Главная » 2022»Май»30 » "Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 031
09:46
"Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 031
***
***
***
XXXIX.
О томъ, какъ изображено было на мозаикѣ храма сраженіе, которое Бахусъ выигралъ у индійцевъ.
Прежде всего глазамъ представлялись различные города, селенія, замки, крѣпости, поля и лѣса, объятые пламенемъ. Кромѣ того, виднѣлись также разныя озвѣрѣлыя и распутныя женщины, которыя яростно разрывали на части живыхъ телятъ, барановъ и овецъ и пожирали ихъ мясо. Этимъ намъ показывали, что Бахусъ, вступивъ въ Индію, предалъ все огню и мечу.
Несмотря на это, индійцы такъ презрительно отнеслись къ нему, что не удостоили выйти ему навстрѣчу, такъ какъ лазутчики донесли имъ, что его войско состоитъ не изъ воиновъ, но изъ одного старичка, изнѣженнаго и вѣчно пьянаго, котораго сопровождаютъ молодые поселяне, голые, непрерывно пляшущіе и скачущіе, съ хвостами и рогами, какъ у козлятъ, и толпа пьяныхъ женщинъ. Поэтому рѣшено было пропустить ихъ, не оказывая вооруженнаго сопротивленія, такъ какъ къ стыду послужитъ, а не къ славѣ, къ позору и безчестію, а не къ чести и доблести, одержать побѣду надъ такими людьми. И, благодаря этому пренебреженію, Бахусъ шелъ все дальше, предавая все пламени, такъ какъ огонь и молнія -- отцовское оружіе для Бахуса. Его, до рожденія еще, Юпитеръ привѣтствовалъ громомъ, а его мать Семела и материнскій домъ были истреблены огнемъ а также и кровью, ибо онъ, естественно, подготовляетъ ее во время мира и проливаетъ во время войны. Доказательствомъ чему служатъ поля на островѣ Самосѣ, называемыя Панема, что значитъ "пропитанныя кровью", на которыхъ Бахусъ напалъ на Амазонокъ, когда онѣ убѣгали изъ Эфесской страны, и всѣхъ ихъ лишилъ жизни, посредствомъ кровопусканія, такъ что все названное поле покрылось кровью и пропиталось ею. И теперь вамъ понятнѣе станетъ, нежели изъ описанія Аристотеля въ его "Проблемахъ", почему въ былое время создалась поговорка: "Въ военное время не вкушаютъ и не сажаютъ мяты." Причина этому та, что въ военное время, обыкновенно, наносятся удары безъ милосердія, и раненому человѣку, если онъ въ тотъ день держалъ въ рукахъ или вкушалъ мяту, невозможно или, по крайней мѣрѣ, очень трудно остановить кровь.
Далѣе въ этой эмблематической картинѣ изображалось, какъ Бахусъ шелъ въ битву, возсѣдая на великолѣпной колесницѣ, запряженной тремя парами молодыхъ леопардовъ. Лицо у него было, какъ у юнаго ребенка, въ указаніе, что всѣ добрые пьяницы никогда не старѣются; румяное, какъ у херувима, и безъ единаго волоска на подбородкѣ. Голова увѣнчана острыми рогами; надъ ними красивый вѣнокъ изъ виноградныхъ листьевъ и ягодъ съ красной митрой, а обутъ онъ былъ въ золотыя ботинки.
Возлѣ него не видать было ни единаго человѣка; его тѣлохранители и воины состояли изъ Бассаридъ {Одѣтыя въ звѣриные шкуры.}, Эвантъ, Эвхіадъ, Эдонитъ, Менадъ, Ѳіадъ и Вакхидъ {Все это прозвища вакханокъ.}, дикихъ, злобныхъ, бѣшеныхъ женщинъ, опоясанныхъ драконами и живыми змѣями, съ растрепанными волосами, въ которые вплетены были виноградныя вѣтки. Онѣ были одѣты въ оленьи и козьи шкуры; въ. рукахъ держали топорики, тирсы, мечи и аллебарды въ формѣ сосновыхъ шишекъ, и легкіе щиты, звенѣвшіе при прикосновеніи, которые служили имъ, въ случаѣ нужды, тамбуринами и тимпанами. Число ихъ доходило до семидесяти девяти тысячъ двухсотъ двадцати семи. Авангардомъ предводительствовалъ Силенъ, человѣкъ, которому Бахусъ вполнѣ довѣрялъ и котораго мужество и осторожность испыталъ раньше во многихъ случаяхъ. То былъ дрожащій старичокъ, сгорбленный, жирный, съ большимъ брюхомъ, съ большими, торчащими ушами, острымъ горбатымъ носомъ и большими и жесткими бровями. Онъ сидѣлъ на паршивенькомъ ослѣ; въ рукахъ держалъ палку, чтобы опираться на нее или же драться ею, въ случаѣ, если бы ему довелось сойти съ осла. Одѣтъ онъ былъ въ желтое женское платье. Войско, которое онъ велъ, состояло изъ молодыхъ поселянъ, рогатыхъ, какъ козлы, и свирѣпыхъ, какъ львы; они были голые и непрерывно пѣли и плясали. Звали ихъ Титирами и Сатирами. Число ихъ доходило до восьмидесяти пяти тысячъ ста тридцати трехъ.
Панъ предводительствовалъ аріергардомъ -- страшнаго и чудовищнаго вида существо. Нижними оконечностями онъ походилъ на козла, ляжки у него были покрыты шерстью, а на головѣ красовались рога, прямые и глядѣвшіе въ небо. Лицо было красное и воспаленное, а борода очень длинная; онъ былъ человѣкъ храбрый, смѣлый, отчаянный и гнѣвливый; въ лѣвой рукѣ держалъ флейту, въ правой согнутую палку; войско его тоже состояло изъ Сатировъ, Лѣшихъ, Фавновъ, Лемуровъ, Ларъ и Домовыхъ, въ числѣ семидесяти восьми тысячъ ста четырнадцати. Общимъ паролемъ для нихъ было: Эвоэ!
***
XL.
О томъ, какъ на мозаикѣ изображена была аттака индійцевъ Бахусомъ.
Далѣе изображалась аттака добрымъ Бахусомъ индійцевъ. Я видѣлъ, что съ Силена, предводителя авангарда, потъ капалъ крупными каплями, и онъ пришпоривалъ своего осла. Оселъ широко раскрывалъ пасть, лягался, брыкался и, вообще, неистовствовалъ, точно его кусалъ оводъ.
Сатиры, капитаны, сержанты, капралы, заслышавъ сигнальные рожки, бѣшено вертѣлись вокругъ арміи, подпрыгивая, какъ козы, и побуждая воиновъ хорошенько сражаться. Всѣ кричали: "Эвоэ!"Менады первыя бросились на индійцевъ съ страшными воплями и ужаснымъ гамомъ отъ тимпановъ и тамбуриновъ. Все небо содрогалось, какъ это было изображено на мозаикѣ, а потому нечего замъ такъ восхищаться искусствомъ Апеллеса и Аристида Ѳиванскаго, и другихъ, которые писали громъ, молнію, вѣтеръ, людскую рѣчь, нравы и умы.
Поодаль стояло войско индійцевъ, которые узнали теперь, что Бахусъ опустошаетъ ихъ страну. Впереди находились слоны, съ башнями на спинѣ, съ заключенными въ нихъ безчисленными воинами; но вся армія пришла въ разстройство, такъ какъ слоны, испуганные страшнымъ гвалтомъ вакханокъ и охваченные паническимъ ужасомъ, обратились противъ собственнаго войска и принялись топтать его. Вотъ тутъ посмотрѣли бы вы, какъ Силенъ пришпоривалъ своего осла, размахивая палкой, а оселъ гнался за слонами съ разверстой пастью и воинственнымъ ревомъ (подобнымъ тому, какимъ нѣкогда онъ пробудилъ отъ сна нимфу Нотисъ во время вакханалій, когда Пріапъ, исполненный пріапизма, хотѣлъ пріапировать ее спящей, не испросивъ на то ея согласія).
Тутъ вы бы поглядѣли, какъ Панъ подпрыгивалъ на кривыхъ ногахъ вокругъ Менадъ и возбуждалъ ихъ, звуками деревенской флейты, мужественно сражаться. Тамъ вы бы увидѣли также, какъ одинъ юный Сатиръ велъ семнадцать плѣнныхъ царей, а одна вакханка тащила, опутавъ ихъ змѣями, сорокъ два полководца; маленькій Фавнъ несъ двѣнадцать знаменъ, взятыхъ у непріятеля, а добрякъ Бахусъ на своей колесницѣ разъѣзжалъ безстрашно по лагерю, смѣясь, забавляясь и выпивая за здоровье всѣхъ присутствующихъ. Напослѣдокъ представлены были въ эмблемахъ трофеи побѣды и торжество добраго Бахуса.
Его тріумфальная колесница была вся увита плющомъ, сорваннымъ на горѣ Меросъ, и, главное, потому, что это растеніе рѣдкое, въ особенности въ Индіи, а все, что рѣдко, то и дорого. Въ этомъ ему подражалъ Александръ Великій, когда завоевалъ Индію, и его колесницу влекли слоны.
И ему же подражалъ Помпей Великій въ Римѣ во время своего африканскаго тріумфа. На колесницѣ стоялъ благородный Бахусъ и пилъ вино изъ кубка. И въ этомъ ему подражалъ Кай Марій послѣ побѣды надъ кимирами, которую онъ одержалъ близъ Э въ Провансѣ. Вся его армія была увѣнчана плющомъ; тирсы, щиты и тимпаны были имъ увиты. Даже оселъ Силена, и тотъ былъ имъ покрытъ, какъ попоной.
Возлѣ колесницы шли плѣнные цари индійскіе, окованные толстыми золотыми цѣпями. Все войско шло съ веселымъ торжествомъ и неописанной радостью, неся безчисленные трофеи и добычу, взятую у непріятеля, и распѣвая гимны и диѳирамбы. Въ заключеніе изображался Египетъ и Нилъ съ крокодилами, ибисами, обезьянами, гиппопотамами и другими прирученными тамъ животными. А Бахусъ шествовалъ по той странѣ, влекомый двумя быками. На одномъ стояла надпись золотыми буквами: Аписъ, а на другомъ: Озирисъ, оттого, что въ Египтѣ, до прибытія Бахуса, не было ни быковъ, ни коровъ.
XLI.
О томъ, что храмъ освѣщался чудесной лампой.
Прежде, нежели приступить къ изображенію Бутылки, я опишу вамъ чудесную форму лампы, посредствомъ которой освѣщался храмъ, и такъ ярко, что хотя онъ былъ подземный, но въ немъ было такъ же свѣтло, какъ въ полдень на землѣ, когда ярко свѣтитъ солнце. Посреди свода находилось кольцо изъ массивнаго золота, толщиною въ кулакъ, съ котораго свѣшивались, такой же почти толщины три цѣпи, искусной работы, и двѣ изъ нихъ, двухъ футовъ съ половиной длины, вдѣты были въ круглое кольцо изъ тонкаго золота, такой величины, что діаметръ его превосходилъ два локтя и полъ-пяди. Въ немъ находились четыре пряжки или ушка, въ которыхъ укрѣплялся пустой шаръ, выдолбленный внутри, открытый сверху, точно маленькая лампа, имѣя въ окружности около двухъ пядей; и всѣ сдѣланы были изъ драгоцѣнныхъ каменьевъ: одинъ изъ аметиста, другой изъ ливійскаго карбункула, третій изъ опала, четвертый изъ антрацита. Каждый былъ полонъ спирта, пять разъ перегнаннаго черезъ, перегонный кубъ и такого же несгораемаго, какъ и то масло, какимъ во время-оно Каллимахъ наполнилъ золотую лампу Паллады въ аѳинскомъ Акрополѣ, съ фитилемъ, изготовленнымъ изъ асбестоваго льна, какъ тотъ, что находился нѣкогда во храмѣ Юпитера Аммонскаго и который видѣлъ ученый философъ Клеомбротъ, сдѣланный изъ карпазійскаго льна, который скорѣе возобновляется отъ огня, нежели истребляется.
Фута на два съ половиной ниже лампы висѣли три цѣпи, такимъ же точно образомъ, какъ и вверху, прикрѣпленныя къ тремъ ушкамъ большой круглой лампы изъ чистѣйшаго хрусталя. Эта лампа имѣла въ діаметрѣ полтора локтя, а отверстіе вверху было около двухъ пядей ширины; черезъ это отверстіе помѣщалась по срединѣ ваза изъ такого же хрусталя, въ формѣ тыквы и спускалась до дна большой лампы съ [такимъ количествомъ вышеназваннаго спирта, что пламя отъ асбестоваго фитиля приходилось какъ разъ въ центрѣ большой лампы. Отъ этого весь ея сферическій корпусъ казался воспламененнымъ оттого, что огонь находился въ центрѣ.
Трудно было глядѣть на нее, подобно тому какъ трудно глядѣть на солнце, потому что, благодаря изумительной прозрачности матеріала и тонкости полировки, въ ней отражались драгоцѣнные каменья и горѣли разноцвѣтными огнями, какіе имъ свойственны; и свѣтъ отъ четырехъ верхнихъ лампочекъ такъ же, какъ и отъ большой нижней лампы, расходился по всему храму. Тамъ, гдѣ этотъ свѣтъ падалъ на мраморъ, которымъ выложены были стѣны храма, тамъ онъ отражался радугой, подобно небесной радугѣ, возникающей, когда ясное солнце соприкасается съ дождливыми облаками.
Изобрѣтеніе было чудесное; но еще чудеснѣе казалось мнѣ то, что скульпторъ вырѣзалъ вокругъ хрустальнаго корпуса лампы бой нагихъ ребятишекъ, верхомъ на деревянныхъ лошадкахъ съ копьями и щитами, сплетенными искусно изъ кистей винограда, переплетенныхъ виноградными листьями. Жесты и движенія ихъ были такъ живо переданы, что сама природа не могла бы лучше сдѣлать. И этотъ рисунокъ казался не вырѣзаннымъ по хрусталю, но выпуклымъ, благодаря игрѣ свѣта.
Въ то время, какъ мы съ восторгомъ разсматривали этотъ изумительный храмъ съ его достопамятной лампой, передъ нами предстала почтенная первосвященница Вакбюкъ со своей свитой и съ веселымъ и улыбающимся лицомъ; увидя, что мы въ должномъ облаченіи, она повела насъ, безъ дальнѣйшихъ околичностей, на. средину храма, гдѣ, подъ вышеописанной лампой, находился прекрасный фантастическій фонтанъ.
XLIII.
О томъ, какъ вода фонтана казалась тому, кто ее пилъ, тѣмъ самымъ виномъ, какое ему больше нравилось.
Послѣ того она приказала подать намъ кубки, чаши, стаканы изъ золота, хрусталя и фарфора и любезно пригласила насъ напиться изъ фонтана, что мы охотно сдѣлали; фонтанъ этотъ былъ фантастическій, изъ драгоцѣннаго матеріала и рѣдкой работы, еще болѣе удивительной, нежели та, о которой смѣлъ мечтать Плутонъ. Цоколь былъ изъ чистѣйшаго и прозрачнаго алебастра, высотою въ три пяди, въ формѣ семиугольника, съ архитектурными украшеніями въ дорическомъ вкусѣ. Внутри онъ былъ круглый. На каждомъ углу возвышалась круглая колонна изъ слоновой кости или алебастра,-- новѣйшіе архитекторы называютъ ихъ portri,-- и ихъ. было семь по числу угловъ. Вышина ихъ отъ основанія до архитрава доходила до семи пядей. Первая колонна, та именно, которая, при входѣ во храмъ, бросилась намъ въ глаза, была изъ небесно-синяго сапфира. Вторая, гіацинтоваго цвѣта, съ греческими буквами А I въ разныхъ мѣстахъ, изображала тотъ цвѣтокъ, въ который была превращена гнѣвливая кровь Аякса. Третья была изъ брилліанта, сверкавшаго, какъ молнія. Четвертая -- изъ краснаго рубина, горѣвшаго пурпуровымъ и фіолетовымъ пламенемъ, какъ аметистъ. Пятая была изъ изумруда, въ пять разъ великолѣпнѣе изумруда Сераписа въ египетскомъ лабиринтѣ, блестящѣе тѣхъ изумрудовъ, какіе вставлены были вмѣсто глазъ въ мраморнаго льва, лежавшаго около гробницы царя Гермія. Шестая -- изъ агата веселѣе и разнообразнѣе по колерамъ, нежели тотъ, который былъ такъ дорогъ Пирру, царю Эпиротовъ. Седьмая -- изъ прозрачнаго сіенита, бѣлизны берилла и сіявшаго, какъ медъ Гиметта: въ немъ луна двигалась, какъ на небѣ, полная, или какъ въ новолуніе, въ приращеніе, или на ущербѣ.
Эти камни были посвящены древними халдеями семи небеснымъ планетамъ. Поэтому надъ капителью перваго камня, сапфира, находилось изображеніе Сатурна изъ свинца съ косой въ рукѣ и съ золотымъ журавлемъ у ногъ, искусно эмальированнымъ тѣми колерами, какіе присущи этой птицѣ. Надъ вторымъ, гіацинтовымъ, красовался Юпитеръ изъ олова съ золотымъ, эмальированнымъ орломъ на груди. Надъ третьимъ -- Фебъ изъ чистѣйшаго золота съ бѣлымъ пѣтухомъ въ рукѣ. Надъ четвертымъ -- Марсъ изъ коринѳскаго желѣза со львомъ у ногъ. Надъ пятымъ, изъ мѣди, Венера изъ того самаго металла, изъ котораго Аристонидъ сдѣлалъ статую Аѳамаса, чтобы выразить ея красноватой бѣлизной стыдъ, испытываемый имъ отъ созерцанія сына Леарха, умершаго у его ногъ отъ паденія. Надъ шестымъ -- Меркурій изъ твердой, неподвижной ртути, съ лебедемъ у ногъ. Надъ седьмымъ Луна съ борзой собакой у ногъ. И эти статуи были вышиной, въ третью часть колоннъ и разсчитаны съ такою математической точностью, что съ ними не могъ выдержать сравненія Канонъ Поликлета, про котораго говорили, что онъ превзошелъ само искусство.
Основанія колоннъ, капители, архитравы, зоофоры и карнизы были во фригійскомъ вкусѣ изъ чистѣйшаго золота, болѣе тонкаго, нежели то, что доставляетъ Леда близъ Монпелье, Гангъ въ Индіи, Тахо въ Испаніи, Пактолъ въ Лидіи. Арки между колоннами были сдѣланы изъ того самаго камня, изъ котораго состояла первая колонна: такъ, арка между сапфировой и гіацинтовой колоннами была изъ сапфира; между гіацинтовой и брилліантовой -- изъ гіацинта, и такъ далѣе. Надъ арками и капителями колоннъ возвышался куполъ, служившій крышею фонтану, который позади планетныхъ столбовъ начинался съ семиугольника, но постепенно становился круглымъ. Хрусталь, изъ котораго онъ былъ сдѣланъ, былъ такъ тонокъ, прозраченъ и гладокъ, такъ равномѣренъ во всѣхъ своихъ частяхъ, безъ прожилокъ, пятенъ и неровностей, что Ксенократъ во всю свою жизнь ничего подобнаго не видывалъ. На немъ искусно вырѣзаны были всѣ двѣнадцать знаковъ зодіака, двѣнадцать мѣсяцевъ года съ ихъ аттрибутами, оба солнцестоянія, оба равноденствія, вмѣстѣ съ эклиптикой и нѣкоторыми главнѣйшими неподвижными звѣздами вокругъ южнаго полюса, и все это было изображено съ такимъ искусствомъ и точностью, что я заключилъ, что то была работа царя Несепса {Египетскій астрономъ.} или древняго математика Петозириса. {Тоже египтянинъ.}
На верхушкѣ купола, приходившейся какъ разъ въ центрѣ фонтана, виднѣлись три грушевидныя жемчужины, сверкавшія, какъ слезы, и соединенныя между собою въ формѣ лиліи, величиною болѣе пяди. Изъ ея чашечки выставлялся карбункулъ, величиной въ страусовое яйцо, съ семиугольной гранью (число, излюбленное природою) и до такой степени великолѣпный и ослѣпительный, что, взглянувъ на него, мы чуть было не ослѣпли. Солнце и молнія сверкали не ярче, и компетентные судьи должны были бы признать, что этотъ фонтанъ и вышеописанная лампа превышаютъ въ великолѣпіи и оригинальности всѣ сокровища Азіи, Африки и Европы, вмѣстѣ взятыя. Пантарбъ {Филостратъ въ своемъ сочиненіи "Жизнь Аполлонія" говоритъ, что пантарбъ -- драгоцѣнный камень, находимый въ Индіи, сходный съ магнитомъ.} индійскаго магика Ярхаса поблѣднѣлъ бы передъ ними, какъ звѣзды блѣднѣютъ передъ полуденнымъ солнцемъ.
Что значатъ, въ сравненіи съ ними, обѣ жемчужины, которыя египетская царица Клеопатра носила въ ушахъ, какъ серьги, и одну изъ нихъ,-- подарокъ тріумвира Антонія, оцѣненную въ сто сестерцій,-- распустила въ уксусѣ?
Что значитъ, въ сравненіи съ ними, платье Помпеи Платины, все покрытое изумрудами и маргаритками, которымъ восхищалось населеніе Рима, про который говорилось, что онъ -- убѣжище и хранилище побѣдоносныхъ воровъ всего міра.
Вода била изъ фонтана тремя отверстіями и каналами, выложенными дорогимъ перламутромъ; они шли въ направленіи вышеупомянутаго семиугольника и образовали двѣ переплетенныхъ спирали. Мы осмотрѣли ихъ и отвели глаза въ другую сторону, когда Вакбюкъ предложила намъ прислушаться къ журчанію воды. И вотъ мы услышали удивительно гармоничный шумъ, но прерывистый и шедшій какъ будто далеко изъ-подъ земли. И отъ этого онъ казался намъ гораздо привлекательнѣе, чѣмъ если бы слышался яснѣе и по близости. Подобно тому какъ чувства наши ласкались созерцаніемъ доступныхъ очамъ вышеописанныхъ вещей, такъ и уши наши упивались слышанной гармоніей.
Тутъ Бакбюкъ сказала намъ:
-- Ваши философы отрицаютъ, чтобы движеніе возможно было посредствомъ фигуръ. Слушайте и глядите, и убѣдитесь въ противномъ. Посредствомъ улиткообразной спирали, вмѣстѣ съ пятью подвижными клапанами,-- подобно тѣмъ, какіе имѣются въ полой венѣ, вступающей въ правую полость сердца,-- бьетъ вверхъ этотъ священный фонтанъ и производитъ такую гармонію, что она доходитъ до житейскаго моря.
Послѣ того она приказала дать намъ пить.
По правдѣ сказать, мы не принадлежимъ къ тѣмъ олухамъ царя небеснаго, которыхъ нужно силкомъ заставлять ѣсть и пить, и никому не отказываемъ, кто вѣжливо приглашаетъ насъ выпить. Послѣ того Вакбюкъ спросила насъ, каково намъ показалось питье. Мы отвѣчали ей, что находимъ, что это чистѣйшая, свѣжая, ключевая вода, еще чище и свѣжѣе, нежели вода Аргироиды въ Этоліи, Пенея въ Ѳессаліи, Аксіуса въ Македоніи и Кидна въ Киликіи, чистота, прозрачность и прохлада которой соблазнила Александра Македонскаго выкупаться въ ней, хотя онъ и предвидѣлъ вредныя послѣдствія отъ этого кратковременнаго удовольствія.
-- Ага,-- замѣтила Бакбюкъ,-- вотъ что значитъ плохой вкусъ, благодаря которому мускулы языка не различаютъ хорошенько того, что по нимъ стекаетъ въ желудокъ. Странные люди, развѣ у васъ глотка выложена камнемъ и такъ нечувствительна, что вы не различаете вкуса этого божественнаго напитка? Принесите сюда,-- сказала она своимъ прислужницамъ,-- щетки, чтобы хорошенько прочистить имъ глотку.
И вотъ принесли превосходные, большіе, славные окорока, толстые, славные копченые языки, прекрасную солонину, мозговую колбасу, икру, чудесныя сосиски изъ дичи и тому подобные горловые очистители. По ея приказанію, мы наѣлись ихъ до-сыта и почувствовали жажду.
Тутъ она намъ сказала:
-- Нѣкогда еврейскій военачальникъ, ученый и храбрый, когда велъ свой народъ въ пустынѣ, причемъ тотъ испытывалъ великій голодъ, придалъ маннѣ небесной такой вкусъ, подѣйствовавъ на ихъ воображеніе, что имъ показалось, что они ѣдятъ мясо. Здѣсь то же самое, когда будете пить эту чудесную жидкость, вы почувствуете вкусъ того вина, какое вы себѣ представите. Итакъ, воображайте и пейте!
Мы такъ и сдѣлали, причемъ Панургъ, вскричалъ:
-- Ей-Богу, это -- Бонское вино и лучшее, какое я когда-либо пилъ; пусть мною завладѣютъ девяносто чертей да еще шестнадцать въ придачу, если я говорю неправду. О! Чтобы подольше имъ наслаждаться, я бы желалъ имѣть глотку, длиною въ три пяди, какъ желалъ Филоксенъ, или такую же длинную, какъ у журавля, какъ желалъ Мелантій.
-- Честное слово фонарщика,-- вскричалъ братъ Жанъ,-- это греческое вино, легкое и искристое! О! Ради Бога научите меня, какъ вы это дѣлаете!
-- А мнѣ кажется,-- сказалъ Пантагрюэль,-- что это -- вино Мирвуа, потому что я о немъ подумалъ прежде, нежели выпилъ. Въ немъ одно только дурно, что оно холодно, холодно, какъ ледъ, холоднѣе, чѣмъ вода въ Нонакрисѣ и Дерцеѣ и чѣмъ вода Контопорійскаго источника въ Коринѳѣ, которая замораживала желудокъ и пищеварительные органы тѣхъ, кто ее пили.
-- Пейте,-- говорила Бакбюкъ,-- разъ, два, три; и если каждый разъ представите себѣ какое-нибудь вино, то тотчасъ, же ощутите его вкусъ. И отнынѣ не говорите, что для Бога что-либо невозможно.
-- Да мы этого никогда и не говорили,-- отвѣчалъ я,-- мы утверждаемъ, что онъ всемогущъ.
XLIV.
О томъ, какъ Бакбюкъ обрядила Панурга, чтобы внимать оракулу Бутылки.
Послѣ всѣхъ этихъ разговоровъ и выпивки, Бакбюкъ спросила:
-- Кто изъ васъ желаетъ услышать оракулъ божественной Бутылки?
-- Я,-- сказалъ Панургъ,-- вашъ смиренный и покорный слуга.
-- Другъ мой,-- замѣтила она,-- я имѣю наставить васъ въ одномъ только, а именно: когда вы предстанете передъ оракуломъ, то внимайте ему однимъ только ухомъ.
-- Вотъ,-- сказалъ братъ Жанъ,-- что называется вливать вино въ одно ухо.
Затѣмъ облекла его въ зеленый плащъ, надѣла на него хорошенькую, бѣлую шапочку, прицѣпила къ его штанамъ два старинныхъ клапана, опоясала его тремя связанными вмѣстѣ волынками, омыла ему троекратно лицо водою изъ фонтана, бросила ему въ лицо горсть муки, воткнула три пѣтушьихъ пера въ голову и девять разъ обвела его вокругъ фонтана, заставляя шесть разъ присѣсть на землю, непрерывно произнося, не знаю какія, заклинанія на этрусскомъ языкѣ и по временамъ заглядывая въ книгу ритуала, какую держалъ возлѣ нея одинъ изъ ея мистагоговъ.
Я думаю, что ни второй царь римлянъ Нума Помпилій, ни святой предводитель евреевъ не учреждали столько церемоній, сколько я теперь ихъ видѣлъ, а также и египетскіе жрецы бога Аписа въ городѣ Мемфисѣ или богини Рамнузіи {Немезида.} въ городѣ Рамнесѣ, равно какъ и жрецы Юпитера Аммонскаго или богини Фероніи {Древняя богиня Латинянъ.}, не прибѣгали къ такимъ религіознымъ обрядамъ, какъ тѣ, какіе я здѣсь наблюдалъ.
Въ такомъ нарядѣ она разлучила его съ нашей компаніей и повела за правую руку черезъ золотую дверь вонъ изъ храма, въ круглую капеллу, сложенную изъ слюды и известковаго шпата безъ оконъ и дверей, освѣщавшуюся только солнцемъ, проникавшимъ въ отверстіе въ скалѣ, прикрывавшей главный храмъ; но свѣтъ былъ, тѣмъ не менѣе, такой сильный, что можно было подумать, что онъ родится извнутри, а не приходитъ извнѣ: строеніе не менѣе удивительное, нежели существовавшій нѣкогда храмъ въ Равеннѣ {Построенный Теодорихомъ.} или въ Египтѣ на островѣ Хемнисѣ. {Должно означать въ ѳиванскомъ городѣ Демнисъ.} И нельзя умолчать о томъ, что строеніе этой круглой капеллы было такъ симметрично, что діаметръ проекціи былъ равенъ высотѣ купола.
Посреди капеллы находился водоемъ изъ тонкаго алебастра, въ формѣ семиугольника, оригинальной работы и отдѣлки, наполненный водою, которая была такъ прозрачна, какъ только можно себѣ представить. Въ ней стояла, выставляясь на половину изъ воды, священная Бутылка, выложенная чистымъ хрусталемъ, овальной формы, но съ тою только разницей, что шейка бутылки была немножко шире, чѣмъ это обыкновенно бываетъ при такой формѣ.
XLV.
О томъ, какъ первосвященница Бакбюкъ представила Панурга божественной Бутылкѣ.
Тутъ Вакбюкъ, благородная первосвященница, заставила Панурга нагнуться и трижды поцѣловать край водоема, затѣмъ велѣла ему встать и проплясать вокругъ источника три вакхическихъ танца съ пѣніемъ. Послѣ того приказала ему сѣсть между двумя стульями, стоявшими тамъ, на землю, и, раскрывъ книгу ритуала и подсказывая ему въ лѣвое ухо вакхическую пѣсню, заставила его пропѣть нижеслѣдующее:
О, Бутылка,
Исполненная
Тайны,
Однимъ ухомъ
Тебѣ внимаю.
Не медли долѣе
И произнеси слово,
Котораго жаждетъ мое сердце.
Въ божественной влагѣ
Которая содержится въ твоихъ нѣдрахъ,
Бахусъ, побѣдившій Индію,
Заключилъ всю истину.
-----
Божественное вино! Далеко отъ тебя отстоитъ.
Всякая ложь и всякій обманъ.
Да будетъ благословенъ ковчегъ Ноя,
Который намъ тебя далъ на радость.
-----
Прозвони дивное слово, прошу тебя,
-- Которое должно избавить меня отъ бѣды,
И пусть не прольется мимо ни одна капля
Твоего вина, бѣлаго или краснаго.
Окончивъ эту пѣсню, Бакбюкъ бросила, не знаю что, въ водоемъ, и вдругъ вода такъ сильно забурлила, какъ она бурлитъ въ большомъ котлѣ въ Бургейлѣ {Аббатство въ Анжерской епархіи.}, когда тамъ готовятся къ празднику. Панургъ, молча, прислушивался однимъ ухомъ. Бакбюкъ стояла возлѣ него на колѣняхъ, когда изъ священной Бутылки послышался такой шумъ, какой производятъ пчелы, вылетающія изъ молодого бычка, убитаго и приправленнаго по рецепту Аристея, или стрѣла лука, или же сильный и внезапный дождь. И послышалось слово: "Trink."
-- Ей-богу,-- вскричалъ Панургъ,-- она треснула или лопнула, чтобы не соврать. Такъ говорятъ у насъ хрустальныя бутылки, когда трескаются на огнѣ.
Тогда Бакбюкъ встала и тихонько взяла подъ руку Панурга, говоря ему:
-- Другъ, возблагодарите небо, разумъ васъ къ тому обязываетъ: вамъ скоро довелось услышать слово божественной Бутылки. Говорю: самое веселое, самое божественное, самое непреложное, какое я отъ нея слышала съ тѣхъ поръ, какъ священнодѣйствую при ея оракулѣ. Вставайте, идемъ заглянуть въ главу комментаріевъ, которые должны объяснить намъ это слово.
-- Идемъ,-- сказалъ Панургъ,-- ей-богу -- я такъ же мало понимаю, какъ и раньше. Скажите, гдѣ эта книга? Поверните страницы. Гдѣ эта глаза? Взглянемъ на это веселое толкованіе.
XLVI.
О томъ, какъ Бакбюкъ истолковываетъ слово Бутылки.
Бакбюкъ, бросивъ, не знаю что, въ водоёмъ, отчего вода вдругъ перестала бурлить, повела Панурга въ главный храмъ, въ центръ его, гдѣ находился фонтанъ живой воды.
Тамъ, вынувъ толстую серебряную книгу въ формѣ полу-ведра, зачерпнула имъ воды изъ фонтана и сказали:
-- Философы, проповѣдники и мудрецы вашего міра питаютъ васъ хорошими словами черезъ уши; мы же здѣсь внушаемъ наши предписанія черезъ уста. Потому я не скажу вамъ: Почитайте это толкованіе. Я скажу вамъ: Попробуйте эту главу, проглотите это толкованіе. Нѣкогда древній пророкъ народа израильскаго съѣлъ книгу и сталъ страшно ученымъ. {Іезекіиль, 11, 8.} Теперь вы выпьете и станете еще ученѣе. Ну, раскройте ротъ!
Панургъ разинулъ ротъ, Бакбюкъ взяла серебряную книгу, и мы думали, что это -- дѣйствительно, книга, судя по ея формѣ, напоминавшей требникъ, но то былъ дѣйствительный требникъ въ видѣ настоящей бутылки, полной фалернскаго вина, которую она дала всю выпить Панургу.
-- Вотъ,-- говорилъ Панургъ,-- замѣчательная глаза и вполнѣ достовѣрное толкованіе. Неужели это -- все, что хотѣла сказать слово Trink великая Бутылка? Я очень, право, радъ.
-- Ничего больше -- отвѣчала Бакбюкъ,-- такъ какъ Trink -- слово международное, знаменитое, и его понимаютъ всѣ націи, а значитъ оно: Пейте. У васъ, въ вашемъ свѣтѣ, говорятъ, что такимъ международнымъ, общимъ всѣмъ языкамъ является слово -- сума, и не безъ основанія. Такъ какъ, согласно баснѣ Эзопа, всѣ люди рождаются съ сумой вокругъ шеи, отъ природы безпомощными, нищими, одинъ у другого побирающимися. Нѣтъ такого могущественнаго царя въ подлунномъ мірѣ, который бы могъ обойтись безъ другихъ людей; нѣтъ такого гордаго и строптиваго нищаго, который бы не нуждался въ помощи богатыхъ людей, будь то хоть самъ философъ Гиппіасъ, который все умѣлъ дѣлать. Еще менѣе можно обойтись безъ вина. И здѣсь кстати сказать, что не смѣхъ, а вкушеніе вина составляетъ отличительную черту человѣка; конечно, рѣчь идетъ не о томъ, чтобы зря пить: это сумѣютъ и звѣри; я разумѣю, что слѣдуетъ пить хорошее, свѣжее вино. Замѣтьте это, друзья: вино обращаетъ насъ въ боговъ, и нѣтъ другого болѣе убѣдительнаго аргумента и другого болѣе вѣрнаго пророческаго дара. Ваши академики утверждаютъ это, когда производятъ слово "вино" отъ греческаго ΟΙΝΟΣ vis -- сила, могущество, ибо оно имѣетъ даръ наполнять душу истиной, значеніемъ и философіей. Если вы замѣтили то, что написано іоническими буквами надъ дверями храма, то должны были понять, что въ винѣ скрывается истина. Божественная Бутылка васъ къ нему отсылаетъ; будьте сами толмачами своего предпріятія.
-- Нельзя умнѣе высказаться, какъ высказалась эта достопочтенная первосвященница. Развѣ я не говорилъ вамъ того же самаго, когда у насъ впервые зашла о томъ рѣчь? Итакъ, Trink! Посмотримъ, что скажетъ намъ сердце, охваченное вакхическимъ восторгомъ?
О томъ, какъ Панургъ и другіе разражаются виршами въ припадкѣ поэтическаго безумія.
-- Что ты съ ума сошелъ или взбѣсился?-- сказалъ братъ Жанъ. Поглядите: онъ внѣ себя! Послушайте, какія вирши плететъ онъ! Можно подумать, что въ него вселились всѣ бѣсы? Онъ вертитъ глазами и головой, точно околѣвающая коза. Удалится ли онъ, хоть изъ приличія, отъ насъ подальше для своихъ естественныхъ нуждъ? Или же примется ѣсть траву, какъ собаки, чтобы очистить желудокъ? Или же онъ просунетъ себѣ кулакъ въ горло, какъ это дѣлаютъ монахи, когда хотятъ, чтобы ихъ вырвало? Или же онъ проглотитъ шерсть той собаки, которая его укусила?
Пантагрюэль перебилъ брата Жана и сказалъ ему: {Вся эта глаза наполнена виршами, которыми закидываютъ другъ друга дѣйствующія лица. Ни по содержанію, ни по формѣ они не стоятъ перевода, не говоря уже о томъ, что они пересыпаны неприличными выходками, для перевода неудобными.} . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Убирайся къ чорту, старый дуракъ!-- сказалъ братъ Жанъ Панургу. Я больше не въ силахъ риѳмоплетствовать: риѳмы завязли у меня въ горлѣ. Поговоримъ лучше о томъ, какъ намъ отблагодарить хозяевъ.
XLVIII.
О томъ, какъ, простившись съ Бакбюкъ, они покинули Оракулъ Бутылки.
-- Объ этомъ не безпокойтесь,-- сказала Бакбюкъ,-- если вы довольны, то съ насъ этого довольно. Въ нашихъ подземныхъ областяхъ мы находимъ высшее удовлетвореніе не въ томъ, чтобы брать или получать, но въ томъ, чтобы давать и жертвовать. И мы считаемъ себя счастливыми, когда можемъ много дать и пожертвовать другимъ; не такъ водится въ сектахъ вашего міра, которыя много требуютъ и получаютъ отъ другихъ. Все, чегоя отъ васъ прошу: это -- записать ваши имена и названіе вашей страны въ нашей ритуальной книгѣ.
И при этомъ она раскрыла прекрасную и большую книгу, въ которой одинъ изъ ея мистагоговъ провелъ, подъ нашу диктовку, золотымъ грифелемъ нѣсколько штриховъ, хотя никакихъ письменъ не было видно глазомъ.
Послѣ этого она наполнила фантастической водой три бурдюка и сказала, передавая ихъ намъ:
-- Ступайте, друзья, подъ охраной той духовной сферы, центръ которой находится повсемѣстно, которой нѣтъ предѣла и которую мы называемъ Богъ. И, вернувшись домой, возвѣстите, что подъ землей скрываются великія сокровища и чудесныя вещи. И недаромъ Церера, почитавшаяся всею вселенною за то, что она научила людей искусству земледѣлія и такимъ образомъ избавила ихъ отъ грубой пищи -- жолудей, замѣнивъ, ихъ хлѣбомъ,-- не даромъ, говорю я, она такъ горько оплакивала то, что ея дочь похищена была въ наше подземное царство: она, конечно, предвидѣла, что подъ землею дочь ея найдетъ больше превосходныхъ благъ, нежели мать ея создала на землѣ. Что сталось съ искусствомъ, нѣкогда изобрѣтеннымъ мудрымъ Прометеемъ, призывать съ небесъ громъ и молнію? Вы, несомнѣнно, его утратили; оно перешло съ вашего полушарія и вошло въ употребленіе подъ землей. И напрасно дивитесь вы тому, что порою города ваши горятъ отъ молніи и воздушнаго огня: вы не знаете, кѣмъ и откуда производится это, страшное въ вашихъ глазахъ; но обычное и полезное для насъ, явленіе. Ваши философы, жалующіеся на то, что все рѣшительно въ мірѣ уже описано древними, и что имъ не осталось больше ничего новаго для открытія, очевидно, ошибаются. То, что вы видите на небѣ и зовете небесными явленіями, то, что показываетъ вамъ земля, и то, что скрывается въ моряхъ и рѣкахъ, не можетъ сравниться съ тѣмъ, что скрыто подъ землею.
Поэтому недаромъ властителю подземнаго царства на всѣхъ языкахъ присваиваютъ названіе по его богатствамъ. И когда народы всѣ. свои старанія и трудъ приложатъ къ открытію я призыву могущественнаго Бога,-- Котораго древніе египтяне на своемъ языкѣ величали Скрытымъ, Неизвѣстнымъ, Таинственнымъ, и подъ этимъ титуломъ просили Его обнаружить Себя и открыться имъ,-- то Онъ расширитъ ихъ познанія Самого Себя и Своихъ созданій, въ особенности когда имъ будетъ свѣтить добрый Фонарь. Ибо всѣ философы и мудрецы древности считали двѣ вещи необходимыми для легкаго и надежнаго открытія божественной Мудрости и пріобрѣтенія Знанія -- помощь Бога и содѣйствіе человѣка. Такимъ образомъ, между философами: Зороастръ взялъ себѣ въ спутники Аримаспа, Эскулапъ -- Меркурія, Орфей -- Музея, Пиѳагоръ -- Аглеоѳема; между царями и воинами: Геркулесу содѣйствовалъ въ труднѣйшихъ его предпріятіяхъ его другъ Тезей, Улиссу -- Діомедъ, Энею -- Ахатъ. Такъ и вы взяли себѣ въ руководители именитѣйшій Фонарь. А теперь ступайте съ Богомъ!
