Освобождение 05 - 31 Октября 2024 - Персональный сайт

Главная » » Освобождение 05

00:39

Освобождение 05

***

===

Глава шестая

Подавленность и безразличие,
Истерзанный мыслями ум -
Осколки былого величия,
Похмелье возвышенных дум.
Кохановер, "Реквием"
Из повести Маэстро "Кларнет в стакане"

К концу эпохи всемирного равновесия Гамлет, принц Датский, состарился
настолько, что перестал быть вхож в горное аристократическое общество.
Его желудок больше не выдерживал ни пчелиного паштета, ни крапивного са-
лата, ни вина из горных волчьих ягод, и он спустился к Реке и стал ловить рыбу вместе с обыкновенными рыбаками. Добрые рыбаки охотно потеснились и предоставили бывшему принцу удобное седалище в том месте, где река, изгибаясь, максимально приближается к Горе - родине Гамлета. Это было живописное местечко с прекрасным видом на расстилающуюся за рекой об-
ширную Долину.
Здесь, сидя с удочкой на гладком теплом камне, принц коротал теперь
месяц за месяцем. Само собой разумеется, что Гамлет обладал прекрасным
зрением, - иначе доктора не смогли бы прописать ему очки, столь необхо-
димые любому философу. Поэтому он прекрасно видел поплавок, но рыбаком
был все равно никудышным и за долгие месяцы, проведенные у Реки, не су-
мел поймать ни одной рыбки. Да и опытные рыбаки не могли похвастать бо-
гатым уловом.
- Хороший клев по ту сторону Горы, - часто говорили рыбаки.
- А вы уверены, что по ту сторону Горы есть река? - наивно спросил
однажды Гамлет.
Рыбаки снисходительно заулыбались. Действительно, это был странный
вопрос, но Гамлету, как и всякому философу, было свойственно порой зада-
вать самые удивительные вопросы.
- По ту сторону Горы течет та же самая река, - отвечали рыбаки.
- А куда она течет? - поинтересовался бывший принц.
- Никуда, - удивились рыбаки.
- Так не бывает, - уверенно сказал Гамлет. - Любая река имеет начало
и конец.
- Мы знаем только эту реку, - сказал самый старший из рыбаков. - Она
течет в обход Горы по замкнутому кругу.
Гамлет не стал спорить. "В конце концов, - философски рассудил Гам-
лет, - среди великого множества рек может быть одна в форме окружнос-
ти!?"
- Да-а, по ту сторону Горы рыбы навалом, - любили повторять рыбаки.
- Но почему? - неизменно удивлялся Гамлет. - Ведь вы же сами утверж-
даете, что Река течет по кругу.
- По ту сторону Горы рыбы навалом, - мудро твердил самый старший из
рыбаков. - И много бы я дал за то, чтобы знать - почему.
Со временем, попривыкнув к безрыбью и разуверившись в надеждах пой-
мать что-либо, Гамлет все реже поглядывал на поплавок и все чаще устрем-
лял свой взор за Реку, где расстилалась обширная вечнозеленая Долина...
* * *
До тридцати лет я ничего не писал, если не считать школьных сочинений
и не слишком удачных стихов, так никогда и не ставших достоянием широкой
читательской аудитории. В молодости я просто не мог писать. Я был слиш-
ком силен для этого: располагая исправно функционирующей пищеварительной
системой, я с удовольствием загружал ее на полную мощность. Меня всегда
где-то ждали, чтобы вместе пить и есть, и я не располагал временем для
более серьезных занятий. Возможно также, мне просто недоставало мудрос-
ти.
Потребность писать пришла со зрелостью и усиливалась по мере того,
как я сдавал физически. А сдавать я начал после тридцати. После тридцати
все слабеют. Наверное, потому и уходят в этом возрасте из большого спор-
та. Начинается первая стадия старости, которую люди, лицемеря сами с со-
бой, обычно называют "средним возрастом". Хотя как, если не старостью,
назвать ту пору в жизни человека, когда его физические кондиции неуклон-
но ухудшаются. Тони Миранья было тридцать четыре года, когда состоялся
его прощальный матч, на который съехались футбольные звезды со всех кон-
цов света. Я помню, как он плакал после матча, стоя с огромным букетом
красных роз перед телекамерой. Он не хотел уходить, но не мог больше ос-
таваться. В тот день я подумал, что может напрасно я завидовал ему все
эти годы: время промчалось незаметно, и вот он уходит согбенный летами,
а моя литературная карьера еще только начинается. Так с уходом молодости
мы разочаровываемся в некоторых прежних идеалах; в частности, спортивная
карьера перестает казаться нам столь уж завидной, ибо мы начинаем пони-
мать, что она даже более преходяща, нежели все остальное.
Становились ветеранами мои спортивные кумиры; все чаще и чаще оказы-
вались моложе меня уже знаменитые актеры и музыканты; как-то незаметно
"помолодели" телевизионные дикторы и ведущие популярных программ; уже
даже начали уходить из жизни мои сверстники: мы похоронили Кохановера.
Жизнь ставит свои извечные вопросы: о преходящести всего земного, о
собственном предназначении...
На смену уходящей силе приходит известная мудрость, которую не следу-
ет путать с интеллектуальными возможностями, ибо последние на старости
также снижаются. Вышеупомянутая мудрость нарастает по мере физического
старения и находится с ним в обратно пропорциональной зависимости: она
потому и усиливается, что человеку требуется больше мудрости для преодо-
ления прежних житейских трудностей с помощью ослабшего теперь уже тела.
Можно заметить, что я склонен объяснять это явление в духе дарвинистской
теории, что видимо закономерно, ибо в душе я всегда оставался атеистом.
Мне нравятся подобные логические построения, в которых одновременно при-
сутствуют и конструктивность, и общественный вызов.
Так или иначе, но на тридцать первом или тридцать втором году жизни я
впервые всерьез "взялся за перо" и неожиданно быстро ощутил себя в этом
деле профессионалом. Мне повезло: в считанные годы я составил себе лите-
ратурную славу, на что у многих моих не менее одаренных коллег уходят
порой долгие десятилетия. Во многом это вопрос удачи. Талант в литерату-
ре - качество необходимое, но само по себе недостаточное.
Итак, уже первые вещи принесли мне известность. Критики почти едино-
душно отмечали мою оригинальность, которую я скорее назвал бы умением
называть вещи своими именами и описывать жизнь реальнее, чем это принято
делать. Парадокс: подавляющему большинству людей свойственно столь нена-
туральное поведение в обществе, что все естественное кажется им ориги-
нальным. Я не собираюсь отрицать тот факт, что мои книги обладают опре-
деленными достоинствами. Даже самые ранние. Даже непринятый многими
"Кларнет в стакане" очень неплох и занимает видное место в национальной
литературе последнего десятилетия. И все же меня почти не покидает ощу-
щение, что мое место в литературе еще не определено, что многое мне воз-
дали как бы авансом, что ничего значительного я до сих пор не написал.
Прежде мне даже нравилось это ощущение, я считал его проявлением истинно
творческого начала, гордился им перед самим собой и часто говорил, что
моя лучшая книга еще впереди. Однако с годами - и очень быстро - я усом-
нился в своей способности создать что-либо "подлинное", истинно глубо-
кое, не основанное лишь на современных (правильнее сказать - сиюминут-
ных) сентенциях. Всякий раз, начиная новую вещь, я был охвачен надеждой,
но всегда выходило нечто заурядное, по уровню отнюдь не соответствовав-
шее первоначальному замыслу. В конце концов я понял, что думаю я лучше,
чем пишу, и не дано мне, подобно Кохановеру, "творить небрежною рукою"
(как быстро он все-таки стал классиком!), но я продолжал молить судьбу,
чтобы она позволила мне создать хотя бы один настоящий шедевр, ибо неу-
молимо приближается тот критический возраст, в котором каждый из нас
должен спросить себя (хотя, увы, далеко не всякий терзается этим вопро-
сом): "Чем отличаюсь я от "меньших наших братьев?"
Конечно, в литературе успех не столь четко определен, как в некоторых
других областях. Скажем, в мореплавании. Не дано нам, подобно великим
капитанам, стоя на палубе, оторвать вдруг от глаз подзорную трубу и ко-
ротко выдохнуть: "Земля!" И все. Один волшебный миг - и вся жизнь. В
следующее мгновенье ты уже устало улыбаешься, слыша восторженные вопли
команды. Для большинства матросов происходящее - всего лишь эпизод в их
бродячем существовании; в своем невежестве они даже толком не понимают,
что это за земля, а ты плыл к этому берегу всю свою жизнь.
Сколько раз я мечтал о том, как в ночной кабинетной тиши буду дописы-
вать последние строки, а затем победно вскину вверх руки и закричу:
"Земля!.." Только знаю, что никогда этого не случится. Ну, выйдет из
спальни перепуганная Лиса, поинтересуется, не спятил ли я окончательно,
и конечно не поймет никаких объяснений... Главное же в другом: я ведь и
сам никогда не пойму - "оно" ли это. Будут сомнения, потом письма чита-
телей, споры критиков, а рассудит время. И это нормально. Досадно лишь,
что до сих пор ни одной своей вещью я даже не посягнул на бессмертие.
Даже не сделал заявку...
Литература есть отражение действительности; причем моя литература
есть отражение действительности, какой я ее вижу. И если я порой допус-
каю фальшь, и рисую жизнь не такой, какой ее нахожу, то это уже, по
большому счету, и не литература. Я бичую себя, хотя понимаю, что работаю
честнее многих, ибо нет предела человеческой подлости и недобросовест-
ности. Можно видеть жизнь светлой и быть "светлым" писателем, и это бу-
дет легко и приятно - точно так же, как быть дураком.
А может литература как раз уход от действительности! Может я потому и
пишу, что устал от жизни и хочу спрятаться в иллюзорном, мною же создан-
ном мире! А теперь устал и от этого мира и не могу уже даже писать.
В этом году я вообще пока ничего не написал, хотя хватался за каждую
приходившую в голову идею. Я столько замыслов бросил на полпути и
столько приемлемых - при менее требовательном подходе - кусков повычер-
кивал, что отвергнутое мною, выражаясь языком Кафки, образует огромную
гору, которая уже одной массой своей прямо из под пера неизбежно притя-
гивает к себе все, за что бы я ни взялся. Таким образом, я видимо уже
потерял способность что-либо довести до конца.
Недавно умер дядя Ро. Свои картины он завещал музею, а книги и кол-
лекцию редких записей - армангфорской публичной библиотеке. В любом слу-
чае - решение странное, но думаю, что признавай меня дядя хоть каким-то
писателем, он завещал бы все мне. Это так, к слову пришлось...
Последнее время мне стал часто сниться несчастный Робби Розенталь, и
эти сны всегда черно-белые. Ученые утверждают, что сны, вообще, всегда
черно-белые; только я этого не замечал, пока мне не снился Робби. В этих
снах Робби ни в чем меня не упрекает; он выглядит серым и безжизненным;
лес там черный, луна - белая, черные сапоги караульных; даже лай собак
там ассоциируется у меня с черно-белой хроникой времен последней большой
войны. И София почему-то тоже на зоне - черноволосая и, как всегда, ма-
тово-бледная. Я просыпаюсь в отвратительном настроении.
Самые черные мысли теперь нередко одолевают меня; часто и подолгу мне
хочется умереть. Незванной гостьей порой приходит бессоница и томи-
тельными ночами я подолгу лежу с открытыми глазами, обдумывая различные
способы самоубийства. Уже несколько раз я засыпал лишь под утро, и мне
снились мерно покачивающиеся на виселицах синие трупы с обритыми - поче-
му-то! - головами и вывалившимися изо ртов опухшими языками; эти сны
внушили мне ужас перед повешением.
Очевидно, что физически - отравиться легче, чем повеситься. Но где
взять быстродействующий яд и как навести необходимые фармокологические
справки, не вызвав к себе подозрений. Не подготовившись же должным обра-
зом, рискуешь очутиться в госпитале и проваляться там несколько дней с
промытым желудком.
Проще всего, конечно, застрелиться; но у меня никогда не было писто-
лета, а зарегистрировать огнестрельное оружие по нашим законам можно
только на семью (все предусмотрено!); значит надо договориваться с Ли-
сой, а после она увидит результат, и хотя "тогда" мне все уже будет без-
различно, думаю я об этом "сейчас", а не "тогда".
Недавно мне пришел в голову нетривиальный способ самоубийства - при-
давить себя диваном. У нас в гостиной стоит нетяжелый диван, одну сторо-
ну которого я могу двумя руками оторвать от пола, а затем лечь на спину
и опустить деревянную ножку себе на кадык. Я уже пробовал и убедился,
что физически вполне в состоянии это сделать; хотя смерть будет нелег-
кая: я неоднократно представлял себе, как в последнее мгновенье, повину-
ясь дремучему инстинкту, отчаянно пытаюсь сбросить с себя диван, но ка-
дык мой ломается, и от внезапной нестерпимой боли я навеки теряю созна-
ние. Потом приходит Лиса, ужасается; ей предстоит пренеприятная уборка,
и, вообще, куча противной возни; думая об этом, я лишний раз убеждаюсь,
что самоубийство - ужасное свинство по отношению к своим близким. Я
представил себе, как плачет мать, как отец сокрушается и приходит к бо-
лезненному для себя выводу, что его беспутный сын так и не сумел выйти
на правильную дорогу. Отец искренне растроен и вместе с тем озабочен:
как это преподнести в обществе, что скажет Толуш, и прочее...
В современном мире человек не может достойно выйти из игры. Словно
участники шахматного соревнования, мы опутаны бесчисленными правилами,
условностями, обязательствами, и выход из турнира есть самая некоррект-
ная форма поведения по отношению к другим игрокам. Даже если игра "не
клеится", мы должны испить свою чашу до дна, и наш вечно недовольный
вид, страдания, легко читаемые на наших лицах, более приемлемы для наших
партнеров, чем нарушение расписания, неизбежное при выбывании одного из
участников.
Я никогда не читал Мальтуса; мне о нем рассказывал Гамбринус. Я скло-
нен согласиться с Мальтусом: право на добровольную смерть должно быть
неотъемлемым правом каждого человека, таким же, как право на жизнь. Оно
должно оговариваться законом и неукоснительно соблюдаться.
Мизантропия? Мракобесие? Считайте так, если вам не надоело сгребать в
совок мозги с паркета, если вы не устали снимать с петель окоченевшие
трупы. Сотни людей в мире ежедневно выпрыгивают из окон высотных зданий.
Они устали от жизни, их манит горячий от крови асфальт. Когда-нибудь
один из них может упасть вам на голову.
Повторюсь: я почти склонен согласиться с Мальтусом.
Утопия? Да, утопия. Потому что это выглядит невозможным, даже если
будет разрешено законом. В моем случае: как объясниться с матерью, в
глазах которой я все еще мальчик, хотя по мироощущению я, возможно, ста-
рее ее на века; как договориться с Лисой, - перед ней у меня столько
обязательств. С другой стороны, все упирается в одну лишь семью, которую
Гамбринус, например, считал пережитком феодализма. В любом случае мы
мыслим современными категориями, и нам не дано знать, какова будет жизнь
в будущем. Да и что есть утопия, как не научное предвидение? Карабканье
на следующую ступеньку развития общества мы называем прогрессом, а по-
пытку подняться на цыпочки и заглянуть через ступеньку - утопией.
Зато как будет красиво!
Представьте себе: уходит человек. Он до конца осознал, что не в сос-
тоянии более совершить ничего достойного; он устал от суеты; он давно
живет одними воспоминаниями и от этого уже тоже успел устать. И вот он
решил уйти. Друзья собираются на прощальный ужин. Длинный стол сервиро-
ван под стать событию, во главе сидит Уходящий. Произносятся речи; гово-
рит и Он. Он уже свободен от страстей. Он избавился, наконец, от извеч-
ного страха человека перед смертными муками. Он морально подготовился к
смерти, как к самому интересному в жизни приключению. Все уже решено: в
полночь разойдутся гости, и придет врач со шприцем и научно выверенной
дозой особого снотворного, гарантирующего вечный покой...
Успеть бы еще написать роман - о грязных детях, копошащихся на помой-
ках в поисках пищи, о гримасничающих женщинах, валяющихся на зловонных
кучах с отвратительно раздвинутыми ногами, об их мужчинах, мочащихся на
заборы и соревнующихся в том, чтобы пустить струю выше, об уставших по-
литиках, не способных более держать в страхе армии солдат и налогопла-
тельщиков, а потому фехтующих друг с другом на старинных рапирах, и о
вечном солнце, уже миллиарды лет отапливающем этот притон...

1997 г.
=== === ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Весьма возможно, что иной читатель, ознакомившись с моим новым рома-
ном, не согласится с эпиграфом. Он скажет, что беллетрист Р. вовсе не
герой нашего времени. Заметим, что то же самое говорили многие современ-
ники Лермонтову. Укажем также, что не следует путать героя "типического"
с героем "массовым"; скажем, во времена Печорина массовым героем был
разве лишь крепостной.
Другой критик заметит, что в наше время вообще трудно запечатлеть ти-
пический образ, потому что мы живем в век скоростей, и жизнь теперь ме-
няется слишком быстро. Думаю, мы идеализируем наше время; жизнь и прежде
менялась быстро. Достаточно вспомнить, к примеру, что Белинский называл
Печорина "Онегиным нашего времени", - значит была между Печориным и Оне-
гиным принципиальная разница, а ведь разделяют их от силы два десятиле-
тия.
Временами мне было весело рисовать современного человека (как и Лер-
монтову!), порой - скучно; в чем-то мой герой получился похожим на меня
самого, что и неудивительно: типический образ, как правило, образ соби-
рательный.
Снисходительный читатель возможно скажет, что мой герой вовсе не так
плох. Мне и самому он порой нравится, однако я понимаю, что он становит-
ся приемлемым лишь на фоне своего чудовищного окружения. А может мой ге-
рой лучше нас с вами, читатель, ведь мы живем в этом окружении, являемся
его частью, а он не сумел. А может...
Впрочем, судите сами...

Валерий Сегаль
Америка
1997 г.

...

***

Читать с начала ...

===

...

ЧИТАТЕЛЮ

Строго говоря, уважаемого и небезызвестного Публициста нельзя считать
автором предлагаемой читателям публикации. Мы не боимся задеть Публициста подобным утверждением, поскольку он и сам говорит об этом в своем предисловии. Вниманию читателя предлагается не биографическая повесть и не хроника, но лишь собрание документов, базирующееся главным образом на
неизвестных до сих пор широкой публике материалах, обнаруженных в персональном компьютере беллетриста Р.
Хотя со дня смерти беллетриста Р. минуло уже пять лет, обстоятельства
его трагической гибели до сих пор волнуют литературную общественность.
Собственно волнуют даже не обстоятельства, а сам факт безвременной кончины знаменитого писателя, очевидно находившегося в полном расцвете сил и таланта. Сколько замыслов остались не воплощенными, и потеря эта для мировой прозы сравнима с отдаленной от нас во времени гибелью юного
русского гения Михаила Лермонтова.
Касательно же причины гибели Р., считалось само собой разумеющимся,
что только несчастный случай мог вывести из жизни столь преуспевающего
художника и человека. Это мнение никогда и никем всерьез не оспаривалось, и лишь публикация нижеследующих документов впервые ставит под сомнение официальную версию.
Впрочем, Публицист не делает категоричных выводов, предлагая читателю
судить обо всем самому.
Мы вполне отдаем себе отчет в том, что публикация автобиографической
повести "В тухлых водах" может вызвать определенного рода сенсацию. Истина для нас дороже всего, даже если она способна изменить отношение читателя к личности любимого беллетриста. Записки беллетриста Р., даже сам их авторский заголовок ("В тухлых водах"), заставляют задуматься над тем, сколь драматичной может оказаться жизнь даже самого благополучного внешне человека, если заглянуть в нее изнутри.

Издатель

ПРЕДИСЛОВИЕ ПУБЛИЦИСТА

Не будучи романистом, а следовательно не являясь мастером предисло-
вий, я все же счел необходимым предпослать несколько слов нижеследующим
документам, отчасти из-за того, что этим и исчерпывается мое авторство в
данном случае, в основном же с целью разъяснить широкой публике проис-
хождение столь бесценных материалов.
Вряд ли стоит напоминать читателю, что лауреат Виньероновской премии
знаменитый беллетрист Р. трагически погиб 13 августа ... года, выпав из
окна двадцать восьмого этажа отеля "Ривас" в Дьере. Напомню лишь, что
тотчас прибывший на место происшествия полицейский инспектор заподозрил
самоубийство, но никто не воспринял всерьез эту версию, настолько неле-
пой она казалась применительно к преуспевающему, молодому, полному идей
человеку, по всей видимости счастливому в личной жизни, недавнему лауре-
ату самой престижной литературной премии.
К сожалению, творческий путь беллетриста Р. оказался коротким. Уже
первые его вещи, опубликованные под псевдонимом Маэстро, имели колос-
сальный успех. Маэстро успел создать немногое, но его место в нашей на-
циональной культуре определенно и почетно. Оно заметно для всех.
Внешне биография Р. казалась столь безоблачной, что никого из знавших
его лично не настораживал тот факт, что у знаменитого писателя, по-види-
мому, не было близких друзей. Быть может, многие объясняли это элитар-
ностью Р., а скорее всего никто просто не задумывался над этим обстоя-
тельством. Я и сам понял это только теперь.
Так или иначе, но долгие годы я оставался одним из немногих професси-
оналов пера, хоть как-то общавшихся с беллетристом Р., хотя не могу ска-
зать, чтобы мы с ним были особенно близки. Но вероятно не было в писа-
тельских кругах более близкого ему человека, иначе как объяснить, что
Лиса Денвер, вдова беллетриста Р., доверила именно мне осмотреть персональный компьютер покойного, в результате чего я и стал обладателем "Записок" (назовем это так), которые легли в основу предлагаемой публикации.
У каждого, кто ознакомится с "Записками" возникнет естественный воп-
рос: что же это такое? Иными словами: зачем беллетрист Р. писал свои
"Записки"? Трудно сказать наверняка; вероятнее всего "В тухлых водах"
(именно так озаглавлена компьютерная директория) виделись автору как ос-
нова для будущих мемуаров.
Еще при жизни беллетриста Р. я относился к числу его самых горячих
поклонников. Нетрудно представить, какое волнение я испытал, неждан-
но-негаданно став обладателем нового, неизвестного прежде, текста, несомненно принадлежавшего перу безвременно ушедшего от нас любимого Маэстро. Вернувшись домой, я первым делом создал в своем персональном
компьютере каталог "В тухлых водах", наполнил его бесценными материалами
и с жадностью на них набросился.
Первое же, самое поверхностное знакомство с записками беллетриста Р.
заставило меня усомниться в корректности возможной их публикации по от-
ношению к госпоже Денвер. Вполне естественно, я задался вопросом: прочи-
тала ли госпожа Денвер эти записки, прежде чем передать их мне. С другой
стороны, я не считал себя вправе никак не отреагировать на любезность
вдовы Маэстро и предать забвению ее дар, несомненно врученный мне с из-
вестным умыслом. Оказавшись таким образом в двусмысленном положении, я
осмелился вновь побеспокоить госпожу Денвер и поделился с ней своими
сомнениями. И прекрасная Лиса, уже ставшая к тому времени супругой вла-
дельца крупнейших отелей Ливадии, повторила, что я могу распоряжаться
мемуарами ее покойного мужа по своему усмотрению.
Таково происхождение предлагаемых читателю материалов. Авторский
текст сохранен полностью. Я лишь дал названия главам - безымянным в ори-
гинале, расставил эпиграфы и предварил каждую главу материалами из прес-
сы. Я счел себя вправе проделать такую работу. Более того: она показа-
лась мне необходимой, ибо автор не планировал свои записки к публикации,
а потому они естественно нуждались в некоторой доработке.
"Можно видеть жизнь светлой и быть "светлым" писателем, и это будет
легко и приятно - точно так же, как быть дураком," - пишет беллетрист Р.
в своих записках. Но можно, добавим мы, не быть дураком, видеть жизнь
такой, какая она есть, и быть при этом писателем со светлым мироощущением. Такими были Дюма, Стивенсон, Джек Лондон. Таким всегда был для нас беллетрист Р. Другим он предстает перед нами в своих записках.
Что ж, Маэстро многолик...

Публицист

...

===

***

Источники :

https://fb2.top/osvoboghdenie-belletrista-r-80459/read

https://readli.net/chitat-online/?b=62165&pg=1

http://read.newlibrary.ru/read/segal_valerii/page0/osvobozhdenie_belletrista_r_.html

https://iknigi.net/avtor-valeriy-segal/39077-osvobozhdenie-belletrista-r-valeriy-segal/read/page-1.html

https://4italka.site/proza-main/sovremennaya_proza/80459/fulltext.htm

https://litmir.club/br/?b=38522

https://lib.ru/SEGAL/r.txt

http://chesspsh.ru/index.php?topic=5468.0

Валерий Сегаль

« : 01. 02. 2021, 06:27:38 »

Меня зовут Валерий Сегаль. Я родился 12 марта 1960 года в Ленинграде.
Не блистая талантами, да и ввысь особо не стремясь, я прожил до 35 лет и вдруг сделался писателем-хулиганом. Или контркультурщиком, как меня порой величали, и мне это льстило.
Мои первые произведения были написаны небрежно, пестрели реминесценциями, изобиловали грубой ненормативной лексикой. Дорог в издательства я не знал, Интернет еще только зарождался, и я не предполагал, что у меня будет много читателей.
Все же я имел определенный успех, а в 1997 году очень уважаемый мною Борис Натанович Стругацкий даже присудил мне личный приз за лучший роман конкурса "Тенета". Меня в те годы много хвалили и много ругали. Такой разброс читательских мнений мне казался перспективным.
Я прилично играю в шахматы и отлично знаю шахматную историю. Это предопределило мои поползновения в различных жанрах шахматной литературы. В 2001 году я основал журнал "Шахматный сатирикон". Просуществовало это скандальное издание недолго, поскольку мне самому быстро надоело им заниматься. Однако именно в рамках этого издания родился великолепный персонаж Пьер Собаккин, сенсационно ставший чемпионом мира по шахматам и остающийся им до сих пор.

Знаменитая в шахматном мире "Атака маршала" недавно приведена в культурный вид и опубликована в "Альманахе Пьера Собаккина" №2:

В настоящее время я пытаюсь дописать третий роман про Владимира Ульянова, и когда мне это удастся, приведу в приличный вид два предыдущих. Все это будет опубликовано в предстоящих выпусках "Альманаха Пьера Собаккина".
Конечно, я повзрослел и пишу теперь иначе, чем прежде. Трудно сказать, хорошо это или плохо...

---

***

Читать с начала ...

...

***

Читать дальше - АТАКА МАРШАЛА. Валерий Сегаль

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

РОМАН В ПИСЬМАХ. А.С. Пушкин

...

Вообрази мое изумление, когда узнала я про <?> твой отъезд в деревню. Увидев княжну Ольгу одну, я думала, что ты нездорова, и не хотела поверить ее словам. На другой день получаю твое письмо. Поздравляю тебя, мой ангел, с новым образом жизни. Радуюсь, что он тебе понравился. Твои жалобы о прежнем твоем положении меня тронули до слез, но показались мне слишком горькими. Как можешь ты сравнивать себя с воспитанницами и demois<elles> de c<ompag>nie? Все знают, что Ольгин отец был всем обязан твоему и что дружба их была столь же священна, как самое близкое родство. Ты казалось была довольна своей судьбою. Никогда не предполагала я в тебе столько раздражительности. Признайся: нет ли другой, тайной причины твоему поспешному отъезду. Я подозреваю... но ты со мною скромничаешь, - и я боюсь рассердить тебя заочно своими догадками.
Что сказать тебе про Петербург? Мы еще на даче, но почти все уже разъехались. Балы начнутся недели через две. Погода прекрасная. Я гуляю очень много. На днях обедал<и> у нас гости, - один из них спрашивал, имею ли о тебе известия. Он сказал, что твое отсутствие на балах заметно, как порванная струна в форте-piano - и я совершенно с ним согласна. Я вс° надеюсь, что этот припадок мизантропии будет не продолжителен. Возвратись, мой ангел; а то нынешней зимою мне не с кем будет разделять моих невинных наблюдений, и некому будет передавать эпиграмм моего сердца. Прости, моя милая, - подумай и одумайся.

Крестовский остров.

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***