на крышу рубки. Но и отсюда мне
не удалось увидеть ни земли, ни чего-нибудь похожего на лодку. Я пытался
уверить себя, что не вижу берега, потому что его скрывает туман или я
жертва оптического обмана, но линия горизонта была ясна и несомненна, как
теорема Эвклида! По-видимому, "Золотой лев" несло течением параллельно
берегу, и вчера мы проходили мимо какого-нибудь мыса. Возможно, я сейчас
не вижу земли, так как проплываю мимо глубокого залива. Но земля появится.
Непременно появится.
Напрасно я успокаивал себя. Безбрежный горизонт действовал на меня
удручающе, и я почувствовал свою беспомощность. Исчезла надежда добраться
до берега на самодельном плоту. Если бы даже мне удалось смастерить плот -
все равно на нем далеко не уплывешь.
Итак, я отказался от мысли гнаться за капитаном по горячим следам. Он с
самого начала понял то, что я только теперь сообразил. Кто знает, сколько
времени мне предстоит пробыть на этом обломке корабля?
Я слегка приуныл, но тут же принялся исследовать ту часть корабля,
которая оставалась над водой. Вскоре я с радостью убедился, что мне не
угрожает голод: съестных припасов хватит, пока продержится корабль, а
корабль, - успокаивал я себя, - еще продержится, если только не
переменится погода, а может быть, выдержит и бурю. В конце концов, как бы
ни была велика пробоина, она - в носовой части корпуса, переборка же цела.
В камбузе имелись дрова - значит, я даже смогу готовить себе горячую еду.
Там же я нашел картофель, остатки овощей, сушеный лук и мясные консервы.
Продолжая свои исследования, я набрел на каюту капитана и вошел в нее.
Усевшись в его камышовое кресло, я стал обдумывать, как бы мне с ним
расквитаться.
Одно из двух: либо корабль прибьет к берегу, либо меня подберет
какое-нибудь судно. Впрочем, есть и Другие, менее приятные возможности.
Пожалуй, лучше всего написать записку о моем горестном положении и вложить
ее в бутылку. А еще лучше - написать несколько записок. Этим следует
заняться немедленно. Я стал обшаривать каюту, разыскивая бумагу и чернила,
и попутно заинтересовался вещами капитана, которые могли пролить свет на
загадочные черты его характера.
Видимо, он мало читал, но зато - о ужас! - собрал целую коллекцию
порнографических фотокарточек; там были вырванные страницы и номера
французских и испанских иллюстрированных журналов бульварного типа. Должно
быть, он смаковал эту литературу, так как некоторые места были подчеркнуты
карандашом. В студенческие годы я возмутился бы этим, но с тех пор успел
узнать, какие страшные бури порой потрясают человеческий организм, и,
обнаружив неугасимо тлеющую, мучительную похоть в своем враге, даже слегка
смягчился и уже не так проклинал его за гнусное предательство. Если этот
человек полусумасшедший, то его помешательство, во всяком случае, связано
с нормальными потребностями здорового организма. Он возненавидел меня с
первой минуты. За что, спрашивается, он меня так ненавидел? Разве я дал
ему какой-нибудь повод к такой ненависти? Может быть, я был похож на
кого-либо из его врагов или напоминал ему о каком-нибудь неприятном случае
из его прошлого?.
Я перестал ломать голову над этой загадкой. Его картинную галерею я
сунул обратно в ящик и начал писать: "Я, нижеподписавшийся, Арнольд
Блетсуорси..." - и добавил кое-какие сведения о себе. Я сообщил дату
своего отплытия из Лондона и некоторые подробности плавания.
"Спустя несколько дней после отплытия из Рио наши машины пришли в
негодность. Корабль перестал слушаться руля, и в носовой его части
образовалась течь".
Пока все шло гладко. Теперь - самое главное:
"Некоторая враждебность ко мне со стороны капитана постепенно перешла
во взаимную ненависть..." - написал я и стал припоминать характерные черты
моих спутников и обстоятельства их бегства. "Какие, однако, у меня грязные
руки!" - заметил я и невольно вздрогнул.
Я поплелся к себе в каюту, попутно заглядывая в каюты моих недавних
спутников. У механика оказался тайный склад сигар, и я с удовольствием
выкурил одну из них. В куче книг самого причудливого содержания, в
переплетах и без таковых, я нашел аккуратно собранные объявления подписки
на девятое издание "Британской энциклопедии" на всевозможных условиях.
Против обозначения цен были набросаны какие-то вычисления карандашом, -
очевидно, механик рассчитывал нагрузить этим умственным багажом корабль и
меня в частности. Нора старшего помощника говорила о более сухопутных
вкусах. Тут были библия, несколько коробок бумажных воротничков, портреты
каких-то весьма непривлекательных лиц в рамках и фотография, изображавшая
какой-то дом, на которой стояла дата и надпись: "Последний взнос надлежит
сделать..."
Рэдж унес свои карточки, и самым примечательным имуществом в его каюте
оказались забавные игрушки, купленные, по-видимому, в подарок
какому-нибудь ребенку на родине, Мидборо, как видно, интересовали
санитарные условия морских портов. Мне вдруг пришло в голову: а ведь я
занимаюсь шпионством! Я направился к себе в каюту.
Там я вымыл руки, смыл грязь и кровь с лица, побрился и переоделся.
Теперь я почувствовал себя Арнольдом Блетсуорси, а не грязной скомканной
тряпкой, какой был в течение долгого ряда дней. Меня даже радовало
сознание, что я фактически хозяин корабля и могу делать все что мне
вздумается. Я пошел в капитанскую каюту, чтобы докончить начатую жалобу, и
стал переписывать ее набело. Но вскоре мне показалось, что каюта слишком
пропахла капитаном; к тому же я чувствовал, что устал, и меня стало
клонить ко сну. Оставив свою жалобу недописанной, я отправился искать
места для сна. После долгих дней ненастья мне хотелось погреться на
солнышке. Я перенес из каюты постельные принадлежности на верхнюю палубу,
положил их возле трубы и разлегся на солнце. Благодаря вращательному
движению корабля казалось, что солнце описывает на небе спираль, и я
решил, что на палубе будет теплей всего. Тень трубы медленно перемещалась
надо мной. Незаметно я заснул.
Проснулся я весь дрожа, со странным ощущением, что капитан находится
где-то совсем близко, в лодке, и руководит затоплением судна. Мне
почудилось, что птицы уже не летают над кораблем и он все больше удаляется
от суши. Вероятно, я бредил. Солнце клонилось к закату. Я встал и
потянулся. Эта часть палубы выше всего поднималась над водой, и я решил
принести еще несколько одеял и провести здесь ночь.
Я пошел на мостик, затем спустился на палубу - взглянуть, не осел ли
корабль. Помню, я долго стоял на носу. Наблюдения привели меня к
неутешительным выводам. Без сомнения, корабль теперь сидел в воде глубже,
чем раньше, и вдобавок слегка покачивался. Вода заливала палубу, и если бы
я захотел добраться до бака, мне пришлось бы шагать по колено в воде. Или
этого я раньше не замечал, или воды в самом деле прибыло. Когда корабль
накренялся, вода с чмоканьем вливалась в люки, затем медленно, словно
нехотя, откатывалась назад, будто чувствовала себя на палубе как дома. Я
спустился по трапу с палубы в трюм, там было темно и жутко. Я заглянул в
машинное отделение - там также поблескивала вода.
Уже начало смеркаться, когда я вспомнил о лампе Ветта и о спичках.
Когда высыпали звезды и похолодало, я при свете лампы разыскал еще
несколько одеял. Но лужи морской воды на палубе тревожили меня, я долго
лежал без сна, возле горевшей лампы, глядя на звезды.