Жизнь и творчество Шолохова. «Родинка» (рассказ) - 22 Декабря 2020

Главная » 2020 » Декабрь » 22 » Жизнь и творчество Шолохова. «Родинка» (рассказ)

14:21

Жизнь и творчество Шолохова. «Родинка» (рассказ)

***

Шолохов, Михаил Александрович
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Михаил Александрович Шолохов (11 [24] мая 1905, хутор Кружилинский, станица Вёшенская, Донецкий округ, область Войска Донского, Российская Империя — 21 февраля 1984, станица Вёшенская, Вёшенский район, Ростовская область, РСФСР, СССР) — русский советский писатель, журналист и киносценарист. Военный корреспондент (1941—1945). Полковник (1943). Лауреат Нобелевской премии по литературе (1965 год — «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время»), Сталинской премии (1941), Ленинской премии (1960). Действительный член АН СССР (1939). Дважды Герой Социалистического Труда (1967, 1980).

М. А. Шолохов родился 11 (24) мая 1905 года на хуторе Кружилин станицы Вёшенской (ныне хутор Кружилинский Шолоховского района Ростовской области). При рождении получил фамилию — Кузнецов, которую сменил в 1912 году на фамилию Шолохов.

Отец, Александр Михайлович, родился в 1865 году в Рязанской губернии, к казачеству не принадлежал, был «шибаем» (скупщиком скота), сеял хлеб на покупной казачьей земле, служил приказчиком в коммерческом предприятии хуторского масштаба, управляющим на паровой мельнице и т. д. Дед отца был купцом третьей гильдии, родом из города Зарайска, он переселился со своей большой семьёй на Верхнюю Донщину в середине 1870-х годов, приобрёл дом с подворьем и занялся скупкой зерна.

Мать, Анастасия Даниловна родилась в 1871 году, дочь крестьянина-переселенца на Дон, бывшего крепостного Черниговской губернии. Долгое время была в услужении в панском имении Ясеневка. Сирота была насильно выдана замуж помещицей Поповой, у которой служила, за сына станичного атамана Кузнецова. Но впоследствии она покинула своего супруга и ушла к Александру Шолохову. Их сын Михаил появился на свет незаконнорождённым и был записан на фамилию официального мужа матери — Кузнецов. Только после смерти официального мужа, в 1913 году, родители мальчика смогли обвенчаться в церкви хутора Каргин (ныне станица Каргинская), и Михаил получил фамилию Шолохов.

В 1910 году семья покинула хутор Кружилин и переехала в хутор Каргин: Александр Михайлович поступил на службу к каргинскому купцу. Отец пригласил местного учителя Тимофея Тимофеевича Мрыхина для обучения мальчика грамоте. В 1912 году Михаил поступил сразу во второй класс Каргинской министерской (а не церковно-приходской, как утверждают некоторые биографы писателя) начальной школы. Сидел за одной партой с Константином Ивановичем Каргиным — будущим писателем, написавшим весной 1930 повесть «Бахчевник». В 1914 году отец привёз сына в Москву — Михаил учился один год в подготовительном классе 8-й Московской мужской (Шелапутинской) гимназии. Ровно через год родители перевели мальчика в гимназию г. Богучара Воронежской губернии. С 1915 по 1918 год Михаил Шолохов жил в семье законоучителя Д. Тишанского. В это время десятилетний Михаил начал сочинять свои первые рассказы, записывал их в тетрадку. Его сочинения в классе хвалила учительница Ольга Павловна Страхова, некоторые зачитывала вслух. Перед приходом в город оккупационных немецких войск, со слов Михаила, он бросил учёбу и уехал на хутор домой (Семья в то время жила на хуторе Плешаков, что на Дону против станицы Еланской, где отец работал управляющим паровой мельницей. В Плешках Шолоховы жили прямо на мельнице, в завозчицкой, в небольшом каменном доме).

В 1918—1919 годах Михаил Шолохов окончил четвёртый класс Вёшенской гимназии.

В 1920 году семья переехала снова в станицу Каргинскую (после прихода Советской власти), где отец Александр Михайлович получил должность заведующего Заготовительной конторы № 32 Донпродкома, а его сын Михаил стал учителем по ликвидации неграмотности среди взрослого населения в хуторе Латышове, затем — делопроизводителем Каргинского станичного ревкома.

В 1920—1921 годах Михаил Шолохов жил с семьёй в станице Каргинской. После окончания ростовских налоговых курсов получил назначение на должность продовольственного инспектора в станицу Букановскую, затем вступил в продотряд, участвовал в продразвёрстке. В 1920 году продотряд во главе с 15-летним Шолоховым попал в плен к Махно. Тогда он думал, что его расстреляют, но его отпустили.

2 декабря 1921 года Михаил был принят на должность помощника бухгалтера Заготовительной конторы № 32 Донпродкома, где до этого работал его отец Александр Михайлович Шолохов.

31 августа 1922 года, во время работы станичным налогоинспектором, М. А. Шолохов был арестован и находился в районном центре под следствием. Он был приговорён к расстрелу. «Я вёл крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтрибуналом за превышение власти… — рассказывал позже писатель. — Два дня ждал смерти… А потом пришли и выпустили…». До 19 сентября 1922 года Шолохов находился под стражей. Отец дал за него крупный денежный залог и взял на поруки до суда домой. На суд родители привезли новую метрику, и его освободили как несовершеннолетнего (по новой метрике возраст уменьшился на 2,5 года). Это было уже в марте 1923 года. Судили тогда «тройки», приговоры выносили строгие. Поверить в то, что он был несовершеннолетним, было нетрудно, так как Михаил был маленького роста и выглядел мальчишкой. Расстрел был заменён другим наказанием — трибунал принял во внимание его несовершеннолетие. Ему дали один год исправительных работ в колонии для несовершеннолетних и отправили в Болшево (под Москвой).

В Москве Шолохов пытался продолжить образование, а также пробовал свои силы в писательском труде. Однако поступить на подготовительные курсы рабфака не удалось из-за отсутствия требуемых для поступления трудового стажа и направления комсомола, в котором не состоял. На первых порах работал грузчиком, разнорабочим, каменщиком, далее устроился в домоуправлении рабочего жилищно-строительного кооператива «Берите пример!», председателем которого был Л. Г. Мирумов (Мирумян). Жил в общежитии. Занимался самообразованием, принимал участие в работе литературной группы «Молодая гвардия», посещал учебные занятия, которые вели В. Б. Шкловский, О. М. Брик, Н. Н. Асеев. Активную помощь в устроении повседневной московской жизни М. А. Шолохова и в продвижении в свет первых литературных произведений с его автографом оказал кадровый сотрудник ЭКУ ГПУ, большевик с дореволюционным стажем — Леон Галустович Мирумов (Мирумян), с которым М. А. Шолохов познакомился в станице Вёшенская ещё до приезда в Москву.

В сентябре 1923 года за подписью «Мих. Шолох» в комсомольской газете «Юношеская правда» («Молодой ленинец») был напечатан фельетон — «Испытание», через месяц появился второй фельетон — «Три», а затем и третий — «Ревизор». Жить и учиться в Москве не было возможности, и в декабре 1923 года М. А. Шолохов вернулся в Каргинскую, а затем — в станицу Букановскую, где и посватался к Лидии Громославской — одной из дочерей бывшего станичного атамана Петра Яковлевича Громославского. Но бывший атаман сказал: «Бери Марию, и я сделаю из тебя человека». 11 января 1924 года М. А. Шолохов женился на старшей дочери — Марии Петровне Громославской (1901—1992), которая работала учительницей начальной школы (в 1918 году М. П. Громославская, училась в Усть-Медведицкой гимназии, директором которой в то время состоял Ф. Д. Крюков).

В декабре 1923 года — выезд М. А. Шолохова из Москвы в станицу Каргинскую, к родителям, и вместе с ними — в Букановскую, где жила его невеста Лидия Громославская и будущая жена Мария Петровна Громославская (так как их отец Пётр Яковлевич Громославский настоял на женитьбе М. А. Шолохова на старшей дочери Марии).

11 января 1924 года — венчание М. А. и М. П. Шолоховых в Покровской церкви станицы Букановской. Регистрация брака в Подтёлковском ЗАГСе (станица Кумылженская).

Первый рассказ «Звери» (впоследствии «Продкомиссар»), отправленный М. А. Шолоховым в альманах «Молодогвардеец», не был принят редакцией. 14 декабря 1924 года в газете «Молодой ленинец» вышел рассказ «Родинка». В первом номере «Комсомолия» — боевом литературно-художественном журнале советской молодёжи (редактором его в то время был Александр Жаров), вышедшем в апреле 1925 года, появился рассказ Шолохова «Бахчевник». Затем в 1926 году Шолохов печатает здесь свои рассказы «Смертный враг», «Лазоревая степь», «Батраки», открывшие цикл донских рассказов: «Пастух», «Илюха», «Жеребёнок», «Семейный человек», «Двумужняя» и др. Шолохов становится активным сотрудником журнала; в девятом номере «Комсомолии» за 1926 год на стр. 73 помещена дружеская эпиграмма на Шолохова и чудесный шарж, сделанный молодыми, только что начинавшими свой путь художниками Кукрыниксами. Рассказы, опубликованные в комсомольской периодике, составили три сборника, вышедшие один за другим: «Донские рассказы», «Лазоревая степь» (оба в издательстве «Новая Москва» — 1926) и «О Колчаке, крапиве и прочем» (1927).

В середине 1925 года Михаил Шолохов познакомился с Александром Серафимовичем. Автор «Железного потока» высоко оценил талант молодого автора — первая книга рассказов Шолохова вышла с предисловием Серафимовича.

В своих интервью и автобиографиях Шолохов сообщал, что начал писать «Тихий Дон» (получивший первоначальное название «Донщина») в октябре 1925 года. В это время он жил в станице Букановской в доме родителей жены. Родные жены сначала иронически отнеслись к писательским занятиям двадцатилетнего Шолохова. Особенно тревожилась о муже Мария Петровна — не дай Бог, Мишка с ума сойдёт! — когда Михаил Шолохов две-три ночи не знал ни сна, ни отдыха, работая над будущим романом. Написав 5—6 печатных листов, Михаил Шолохов приостановил работу, стал думать о более широком романе. Замыслы молодого писателя вызывали непонимание, считались бесполезным увлечением молодости. В годы войны рукописи «Донщины» были утрачены.

После возвращения в Каргинскую в семье родилась старшая дочь Светлана (1926, ст. Каргинская), затем сыновья Александр (1930—1990, Ростов-на-Дону), Михаил (1935, Москва), дочь Мария (1938, Вёшенская).

В 1926 году умер отец Шолохова, Александр Михайлович, которому едва исполнилось шестьдесят лет. Михаил Шолохов решил обзаводиться своим домом. Для постоянного жительства была выбрана станица Вёшенская. «Это было связано с моей работой», — пояснит впоследствии М. А. Шолохов. На первых порах молодая семья снимала под квартиру две комнаты, а в 1928 году купили дом на три комнаты с низами и небольшим подворьем. В этом доме на улице Большой (теперь Шолоховской) Михаил Александрович написал почти весь «Тихий Дон».

Работа над первыми двумя томами «Тихого Дона» заняла у Михаила Александровича Шолохова около трёх лет. Сам писатель называл даты: «Первая книга была готова к сентябрю 1927 года, а вторая — к марту 1928 года». Рукопись первой книги «Тихого Дона» Шолохов предложил Гослитиздату, но она была отвергнута. Шолохов отнёс её в журнал «Октябрь», но и там её отклонили. Только после вмешательства А. С. Серафимовича, главного редактора журнала, рукопись без сокращений была заслана в набор. Однако третья книга романа ещё долго не появлялась, а впоследствии также печаталась в журнале «Октябрь» с перерывами и некоторыми сокращениями до октября 1932 года.

В октябре 1930 года принят кандидатом в члены ВКП(б) (не будучи ранее в комсомоле, поскольку Вёшенский райком ещё в 1927 году отказал ему в приёме). С 1932 года — член ВКП(б). Вскоре избран в члены Ростовского крайисполкома.

С 1931 года Шолохов начал сотрудничать в «Правде» как её специальный корреспондент.

Выступил против грубых нарушений законности в период коллективизации, обращался с письмом к И. В. Сталину «расследовать не только дела тех, кто издевался над колхозниками и над советской властью, но и дела тех, чья рука направляла эти действия».

В октябре 1932 года присутствовал на приёме в доме А. М. Горького на М. Никитской в числе других писателей, членов ВКП(б). На встрече говорилось о необходимость создания новой писательской организации — Союза писателей СССР. Среди приглашенных на встречу с руководителями государства — И. В. Сталиным, В. М. Молотовым, К. Е. Ворошиловым и Л. М. Кагановичем — были А. Фадеев, В. Катаев, Л. Леонов, Л. Сейфуллина, М. Кольцов, Э. Багрицкий, С. Маршак, Ф. Панфёров и др.

28 октября в Кремле состоялась встреча М. А. Шолохова со Сталиным.

В 1932 году вместе с Ю. Б. Лукиным, который приехал в Вёшенскую по поручению Гослитиздата, готовит к набору III книгу «Тихого Дона». Позднее редактировал вместе с Лукиным 1-ю и 2-ю книги романа.

В 1933 году Гослитиздат выпустил отдельно третью книгу романа (Тихий Дон. Кн. 3. Гослитиздат, 1933. 388 с.). Затем в том же году в серии «Дешевая библиотека ОГИЗа» были переизданы все три книги (Тихий Дон. В 3 кн. — изд. перераб. — Кн. 1. 399 с.; Кн. 2. 416 с.; Кн. 3. 420 с.).

В 1934 году продолжал работу над «Тихим Доном» и «Поднятой целиной». Выезжал в Москву. 14 июня встречался со Сталиным в Кремле. Это было очередное заступничество писателя за простых тружеников, против практики насильственного изъятия хлеба. После встречи Сталин создал комиссию и через неделю Политбюро утвердило постановление ЦК ВКП(б) и СНК «О помощи колхозам Северной области АЧК».

17 августа — 1 сентября Михаил Шолохов принимал участие в работе Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Был избран в президиум съезда, затем в состав первого Правления Союза советских писателей вместе с А. Фадеевым, И. Эренбургом, Л. Леоновым, М. Зощенко, В. Вересаевым, Д. Бедным, Ф. Панфёровым, Ф. Гладковым, А. Щербаковым.

В сентябре в издательстве «Советский писатель» вышел в свет роман «Поднятая целина» (кн. 1-я) под ред. Л. Шмидта.

28 января 1935 года писатель присутствует на открытии VII съезда Советов. 6 марта состоялась первая публикация I главы 4-й книги «Тихого Дона» в газете «Известия».

В августе 1936 года М. А. Шолохов избирается в состав делегации на Международный конгресс мира.

В 1937 году М. А. Шолохов, несмотря на большую занятость, был избран депутатом Верховного Совета СССР.

В 1938 году Шолохов был под угрозой ареста, о котором чекист Е. Г. Евдокимов ходатайствовал у Сталина.

Во время большого террора выступал в защиту арестованных. Шолохов был не первым, кто писал Сталину о злоупотреблениях НКВД, но он был единственным советским писателем, открыто заявлявшим, что система следствия в НКВД недопустима не только по отношению к его близким, но и ко всем подследственным:
Т. Сталин! Такой метод следствия, когда арестованный бесконтрольно отдаётся в руки следователей, глубоко порочен; этот метод приводил и неизбежно будет приводить к ошибкам. Тех, которым подчинены следователи, интересует только одно: дал ли подследственный показания, движется ли дело…

Надо покончить с постыдной системой пыток, применяющихся к арестованным. Нельзя разрешать вести беспрерывные допросы по 5-10 суток. Такой метод следствия позорит славное имя НКВД и не даёт возможности установить истину.
— Шолохов — Сталину И. В., 16 февраля 1938
В 1939 году награждён орденом Ленина, был делегатом XVIII съезда КПСС, избран действительным членом Академии наук СССР.

В марте 1941 года издательство «Художественная литература» впервые выпустило в свет полный текст всех четырёх книг романа «Тихий Дон», изданных в одном томе с послесловием Ю. Б. Лукина, словарем диалектной лексики и иллюстрациями С. Г. Королькова.

23 июня писатель выступил на митинге перед жителями станицы Вёшенской в связи с нападением фашистской Германии на Советский Союз.

1941—1945 годах служил военным корреспондентом Совинформбюро, газет «Правда» и «Красная звезда» (наряду с А. Толстым, И. Эренбургом, А. Платоновым).

В феврале 1942 года Шолохов летел на бомбардировщике в Куйбышев по вызову начальника Совинформбюро, но при посадке самолёт скапотировал. Четверо человек сразу погибли. Лётчик получил перелом позвоночника, а Шолохова тяжело контузило. В июне 1942 года — при бомбардировке станицы Вёшенской — во дворе дома М. А. Шолохова погибла мать писателя, Анастасия Даниловна.

9 мая 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Михаил Александрович Шолохов был награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

Демобилизовался в декабре 1945 года в звании полковника.

Дети Михаила Шолохова

1926 год, 9 февраля. Рождение в станице Каргинской первого ребёнка — Светланы.

1930 год, 18 мая. Рождение сына Александра. Место рождения — г. Ростов-на-Дону. Александр был женат на Виолете Гошевой — дочери премьер-министра Болгарии Антона Югова. Окончил Московскую сельскохозяйственную академию имени К. А. Тимирязева, кандидат сельскохозяйственных наук. Умер 20 сентября 1990 года.

1935 год, 23 мая. Рождение сына Михаила. Место рождения — г. Москва. Сын Михаила — политик А. М. Шолохов.

1938 год, 3 января. Рождение дочери Марии. Место рождения — станица Вёшенская. Окончила филологический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова, работала в отделе прозы московского издательства «Современник». ***

Произведения

«Родинка» (рассказ)
«Донские рассказы»
«Тихий Дон»
«Поднятая целина»
«Они сражались за Родину»
«Судьба человека»
«Наука ненависти»
«Слово о Родине»
«Лазоревая степь»

В 1923 году фельетоны М. А. Шолохова публикуются в газетах. Начиная с 1924 года в журналах появляются его рассказы, объединённые впоследствии в сборники «Донские рассказы» и «Лазоревая степь» (1926). Российскую и мировую известность Шолохову принёс роман «Тихий Дон» (1928 — 1-2 тт., 1932 — 3 т., 4 т. опубликован в 1940 году) о донском казачестве в Первой мировой и Гражданской войнах; это произведение, объединяющее несколько сюжетных линий, называют эпопеей. Писатель-коммунист, в годы Гражданской войны бывший на стороне красных, Шолохов значительное место в романе уделяет белому казачеству, а его главный герой — Григорий Мелехов — в конце повествования так и не «приходит к красным». Это вызвало нарекания коммунистической критики; однако столь неоднозначный роман был лично прочитан И. В. Сталиным и одобрен им к печати.

Во время Второй мировой войны «Тихий Дон» был переведён на европейские языки и приобрёл популярность на Западе, а после войны переведён и на восточные языки, на Востоке роман также имел успех.

Роман «Поднятая целина» (т. 1 — 1932, т. 2 — 1959) посвящён коллективизации на Дону и движению «25-тысячников». Здесь высказана авторская оценка хода коллективизации; образы главных персонажей и картины коллективизации неоднозначны. Второй том «Поднятой целины» был утрачен в годы Великой Отечественной войны и восстановлен позже.

Впоследствии М. А. Шолохов опубликовал несколько отрывков из недописанного романа «Они сражались за Родину» (1942—1944, 1949, 1969), рассказ «Судьба человека» (1956). В 1941—1945 годах, работая военным корреспондентом, опубликовал несколько очерков («На Дону», «На юге», «Казаки» и др.) и рассказ «Наука ненависти» (1942), а в первые послевоенные годы — несколько публицистических текстов патриотической направленности («Слово о Родине», «Борьба продолжается» (1948), «Свет и мрак» (1949), «Не уйти палачам от суда народов!» (1950) и др.).

В 1958 году на Нобелевскую премию по литературе был (в седьмой раз: 1946; 1947; 1948; 1949; 1950; 1957; 1958) выдвинут Борис Пастернак. В марте 1958 года Швецию посетила делегация Союза писателей СССР и узнала, что в числе выдвигаемых вместе с Пастернаком называются имена Михаила Шолохова, Эзры Паунда и Альберто Моравиа. Секретарь правления Союза писателей СССР Георгий Марков доложил в ЦК КПСС, «что среди высших кругов <Шведской> Академии существует определённое мнение в пользу Пастернака», чему нужно было бы противопоставить публикацию материалов «о международной популярности Шолохова, об его широкой известности в Скандинавских странах».

В телеграмме от 07.04.1958, направленной советскому послу в Швеции, говорилось:

Было бы желательным через близких к нам деятелей культуры дать понять шведской общественности, что в Советском Союзе высоко оценили бы присуждение Нобелевской премии Шолохову. <>

Важно также дать понять, что Пастернак как литератор не пользуется признанием у советских писателей и прогрессивных литераторов других стран.

В 1958 году Нобелевской премии по литературе был удостоен Борис Пастернак.

В 1964 году французский писатель и философ Жан-Поль Сартр отказался от Нобелевской премии по литературе. В своём заявлении кроме личных причин отказа от премии он также указал, что Нобелевская премия стала «западной высшей культурной инстанцией» и выразил сожаление, что премия не была присуждена Шолохову и что «единственным советским произведением, получившим премию, была книга, изданная за границей и запрещённая в родной стране».

В 1965 году Шолохов был (в одиннадцатый раз: 1948; 1949; 1950; 1955; 1956; 1958; 1961; 1962; 1963; 1964; 1965) выдвинут на Нобелевскую премию по литературе и получил её. Премия была присуждена единогласно «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время». Шолохов — единственный советский писатель, получивший Нобелевскую премию по литературе с согласия руководства СССР.

В средствах массовой информации неоднократно говорилось о том, что Михаил Шолохов не поклонился Густаву Адольфу VI, вручавшему премию. По одним источникам, это было сделано намеренно, со словами: «Мы, казаки, ни перед кем не кланяемся. Вот перед народом — пожалуйста, а перед королём не буду и всё…».

Михаил Шолохов отрицает данную легенду:

« Да нет же, был поклон. Был! Мне протокол ни к чему было нарушать. Я ничего такого не замышлял. <> Король в росте на голову меня превосходил. Ему кланяться можно... А мне как? »
В 2016 году Шведская Академия опубликовала список 90 номинантов на премию 1965 года у себя на сайте. Выяснилось, что академики обсуждали идею поделить премию между Анной Ахматовой и Михаилом Шолоховым.

23 февраля 1967 года М. А. Шолохову Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Социалистического Труда.

В 1966 году выступил на XXIII съезде КПСС и высказался о процессе Синявского и Даниэля:

« Попадись эти молодчики с чёрной совестью в памятные 1920-годы, когда судили не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием… (бурные аплодисменты)… Ох, не ту бы меру наказания получили бы эти оборотни! (бурные аплодисменты). А тут, видите ли, ещё рассуждают о суровости приговора! Мне ещё хотелось бы обратиться к зарубежным защитникам пасквилянтов: не беспокойтесь, дорогие, за сохранность у нас критики. Критику мы поддерживаем и развиваем, она остро звучит и на нынешнем нашем съезде. Но клевета — не критика, а грязь из лужи — не краски из палитры художника! »
Это высказывание сделало фигуру Шолохова одиозной для некоторой части творческой интеллигенции в СССР и на Западе.

Шолохов выступил с резкой критикой статьи А. Яковлева «Против антиисторизма» (1972), результатом критики стало проведение закрытого заседания Политбюро, принявшего решение снять Яковлева с его должности в ЦК КПСС и отправить послом в Канаду (1973).

Шолохов подписал Письмо группы советских писателей в редакцию газеты «Правда» 31 августа 1973 года о Солженицыне и Сахарове.

В марте 1978 года М. Шолохов отправил Л. Брежневу письмо: «Очевидная необходимость активной защиты русской национальной культуры», в котором резко выступил против некоторых литераторов

« Не только пропагандируется идея духовного вырождения нации, но и усиливаются попытки создать для этого благоприятные условия.
М. Шолохов, 1978 г. »

23 мая 1980 года в Кружилинском, на родине писателя, открыт Дом-музей М. А. Шолохова, Указом Президиума Верховного Совета СССР Михаил Шолохов награждён орденом Ленина и второй Золотой медалью «Серп и молот». До конца дней жил в своём доме в Вёшенской (в наше время музей). Сталинскую премию передал в Фонд обороны, Ленинскую премию за роман «Поднятая целина» передал в распоряжение Каргинского сельсовета Базковского района Ростовской области на строительство новой школы, Нобелевскую — на постройку школы в Вёшенской. Увлекался охотой и рыбной ловлей. С 1960-х годов фактически отошёл от литературы.

21 февраля 1984 года Михаил Александрович Шолохов скончался от рака гортани. Похороны состоялись 23 февраля — траурный кортеж сопровождал эскорт военнослужащих Северокавказского военного округа. Похороны Михаила Александровича состоялись в станице Вёшенской на берегу Дона, но не на кладбище, а во дворе дома, в котором жил писатель. В 1986 году на могиле был установлен памятник работы скульптора О. К. Комова. Памятник выполнен из серого гранита и имеет форму отшлифованной глыбы. На памятнике надпись: «Шолохов».

Жена Михаила Александровича, Мария Петровна Шолохова, умерла 20 января 1992 года в возрасте 91 года, её похоронили рядом с мужем. На могиле М. П. Шолоховой установлен памятник из гранита (автор — Н. В. Можаев).

Источник : https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%85%D0%BE%D0%B2,_%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB_%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 ***

***

Михаил Шолохов. Родинка

На столе гильзы патронные, пахнущие сгоревшим порохом, баранья кость,
полевая карта, сводка, уздечка наборная с душком лошадиного пота, краюха
хлеба. Все это на столе, а на лавке тесаной, заплесневевшей от сырой стены,
спиной плотно к подоконнику прижавшись, Николка Кошевой, командир эскадрона
сидит. Карандаш в пальцах его иззябших, недвижимых. Рядом с давнишними
плакатами, распластанными на столе,- анкета, наполовину заполненная.
Шершавый лист скупо рассказывает: Кошевой Николай. Командир
эскадрона.Землероб. Член РКСМ.
Против графы "возраст" карандаш медленно выводит: 18 лет.
Плечист Николка, не по летам выглядит. Старят его глаза в морщинках
лучистых п спина, по-стариковски сутулая,- мальчишка ведь, пацаненок, куга
зеленая, говорят шутя в эскадроне,- а подыщи другого, кто бы сумел почти без
урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не
хуже любого старого командира!
Стыдится Николка своих восемнадцати годов. Всегда против ненавистной
графы "возраст" карандаш ползет, замедляя бег, а Николкины скулы полыхают
досадным румянцем. Казак Николкин отец, а по отцу и он - казак. Помнит,
будто в полусне, когда ему было лет пять-шесть, сажал его отец на коня
своего служивского.
- За гриву держись, сынок! - кричал он, а мать из дверей стряпки
улыбалась Николке, бледнея, и глазами широко раскрытыми глядела на ножонки,
окарачившие острую хребтину коня, и на отца, державшего повод.
Давно это было. Пропал в германскую войну Николкин отец, как в воду
канул. Ни слуху о нем, ни духу. Мать померла. От отца Николка унаследовал
любовь к лошадям, неизмеримую отвагу и родинку, такую же, как у отца,
величиной с голубиное яйцо, на левой ноге, выше щиколотки. До пятнадцати лет
мыкался по работникам, а потом шинель длинную выпросил и с проходившим через
станицу красным полком ушел на Врангеля. Летом нонешним купался Николка в
Дону с военкомом. Тот, заикаясь и кривя контуженную голову, сказал, хлопая
Николку по сутулой и черной от загара спине:
- Ты того... того... Ты счастли... счастливый! Ну да, счастливый!
Родинка - это, говорят, счастье.
Николка ощерил зубы кипенные, нырнул и, отфыркиваясь, крикнул из воды:
- Брешешь ты, чудак! Я с мальства сирота, в работниках всю жизнь
гибнул, а он - счастье!..
И поплыл на желтую косу, обнимавшую Дон.

Хата, где квартирует Николка, стоит на яру над Доном. Из окон видно
зеленое расплескавшееся Обдонье и вороненую сталь воды. По ночам в бурю
волны стучатся под яром, ставни тоскуют, захлебываясь, и чудится Николке,
что вода вкрадчиво ползет в щели пола и, прибывая, трясет хату.
Хотел он на другую квартиру перейти, да так и не перешел, остался до
осени. Утром морозным на крыльцо вышел Николка, хрупкую тишину ломая
перезвоном подкованных сапог. Спустился в вишневый садик и лег на траву,
заплаканную, седую от росы. Слышно, как в сарае уговаривает хозяйка корову
стоять спокойно, телок мычит требовательно и басовито, а о стенки цибарки
вызванивают струи молока.
Во дворе скрипнула калитка, собака забрехала. Голос взводного:
- Командир дома?
Приподнялся на локтях Николка.
- Вот он я! Ну, чего там еще?
- Нарочный приехал из станицы. Говорит, банда пробилась из Сальского
округа, совхоз Грушинский заняла...
- Веди его сюда.
Тянет нарочный к конюшне лошадь, потом горячим облитую. Посреди двора
упала та на передние ноги, потом - на бок, захрипела отрывисто и коротко и
издохла, глядя стекленеющими глазами на цепную собаку, захлебнувшуюся
злобным лаем. Потому издохла, что на пакете, привезенном нарочным, стояло
три креста и с пакетом этим скакал сорок верст, не передыхая, нарочный.
Прочитал Николка, что председатель просит его выступить с эскадроном на
подмогу, и в горницу пошел, шашку цепляя, думал устало: "Учиться бы поехать
куда-нибудь, а тут банда... Военком стыдит: мол, слова правильно не
напишешь, а еще эскадронный... Я-то при чем, что не успел приходскую школу
окончить? Чудак он... А тут банда... Опять кровь, а я уж умерялся так
жить... Опостылело все..."
Вышел на крыльцо, заряжая на ходу карабин, а мысли, как лошади по
утоптанному шляху, мчались: "В город бы уехать... Учиться б..."
Мимо издохшей лошади шел в конюшню, глянул на черную ленту крови,
точившуюся из пыльных ноздрей, и отвернулся.

III

По кочковатому летнику, по колеям, ветрами облизанным, мышастый
придорожник кучерявится, лебеда и пышатки густо и махровито лопушатся. По
летнику сено когда-то возили к гумнам, застывшим в степи янтарными брызгами,
а торный шлях улегся бугром у столбов телеграфных. Бегут столбы в муть
осеннюю, белесую, через лога и балки перешагивают, а мимо столбов шляхом
глянцевитым ведет атаман банду - полсотни казаков донских и кубанских,
властью Советской недовольных. Трое суток, как набелившийся волк от овечьей
отары, уходят дорогами и целиною бездорожно, а за ним вназирку - отряд
Николки Кошевого.
Отъявленный народ в банде, служивский, бывалый, а все же крепко
призадумывается атаман: на стременах привстает, степь глазами излапывает,
версты считает до голубенькой каемки лесов, протянутой по ту сторону Дона.
Так и уходят по-волчьи, а за ними эскадрон Николая Кошевого следы
топчет.
Днями летними, погожими в степях донских, под небом густым и прозрачным
звоном серебряным вызванивает и колышется хлебный колос. Это перед покосом,
когда у ядреной пшеницы-гарновки ус чернеет на колосе, будто у
семнадцатилетнего парня, а жито дует вверх и норовит человека перерасти.
Бородатые станичники на суглинке, по песчаным буграм, возле левад
засевают клинышками жито. Сроду не родится оно, издавна десятина не дает
больше тридцати мер, а сеют потому, что из жита самогон гонят, яснее слезы
девичьей; потому, что исстари так заведено, деды и прадеды пили, а на гербе
казаков Области Войска Донского, должно, недаром изображен был пьяный казак,
телешом сидящий на бочке винной. Хмелем густым и ярым бродят по осени хутора
и станицы, нетрезво качаются красноверхие папахи над плетнями из краснотала.
По тому самому и атаман дня не бывает трезвым, потому-то все кучера и
пулеметчики пьяно кособочатся на рессорных тачанках.
Семь лет не видал атаман родных куреней. Плен германский, потом
Врангель, в солнце расплавленный Константинополь, лагерь в колючей
проволоке, турецкая фелюга со смолистым соленым крылом, камыши кубанские,
султанистые, и - банда.
Вот она, атаманова жизнь, коли назад через плечо оглянуться.
Зачерствела душа у него, кан летом в жарынь черствеют следы раздвоенных
бычачьих копыт возле музги {М у з г а - озерко, болотце.} степной.
Боль, чудная и непонятная, точит
изнутри, тошнотой наливает мускулы, и чувствует атаман: не забыть ее и не
залить лихоманку никаким самогоном. А пьет - дня трезвым не бывает потому,
что пахуче и сладко цветет жито в степях донских, опрокинутых под солнцем
жадной черноземной утробой, и смуглощекие жалмерки до хуторам и станицам
такой самогон вываривают, что с водой родниковой текучей не различить.

Зарею стукнули первые заморозки. Серебряной проседью брызнуло на
разлапистые листья кувшинок, а на мельничном колесе поутру заприметил Лукич
тонкие разноцветные, как слюда, льдинки.
С утра прихворнул Лукич: покалывало в поясницу, от боли глухой ноги
сделались чугунными, к земле липли. Шаркал по мельнице, с трудом передвигая
несуразное, от костей отстающее тело. Из просорушки шмыгнул мышиный выводок;
поглядел кверху глазами слезливо-мокрыми: под потолком с перекладины голубь
сыпал скороговоркой дробное и деловитое бормотание. Ноздрями, словно из
суглинка вылепленными, втянул дед вязкий душок водяной плесени и запах
перемолотого жита, прислушался, как нехорошо, захлебываясь, сосала и
облизывала сваи вода, и бороду мочалистую помял задумчиво.
На пчельнике прилег отдохнуть Лукич. Под тулупом спал наискось,
распахнувши рот, в углах губ бороду слюнявил слюной, клейкой и теплой.
Сумерки густо измазали дедову хатенку, в молочных лоскутьях тумана застряла
мельница...
А когда проснулся - из лесу выехало двое конных. Один из них крикнул
деду, шагавшему по пчельнику:
- Иди сюда, дед!
Глянул Лукич подозрительно, остановился. Много перевидал он за смутные
года таких вот вооруженных людей, бравших не спрошаючи корм и муку, и всех
их огулом, не различая, крепко недолюбливал.
- Живей ходи, старый хрен!
Промеж ульев долбленых двинулся Лукич, тихонько губами вылинявшими
беззвучно зашамкал, стал поодаль от гостей, наблюдая искоса.
- Мы - красные, дедок... Ты нас не бойся,- миролюбиво просипел атаман.-
Мы за бандой гоняемся, от своих отбились... Може, видел вчера отряд тут про-
ходил?
- Были какие-то.
- Куда они пошли, дедушка?
- А холера их ведает!
- У тебя на мельнице никто из них не остался?
- Нетути,- сказал Лукич коротко в повернулся спиной.
- Погоди, старик.- Атаман с седла соскочил, качнулся на дуговатых ногах
пьяно и, крепко дохнув самогоном, сказал: - Мы, дед, коммунистов
ликвидируем... Так-то!.. А кто мы есть, не твоего ума дело! - Споткнулся,
повод роняя из рук.- Твое дело зерна на семьдесят коней приготовить и
молчать... Чтобы в два счета!.. Понял? Где у тебя зерно?
- Нетути,- сказал Лукич, поглядывая в сторону.
- А в энтом амбаре что?
- Хлам, стало быть, разный... Нетути зерна!
- А ну, пойдем!
Ухватил старика за шиворот и коленом потянул к амбару кособокому, в
землю вросшему. Двери распахнул. В закромах пшеница и чернобылый ячмень.
- Это тебе что, не зерно, старая сволочуга?
- Зерно, кормилец... Отмол это... Год я его по зернушку собирал, а ты
конями потравить норовишь...
- По-твоему, нехай наши кони с голоду дохнут? Ты что же это - за
красных стоишь, смерть выпрашиваешь?
- Помилуй, жалкенький мой! За что ты меня? - Шапчонку сдернул Лукич, на
колени шмякнулся, руки волосатые атамановы хватал, целуя...
- Говори: красные тебе любы?
- Прости, болезный!.. Извиняй на слове глупом. Ой, прости, не казни ты
меня,- голосил старик, ноги атамановы обнимая.
- Божись, что ты не за красных стоишь... Да ты не крестись, а землю
ешь!..
Ртом беззубым жует песок из пригоршней дед и слешами его подмачивает.
- Ну, теперь верю. Вставай, старый!
И смеется атаман, глядя, как не встанет на занемевшие ноги старик. А из
закромов тянут наехавшие конные ячмень и пшеницу, под ноги лошадям сыплют и
двор устилают золотистым зерном.

Заря в тумане, в мокрети мглистой.
Миновал Лукич часового и не дорогой, а стежкой лесной, одному ему
ведомой, затрусил к хутору через буераки, через лес, насторожившийся в
предутренней чуткой дреме.
До ветряка дотюпал, хотел через прогон завернуть в улочку, но перед
глазами сразу вспухли неясные очертания всадников.
- Кто идет? - окрик тревожный в тишине.
- Я это...- шамкнул Лукич, а сам весь обмяк, затрясся.
- Кто такой? Что - пропуск? По каким делам шляешься?
- Мельник я... С водянки тутошней. По надобностям в хутор иду.
- Каки-таки надобности? А ну, пойдем к командиру! Вперед иди...-
крикнул один, наезжая лошадью.
На шее почуял Лукич парные лошадиные губы и, прихрамывая, засеменил в
хутор.
На площади у хатенки, черепицей крытой, остановились. Провожатый,
кряхтя, слез с седла, лошадь привязал к забору и, громыхая шашкой, взошел на
крыльцо.
- За мной иди!..
В окнах огонек маячит. Вошли.
Лукич чихнул от табачного дыма, шапку снял и торопливо перекрестился на
передний угол.
- Старика вот задержали. В хутор правился.
Николка со стола приподнял лохматую голову, в пуху и нерьях, спросил
сонно, но строго:
- Куда шел?
Лукич вперед шагнул и радостью поперхнулся.
- Родимый, свои это, а я думал - опять супостатники энти... Заробел
дюже и спросить побоялся... Мельник я. Как шли вы через Митрохин лес и ко
мне заезжали, еще молоком я тебя, касатик, поил... Аль запамятовал?..
- Ну, что скажешь?
- А то скажу, любезный мой: вчерась затемно наехали ко мне банды оти
самые и зерно начисто стравили коням!.. Смывались надо мною... Старший ихний
говорят: присягай нам, в одну душу, и землю заставил есть.
- А сейчас они где?
- Тамотко и есть. Водки с собой навезли, лакают, нечистые, в моей
горнице, а я сюда прибег доложить ваишей милости, может, хоть вы на них
какую управу сыщете.
- Скажи, чтоб седлали!..- С лавки привстал, улыбаясь деду, Николка и
шинель потянул за рукав устало.

Рассвело.
Николка, от ночей бессонных зелененький, подскакал к пулеметной
двуколке.
- Как пойдем в атаку - лупи по правому флангу. Нам надо крыло ихнее
заломить!
И поскакал к развернутому эскадрону.
За кучей чахлых дубков на шляху показались конные - по четыре в ряд,
тачанки в середине.
- Наметом! - крикнул Николка и, чуя за спиной нарастающий грохот копыт,
вытянул своего жеребца плетью.
У опушки отчаянно застучал пулемет, а те, на шляху, быстро, как на
учении, лавой рассыпалась.

x x x

Из бурелома на бугор выскочил волк, репьями увешанный. Прислушался,
утнув голову вперед. Невдалеке барабанили выстрелы, и тягучей волной
колыхался разноголосый вой.
Тук! - падал в ольшанике выстрел, а где-то за бугром, за пахотой эхо
скороговоркой бормотало: так!
И опять часто: уук, тук, тук!.. А за бугром отвечало: так! так! так!..
Постоял волк и не спеша, вперевалку, потянув в лог, в заросли
пожелтевшей нескошенной куги...
- Держись!.. Тачанок не кидать!.. К перелеску... К перелеску, в кровину
мать! - кричал атаман, привстав на стременах.
А возле тачанок уж суетились кучера и пулеметчики, обрубая постромки, и
цепь, изломанная беспрестанным огнем пулеметов, уже захлестнулась в
неудержимом бегстве.
Повернул атаман коня, а на него, раскрылатившись, скачет один и шашкой
помахивает. По биноклю, метавшемуся на груди, по бурке догадался атаман, что
не простой красноармеец скачет, и поводья натянул. Издалека увидел молодое
безусое лицо, злобой перекошенное, и сузившиеся от ветра глаза. Конь под
атаманом заплясал, приседая на задние ноги, а он, дергая иэ-за пояса
зацепившийся за кушак маузер, крикнул:
- Щенок белогубый!.. Махай, махай, я тебе намахаю!..
Атаман выстрелил в нараставшую черную бурку. Лошадь, проскакав саженей
восемь, упала, а Николка бурку сбросил, стреляя, перебегал к атаману ближе,
ближе...
За перелеском кто-то взвыл по-звериному и осекся. Солнце закрылось
тучей, и на степь, на шлях, на лес, ветрами и осенью отерханный, упали
плывущие тени.
"Неук, сосун, горяч, через это и смерть его тут налапает",-обрывками
думал атаман и, выждав, когда у того кончилась обойма, поводья пустил и
налетел коршуном.
С седла перевесившись, шашкой махнул, на миг ощутил, как обмякло под
ударом тело и послушно сползло наземь. Соскочил атаман, бинокль с убитого
сдернул, глянул на ноги, дрожавшие мелким ознобом, оглянулся и присел сапоги
снять хромовые с мертвяка. Ногой упираясь в хрустящее колено, снял один
сапог быстро и ловко. Под другим, видно, чулок закатился: не скидается.
Дернул, злобно выругавшись, с чулком сорвал сапог и на ноге, повыше
щиколотки, родинку увидел с голубиное яйцо. Медленно, словно боясь
разбудить, вверх лицом повернул холодеющую голову, руки измазал в крови,
выползавшей изо рта широким бугристым валом, всмотрелся и только тогда плечи
угловатые обнял неловко и сказал глухо:
- Сынок!.. Николушка!.. Родной!.. Кровинушка моя...
Чернея, крикнул:
- Да скажи же хоть слово! Как же это, а?
Упал, заглядывая в меркнущие глаза; веки, кровью залитые, приподымая,
тряс безвольное, податливое тело... Но накрепко закусил Николка посинелый
кончик языка, будто боялся проговориться о чем-то неизмеримо большом и
важном.
К груди прижимая, поцеловал атаман стынущие руки сына и, стиснув зубами
запотевшую сталь маузера, выстрелил себе в рот...

x x x

А вечером, когда за перелеском замаячили конные, ветер донес голоса,
лошадиное фырканье и звон стремян, с лохматой головы атамана нехотя сорвался
коршун-стервятник. Сорвался и растаял в сереньком, по осеннему бесцветном
небе.

1924

Источник : http://lib.ru/PROZA/SHOLOHOW/rodinka.txt OCR Гуцев В.Н. Читать дальше - Алёшкино сердце

***