Кровь 02 - 10 Сентября 2024 - Персональный сайт

Главная » » Кровь 02

00:45

Кровь 02

***

===

4.
Кисть художника медленно опускалась вдоль лица Полной Луны. Меж сжа-
тых губ Ветра едва виднелся кончик языка, выражавший усердие. Он всегда
немного высовывал язык, когда был увлечен. А этот портрет был первым
случаем, когда художник все время оставался недоволен. То здесь не так,
то там. Ученики, окружавшие его вначале работы, потеряли к ней интерес и
уже четыре дня занимались своими делами. Ветер этого не замечал.
Уже в который раз за эту неделю он вздохнул, посмотрел на холст, за-
тем на оригинал, сидевший перед ним на фоне Цеха Реинкарнации, и гневно
пнул ногой ведро с водой, стоявшее рядом.
- Не могу, - сказал он, - не понимаю!
- Стоит ли так переживать? - произнесла девушка. - У тебя все полу-
чится со временем. Отец говорит, что ты еще слишком молод, и тебе недос-
тает терпения, хотя то, что ты уже сделал, он считает гениальным.
- Да-да. Но то, что уже сделано, - не в счет. Каждая новая работа
заставляет учиться заново. Можно быть гениальным в старых вещах, а в но-
вых... А-а, - Ветер махнул рукой и сел на табурет. - Иди сюда. - Полная
Луна подошла. - Вот смотри, видишь этот цвет? Я не могу изменить его, не
хватает нежности. Я уже смешивал все что можно.
- Попробуй добавить старое яйцо, - раздался голос позади художника.
Ветер обернулся. Перед ним стоял, разглядывая портрет, отец девушки.
- Тухлое, что ли? Ты шутишь, Серебряный Медведь?
- Отнюдь. Хотя говорю я не о тухлом яйце, а о желтке яйца, из которо-
го скоро вылупится цыпленок. У людей Легенды другой цвет кожи, поэтому
поверь мне - уж я-то знаю как рисовать белокурых красавиц, - старик ус-
мехнулся в бороду.
Ветер задумался.
- Что ж, может, ты и прав. Он довольно нежен.
- Послушай меня, - Серебряный Медведь изменил интонацию, - мы здесь
уже три недели, и я знаю, что про нас не забыли.
Художнику не нравились эти разговоры, которые старик затевал уже не в
первый раз, тем более что они отвлекали его от портрета. Но приходилось
слушать, ведь тот был старше, а кроме того, и это было самым главным,
приходился отцом Полной Луне.
- Если ты любишь мою дочь, - продолжал Медведь, - а я вижу, что это
так, ты должен устроить нам побег. Жрецы не оставят тебя в покое. Ты им
мешаешь.
- Но есть еще Император, а я служу ему.
- Ты и вправду еще слишком молод и не понимаешь многих вещей. - Ста-
рик покачал головой. - Император - человек. Сколько бы при нем ни было
слуг, он одинок. Если его убрать - ничего не изменится, просто будет но-
вый Император. А жрецы - это система. Они безлики, и их много. Они умеют
и знают то, что недоступно простым смертным и даже Императору. Поэтому
люди их боятся даже больше, чем твоего покровителя.
- Ты считаешь, что Императору что-то угрожает? - насторожился Ветер.
- И откуда ты так много знаешь о Его Венценосности и жрецах?
- Я вижу, что он не доживет до Потопа. Но это будет его собственный
выбор. Жрецы лишь выполнят высшую волю, а значит, и волю Императора. А
знаю я так много оттого, что много учился, и много наблюдал за людьми, -
старик улыбнулся, - чего и тебе желаю.
Ветер задумчиво посмотрел на Серебряного Медведя и спросил:
- Если Император действительно погибнет, что будет? Ведь у него нет
наследников и заменить его не так просто, как ты говоришь.
- Эта сложность относительная. А начнется... - Старик ушел куда-то в
себя. - Я пока не вижу финала, но крови будет много, причем крови не во
благо. - Голос Медведя вдруг снова изменился и стал как будто моложе. -
Но хватит о грустном. Ты должен подумать о моих словах. Только времени у
тебя немного, знай это. Теперь же идите к водопадам, дети мои, отвлеки-
тесь, иначе ты у своего холста посинеешь и перестанешь быть кому-нибудь
нужным. - Он снова улыбнулся.
Ветер вместе с Полной Луной вышли из дома, сложенного из камней и
расположенного в престижном городском квартале. Не спеша они направились
в сторону горного хребта, который особенно привлекал Императорского ху-
дожника.
- Как ты думаешь, почему отец так боится за нас? - спросила девушка.
- Ведь до сих пор ничего не случилось.
- Тебе видней, - отозвался тот, - вы же не признаетесь, кем он был на
родине.
- Да, он особенный человек. Поэтому я и не могу говорить о том, кем
он был. Это опасно для всех нас.
- Даже для меня?
- Да, даже для тебя.
- Странно.
- Забудем об этом. - Полная Луна обернулась вдруг к художнику и спро-
сила, глядя в глаза: - Ты действительно любишь меня?
Ветер смутился из-за резкого перехода к столь интимной теме, но теп-
лые чувства победили неожиданность:
- Я действительно люблю тебя с первого взгляда, даже нет, не взгляда,
не то... Я еще не видел тебя, а уже шел к тебе, уже знал, что ты моя
судьба.
- Удивительно... - откликнулась девушка на его слова, - вот ты гово-
ришь отец странный, а ведь, когда мы входили в город, он сказал, что
здесь меня ждет моя судьба.
- Вот как? Интересно. И что же?
- Я решила стать твоей женой, - она смущенно помолчала и добавила: -
кажется, решила.
Ветер, едва не подпрыгнув от радости, тут же встревожился:
- Как это, "кажется"?
- Ну, решила, решила.
Художник хотел ее обнять, прижать к себе, но в этот момент из-за ва-
луна с криком выпрыгнул брат Луны:
- Ага! Попались?
- Господи, Медвежий Рык, ты напугал меня, - бросила девушка.
- Хм, я еще и пострашнее бываю, - сказал юноша со смехом, а потом
попросил: - возьмите меня с собой.
- Идем, - ответил Ветер, - а что у тебя с носом?
Тот смущенно отвел глаза:
- Упал.
- Ага, упал на чей-то кулак.
- Да ладно. Надо ж завоевывать положение.
- Ах, вот в чем дело, - усмехнулся Ветер, - ну, тады ой!

5.
Проснулся я оттого, что было тяжело дышать. Схватил себя за нос, ко-
торый был забит какой-то дрянью, и посмотрел на руку. Ну дела! Лет двад-
цать уже, с детства не шла носом кровь, а тут - на тебе.
Я встал и пошел на кухню. Взял соль, набрал стакан чуть теплой воды,
смешал это все и начал пить носом. С детства ничего не изменилось: пить
носом по-прежнему было неудобно.
Завершив эту гнусную процедуру, я прилег, положив голову так, как ве-
лят в этом случае врачи. Спать я больше не собирался. 6.
В двадцатом году Камыша, за три тысячи шестьсот два дня до Всемирного
Потопа, в сад, разбитый на скалах, что громоздятся над водами Великого
Океана и обнимают его по всей длине материка, разгневанным жестким шагом
вышел властитель континента Последний Император Легенды. В гнев Его Вен-
ценосность повергли доклады жрецов и военачальников.
Он дошел до Каскада, длинная лестница которого вела на самую вершину
скал, где невидимое отсюда плескалось Императорское водохранилище, обра-
зованное кратером давно уснувшего вулкана. Шум воды, падающей по ступе-
ням лестницы, заглушал гневные мысли Императора, и он стоял у бассейна
до тех пор, пока монотонность фонтана не успокоила его.
Пройдя в беседку, нависшую над безбрежной гладью волн, наследник тро-
на устремил свой взгляд туда, где в тысячах километров отсюда, на других
берегах Океана, обитали враги Империи - Атлантида и Ария.
Сердце Императора надсадно ныло уже с неделю, и хотя он был все еще
молод, это беспокоило его. Тяжело вздохнув, он подумал, что вместо отды-
ха, такого желанного еще полгода назад, в очередной раз получает обрат-
ное. Ничего особенного, конечно, не произошло, но и проблемы, вечные
проблемы его Империи, тоже не решались. Это злило Императора, доводя до
бешенства. Временами его бросало в холодный пот, болели позвоночник и
голова, а теперь вот сердце. Медики успокаивали, говоря, что это всего
лишь нервное переутомление. Но легче от этого не становилось.
На лестнице, ведущей к беседке, раздались шаги. Это мог быть только
Главный Жрец Империи Покровитель Ангелов, остальных к этому месту не до-
пускали.
Поприветствовав друг друга поднятыми на уровень плеч руками, они мол-
чали несколько минут. Император знал, что жрец дает ему возможность за-
вершить инерцию мыслей. Это позволяло спокойно воспринимать новую инфор-
мацию, не думая о чем-то своем.
- Слушаю тебя, Покровитель Ангелов, - вымолвил наконец Последний Им-
ператор.
- Прости меня, Великий, что опоздал. - Голова жреца вместе с высоким,
витиеватым головным убором качнулась.
- Ерунда, - досадливо повел рукой Император, - ты ничего не упустил.
Потому что ничего не происходит. Зато время истекает, и его почти не ос-
талось.
- Да, время... - жрец неопределенно вздохнул.
- Какие у тебя новости?
- Новости? - Покровитель Ангелов, зная, что Император ждет большего,
не стал придавать особого значения тому, с чем пришел. - Ничего важного,
Твоя Венценосность, в моих новостях тоже нет. Так, мелочи, для решения
которых нужно твое слово.
- Говори.
- Ты уже знаешь, что месяц назад состоялся Совет Исхода, и на нем бы-
ло решено оставить для будущего человечества записи о наших рекордах и
ошибках.
- Конечно знаю, и что?
- Мы решили, что информация должна быть запечатлена на камне, пос-
кольку грядущий Потоп может уничтожить все прочие носители рисунков,
чертежей и текстов. Я уже не говорю о последующем варварстве падших на-
родов, которые разграбят то, что останется от нас.
- Все это мне известно, в чем проблема? - Император нервничал, когда
его держали за недоумка, пытаясь исподволь подготовить к какому-то реше-
нию, причем делали это, заставляя заранее соглашаться с тем, что гово-
рят. Вот и сейчас ему дважды пришлось сказать "да", прежде чем жрец со-
изволил рассказать о цели своего визита.
- Дело в том, что мы рассчитывали на Ветра Небес, как и было условле-
но с тобой.
- Что же произошло? Он не хочет?
- Нет-нет. Его согласие уже есть, но возник другой вопрос.
- Говори же, наконец!
- Он отбил трех пленников-атлантов из числа предрешенных жертв.
- Зачем же он это сделал?
- Говорит, что девушка, которая была среди них, избрана для написания
шедевра.
- А еще двое?
- Отец и брат девушки. Ветер не захотел, чтобы они ушли с Земли, а
она осталась.
Император молчал. Он любил художника, и не только потому, что тот хо-
рошо рисовал. Было в его подданном то неведомое, то новое, что вселяло в
Императора надежду. И зиждилась она на том, что Ветер как раз тот чело-
век, что покажет ему выход из клинической смерти, в которой оказалось
человечество. Да и то сказать: художник часто видел многое, чего ни Им-
ператор, ни его приближенные не замечали.
Закон един для всех. И уже в который раз Ветер шел против него, а
жрецам, которым художник часто становился поперек дороги из-за особых
отношений с Императором, только подавай подобные ошибки. Что же делать?
- Послушай, Повелитель Ангелов, я давно хотел спросить тебя...
- Да, мой Император.
- Скажи мне, куда девается кровь людей, которых вы отправляете к Дэ-
вам?
От неожиданности Главный Жрец прикусил язык. Он знал, что перед ним
умный человек, но вот так перейти к атаке - этого он не ждал. Вопрос был
настолько прямым, что почти лишил его возможности вернуться к той теме,
с которой он пришел на аудиенцию.
- А почему мой Повелитель думает, что она куда-то девается, кроме как
в землю? - Это была ложь без оглядки. Жрец был не вправе раскрывать не-
которые тайны даже Императору. А тайна крови была особой. Она существо-
вала со времен первочеловека. Как же он вот так, сразу, скажет об этом
непосвященному. Приходилось врать, хотя все зависело от того, что знает
этот непосвященный.
- Птица принесла мне весть, - хитро прищурился Последний Император, -
что под цехами есть специальные резервуары, куда поступает кровь после
ритуала.
- Конечно, есть, - нашелся Повелитель Ангелов, - это не секрет. Мы
собираем ее там и используем в научных и медицинских целях.
- Вот как? - Император тяжело посмотрел на жреца, и тот понял, что до
сканирования его мыслей осталось небольшое усилие со стороны венценосно-
го собеседника, а мериться с ним волей ему не очень хотелось. Надо было
что-то предпринимать.
- Большую часть крови мы используем многократно в ритуалах.
- Но ведь ее много, к тому же она быстро сворачивается, - не ослабе-
вало давление.
- Мы способны поддерживать ее текучесть годами, мой Повелитель.
Император задумался. Копать глубже не было смысла. Жрец ничего не
скажет. Устраивать поединок воли нецелесообразно, тем более что закон
разрешал читать мысли только у преступников или у подозреваемых. Своего
он добился: Повелитель Ангелов уже не будет столь настойчив в отношении
Ветра, он и так сидел как на иголках, надеясь побыстрее унести ноги.
- Хорошо, ты убедил меня. У тебя еще есть вопросы?
- Нет, Твоя Венценосность.
- Тогда ступай.
Жрец поднялся, и когда он уже выходил из беседки, Император сделал
последний ход:
- Пусть Ветер пишет свой шедевр, и, если он действительно окажется
таким, я подарю ему этих пленных.
Жрец, прощаясь, поднял руку и, дождавшись ответного жеста, ушел.
Император снова посмотрел в даль океана. Его мысли вернулись к вра-
гам, прятавшимся где-то там, за горизонтом, к врагам таким же последним,
как и он сам. Но были ли они врагами? Ведь и они знают о завершении Цик-
ла времен, и у них организован Исход. Неужели нет другого пути, как на-
чинать всю историю человечества заново? Неужели же их цивилизации сами
загнали себя в угол, и нет дороги к миру и развитию?
Тупая игла снова пронзила сердце. Император задержал дыхание, давая
боли утихнуть. Кровь кинулась к вискам, болезненно отдаваясь в затылке.
Розовая пелена накатилась на глаза.
Кровь. Всюду кровь. И жрец чего-то недоговаривал. Что-то было в риту-
алах, не до конца понятное ему, Последнему Императору Легенды.

7.
Меня прошиб холодный пот. Я задыхался. В сердце засела тупая игла.
Набрав полные легкие воздуха, я задержал вдох, потом трижды резко выдох-
нул и задержал вдох. Боль рассасывалась.
Непривычный уличный шум заставил меня оглядеться. Ну да, Василиса. Я
у нее. Вытащил часы из-под подушки. Двенадцать.
Хорош, нечего сказать. Так, конечно, можно жить, и вряд ли эти, на
танках, найдут меня здесь, но... я ведь не один в этом мире. Есть еще
Василиса, которой мое новое место дислокации может не понравиться, и
еще, еще был Костя, которому я обещал кое-что, неживому уже, но обещал.
Я поднялся. Пульс гулко отдавался в ушах. Что за наваждение с этими
снами? Даже в кино ходить не надо. Спи себе и смотри, если бы не здо-
ровье. Уж очень выматывали меня эти сны, будто я и не спал совсем, а
становился поочередно то Императором, то Ветром Небес. Иногда возникало
ощущение, что само сознание, то, к которому я привык, перестает сущест-
вовать, а на смену ему приходит неосознанное знание - бред, короче, - и
я чудом удерживаюсь на ногах, едва не падая в обморок. Голове от этого
лучше не становилось.
Я прислушался. В квартире тишина. Хозяйка, видимо, еще спит. Стараясь
не шуметь, надел джинсы и рубашку, достал из сумки всякую чепуху для
бритья и зубов и прокрался в ванную комнату. За полчаса привел свою фи-
зиономию в порядок и даже принял душ. Голова и сердце улеглись. Слава
Богу! А то я уж подумал, что старею. Не было ведь со мной такого раньше.
Здоровый был как бык. А тут - сердце болит, кровь носом идет, надо же!
Я вернулся в комнату, уселся в кресло и пододвинул к себе телефон,
стоящий на тумбочке. Потом снова встал и достал из сумки мобильный. Лю-
бой номер из тех, по которым я мог звонить, наверняка отслеживался. Если
так, то один звонок с городского номера обнаружил бы мое местонахожде-
ние. А мне это зачем? Прослушивать могли и мобильный, но чтобы засечь
его координаты, нужна была аппаратура посложнее, а я надеялся, что до
массовой облавы на меня дело еще не дошло.
- Алло. Валя, привет.
- Лешка, ты где? Тут тебя человек двести ищут с самой ночи. Что слу-
чилось?
- Потом расскажу. Скажи шефу, что я попал в интересное положение,
и...
- Ты не беременный?
- Да, шестой месяц пошел, и у меня декрет без содержания.
- Подожди, а программа как же?
- Валечка, не сейчас. Все очень сложно. Вопрос жизни и смерти.
- Хоть бы намекнул.
- Не могу. Пока.
Набираю еще один номер и нажимаю "отбой". Нет, этот звонок правильнее
делать с городского: если мобильник слушают, то узнают место и время
встречи, а тот телефон, куда я собирался звонить, не должны были прослу-
шивать мои новые "друзья". По крайней мере, надежда такая была. Звоню.
Прежде чем абонент на той стороне назвал свою фамилию, что он делал
всегда, тараторю полуженским голосом:
- Машенька, сегодня в пять подвезут кофе и мешок сахара. Принимай.
Возникает пауза, после которой в меня летит раздраженное:
- Гражданка, вы куда звоните?
А мне большего и не надо.
- Ой, извините, - гундосю я и кладу трубку.
Теперь, если у Самоцветова есть голова на плечах, он вспомнит, как
рассказывал мне обо всяких шпионских штучках и, в частности, произносил
именно эту фразу со значением, что, мол, встреча назначена в известном
обоим лицам кафе в восемнадцать часов, поскольку я упомянул один мешок
сахара, который прибавлялся к названному времени. Вот такая у них там, в
ФСБ, арифметика - мешки с часами складывают. В школе за это двойку бы
поставили. И законно!
Я подошел к окну и постоял там несколько минут, глядя, как малыши во-
зятся около песочницы. Да, в детство впасть хорошо, но не сейчас.
Делать было совершенно нечего. Информации со вчерашнего дня так и не
прибавилось, а совершать броуновское движение, конгруэнтно самоубийству.
Во, какой оборотец ввернул, люблю всякие там исподвыподверты, не зря же
я репортер.
Потянул с книжной полки "Историю Древнего Египта". Не успел открыть,
откуда-то из середины выпала фотография. Только нагнулся, а пальцы уже
дрожали, и тупая игла вернулась на свое место. Где-то на юге в окружении
туй и каштанов, радостные и счастливые, стояли в обнимку Василиса и...
Костя.
Пришлось срочно садиться. В глазах потемнело, снова перестало хватать
воздуха. Пробки в голове выбило по случаю короткого замыкания. Вдалеке
проплыла мысль о том, что психиатр мне уже не поможет. Комната закружи-
лась перед глазами, покрываясь розовыми обоями. Я почувствовал, что меня
бьет крупный озноб, и настоящая истерика накатывает изнутри. Впервые я
испытал ощущение глобального, внешнего контроля над собой и почувствовал
себя никчемным и маленьким в этом мире, где какая-то сила делает все,
как надо ей. Ей, а не мне!
Иначе чем объяснить то, что происходит в течение этих суток. Господи,
одних только суток, даже меньше. Костино письмо, сны наяву, танки, Васи-
лиса и вот теперь эта фотография. Я застонал, давая вырваться наружу
гнетущему чувству безысходности. Стало немного легче дышать.
В голове не задерживалось вообще ничего. У меня уже было такое, когда
внезапно погиб близкий мне человек - младшая сестра. Одиночество и пус-
тота! Осознание мировой несправедливости! Наверное, так человек защищает
свои нервы от стрессов или они сами реагируют подобным образом на то,
чего не могут переварить.
Не спеша я поднялся с кресла и пошел в соседнюю комнату. Негромко
постучал - тишина. Открыл и вошел - Василисы здесь не было.
Еще один сюрприз. Где же она? Я вспомнил холодок в ее глазах на поро-
ге подъезда и потом уже здесь, когда рассказал о Косте. Ну и ну! Что же
она подумала обо мне? Вряд ли отнесла нашу встречу к случайной, когда
поняла, кто перед ней. А поняла почти сразу. Ведь из фотографии ясно бы-
ло, что они с Костей любили друг друга, а значит, не могла она не видеть
наших репортажей. И не узнать меня не могла. И прогнать не могла. Дума-
ла, что неспроста я к ней пожаловал. Боялась и ждала, пыталась понять,
чего мне от нее надо. А потом не выдержала и сбежала, чтобы не испыты-
вать судьбу.
Я вздохнул. Вот бред! И придумать-то такое трудно. Снова вспомнил о
мистической силе. Чего ей надо, силе этой? Я понимал, что все знания,
полученные мной от общества - воспитание, учебники, работа, смысл жизни,
наконец, - подверглись жесточайшей проверке. Вещи до сих пор понятные и
очевидные вдруг перестали быть такими. И я уже ступил на тонкую линию,
за которой вопросов было больше, чем ответов.
Разобравшись, что не готов еще к подобному переходу, я просто решил,
что эта мистическая сила не получит от меня желаемого, если я сейчас же
чего-нибудь не съем.
Зашел на кухню и сразу увидел записку на столе:
"Алексей, я не понимаю, что вам от меня нужно. Раз вы здесь, то знае-
те, что мы с Костей любили друг друга, а расстались уже больше года на-
зад. Поэтому я не сразу вас вспомнила. Я знала о его смерти, хотя и не
знала подробностей.
Непонятно, чего вы хотите от меня. У меня нет ни информации, ни его
вещей, ничего. Но вы все равно не поверите мне. Поэтому я исчезну.
Странно, но мне казалось, что вы друзья, и ваш рассказ вроде бы подтвер-
дил это. Однако сами вы не стали бы меня искать. Кто-то вам поручил это,
кто-то, кто знал о наших с Костей отношениях. И поэтому я вам не верю.
Прощайте!"
Да, хотел бы я написать вот такую записочку этим, на танках, прощай-
те, мол, я вам не верю и всех делов. Поражаюсь я психике человеческой:
знаком я с Василисой чуть меньше десяти часов, а ощущение того, что она
меня бросила, уже появилось. Мало того, не просто бросила, а предала,
можно сказать. Ведь меня ж тут преследуют, понимаешь, а она - юрк втиха-
ря, и поминай как звали. Что же за создания такие - женщины эти. Ну ни-
как на них положиться нельзя.
В этот момент в замочную скважину вставили ключ. Я вышел в коридор.
Она уже открыла дверь и стояла на пороге, глядя мне в глаза и пытаясь
прочесть, что я обо всем этом думаю. Наверное, что-то успокаивающее она
там отыскала, поскольку в коридор все же вошла. Я подумал, что именно
так возвращается женщина к мужчине после взаимных неурядиц, когда проис-
ходит это на его территории. Вот и сейчас никто бы не догадался, что хо-
зяйка этой квартиры Василиса, а не я.
Мы молчали до тех пор, пока я не сообразил, наконец, кто в доме хозя-
ин, и не засуетился с достоинством:
- Есть хочешь?
Она устало кивнула. Я заметил, что под глазами у нее огромные синяки
от бессонницы и безответных домыслов.
Заглянув в холодильник, я обнаружил котлеты. Поставил на газ воду под
вермишель и через двенадцать минут позвал ее, отрешенно сидевшую все это
время в кресле.
Лениво поковырявшись вилкой в котлете, она отложила прибор, тяжело
вздохнула и вдруг заплакала. Пришлось и мне остаться голодным. Я обошел
стол и сел рядом с ней на табурет. Я никогда не мешаю человеку плакать
словами типа "не реви", "успокойся" или "все будет хорошо". Это потом.
Плакать иногда просто необходимо и стесняться этого не стоит. Для неко-
торых людей слезы - элементарная физиологическая потребность, как еда
или секс. Когда человек плачет, его артериальное давление стабилизирует-
ся, а во время стрессов, когда оно скачет, как дикий мустанг, это просто
спасает человека от появления сердечных и прочих дрянных болезней. Но
мера должна быть во всем.
Выдержав паузу, которая часто говорит о поддержке больше, чем слова,
я тронул ее за плечо. Что ж, и этого можно было ожидать: в ответ она ки-
нулась мне на грудь и обильно смочила мою рубашку слезами. Я не шевелил-
ся, слегка обняв ее плечи.
Фонтан наконец иссяк. Не поднимая головы - как же, ни одна женщина не
покажет мужчине своих припухших век и красных глаз, - она вышла в ванную
и долго приводила себя в порядок.
Вышла королевой и сразу в атаку:
- Зачем я вам нужна?
Я, конечно, знал ответ, но сразу озвучивать его было нельзя. Я сделал
вид, что серьезно его обдумываю, иначе она бы решила, что я вру или лег-
комыслен.
- Давай начнем сначала, - как бы появилась у меня мысль.
- Что начнем? - она заметно нервничала, и я ее понимал.
- Наше знакомство, если хочешь?
Василиса задумалась. В глубине ее глаз шел обложной и беспросветный
дождь.
- Я не понимаю, - призналась она. - То, что вы говорили мне вчера,
когда провожали, совершенно не похоже на то, что вы меня знали, или это
хорошая актерская игра? - Она посмотрела мне в глаза, но ничего интерес-
ного там не нашла, и поэтому продолжила: - с другой стороны, когда я
вспомнила, кто вы такой, это заставило меня испугаться. И еще больше вы
напугали меня рассказом о смерти Кости и событиях, связанных с до-
норством. Я и вернулась-то потому, что не по-ни-ма-ю, - произнесла она
по слогам и едва удержалась от того, чтобы снова не заплакать, - ничего
не понимаю.
- Да, - вздохнул я, - ну и положеньице.
- Что? - тревожно спросила она.
- Ну нет у меня фактов, чтобы доказать тебе случайность нашей встре-
чи. Ты все равно не поверишь. - Я помолчал. - Все, что я скажу, останет-
ся словами.
- А вы попробуйте.
Это "вы" начинало действовать мне на нервы, потому что произносила
она его совершенно намеренно. Это уже не было вчерашним, уважительным
"вы", хотя и со вчерашним я бы разобрался заново. Но я понимал, что сей-
час за этой дистанцией ей было спокойней.
- Тебе остается только поверить всему, что я говорил вчера, и доба-
вить к этому, что я не знал о ваших с Костей отношениях.
- Я не верю этому. Костя часто рассказывал о вашей дружбе.
- Мои знакомые тоже знали о наших отношениях, но так уж у нас пове-
лось после одного случая в институте, что ни он, ни я даже не рассказы-
вали друг другу о своих дамах сердца.
- Несчастная любовь?
Я кивнул:
- В общем, да. Причем мы оба оказались в дураках, но Костя чуть-чуть
позже.
Василиса немного успокоилась. Знакомый бриз разогнал тучи, обложившие
небо, и хотя солнце еще не появилось, из сумрака проступила глубокая си-
нева.
- Допустим, это правда. Но как ты объяснишь нашу встречу?
Мы снова были на "ты".
- Вспомни, пожалуйста, все, что я тебе рассказывал. Учти письмо, сны,
звонок, поднявший меня ночью. А сегодня, когда тебя не было, о чем я еще
не знал, я протянул руку и взял книгу "История Древнего Египта" и...
Василиса напряглась, и я завершил свой спич по-другому:
- Как ты думаешь, в каком состоянии я нахожусь все это время? Поставь
себя на мое место и представь, что все это правда.
Она размышляла несколько секунд, потом заключила:
- Ты прав. Я не могу проверить то, что ты мне рассказал. Я могла бы
выгнать тебя, но меня останавливает только одна мысль: тебя вряд ли мог-
ли подослать, потому что я знаю тебя в лицо. Проще было послать незнако-
мого мне человека. И потом, - она замялась, - я действительно поверила
тебе.
Я взял ее за руку и слегка сжал ладонь, поблагодарив ее и успокоив
одновременно.
- Иди спать, ты очень устала.
- А ты?
- К сожалению, смотреть на спящую королеву у меня не будет возможнос-
ти и даже охранять ее я не смогу. - Слабая улыбка появилась в уголках ее
глаз. - У меня есть кое-какие дела. Нужно хотя бы попытаться понять, что
происходит.
- Может, не стоит?
- Не могу же я вечно сидеть на твоей шее. А в покое меня не оставят,
когда бы я ни вынырнул. Я эту публику знаю.
- По поводу шеи можешь не беспокоиться. Пока ты мне не мешаешь. А по-
том, знаешь, я тоже чувствую перед Костей моральный долг. Ведь мы не
очень хорошо расстались, и я была у него последней женщиной. Он звонил
мне после этого много раз.
Она замолчала, и мне показалось, что сейчас опять будут слезы, а они
уже были лишними.
- Нет-нет. Хватит слез. Это уже от усталости.
Она молча кивнула и собралась выйти из комнаты, но в дверях останови-
лась и сказала коротко:
- Возвращайся. Я буду ждать.
... На встречу с Самоцветовым я приехал раньше на целый час, чтобы
оценить атмосферу вокруг ресторана. По дороге заехал в парикмахерскую,
коротко постригся и превратил себя из шатена в брюнета. Что-то скажет
Василиса, если вообще пустит меня на порог. Выйдя из такси у гостиницы
"Ленинградская", я перешел на другую сторону улицы, прошел в небольшой
сквер, что тянется здесь вдоль Курской железной дороги, и сел за столик
под зонтиком. Это была маленькая шашлычная, а ресторан "Золотой дракон",
где мы назначили встречу, располагался через дорогу напротив.
Ресторан этот я знал хорошо, включая машины, принадлежавшие его сот-
рудникам и фирмам, находящимся в шестиэтажном здании. Ничего лишнего в
ближайшем окружении я не заметил, хотя это еще не говорило о том, что
встреча состоится. Самоцветов мог и не понять звонка. Это было бы очень
неприятно.
- Анатолий Петрович просил вас сейчас же идти в сад имени Баумана. Он
ждет вас.
Я даже не повернул головы, настолько этот шепот показался мне злове-
щим. Лишь отойдя на несколько шагов, я обернулся. Какой-то бомж собирал
бутылки и объедки со стола, больше никого не было. Подивившись такой
конспирации, я двинулся вперед.
До нового места встречи было семь минут ходьбы, и идти нужно было
пустынными переулками. Преодолевая их, я оценил мозги Самоцветова: в
этих переулках я либо заметил бы слежку, либо, что скорее всего, меня бы
взяли люди из танковой дивизии. Ни в том, ни в другом случае Самоцветов
не подставлялся.
Пройдя метров сто по Ново-Басманной, я вошел в сад Баумана. Это один
из старейших парков Москвы, находящийся в самом центре города, но наиме-
нее посещаемый. Когда я попадал сюда, а это было нечасто, мне казалось,
что я в гостях у какого-то помещика начала прошлого века. И постройки, и
деревья переносили меня во времена декабристов, и мне чудилось, хотя это
и не был Санкт-Петербург, что вот-вот я услышу французскую речь, появят-
ся дамы с зонтиками от солнца и возникнет атмосфера интеллектуальной
беззаботности.
Вместо дам с зонтиками я увидел Самоцветова, одиноко сидящего перед
открытой концертной площадкой, где выступали только пустые банки из-под
пива. Оглядевшись еще раз вокруг и не заметив ничего подозрительного, я
подошел к нему и сел рядом.
Что они за люди такие, эти спецслужбисты? Хоть бы глянул на меня, но
ему и этого не надо было. Он спиной знал, что на мне надето, какого цве-
та у меня теперь волосы и за какой моделью солнцезащитных очков я прячу
свои хитрые глазки. Думаете, он сказал что-нибудь ободряющее или хотя бы
поздоровался - как же.
- Тебя ищет половина ФСБ, не считая частных служб.
- А другая половина?
Надо ж, все-таки заметил мое присутствие.
- А другая половина тоже ищет, но для других целей.
- Вот как, - это было интересно, - и зачем же я этой другой половине
нужен?
- Слушай меня очень внимательно, парень. Я буду с тобой откровенен,
как не был откровенен ни с кем за последние двадцать лет.
Почему-то мне после этих слов уже стало нехорошо. Откровенный фээс-
бэшник - полная аномалия, хуже динозавра на Красной Площади.
- Я впервые наблюдаю такой грандиозный спектакль, в центре которого
каким-то чудом оказался ты. Начну с того, что сегодня ночью мне позвони-
ли и сказали буквально следующее: "Кудрин делает слишком много репорта-
жей. Надо сократить его эфирное время до минимума". После чего я тут же
позвонил тебе, а потом стал думать, кто мог позвонить мне. И, знаешь, к
какому выводу я пришел?
- Элементарно, - радостно подсказал я, - инопланетяне контролируют
ситуацию вокруг крови. Им нужна наша кровь!
Но Самоцветов не обратил внимания на мою гениальную догадку, а гнул
свое:
- Мне позвонил Лаврентьев, понимаешь? Сам. А он не должен был мне
звонить. Я не занимаюсь уборочными работами. Голос-то его я узнал, а вот
почему он позвонил именно мне, понять не мог. А потом до меня дошло: он
просто ошибся номером. Вот же глупость какая. Человек, который на него
работает, в телефонном списке сотрудников стоит сразу же за мной. Вот он
и спутал.
- А как же вы? Ведь это - утечка. Вас могут начать контролировать
после этой, хм, ошибки.
- Может - да, а может - нет. Эти козлы из-за своей самоуверенности
сначала говорят в трубку суть дела, а потом спрашивают, понял ли их тот,
с кем они говорят. Я и ответил, что не понял и ни про какого Кудрина не
слышал. Трубку после этого положили. А у нас никто не знает, что мы с
тобой знакомы. Звонил я тебе из автомата. Поэтому, если у них и есть
что-нибудь, то только домыслы. - Он помолчал. - Пока домыслы. В общем,
нашей с тобой связью еще надо заниматься, а времени у них нет.
- Уж не из-за меня ли? - ощутил я внутреннюю значимость своей персо-
ны.
- Как ни странно... Знаешь, где-то в Африке есть обычай: муж с женой
общаются друг с другом через идола, находясь при этом в одной комнате.
Такой, понимаешь ли, посредник, помогающий наладить отношения в семье и
абстрагироваться от субъективного восприятия известных вдоль и поперек
людей.
- Да, вот идолом я еще не был. А его потом, когда мирятся, не сжига-
ют? Нет?
- Хватит юродствовать, - оборвал меня Самоцветов, - ты оказался между
двух огней. Сейчас один большой человек пытается произвести передел
собственности, и Лаврентьев с Кольским ему мешают, поскольку контролиру-
ют огромные деньги. И нужен был повод, вокруг которого все закрутится.
Сначала Костя был то, что надо, но его не уберегли, и тут появляешься
ты, да еще такой прыткий. До сих пор никто не знает, что в письме, кото-
рое по нелепой случайности дошло до тебя. И Лаврентьев с Кольским очень
его боятся. Другой же стороне нужны и свидетели, и письмо.
Я молчал. Что ж, сутки еще не закончились. Интересно, архангел Михаил
успеет посетить меня до вечера? Может, и ему я на что сгожусь?
- Какие предложения? - поинтересовался я.
- Я не знаю, где ты пропадал, но это мудро. Однако всю жизнь так не
проживешь. И момент, связанный с начавшейся заварухой, необходимо ис-
пользовать, чтобы выйти из игры живым.
- Легко, - не удержался я, - сейчас только дойду до ворот.
- Все остришь? - Самоцветов даже не улыбнулся. - Тебе надо встре-
титься с одним человеком.
- С мужем или женой?
- С дедушкой.
О-о, я был в восторге: Самоцветов острил.
- И лучше это сделать прямо сейчас. Письмо у тебя с собой?
Изобразив чудовищное недоумение, поверх очков я посмотрел на него. В
ответ он скривил рот и оправдался:
- Ладно-ладно. Я знаю, что ты не дурак, но сегодня письмо нам не по-
мешало бы. Идем.
Я не стал возражать и направился вслед за ним