Освобождение 03 - 30 Октября 2024 - Персональный сайт

Главная » » Освобождение 03

17:03

Освобождение 03

***

===
Когда мы подходили к ресторану, я заметил, что Кора с вожделением
разглядывает могучего стража. Никакой ревности я не ощутил, разве лишь
легкое раздражение. Как можно небрежнее я осведомился, подают ли за
"Круглым столом" портвейн. С вежливой улыбкой "рыцарь" отвечал, что за
"Круглым столом" есть все. Я сунул ему в руку пару монет и тотчас же по-
чувствовал на себе неприятный взгляд Коры. В этом взгляде промелькнуло
презрение, а возможно и отвращение. Вроде я ничего плохого не сделал -
все дают чаевые швейцарам - но чувствовал себя неправым. Обыкновенно,
швейцар - существо безликое, однако данная ситуация содержала в себе оп-
ределенную психологическую подоплеку, превращавшую этого парня чуть ли
не в элемент извечного любовного треугольника, причем мне, скорее всего,
отводилась роль "тупого угла". Так или иначе, я пытался его уязвить, а в
результате уязвил лишь себя; он же, разумеется, ничего не заметил да еще
получил от меня деньги на водку.
За "Круглым столом" (Кору поразило, что стол и впрямь оказался общим,
большим и круглым; я бы, напротив, предпочел отдельный столик и с другой
женщиной - хотя бы даже и с Лисой) я первым делом залпом выпил стакан
портвейна. Я видел, что Коре это не понравилось, но она промолчала, к
тому же ее внимание привлекли румяные, дешевого вида, сосиски с горошком
(какое убожество!), и я наложил ей полную тарелку, а себе взял дюжину
устриц и новый стакан портвейна. Кору злило мое поведение, но все вокруг
было для нее новым и чудесным; при этом с одной стороны - окружающее ве-
ликолепие делало Кору добрее и веселее, но с другой - на столь богатом
фоне я раздражал ее еще сильнее.
Я вышел из ресторана изрядно охмелевшим с определенным ощущением, что
меньше всего я хочу вновь оказаться в постели с Корой, а больше всего -
еще выпить. Для последнего в "Замке короля Артура" имелись все условия.
Мы отправились играть в рулетку - играл я, а Кора стояла сзади - и я по-
минутно "добавлял", а она злилась, и я злился на нее и на себя, но не
мог ничего с собой поделать. Одним словом, к полудню я был "готов". Как
комментировал подобные ситуации покойный Гамбринус (иронично поглядывая
на нас, студентов, из под своих кустистых, как у Президента, бровей): "С
утра выпил - весь день свободен".
События того дня я помню смутно. Мы обедали с водкой в соседнем оте-
ле, после чего Кора "выгуливала" меня на морском берегу. Помнится я еще
где-то пил пиво, а потом у меня болела голова, и двоились предметы перед
глазами. Засыпал я вновь под "музыку Мерлина" - видно Коре она тоже нравилась - и даже помню, как подумал, что надо бы все-таки сходить на его шоу.
Проснулся я на другое утро в том "безобидном" (можно было ожидать
худшего) состоянии, когда очень хочется пива, и когда - я знал это по
опыту - сей благородный напиток особенно хорошо усваивается организмом.
В номере звучала все та же музыка - Кора уже проснулась и включила теле-
визор. Увидев, что я зашевелился, она уставилась на меня вопросительно и
недовольно; затем в ироничной манере осведомилась насчет наших планов на
сегодня ("Кто-то обещал сводить меня на Мерлина"). "Сначала пиво, - от-
вечал я и тут же, уловив ее нараставшее возмущение, поспешил добавить: -
Кассы, торгующие билетами на шоу, все равно открываются лишь в полдень".
В стильном пивном баре (излишне говорить, что это было в "Европе") я
залпом выпил две кружки, после чего заказал третью и - конечно же! -дю-
жину устриц. Мое пересохшее за ночь нутро впитывало пиво, словно губка.
Я выпил еще кружку, полил устрицы острым соусом и вновь подозвал барме-
на. Тут Кора взбеленилась и заявила, что я могу отдыхать, как мне взду-
мается, она же пойдет погуляет, посмотрит другие казино. Я испытал нечто
даже вроде облегчения, возражать не стал, спросил только - есть ли у нее
деньги. Она ничего не ответила и ушла.
Я чувствовал себя последней свиньей. Мне было стыдно перед самим со-
бой за то облегчение, которое я испытал при уходе Коры. Надо уметь всег-
да оставаться джентльменом, подумал я. Надо, но порой очень не хочется.
Я выпил еще две кружки и вернулся в свой номер. Я ощущал настоя-
тельную потребность выспаться, но все же собрался с силами и, прежде чем
лечь, порылся в телефонной книге и заказал два билета на вечернее шоу
Мерлина.
Спал я долго, а когда проснулся - в вполне, кстати, удовлетворительном состоянии - часы показывали шесть. Кора еще не возвращалась, и я
начал тревожиться. Впрочем, времени до шоу еще оставалось достаточно, и
я решил пока принять ванну, а затем спуститься в бар, чтобы взбодриться
рюмкой коньяку. Стоя под душем, я напевал вьевшуюся в память "волшебную
мелодию" и вспоминал фокусы Мерлина. Я чувствовал себя последней скотиной и думал о Коре не без нежности. Возможно, это был похмельный синдром.
Когда я вышел из ванной, Кора была уже в номере и собирала свои вещи.
- Отдай мне, пожалуйста, мой билет на самолет, - потребовала она.
- Кора я взял билеты на вечернее шоу, - сказал я глупо и растерянно.
Она не ответила и продолжала упаковывать свою необъятную сумку. Вид у
нее был удовлетворенный и победоносный. По всему чувствовалось, что она
нашла себе нового партнера и переселялась к нему в номер. Я отдал ей
авиабилет.
Когда он ушла, я позвонил в roomcervice и попросил кофе, пирожных и
бутылку коньяку. Еще я подумал, что неплохо бы завтра же поменять авиа-
билет, чтобы не лететь обратно вместе с Корой.
Я определенно пребывал в расстроенных чувствах, хотя еще несколькими
часами ранее не знал как отделаться от Коры. Теперь же больная совесть
не давала мне покоя. Я перебирал в уме все недостатки Коры, напоминал
себе, как еще два дня тому назад пришел к выводу, что она мне не пара.
Ничего не помогало; меня не покидало ощущение вины и тревоги; стоило Ко-
ре уйти, как моя любовь к ней вспыхнула с новой силой, если только можно
столь благородно охарактеризовать одолевавшие меня чувства.
В следующие два часа я выпил почти весь коньяк и отправился на шоу.
Я спустился в казино (вход в театр Мерлина расположен там же) за чет-
верть часа до начала представления и присел пока поиграть в покер. Од-
новременно, я попробовал поприставать к грациозной чернокожей красавице
(с лишним-то билетом на шоу!), но она отшатнулась от меня, как от прока-
женного; вид я имел, скорее всего, ужасный.
Проиграв несколько монет, я прошел в зрительный зал, занял свое место
за столиком прямо перед сценой; грустно взглянув на пустой соседний
стул, заказал рюмку коньяку. Вот эта-то рюмка, по-видимому, меня и ско-
сила. А может, меня разморило в полумраке душного зала. Так или иначе,
дальнейшие события я помню не слишком отчетливо.
Мерлин парил над сценой, распиливал себя пополам, целовался с девуш-
ками, подносившими ему цветы, а я поминутно заказывал себе еще коньяку и
пребывал в том состоянии опьянения, которому свойственны восторженность
и отсутствие желания ее скрывать; мне все нравилось, я улыбался незнако-
мым людям, кивая им головой в сторону сцены, и одновременно - помню это,
хотя и смутно - с нетерпением ждал своего излюбленного чуда.
Оно не преминуло свершиться - оно свершалось здесь каждый вечер; на
сцену вышла женщина в черном, расписанном звездами халате, заиграла моя
любимая мелодия, и легким мановением руки Мерлин выбросил женщину в ни-
куда, обратил ее в ничто, а мгновенье спустя уже улыбался и кланялся,
небрежно накинув пустой халат себе на плечо. Зал взорвался аплодисмента-
ми, как взрывался после каждого номера; для всех это был рядовой фокус,
далеко не самый яркий в программе, и только я почему-то внушил себе осо-
бое к нему отношение. Теперь уже невозможно объяснить причину - все мог-
ло сложиться по-иному - но в силу странного стечения обстоятельств имен-
но этот фокус вызывал у меня особое чувство восторга. Быть может, тому
имелись и объективные предпосылки - гармония музыки, женской грации,
изящества иллюзиониста, простоты средств (да-да, всего лишь неизвестная
мне игра света и тени, не более); но скорее всего моя слабость к этому
маленькому чуду Мерлина носила случайный характер.
Повторюсь: события того вечера сохранились в моей памяти не слишком
отчетливо - что-то лучше, что-то хуже. Словно в ярком цветном сне помню,
что как только Мерлин начал кланяться, я выпил новую стопку и неистово
заорал: "Браво!". Мой крик не утонул в шуме аплодисментов; с улыбкой
всесильного мага, вызывающе поглядывая на меня, Мерлин поведал залу, что
другой женщины у него нет, а потому он сможет повторить последний номер
лишь в случае, если кто-нибудь из гостей согласится выступить ассистен-
том. Он явно меня провоцировал, кое-где в зале раздались надсадные смеш-
ки; меня это задело, и пошатываясь я поднялся на сцену.
Я вовсе не уверен, что это происходило наяву, а не в моих пьяных гал-
люцинациях. Я не берусь утверждать, какие из запомнившихся мне событий
того вечера были реальностью, а какие - иллюзией, и сколь велика роль
магии Мерлина в тех иллюзиях. Едва я очутился на сцене, Мерлин накинул
мне на плечи черный халат, зазвучала все та же музыка, затем рука факира
легко коснулась ворота халата, а в следующее мгновенье я уже сидел на
своем месте в зале, а Мерлин кланялся, и гремели аплодисменты.
Дальше у меня полный провал в памяти, а очнулся я уже в госпитале.
Лечащий врач понятия не имел, был ли я в тот памятный вечер на шоу Мер-
лина. Он лишь утверждал, что госпитализировали меня в полночь прямо из
казино, где охваченный алкогольной горячкой я буянил и приставал к нез-
накомым женщинам, угрожая обратить их в ничто.
Я пролежал в госпитале несколько дней. Горячка периодически возвраща-
лась, но все реже и лишь на короткие часы. Медсестра потом рассказывала,
что в своем безумии я был чрезвычайно озабочен сексуально и неоднократно
пытался "вытряхнуть" ее из халата. Когда приступы окончательно прекрати-
лись, я выписался из госпиталя и вернулся в Армангфор.
Кору я больше никогда не видел; маленькую рюмочную в Лисьем носу до
сих пор обхожу стороной.

***

===

Глава третья.
БАРОН КРЕЙЛЬ. АШТОНСКАЯ ПРОГРАММА

Когда на сердце тяжесть,
И пустота в душе,
И все надежды наши
Растаяли уже,
Дешевых ждем оваций
И низменных страстей,
Фальшивых комбинаций
И шулерских сетей.
Кохановер, из сборника "Огни большого города"
Эпиграф к третьей части
"Современной армангфорской энциклопедии":
Подлинный художник не может пребывать в разладе с собственной со-
вестью или заниматься тем, что сам считает недостойным. Измена своим
принципам неизбежно отразится на стиле. Именно здесь кроется первопричи-
на всех трагедий, случающихся с творческой интеллигенцией.
Беллетрист Р.
* * *
Однажды, после покера у Квачевского, барон Крейль предложил мне пройтись немного пешком, одновременно дав понять, что намерен переговорить со мной сугубо конфиденциально.
Было это вскоре после того, как я оставил службу на "Корабеле"; мне едва исполнилось двадцать семь лет, я не имел никаких определенных занятий и чувствовал бы себя вполне счастливым, если бы не двойной прессинг - отца и Лисы. Отец, правда, хоть и считал меня бездельником, денег давал достаточно; их у него столько, что я мог бы всю жизнь оставаться рантье. Лиса, однако, находила, что рантье быть не престижно, и, по ее мнению, я непременно должен был стремиться сделать какую-нибудь карьеру.
Нетрудно понять, что я охотно принял приглашение барона Крейля: он всег-
да казался мне человеком с головой, а в тот вечер я сразу почувствовал,
что барон намерен сделать мне какое-то деловое предложение.
Мы вдвоем вышли на ночной Ночной бульвар (да простят мне музы калам-
бур, но так оно и было) и направились в сторону Соснового бора. Стояла
ранняя осень; погода выдалась благоприятная; после насквозь прокуренного
особняка Квачевского ночная свежесть пришлась кстати и располагала к
длительной прогулке.
Помню, барон какое-то время молчал, словно собираясь с мыслями, а я
неуклюже попытался прервать затянувшуюся паузу; спросил: "Вы тоже живете
в Сосновом бору?" Он усмехнулся: "Конечно". Я смутился от собственной
неловкости: действительно, в каком еще районе может жить барон Крейль!
Прошло еще несколько минут, прежде чем барон, вероятно посчитав, что
потребил достаточно свежего воздуха, закурил сигарету и перешел, нако-
нец, к делу.
Перескажу в нескольких словах суть предложения, с которым он ко мне
обратился.
В соответствии с Аштонской программой (как мимолетно все низменное:
сегодня никто уже и не помнит эту государственную программу, а ведь лет
десять назад о ней так много писали) городские власти выделили немалые
средства для субсидирования крупных предпринимателей. Компаниям, полу-
чившим субсидии, предписывалось расходовать эти деньги на организацию
семинаров с целью повышения эффективности труда своих инженеров. Обра-
титься за субсидией мог любой достаточно крупный предприниматель, а вот
получит ли он ее - зависело почти всецело от барона Крейля: подразумева-
лось, что здесь будут учитываться масштабы предприятия, доля инженерного
труда и т. п.
Замечу попутно: я и прежде знал, что барон состоит на государственной
службе, однако понятия не имел, какой именно пост он занимает.
Так вот барон предложил мне зарегистрироваться в качестве частного
технического консультанта. Он вновь и вновь подчеркивал, что речь идет
об очень значительных средствах, и, распределяя эти средства, он будет
настоятельно рекомендовать предпринимателям меня, как технического кон-
сультанта. При этом слово "настоятельно" барон выделял особо.
Я оказался удачной находкой для барона: ему не пришлось называть вещи
своими именами, прежде чем я согласился. И не мудрено: еще раньше, впер-
вые услышав об Аштонской программе, я сразу понял, что принята она иск-
лючительно для того, чтобы отдельным деятелям стало легче разворовывать
государственный бюджет. Тогда я, правда, не предполагал, что при помощи
барона Крейля (и, вероятно, не без участия моего папаши, его старинного
друга!) мне суждено будет стать одним из таких "деятелей".
Не стану кривить душой - предложение барона Крейля сразу же пришлось
мне по вкусу. Правда от самого титула - "технический консультант" - вея-
ло затхлым службизмом, зато какая упоительная комбинация за этим скрыва-
лась! Теперь, правда, она кажется мне абсолютно заурядной. Но тогда!
Тогда блестящая афера барона Крейля ассоциировалась у меня со сверкающи-
ми брызгами рубинового шампанского, с обнаженными загорелыми плечами
красавиц в ночных барах южных казино, с биллиардными шарами, перескаки-
вающими через борта и влетающими в лузы соседних столов, с элегантными
фокусами изысканно одетых карточных шулеров. Сегодня, когда имя барона
Крейля является почти нарицательным при диагностировании метастаз бюрок-
ратизма и коррупции, меня осуждать легко, но тогда я был молод, и идея
эксплуатации Аштонской программы нашла в душе моей живейший отклик; осо-
бенно привлекательной она казалась на фоне воспоминаний об унылой службе
на "Корабеле". Как блистательно выглядел барон в сравнении с моими не-
давними коллегами! Точно так же у читателя детективного романа талантли-
вый преступник нередко вызывает гораздо большее сочувствие, нежели доб-
росовестный чиновник, ведущий его дело.
В тот же вечер мы с бароном ударили по рукам, а через несколько дней
я уже значился зарегистрированным "частным консультантом по инженер-
но-техническим вопросам". Впервые в жизни мне пригодился диплом Дарси!
Вскоре последовали первые приглашения. Субсидии, по-видимому выделя-
лись почти исключительно тем предпринимателям, которые соглашались зак-
лючать контракты со мной или с кем-либо еще из "доверенных лиц" барона,
- наверняка я был не единственным "его человеком". Моя роль заключалась
в том, чтобы явиться на "субсидированное предприятие" и провести нес-
колько идиотских бесед с группами тамошних инженеров (благо, говорить я
всегда умел). На всех этих семинарах инженеры, само собой, сидели с сос-
редоточенными лицами, словно бараны на водопое, а деньги, выделенные
правительством на их "обучение", делились между их боссом, бароном и
мною.
Забавно, что одним из первых предприятий, на которое я заявился с
этой миссией, оказался "Корабел". Мои бывшие коллеги и подчиненные,
прекрасно осведомленные о моей полнейшей технической безграмотности, тем
не менее внимали мне, вносили поправки и ценные предложения, всячески
выказывали свою гордость тем обстоятельством, что именно их класс -
класс технической интеллигенции - признан правительством особенно важным
и нуждающимся в дальнейшем развитии.
Лиса (разумеется, она не была в курсе всех нюансов) к моей новой дея-
тельности отнеслась прохладно, хотя и поприветствовала сам факт, что я,
вообще, чем-то занялся.
Зато отец мой был на десятом небе от счастья. Наверняка он понимал
всю суть моей консультантской практики, но похоже не видел в этом ничего
предосудительного. Мой отец всегда считал себя, а также своих друзей и
близких родственников, принадлежащими к избранному кругу общества, для
которого махинации типа Аштонской программы являются само собой разумею-
щейся частью экономической политики, и бенефиции от этих махинаций он
рассматривал как соответствующую своим заслугам благодарность общества.
Он и последовавший через пару лет арест барона Крейля расценил лишь как
результат некоторого смещения акцентов во внутренней политике нашей
страны. Собственно говоря, так оно и было.
Я вообще сомневаюсь, что в нашей стране можно морально осуждать людей
за экономические преступления. Когда общество коррумпировано насквозь, в
нем просто невозможно достичь сколько-нибудь заметного жизненного успе-
ха, оставшись при этом чистым. Причем наиболее крупным преступником у
нас является государство, а самым мелким - пекарь, продающий свой хлеб с
несоответствующим стандартам составом.
Все это я понимал и тогда, хотя не могу сказать, что сии соображения
позволяли мне хладнокровно исполнять свою миссию. Напротив, я не находил
душевного покоя, постоянно ощущал в себе внутреннюю борьбу и всерьез
опасался, что все это закончится для меня трагически. Я почти завидовал
рядовым инженерам, которые внимали мне на семинарах с показным рвением,
но не забывали при этом посматривать на часы, и в положенное время рас-
ходились по домам, чтобы провалиться в кресле со стаканом пива и посмот-
реть хоккей. Я даже находил несправедливым, что одни люди могут спокойно
существовать, не будучи обремененными тяжкими амбициями, а другие, по-
добно мне, родились и вращаются в кругу "новой" аристократии, и положе-
ние обязывает их "держаться как подобает".
Моя озабоченность, помимо прочего, проявлялась и в том, что я чаще
пил в те дни и реже навещал дядю Ро. Старик несомненно заметил, что со
мной творится неладное; однажды вечером мы по обыкновению сидели друг
против друга в глубоких креслах, и после того как в очередной раз отзву-
чала "Ave Maria", он вдруг приоткрыл глаза и поинтересовался, все ли у
меня благополучно. Я осведомился, почему он спрашивает; но он ничего не
ответил, лишь дал мне знак поставить новую вещь.
Конечно, "аштонская афера" была далеко не самой крупной махинацией
барона Крейля. Она даже не всплыла на суде над бароном и, вообще, до сих
пор не получила огласки. Если даже настоящие мои записки когда-нибудь
увидят свет, за давностью лет это уже не сможет повредить барону, кстати
недавно вышедшему на свободу. Что же до его репутации, так она и без то-
го подмочена.
Если вся эта история не обернулась для меня крупными неприятностями,
то обязан я этим исключительно благородству барона Крейля, вовремя меня
предупредившего. Впрочем, весьма вероятно, что бароном руководили при
этом лишь соображения личной безопасности. Так или иначе барон помнится
мне человеком порядочным.
Возможно имели место какие-то события, послужившие барону предупреж-
дением, а может он просто почувствовал опасность и вследствие этого вы-
вел меня из игры. Замечу, что и после моего выхода Аштонская программа
еще некоторое время функционировала, но вероятно относительно чисто, ес-
ли вообще можно считать "чистой" программу, согласно которой прави-
тельство выделяет огромные средства на фиктивные формы образования, в то
время как тысячи детей в стране влачат полуголодное существование.
Повторяю: все кончилось для меня благополучно. Как-то субботним вече-
ром, приблизительно за полгода до ареста барона, мы вдвоем допоздна за-
сиделись за картами в баре Оффенгейма. Я хорошо помню те дни: мы все бы-
ли потрясены известием о тяжелом венерическом заболевании, проявившимся
у Кохановера. Мы всесторонне обсудили эту грустную новость: барон всегда
сопереживал друзьям, причем молодым, почему-то, в особенности. Вообще,
он был очень противоречивым человеком: дружил вот с Кохановером, о кото-
ром мой папаша и слышать никогда не хотел. В тот вечер барон был печален
и, пожалуй, немного рассеян. Я объяснял это неприятностями Кохановера,
но оказалось, что тому имелись и другие причины. Было уже далеко за пол-
ночь, когда после очередной сдачи, прежде чем открыть свои карты, барон
вдруг изрек:
- Пора тебе сворачивать свою консультантскую практику, мой мальчик.
- Разве я плохо болтаю? - спросил я с деланной небрежностью; на самом
деле я был удивлен и встревожен.
- Напротив, - все так же печально отвечал барон, - болтаешь ты так
хорошо, что я посоветовал бы тебе сделаться сочинителем. Только не хочу,
чтобы тебе пришлось сочинять "Записки из мертвого дома".
К счастью, я последовал совету барона. Причем, даже в буквальном
смысле, чего он, вероятно, не имел ввиду.

***

===

Глава четвертая
ДНЕВНИК БЕЛЛЕТРИСТА Р.

Беспутны дни, развратны ночи,
А мы стареем между прочим;
И дабы ревностный ценитель,
Строк наших будущий хранитель
Вернее в нашу сущность вник, -
Недурно б нам вести дневник.
Кохановер, из сборника "У врат в вечность"
Из интервью, которое я (Публицист) взял у беллетриста Р. летом
... года
В о п р о с. Ваша проза в высшей степени эстетична. Эстетика слова
для вас самоцель?
О т в е т. Отнюдь. Эстетика слова - мое естество, мое второе "я". Я
постоянно стремлюсь к эстетике даже наедине с собой, в своем бесконечном
внутреннем монологе.
* * *
Приводимый здесь дневник также обнаружен мною в компьютере покойного.
Год, к сожалению, не указан. Судя по некоторым деталям, дневник скорее
всего относится к ... году, но утверждать категорично не берусь. Записи
сделаны за неделю. Создается впечатление, что беллетрист Р. начал однажды вести дневник, но через неделю в силу каких-то причин бросил это занятие. (Публицист)
Понедельник, 1 июня.
Лиса на всю неделю уехала к родителям. Я встал рано; завтракал с пивом. После завтрака пытался писать; ничего не получается. Написал полстраницы и остался недоволен. Похоже, новелла застопорилась, а начало вроде было многообещающим.
Днем спал - не от усталости, а от вялости и безделья.
Обед начал с водки. Приятно выпить рюмку водки "для разминки", а затем пить пиво. Некоторые не любят - я очень люблю. После обеда продолжал
пить пиво и играл с компьютером в шахматы. Проигрывал партию за партией,
зато пиво шло хорошо.
Бездарно провожу время. А что еще делать? В городе дождь; по телеви-
дению выступает Президент; Квачевского - удивительное рядом! - нет дома.
Вечером звонил Милене. О чем говорили, толком не помню. Кажется, это
единственная женщина, которая искренне мною восхищается. А может это
просто похоть. Или у нее такая манера. Как бы я не умничал в своих кни-
гах, ни хрена я толком не понимаю.
Вторник, 2 июня.
Проснулся поздно. Выпивки дома не оказалось. Пришлось сходить в мага-
зин. Подумывал купить пива, но взял водки. Как говорил покойный Гамбри-
нус: "Пивом голову не обманешь". Выпил пару рюмок, потом посмотрел свою
новеллу, внес пару поправок и выпил еще рюмку.
Собирался обедать, но тут позвонила Милена. Оказывается, я ей вчера
пообещал с утра перезвонить. Может и так. Пригласила зайти. Я охотно
согласился.
Полчаса стоял под душем; потом брился и всячески прихорашивался. Ехал
к ней на такси. По пути купил бутылку коньяку.
Она встретила меня в легком платье и - как я сразу заметил - без лиф-
чика. Я возбудился, но вместе с тем потерял покой. Мне не хотелось захо-
дить слишком далеко. Я опасался продемонстрировать неловкость, а возмож-
но и бессилие. Благо, она любила выпить. Выпили мы изрядно. Что было
после, я помню смутно, но уверен, что ничего серьезного не было.
Домой поехал на такси.
Среда, 3 июня.
Спал плохо - перевозбуждение нервной системы на почве алкоголя и сек-
суальной озабоченности. Проснулся рано. Поутру ощущал головную боль и
похоть.
Похоть - извечный похмельный синдром. Что-то лишнее в результате
пьянки скапливается в организме и перерабатывается в сперму, которую не-
обходимо вывести из организма, чтобы она в голову не ударила. Думаю, что
именно несоблюдение этого правила приводит к смертным случаям с пох-
мелья. Во всяком случае, не удивлюсь, если когда-нибудь медицина придет
к такому выводу. Некоторое время потратил на раздумья - позвонить Милене
или помастурбировать. Выбрал последнее - так проще. Потом встал, похме-
лился и опять лег.
С небольшими перерывами провалялся весь день. Вечером звонила Лиса.
Четверг, 4 июня.
Встал поздно. Весь день играл в покер у Квачевского. Пил мало, но
чрезвычайно много курил. Проиграл изрядно, но особого азарта не ощутил;
игра меня больше не увлекает.
Пятница, 5 июня.
Наконец-то пишу! Новелла продвинулась и как-то оформилась. Почему это
меня так вдохновляет!? Вопрос почти риторический, однако не такой уж
простой.
Что все-таки значит для меня писательство?
Где-то я читал, будто бы Кнут Гамсун однажды сказал, что пишет он
исключительно с целью убить время. Даже если он был вполне искренен, я
ему все равно не верю. Не может такого быть! Просто в день, когда он это
сказал, Гамсун был соответствующим образом настроен. Даже не впадая в
громкие сентенции, все же констатирую, что писательство приносит мне
большее удовлетворение, нежели пьяное валяние на диване с Миленой или
метание карт в прокуренной гостиной Квачевского. Правда, может я сегодня
сам соответствующим образом настроен!? Возможно, у меня сегодня такая
внутренняя установка, поскольку завтра мне выступать перед читателями.
Вечером был у дяди Ро. Пили чай с вишневым вареньем - явно домашним;
интересно, откуда оно у дяди; а впрочем, жизнь есть жизнь - любой чело-
век, даже самый нелюдимый куда-то ходит, кого-то знает. Потом слушали
музыку: Шуберта, - по негласно установившейся традиции, и первый концерт
Чайковского; к последнему я стал теперь сильно неравнодушен.
Дядя Ро, по обыкновению, почти все время молчал, хотя именно сегодня
я ожидал что-нибудь от него услышать. Дело в том, что едва войдя в гос-
тиную, я заметил на журнальном столике свою последнюю книгу. Я нередко
задавался вопросом, интересуется ли дядя Ро моим творчеством, и вот
впервые увидел
комментариев старик воздержался. Очень странно, что столь
близкий мне человек никогда ничего не говорит мне о моих
книгах. Дядя несомненно много читает; у него отличная
библиотека. Вместе с тем, мое творчество похоже оставляет его
абсолютно равнодушным.
Сегодня под неземную музыку Шуберта, мне впервые пришла в голову
вполне земная - даже низменная - мысль: дядя Ро уже глубокий старик, и
после его смерти все сокровища этой квартиры, вроятнее всего перейдут в
мое владение; ведь ближе меня у него никого нет, а я к тому же еще и
видный деятель культуры, хоть дядей и не почитаемый. Мне не вспомнить
теперь, путем каких именно умозаключений я пришел к этой почти кра-
мольной мысли, но подумал я об этом случайно, не корысти ради.
Суббота, 6 июня.
Днем в метро - я ехал на выступление - меня опознала красивая толстая
баба и попросила автограф. Такое со мной случилось впервые. От неожидан-
ности я так растерялся, что даже не додумался пригласить ее куда-нибудь.
Жаль, было бы очень пикантно: вечер с почитательницей в интимной обста-
новке - "стакан и в рот" и прочее...
Выступал в Доме Литератора. Аудитория собралась большая. Люблю я эти
встречи с читателями: чувствуешь свою значительность, никто не перебива-
ет. Вынужден, правда, констатировать, что за все годы известности я даже
приблизительно не понял, сколько процентов от общего числа собирающихся
в зале действительно являются моими читателями. Вопросы нередко задают
толковые, но ведь это еще ни о чем не говорит; это всего лишь доказыва-
ет, что по меньшей мере несколько человек, оказавшись на моем выступле-
нии не ошиблись дверью. В основном же... Всегда спрашивают о самом зна-
менательном событии в моей жизни. И каждый раз я с "дежурной" светлой
улыбкой, блистая заранее отработанным остроумием, рассказываю о своей
первой публикации, о Малом Ланкоме, о встрече с Президентом. А что де-
лать? Ведь правду скажешь - блеванут...
И все же я люблю эти встречи.
Воскресенье, 7 июня.
Отчетливо помню, как с утра, стоя перед окном и глядя в туманную
даль, я пил жидкий фруктовый йогурт и пребывал в вполне сносном располо-
жении духа, когда позвонил Толуш (вероятно, имеется ввиду армангфорский
управляющий табачных королей, старинный приятель господина Р. Примечание
Публициста). Обыкновенный "звонок вежливости", каковые он совершает раз
в два-три месяца - достаточно часто, чтобы поддерживать мою к нему неп-
риязнь. Как всегда, первым делом он покровительственно осведомился о мо-
их новых литературных достижениях. Толуш всегда осведомляется именно о
"моих новых литературных достижениях". Узнав, что я погряз в писа-
тельской суете, он отечески каждый раз вздыхает: "Ну, раз не захотел ра-
ботать..." Далее следуют справки об "очаровательной Лисе", еще парочка
кретинских вопросов и "тысячи приветов очаровательной Лисе". Ну что за
сволочь, в самом деле! У меня, например, хватает такта не говорить ему
комплиментов в адрес его жены, поскольку я понимаю, что она ему давно
уже всю плешь проела и вообще является едиственным темным пятном в его
растительном существовании.
После звонка Толуша пришлось как следует нажраться, что, пожалуй, и
кстати, потому что завтра приезжает Лиса, и начинается совсем другая
жизнь.

***

Источники :

https://fb2.top/osvoboghdenie-belletrista-r-80459/read

https://readli.net/chitat-online/?b=62165&pg=1

http://read.newlibrary.ru/read/segal_valerii/page0/osvobozhdenie_belletrista_r_.html

https://iknigi.net/avtor-valeriy-segal/39077-osvobozhdenie-belletrista-r-valeriy-segal/read/page-1.html

https://4italka.site/proza-main/sovremennaya_proza/80459/fulltext.htm

https://litmir.club/br/?b=38522

https://lib.ru/SEGAL/r.txt

http://chesspsh.ru/index.php?topic=5468.0

Валерий Сегаль

« : 01. 02. 2021, 06:27:38 »

Меня зовут Валерий Сегаль. Я родился 12 марта 1960 года в Ленинграде.
Не блистая талантами, да и ввысь особо не стремясь, я прожил до 35 лет и вдруг сделался писателем-хулиганом. Или контркультурщиком, как меня порой величали, и мне это льстило.
Мои первые произведения были написаны небрежно, пестрели реминесценциями, изобиловали грубой ненормативной лексикой. Дорог в издательства я не знал, Интернет еще только зарождался, и я не предполагал, что у меня будет много читателей.
Все же я имел определенный успех, а в 1997 году очень уважаемый мною Борис Натанович Стругацкий даже присудил мне личный приз за лучший роман конкурса "Тенета". Меня в те годы много хвалили и много ругали. Такой разброс читательских мнений мне казался перспективным.
Я прилично играю в шахматы и отлично знаю шахматную историю. Это предопределило мои поползновения в различных жанрах шахматной литературы. В 2001 году я основал журнал "Шахматный сатирикон". Просуществовало это скандальное издание недолго, поскольку мне самому быстро надоело им заниматься. Однако именно в рамках этого издания родился великолепный персонаж Пьер Собаккин, сенсационно ставший чемпионом мира по шахматам и остающийся им до сих пор.

Знаменитая в шахматном мире "Атака маршала" недавно приведена в культурный вид и опубликована в "Альманахе Пьера Собаккина" №2:

В настоящее время я пытаюсь дописать третий роман про Владимира Ульянова, и когда мне это удастся, приведу в приличный вид два предыдущих. Все это будет опубликовано в предстоящих выпусках "Альманаха Пьера Собаккина".
Конечно, я повзрослел и пишу теперь иначе, чем прежде. Трудно сказать, хорошо это или плохо...

---

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

РОМАН В ПИСЬМАХ. А.С. Пушкин

...

Вообрази мое изумление, когда узнала я про <?> твой отъезд в деревню. Увидев княжну Ольгу одну, я думала, что ты нездорова, и не хотела поверить ее словам. На другой день получаю твое письмо. Поздравляю тебя, мой ангел, с новым образом жизни. Радуюсь, что он тебе понравился. Твои жалобы о прежнем твоем положении меня тронули до слез, но показались мне слишком горькими. Как можешь ты сравнивать себя с воспитанницами и demois<elles> de c<ompag>nie? Все знают, что Ольгин отец был всем обязан твоему и что дружба их была столь же священна, как самое близкое родство. Ты казалось была довольна своей судьбою. Никогда не предполагала я в тебе столько раздражительности. Признайся: нет ли другой, тайной причины твоему поспешному отъезду. Я подозреваю... но ты со мною скромничаешь, - и я боюсь рассердить тебя заочно своими догадками.
Что сказать тебе про Петербург? Мы еще на даче, но почти все уже разъехались. Балы начнутся недели через две. Погода прекрасная. Я гуляю очень много. На днях обедал<и> у нас гости, - один из них спрашивал, имею ли о тебе известия. Он сказал, что твое отсутствие на балах заметно, как порванная струна в форте-piano - и я совершенно с ним согласна. Я вс° надеюсь, что этот припадок мизантропии будет не продолжителен. Возвратись, мой ангел; а то нынешней зимою мне не с кем будет разделять моих невинных наблюдений, и некому будет передавать эпиграмм моего сердца. Прости, моя милая, - подумай и одумайся.

Крестовский остров.

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***