Главная » 2021 » Февраль » 14 » Поднятая целина.Михаил Шолохов .010
05:20
Поднятая целина.Михаил Шолохов .010

***

***

***

20

   В  райкоме  сине  вился  табачный  дым,  тарахтела   пишущая   машинка,
голландская печь дышала жаром. В  два  часа  дня  должно  было  состояться
заседание бюро. Секретарь райкома - выбритый, потный,  с  расстегнутым  от
духоты воротом суконной рубахи - торопился: указав Давыдову  на  стул,  он
почесал обнаженную пухло-белую шею, сказал:
   - Времени у меня мало, ты это учти. Ну, как там у тебя?  Какой  процент
коллективизации? До ста скоро догонишь? Говори короче.
   - Скоро. Да тут не в проценте дело. Вот  как  с  внутренним  положением
быть? Я привез план весенних полевых работ; может быть, посмотришь?
   - Нет, нет! - испугался секретарь и, болезненно  щуря  сумчатые  глаза,
вытер платочком со лба пот. - Ты с этим иди к Лупетову, в  райполеводсоюз.
Он там посмотрит и утвердит, а мне некогда: из окружкома товарищ  приехал,
сейчас будет заседание бюро. Ну, спрашивается, за каким ты  чертом  к  нам
кулаков направил? Беда с  тобой...  Ведь  я  же  русским  языком  говорил,
предупреждал: "С этим не спеши, сколь нет у нас прямых директив". И вместо
того,  чтобы  за  кулаками  гонять  и,  не  создавши   колхоза,   начинать
раскулачиванье, ты  бы  лучше  сплошную  кончал.  Да  что  это  у  тебя  с
семфондом-то?  Ты  получил  директиву  райкома  о   немедленном   создании
семфонда?  Почему  до  сих  пор  ничего  не  сделано  во  исполнение  этой
директивы?  Я  буду  вынужден  сегодня  же  на  бюро  поставить  о  вас  с
Нагульновым вопрос. Мне придется настаивать,  чтобы  вам  записали  это  в
дела. Это же безобразие! Смотри, Давыдов! Невыполнение важнейшей директивы
райкома повлечет за собой весьма неприятные для тебя оргвыводы! Сколько  у
тебя  собрано  семенного  по  последней  сводке?  Сейчас  я  проверю...  -
Секретарь вытащил из стола разграфленный лист, щурясь, скользнул  по  нему
глазами и разом покрылся багровой краской.  -  Ну,  конечно!  Ни  пуда  не
прибавлено! Что же ты молчишь?
   - Да ты не даешь мне говорить. Семфондом,  верно,  еще  не  занимались.
Сегодня же вернусь, и начнем. Все это время каждый день созывали собрания,
организовывали колхоз, правление, бригады, факт! Дела очень много,  нельзя
же так, как ты хочешь: по щучьему веленью, раз-два - и колхоз  создать,  и
кулака изъять, и семфонд собрать... Все это мы выполним, и ты не  торопись
записывать в дело, еще успеешь.
   Как не торопись, если округ и край жмут, дышать не дают! Семфонд должен
быть создан еще к первому февраля, а ты...
   - А я его создам к пятнадцатому, факт!  Ведь  не  в  феврале  же  сеять
будем?  Сегодня  послал  члена  правления  за  триером  в  Тубянской.  Там
председатель колхоза Гнедых бузит, на нашем письменном  запросе,  когда  у
них  освободится  триер  написал  резолюцию:  "В  будущие  времена".  Тоже
остряк-самоучка, факт!
   - Ты мне про Гнедых не рассказывай. О своем колхозе давай.
   - Провели кампанию против убоя скота. Сейчас не режут. На днях  приняли
решение обобществить птицу и мелкий скот, из боязни,  что  порежут,  да  и
вообще... Но я сегодня сказал Нагульнову, чтобы он обратно раздал птицу.
   - Это зачем?
   - Считаю ошибочным обобществление мелкого скота и птицы, в колхозе  это
пока не нужно.
   - Собрание колхоза приняло такое решение?
   - Приняло.
   - Так в чем же дело?
   - Нет птичников, настроение  у  колхозника  упало,  факт!  Незачем  его
волновать по мелочам... Птицу не  обязательно  обобществлять,  не  коммуну
строим, а колхоз.
   - Хорошенькая теория! А возвращать  обратно  есть  зачем?  Конечно,  не
нужно было браться за птицу, но если уж провели, то нечего пятиться назад.
У вас там какое-то топтание на месте,  двойственность...  Надо  решительно
подтянуться!  Семфонд  не  создан,  ста  процентов  коллективизации   нет,
инвентарь не отремонтирован...
   - Сегодня договорились с кузнецом.
   - Вот видишь, я и говорю, что темпов нет! Непременно агитколонну к  вам
надо послать, она вас научит работать.
   - Пришли. Очень хорошо будет, факт!
   - А вот с чем не надо торопиться,  вы  моментально  обтяпали.  Кури,  -
секретарь притянул портсигар. -  Вдруг,  как  снег  на  голову,  прибывают
подводы с кулаками. Звонит мне из ГПУ  Захарченко:  "Куда  их  девать?  Из
округа ничего нет. Под них эшелоны  нужны.  На  чем  их  отправлять,  куда
отправлять?" Видишь,  что  вы  наработали!  Не  было  ни  согласовано,  ни
увязано...
   - Так что же я с ними должен был делать?
   Давыдов осердился. А когда в сердцах он начинал говорить торопливей, то
слегка  шепелявил,  потому  что  в  щербину  попадал  язык  и  делал  речь
причмокивающей, нечистой. Вот и  сейчас  он  чуть  шепеляво,  повышенно  и
страстно заговорил своим грубоватым тенорком:
   - На шею я их должен был себе повесить? Они  убили  бедняка  Хопрова  с
женой.
   - Следствием это не доказано, - перебил секретарь,  -  там  могли  быть
посторонние причины.
   - Плохой следователь, потому и не доказано.  А  посторонние  причины  -
чепуха! Кулацкое  дело,  факт!  Они  нам  всячески  мешали  организовывать
колхоз, вели агитацию против, - вот и выселили их к черту. Мне  непонятно,
почему ты все об этом упоминаешь? Словно ты недоволен...
   - Глупейшая догадка! Поосторожней выражайся! Я против  самодеятельности
в таких случаях, когда план, плановая работа подменяется партизанщиной.  А
ты первый ухитрился выбросить из своего хутора  кулаков,  поставив  нас  в
страшно затруднительное  положение  с  их  выселением.  И  потом,  что  за
местничество, почему ты отправил их на своих подводах  только  до  района?
Почему не прямо на станцию, в округ?
   - Подводы нужны были.
   - Вот я и говорю - местничество! Ну, хватит. Так вот  тебе  задания  на
ближайшие дни: собрать  полностью  семфонд,  отремонтировать  инвентарь  к
севу,  добиться   стопроцентной   коллективизации.   Колхоз   твой   будет
самостоятельным. Он территориально отдален от остальных населенных пунктов
и в "Гигант", к сожалению, не войдет. А тут в округе - черт бы их брал!  -
путают: то "гиганты" им подавай, то разукрупняй! Мозги переворачиваются!
   Секретарь взялся за голову, посидел с минуту молча и уже  другим  тоном
сказал:
   - Ступай согласовывай план в райполеводсоюз, потом обедай в столовке, а
если там обедов не захватишь, иди ко мне на квартиру, жена тебя  покормит.
Подожди! Записку напишу.
   Он  быстро  черканул  что-то  на  листке  бумажки,  сунул  Давыдову  и,
уткнувшись в бумаги, протянул холодную, потную руку.
   - И тотчас же езжай. Будь здоров.  А  на  бюро  я  о  вас  поставлю.  А
впрочем, нет. Но подтянитесь. Иначе - оргвыводы.
   Давыдов вышел, развернул  записку.  Синим  карандашом  было  размашисто
написано:

   "Лиза!  Категорически   предлагаю   незамедлительно   и   безоговорочно
предоставить обед предъявителю этой записки.
   Г.Корчжинский".

   "Нет, уж лучше  без  обеда,  чем  с  таким  мандатом",  -  уныло  решил
проголодавшийся Давыдов, прочитав записку и направляясь в райполеводсоюз.

21

   По плану площадь весенней пахоты в Гремячем Логу должна была  составить
в этом году 472 гектара, из них,  110  -  целины.  Под  зябь  осенью  было
вспахано - еще единоличным порядком - 643 гектара,  озимого  жита  посеяно
210 гектаров. Общую посевную площадь предполагалось разбить по  хлебным  и
масличным культурам следующим порядком: пшеницы -  667  гектаров,  жита  -
210, ячменя - 108, овса - 50, проса - 65, кукурузы - 167, подсолнуха - 45,
конопли - 13. Итого - 1325 гектаров плюс 91 гектар  отведенной  под  бахчи
песчаной земли, простиравшейся на юг от Гремячего Лога до Ужачиной балки.
   На расширенном производственном  совещании,  состоявшемся  двенадцатого
февраля и собравшем более сорока человек колхозного актива, стоял вопрос о
создании семенного фонда, о нормах выработки на полевых  работах,  ремонте
инвентаря к севу и о выделении из фуражных запасов брони на время весенних
полевых работ.
   По совету Якова Лукича, Давыдов  предложил  засыпать  семенной  пшеницы
круглым числом по семи пудов на гектар,  всего  -  4669  пудов.  Тут-то  и
поднялся оглушительный крик. Всяк себе орал, не слушая  другого,  от  шума
стекла в Титковом курене дрожали и вызванивали.
   - Много дюже!
   - Как бы не прослабило!
   - По серопескам сроду мы так не высевали.
   - Курям на смех!
   - Пять пудов, от силы.
   - Ну, пять с половиной.
   - У нас жирной земли, какая по семь на десятину требует,  с  воробьиный
нос! Толоку надо бы пахать, чего власть предусматривала?
   - Либо возле Панюшкина буерака, энти даны.
   - Хо! Самые травяные места запахивать! Сказал, как в воду дунул!
   - Вы про хлеб гутарьте, сколько килой на эту га надо.
   - Ты нам килами голову не морочь! Мерой али пудом вешай!
   - Гражданы!  Гражданы,  тише!  Гражданы,  вашу...!  Тю-у-у,  сбесились,
проклятые! Одно словцо мне дайте! - надрывался бригадир второй, Любишкин.
   - Бери их все, даем!
   - Ну, народ, язви его в почку! Чисто  скотиняка...  Игнат!  И  чего  ты
ревешь, как бугай? Ажник посинел весь с натуги...
   - У тебя у самого с рота пена клубом идет, как у бешеной собаки!
   - Любишкину слово представьте!
   - Терпежу нету, глушно!
   Совещание лютовало в выкриках. И наконец, когда самые горлодеры малость
приохрипли, Давыдов свирепо, необычно для него, заорал:
   - Кто-о-о так совещается, как  вы?..  Почему  рев?  Каждый  говорит  по
порядку, остальные  молчат,  факт!  Бандитства  здесь  нечего  устраивать!
Сознательность надо иметь! - И тише продолжал:  -  Вы  должны  у  рабочего
класса учиться, как надо организованно проводить собрания. У нас  в  цеху,
например, или в клубе собрание,  и  вот  идет  оно  порядком,  факт!  Один
выступает, остальные слушают, а вы  кричите  все  сразу,  и  ни  черта  не
поймешь!
   - Кто вякнет середь чужой речи, того вот этой задвижкой  так  и  потяну
через темя, ей-богу! Чтоб и копыта на сторону откинул! -  Любишкин  встал,
потряс дубовым толстенным запором.
   -  Этак  ты  нас  к  концу  собрания  всех  перекалечишь!  -   высказал
предположение Демка Ушаков.
   Совещавшиеся посмеялись, покурили и уже серьезно взялись за  обсуждение
вопроса о норме высева. Да оно, как выяснилось, и спорить-то и орать  было
нечего... Первым взял слово Яков Лукич и сразу разрешил все противоречия.
   - Надсадились от крику занапрасну. Почему товарищ Давыдов предлагали по
семи пудов? Очень просто, это наш общий совет. Протравливать и чистить  на
триере будем? Будем. Отход будет? Будет. И может много быть отходу, потому
у иных хозяев, какие нерадеи,  семенное  зерно  от  озадков  не  отличишь.
Блюдется оно с едовым вместе, подсевается абы как. Ну,  а  ежели  и  будут
остальцы, не пропадут же они? Птицей, животиной потравим.
   Решили - по семь пудов. Хуже дело пошло, когда коснулись норм выработки
на плуг. Тут уж пошел такой разнобой в высказываниях,  что  Давыдов  почти
растерялся.
   - Как ты могешь мне выработку загодя на плуг  устанавливать,  ежели  не
знаешь, какая будет весна? - кричал  бригадир  третьей  бригады,  рябой  и
дюжий Агафон Дубцов, нападая на Давыдова. - А ты знаешь,  как  будет  снег
таять и какая из-под него земля выйдет, сырая или сухая?  Ты  что,  сквозь
землю видишь?
   - А ты что же предлагаешь, Дубцов? - спрашивал Давыдов.
   - Предлагаю бумагу зря не портить и зараз  ничего  не  писать.  Пройдет
сев, и толкач муку покажет.
   - Как же ты  -  бригадир,  а  несознательно  выступаешь  против  плана?
По-твоему, он не нужен?
   - Нельзя загодя сказать, что и как! - неожиданно поддержал Дубцова Яков
Лукич. - И норму как можно становить? У вас, к примеру, в плугу  три  пары
добрых, старых быков ходют, а у меня трехлетки, недоростки. Разве же  я  с
ваше вспашу? Сроду нет!
   Но тут вмешался Кондрат Майданников:
   - От Островнова, завхоза, дюже удивительно нам такие речи слухать!  Как
же ты без заданий будешь работать? Как бог на душу положит? Я от чапиг  не
буду рук отымать, а ты на припеке будешь спину греть, а  получать  за  это
будем одинаково? Здорово живешь, Яков Лукич!
   - Слава богу, Кондрат Христофорыч! А как же ты уравняешь бычиную силу и
землю? У тебя - мягкая земля, а у меня - крепь, у тебя - в низине лан, а у
меня - на бугру. Скажи уж, ежели ты такой умный.
   - По крепкой - одна задача, по мягкой - другая. Быков можно  подравнять
в запряжках. Все можно учесть, ты мне не толкуй!
   - Ушаков хочет говорить.
   - Просим.
   - Я бы, братцы, так сказал: худобу надо, как  оно  всегда  водится,  за
месяц до сева начать кормить  твердым  кормом:  добрым  сеном,  кукурузой,
ячменем. Вот тут вопросина: как у  нас  с  кормами  будет?  Хлебозаготовка
съела лишнюю зерно...
   - О скоте потом будет речь. Сейчас  это  не  по  существу,  факт!  Надо
решать вопрос о нормах дневной выработки на пахоте.  Сколько  гектаров  по
крепкой земле, сколько на плуг, сколько на сеялку.
   - Сеялки - они тоже разные! Я на одиннадцатирядной  не  сработаю  же  с
семнадцатирядовкой.
   - Факт! Вноси  свое  предложение.  А  вы  чего,  гражданин,  все  время
молчите? Числитесь в активе, а голоса вашего я еще не слыхал.
   Демид Молчун удивленно взглянул на Давыдова, ответил нутряным басом:
   - Я согласный.
   - С чем?
   - Что надо пахать, стало быть... и сеять.
   - Ну?
   - Вот и все.
   - И все?
   - Кгм.
   - Поговорили, - Давыдов улыбнулся,  еще  что-то  сказал,  но  за  общим
хохотом слов его не было слышно.
   Потом уже за Молчуна объяснился дед Щукарь:
   - Он у нас в хуторе, товарищ Давыдов, Молчуном прозывается.  Всю  жизнь
молчит, гутарит в крайностях, через это  его  и  жена  бросила.  Казак  он
неглупой, а вроде дурачка, али, нежнее сказать, как бы с придурью, что ли,
али бы вроде мешком из-под угла вдаренный. Мальчонком был,  я  его  помню,
сопливый такой и никудышний, без порток бегал, и никаких талантов  за  ним
не замечалось, а  зараз  вот  вырос  и  молчит.  Его  при  старом  прижиме
тубянской батюшка даже причастия за это  лишал.  На  исповеди  накрыл  его
черным платком, спрашивает (в великий пост было  дело,  на  семой,  никак,
неделе): "Воруешь,  чадо?"  Молчит.  "Блудом  действуешь?"  Опять  молчит.
"Табак куришь? Прелюбы сотворяешь  с  бабами?"  Обратно  молчит.  Ему  бы,
дураку, сказать, мол: "Грешен, батюшка!" - и сей момент было бы  отпущение
грехов...
   - Да заткнись ты! - Голос сзади и смех.
   - ...Зараз, в один секунд кончаю! Ну, а он толечко сопит и глаза лупит,
как баран на новые ворота. Батюшка в отчаянность пришел, в испуг вдарился,
питрахиль на нем дрожит, а все-таки  спрашивает:  "Может,  ты  когда  жену
чужую желал или ближнего осла его, или протчего скота его?" Ну,  и  разное
другое по евангелию... Демид опять же  молчит.  Да  и  что  же  можно  ему
сказать? Ну, жену чью бы он ни пожелал, все одно этого дела  не  было  бы:
никакая, самая последняя, ему не...
   - Кончай, дед! К делу не относящийся твой рассказ,  -  сурово  приказал
Давыдов.
   - Он зараз отнесется, вот-вот подойдет к делу. Это толечки приступ. Ишо
один секунд! Перебили... Ах, едрить твою за кочан! Забыл, об  чем  речь-то
шла!.. Дай бог памяти... Т-твою!.. с такой памятью! Вспомнил! - Дед Щукарь
хлопнул себя по плеши, посыпал очередями, как  из  пулемета:  -  Так  вот,
насчет чужой женки Демидовы дела табак были, а осла чего  ему  желать  или
протчую святую скотиняку? Он, может, и пожелал бы,  пребывая  в  хозяйстве
безлошадным, да они у нас не водются, и он их сроду не видал. А  спрошу  я
вас, дорогие гражданы, откель у нас ослы? Спокон  веку  их  тут  не  было!
Тигра там или осел, то же самое верблюд...
   - Ты замолчишь ноне? - спросил Нагульнов. - Зараз выведу из хаты.
   - Ты, Макарушка, на Первое мая об мировой революции с полден до  закату
солнца в школе говорил. Скушно говорил, слов нет, то же да одно же  толок.
Я потихонечку на лавке свернулся калачом,  уснул,  а  перебивать  тебя  не
решился, а вот ты перебиваешь...
   - Нехай кончает дед. Время у нас  терпит,  -  сказал  Разметнов,  шибко
любивший шутку и веселый рассказ.
   - Может, через это он и смолчал, никому ничего  не  известно.  Поп  тут
диву дался. Лезет головой к Демиду под платок, пытает: "Да ты  не  немой?"
Демид тут говорит ему: "Нету, мол, надоел ты мне!" Поп тут  осерчал,  слов
нет, ажник зеленый с лица  стал,  как  зашипит  потихоньку,  чтоб  ближние
старухи не слыхали: "Так чего же ты тудыт твою, молчишь,  как  столб?"  Да
ка-а-ак дюбнет Демида промеж глаз малым подсвечником!
   Хохот покрывается рокочущим басом Демида:
   - Брешешь! Не вдарил.
   - Неужели не вдарил? - страшно удивился дед Щукарь.  -  Ну,  все  одно,
хотел, небось, вдарить... Тут он его и причастия лишил. Что же,  гражданы,
Демид молчит, а мы будем гутарить, нас это не касаемо. Хучь  одно  хорошее
слово, как мое, и серебро, а молчание - золото.
   - Ты бы все свое серебро-то на золото  променял!  Другим  бы  спокойнее
было... - посоветовал Нагульнов.
   Смех то вспыхивал горящим сухостоем, то  гаснул.  Рассказ  деда  Щукаря
было нарушил деловую настроенность. Но  Давыдов  смахнул  с  лица  улыбку,
спросил:
   - Что ты хотел сказать о норме выработки? К делу приступай!
   - Я-то? - Дед Щукарь вытер рукавом вспотевший лоб, заморгал. - Я ничего
про нее не хотел... Я про Демида засветил вопрос... А  норма  тут  ни  при
чем...
   - Лишаю тебя слова на это  совещание!  Говорить  надо  по  существу,  а
балагурить можно после, факт!
   - Десятину в сутки  на  плуг,  предложил  один  из  агроуполномоченных,
колхозник Батальщиков Иван.
   Но Дубцов возмущенно крикнул:
   - Одурел ты! Бабке своей рассказывай  побаски!  Не  вспашешь  за  сутки
десятину! В мылу будешь, а не сработаешь.
   - Я пахал допрежь. Ну, чудок, может, и меньше...
   - То-то и оно, что меньше!
   - Полдесятины на плуг. Это - твердой земли.
   После долгих споров остановились на следующей суточной  норме  вспашки:
твердой земли на плуг - 0,60 гектара, мягкой - 0,75.
   И  по  высеву  для  садилок:  одиннадцатирядной  -   3   1/4   гектара,
тринадцатирядной - 4, семнадцатирядной - 4 3/4.
   При общем наличии в Гремячем Логу 184  пар  быков  и  73  лошадей  план
весеннего сева не был напряженным. Об этом так и заявил Яков Лукич:
   - Отсеемся рано, ежели будем работать при усердии. На тягло  падает  по
четыре с половиной десятины  на  весну.  Это  легко,  братцы!  И  гутарить
нечего.
   - А вот в Тубянском вышло по восемь на тягло, - сообщил Любишкин.
   - Ну, и пущай они себе помылят промеж ног!  Мы  до  заморозков  прошлую
осень пахали зябь, а они с покрова хворост зачали  делить,  шило  на  мыло
переводить.
   Приняли  решение  засыпать  семфонд  в  течение  трех  дней.  Выслушали
нерадостное заявление кузнеца Ипполита Шалого. Он-говорил зычно,  так  как
был туговат на ухо, и все время  вертел  в  черных,  раздавленных  работой
руках  замаслившийся  от  копоти  треух,  робея   говорить   перед   столь
многолюдным собранием:
   - Всему можно ремонт произвесть. За мной дело не станет. Но вот  насчет
железа как ни мога надо стараться, зараз же его добывать. Железа на лемеши
и на чересла плугов и  куска  нету.  Не  с  чем  работать.  К  садилкам  я
приступаю с завтрашнего дня. Подручного мне надо и угля. И  какая  мне  от
колхоза плата будет?
   Давыдов подробно разъяснил ему относительно оплаты  и  предложил  Якову
Лукичу завтра же отправиться в район за железом и углем. Вопрос о создании
фуражной брони разрешили скоро.
   Потом взял слово Яков Лукич:
   - Надо нам толком обсудить, братцы, как, где и что  сеять,  и  полевода
надо выбрать знающего, грамотного человека. Что же, было у нас до  колхоза
пять агроуполномоченных, а делов ихних не  видно.  Одного  полевода  нужно
выбрать из старых казаков,  какой  всю  нашу  землю  знает,  и  ближнюю  и
переносную. Покеда новое землеустройство не прошло, он нам дюже  сгодится!
Я скажу так: зараз в колхозе у нас почти весь хутор. Помаленечку  вступают
да вступают. Дворов полсотни осталось  единоличников,  да  и  энти  завтра
проснутся колхозниками... вот и надо нам сеять по науке, как она  диктует.
Я это к тому,  чтобы  из  двухсот  десятин,  какие  у  нас  под  пропашные
предназначаются, половину сработать под херсонский пар. Нонешнюю весну сто
десять десятин будем подымать целины, вот и  давайте  их  кинем  под  этот
херсонский пар.
   - Слыхом про такой не слыхивали!
   - Что это за Херсон?
   - Ты нам фактически освети это,  -  попросил  Давыдов,  втайне  гордясь
познаниями своего столь многоопытного завхоза.
   - А это вот какой пар, иначе он ишо прозывается кулисным, американским.
Это дюже любопытно и с умом придумано! К примеру, сеете  вы  нонешний  год
пропашные, ну, кукурузу  там  либо  подсолнушки,  и  сеете  редким  рядом,
наполовину  реже,  чем  завсегда,  так  что  урожай  супротив  настоящего,
правильного посева соберете толечко пятьдесят процентов. Кочны с  кукурузы
сымете либо подсолнуховые шляпки поломаете, а будылья оставляете на месте.
И в эту же осень промеж будыльев по кулисам сеете пшеницу-озимку.
   - А как же сеять-то? Садилка будылья ить поломает? - спросил, жадно,  с
открытым ртом слушавший, Кондрат Майданников.
   - Зачем поломает? Ряды же редкие, через  это  она  будылья  не  тронет,
рукава ее мимо пойдут, стало быть,  ляжет  и  задержится  промеж  будыльев
снег. Таять он будет степенно и влаги больше даст. А весною, когда пшеница
подымется,  эти  будылья  удаляют,  пропалывают.  Довольно   завлекательно
придумано. Я сам хучь и не пробовал так сеять,  а  в  этом  году  уж  было
намеревался спытать. Тут верный расчет, без ошибки!
   -  Это  вот  да!  Поддерживаю!  -  Давыдов  толкнул  под  столом  ногою
Нагульнова, шепнул: - Видишь? А ты все был против него...
   - Я и зараз против...
   - Это уж от упрямства, факт! Уперся, как вол...
   Совещание приняло  предложение  Якова  Лукича.  После  этого  решили  и
обсоветовали еще кучу мелких дел. Стали расходиться. Не успели  Давыдов  с
Нагульновым дойти до сельсовета, как из сельсоветского двора навстречу  им
быстро  зашагал  невысокий  парень  в  распахнутой   кожаной   тужурке   и
юнгштурмовском  костюме.  Придерживая  рукой  клетчатую  городскую  кепку,
преодолевая сопротивление бившего порывами ветра, он быстро приближался.
   - Из району кто-то. - Нагульнов сощурился.
   Паренек подошел вплотную, по-военному приложил руку к козырьку кепки.
   - Вы не из сельсовета?
   - А вам кого?
   - Секретаря здешней ячейки или предсовета.
   - Я секретарь ячейки, а это председатель колхоза.
   - Вот и хорошо. Я, товарищи, из агитколонны. Мы только Что  приехали  и
ждем вас в Совете.
   Курносый и  смуглолицый  паренек,  быстро  скользнул  глазами  по  лицу
Давыдова, вопрошающе улыбнулся:
   - Ты не Давыдов, товарищ?
   - Давыдов.
   - Я тебя угадал. Недели две назад встречались мы с тобой в окружкоме. Я
в округе работаю, на маслозаводе, прессовщиком.
   И только тут Давыдов понял, почему, когда подошел к ним  парень,  вдруг
пахуче и сладко дохнуло от  него  подсолнечным  маслом:  его  промасленная
кожаная куртка была  насквозь  пропитана  этим  невыветривающимся  вкусным
запахом.

22

   На  сельсоветском  крыльце,  спиной  к  подходившему  Давыдову,   стоял
приземистый человек в черной, низко срезанной кубанке с белым  перекрестом
по верху и в черном дубленом сборчатом полушубке. Плечи человека в кубанке
были необъятно широки, редкостно  просторная  спина  заслоняла  всю  дверь
вместе  с  притолоками.  Он  стоял,  раскорячив   куцые,   сильные   ноги,
низкорослый и могучий, как степной вяз.  Сапоги  с  широченными  морщеными
голенищами и сбитыми на  сторону  каблуками,  казалось,  вросли  в  настил
крыльца, вдавили его тяжестью медвежковатого тела.
   - Это командир нашей агитколонны, товарищ Кондратько, - сказал паренек,
шедший рядом с Давыдовым. И, заметив улыбку на его губах, шепнул: - Мы его
между собой в  шутку  зовем  "батько  Квадратько"...  Он  -  с  Луганского
паровозостроительного. Токарь. По возрасту - папаша, а так -  парень  хоть
куда!
   В этот момент Кондратько, заслышав разговор, повернулся багровым  лицом
к Давыдову, под висячими бурыми усами его в улыбке бело вспыхнули зубы:
   - Оце, мабуть, и радянська власть? Здоровеньки булы, братки!
   - Здравствуйте, товарищ. Я - председатель колхоза, а  это  -  секретарь
партячейки.
   - Добре! Ходимте у хату, а то вже мои хлопцы  заждались.  Як  я  у  цей
агитколонни голова, то я з вами зараз и побалакаю. Зовуть мене Кондратько,
а коли мои хлопци будут казать вам, що зовуть мене Квадратько, то  вы  им,
пожалуйста, не давайте виры, бо они у мене таки скаженни та  дурны,  шо  и
слов нема... - говорил он громовитым басом, боком протискиваясь в дверь.
   Осип Кондратько работал на юге России более  двадцати  лет.  Сначала  в
Таганроге, потом в Ростове-на-Дону, в Мариуполе и,  наконец,  в  Луганске,
откуда и пошел в Красную гвардию, чтобы  подпереть  своим  широким  плечом
молодую Советскую власть. За годы общения с русскими  он  утратил  чистоту
родной украинской речи, но по облику, по нависшим шевченковским усам в нем
еще  можно  было  узнать  украинца.  Вместе  с  донецкими   шахтерами,   с
Ворошиловым шел он  в  1918  году  сквозь  полыхавшие  контрреволюционными
восстаниями казачьи хутора на Царицын... И уже после,  когда  в  разговоре
касались  отлетевших  в  прошлое  годов  гражданской  войны,  чей   отзвук
неумираемо живет в сердцах и памяти  ее  участников,  Кондратько  с  тихой
гордостью говорил: "Наш Клементий, луганський... Як же, колысь булы  добре
знакомы, та, мабуть, ще побачимось. Вин мене зразу взнае!  Пид  Царицыном,
як воювалы з билыми, вин зо мной  стике  разив  шутковав:  "Ну  як,  каже,
Кондратько, дило? Ты ще живый, старый вовк?"  -  "Живый,  кажу,  Клементий
Охримыч,  николы  зараз  помырать,  бачите  як  з  контрой  рубаемось?  Як
скаженни!" Колы б побачилысь, вин бы мене и зараз пригорнув",  -  уверенно
заканчивал Кондратько.
   После войны он  опять  попал  в  Луганск,  служил  в  органах  Чека  на
транспорте,  потом  перебросили  его  на  партработу  и  снова  на  завод.
Оттуда-то   по   партмобилизации   и   был    он    послан    на    помощь
коллективизирующейся деревне. За последние годы растолстел, раздался вширь
Кондратько... Теперь не узнать уж соратникам того самого Осипа Кондратько,
который в 1918 году на подступах к Царицыну зарубил в бою четырех  казаков
и кубанского сотника Мамалыгу, получившего  "за  храбрость"  серебряную  с
золотой насечкой шашку из  рук  самого  Врангеля.  Взматерел  Осип,  начал
стариться, по лицу  пролегли  синие  и  фиолетовые  прожилки...  Как  коня
быстрый бег и усталь  кроют  седым  мылом,  так  и  Осипа  взмылило  время
сединой; даже в никлых усах - и там поселилась вероломная седина. Но  воля
и сила служат Осипу Кондратько, а  что  касается  неумеренно  возрастающей
полноты, то это пустое. "Тарас Бульба ще важче мене був,  а  з  ляхами  як
рубався? Ото ж! Колы прийдеться воюваты, так я  ще  зумию  з  якого-небудь
охвицера двох зробыти! А пивсотни годив моих - що ж таке? Мий  батько  сто
жив при царськой власти, а  я  зараз  при  своей  риднесенькой  пивтораста
проживу!"  -  говорит  он,  когда  ему  указывают  на  его  лета   и   все
увеличивающуюся толщину.
   Кондратько первым вошел в комнату сельсовета.
   - Просю тыше, хлопци! Ось - председатель  колхоза,  а  це  -  секретарь
ячейки. Треба нам зараз послухать, яки тутечка дила, тоди будемо знать, шо
нам робыть. А ну, сидайте!
   Человек  пятнадцать  из  состава   агитколонны,   разговаривая,   стали
рассаживаться, двое  пошли  на  баз  -  видимо,  к  лошадям.  Рассматривая
незнакомые лица, Давыдов узнал трех районных работников: агронома, учителя
из школы второй ступени  и  врача;  остальные  были  присланы  из  округа,
некоторые, судя по  всему,  с  производства.  Пока  рассаживались,  двигая
стульями и покашливая, Кондратько шепнул Давыдову:
   -  Прикажи,  шоб  нашим  коням  синця  кинулы  та  шоб  пидводчикы   не
отлучалысь, - и  хитро  прижмурился.  -  А  мабуть,  у  тебя  и  овсом  мы
разживемось?
   - Нет овса, остался лишь семенной, - ответил Давыдов и тотчас  же  весь
внутренне похолодел, остро ощущая неловкость, неприязнь к самому себе.
   Овса кормового было еще более ста пудов, но он ответил отказом  потому,
что оставшийся овес хранили к началу весенних работ как зеницу ока; и Яков
Лукич, чуть не плача, отпускал лошадям (одним правленческим  лошадям!)  по
корцу драгоценного зерна, и то только перед долгими и трудными поездками.
   "Вот она, мелкособственническая стихия! И меня захлестывать начинает...
- подумал Давыдов. - Ничего подобного не  было  раньше,  факт!  Ах,  ты...
Дать, что ли, овса? Нет, сейчас уже неудобно".
   - Мабуть, ячмень е?
   - И ячменя нет.
   Ячменя в самом  деле  не  было,  но  Давыдов  вспыхнул  под  улыбчивым,
понимающим взглядом Кондратько.
   - Нет, серьезно говорю - нету ячменя.
   - Гарный з тебе хозяин був бы... Та ще, мабуть, и кулак... -  смеясь  в
усы, басил Кондратько, но, видя, что Давыдов сдвигает  брови,  обнял  его,
чуточку приподнял от пола. - Ни-ни! То я шуткую. Нема так нема! Соби ховай
бильше, шоб свою худобу було чим годувать... Так, ну, братики, -  к  дилу!
Шоб мертву тишину блюлы. - И обращаясь к Давыдову и Нагульнову: - Приихалы
мы до вас, щоб якусь-то помогу вам зробить, це вам, надиюсь, звистно.  Так
от докладайте: яки у вас тутечка дила?
   После   сделанного   Давыдовым   обстоятельного    доклада    о    ходе
коллективизации и засыпке семенного фонда Кондратько решил так:
   - Нам усим тут ничего робыть, - он, кряхтя, извлек из кармана  записную
книжку и карту-трехверстку, повел по ней толстым пальцем, - мы  поидемо  у
Тубяньский. До цього хутора, як бачу я, видциля блызенько, а у вас тутечка
кинемо бригаду з четырех хлопцив, хай воны вам пидсобляють у работи. А  шо
касаемо того, як скорийше собрать семфонд, то  я  хочу  вам  присовитувать
так: уначали проводить собрания, расскажить хлиборобам, шо воно  и  як,  а
вжи тоди о так развернете массовую работу, -  говорил  он  подробно  и  не
спеша.
   Давыдов с удовольствием слушал  его  речь,  временами  не  совсем  ясно
разбираясь в  отдельных  выражениях,  затемненных  полупонятным  для  него
украинским языком, но крепко чувствуя, что Кондратько излагает в  основном
правильный план кампании по засыпке семенного зерна. А Кондратько все  так
же неспешно наметил линию, которую нужно вести в отношении единоличника  и
зажиточной части хутора, ежели, паче чаяния, они вздумают  упорствовать  и
так или иначе сопротивляться мероприятиям по  сбору  семзерна;  указал  на
наиболее эффективные методы, основанные  на  опыте  работы  агитколонны  в
других сельсоветах; и все время говорил мягко,  без  малейшего  намека  на
желание руководить и поучать, по ходу речи советуясь то с Давыдовым, то  с
Разметновым, то с Нагульновым. "Це дило треба  о  так  повернуть.  Як  вы,
гремяченци, думаете? Ото ж и я так соби думал!"
   А  Давыдов,  улыбчиво  глядя  на  багровое,  в  прожилках  лицо  токаря
Кондратько, на шельмовский блеск его  глубоко  посаженных  глазок,  думал:
"Экий же ты, дьявол, умница! Не хочет нашу  инициативу  вязать,  будто  бы
советуется, а начни возражать против его правильной расстановки, - он тебя
так же плавно повернет на свой лад, факт! Видывал я таких, честное слово!"
   Еще один мелкий случай укрепил  его  симпатии  к  товарищу  Кондратько:
перед тем как уезжать, тот отозвал  в  сторону  бригадира,  оставшегося  с
тремя товарищами в Гремячем Логу, и между ними короткий возник разговор:
   - Шо це ты надив на себя поверх жакетки наган? Зараз же скынь!
   - Но, товарищ Кондратько, ведь кулачество... классовая борьба...
   - То шо ты мени там кажешь? Кулачество, ну так шо,  як  кулачество?  Ты
приихав агитировать, а колы кулакив злякався, так имий наган,  но  наверху
его не смий носить. Вумный який! У его, не у его наган!  Як  дитына  мала!
Цацкаеться з оружием, начепыв зверху... Зараз же заховай у карман, шоб той
же пидкулачник не сказав  про  тебе:  "Дывысь,  люди  добри,  ось  як  вас
приихалы агитировать, з наганами!" - и сквозь зубы кончил: - Таке дурне...
   И уже садясь в  сани,  подозвал  Давыдова,  повертел  пуговицу  на  его
пальто:
   - Мои хлопци будут робить, як прокляти! Тике ж и вы гарно  робите,  шоб
усе  было  зроблено,  тай  скорийше.  Я  буду  у  Тубянськом,  колы  шо  -
повидомляй. Приидемо туда, тай  ще  нынче,  мабуть,  прийдеться  спектакль
становыть. От побачив бы ты, як я кулака граю! В мене ж така  компликация,
шо дозволяе кулака з натуры грать... Ось, як диду Кондратько  пришлось  на
старости лит! А за овес не думай, сердця из-за цього дила на тебе не  маю,
- и улыбнулся, привалившись широченной спиной к задку саней.
   - Что головой башковат, что в плечах,  что  ноги  под  ним!  -  хохотал
Разметнов. - Как трактор!.. Он один, впряги его в букарь, потянет, и  трех
пар быков не нужно. Даже удивительно мне: чем их, таких ядреных  людей,  и
делают, как думаешь, Макар?
   - Ты уж вроде деда Щукаря: балабоном становишься! - сердито  отмахнулся
тот. 
   Читать  дальше ...  

Источник : https://www.litmir.me/bd/?b=72986

***

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 001

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 002

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 003

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 004

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 005

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 006

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 007

Поднятая целина.Михаил Шолохов.008

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 009

Поднятая целина.Михаил Шолохов.010

Поднятая целина.Михаил Шолохов.011

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 012

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 013

Поднятая целина.Михаил Шолохов.014

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 015

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 016

Поднятая целина.Михаил Шолохов.017

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 018

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 019

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 020

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 021

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 022 

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 023

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 024

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 025

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 026

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 027

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 028

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 029

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 030

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 031

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 032

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 033

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 034

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 035

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 036

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 037

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 038

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 039

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 040

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 041

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 042

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 043

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 044

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 045

Поднятая целина.Михаил Шолохов. 046

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

 

 

***

Яндекс.Метрика

***

Алёшкино сердце. Михаил Шолохов

Два лета подряд засуха дочерна вылизывала мужицкие поля...Читать дальше »

---

О писателе Шолохове...

Как писатель, Михаил Шолохов погиб в январе 1942 года

... взял этого образованного офицерика-гениуса в плен, поселил у себя в баньке, каждый день поил самогонкой и заставлял писатьЧитать дальше »

---

Жизнь и творчество Шолохова. 

...В 1910 году семья покинула хутор Кружилин и переехала в хутор Каргин: Александр Михайлович поступил на службу к каргинскому купцу. Отец пригласил местного учителя Тимофея Тимофеевича Мрыхина для обучения мальчика грамоте. В 1912 году Михаил поступил сразу во второй класс Каргинской министерской (а не церковно-приходской, как утверждают некоторые биографы писателя) начальной школы. Сидел за одной партой с Константином Ивановичем Каргиным — будущим писателем, написавшим весной 1930 повесть «Бахчевник». В 1918—1919 годах Михаил Шолохов окончил четвёртый класс Вёшенской гимназии... Читать дальше »

 

 

No 44, таинственный незнакомец. Марк Твен...

Из живописи фантастической

Шахматист Волков

Шахматы в...

Обучение

О книге 

На празднике

Поэт 

Художник

Песнь

Из НОВОСТЕЙ

Новости

 Из свежих новостей - АРХИВ...

Аудиокниги

Новость 2

Семашхо

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

Просмотров: 338 | Добавил: iwanserencky | Теги: текст, Поднятая целина. Михаил Шолохов, классика, история, проза, слово, Поднятая целина, 20 век, Роман, Михаил Шолохов | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: