Кровь 01 - 10 Сентября 2024 - Персональный сайт

Главная » » Кровь 01

00:16

Кровь 01

===***

***

АЛЕКСАНДР САВЕРСКИЙ
КРОВЬ

Все персонажи и события в этой книге вымышлены. Но я ни за что не по-
ручусь за то, что они не происходили, не произойдут или не происходят в
настоящее время.
Часть 1

1.
Сидя на диване, я сосредоточенно наблюдал за тем, как весенний ветер
мягко покачивает бордовые шторы на моих окнах. Часы монотонно отбили
полночь. Я с ненавистью поглядел на них и тяжело вздохнул. Пачка
"Мальборо" спряталась от меня куда-то, и после недолгих поисков я обна-
ружил ее за пепельницей на столе. Прикурив, бросил пачку обратно и про-
наблюдал за тем, как, скользнув по гладкой поверхности, она едва удержа-
лась на самом краю. Первый раз бегло прочитав письмо и стараясь о нем не
думать, я готовился к его скрупулезному анализу - к анализу последнего в
этой жизни письма моего друга. Докурив, я тщательно вдавил бычок в пе-
пельницу и подхватил листок с небольшим текстом, очень, надо заметить,
важным для меня текстом.
"Лешка, привет!
Вот докатился. Пишу своему лучшему другу. Но, надеюсь, ты поймешь по-
чему, когда прочтешь это.
Ты знаешь меня давно, и для тебя не будет новостью, что я всегда ис-
кал свою сенсацию и вот, кажется, нашел".
Я представил себе его добродушное, довольное жизнью лицо. Мы дружили
не меньше десяти лет: вместе учились во ВГИКе, потом работали. Он был
оператором, я - репортером и до сих пор остаюсь им. Да, я остаюсь, а вот
Костя...
"Может, ты помнишь, месяц назад мы снимали материал о донорах, и я,
когда мы ехали в Останкино, даже спросил тебя: интересно, мол, а куда
девается все это количество крови?".
Конечно, я помнил об этом и даже пытался найти ответ на этот вопрос.
Дело, собственно, было в том, что только в Москве и Подмосковье заре-
гистрировано три миллиона доноров. Признаться, во время репортажа я не
обратил на это никакого внимания - статистика и статистика. А вот Костя
заметил, и мы стали считать. Вот тогда-то мне и стало не по себе.
Очень грубо, в уме, мы прикинули, что если каждый из доноров хотя бы
раз в квартал сдает треть литра, то получается миллион литров в квартал,
или триста тридцать тонн в месяц.
Я попытался наглядно себе это представить, - "всего-то" пятьдесят с
лишним цистерн, то есть железнодорожный состав настоящей, может быть,
даже теплой еще человеческой крови в месяц. Но граждане хорошие, ведь
это же не нефть.
Мы пытались объяснить самим себе, что кровь перерабатывают на плазму,
переливают больным и так далее, но все это никоим образом не билось с
общей цифрой. Позже, когда мы узнали, что кровь платных доноров не ис-
пользуется для пациентов, стало еще интересней.
"Для больных, - сказал нам один главврач, - нуждающихся в перелива-
нии, кровь принимается только от добровольцев. Куда девается кровь плат-
ных доноров, я вам сказать не могу".
А ведь мы обсчитывали только Подмосковье и Москву. Не буду напоми-
нать, что доноры есть по всей России и по всему миру. Цифры космические.
И теперь, перечитывая очень важное для меня письмо, я уже не сомне-
вался в причине гибели своего друга. Один из фээсбэшников сказал мне
жестко, хотя и был моим давним приятелем:
- Есть три опасные вещи, о которых ты знаешь: оружие, наркотики и по-
литика. Запомни четвертую, о которой никто ничего (!) не знает, потому
что она опаснее всех. Это платное донорство. Хочешь жить - не лезь!
Я и не полез, и не только потому, что испугался, а просто потому, что
не успел, не было времени. Кровь, кровь, сдалась она тебе? Эх, Костик...
"Так вот, я понял очень скоро, что это действительно сенсация. Было
что-то странное в психологии людей, у которых я интересовался этим воп-
росом. Они либо боялись, либо ничего не знали, но объединяло их одно:
они органически не хотели об этом говорить, будто строжайшее табу лежит
на этой теме. Причем табу генетическое, а не объективное, какой-то внут-
ренний запрет. Помнишь, мы с тобой удивлялись: почему даже у тебя, гото-
вившего материал, не возникло вопроса о собираемых объемах? Так почти со
всеми. Никто не способен анализировать. Поэтому у меня ощущение перво-
открывателя".
Две недели прошло. Милиция так ничего и не нашла, как обычно, или не
хотела искать. А ведь убийство было наглым и заказным. Две пули в голо-
ву. Не потрудились даже автокатастрофу организовать. Ненавижу!
Конечно, не боги мы и не всесильны, но на выплеск-то ярости я имею
право?!
"Наверное, мне просто повезло. Я вышел на людей, которые покупают
кровь у донорских центров. Это небольшая, но очень влиятельная организа-
ция с огромными деньгами. Я уже знаю, что все происходит на госу-
дарственном уровне. Босс - небезызвестный тебе Лаврентьев И.Ю.
Послезавтра мне обещают встречу с главой фирмы. Ты тоже о нем слышал
- Кольский Е.Д.
У меня только два вопроса к нему: откуда берутся деньги для доноров и
зачем нужно столько крови?
И все же что-то меня тревожит. Может, это тема нервная, но я еще не
видел на нашем с тобой журналистском пути такого количества замков. Ли-
хорадит меня, возбуждение какое-то, а в таком состоянии многого не заме-
чаешь.
Вот я и решил подстраховаться - написать тебе. Впрочем, если ты
письмо получил, вероятнее всего, меня уже нет в живых. Печальное обстоя-
тельство.
Но ты прости, что я все сам. Это должен быть мой материал. И я его
получу!
Надеюсь, ты этого письма никогда не прочтешь.
Салют,
твой Костя.
P.S. Письмо оставил у нашей почтальонши. Дал ей сто рублей и попросил
отправить адресату, если не появлюсь через десять дней".
Сам, сам. Всего два вопроса. А их и было-то всего два.
Лаврентьев - Вице-премьер Правительства. Кольский, Кольский...
Благообразный старикан с острыми глазками и вкрадчивыми манерами.
Встречал его на каком-то банкете и запомнил как масона. Уж очень сильно
напоминал он мне масона. Не знаю почему.
Что ж, теперь и меня лихорадило. Смерть Кости, да и собственная
жизнь, показались мне пылинкой в огромной и страшной мировой машине, пе-
реливающей куда-то человеческую кровь. Зачем? Куда?
Бордовые занавеси колыхались, и мне померещилось на миг, будто они -
часть безбрежного потока крови, текущего в пасть огромного чудовища, имя
которому "Земля".
В голове пустота. Что-то навалилось на нее всем прессом. Ответствен-
ность? Не люблю я чужих проблем, но смерть Кости требовала прозрачности,
и я уже понимал, что никакая обескураженность от его внезапной гибели,
никакой страх перед сволочами, сметавшими со своего пути людей, не оста-
новят меня!
Нужны были только якоря, тылы, за которые можно было зацепиться,
спрятаться, вернуться, если ступишь слишком далеко на вражеский материк.
Вариантов было немного.
Я глянул на часы и понял, что предпринимать что-либо ночью бессмыс-
ленно. Включив телевизор, тупо уставился в экран. Пьер Ришар шел на дело
в черном ботинке, однако это все, что я увидел. Мысли мои уже невозможно
было остановить.

Ветер Небес внимательно следил за мощным полетом кондора, зависшего
над ущельем. "Вот, - думал он, - отчего птицы летают без всяких уст-
ройств, а человек должен пройти Бог весть какую эволюцию, чтобы под-
няться в небо, да и то лишь при помощи машин. Разве это справедливо?".
Кондор выследил кого-то и рухнул, скрывшись за холмами.
"Вот так и обрывается все. Тысячелетиями ползет человек вверх, учится
летать, а потом - клац! - и нет человека. Начинай все сначала. Какой в
этом смысл?".
- Уважаемый! - раздался звонкий голос над ухом философа.
Удержавшись от того, чтобы вздрогнуть, Ветер Небес обернулся. Юный
сын Морского Острова и Лазурной Дали пританцовывал от нетерпения, ожи-
дая, пока старший не обратит на него свой взгляд.
- Говори, Лазурный Остров.
- Покоритель Ангелов призывает тебя.
- Иду.
Оглядев еще раз холмы, Ветер стал на ноги и обернулся к городу.
Высокие пирамидальные сооружения притягивали взгляд, возвышаясь нев-
далеке и образуя каре, внутри которого размещалось еще несколько вели-
чественных сооружений, включая и главное - Цех Реинкарнации. Свыше ста
метров в высоту, он отличался особой монументальностью и цветом - цветом
крови. Ученики Ветра частенько подмазывали его охрой, когда она осыпа-
лась.
Жилая часть города была разбросана с другой стороны завода и огражда-
лась от него высокой каменной стеной, под которой мерно плескалась вода,
наполнявшая ров.
Ветер неодобрительно покачал головой и, поправив свою накидку, напра-
вился к ближайшему мосту. Добравшись до Цеха Пробуждения, он увидел ред-
кое зрелище. Главный Жрец, монотонно раскачиваясь, выпевал Песнь Будуще-
го. Перед ним, окаменев, стояла группа юношей и девушек, в которых Ветер
узнал детей высокопоставленных чиновников Империи.
"Какая честь", - хмыкнул он про себя.
Жрец замолчал, а в ответ со всех сторон полилась музыка, будто запел
сам воздух. В ритм ей по стенам бежали всполохи разнообразных цветов,
сгустившиеся в человеческие фигуры небесной красоты. Они что-то шептали
и звали к себе, улыбались и убеждали.
Ветер знал, что подобные видения появляются из-за устройства цеха. Он
весь был большим духовым и световым инструментом, преломлявшим звуки
ветра и дневной свет в подобие космической фуги. При необходимости все
это могло заменяться мощными вентиляторами и прожекторами. Однако столь
сложная технология была бы пустой затеей, не овладей человечество ис-
кусством взаимодействия с Тонким Миром Дэв-Ангелов. И теперь, когда на-
чиналась церемония, в ней участвовали и тонкие существа параллельного
дружественного мира.
Впрочем, знание процесса мало помогло Ветру и в этот раз. Сознание
неудержимо потянулось в водоворот ритма. И уже казалось человеку, что
окружает его идиллия всеобщего единства и сознания. Кто-то вещал то, что
было сокровенной частицей его души. Он видел, как мечта превращается в
реальность, что она уже есть, ощутимая, дерзкая, родная.
Его тронули за локоть.
- Ветер Небес, - раздался тихий голос Проводника Душ, - Покоритель
Ангелов просит тебя об одной услуге.
- Слушаю, - Ветер сделал усилие, пытаясь вырвать себя из мира иллю-
зий.
- Ты знаешь, что нас ждет...
Ветер пожал плечами в ответ на это полуутверждение-полувопрос, и со-
беседник поспешил его успокоить:
- Нам известно о твоем отношении к Исходу, и мы не даем тебе заданий,
которых ты не желаешь, не так ли?
- Так.
- Однако ты умеешь то, чего другие не могут, - жрец сделал многозна-
чительное лицо. - Я говорю об умении рисовать на камне.
- Чего же хочет от меня Покоритель Ангелов?
- Мы хотим, чтобы ты запечатлел наши технологические процессы для по-
томков.
- Зачем? - Ветер был почти что разгневан. Заявление жреца взвинтило
все, что он до сих пор сдерживал в себе. - Вы что, хотите, чтобы и по-
томки пошли по нашему пути?
- Мы хотим, чтобы они знали о наших достижениях и ошибках.
- Но ведь это гордыня!
Глаза собеседника ушли в землю, плечи опустились:
- Я передаю то, что решил Совет Исхода.
- Ты же говорил о Покорителе Ангелов.
- Да, но мы не определили, кто именно будет осуществлять этот проект,
и я обращаюсь к тебе первому. Ты пишешь на камне лучше других.
- Я подумаю.
Ветер Небес отошел. Этого человека пожилого возраста он не любил. Ти-
хий, вкрадчивый голос Проводника Душ затягивал, как водоворот, но моло-
дой Ветер знал, что слушать его нельзя. Тот пытался вырвать человека из
земного существования и отобрать жизнь, которую так любил Императорский
художник.
Он любил рисовать. Его помощники и ученики были лучшими инженерами и
художниками Империи, и Ветер понимал, что его отказ поставит их в слож-
ное положение. Интриги разрушат коллектив, тщательно собранный в течение
десятка лет. С другой стороны, всегда найдутся те, кто сделает то, от
чего откажется он. Хуже него, но сделает.
А значит, его поставили перед фактом.
В задумчивости он брел по многокилометровой Дороге Исхода, не замечая
проходящих мимо паломников, сотнями направлявшихся к последнему приста-
нищу, к алтарю. В обычном состоянии он говорил бы с ними, призывая не
оставлять этот мир, но пропаганда Совета, задуманная три тысячи лет на-
зад, всегда делала свое дело. Каждый из смертников был убежден, что
жертва будущей цивилизации необходима, а, кроме того, каждый надеялся на
то, что именно его душа сможет остаться в мире Ангелов как полноценный
субъект.
Что ж, стать двухмерным человеком - заманчивая перспектива, хотя тол-
ком никто не знал, что такое быть двухмерным. Разве что жрецы, которые и
рассказывали об этом всем остальным.
Но сомнения не давали покоя Ветру. Страх? Может быть. Он действи-
тельно любил жизнь и боялся ее потерять. А когда сотни миллионов людей
ушли добровольно, осознав грехи своих отцов и матерей, собственная жизнь
не так уж важна, чтобы цепляться за нее. Просто верил художник, что есть
другой путь, бескровный, и возможно, более эффективный для будущего Зем-
ли. Какой - он пока не знал. А верить жрецам...
Лучше делать то, что умеешь - рисовать и строить...
Его размышление внезапно прервалось. Сначала он не понял, что именно
увело его внимание в сторону. Будто кто провел рукой по лбу. Он посмот-
рел на встречные лица. Ветер рисовал их сотнями, и наметанный глаз тут
же выхватил из толпы то, что искал.
Это была группа пленников, которых Империя не убеждала в необходимос-
ти жертвы, а просто казнила, правда, в соответствии с технологическим
обрядом. К цехам их вел конвой, вооруженный магическими автоматами. Ору-
жие это, как правило, не убивало, а служило для захвата пленных. В особо
сложных сражениях применялось заклинание смерти, и тогда особый звук
"кх!", издаваемый солдатом, усилившись через автомат, поражал врагов на
расстоянии километра.
Ветер не думал. Он подошел прямо к девушке и твердо взял ее за руку.
Сейчас он чувствовал такой прилив воли, что попытавшийся преградить до-
рогу охранник был остановлен магическим сипом: "ШСУХХХ!", а подобные
звуки являлись знаками отличия в Империи.
Вся группа замерла. Ветер уже не смотрел на девушку, а изучал лица
остальных, продолжая удерживать ту, что бездумно заставила его действо-
вать. Теперь он читал ее мысли, ведь в отношении пленных это разрешалось
законом. Отец - по тому, как он был связан, можно было определить, что
это важная птица, а так - подавленный старик, не сумевший уберечь детей.
Брат - юноша, с дерзко поднятой головой. Матери не было, давно не было.
Остальные - случайные люди.
Он назвал свое имя охране и невзирая на ее слабые попытки помешать
вывел из толпы пленников тех, кого счел нужным.
Теперь предстоит отчитываться перед Покорителем Ангелов - Главным
Жрецом, но сейчас Ветер не думал. Он был счастлив, когда случались с ним
вот такие моменты. Это означало, что ведущий его Дэв вдыхал в него искру
творца. Разум сменялся вдохновением, он говорил "будь!", и оно случа-
лось. Так были созданы все его шедевры.
Затор, устроенный Императорским художником на дороге, начал рассасы-
ваться, и Ветер получил возможность, наконец, снова оглядеть своих плен-
ников или... гостей - этого он еще не решил.
Огромные голубые глаза с синими стрелками в радужке, пшеничный стог
на голове, взбитый как львиная грива, рост едва ли Ветер был на пять
сантиметров выше - все это в отдельности было любопытным и необычным для
его мест, где черные волосы, невысокая фигура и темные глаза служили ге-
нетической основой. Поражало другое - пропорции. Мера была во всем: овал
лица компенсировал величину глаз, носа и рта. Брови стремились к еле за-
метным под волосами ушам. Нос и губы уравновешивали друг друга, как горы
и озеро.
"Рисовать, немедленно рисовать! - в лихорадочном возбуждении решил
Ветер. - Не дай Бог, отнимут, не успею".
Но это было непросто. Потянув девушку за собой, он наткнулся на соп-
ротивление, незнакомка явно не спешила навстречу его желаниям. Он возму-
щенно обернулся. Хотя бы на время, но он спас ей жизнь! Однако небесная
лазурь уже покрылась предвестником урагана - тучей, и его возмущение бы-
ло успешно отражено надвигающимся шквалом.
"М-да, ну и осел же я, - подумал Ветер, - она ведь полагает, что нуж-
на мне для других целей. Откуда ей знать, что я пишу картины?". Он молча
смотрел в ее глаза, туго соображая, как объяснить свои намерения.
Брат пленницы, заметив внутренний конфликт, возникший между сестрой и
странным незнакомцем, поспешил на помощь девушке. И теперь Ветра сверли-
ли четыре глаза, а рука брата сделала попытку снять чужую лапу с руки
сестры. Художник не стал сопротивляться, освободив пленницу. Ее отец ма-
ло интересовался происходящим, отрешенно присев на землю у края дороги.
- Я - Ветер Небес, - признался, наконец, освободитель, - я - художник
и хочу нарисовать ваше уникальной красоты лицо.
Аплодисментов по поводу своего заявления он не дождался, но в морской
дали поубавилось туч и образовался легкий, утренний туман. Она думала.
Но брат думал быстрее:
- Чего вы хотите от нас? - словно не услышав ни слова из сказанного
Ветром, спросил он. Художник понял, что юноша до сих пор еще собирается
принять смерть и никак не может избавиться от истерики, царящей в его
душе. Поэтому, хоть и быстро, но плохо соображал.
- Вам надо успокоиться, - произнес он. - Я не причиню вам вреда.
- Но, кроме вас, есть другие люди! - молодой голос юноши был действи-
тельно немного истеричен, несмотря на то, что он старался прикрыть свое
состояние твердыми нотками.
- Что ж, вы правы! - признался Ветер. - Пока я не могу гарантировать
вам жизнь, это зависит не только от меня. Но я обещаю защищать вас, нас-
колько хватит моих сил.
Буря улеглась, туман рассеялся, только прохлада все еще была здесь.
Она изучала.
- Меня зовут Полная Луна, - ее голос был не столь хорош, как хотелось
бы Ветру, но ведь она не Цех Пробуждения.
Впрочем, услышанное все равно тронуло его - излишне тоненький, но
весьма мелодичный голос. Кроме того, акцент, с которым она говорила на
сензаре, компенсировал эти мелочи. Брат, однако, все еще не пришел в се-
бя.
- Я не уверен, что смогу снова подготовиться к смерти, если придется,
- сказал он угрюмо.
- К смерти нельзя подготовиться, если не живешь с ней всю жизнь, -
мягко произнес Ветер.
В ответ мальчишеские глаза наполнились слезами, и он отвернулся.
Художник подошел к старику, чья седая борода устало прилегла на
грудь, снял повязку с его глаз и вытащил изо рта кляп. Такими атрибутами
"награждали" особых пленников, чье слово обладало высшей силой.
- Меня зовут Ветер Небес, я Главный художник Императора Легенды и хо-
чу помочь всем вам.
Подслеповатые глаза медленно поднялись вверх.
- В Атлантиде я немного рисовал, когда был свободен от забот. Я узнаю
тебя лучше, когда посмотрю на то, что ты умеешь, - старик тяжело встал,
оказавшись значительно выше Ветра. Голос его был по-прежнему тих, когда
Ветер наконец услышал: "Идемте, дети мои".
Голова Ветра звенела от радости. Чуть ли не вприпрыжку он указывал
дорогу гостям, направляясь к своему дому. === ===

В голове все еще звенело, когда я снял трубку телефона.
- Ветер... черт, извините, алло!
- Слушай внимательно, - раздался в трубке приглушенный голос, - не-
медленно одевайся и беги из квартиры. У тебя двадцать минут.
- Куда беги, - проснулся наконец я, - зачем?
В трубке раздались гудки.
Фу! Бред какой-то. После такого сна прямо сейчас встану и побегу.
Шутки дурацкие.
За годы репортерской работы я привык ко всякому. Шутников, особенно
телефонных, хватало. Это еще что. Вот когда тебе среди ночи звонят...
Черт, это же был голос Самоцветова, того самого фээсбэшника.
Я уже сидел на кровати и натягивал джинсы. Думать после таких предуп-
реждений было некогда. В шкафу меня ждал НЗ, хранимый как раз для таких
случаев: упакованная сумка с одеждой, деньгами и пистолетом Макарова.
Вытащив из кармана пиджака личные документы, я сунул их во внутренний
карман джинсовой куртки, надел кроссовки, запихнул "Макар" за пояс брюк,
кинул в сумку мобильный телефон с подзарядкой, сгреб со стола Костино
письмо и посмотрел из окна во двор. Тишина и покой.
В дверном глазке тоже никто не шевелился. Я просунул в дверь голову,
потом все остальное и рванул по лестнице, но не вниз, как сделали бы все
нормальные люди, а вверх.
Почти год ушел на то, чтобы родной ЖЭК организовал для меня ключи от
чердака. Проблема, конечно, заключалась не в том ключе, что от нашего
чердака, с этим я справился бы и сам, а в том, что ключи были от чердака
в крайнем подъезде. Чего только не пришлось мне выдумывать, чтобы дока-
зать жизненную важность для меня этих ключей. Кончилось тем, что я пока-
зал справку из психдиспансера, в которой мой приятель отчетливо написал:
"Фобия пожаров и ограниченных пространств".
Этой дорогой я пользовался лишь трижды, и последний раз это случилось
около четырех месяцев назад, когда мне пришлось избегать встречи с одной
навязчивой дамой. Поэтому сейчас я молил Бога, чтобы ЖЭК не поменял зам-
ки.
Не поменял.
Я вышел из крайнего подъезда и нырнул в него снова, надеясь, что ос-
тался незамеченным. Метрах в шестидесяти от меня, прямо против двери
подъезда, ведущей где-то там наверху в мои покои, стояли три, да-да
именно три, автомобиля, причем каждый из них был черным джипом. Нас-
колько я успел заметить, два мужика мирно беседовали, облокотившись на
капот одного из них. Решив не вмешиваться в их разговор, я ретировался
на второй этаж, открыл окно, ведущее на улицу, и сполз на благословенную
землю. Здесь меня никто не ждал, и в этот раз я не стал печалиться по
этому поводу.
Солидным шагом, чтобы не привлекать внимания окружающих, которых,
кстати сказать, не было, я добрался до пересечения Садового кольца и
Петровки и тут уж от души замахал руками в надежде на такси. Такси не
было, а вот частник на скрипучей "пятерке" меня подобрал. Сев в машину,
я наконец глянул на часы. Четыре утра.
Пока водитель с сильным грузинским акцентом объяснял мне нелепость
войны в Абхазии, я пытался выстроить план действий, но отчего-то ни одна
стоящая мысль не задерживалась в моей голове. Обрывки информации, образы
навязчивого, яркого сна, строки из Костиного письма, ФСБ и кровь - пол-
ный ступор для моих несчастных мозгов. Кроме того, покоя не давала мысль
о том, что меня посреди ночи грубо разбудили и заставили бежать из
собственного дома куда глаза глядят.
До работы было недалеко, и шпиль телебашни приближался, когда я поду-
мал, что приближаться он может не только ко мне. Вот же идиот: сбежать
из дома и поехать на работу! А?! Каков умник!
- Остановитесь здесь, пожалуйста.
Заседание политклуба прервалось.
- Дорогой, мы еще не доехали. Зачем...
- Мне и нужно было сюда, - я протянул деньги и вышел из машины на пе-
ресечении Шереметьевской улицы и Сущевки у кинотеатра "Гавана".
Бросив сумку рядом, я присел на скамейку и закурил. Хорошо, что было
начало лета, иначе не сидел бы я сейчас, с наслаждением вдыхая запах си-
рени вприкуску с дымком "Мальборо".
Итак, кто виноват и что делать?
В том, что виновато Костино письмо, я не сомневался. Но не так же
быстро, товарищи дорогие. И ахнуть ведь не успел, как танки пожаловали.
Если бы эти, ну те, что руководят танковой дивизией, знали, что я паци-
фист, можно было бы о чем-нибудь договориться. А так, что ж? Никакого
желания разговаривать с ними у меня теперь не было. О чем?
Предложить им посреднические услуги по вопросу закупки крови, которую
они выкачивают из ничего не ведающих граждан? Очень смешно! Они ведь для
этого и прислали ко мне свою армию, чтобы те убедили меня в необходимос-
ти такого сотрудничества. Развеселившись от этих мыслей и представляя
подобный разговор с "военачальниками", я вдруг насторожился. В мою сто-
рону нацелились чьи-то шаги. Разобрав, что они женские, я успокоился, но
сигарету потушил. Незачем лишний раз привлекать к себе внимание.
И что вы думаете? Через минуту я уже стоял перед той, что цокала каб-
лучками. Я не из тех людей, что кидаются на незнакомых женщин по ночам.
Просто не люблю я этого. И хоть та, что была теперь передо мной, стоила
любых подвигов, в сложившейся ситуации я бы даже не пошевелился, если
бы... если бы неведомая сила не оторвала меня от скамейки и не толкнула
вперед. Я смотрел на нее, а газовый баллончик смотрел в мои прекрасные
очи.
- Е-е-е, м-м-м, - видимо, эти козлиные звуки, изданные мной с целью
знакомства, немного успокоили ее, и баллончик приопустился.
- Ну? - определенно произнесла она.
- Я не сплю! - доказал я, что тоже могу говорить.
- Тонко подмечено, - замерзло синее море глаз. - У меня нет привычки
шляться по чужим снам.
- Да, но не далее как сегодня ночью, вы уже были в моем сне.
- Тогда я приду и завтра, может быть. А сейчас, извини, мне нужно ид-
ти. - Она сделала шаг, и я посторонился, растерянно пробормотав:
- Да, да, Полная Луна, конечно.
Она прошла несколько шагов и остановилась. Я замер.
- Почему ты назвал меня Полной Луной?
- Так вас звали в моем сне.
Она задумалась, потом, будто что-то решив, сказала:
- Проводи меня. Страшно одной.
Я провалился сквозь землю, выбрался наверх, опять провалился,
опять...
- Кто же ходит по ночам в одиночку да еще с такой внешностью? - нагло
поинтересовался я, подхватывая сумку.
- Так получилось, - сухо ответила она и пояснила: - это я о ночи, а
не о внешности.
- Да, внешность дома не оставишь. - Мне показалось или она действи-
тельно улыбнулась?
- Кем же я была в твоем сне?
- Пленницей, которую должны были принести в жертву.
- Вот как? Печальное обстоятельство. - Она помолчала. - И что же, ме-
ня убили?
- Нет. Императорский художник спас вас вместе с отцом и братом.
- А потом?
- Я не знаю, меня разбудили.
Снова возникла пауза, но ненадолго:
- Откуда же я была родом?
- Из Атлантиды.
- Очень романтично, но избито.
- Зато правда.
- Правда? Во сне? - Мне нравится ее сарказм. В глазах появляется ма-
ленький набор молний, но не среди туч, а прямо среди ясного дня. Краси-
во.
- Но уж теперь, встретив вас, я не знаю, правда это или нет.
Она замолчала, и я заметил, что мы вошли во двор. Не люблю я компа-
ний, блуждающих по ночному городу в поисках приключений, как и эту, ока-
завшуюся у нас на дороге. Стандарт: "Закурить не найдется?" - и шарящий
в поисках добычи взгляд.
Протягиваю левой рукой пачку сигарет, приоткрывая полу куртки, чтобы
этот самый взгляд отметил присутствие нежелательного для себя предмета.
Две сигареты исчезают со словом: "Мерси!" - и мы расстаемся.
- Ничего, вежливые ребята, - говорю я, когда братва удаляется в
странном молчании, и поправляю пистолет за поясом, но так, чтобы не ви-
дела моя спутница.
- Господи, я так испугалась.
- "Не ходите, дети, в Африку гулять", - обожаю временами назидания.
- Ну, в ресторане я была с однокурсниками! Диплом обмывали! Что ж, и
шагу ночью не ступить? Дурдом какой-то!
Боже мой, сколько эмоций. Неужели это я вызвал? Приятно.
- И в какой же области вы теперь профессионал?
- Историк.
Почему-то мне в голову опять влез сегодняшний сон, и я поинтересовал-
ся:
- Уж не Древняя ли Америка наша специальность?
Она остановилась. Как вкопанная остановилась. Я люблю, когда люди так
останавливаются. Бежит человек, бежит, потом - стоп! Кирпич! Вот и
взгляд стал более осмысленным. До сих пор меня можно было не замечать,
хоть я и был рядом. Теперь же где-то там, в подсознании, поселился я
собственной персоной. И с этим приходилось считаться.
- Ты следил за мной! - нашла она простое решение.
- Следил? Хм. - Я провел поверхностный психоанализ и заключил: - В
вас говорит гордыня.
- А это здесь при чем? - удивилась она.
- При том, - занялся я демагогией, - что на свете не так уж много лю-
дей, за которыми следят или которых хотят убить. Но каждый человек в
глубине души считает, что он пуп Земли и потому ему угрожает опасность
или... слава. Но, как правило, это заблуждение. - У меня перед глазами
встали три черных джипа, и я уже не так уверенно повторил: - М-да, как
правило.
Она снова посмотрела на меня изучающим взглядом, но, не говоря ни
слова, пошла вперед. Через несколько секунд спросила:
- Что еще интересного тебе снилось?
- Странный город из пирамид.
- Уж не в Египте ли? - Она была полностью уверена, что я использую
современную экзотику, чтобы заморочить ей голову.
- Нет, Империя называлась Легенда.
Теперь ее взгляд приобрел характер оценки: вру я или нет. Интересно,
что решила?
- Странное название.
- Да, а на сензаре оно звучит так, - и я произношу трудно передавае-
мые сочетания звуков из шипящих, свистящих и почти без гласных, отчего
мой язык без привычки сворачивается в трубочку.
Теперь она действительно смеется.
- А ты большой выдумщик.
Я почти обижен:
- Может, у меня не совсем хорошо с произношением, но звучит примерно
так.
- Если это действительно сензар, то тебе можно писать диссертацию.
Этот язык неизвестен науке, кроме упоминания о нем несколькими мистиками
вроде Блаватской.
- Я подумаю об этом.
В этот момент я понимаю, что мы пришли. И еще я понимаю, что если она
сейчас попрощается, то я уже не смогу ее удержать, а удержать можно
только одним способом, если не применять силу, конечно. И я применяю...
первый способ.
- Вот вы сейчас уйдете, и мы больше никогда не увидимся. А ведь и у
вас, и у меня останутся вопросы, на которые только мы можем ответить
друг другу.
Она внимательно смотрит на меня, обдумывая мои слова, и все же произ-
носит:
- Например?
- Например, мой сон.
- Но ведь это твой сон.
Я не знаю, что ей сказать. Она мысленно удаляется, а я не нахожу
слов. Белая ночь заканчивается быстро, и в голубых радужках глаз стоящей
передо мной девушки я вижу синие стрелки, подсвеченные чистым утренним
небом. Будто сомнамбула, монотонно вспоминаю слова художника: "Огромные
голубые глаза с синими стрелками в радужке, пшеничный стог на голове,
взбитый как львиная грива, рост... едва ли Ветер был на пять сантиметров
выше - все это в отдельности было любопытным и необычным для его мест,
где черные волосы, невысокая фигура и темные глаза служили генетической
основой. Поражало другое - пропорции. Мера была во всем: овал лица ком-
пенсировал величину глаз, носа и рта. Брови стремились к еле заметным
под волосами ушам. Нос и губы уравновешивали друг друга, как горы и озе-
ро".
Она молчала. Трудно, ох, как трудно, вот так сразу, пустить к себе в
жизнь еще полчаса назад незнакомого тебе человека. Я ждал ее выбора, и
она его сделала.
- Как вас зовут? - Любопытно, что обычно люди переходят от "вы" к
"ты", тут же все было наоборот. Я понадеялся, что она решила начать наши
отношения с белого листа.
- Алексей.
- А я думала Ветер, - она улыбнулась.
- Ветер - это тот самый Императорский художник, а полное его имя Ве-
тер Небес.
- Поэтично, хотя для индейцев в порядке вещей.
- Да, наверно. Никогда не был индейцем, - сострил я и полез с
дальнейшими расспросами: - А как зовут вас?
Она стушевалась. И я подумал, что зовут ее, что-нибудь вроде Фроси.
Оказалось еще интересней.
- У меня странное имя для девушки. Вася.
Я мог бы посмеяться, но меня ведь учили не только хорошим манерам.
Поэтому я ответил:
- Почему-то в жизни все парадоксально. Красивое ходит об руку с урод-
ливым, смешное - с возвышенным. Ведь Василиса - удивительное имя, но оно
же и Вася. Поэтому вы вмещаете в себя два полюса этого мира, а значит,
саму жизнь.
Она снова рассмеялась.
- Боже, какая сложная философия. Но вы первый, кто так быстро сообра-
зил. Мое имя - своеобразный тест на глупость. Вы получили пять из пяти.
Поздравляю!
- У нас все ходы просчитаны и записаны, - буркнул я и поинтересовал-
ся: - А многие получали пятерки?
- А вот это уже вторжение в частную жизнь, - поставила она меня на
место.
- Виноват, исправлюсь! - по-военному отчеканил я, вызвав снова ее
улыбку. - Хотя я только тем и занимаюсь последний час, что вторгаюсь в
вашу жизнь.
- Ладно, лучше скажите мне, что вы-то делаете на улице ночью?
Надо сказать, что я совершенно забыл о своем положении, и вопрос де-
вушки заставил меня не только вспомнить о Косте и черных джипах, но и
лихорадочно выдумывать что-нибудь правдоподобное. Однако мимика моего
лица уже сделала свое дело, и я увидел, что в глазах Василисы усилился
бриз.
- Надеюсь, вы не совершили какого-нибудь преступления?
- Пока нет. Врать я не хочу, а история моего бомжевания довольно
длинна и не очень интересна.
- Мне кажется, что вы все-таки врете, - она была бескомпромиссна, - а
мы вроде бы говорим сегодня только правду. Или нет?
Я посмотрел ей в глаза, думая одновременно, что втягивать ее в игру,
где правила неизвестны даже мне, а людей уже убивают, опасно.
Но она, словно прочитав мое самое сокровенное желание, сказала:
- Хорошо. Может, я и ошибаюсь в очередной раз в жизни, но... идемте
ко мне пить кофе. Там все и расскажете. - Повернулась и пошла к подъез-
ду. Я не шевелился. Ответственность перед ней не позволяла мне идти, хо-
тя я безумно хотел этого. На пороге подъезда она удивленно обернулась.
- Что-то не так?
Я подошел. Надеюсь, мои глаза были красноречивей слов.
- Я, наверное, полный идиот. Я очень хочу пойти, но я действительно
оказался в ситуации, в которую просто не имею права вас втягивать. Даже
рассказывать о ней не имею права. Ради вас же самой.
- Послушайте, - бриз начал переходить в шторм, - это удивительно. По-
лучается, что я вас уговариваю пойти ко мне пить кофе. Это уже наглость.
Ведь это вы мне говорили о том, что мы не случайно встретились. И еще:
мне все время кажется, что я вас где-то видела. Где?
Я был слегка ошеломлен ее напором и поэтому просто сказал:
- Я - репортер. Вы могли видеть меня по телевизору.
Она молча глядела на меня, словно что-то высчитывая, и я не совсем
понял ее взгляд. Там было и узнавание, но, кроме него, появилась ка-
кая-то жесткость. И я не знал, что это. Зато она коротко подытожила:
- Идемте.
И я пошел.
Это была обычная двухкомнатная "хрущеба", хотя в ней была сделана пе-
репланировка и комнаты оказались изолированными.
Василиса усадила меня в кресло, а сама отправилась на кухню готовить
кофе.
Я огляделся. Ничего особенного: шкаф, складной диван, кресло, книжные
полки. Мое внимание привлекла фотография, висевшая на стене. Я встал и
прочитал надпись, сделанную на английском языке: "Фотография модели Тео-
тиуакана, выполненная сотрудниками Национального музея антропологии го-
рода Мехико".
Позади раздались шаги и голос хозяйки:
- Черт, обрезалась.
Я посмотрел на ее палец, где проступила кровь, и в моей памяти воз-
никла красная пирамида, а вместе с ней и жертвы Легенды.
- Больно?
- Да нет, чепуха. Что вас так заинтересовало?
- Это Мексика? - спросил я, кивая на фотографию.
- Да. Город, строительство которого относят к ольмекам, жившим за
несколько тысячелетий до нашей эры. А что?
- Город, который мне снился.
- Что, это он?
- Нет, но очень похож.
- Может, тогда вы напишете еще одну диссертацию на тему предназначе-
ния пирамид и их строительства? - Она снова была саркастичной, но на
этот раз мне почудилось, что в ее словах не было прежней доброжела-
тельности. В чем дело? Или показалось?
- Я этого не знаю. До конца не знаю. Знаю только, что использовались
они не для погребения фараонов, а представляли собой своеобразные заводы
по перемещению душ и переливанию крови.
- Хм, вот как. - В ее глазах снова возник интерес, и мои сомнения от-
летели прочь. - Как же все это происходило?
Я описал то, что видел во сне. Василиса часто задавала вопросы, на
которые до этого я никакого внимания не обращал. Ее интересовало все:
надписи на стенах, одежда, язык, назначение предметов и еще куча всякой
белиберды, как будто она сама собиралась писать диссертацию. В конце
концов, она заключила:
- Ну и ну. Настолько правдоподобно, что я сама начинаю заражаться
мистикой. Интересно, что известные науке факты совпадают с вашим описа-
нием. Но главное: многие загадки вдруг обретают смысл, хотя и дикий для
нашего сознания, но, возможно, вполне оправданный с точки зрения людей
той эпохи. Впрочем, время, которое вы описываете, не совсем принадлежит
ольмекам, а кому - я затрудняюсь сказать.
Она посидела в задумчивости несколько минут и потом сказала то, чего
я давно ждал и очень надеялся, что это забудется:
- Теперь рассказывайте, что у вас произошло.
Если до этого она сидела в кресле против меня, свесив ноги, то теперь
взобралась на него целиком, и из его глубины на меня глядели только ее
глаза. Она готова была слушать.
Я снова начал рассказывать, но теперь меня не перебивали.
Когда я закончил, она не изменила своего положения, как кошка, уютно
свернувшаяся в клубок, и сидела так минут пять, не говоря ни слова. По-
том встала, коротко сказав:
- Вы спите в этой комнате. Белье и одеяло в шкафу. Я - в душ. Спокой-
ной ночи, - и вышла.
Я остался один, не зная, как на все это реагировать. Мои сомнения
вернулись. Тон был холодный, да и глаза не лучше. Она вела себя так, как
будто изучает меня, и - главное - что-то знает. Что? Кто она такая, кро-
ме того, что историк? Да историк ли? Впрочем, об ольмеках она что-то
знала. Вряд ли те, на танках, стали бы засылать ко мне кого-то, да еще с
таким совпадением интересов. Ведь сон мне приснился только сегодня. Не
контролируют же они сны, черт возьми!
Тогда, что?
Я слышал, как она вышла из душа. Заглянув в мою комнату уже в халате
и в чем-то вроде чалмы на мокрой голове, в которой показалась мне просто
королевой, бросила:
- Ко мне не приставать, - и скрылась.
Вот так. Просто и отчетливо. Впрочем, я и не собирался приставать,
только этого мне не хватало. Я постелил и снова провалился в древность.