Главная » » ВТОРАЯ 01

23:47

ВТОРАЯ 01

***

Ант СКАЛАНДИС

ВТОРАЯ ПОПЫТКА

Вдоль потрескавшегося, запорошенного пылью бордюрного камня четко
виднелась вереница маленьких следов на размякшем асфальте - круглые
дырочки от каблучков-шпилек примерно через каждые полметра и практически
на одной линии. Дырочки были неглубокие.
"Удивительно красивая походка, - подумал Виктор. - Так ходят
канатоходцы и манекенщицы. Идет как пишет. - И тут же вспомнилось лишнее.
Из классики: - А пишет как Лева. А Лева..."
Виктор отогнал эту ассоциацию и представил себе, как шла по улице эта
легкая, изящная, нездешней красоты девушка. Белое, да, обязательно белое,
очень короткое и совершенно воздушное платье, сильные загорелые ноги, руки
тонкие, невесомые, как крылья, высокая девичья грудь, черные локоны по
плечам, брови вразлет и огромные синие глаза. Она шла улыбаясь,
победительно глядя перед собой и поверх этой улицы, поверх чахлых деревьев
и кособоких выцветших ларьков, поверх всех мужчин, против воли
оглядывающихся на нее, и их жен, грубо отворачивающих ладонями лица своих
благоверных со словами: "И ты туда же, старый козел, - на девочек
потянуло!"
Виктор автоматически, не думая, пошел вдоль цепочки чарующих следов и
свернул с проспекта Свободы в переулок, где уже не было ни полусдохших
лип, ни пыльных киосков, а сквозь асфальт тротуара нагло пролезала
настоящая верблюжья колючка. Здесь было совсем тихо. Молчаливые двухэтажки
и пустая выжженная солнцем дорога, насколько хватал глаз. Лишь в самом
далеке, где этот переулок с издевательским названием "улица Прохладная"
сбегал вниз, к бывшей набережной, что-то шевелилось, но было не разобрать,
люди это, машина или лошадь, а может быть, просто колышется раскаленное
марево.
Народу на улицах в такой час вообще попадалось не много. Три
пополудни. Сиеста.
Господи, подумал Виктор, кто в этом городе вообще слышал такое слово
- сиеста! - в те времена, когда перед самой войной он проходил здесь
службу. В самоволку они бегали с ребятами купаться на реку, переплывали
без малого полкилометра и подкарауливали на том берегу деревенских девок,
купавшихся без одежды, таскали с грядок огурцы, яблоки из садов - садов
было полно прямо в городе; мерзли холодными августовскими ночами, если
случалось оказаться в карауле. Их часть стояла неподалеку от Лагеря
бедуинов на высоком берегу реки. Бедуины мерзли еще сильнее, кутались в
свои синие балахоны, жгли костры. Поговаривали, что никакие они на самом
деле не бедуины. Ну помилуйте, какие в нашей средней полосе бедуины?
Говорили, что это просто цыгане, только мусульманской веры. Другие
утверждали, что это депортированные чеченцы. Были еще какие-то
предположения относительно национальности беженцев, но весь город все
равно называл их бедуинами. А потом грянула война. Часть, где служил
Виктор, бросили на фронт, и никогда больше он не попадала этот город, да и
что в нем было делать? А вот теперь занесло.
- Здравствуйте, господин Банев, - отвлек его от воспоминаний
незнакомый вежливый голос.
Виктор поднял глаза от дырочек на асфальте и увидел идущего навстречу
бедуина, заросшего до глаз черной бородой и угрюмо смотрящего из-под
синего своего капюшона.
- Здравствуйте, - так же вежливо ответил Виктор, недоумевая, с чего
это незнакомый человек решил здороваться.
Давно прошли те времена, когда его узнавали на улице как модного
писателя, часто мелькавшего на телевидении.
Ох, не к добру это все, мелькнуло в голове, ох, не к добру. И стало
как-то по-особенному жарко и душно, хотя, казалось бы, уже пора привыкнуть
к тридцати двум в тени и неподвижному воздуху.
Именно здесь, на Прохладной, находился ресторанчик "У Тэдди". Виктор
не планировал заходить туда так рано, но теперь понял, что настало время
пропустить хоть один стаканчик сухого "мартини" со льдом и лимонным соком
или... А как же следы? Ну что за мальчишество, право? И все-таки сначала
стаканчик, потом дальше по следам.
Он представил себе полумрак ресторанной залы (да, именно _з_а_л_ы_, а
не зала), приглушенную музыку, вентиляторы над столами (или уже починили
кондиционеры?) и высокий, узкий, запотевший бокал с мутноватой чуть желтой
жидкостью, в которой плавают хрустально блестящие кубики. Он даже чуть
было не ускорил шаг, забыв, что от этого сразу лоб покрывается испариной,
а рубашка прилипает к спине.
Волшебные следы на асфальте свернули точно к дверям ресторана. Виктор
пригляделся. Второго, обратного ряда ямочек нигде видно не было. Едва ли
она ушла босиком. Вот это сюрприз!
- Жарко сегодня, - традиционно полуспросил-полусообщил
старик-швейцар, словно за последние два года здесь хоть один день было не
жарко.
А когда глаза привыкли к полутьме, он сразу увидел ее. У тонких
каблучков чистых как снег босоножек кончики были выпачканы асфальтом, а
вместо белого платья она надела линялые джинсовые шорты с бахромой и
лимонно-желтую яркую рубашку, кажется мужскую, завязанную узлом на животе.
В остальном Виктор все угадал. Девушка, лет семнадцати от роду, была само
совершенство. Она сидела на высоком табурете, чуть покачивая сильными
загорелыми ногами, и, изящно отбросив со лба черную прядь тонкими пальцами
пианистки, с любопытством уставила на вошедшего Виктора свои огромные -
нет, не синие (еще одна ошибка!) - зеленые, ярко-зеленые глаза, зеленее,
чем замороженный "дайкири" в высоком бокале перед ней.
И вдруг пропали все звуки ресторана, а тяжелый сумрак стал
растворяться в розовато-золотистом тумане, как это бывает в лесу на
восходе, и тишина наполнилась нежным шелестом деревьев, птичьими трелями,
тихими звуками падающих капель росы, и среди этой зелени и свежести не
было никого, только она, и губы ее шептали, и было не слышно что, но было
же ясно, ясно... И Виктор пошел ей навстречу, как лунатик, и зацепился за
чье-то кресло и чуть не упал. Мир вернулся в свое обычное состояние.
По какому-то наитию, быть может с подачи только что встреченного
бедуина, он кивнул девушке как давней хорошей знакомой, и она,
обворожительно улыбнувшись, сказала:
- Здравствуйте.
И, к счастью, не добавила "господин Банев" - это бы его сейчас не
порадовало.
- Привет, Виктор, - сказал Тэдди. - Тебе как всегда?
- Привет, Тэдди. И, пожалуйста, тарелочку свекольника. Можно тоже со
льдом.
- Разумеется!
Кажется, Тэдди теперь уже ничего не подавал безо льда. Появились
какие-то немыслимые блюда типа замороженного плова и яичницы под снегом, а
также сугубо сухопутный напиток - ледяной грог, то бишь охлажденный
разбавленный ром с сахаром.
Виктор зажмурился, не в силах просто отвернуться от девушки, и
наконец посмотрела зал. За обычным столиком уже сидела обычная компания. И
увидев Рема Квадригу, доктора гонорис кауза в белой рубашке и ярко-красном
шейном платке, он вдруг понял, почему сегодня все собрались тут в
несусветную рань. Праздник же. День Независимости. Но у нас не Америка,
где Четвертое июля не заметить никак нельзя, у нас про этот новый праздник
мало кто помнит, особенно среди такой публики: одни совсем не работают,
другие работают странно, в общем, понятие выходного дня для всех стало
относительным.
В кресле у окна грузно расплылся Голем со стаканом пива. Слева от
него Квадрига пялился уже мутными глазами в полупустую, но еще потную
бутылку рома. Заказывать ром бутылками было глупо, он слишком быстро
нагревался даже здесь, но доктор не мог изменить своим привычкам. А вот
справа от Голема сидел подтянутый нестарый человек с военной выправкой, но
одетый в спортивные брюки и тенниску. Молодой генерал на отдыхе. Ну, может
быть, не генерал, но уж полковник точно.
- Познакомьтесь, Виктор, это губернский инспектор по делам
национальностей господин Думбель.
- Антон, - представился Думбель, чуть подавшись вперед в кресле.
- А что, Антон, - поинтересовался Виктор, глядя на два принесенных
ему стаканчика и выбирая между ледяным финским "минтту" и итальянским
сухим "мартини", - какие-то национальности в нашей стране уже требуют
инспектирования?
- Удивительная неосведомленность для писателя! - хмыкнул Антон. -
Национальный вопрос всегда был у нас самым важным, я бы сказал, больным
вопросом, а сегодня, когда все так накалилось... Вы что, в самом деле
газет не читаете?
- Я же вам объяснял, Антон, - сказал Голем, - писатели - народ
удивительно необразованный и ничем не интересующийся, кроме собственной
персоны.
- Ну, уж это вы слишком, - обиделся Виктор.
- Кстати, о писателях, - сказал Думбель. - Дайте почитать вашу
последнюю книгу.
- Какую именно? - Виктор решил проверить новоявленного поклонника.
- "Черный рассвет", разумеется.
- О! А что, остальные мои книги вы уже все прочли?
- Практически все, - ответил Думбель серьезно.
- Но у меня нет с собой "Черного рассвета", - немного растерялся
Виктор. - Я попрошу, чтобы мне прислали для вас.
- Саксаулы, - проворчал Квадрига. - Вараны. И раскаленный песок.
- Вот что, Голем, - Виктор повернулся вполоборота в кресле, чтобы
видеть зеленоглазую девушку, - вы же все и всех знаете. Расскажите мне,
кто эта прекрасная юная леди за стойкой бара. Лучше бы, в самом деле, с
ней меня познакомили, чем с каким-то инспектором по делам лиц
юго-восточной национальности.
- Экий вы, право, неприветливый! - буркнул Антон и тоже поглядел на
девушку.
А к юной леди в этот момент подошел юный джентльмен в форме цвета
сафари с кобурой на боку, и они начали мило чирикать.
- Так это же Селена, - сообщил Голем, - дочка нового губернатора. А с
нею рядом Фарим - председатель СВПВ, Совета ветеранов Последней войны.
- Того, кто с нею рядом, я предпочел бы не видеть, - заметил Виктор.
- Вот видите, какой вы! - подначил Голем. - Это же нетерпимость. А не
хотите признавать национальных проблем.
- Не хочу. Национальные проблемы специально придумывают для того,
чтобы потом списать на них все: от стихийных бедствий и венерических
болезней до бездарности правительства. И потом, кто вам сказал, что я не
люблю этого молодого человека за его национальность или за его
принадлежность к Совету ветеранов. Я просто не люблю всех молодых людей,
стоящих рядом с такими милыми девушками.
- Седина в бороду - бес в ребро, - прокомментировал Антон.
- Так точно, господин...
- Капитан, - подсказал Думбель.
"Неужели?" - подумал Виктор. А впрочем, в известных ведомствах быть
капитаном - немалая честь, да и зарплата там у капитана, думается,
приличная. А ведь ты похож на человека _о_т_т_у_д_а_, похож, Антон
Думбель.
Потом он подумал о другом. "Седина в бороду..." Он давно уже перестал
понимать, сколько ему лет. На здоровье не жаловался, и любовницы на него
не жаловались, он был в отличной форме, но... совершенно взрослая, уже
слишком взрослая Ирма, и двое внуков, и столько всего позади... Однако это
прошлое было теперь словно в дымке, словно и не с ним это было, просто он
все сочинил, а сегодня начал с нуля, сел к столу перед чистым листом
бумаги и начал...
Потягивая холодный "мартини", он непроизвольно расправил плечи, как,
бывало, много лет назад в этом же городе, стоя на плацу, много лет назад,
когда на стрельбах было еще интересно и романтично держать в руках
автоматическую винтовку, потому что тогда еще никого не надо было из этой
винтовки убивать... И он вдруг почувствовал себя ужасным стариком - старше
согбенного Квадриги и располневшего, тучного Голема.
Лихой юноша Фарим неожиданно распрощался с дочкой губернатора, и
Голем окликнул ее:
- Селена! Идите к нам. Или вы предпочитаете компанию Тэдди?
Тэдди, довольный, улыбнулся, а Селена приняла приглашение и, забрав
свой бокал с тростинкой, подсела к столу прямо напротив Виктора.
Квадрига галантно поцеловал ей ручку и немедленно представился:
- Доктор гонорис кауза Рем Квадрига. Вы согласитесь позировать мне,
мисс?
- Я подумаю, - ответила Селена очень просто и мило.
- Вы бы для начала поинтересовались, в одежде или без, - с армейской
прямотой посоветовал Антон.
- Это неважно, - так же просто и небрежно откликнулась девушка.
- Вам заказать еще "дайкири"? - предложил Виктор.
- Да, - сказала она ему, словно они уже час сидели тут вместе. - И
учтите: сегодня я пью только "дайкири". Я вообще, _к_а_к _п_р_а_в_и_л_о_,
пью только замороженный "дайкири".
- Это прекрасно, Селена, просто замечательно! - заявил Виктор,
чувствуя, как начинает пьянеть, и радуясь этому. - "Дайкири" для юной леди
и двойную ментоловой для меня. А вот скажите, Селена, мы тут с господином
инспектором несколько по-разному смотрим на национальный вопрос. Как вы
относитесь к этой проблеме?
- Что именно вам хотелось бы узнать? - улыбнулась Селена.
- Голем, объясните, у вас это лучше получается.
- Отчего же лучше?
- Оттого, что вы - коммунист, а коммунисты давно решили национальный
вопрос, создав новую общность людей - советский народ.
- Вы забываете, Виктуар, что я не просто коммунист, - решил
откреститься Голем от советского народа. - Я - коммунист с человеческим
лицом.
- Зюгановец, что ли? - робко поинтересовался Антон, но не был услышан
и задал другой вопрос: - А бывает фашизм с человеческим лицом?
- Думаю, что нет, - серьезно ответила Селена. И вдруг добавила: -
Зато бывает фашизм с лицом бедуина.
За столиком стало невероятно тихо. Не хватало только мухи, которой в
таких случаях полагается пролететь.
Потом Квадрига сказал:
- Барханы. Суховей. Пробковые шлемы. И кипяток в кожухе пулемета.
Сделалось еще тише. Антон едва заметно повернул голову и быстро
поводил глазами из стороны в сторону.
За столик в углу усаживались двое - постоянные посетители ресторана
"У Тэдди", - долговязый, которого Виктор окрестил профессионалом, и его
спутник - молодой человек в сильных очках и с неизменным портфелем.
- Ты абсолютно уверена в этом? - спросил Голем незнакомым Виктору
вкрадчивым голосом. И глаза у него при этом стали какие-то странные,
мутные, словно он вдруг начал засыпать.
- Да! - с вызовом ответила Селена.
Она была ужасно красивой в этот момент, и Виктор совершенно не
представлял себе, как ему надо реагировать.
- Уволю, - прошипел Голем.
- Ну и ладно, пойду к папаше в департамент, - отпарировала Селена.
- Не пойдешь, - сказал Голем. - Ты там помрешь от скуки.
- И то верно, - миролюбиво согласилась Селена.
Инцидент, кажется, был исчерпан.
И вдруг Квадрига вопросил совершенно трезвым голосом:
- А разрешите поинтересоваться, господа, почему это Лагерь бедуинов
охраняют подразделения президентской гвардии?
Снова над столиком повисла тишина, а потом всезнающий Голем сообщил:
- Потому что национальный вопрос в нашей стране всегда был самым
важным.
- Для справки, - доверительно шепнул Думбель Виктору, нарочито не
реагируя на реплику Голема, - Лагерь бедуинов охраняют не подразделения
президентской гвардии, а спецподразделения самообороны бедуинов.
- Правда? - Виктор удивленно поднял брови и налил себе почему-то рому
из бутылки доктора гонорис кауза. - У них уже есть подразделения
самообороны?
- О, дорогой мой необразованный писатель, у них еще, много чего есть,
о чем мы с вами и не догадываемся.
Виктор вдруг вспомнил: бедуины всегда считались выдумщиками. Они
точно предсказывали погоду, на территории Лагеря выращивали всякие
странные овощи и грецкий орех (кто бы поверил, но на городском рынке орехи
были дешевле, чем в южных провинциях), показывали удивительные карточные
фокусы, а игрой на флейте усыпляли крыс, после чего мальчишки таскали
животных за голые хвосты и бросали в реку. Может быть, крысы и
просыпались, но уже под водой. Ходили слухи, что они и с людьми могут так
же. Бедуинов побаивались. Но ненависти к ним никогда раньше не было. А вот
теперь ненависть налицо. И у этого лощеного подозрительного Антона, и у
очаровательной Селены. Виктор просто отказывался понимать, что происходит.
Он выпил еще рюмку ментоловой и спросил:
- А что, Голем, бедуины действительно больные люди?
- Физически - нет, конечно.
- Бросьте, Голем, вы же психиатр, и я не о физических болезнях вас
спрашиваю.
Голем опрокинул рюмку коньяку, несмотря на изрядное количество
выпитого до этого пива, и сказал:
- Видите ли, Виктуар, о том, что такое психическое заболевание,
современная наука имеет очень слабое представление. Совершенно не
исключено, что это мы все больны, а бедуины абсолютно здоровы.
- Простите, доктор, но это же старо как мир, - отмахнулся Антон, -
мне просто скучно вас слушать.
- А мне скучно слушать вас всех, - вдруг жарко зашептала на ухо
Виктору Селена. - Пойдемте отсюда, а!
- Куда? - также шепотом поинтересовался Виктор.
- Какая разница - куда. Я давно хотела с вами поговорить.
- Хорошо, милая. Сейчас пойдем. Подождете минутку?
"Вот это да, - думал Виктор, вставая и подходя к стойке, - вот это
да!"
- Тэдди, сделай мне "мартини" со льдом в термосе. И джину - в
маленьком плоском. Ладно? Я возьму с собой.
- Господин Банев, у меня для вас всегда готово заранее. Возьмите.
Он попрощался со всеми кивком, демонстративно взял Селену под руку и,
выходя из ресторана, еще услышал, как Квадрига вещал за столиком:
- Скорпионы. Кактусы. "Стингер" на плече. И песчаные бури.

***

===

Было такое ощущение, что на улице стало еще жарче. Селена взяла
невероятно высокий темп, и Виктор мгновенно взмок.
- Мы куда-то торопимся? - поинтересовался он.
- Да, - откровенно призналась девушка. - На самом деле я бы очень
хотела быть на центральной площади ровно в пять.
- А-а-а, - протянул Виктор.
Очень мило, если эта хитрая девчонка назначила на пять часов
свидание, а меня решила использовать в качестве провожатого (в сиесту,
говорят, небезопасно ходить по городу одной) или, того веселее, если она
станет давить на психику своего хахаля: "Видал, какие люди со мной ходят.
Сам писатель Банев! Не читал, что ли, темнота?!"
На углу проспекта Свободы и улицы Новых гуманистов (бывшей
Патриотической) стоял огромный туравтобус, и в него грузились загорелые
мордовороты из прославленной команды ватерполистов "Речные волки". В
городе поговаривали, что бассейна спортивном комплексе переоборудован в
обычную площадку и "Волки" готовятся теперь к чемпионату по гандболу,
вспоминали даже анекдот про психов, которым обещали налить воду в бассейн,
если будут хорошо себя вести. А несчастным спортсменам, похоже, и того не
обещали: лица у них были понурые и блестящие от пота.
"Господи, куда же она так несется? - еще раз подумал Виктор. -
Действительно, опаздывает на свидание".
Но когда перед ними открылась площадь, он оставил эти мысли. На
площади было что-то не в порядке. Слишком много народу было на площади.
День Независимости, понятно. Но как-то совсем не празднично гулял сегодня
городской люд: все кучнились небольшими группками - старики отдельно,
женщины отдельно, военные - отдельно. Большим красным пятном выделялись
коммунисты. И серыми крысами шныряли президентские гвардейцы. Длинные
черные фигуры полицейских маячили в специально отведенных для них местах,
усиленно пытаясь убедить себя и окружающих, что все в порядке, все хорошо,
пока они стоят на страже закона, хотя давно уже стало общеизвестно:
сторожить в этом городе и нечего, и некому.
И вдруг Виктор понял, что было самым странным на центральной площади.
Здесь совсем не было случайных людей: одиноких старушек, мамочек с
колясками, веселых пьяниц, распевающих патриотические песни, деловитых
бизнесменов с дипломатами, работающих даже по выходным, зевак, пришедших
поглазеть на демонстрацию и митинг, бедуинов, молчаливо бредущих сквозь
толпу, праздношатающейся молодежи, и совсем, совсем не было детей - этих
вездесущих мальчишек и девчонок, удравших из дома несмотря на запреты
родителей.
Виктор мог бы счесть себя единственным случайно пришедшим человеком,
но это тоже было не так - ведь его привела Селена, спешащая точно к пяти
часам.
Было уже без двух, когда со стороны набережной послышался
приглушенный неясный шум, а затем в облаке пыли на площадь вступила
колонна демонстрантов. Демонстрантов ли?
Все в одинаковой песочной форме цвета сафари, в панамах, в высоких
легких ботинках на пробковой подошве и с голыми руками. Оружие было только
у лидеров, вышагивающих впереди, - пистолеты в кобурах и несколько
автоматов. Они шли молча, без музыки, без флагов и транспарантов, не в
ногу, но очень, очень стройными рядами.
Полицейские даже не шелохнулись. А собравшиеся на площади уступили
колонне дорогу. Все, даже краснознаменные коммунисты, опасливо
сместившиеся в угол. Гвардейцы же двигались вдоль колонны с обеих сторон,
явно сопровождая ее, непонятно было только, охраняют ли они колонну от
толпы или, наоборот, всех остальных людей - от демонстрантов.
Демонстранты... Это были дети. Ну, может быть, не совсем дети,
правильней было бы сказать, тинейджеры, но среди них точно не было никого
старше двадцати, и Виктор готов был поклясться, что пареньку и девчушке,
шагавшим с автоматами в руках по обе стороны от уже знакомого ему Фарима в
первом ряду, не исполнилось еще и пятнадцати. На загорелых, свежих, совсем
не потеющих в эту жару лицах была радость и уверенность в себе, они шли
как победители, как хозяева этого города. Младшие ни в чем не отставали от
старших, девчонки - от ребят. Дети-солдаты, нет - дети-офицеры, дети,
облеченные знанием и властью.

***

Источники :

https://iknigi.net/avtor-ant-skalandis/68504-vtoraya-popytka-ant-skalandis/read/page-1.html

https://libcat.ru/knigi/fantastika-i-fjentezi/128504-2-ant-skalandis-vtoraya-popytka.html#text

https://thelib.ru/books/skalandis_ant/vtoraya_popytka_ver2-read.html

https://litmir.club/br/?b=12069

https://4italka.site/fantastika/nauchnaya_fantastika/209109/fulltext.htm

https://fantlab.ru/work8638

https://fantlab.ru/autor196

...

Ант Скаландис

Страна:	Россия
Родился:	1 сентября 1960 г.

Настоящее имя:

Антон Молчанов

Другие псевдонимы:

Антон Скаландис

Жанры:

Фантастика	91%
	ещё >>

Родился в Москве. По образованию инженер-химик (МХТИ им Д.И. Менделеева, 1983). Публицист, прозаик, редактор, сценарист. Секретарь Союза писателей Москвы, сопредседатель Совета по фантастической и приключенческой литературе и Международной ассоциации писателей-фантастов, член правления Литфонда.

В 1990-1992 – исполнительный директор редакционно-издательской фирмы «РИФ» при Всесоюзном центре детского кино Ролана Быкова, после реорганизации — ответственный редактор и PR-менеджер издательства «Текст».

1993-2001 – директор, главный редактор, начальник отдела в различных издательских и книготорговых фирмах;

2001-2002 – корреспондент отдела «Общество» «Литературной газеты»;

2002-2003 – шеф-редактор вкладки «PRO» газеты «Книжное обозрение»;

2003-2004 – руководитель PR-службы издательства «Вече».

Первая публикация прозы в центральной прессе – 1986 год, «Химия и жизнь». Первый сборник рассказов – «Ненормальная планета», Москва, «Мир», 1989 (первый и последний сборник отечественного автора в издательстве «Мир»). Первый роман – «Катализ» (журнальный вариант –1991-93 г.г., Днепропетровск; полный вариант – М.: АСТ, 1996) Более сотни авторских публикаций в периодике и сборниках, также выступал в качестве составителя сборников и литобработчика переводов. Автор нескольких популярных романов: «Спроси у Ясеня», «Заговор посвященных», «Меч Тристана», «Точка сингулярности», «Охота на Эльфа».

1996 – участник проекта «Время учеников» (сиквелы к повестям братьев Стругацких);

1997-1999 – участник уникального проекта – создание романов-сиквелов к знаменитому «Миру Смерти» («Deathworld») в реальном соавторстве с Гарри Гаррисоном (США) — впервые в истории отечественной фантастики. Тираж книг на русском языке превысил 500 000 экз. Переводы на польский и чешский языки.

2000-2004 – сценарии телесериалов, документальных и художественных фильмов.

В настоящее время – руководитель проекта «Фаэтон», вторая и третья книги цикла «Дочь Нефертити» и «Наложница императора» написаны при его участии.

Ант Скаландис о себе:

Я пишу очень давно. Сколько помню себя, столько и пишу. Честное слово. В такой семье я родился. Мама — учитель русского языка и литературы. Отец — фотохудожник, работал в Государственном литературном музее, создал свой собственный жанр — фоторассказ, выступал со слайд-фильмами о писателях, был автором нескольких книг и множества публикаций. И мать, и отец, и старшая сестра — все соблюдали семейную традицию и вели дневники. Я свой дневник завел, кажется, во втором классе. А сказки и рассказики начал сочинять ещё раньше. Мой первый текст, бережно сохранённый мамой, «Кися на рыбалке», относится, если не ошибаюсь, к 6-летнему возрасту. А уже в одиннадцать я взялся писать длиннющий приключенческий роман, так и не оконченный, разумеется. Второй, уже более тщательно продуманный, был начат лет через пять, но и его постигла та же участь. А вот годков двадцати от роду я замыслил грандиозный и уже фантастический роман с «химическим» названием «Катализ», сказалось соответствующее образование — Менделеевский институт. Работа над текстом шла почти десять лет. За это время я написал десятки рассказов и статей, успел позаниматься в двух литературных семинарах, обегал несчётное число редакций, начал публиковаться и, наконец, сменил должность мэнээса на должность директора издательства. В самом начале 1990 года увидела свет моя первая книжка — тоненький сборник «Ненормальная планета», а многострадальный роман вышел лишь в 1991-м, и то в журнальном варианте в Днепропетровске.

Я давно замечаю за собой удивительную способность садиться между двух стульев: попадать между жанров, направлений, тем, между эпох, в конце концов. «Последним романом советской фантастики» окрестил «Катализ» Андрей Чертков — петербургский редактор и критик. И это правда. Но для советской цензуры он был недопустим, а для нового времени показался в одночасье устаревшим. Это роман об изобилии, о том, как мы понимали коммунизм, о наших мечтах и об их крахе. Но книга получилась на удивление светлая, потому что написана была самой молодостью. Мне кажется, что сегодня она снова и даже очень актуальна, но объяснить это издателям пока не удаётся.

Для меня лучшее, что я сделал, — это цикл романов о Причастных. Их на сегодняшний день четыре, самым удачным я называю второй (не по времени написания, а по порядку в цикле) — «Миссия Причастных» (авторское название — «Точка сингулярности»). И это действительно последняя из книг, написанных мною не на заказ. У остальных судьба сложнее. Они дописывались, переписывались, издавались как детективы, потом как фантастика, опять как детективы... А на самом деле это проза — и всё. Я не люблю делить книги по жанрам, направлениям, темам. Пусть этим занимаются магазины, им — важно, потому что продать надо. А в литературе, если она настоящая, любые рамочные определения неуместны. «Мастер и Маргарита», «Замок», «Маленький принц», «Улитка на склоне», «Москва — Петушки»... Это фантастика или нет? Я не знаю. Но это всё гениально. И надо стремиться к такому уровню. Вот только издатель сегодняшний понимать этого не хочет. Он всё норовит запихнуть Скаландиса в какую-нибудь раскрученную серию. Вот и получается: чем лучше удалась книга, тем тяжелее её коммерческая судьба.

Одно время очень хотелось войти в «мейнстрим», чтобы заметили, чтобы признали. Потом перехотелось. Не заметили, не признали — ну и ладно. Вместо этого вошёл в публицистику и в кино — уже под настоящей фамилией. Как Антон Молчанов. Ну если честно, кино — это громко сказано. То есть работы-то в нём было много: десяток разных сценариев и синопсисов написан. Опыт колоссальный появился, масса новых интересных знакомств, а вот законченный фильм, где фамилия в титрах засветилась, только один, и тот сериал — «Салон красоты». Знаменит он в основном тем, что там впервые в драматической роли снялся Филипп Киркоров.

После дефолта литературой стало очень трудно зарабатывать на жизнь. До дефолта это удавалось прекрасно, и даже многим. В общем, заниматься приходилось всем: книжной торговлей, журналистикой, пиаровской работой в издательствах и даже в выборных кампаниях. Вспомнил всё, чему научился за последние годы... И тут предложение поступает с телевидения — редкий литератор от такого откажется. А в итоге, как я уже говорил, — бесценный опыт.

«Еще совсем недавно я всех вокруг уверял в том, что научная фантастика, традиционная science fiction умерла как направление в литературе, – говорит Скаландис. – Однако, познакомившись с творчеством Татьяны Семёновой, я не только убедился в обратном, но и по-настоящему увлекся работой над этим удивительно смелым проектом».

===
***

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***

...

Председатель.
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньи
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек.
Да будет так!

(Все пьют молча.)

Председатель.
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам, уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери (поет).

Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, -
Тихо все - одно кладбище
Не пустеет, не молчит -

Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их.
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой.

Если ранняя могила
Суждена моей весне -
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, -
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей;
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье.
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах;
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах!

Председатель.
Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж видно
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне
Унылой и приятной.... нет! ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

...

***