Главная » » ВТОРАЯ 02

00:20

ВТОРАЯ 02

***

Зрелище было ошарашивающе непривычным, диковатым даже, но - вот
удивительно! - не страшным. Вспоминался почему-то не гитлерюгенд, а
скаутский лагерь и массовые спортивные праздники времен его детства.
Виктор посмотрел на Селену. Она улыбалась. Губами - лишь чуть-чуть,
едва заметно, а в глазах ее зеленым костром пылал настоящий восторг.
- Почему ты не с ними? - спросил Виктор, очень естественно перейдя на
"ты". В тот момент он говорил ей "ты" не как женщине, а как ребенку,
восторженному ребенку, любующемуся красивым праздничным шествием.
- Не знаю, - ответила она рассеянно, не оборачиваясь, а потом
сверкнула глазами в его сторону и добавила: - У нас нет обязаловки. А
сегодня я просто хотела посмотреть на наших со стороны. Иногда это бывает
очень важно.
Колонна уже целиком заполнила площадь и вдруг по едва слышному
приказу с невероятной быстротой перестроилась в гигантское кольцо, в
центре которого начала стремительно вырастать живая пирамида. Гвардейцы
тоже быстро перестраивались в линию по кругу.
- Правда, здорово?! - выдохнула Селена, оглянувшись на Виктора всего
на какое-то мгновение.
- Не знаю, - раздумчиво произнес Виктор в тон ее предыдущему ответу.
- Ты можешь мне, в конце концов, объяснить, что здесь происходит?
- Не сейчас, - почему-то шепотом ответила Селена.
Тысячи детских фигур цвета сафари застыли, словно окаменевшие, и все
остальные на площади тоже настороженно замерли. Только раскаленный воздух
дрожал над толпой, над домами, над высохшими деревьями. И если бы не
струйки пота, противно стекающие по вискам и по спине Виктора, можно было
бы решить, что это само время остановило свой бег.
На самой верхушке пирамиды в середине живого кольца Фарим вскинул
вверх левую руку со сжатыми в кулак пальцами, и этот жест над абсолютной
неподвижностью тысяч окаменевших тел показался криком в тишине. Все взоры
на площади были сейчас прикованы к его поднятой руке. Стало как будто еще
тише, если только это было возможно. И тогда Фарим закричал:
- Бедуины!!! Вы слышите меня, бедуины!
Никаких бедуинов вокруг не было, и Виктор подумал, что, видимо,
кто-то из них сошел с ума: либо он сам, либо этот предводитель игрушечных
солдатиков.
- Бедуины! - кричал юный вождь. - Ваше время кончилось! Теперь
наступает наше время! Вам конец, бедуины! Наступает время новых людей!
Время свободы и независимости!
И Виктор уже приготовился заскучать от привычного до оскомины потока
фраз, с неизбежностью завершаемого здравицами типа "Слава свободному
народу!" или "Слава господину президенту!", когда Фарим неожиданно оборвал
свое помпезное выступление, выкрикнув напоследок совсем иные слова:
- Смерть бедуинам!
- Смерть бедуинам!!! - громовым эхом отозвался весь строй цвета
сафари.
И в тот же миг пирамида рассыпалась, а кольцо, окружавшее ее, стало
стремительно шириться, шириться, не теряя при этом своей идеально круглой
формы. И в этой невозможной, немыслимой слаженности движений было что-то
дьявольское, они действовали как машины - не как люди, и они уже не шли по
площади, а бежали, рассекая толпу, пронзая оцепление, легко перепрыгивая
через железные ограждения, изящно огибая углы домов и припаркованные
автомобили, прошивая насквозь дворы, переулки, сады с чахлыми деревьями,
они бежали лучами, от центра к окраинам города, но не панически, спасаясь
от кого-то (от кого им было спасаться?) и не стремясь успеть куда-то (куда
им было спешить?) - нет, они бежали грациозно, как чемпионы, совершающие
круг почета, и яростно, как солдаты, поднявшиеся в атаку и уверенные в
своей победе.
Очень скоро площадь опустела. И вот тогда Виктор увидел бедуинов. Он
бы не поручился, что их там не было раньше, но увидел он их только теперь.
Бедуины стояли на крышах всех домов вокруг площади, очень близко к краям,
через равные, метра в три, промежутки друг от друга, стояли молчаливые,
темно-синие и безоружные. Как всегда. Стояли и смотрели вниз на суетливо
мельтешащие красные флаги, на испуганно вжавшихся в стены женщин и
стариков, на неподвижных, невозмутимых, словно неживых полицейских, на
гвардейцев, привычно вскинувших карабины, отступающих поближе к домам и
глупо водящих стволами из стороны в сторону.
- Отсюда надо уходить, Виктор, - сказала Селена все тем же шепотом,
то ли испуганным то ли восторженным. - Пора. Пойдемте!
- Куда? - поинтересовался он, впрочем совершенно с нею согласный, что
отсюда в любом случае пора уходить.
- Ко мне на дачу, - шепнула Селена. - Я же хотела с вами поговорить.
И в этот момент раздался первый выстрел. Очевидно, кто-то из
гвардейцев все же не выдержал. Не дожидаясь второго выстрела и натиска
очумевшей толпы, они кинулись вверх по переулку петляющим шагом. Виктор
только еще успел оглянуться и заметить, что над крышами стало пусто, - ни
одного бедуина, ни одного, только белое, выцветшее небо.

***

===

- Тебе не жарко? - спросил Виктор, когда они уже миновали пару
кварталов и шли по совсем пустой улице в сторону вокзала. Сам он был очень
мокрый и тяжело дышал.
- Жарко, - сказала Селена, - просто я тренированная, вот и не потею.
"Просто ты молодая", - подумал Виктор, но не сказал этого.
Зачем подчеркивать разницу в возрасте, тем более после всего, что они
видели на площади? Он как-то совсем не хотел комментировать увиденное,
заранее чувствуя, что у них будет слишком разное отношение к этим ребятам.
И к бедуинам. И даже к коммунистам. Может быть, только к серым гвардейцам
они относятся одинаково нежно. Но это уже не спасает дела. А ему хотелось
сегодня чувствовать себя молодым и влюбленным, да он и был таким, и эта
девчонка ему чертовски нравилась независимо от ее политических взглядов.
- Может быть, нам следует что-то купить по дороге? - поинтересовался
Виктор. - Мороженого или фруктов. А "мартини" у меня с собой, в термосе.
- Но я же сказала, что пью сегодня только замороженный "дайкири".
- А ты его делаешь прямо у себя дома?
- Да. Имеется шейкер и все необходимое. Мороженое и фрукты тоже есть.
- Ладно, - смирился Виктор (он как-то не подумал, на какую именно
дачу его пригласили), - тогда я тоже согласен пить исключительно
"дайкири". А мы что, поедем на поезде?
Они пересекали вокзальную площадь, посреди которой торчал бэтээр в
маскировочной пустынной раскраске и два измученных жарою десантника лениво
опирались на автоматы рядом с броней.
- На электричке, - поправила Селена. - Три остановки. Просто мой
"ситроен" остался в гараже, потому что меня привезли в город. А обратно я
вас подброшу.
- Давненько я не ездил на электричках, - сообщил Виктор. - А что, они
еще функционируют?
- Не знаю, я тоже очень редко на них езжу. Заодно и посмотрим.
Электрички функционировали. Впрочем, из четырех выжженных солнцем
перронов лишь один проявлял признаки жизни: вдоль него к шестивагонному
составчику, объявленному к отправлению через восемь минут, подтягивались
немногочисленные пассажиры.
Вагон, в который вошли Селена и Виктор, был практически пуст, только
с одной стороны, прислонившись к стеклу, сидел бедуин. Кисти рук его были
спрятаны в рукава, ступней не было видно под сиденьем, а капюшон,
надвинутый на глаза, практически закрывал лицо. Из синего бурнуса торчала
лишь курчавая черная борода.
Селена ничего не сказала, и Виктор решил промолчать, лишь слегка
покосился в сторону девушки. А бедуин как бы и не заметил их, может быть,
действительно дремал.
С трудом найдя скамейку с непорезанным сиденьем, Виктор пропустил
Селену к окну и сел сам, выбирая тему для светской железнодорожной беседы.
Ситуация была для него несколько нестандартной, но в следующую секунду она
стала еще нестандартней.
В вагон с решительностью линейного патруля вошли шесть или семь
мальчишек в сафари, очевидно только что вернувшихся с площади, и сразу
обступили бедуина. Бедуин поднял глаза черные, как маслины, и, выбрав, по
своему разумению, старшего среди юнцов, принялся его изучать усталым,
спокойным взором.
Заговорил другой, причем заговорил громко, как Фарим на митинге:
- Уважаемый господин, вы должны покинуть муниципальный транспорт!
Немедленно!
Виктор уже почувствовал, как у него зачесались кулаки, но на всякий
случай полюбопытствовал, наклонившись к ушку Селены:
- Мы с тобой что, сели в вагон "только для белых"? У нас уже
появились такие?
- Да нет, - слегка раздраженно и быстро принялась объяснять Селена, -
у нас муниципальный транспорт бесплатный, городские власти еще с начала
прошлого года установили специальный транспортный налог, а бедуины, как
известно, никаких налогов не платят, ну, поэтому им и не полагается
пользоваться трамваями, автобусами и электричками.
- Вот как? А еще кому? Детям, инвалидам, многодетным матерям,
рэкетирам, торговцам, работающим "в черную"? Кто там у нас еще не платит
налогов? Может быть, писателям, издающимся за границей?
- Успокойтесь, Виктор! Я же не сказала, что сама считаю точно так же.
- Ну уж нет! - Виктор поднялся. - Пусть лучше эти твои друзья
успокоятся.
А друзья совсем не собирались успокаиваться. Поскольку бедуин упрямо
и в общем-то вызывающе молчал (Виктору даже показалось, что он разглядел в
густой черной бороде легкую, едва заметную улыбку), молодежь заводилась
все сильнее.
Первый уже кричал:
- Нет, вы покинете этот вагон! Я сказал! Вам остается одна минута,
уважаемый, чтобы добровольно выйти отсюда!
(Слово "уважаемый" произносилось, конечно, с недвусмысленной
интонацией.)
Двое других не слишком внятно за криками первого бормотали что-то
вроде: "Убирайтесь в свой Лагерь! Ишь, расходились по городу, как по
пустыне! Мы вас, душманов, научим, как себя вести!"
В общем было ясно, что осталась действительно минута. И даже минуты
уже не осталось, потому что один из мальцов придвинулся к бедуину
вплотную.
- Не надо, не вмешивайся, - шептала Селена, от испуга, наверное,
перейдя на "ты", - с ними так нельзя, ты же просто не понимаешь!
Но он не слышал ее.
"Подонки, - думал Виктор. - Шестеро на одного больного человека.
Подонки".
Они его не замечали, и он подошел совсем близко и громким командным
окриком перекрыл их ломающиеся от полового созревания голоса:
- Смирна-а-а!
И уже чуть тише, но так же твердо:
- Оставьте в покое этого человека.
Обычной в подобных случаях реакции - бега врассыпную, или
нагловато-трусливого отступления с оскорбительными выкриками, с попытками
сделать хорошую мину при плохой игре, или, наконец, делегирования одного,
самого крепкого и смелого для решающего поединка с незнакомым врагом -
ничего этого Виктору наблюдать не пришлось. Реакция была совершенно
неожиданной.
Двое молниеносно схватили его за руки жестким хватом профессиональных
полицейских, а остальные мгновенно, похоже просто инстинктивно, приняли
боевые стойки, обменялись молчаливыми сигналами и приготовились к любым
неожиданностям.
Это были не дети. Это были настоящие коммандос, вышколенные
где-нибудь в Лэнгли или в "Мидраше" под Тель-Авивом.
Трудно сказать, что могло бы произойти дальше. Виктор так и не узнал
этого. Из-за спины раздался звонкий голос Селены:
- Ребята, спокойно! Это писатель Банев, он со мной. Простите, мы
просто немного выпили. Я задремала, а господин Банев... чуточку излишне
понервничал.
Хватка ослабла, и Виктор позволил себе обернуться. Селена была
по-военному подтянута, несмотря на свой легкомысленный наряд, смотрела
строго, как начальница, что, кстати, совершенно не портило ее, а в левой
руке держала развернутую желтую книжечку.
Ах, какими же всесильными были у нас всегда эти книжечки! Были и
остаются. И на этих малолетних янычаров тоже подействовали не волшебные
чары Селены, а ее желтая книжечка. Аусвайс.
Они уже не держали Виктора. А бедуин вновь спокойно прислонился к
окну.
- Этот тоже с вами? - как бы не совсем всерьез поинтересовался
старший в группе.
- Да, - решительно ответила Селена. - Мы его сопровождаем.
- Тогда и сидите рядом, - буркнул старший из младших.
- А уж это, ребята, я сделаю так, как сочту нужным. Договорились?
Старший понимающе улыбнулся и скомандовал своей банде на выход. Они
едва успели выскочить, когда двери с шипением закрылись и старый
раздолбанный состав, скрипя и пошатываясь, тронулся вон из города.

- Что ты им показала? - спросил Виктор спустя минут пять, когда дар
речи наконец вернулся к нему. - Удостоверение дочери губернатора?
- Нет. - Она не приняла шутки. - Я - член Президиума Совета ветеранов
Последней войны.
- Так ты что же, воевала?
Слова вырвались непроизвольно, и Виктор сразу почувствовал
искусственность этого почти риторического вопроса.
- Да, - ответила Селена.
И они еще минут пять молчали.
Боже, думал Виктор, что же происходит в этом безумном мире? Дети
воюют, взрослые пьют и развлекаются, солдаты охраняют город в мирное
время, полиция не замечает происходящего вокруг, а тайная полиция,
одевшись в форму, выходит на улицы с откровенностью паяцев и музыкантов.
Очевидно, мир сошел с ума.
- Сколько тебе лет? - спросил Виктор.
- Двадцать, - сказала она, но он был не уверен, что услышал правду.
- Мы действительно сопровождаем этого бедуина?
- Нет.
- Тогда почему ты вступилась за него?
- Я думала, тебе это будет приятно. Ничего, что я так сразу перешла
на "ты"?
- Нормально.
- Просто, когда говоришь "вы", возникает какая-то дурацкая дистанция,
словно общаешься с командиром части. А я всем, вплоть до комбатов,
привыкла говорить "ты".
- Тогда со мной можешь чувствовать себя спокойно, - сказал Виктор. -
Я был всего лишь командиром отделения.
Через десять минут они сошли на пустую полурассыпавшуюся платформу и,
дойдя до разрыва в покосившемся ржавом заборчике возле единственной на
весь полустанок запыленной надписи "ПЕРЕПЕЛКИН ЛЕС", свернули по
деревянным сходням в колючие придорожные заросли боярышника. За ними
начиналась знаменитая, некогда красивая и тенистая дубовая роща.
Теперь деревья уже не справлялись с затянувшейся засухой. Подлесок
практически вымер, трава стала бледно-желтой и мертвой, какой она бывала
раньше разве что в ноябре да в середине марта. Нижние ветки даже у самых
могучих дубов, вязов и елей постепенно отсыхали и падали. Странно было
вспомнить, что когда-то в лес ходили за грибами и ягодами. В этот лес
можно было ходить только за дровами. А кое-где дрова начинали гореть, не
дожидаясь перемещения в печку. Черные пятна выжженной пожарищами земли
попадались по пути несколько раз. Впрочем, по размеру пятен было видно,
что на тушение лесных пожаров в эти места выезжают оперативно. Ближайшие
пригороды вроде поселка Перепелкин Лес входили в так называемую санитарную
зону вокруг губернского центра, но дело было, конечно, не в этом, а в
расположенных здесь дачах, точнее сказать виллах ответственных работников,
в том числе и из столицы.
Значимость этих затаившихся в лесной чаще "объектов" никто в общем-то
и не скрывал: так, на пути к губернаторской даче Селена и Виктор миновали
три поста охраны. Сначала - полицейскую будочку с козырьком, затем - двух
гвардейцев в штатском и, наконец, - уже знакомых по площади и электричке
суровых малолеток в сафари.
На входе в поселок Селену окликнул старик, возившийся в огороде:
- Здравствуй, Леночка! Давно не видел тебя. Скажи, у тебя помидоры
растут в этом году?
- Здравствуйте, дядя Фил! Вы забыли, я не сажаю помидоров.
- А что же ты сажаешь, ласточка моя?
- Только цветы, дядя Фил.
- Цветы - дело хорошее, но пустое. То ли, скажем, огурцы. Вот славный
овощ. Но они у меня уже второй год какие-то черные и совсем горькие. А
помидоры просто посохли. Тяжело стало, Леночка, воду носить. Старею. Думаю
вот арбузы посадить.
- Арбузы?! - удивилась Селена. - А разве им мало воды нужно?
- Да мне друг Паладин с Северной окраины обещал специальный сорт
принести, говорит, вызревают практически без полива, на одной росе. А вот
посмотрите, ты тоже посмотри, мил человек, - обратился он к Виктору, держа
в руках клубок ярко-желтых корней, похожих на сплетенные пальцы. Один
округлый корешок нахально вытарчивался в сторону, отчего весь корнеплод
напоминал кулак, сложенный в форме кукиша. - Посмотри, как вот эта дрянь
лезет. Поливай не поливай ее - лезет, окаянная, я уж притомился
выпалывать.
- Зачем же ее выпалывать, дядя Фил, это же ручная репа.
- А ну ее к бесам, эту репу. Ручные бывают гранаты и животные. А репы
у нас такой отродясь не было. Дурная она.
- Да нет, дядя Фил, - не согласилась Селена, - она вкусная.
- Ну ее к аллаху, дурная она, ей-Богу дурная...
Они уже пошли дальше, а старик все продолжал ворчать.
Виктор вспомнил ручную репу. Ее выращивали бедуины еще в те годы,
когда он здесь служил. Тогда считалось, что диковинку завезли из Африки. А
уже много лет спустя кто-то рассказал ему, что ни в Африке, ни в какой
другой части света ничего подобного не встречается. Ручная репа была
местным эндемиком и, очевидно, мутантом. От одного стебля уходило в почву
несколько длинных желтых корней - этакая помесь хрена с морковкой. А когда
овощ выдергивали по осени, полагалось сжимать его рукою посередине, и
корни прямо на глазах, словно живые, причудливо скручивались, образуя
каждый раз новую фантастическую фигуру. Конечно, в ручную репу любили
играть дети. Правда, особо крупные экземпляры корнеплодов иногда больно
сдавливали пальцы, и по городу даже ходили слухи о гигантской ручной репе,
задушившей двухлетнего мальчика. Слухам Виктор не верил. Но ворчание
добродушного симпатичного дяди Фила оставило в душе неприятный осадок.

А дача губернатора оказалась каменным особняком явно довоенной
постройки, принадлежавшим тогда какому-нибудь министру или автору
бессмертных эпопей о трудовом народе. Участок был огромный, с соснами,
орешником и жасмином, в меру заросший, в меру солнечный, масса цветов,
дорожки, посыпанные желтым песком, чуть в сторону от дома за
фантастическим буйством тропической зелени посверкивало зеркало пруда или,
может быть, бассейна, а перед парадным крыльцом нагло бил мощной струей
настоящий фонтан. Город давно забыло таком изобилии жидкости, и в какой-то
момент Виктор почувствовал себя героем Сент-Экзюпери - бедуином (или
мавром, но это, кажется, одно и то же), доставленным из Сахары во Францию,
который, простояв уже добрый час у водопада в Альпах, отказывается
уходить, пока не кончится эта вода.
"Бедуином, - повторил он невольно. - Почувствовать себя бедуином".
Да, в этом городе такие слова звучали совершенно особенно.
- Селена, - спросил он уже на ступеньках перед входом, - за что вы
так не любите бедуинов?
- А вот об этом я и хотела поговорить, - охотно откликнулась Селена.
- Проходи, пожалуйста.
- Папа дома? - осторожно поинтересовался Виктор на всякий случай.
- Папа живет не здесь. В пяти километрах к юго-востоку у них с мамой
свой новый дом, а это - моя дача. Мы будем здесь совершенно одни, -
добавила она заговорщицким тоном. - И никто-никто не помешает мне
рассказать, за что я так не люблю бедуинов.

***

Источники :

https://iknigi.net/avtor-ant-skalandis/68504-vtoraya-popytka-ant-skalandis/read/page-1.html

https://libcat.ru/knigi/fantastika-i-fjentezi/128504-2-ant-skalandis-vtoraya-popytka.html#text

https://thelib.ru/books/skalandis_ant/vtoraya_popytka_ver2-read.html

https://litmir.club/br/?b=12069

https://4italka.site/fantastika/nauchnaya_fantastika/209109/fulltext.htm

https://fantlab.ru/work8638

https://fantlab.ru/autor196

...

Ант Скаландис

Страна:	Россия
Родился:	1 сентября 1960 г.

Настоящее имя:

Антон Молчанов

Другие псевдонимы:

Антон Скаландис

Жанры:

Фантастика	91%
	ещё >>

Родился в Москве. По образованию инженер-химик (МХТИ им Д.И. Менделеева, 1983). Публицист, прозаик, редактор, сценарист. Секретарь Союза писателей Москвы, сопредседатель Совета по фантастической и приключенческой литературе и Международной ассоциации писателей-фантастов, член правления Литфонда.

В 1990-1992 – исполнительный директор редакционно-издательской фирмы «РИФ» при Всесоюзном центре детского кино Ролана Быкова, после реорганизации — ответственный редактор и PR-менеджер издательства «Текст».

1993-2001 – директор, главный редактор, начальник отдела в различных издательских и книготорговых фирмах;

2001-2002 – корреспондент отдела «Общество» «Литературной газеты»;

2002-2003 – шеф-редактор вкладки «PRO» газеты «Книжное обозрение»;

2003-2004 – руководитель PR-службы издательства «Вече».

Первая публикация прозы в центральной прессе – 1986 год, «Химия и жизнь». Первый сборник рассказов – «Ненормальная планета», Москва, «Мир», 1989 (первый и последний сборник отечественного автора в издательстве «Мир»). Первый роман – «Катализ» (журнальный вариант –1991-93 г.г., Днепропетровск; полный вариант – М.: АСТ, 1996) Более сотни авторских публикаций в периодике и сборниках, также выступал в качестве составителя сборников и литобработчика переводов. Автор нескольких популярных романов: «Спроси у Ясеня», «Заговор посвященных», «Меч Тристана», «Точка сингулярности», «Охота на Эльфа».

1996 – участник проекта «Время учеников» (сиквелы к повестям братьев Стругацких);

1997-1999 – участник уникального проекта – создание романов-сиквелов к знаменитому «Миру Смерти» («Deathworld») в реальном соавторстве с Гарри Гаррисоном (США) — впервые в истории отечественной фантастики. Тираж книг на русском языке превысил 500 000 экз. Переводы на польский и чешский языки.

2000-2004 – сценарии телесериалов, документальных и художественных фильмов.

В настоящее время – руководитель проекта «Фаэтон», вторая и третья книги цикла «Дочь Нефертити» и «Наложница императора» написаны при его участии.

Ант Скаландис о себе:

Я пишу очень давно. Сколько помню себя, столько и пишу. Честное слово. В такой семье я родился. Мама — учитель русского языка и литературы. Отец — фотохудожник, работал в Государственном литературном музее, создал свой собственный жанр — фоторассказ, выступал со слайд-фильмами о писателях, был автором нескольких книг и множества публикаций. И мать, и отец, и старшая сестра — все соблюдали семейную традицию и вели дневники. Я свой дневник завел, кажется, во втором классе. А сказки и рассказики начал сочинять ещё раньше. Мой первый текст, бережно сохранённый мамой, «Кися на рыбалке», относится, если не ошибаюсь, к 6-летнему возрасту. А уже в одиннадцать я взялся писать длиннющий приключенческий роман, так и не оконченный, разумеется. Второй, уже более тщательно продуманный, был начат лет через пять, но и его постигла та же участь. А вот годков двадцати от роду я замыслил грандиозный и уже фантастический роман с «химическим» названием «Катализ», сказалось соответствующее образование — Менделеевский институт. Работа над текстом шла почти десять лет. За это время я написал десятки рассказов и статей, успел позаниматься в двух литературных семинарах, обегал несчётное число редакций, начал публиковаться и, наконец, сменил должность мэнээса на должность директора издательства. В самом начале 1990 года увидела свет моя первая книжка — тоненький сборник «Ненормальная планета», а многострадальный роман вышел лишь в 1991-м, и то в журнальном варианте в Днепропетровске.

Я давно замечаю за собой удивительную способность садиться между двух стульев: попадать между жанров, направлений, тем, между эпох, в конце концов. «Последним романом советской фантастики» окрестил «Катализ» Андрей Чертков — петербургский редактор и критик. И это правда. Но для советской цензуры он был недопустим, а для нового времени показался в одночасье устаревшим. Это роман об изобилии, о том, как мы понимали коммунизм, о наших мечтах и об их крахе. Но книга получилась на удивление светлая, потому что написана была самой молодостью. Мне кажется, что сегодня она снова и даже очень актуальна, но объяснить это издателям пока не удаётся.

Для меня лучшее, что я сделал, — это цикл романов о Причастных. Их на сегодняшний день четыре, самым удачным я называю второй (не по времени написания, а по порядку в цикле) — «Миссия Причастных» (авторское название — «Точка сингулярности»). И это действительно последняя из книг, написанных мною не на заказ. У остальных судьба сложнее. Они дописывались, переписывались, издавались как детективы, потом как фантастика, опять как детективы... А на самом деле это проза — и всё. Я не люблю делить книги по жанрам, направлениям, темам. Пусть этим занимаются магазины, им — важно, потому что продать надо. А в литературе, если она настоящая, любые рамочные определения неуместны. «Мастер и Маргарита», «Замок», «Маленький принц», «Улитка на склоне», «Москва — Петушки»... Это фантастика или нет? Я не знаю. Но это всё гениально. И надо стремиться к такому уровню. Вот только издатель сегодняшний понимать этого не хочет. Он всё норовит запихнуть Скаландиса в какую-нибудь раскрученную серию. Вот и получается: чем лучше удалась книга, тем тяжелее её коммерческая судьба.

Одно время очень хотелось войти в «мейнстрим», чтобы заметили, чтобы признали. Потом перехотелось. Не заметили, не признали — ну и ладно. Вместо этого вошёл в публицистику и в кино — уже под настоящей фамилией. Как Антон Молчанов. Ну если честно, кино — это громко сказано. То есть работы-то в нём было много: десяток разных сценариев и синопсисов написан. Опыт колоссальный появился, масса новых интересных знакомств, а вот законченный фильм, где фамилия в титрах засветилась, только один, и тот сериал — «Салон красоты». Знаменит он в основном тем, что там впервые в драматической роли снялся Филипп Киркоров.

После дефолта литературой стало очень трудно зарабатывать на жизнь. До дефолта это удавалось прекрасно, и даже многим. В общем, заниматься приходилось всем: книжной торговлей, журналистикой, пиаровской работой в издательствах и даже в выборных кампаниях. Вспомнил всё, чему научился за последние годы... И тут предложение поступает с телевидения — редкий литератор от такого откажется. А в итоге, как я уже говорил, — бесценный опыт.

«Еще совсем недавно я всех вокруг уверял в том, что научная фантастика, традиционная science fiction умерла как направление в литературе, – говорит Скаландис. – Однако, познакомившись с творчеством Татьяны Семёновой, я не только убедился в обратном, но и по-настоящему увлекся работой над этим удивительно смелым проектом».

===
***

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***

...

Председатель.
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньи
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек.
Да будет так!

(Все пьют молча.)

Председатель.
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам, уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери (поет).

Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, -
Тихо все - одно кладбище
Не пустеет, не молчит -

Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их.
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой.

Если ранняя могила
Суждена моей весне -
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, -
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей;
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье.
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах;
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах!

Председатель.
Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж видно
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне
Унылой и приятной.... нет! ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

...

***