Главная » 2021 » Февраль » 14 » Поднятая целина.Михаил Шолохов . 030
20:48
Поднятая целина.Михаил Шолохов . 030

***

***

   Давыдов нетерпеливо отставил кружку с недопитым молоком.
   - Не пойму. Говори яснее.
   - Тут и понимать нечего, парень. Ишо при единоличной  жизни,  года  два
назад, на провесне заходит ко мне в кузню Яков Лукич, просит ошиновать ему
колеса на бричку. "Вези, говорю пока  работы  у  меня  мало".  Привез  он,
посидел у меня в кузне с полчаса, покалякали о том,  о  сем.  Поднялся  он
уходить, стоит возле горна, железным хламом интересуется, ковыряет его,  а
у меня там всякая рухлядь валяется, старье всякое.  Нашел  он  две  старые
подковки с английских ботинков, во весь каблук - ишо с  гражданской  войны
они завалялись - и говорит: "Сидорович, я  у  тебя  эти  подковки  возьму,
врежу их на сапоги, а  то,  видно,  старый  становлюсь,  на  пятку  больше
надавливаю, не успеваю каблуки на сапогах и на чириках подбивать".  Говорю
ему: "Бери, для доброго человека дерьма не жалко, Лукич. Они стальные,  до
смерти не износишь, ежели не потеряешь". Сунул он их в карман и пошел.  Он
про это дело, конечно, забыл, а мне - в памяти. Вот этую самую подковку на
следу и приметил я... Как-то мне подозрительно это  стало.  Зачем,  думаю,
этот след тут оказался?
   - Ну, а дальше? - поторопил Давыдов медлительного рассказчика.
   - Дальше думаю: "Дай-ка я повидаюсь с Лукичом, погляжу  как  он  следит
своими обутками". Нарочно разыскал его, вроде по  делу  -  про  железо  на
лемехи спросить, глянул на ноги, а он в валенках!  Морозцы  тогда  стояли.
Будто между прочим, спросил у него:  "Видал,  Лукич,  убиенных?"  -  "Нет,
говорит, терпеть не могу мертвых глядеть, а  особливо  убиенных.  У  меня,
говорит, на это сердце слабое. Но все-таки придется зараз сходить туда". И
опять я спрашиваю промеж прочего разговора:  "Давно  ли,  мол,  видался  с
покойником?" - "Да давненько, говорит, ишо на той  неделе.  Вот,  говорит,
какие злодеи промеж нас живут! Решили жизни какого богатыря, а  за  что  -
неизвестно. Смирный он человек был, никого сроду не  обидел.  Чтоб  у  них
руки, у проклятых, отсохли!"
   Так меня и обожгло всего! Он эти июдины слова  говорит,  а  у  меня  аж
колени трясутся, думаю про себя: "Ты сам, собака, был там ночью,  и  ежели
не ты сам рубил Хопрова, то привел с собою кого-нибудь легкого  на  руку".
Но никакого виду я ему не подал, и с тем мы разошлись. Но мысля  проверить
его следы застряла у меня в голове, как ухналь в  подкове.  Потерял  он  с
сапог мой подарок или нет? Недели две я ждал, когда он из валенок  вылезет
и в сапоги обуется. Как-то оттеплело, снежок притаял, и я бросил работу  в
кузне, нарочно пошел в правление. Лукич - там, и в сапогах!  Спустя  время
вышел он во двор. Я - за ним. Он свернул со стежки, пошел к амбару. Глянул
я на его следы - печатаются мои подковки, не оторвались за два года!
   - Что же ты, проклятый старик, тогда ничего не сказал? Почему не заявил
куда надо? - У Давыдова вся кровь бросилась в лицо. От досады и злости  он
стукнул по столу кулаком.
   Но Шалый смерил его не очень-то ласковым взглядом, спросил:
   - Ты что, парень, дурее себя ищешь? Я об этом  вперед  тебя  подумал...
Ну, заявил бы я следователю через три недели после  убийства,  а  где  тот
след на крыльце? И я в дураках оказался бы.
   - Ты в этот же день должен был сказать! Трус ты паршивый,  ты  попросту
побоялся Островнова, факт!
   - Был и  такой  грех,  -  охотно  согласился  Шалый.  -  С  Островновым
охлаждаться, парень, опасное  дело...  Лет  десять  назад,  когда  он  был
помоложе, не заладили они на покосе с Антипом Грачом, подрались,  и  Антип
ему здорово навтыкал тогда. А через месяц у Антипа  ночью  летняя  стряпка
загорелась. Стряпка была построена близко к дому, а ветер в  ту  ночь  был
подходящий и дул как раз от стряпки прямо  к  дому,  ну,  занялся  и  дом.
Сгорело все подворье ясным огнем, и сараи  не  удержались.  Был  у  Антипа
раньше круглый курень, а нынче живет в саманной хатенке. Так-то с  Лукичом
связываться. Он и давние обиды не прощает, не говоря уж про  нынешние.  Но
не в этом дело, парень. Сразу-то сказать милиционеру о своем подозрении  я
не решился: тут-таки и оробел, а тут не был в окончательной  надежде,  что
один Яков Лукич  такие  подковки  носит.  Надо  было  проверить  -  ить  в
гражданскую войну у нас полхутора английские ботинки носили. А  через  час
на крыльце у Хопровых, небось, так натоптали, что и верблюжьего  следа  от
конского нельзя было отличить. Вот она какая штука, парень,  не  дюже  все
это просто, ежели обмозговать все как следует. А нынче я тебя  призвал  не
косилки глядеть, а поговорить по душам.
   - Поздно ты надумал, тугодум... - с укором сказал Давыдов.
   - Пока ишо не поздно, а ежели ты вскорости глаза свои  не  разуешь,  то
будет и поздно, это я тебе окончательно говорю.
   Давыдов помедлил, ответил, старательно подбирая слова:
   - Насчет меня, Сидорович,  насчет  моей  работы  ты  много  правильного
сказал, и за это спасибо тебе. Работу свою мне надо перестроить, факт!  Но
черт его в новинку все сразу узнает!
   - Это верно, - согласился Шалый.
   - Ну и насчет расценок по твоей работе все пересмотрим и дело поправим.   Около Островнова теперь придется походить, раз не  взяли  его  с  поличным
сразу. Тут нужно время. Но только о нашем разговоре ты  никому  ни  слова.
Слышишь?
   - Могила! - заверил Шалый.
   - Может, что-нибудь еще скажешь? А то я сейчас пойду в школу, дело  там
есть к заведующему.
   - Скажу. Бросай ты Лукерью окончательно! Она тебя, парень, подведет под
монастырь...
   - О, черт тебя возьми! - с досадой воскликнул Давыдов. -  Поговорили  о
ней, и хватит. Я думал, ты что-нибудь дельное скажешь на  прощанье,  а  ты
опять за старое...
   - А ты не горячись, ты слушай старого человека пристально. Я тебе  мимо
не скажу, и ты знай, что  она  последнее  время  не  с  одним  тобой  узлы
вяжет... И ежели ты не хочешь  пулю  в  лоб  получить,  бросай  ее,  суку,
окончательно!
   - От кого же это я могу пулю получить?
   Твердые губы Давыдова лишь слегка тронула недоверчивая улыбка, но Шалый
приметил ее и рассвирепел:
   - Ты чего оскаляешься? Ты благодари бога, что пока  ишо  живой  ходишь,
слепой ты человек! Ума не приложу: почему он стрелял  в  Макара,  а  не  в
тебя?
   - Кто это "он"?
   - Тимошка Рваный, вот кто! На черта ему Макар сдался - не пойму. Я тебя
для этого и позвал,  чтобы  упредить,  а  ты  оскаляешься  не  хуже  моего
Ванятки.
   Давыдов непроизвольным  движением  положил  руку  в  карман,  навалился
грудью на стол.
   - Тимошка? Откуда он?
   - Из бегов. Окромя откуда же?
   - Ты его видел? - тихо, почти шепотом спросил Давыдов.
   - Нынче у нас среда?
   - Среда.
   - Ну, так в субботу ночью видал я его вместе с твоей "Пушкой. Корова  у
нас в этот вечер не пришла из  табуна,  ходил  ее,  холеру  искать.  Возле
полночи уже гоню ее, проклятую, домой и набрел на них возле хутора.
   - А ты не обознался?
   - Думаешь, Тимошку с тобой попутал? - насмешливо  усмехнулся  Шалый.  -
Нет, парень, у меня глаза вострые, даром что  старик.  Они,  должно  быть,
подумали, что скотиняка одна шатается в потемках, а я следом шел, ну,  они
меня не сразу и приметили. Лушка  говорит:  "Тю,  проклятая,  это  корова,
Тимоша, а я подумала - человек". И вот я тут. Она первая вскочила, и сразу
же встал Тимошка, Слышу - затвором  клацнул,  а  сам  молчит.  Ну,  я  так
спокойночко говорю им: "Сидите, сидите, добрые  люди!  Я  вам  не  помеха,
корову вон гоню, отбилась от табуна коровка..."
   - Ну, теперь все понятно, - скорее  самому  себе,  чем  Шалому,  сказал
Давыдов и тяжело поднялся со скамьи.
   Левой рукой он обнял кузнеца, а правой крепко сжал его локоть.
   - Спасибо тебе за все, дорогой Ипполит Сидорович!
   Вечером он сообщил Нагульнову и Разметнову о своем разговоре  с  Шалым,
предложил немедленно сообщить в районный отдел ГПУ о  появлении  в  хуторе
Тимофея Рваного. Но Нагульнов, воспринявший эту новость с  великолепнейшим
спокойствием, возразил:
   - Никуда сообщать не надо. Они только все дело нам испортят. Тимошка не
дурак, и в хуторе он жить не будет, а как только  появится  хоть  один  из
этих районных гепеушников, он сразу узнает и смоется отсюда.
   - Как же он может узнать, ежели из ГПУ прибудут тайно, ночью? - спросил
Разметнов.
   Нагульнов с добродушной насмешливостью взглянул на него:
   - Дитячий разум у тебя, Андрей. Волк всегда первым увидит  охотника,  а
потом уже охотник - его.
   - А что ты предлагаешь? - задал вопрос Давыдов.
   - Дайте мне пять-шесть дней сроку, а я вам  Тимошку  представлю  живого
или мертвого. По ночам вы с  Андреем  все-таки  остерегайтесь:  поздно  из
квартир не выходите и огня не зажигайте, вот и все, что от вас  требуется.
А там - дело мое.
   Подробно рассказать о своих планах Нагульнов категорически отказался.
   - Ну что ж, действуй, - согласился Давыдов. - Только смотри -  упустишь
Тимофея, а тогда он утянет так, что мы его и вовек не сыщем.
   - Будь спокоен, не уйдет, - тихо улыбаясь, заверил Нагульнов и  опустил
темные веки, притушил блеснувшие на мгновение в глазах огоньки.

 


11

   Лушка по-прежнему жила у  тетки.  Крытая  чаканом  хатка  -  с  желтыми
кособокими ставнями и вросшими в землю, покосившимися от старости  стенами
- лепилась на самом краю обрыва у речки. Небольшой  двор  зарос  травой  и
бурьяном.  У  Алексеевны,  Лушкиной  тетки,  кроме  коровы  и   маленького
огородишка, ничего в хозяйстве не было. В невысоком плетне,  огораживавшем
двор со стороны речки, был сделан перелаз. Пожилая хозяйка, пользуясь  им,
ходила на речку за водой, поливала на огороде капусту, огурцы и помидоры.
   Возле  перелаза  горделиво  высились  пунцовые   и   фиолетовые   шапки
татарника, густо росла дикая конопля; по плетню, между кольев,  извивались
плети тыкв, узоря его  колокольчиками  желтых  цветов;  по  утрам  плетень
сверкал синими  брызгами  распускающихся  вьюнков  и  издали  походили  на
причудливо  сотканный  ковер.  Место  было  глухое.  Его-то  и   облюбовал
Нагульнов, на другой день рано утром  проходя  мимо  двора  Алексеевны  по
берегу речки.
   Два дня он бездействовал, ожидая, когда кончится насморк, а на  третий,
как только стемнело, надел ватную  стеганку,  крадучись  вышел  на  улицу,
спустился к речке. Всю ночь - черную, безлунную - пролежал  он  в  конопле
под плетнем, но никто не появился  у  перелаза.  На  рассвете  Макар  ушел
домой, поспал несколько часов, днем уехал в первую бригаду, начавшую покос
травы, а с приходом темноты он уже снова лежал у перелаза.
   В полночь тихонько скрипнула дверь хаты.  Сквозь  плетень  Макару  было
видно, как на крыльце  показалась  темная  женская  фигура,  закутанная  в
темный платок. Макар узнал Лушку.
   Она медленно сошла с крылечка, постояла немного, потом вышла на  улицу,
свернула в переулок. Макар, неслышно ступая, шел за  ней  в  десяти  шагах
сзади. Ничего не подозревая, не оглядываясь, Лушка направилась  к  выгону.
Они уже вышли за хутор, но тут проклятый насморк подвел Макара: он  громко
чихнул - и тотчас ничком упал не землю. Лушка стремительно повернулась.  С
минуту она стояла  неподвижно,  как  вкопанная,  прижимая  к  груди  руки,
прерывисто и часто дыша.  Лифчик  вдруг  стал  ей  тесен,  и  кровь  гулко
застучала в  висках.  Преодолев  растерянность,  Лушка  опасливо,  мелкими
шажками двинулась к Макару. Он лежал, упираясь локтями в землю, исподлобья
наблюдая за ней. Не доходя  шагов  трех,  Лушка  остановилась,  придушенно
спросила:
   - Ктой-то?
   Макар  уже  стоя  на  четвереньках,  молча  натягивал  на  голову  полу
стеганки. Он вовсе не хотел, чтобы Лушка его узнала.
   - Ой, господи! - испуганным шепотом проронила она и побежала к хутору.
   ...Перед рассветом Макар разбудил Разметнова, угрюмо сказал, садясь  на
лавку:
   - Один раз чихнул, а все дело  сорвал  к  чертовой  матери!..  Помогай,
Андрей, иначе упустим Тимошку!
   Через полчаса они вдвоем подъехали ко двору  Алексеевны  на  пароконной
подводе. Разметнов привязал к плетню лошадей, первым поднялся на  крыльцо,
постучал в кособокую дверь.
   - Кто? - спросила хозяйка сонным голосом. - Кого надо?
   -  Вставай,  Алексеевна,  а  то  корову  проспишь,  -  бодро  заговорил
Разметнов.
   - Кто такой?
   - Это я, председатель Совета, Разметнов.
   - Чего тебя нелегкая ни свет ни заря  носит?  -  недовольно  отозвалась
женщина.
   - Дельце есть, открывай!
   Щелкнула дверная задвижка, и Разметнов с  Нагульновым  вошли  в  кухню.
Хозяйка наскоро оделась, молча зажгла лампу.
   - Квартирантка твоя дома? - Разметнов указал глазами на дверь горницы.
   - Дома. А на что она тебе спозаранок понадобилась?
   Разметнов, не отвечая, постучал в дверь, громко сказал:
   -  Эй,  Лукерья!  Вставай,  одевайся.  Пять  минут   тебе   на   сборы,
по-военному!
   Лушка вышла босая, в накинутом на голые  плечи  платке.  Матово-смуглые
икры ее оттеняли непорочную белизну кружев на нижней юбке.
   - Одевайся, - приказал Разметнов. И укоризненно покачал головой. - Хоть
бы верхнюю юбчонку накинула... Эка бесстыжая ты бабенка!
   Лушка  внимательно  и  вопрошающе   оглядела   вошедших,   ослепительно
улыбнулась:
   - Так тут же свои люди, кого же мне стесняться?
   Даже спросонья она была по-девичьи свежа и хороша, эта проклятая Лушка!
Разметнов, улыбаясь и не скрывая своего восхищения,  молча  любовался  ею.
Макар смотрел  на  прислонившуюся  к  печке  хозяйку  тяжелым,  немигающим
взглядом.
   - Зачем пожаловали, дорогие гости? - Кокетливым движением  плеча  Лушка
поправила сползающий платок. - Вы не Давыдова, случаем, ищете?
   Она улыбнулась уже торжествующе и нагло, победно щурила лихие  лучистые
глаза, ожидая встретиться  взглядом  со  своим  бывшим  мужем.  Но  Макар,
повернувшись к ней лицом, посмотрел на нее тяжело и  спокойно  и,  так  же
спокойно и тяжело роняя слова, ответил:
   - Нет, мы не Давыдова у тебя ищем, а Тимофея Рваного.
   - Его не тут надо искать, - развязно сказала  Лушка,  но  как-то  зябко
передернула плечами. - Его в холодных краях надо искать, там, куда вы его,
сокола моего, загнали...
   - Брось притворяться, - все так же спокойно,  не  теряя  самообладания,
сказал Макар.
   Очевидно, его холодное спокойствие,  столь  неожиданное  для  Лушки,  и
взбесило ее, и она перешла в наступление:
   - Это не ты, муженек, нынешней ночью на пятки  мне  наступал,  когда  я
ходила за хутор?
   - Угадала все-таки? - Губы Макара чуть тронула еле заметная усмешка.
   - Нет, не угадала в потемках, и напужал ты меня, миленочек, до  смерти!
Потом уже, когда в хутор прибегла, догадалась, что это ты.
   - Чего же  ты,  такая  храбрая  стерва,  испужалась?  -  грубо  спросил
Разметнов, стараясь умышленной грубостью прогнать очарование, навеянное на
него вызывающей красотой Лушки.
   Она подбоченилась, обожгла его неистовым взглядом:
   - Ты меня не стерви! Ты пойди своей Маринке скажи этакое слово,  может,
Демид Молчун морду тебе набьет как следует. А меня обидеть просто, у  меня
заступников при мне нету...
   - У тебя их больше чем надо, - усмехнулся Разметнов.
   Но Лушка, уже не  обращая  на  него  ни  малейшего  внимания,  спросила
Макара:
   - А чего ты за мной шел? Чего тебе от меня надо?  Я  -  вольная  птица,
куда хочу, туда и лечу. А ежели бы со мной дружечка мой Давыдов  шел,  так
он не поблагодарил бы тебя за то, что ты наши следы топчешь!
   У Макара заиграли под  побледневшими  скулами  крутые  желваки,  но  он
огромным усилием воли сдержался, промолчал. В кухне отчетливо послышалось,
как хрустнули его сжатые в кулаки пальцы.  Разметнов  поспешил  прекратить
разговор, уже начавший принимать опасный оборот:
   - Поговорили, и хватит! Собирайтесь, ты, Лукерья, и ты, Алексеевна.  Вы
арестованы, и зараз повезем вас в район.
   - За что это? - осведомилась Лушка.
   - Там узнаешь.
   - А ежели я не поеду?
   - Свяжем, как овцу, и повезем. И побрыкаться не дадим. Ну, живо.
   Несколько секунд Лушка стояла в нерешительности, а затем  попятилась  и
неуловимым движением ловко скользнула в дверь,  захлопнула  ее  за  собой,
попыталась изнутри накинуть крючок на дверной пробой. Но Макар  вовремя  и
без особого усилия рванул на себя дверь,  вошел  в  горницу,  предупредил,
повысив голос:
   - С тобой не шутки шутят! Одевайся и не вздумай убегать. Я за тобой  не
погонюсь, тебя дуру, пуля догонит. Ясно?
   Тяжело дыша, Пушка села на смятую постель.
   - Выйди, я одеваться буду.
   - Одевайся. Совеститься нечего: я тебя всякую повидал.
   - Ну и черт с тобой, - беззлобно и устало сказала Лушка.
   Она  сбросила  с  себя  ночную  рубашку  и  юбку,  нагая  и  прекрасная
собранной, юной красотой, непринужденно прошла  к  сундуку,  открыла  его.
Макар не смотрел на нее: равнодушный и как бы  застывший  взгляд  его  был
устремлен в окно...
   Через пять минут Лушка, одетая в скромное ситцевое платье, сказала:
   - Я готова, Макарушка. - И подняла на  Макара  присмиревшие  и  чуточку
опечаленные глаза.
   В кухне одетая Алексеевна спросила:
   - Дом-то на кого оставлю? Корову кто будет доить? За огородом глядеть?
   - Об этом уже мы побеспокоимся, тетушка, и  к  твоему  возвращению  все
будет в порядке, как и зараз, - успокоил ее Разметнов.
   Они вышли во двор, уселись в бричку. Разметнов разобрал вожжи,  свирепо
взмахнул кнутом и с места погнал лошадей крупной рысью.  Возле  сельсовета
он остановился, соскочил с брички.
   - Ну, бабочки, слазьте! - Он первым вошел в сени, зажег спичку,  открыл
дверь в темный чулан. - Проходите и устраивайтесь.
   Лушка спросила:
   - А когда же в район?
   - Ободняет, и поедем.
   - Зачем же тогда сюда везли на лошадях,  а  не  привели  пешком?  -  не
отставала Лушка.
   - Для фасона, - улыбнулся в темноту Разметнов.
   В самом деле, не мог же  он  объяснить  этим  любознательным  женщинам:
привезли их потому, что не хотели, чтобы  кто-либо  видел  их  по  пути  в
сельсовет.
   - Сюда-то  можно  было  бы  и  пеши  дойти,  -  сказала  Алексеевна  и,
перекрестившись, шагнула в чулан.
   Подавленно вздохнув, Лушка молча последовала за нею. Разметнов  замкнул
чулан, только тогда громко окликнул:
   - Лукерья, слушай сюда: кормить и поить вас будем,  в  углу,  слева  от
двери, цебарка для всяких надобностев. Прошу сидеть смирно, не шуметь и не
стучать в дверь, а то, истинный бог, свяжем вас и рты позатыкаем. Тут дело
не шуточное. Ну, пока! Утром я к вам наведаюсь.
   Второй замок он навесил на входную дверь сельсовета, сказал  ожидавшему
у крыльца Нагульнову - и в голосе его прозвучала просительность:
   - Трое суток я продержу их тут, а больше не могу, Макар. Как хочешь, но
ежели Давыдов узнает - будет нам с тобой лихо!
   - Не узнает. Отводи  лошадей,  а  потом  временным  арестанткам  занеси
что-нибудь пожрать. Ну, спасибо, я пошел домой...
   ...Нет, не прежний  -  бравый  и  стройный  -  Макар  Нагульнов  шел  в
предрассветной синеющей темноте по пустынным переулкам  Гремячего  Лога...
Он слегка горбился, брел, понуро опустив голову, изредка прижимая большую,
широкую ладонь к левой стороне груди...


   Чтобы не попадаться Давыдову на глаза, Нагульнов дни проводил на покосе
и только к ночи возвращался в хутор. На вторые сутки  вечером,  перед  тем
как идти в засаду, он пришел к Разметнову, спросил:
   - Не искал меня Давыдов?
   - Нет. Да я его и сам почти не видал. Два дня мост ладим через речку, а
у меня только и делов, что  на  мосту  бываю  да  бегаю  наших  арестанток
проведываю.
   - Как они?
   - Вчера днем Лушка бесилась прямо страсть! Подойду к двери - так она не
знает, как меня и  назвать.  А  ругается,  проклятая  баба,  хуже  пьяного
казака! И где она этой премудрости только и училась! Насилу  угомонил  ее.
Нынче притихла. Плачет.
   - Пущай поплачет. Скоро ей по мертвому голосить придется.
   - Не окажет себя Тимошка, - усомнился Разметнов.
   - Придет! - Нагульнов стукнул кулаком по колену, опухшие  от  бессонных
ночей глаза его блеснули. - Куда ему от Лушки деваться? Придет!
   ...И Тимофей пришел. Позабыв про осторожность, на третьи  сутки,  около
двух часов ночи, он появился у перелаза. Ревность  его  погнала  в  хутор?
Голод ли? А может быть, и  то  и  другое  вместе,  но  он  не  выдержал  и
пришел...
   Бесшумно, как зверь, крался он по тропинке от речки. Макар не слышал ни
шороха глины под его ногами, ни хруста сухой ветки бурьяна, и когда в пяти
шагах внезапно возник силуэт слегка наклонившегося вперед человека,  Макар
вздрогнул от неожиданности.
   Держа в правой руке  винтовку,  не  шевелясь,  Тимофей  стоял  и  чутко
прислушивался. Макар лежал в конопле затаив дыхание. На секунду сдвоило  у
него сердце, а потом снова забилось ровно, но во рту стало горько и сухо.
   У речки скрипуче закричал коростель. В дальнем  краю  хутора  промычала
корова. Где-то в заречной луговине рассыпал гремучую дробь перепел.
   Макару было ловко стрелять: Тимофей стоял, удобно подставив левый  бок,
слегка повернувшись  корпусом  вправо,  все  еще  настороженно  к  чему-то
прислушиваясь.
   На согнутую в локте левую руку Макар  тихонько  положил  ствол  нагана.
Рукав стеганки был  влажен  от  росы.  Секунду  Макар  помедлил.  Нет,  он
Нагульнов, не какая-нибудь  кулацкая  сволочь,  чтобы  стрелять  во  врага
исподтишка! И Макар, не меняя положения, громко сказал:
   - Повернись лицом к смерти, гад!
   Будто подброшенный трамплином, Тимофей  прыгнул  вперед  и  в  сторону,
вскинул винтовку, но Макар опередил его.  Во  влажной  тишине  выстрел  из
нагана прозвучал приглушенно и не так-то уж громко.
   Роняя винтовку, подгибая в коленях ноги, Тимофей медленно, как казалось
Макару, падал навзничь. Макар услышал, как он  глухо  и  тяжело  стукнулся
затылком о твердую, утоптанную землю тропинки.
   Еще минут пятнадцать Макар лежал не шевелясь. "Гуртом к одной  бабе  не
ходят, а может, возле речки его друзья притаились, ждут?" - думал  он,  до
предела напрягая слух. Но кругом стояла немотная  тишина.  Умолкший  после
выстрела коростель снова заскрипел, несмело и с  перерывами.  Стремительно
приближался рассвет. Росла, ширилась багряная полоска на восточной окраине
темно-синего неба. Уже приметно вырисовывались купы заречных  верб.  Макар
встал, подошел к Тимофею. Тот лежал на спине, далеко откинув правую  руку.
Застывшие, но еще не  потерявшие  живого  блеска  глаза  его  были  широко
раскрыты. Они, эти  мертвые  глаза,  словно  в  восхищенном  и  безмолвном
изумлении любовались и гаснущими неясными  звездами,  и  тающим  в  зените
опаловым облачком, лишь слегка  посеребренным  снизу,  и  всем  безбрежным
небесным простором, закрытым прозрачной, легчайшей дымкой тумана.
   Макар носком сапога коснулся, убитого, тихо спросил:
   - Ну что, отгулялся, вражина?
   Он и мертвый был красив, этот бабий баловень и любимец.  На  нетронутый
загаром, чистый и белый лоб упала темная прядь волос, полное лицо  еще  не
успело утратить  легкой  розовинки,  вздернутая  верхняя  губа,  опушенная
мягкими черными усами,  немного  приподнялась,  обнажив  влажные  зубы,  и
легкая тень удивленной улыбки запряталась в  цветущих  губах,  всего  лишь
несколько дней назад так  жадно  целовавших  Лушку.  "Однако  отъелся  ты,
парень!" - подумал Макар.
   Ни недавней злобы, ни удовлетворения, ничего, кроме гнетущей усталости,
не  испытывал  теперь  Макар,  спокойно  разглядывая  убитого.  Все,   что
волновало его долгие дни и годы, все, что гнало когда-то к сердцу  горячую
кровь и заставляло его сжиматься от обиды, ревности и боли, - все  это  со
смертью Тимофея ушло сейчас куда-то далеко и безвозвратно.
   Он поднял с земли винтовку, брезгливо морщась, обыскал карманы. В левом
кармане пиджака нащупал рубчатое тельце гранаты-"лимонки", в правом, кроме
четырех обойм винтовочных патронов, ничего не было. Никаких  документов  у
Тимофея не оказалось.
   Перед тем как уйти, Макар в последний раз взглянул на убитого и  только
тут разглядел, что вышитая рубашка на нем была свежевыстирана, а  защитные
штаны на коленях аккуратно - очевидно, женской рукой - заштопаны. "Видать,
кормила она и холила тебя неплохо", - с  горечью  подумал  Макар,  тяжело,
очень тяжело занося ногу на порожек перелаза.
   Несмотря на раннюю пору, Разметнов встретил Макара возле калитки,  взял
из рук его винтовку, патроны и гранату, удовлетворенно сказал:
   - Значит, устукал? Отважный был парень, без опаски жил... Я слыхал твой
выстрел, встал и оделся. Хотел уже  туда  бежать,  но  вижу  -  ты  идешь.
Отлегло от души.
   - Дай мне сельсоветские ключи, - попросил Макар.
   Разметнов, догадываясь, все же спросил:
   - Хочешь Лушку выпустить?
   - Да.
   - Зря!
   - Молчи! - глухо сказал Макар. - Я ее все-таки люблю, подлюку...
   Он взял ключи и, молча повернувшись, шаркая подошвами  сапог,  пошел  к
сельсовету.


   В темных сенях Макар не  сразу  нашел  ключом  замочную  скважину.  Уже
распахнув дверь чулана, негромко позвал!
   - Лукерья! Выйди на минутку.
   В углу зашуршала солома. Не промолвив слова,  Лушка  стала  на  пороге,
вялым движением поправила на голове белый платок.
   - Выйди на крыльцо. - Макар посторонился, пропуская ее вперед.
   На крыльце Лушка заложила руки за спину, молча прислонилась к  перилам.
Опоры искала, что ли? Молча ждала. Она, как и Андрей Разметнов,  не  спала
всю ночь и слышала на  рассвете  негромкий  выстрел.  Она,  наверное,  уже
догадывалась о том, что сообщит ей сейчас Макар. Лицо ее  было  бледно,  а
сухие глаза в темных провалах таили новое, незнакомое Макару выражение.
   - Я убил Тимофея, - сказал Макар, прямо глядя ей в  черные,  измученные
глаза, невольно  переводя  взгляд  на  страдальческие  морщинки,  успевшие
удивительно скоро, за двое суток, надежно поселиться в уголках капризного,
чувственного рта. - Зараз же иди домой, собери  в  узелок  свои  огарки  и
ступай из хутора навсегда, иначе тебе плохо будет... Тебя будут судить.
   Лушка стояла молча.  Макар  неловко  засуетился,  разыскивая  что-то  в
карманах. Потом протянул на ладони скомканный, давно не стиранный и  серый
от грязи кружевной платочек.
   - Это - твой. Остался, когда ты ушла от меня... Возьми, теперь  он  мне
не нужен...
   Холодными пальцами Лушка сунула платочек в рукав измятого платья. Макар
перевел дыхание, сказал:
   - Ежели хочешь  проститься  с  ним  -  он  лежит  у  вашего  двора,  за
перелазом.
   Молча они расстались, чтобы никогда уже больше не  встретиться.  Макар,
сходя со ступенек крыльца,  небрежно  кивнул  ей  на  прощанье,  а  Лушка,
провожая его глазами, остановила на нем долгий взгляд,  низко  склонила  в
поклоне свою гордую голову.  Быть  может,  иным  представился  ей  за  эту
последнюю в их жизни встречу всегда суровый и немножко нелюдимый  человек?
Кто знает...   
    Читать  дальше ...  

Источник : https://www.litmir.me/bd/?b=72986

***

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 001

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 002

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 003

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 004

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 005

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 006

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 007

Поднятая целина.Михаил Шолохов.008

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 009

Поднятая целина.Михаил Шолохов.010

Поднятая целина.Михаил Шолохов.011

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 012

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 013

Поднятая целина.Михаил Шолохов.014

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 015

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 016

Поднятая целина.Михаил Шолохов.017

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 018

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 019

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 020

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 021

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 022 

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 023

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 024

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 025

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 026

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 027

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 028

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 029

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 030

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 031

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 032

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 033

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 034

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 035

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 036

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 037

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 038

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 039

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 040

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 041

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 042

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 043

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 044

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 045

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 046

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

 

 

***

Яндекс.Метрика

***

Алёшкино сердце. Михаил Шолохов

Два лета подряд засуха дочерна вылизывала мужицкие поля...Читать дальше »

---

О писателе Шолохове...

Как писатель, Михаил Шолохов погиб в январе 1942 года

... взял этого образованного офицерика-гениуса в плен, поселил у себя в баньке, каждый день поил самогонкой и заставлял писатьЧитать дальше »

---

Жизнь и творчество Шолохова. 

...В 1910 году семья покинула хутор Кружилин и переехала в хутор Каргин: Александр Михайлович поступил на службу к каргинскому купцу. Отец пригласил местного учителя Тимофея Тимофеевича Мрыхина для обучения мальчика грамоте. В 1912 году Михаил поступил сразу во второй класс Каргинской министерской (а не церковно-приходской, как утверждают некоторые биографы писателя) начальной школы. Сидел за одной партой с Константином Ивановичем Каргиным — будущим писателем, написавшим весной 1930 повесть «Бахчевник». В 1918—1919 годах Михаил Шолохов окончил четвёртый класс Вёшенской гимназии... Читать дальше »

 

 

No 44, таинственный незнакомец. Марк Твен...

Из живописи фантастической

Шахматист Волков

Шахматы в...

Обучение

О книге 

На празднике

Поэт 

Художник

Песнь

Из НОВОСТЕЙ

Новости

 Из свежих новостей - АРХИВ...

Аудиокниги

Новость 2

Семашхо

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

Просмотров: 341 | Добавил: iwanserencky | Теги: классика, текст, писатель Михаил Шолохов, Михаил Шолохов, слово, история, Поднятая целина. Михаил Шолохов, проза, 20 век, писатель, Поднятая целина, Роман | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: