"Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 025 - 29 Мая 2022

Главная » 2022 » Май » 29 » "Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 025

23:50

"Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 025

---

XLIX.

О томъ какъ Гоменацъ, епископъ Папимановъ, показывалъ намъ упавшія съ неба Декреталіи.

Гоменацъ сказалъ намъ послѣ того:

-- Наши священныя Декреталіи предписываютъ намъ и приказываютъ прежде, чѣмъ идти въ кабакъ, сходить сначала въ церковь. И чтобы не отступать отъ этого прекраснаго постановленія, сходимъ сначала въ церковь, а затѣмъ пойдемъ пировать.

-- Добрый человѣкъ,-- сказалъ братъ Жанъ,-- идите впередъ, мы пойдемъ за вами. Вы говорите дѣло, какъ и подобаетъ доброму христіанину. Мы давно уже не были въ церкви. Я очень радъ побывать въ ней и чувствую, что отъ этого мой аппетитъ разыграется. Съ добрыми людьми пріятно встрѣтиться.

Подходя къ двери храма, мы увидѣли большую позолоченную книгу, всю осыпанную драгоцѣнными каменьями, рубинами, смарагдами, брилліантами и жемчугомъ, еще лучше и, во всякомъ случаѣ, не хуже тѣхъ, которые Октавій пожертвовалъ Юпитеру Капитолійскому. Она висѣла въ воздухѣ На двухъ толстыхъ золотыхъ цѣпяхъ, спускаясь съ фризы портика. Мы съ восхищеніемъ глядѣли на нее. Пантагрюэль, который легко могъ достать ее, съ удовольствіемъ осматривалъ ее и поворачивалъ во всѣ стороны. И увѣрялъ насъ, что отъ прикосновенія къ ней въ пальцахъ у него пробѣгаетъ легкая дрожь, а въ рукахъ какое-то особое ощущеніе, въ умѣ же чувствуется сильное желаніе поколотить одного сержанта или двоихъ, лишь бы они были безъ тонзуры. Но тутъ Гоменацъ сказалъ намъ:

-- Нѣкогда евреямъ врученъ былъ Моисеемъ законъ, написанный собственноручно Богомъ. Въ Дельѳахъ передъ храмомъ Аполлона найдено было изреченіе, божественнаго происхожденія ΓΝΩΘΙ ΣΕΑΥΤΟΝ {Познай самого себя. Прим. Раблэ.}. А по истеченіи нѣкотораго времени увидѣли ЕІ {EI -- ты еси. Плутархъ написалъ пространную книгу объ этихъ двухъ буквахъ. Прим. Раблэ.}, такого же божественнаго происхожденія, доставленное съ неба. Статуя Кибелы была, говорятъ, сброшена съ неба во Фрагіи, на поле, называвшееся Песинунтъ. То же самое было и въ Тавридѣ со статуей Діаны, если вѣрить, Еврипиду. Благороднымъ и христіаннѣйшимъ королямъ Франціи передана была съ небесъ государственная хоругвь, чтобы сражаться съ невѣрными. Въ царствованіе Бумы Помпилія, второго римскаго царя, видѣли, какъ съ неба спустился острый щитъ, называвшійся Ансиль. Въ аѳинскій Акрополь нѣкогда упала съ неба статуя Минервы. Точно такъ тѣ Декреталіи, которыя вы здѣсь видите, написаны рукою херувима. Вы, прочіе, люди заморскіе, этому не вѣрите.

-- Не совсѣмъ,-- отвѣчалъ Панургъ.

-- А намъ здѣсь онѣ чудеснымъ образомъ доставлены съ неба, подобно тому какъ Гомеромъ, отцомъ всей философіи (за исключеніемъ, однако, божественныхъ Декреталій), рѣка Нилъ зовется Diipeles {Diipeles -- происходящій отъ Юпитера.}. А потому, что вы видѣли папу, евангелиста ихъ и неизмѣннаго покровителя, то вамъ дозволено будетъ нами увидѣть ихъ и приложиться къ нимъ, если пожелаете. Но сначала вы должны будете три дня поститься и аккуратно исповѣдываться, подробно сообщая о своихъ грѣхахъ, такъ чтобы ни одного не пропустить зря, о чемъ намъ божественно поютъ разныя Декреталіи, которыя вы теперь видите. А на это требуется время.

-- Добрый человѣкъ,-- отвѣчалъ Панургъ,-- такихъ щетокъ {Тутъ у Раблэ непередаваемая игра словами (Decretales и dйcrottoire (щетка).} или Декреталій, какъ вы говорите, мы много видали и на бумагѣ, и на золотообрѣзномъ пергаментѣ и на веленевой бумагѣ, писаныхъ и печатныхъ. Не берите труда ихъ намъ показывать. Мы довольствуемся вашимъ добрымъ намѣреніемъ и благодаримъ за него.

-- Нѣтъ,-- сказалъ Гоменацъ -- такихъ, какъ эти, написанныхъ ангелами, вы еще никогда не видѣли. Тѣ,что имѣются въ вашей странѣ, списаны съ нашихъ, какъ это находимъ записаннымъ у одного изъ нашихъ схоластиковъ. Вообще прошу васъ не щадить моихъ трудовъ. Предупредите только, согласны ли вы исповѣдываться и поститься три Божьихъ денька.

-- Исповѣдываться,-- отвѣчалъ Понургъ,-- мы вполнѣ согласны. Но постъ, намъ теперь совсѣмъ не кстати, ибо мы столько уже постились въ морѣ, что пауки успѣли наткать паутины у насъ межъ зубовъ. Поглядите на добраго брата Жана Сокрушителя (при этомъ словѣ Гоменацъ вѣжливо хлопнулъ его по плечу). У него мохъ растетъ во рту отъ того, что онъ такъ долго ничего не жевалъ и не упражнялъ ни рѣзцовъ, ни коренныхъ зубовъ.

-- Онъ говоритъ правду,-- сказалъ братъ Жанъ. Я столько постился, что сталъ отъ того горбатымъ.

-- Итакъ,-- сказалъ Гоменацъ,-- войдемъ въ церковь, но простите, если мы теперь не отслужимъ вамъ обѣдню съ пѣніемъ. Часъ прошелъ, послѣ котораго священныя Декреталіи воспрещаютъ намъ служить обѣдню съ пѣніемъ, торжественную. Но. я отслужу вамъ обѣдню. краткую, безъ пѣнія.

-- Я бы лучше хотѣлъ распить бутылочку добраго Анжуйскаго вина,-- сказалъ Панургъ. Но служите, служите поскорѣе и не мямлите.

-- Чортъ возьми,-- сказалъ братъ Жанъ,-- мнѣ очень непріятно, что я нахожусь натощакъ. Если бы я хорошо позавтракалъ и выпилъ по монашескому обычаю, то хотя бы онъ намъ пѣлъ Requiem, я бы могъ помянуть хлѣбъ и вино. Терпѣніе! Будемъ вѣжливы и пристойны.

О томъ какъ Гоменацъ показалъ намъ портретъ папы.

Окончивъ обѣдню, Гоменацъ вынулъ изъ сундука, около главнаго алтаря, большую связку ключей, посредствомъ которыхъ онъ отперъ тридцатью двумя замками и четырнадцатью замочками желѣзное окно съ толстой рѣшеткой, находившееся надъ вышеупомянутымъ алтаремъ, затѣмъ таинственно накрылся мокрымъ мѣшкомъ и, раздвинувъ завѣсу изъ пунцоваго атласа, показалъ намъ довольно плохо написанный, по моему мнѣнію, портретъ, дотронулся до него длинной палкой и далъ намъ всѣмъ поочереди поцѣловать ее. Потомъ спросилъ:

-- Какъ вы находите это изображеніе?

-- Это,-- отвѣчалъ Пантагрюэль, портрета, папы. Я узнаю его по тіарѣ, омофору, стихарю и туфлѣ.

-- Вы вѣрно сказали,-- замѣтилъ Гоменацъ,-- это изображеніе земного "бога, прибытія котораго мы набожно ждемъ и котораго надѣемся хоть разъ увидѣть въ нашемъ краю. О, счастливая, нетерпѣливо ожидаемая минута! И вы счастливые, пресчастливые люди, которымъ небесныя свѣтила такъ благопріятствуютъ, что вы видѣли въ лицо и живымъ того земного бога, котораго увидѣть только на портретѣ значитъ получить полное прощеніе всѣхъ намъ памятныхъ грѣховъ и съ тѣмъ вмѣстѣ одну треть и восемнадцать сороковъ тѣхъ, которые мы запамятовали. А потому мы и видимъ его лишь въ большіе двунадесятые праздники.

Пантагрюэль сказалъ, что это такая же работа, какъ работа Дедала. Хотя она и плохо выполнена, но въ ней, тѣмъ не менѣе, скрывается тайная и божественная сила прощенія.

-- Въ родѣ того,-- сказалъ братъ Жанъ,-- какъ было въ Сёлье, гдѣ однажды, во время одного праздника въ госпиталѣ, нищіе за ужиномъ расхвастались другъ передъ другомъ: одинъ говорилъ, что сегодня выклянчилъ шесть серебряныхъ монетъ, другой два су, третій семь каролусовъ {Монета, вычеканенная при Карлѣ VIII.}, наконецъ четвертый, здоровенный малый, хвастался, что заработалъ три золотыхъ. "Да вѣдь за то у тебя есть нога Господа Бога" -- замѣтили ему его товарищи. Точно Самъ Господь Богъ находился въ его гнойной, покрытой струпьями ногѣ.

-- Когда -- сказалъ Пантагрюэль -- вздумаете разсказывать намъ такія басни, то потрудитесь принести съ собой тазъ. Меня чуть чуть не вырвало. Поминать святое Имя Божіе въ такихъ гадкихъ и противныхъ вещахъ! Фи! Я говорю: Фи! Если среди вашихъ монаховъ существуетъ такое злоупотребленіе словами, то оставьте это при нихъ: не выносите за монастырскую ограду.

-- Точно такъ,-- отвѣтилъ Эпистемонъ,-- врачи утверждаютъ, что въ нѣкоторыхъ болѣзняхъ участвуетъ божество. Такъ и Неронъ хвалилъ грибы и называлъ ихъ, по греческой пословицѣ, мясомъ боговъ, потому что отравилъ ими своего предшественника Клавдія, римскаго императора.

-- Мнѣ кажется,-- сказалъ Панургъ,-- что этотъ портретъ не изображаетъ кого-либо изъ послѣднихъ нашихъ папъ. Я видѣлъ ихъ безъ омофора, но въ шлемѣ, поверхъ котораго надѣта была персидская тіара, и въ то время какъ во всемъ христіанскомъ мірѣ царствовали миръ и тишина, они одни вели войну измѣнническую и весьма жестокую {Александръ VI, 1490--1503.}.

-- Но вѣдь,-- сказалъ Гоменацъ,-- они вели войну съ бунтовщиками, еретиками, отчаянными протестантами, не признающими святости этого добраго земного бога. Ему это не только дозволено и вполнѣ законно, но даже вмѣняется въ обязанность святыми Декреталіями. Онъ долженъ немедленно огнемъ и мечомъ усмирять императоровъ, королей, герцоговъ, князей, республики, если они хотя на Іоту нарушатъ его велѣнія; долженъ лишить ихъ имущества, отобрать у нихъ владѣнія, изгонять ихъ, отлучать отъ церкви и не только убивать ихъ тѣлесно, равно какъ ихъ дѣтей и родственниковъ, но и самыя души ихъ осудить на пребываніе въ самомъ жгучемъ пеклѣ, какое только существуетъ въ аду.

-- Ну, вы-то здѣсь, чортъ побери, не еретики -- сказалъ Панургъ,-- какъ покойный Раминагробисъ или какіе водятся среди нѣмцевъ и въ Англіи, вы всѣ христіане, какъ на подборъ.

-- Да, это вѣрно,-- отвѣчалъ Гоменацъ,-- а потому мы и будемъ спасены. Пойдемъ взять святой воды, а затѣмъ сядемъ за обѣдъ.

***

ГЛАВА LI.

О томъ, какія пріятныя рѣчи велись за обѣдомъ въ похвалу Декреталіямъ.

Между тѣмъ замѣтьте, пьяницы, что пока Гоменацъ служилъ обѣдню, трое церковныхъ старостъ, каждый держа въ рукѣ большой тазъ, прохаживались среди народа, громко взывая: "Не забудьте счастливыхъ людей, которые его видѣли въ лицо." По выходѣ изъ храма, они принесли Гоменацу тазы, наполненные туземной монетой. Гоменацъ сказалъ намъ, что эти деньги пойдутъ на устройство пиршества,-- одна часть будетъ употреблена на вино, а другая на провизію, согласно чудному тайному смыслу одной изъ статей святыхъ Декреталій,-- что и произошло въ прекрасномъ кабачкѣ, довольно похожемъ на кабачекъ Гильо въ Аміенѣ. Повѣрьте, что ѣда была обильная, а тосты многочисленны.

За этимъ обѣдомъ я отмѣтилъ двѣ замѣчательныхъ вещи. Во-первыхъ, что всякое подаваемое намъ мясо, были ли то дикія козы или каплуны, были ли то свиньи (какихъ въ Папиманіи видимо-невидимо), были ли то голуби, кролики, зайцы, индѣйки или что другое,-- было обильно начинено магистральнымъ фаршемъ. Во-вторыхъ, что кушанья и подавались и уносились невинными дѣвушками -- невѣстами того края, красавицами, завѣряю васъ, бѣлокуренькими, привлекательными и миленькими. Одѣтыя въ длинныя, бѣлыя, свободныя платья съ двойнымъ поясомъ, съ непокрытой головой, съ волосами, переплетенными лиловыми шелковыми лентами и убранными розами, гвоздикой, майораномъ, анисомъ, флердоранжемъ и другими цвѣтами, онѣ съ граціозными поклонами приглашали насъ выпить. Всѣ присутствовавшіе съ удовольствіемъ глядѣли на нихъ. Братъ Жанъ искоса поглядывалъ на нихъ, какъ песъ, который утащилъ крыло птицы. Послѣ перваго блюда онѣ мелодично пропѣли оду въ похвалу священнѣйшимъ Декреталіямъ.

За вторымъ блюдомъ Гоменацъ, веселый и радостный, обратился къ одному изъ ключниковъ, говоря:

-- Clerice, налей-ка вина!

При этихъ словахъ одна изъ дѣвицъ поспѣшно подала ему большой кубокъ, полный экстравагантнаго вина. Онъ взялъ его въ руку и, глубоко вздохнувъ, сказалъ Пантагрюэлю:

-- Монсиньоръ и вы любезные друзья, пью за ваше здоровье отъ всего сердца. И передавъ кубокъ миленькой дѣвочкѣ, громко возопилъ: -- О, божественныя Декреталіи, благодаря вамъ вино такъ вкусно!

-- Вино и безъ того недурно,-- сказалъ Панургъ.

-- Было бы еще лучше,-- замѣтилъ Пантагрюэль,-- если бы Декреталіи и худое вино превращали въ хорошее.

-- О, серафическая секста!-- продолжалъ Гоменацъ. Насколько ты необходима для спасенія бѣдныхъ смертныхъ! О, херувимскія Клементины, насколько въ васъ ясно и совершенно установлены обязанности истиннаго христіанина! О, ангельскія Экстраваганты, какая погибель ждала бы безъ васъ бѣдныя души, которыя бродятъ въ тѣлахъ людей въ этой юдоли бѣдствій! Увы! Когда же это наступитъ такая благодать среди людей, что всѣ они отбросятъ всякое иное ученіе и всѣ остальныя дѣла, чтобы читать только васъ, васъ слушать, васъ знать, васъ примѣнять на дѣлѣ, внѣдрять васъ въ себя, въ свою кровь, въ свой мозгъ, во всѣ части своего организма? О! Тогда, и только тогда и только этимъ путемъ, міръ станетъ счастливъ!

При этихъ словахъ Эпистемонъ всталъ и сказалъ громко Панургу: -- Долженъ немедленно отсюда удалиться. Этотъ фаршъ разстроилъ мнѣ желудокъ. Я за себя не ручаюсь.

-- Тогда -- продолжалъ Гоменацъ -- не будетъ ни града, ни мороза, ни измороси и вообще никакихъ бѣдъ! О, какое изобиліе благъ будетъ тогда на землѣ! О, какой ненарушимый миръ воцарится во вселенной: прекратятся всякіе войны, грабежи, разбойничества, убійства за исключеніемъ только проклятыхъ еретиковъ и бунтовщиковъ! О, тогда природѣ человѣческой будутъ свойственны только радость, веселіе, отдыхъ, наслажденіе! Какая великая ученость, какая неоцѣненная эрудиція, какая божественная премудрость заключена въ безсмертныхъ главахъ этихъ вѣчныхъ Декреталій! О, стоитъ прочитать только полу-канонъ, маленькій параграфъ, одну статью этихъ священнѣйшихъ Декреталій, и вы почувствуете, какъ возгорится въ сердцахъ вашихъ огонь божественной любви и милосердія къ ближнему, лишь бы онъ не былъ еретикомъ. Вы будете закалены относительно всѣхъ земныхъ и случайныхъ вещей, вашъ умъ въ возвышенномъ экстазѣ воспарить къ небу, вы будете тверды во всѣхъ своихъ привязанностяхъ!

LII.

Дальнѣйшій пересказъ чудесъ, совершенныхъ Декреталіями.

-- Вотъ -- сказалъ Панургъ -- что ни слово, то чистое золото. Но мнѣ плохо вѣрится всему этому. Мнѣ случилось однажды въ Пуатье, будучи у шотландскаго знатока Декреталій, прочитать одну главу изъ нихъ. Чортъ меня побери, если отъ этого ученія у меня не сдѣлался такой, запоръ, что цѣлыхъ четыре дня, даже пять, у меня совсѣмъ таки не дѣйствовалъ желудокъ!

-- Ага!-- сказалъ Гоменацъ. Вы вѣрно, другъ, находились въ состояніи смертельнаго грѣха.

-- Это къ дѣлу не идетъ,-- сказалъ Панургъ.

-- Однажды,-- сказалъ братъЖанъ,-- въ Селье мнѣ случилось подтереться листомъ одной изъ злыхъ Клементинъ, которую Жанъ Гюимаръ, нашъ сборщикъ, выбросилъ на дворъ монастыря. Чортъ меня побери, если послѣ того меня не одолѣли вереда и геморроиды, такъ что я весь изстрадался!

-- Ну, да,-- сказалъ Гоменацъ,-- это, очевидно, васъ Богъ наказалъ за вашъ грѣхъ; вы должны были обожать и благоговѣть передъ этими священными книгами, а не пачкать ихъ. Панормитанъ {Николай де-Гюдескій, палермскій архіепископъ, авторъ комментаріевъ на Декреталіи.} не вретъ.

-- Жанъ Шуаръ,-- сказалъ Понократъ,-- въ Монтелье купилъ у монаховъ Св. Оларія красивыя Декреталіи, написанныя на прекрасномъ и большомъ Ломбальсконъ пергаментѣ, для приготовленія сусальнаго золота. Но бѣда въ томъ, что ничего съ ними нельзя, было подѣлать: всѣ листы разрывались на части.

-- Наказаніе,-- сказалъ Гоменацъ -- и Божія кара.

-- Въ Мансѣ,-- сказалъ Евдемонъ,-- аптекарь Франсуа Кориго понадѣлалъ пакеты изъ одной смятой Экстраваганты; отрекаюсь отъ дьявола, коли все, что въ нихъ ни заворачивали, не было немедленно отравлено и испорчено: ладанъ, перецъ, корица, гвоздика, шафранъ, воскъ, пряности, кассія, ревень, тамариндъ, вообще все рѣшительно: лекарственныя снадобья, спеціи, лакомства.

-- Кара,-- сказалъ Гоменацъ,-- и Божеское наказаніе. Какъ смѣть употреблять на мірскія^: бездѣлки такія священныя рукописи?

-- Въ Парижѣ,-- сказалъ Карпалимъ -- портной Гронье употребилъ одну изъ старыхъ Клементинъ на выкройки и мѣрки. О, странное дѣло! Всѣ одежды, скроенныя по этимъ выкройкамъ и по этимъ мѣркамъ, никуда ровно не годились: мантіи, капюшоны, плащи,юбки, блузы, казакины, колеты, куртки и пр. Желая скроить капюшонъ, Гронье кроилъ клапанъ отъ штановъ. Вмѣсто блузы кроилъ широкополую шляпу. Вмѣсто казакина кроилъ феску. Вмѣсто куртки выходило нѣчто, походившее на печку. Его подмастерья, которые ее шили, распороли дно и вышло нѣчто въ родѣ печки, гдѣ жарятъ каштаны. Вмѣсто колета онъ шилъ ботинку. Вмѣсто плаща выходилъ швейцарскій тамбуринъ. Такъ что въ концѣ концовъ бѣдняка судъ приговорилъ уплатить всѣмъ его заказчикамъ за испорченную матерію, и теперь онъ нищій.

-- Наказаніе -- сказалъ Гоменацъ -- и Божія кара.

-- Въ Кагюзакѣ,-- говорилъ Гимнастъ,-- господинъ д'Естиссакъ и виконтъ де-Лозёнъ устроили манежъ для стрѣльбы въ цѣль. Перотонъ разрѣзалъ на куски нѣсколько листовъ Декреталій, написанныхъ на прекрасной толстой бумагѣ, и чистые куски употребилъ на мишень. Отдаю себя, продаю себя всѣмъ чертямъ, если хоть одинъ арбалетчикъ края (а вѣдь они славятся во всей Гюйеннѣ) хоть разъ попалъ въ цѣль. Всѣ стрѣляли мимо. Ни разу такъ-таки и не задѣли обрывковъ священнаго маранья. И при этомъ Сансорненъ старшій, который смотрѣлъ за ходомъ стрѣльбы, божился намъ гнилыми фигами (его любимая божба), что онъ отчетливо видѣлъ, какъ стрѣла Каркалена, въ тотъ моментъ, какъ должна была вонзиться въ мишень, отскочила отъ нея въ сторону на цѣлую сажень.

-- Чудо,-- вскричалъ Гоменацъ,-- чудо, чудо! Clerice, налей вина. Пью за ваше здоровье. Вы, кажется мнѣ, истинные христіане.

При этихъ словахъ дѣвицы принялись пересмѣиваться между собой. Вратъ Жанъ фыркалъ носомъ, точно разгоряченный конь.

-- Мнѣ кажется,-- сказалъ Пантагрюэль,-- что передъ такой мишенью можно считать себя въ большей безопасности, чѣмъ считалъ себя во время оно Діогенъ.

-- Какъ?-- спросилъ Гоменацъ. Развѣ онъ былъ декреталистъ?

-- Это, можно сказать, пиковая игра,-- замѣтилъ Эпистемонъ, возвратясь послѣ непродолжительнаго отсутствія.

-- Діогенъ,-- отвѣчалъ Пантагрюэль,-- однажды для развлеченія посѣтилъ арбалетчиковъ, стрѣлявшихъ въ цѣль. Между ними одинъ былъ такъ неловокъ, неискусенъ и такой плохой стрѣлокъ, что, когда наступала его очередь стрѣлять, всѣ зрители разступались изъ боязни, что онъ ихъ поранитъ. Діогенъ, видя, какъ одна изъ его стрѣлъ упала далеко въ сторону отъ цѣли, вмѣсто того, чтобы отойти отъ мишени, какъ дѣлали другіе, когда опять наступила его очередь стрѣлять, сталъ, напротивъ того, около самой мишени, увѣряя, что это самое безопасное мѣсто и что стрѣлокъ попадетъ всюду скорѣе, чѣмъ въ цѣль.

-- Одинъ пажъ господина д'Эстиссака,-- сказалъ Гимнастъ,-- по имени Шамульякъ, замѣтилъ въ чемъ дѣло. По его совѣту, Пероту перемѣнилъ мишень и употребилъ для нея бумаги изъ процесса Пульяка. И тотчасъ же всѣ стали прекрасно стрѣлять, попадая прямо въ цѣль.

-- Въ Ландеруссѣ,-- сказалъ Ризотомъ,-- на свадьбѣ Жана Делифа, свадебный пиръ былъ роскошенъ и богатъ, какъ это водится въ той мѣстности. Послѣ ужина разыгрывались фарсы, комедіи, забавныя шутки; танцовали мавританскіе танцы съ колокольчиками и тамбуринами; приходили разныя маски. Мои школьные товарищи и я самъ, чтобы почтить насколько можно праздникъ (по утру намъ всѣмъ подарили прекрасныя ленты бѣлыя съ лиловымъ),-- мы устроили веселый маскарадъ, а такъ какъ у насъ не было бумаги для масокъ, то мы взяли листы изъ старой заброшенной Сексты и вырѣзали маски съ отверстіями для глазъ, носа и рта. Но удивительное дѣло! Когда окончились наши хороводы и пляски и мы сняли маски, то, увидѣли, что лица у насъ стали безобразнѣе, чѣмъ у чертёнятъ въ мистеріи Страстей Господнихъ Дуэ,-- до такой степени испортило намъ лица прикосновеніе вышеупомянутыхъ листовъ. У кого была оспа, у кого парши, у кого корь, у кого нарывы. Короче сказать, наименѣе пострадалъ изъ насъ тотъ, у кого выпали всѣ зубы.

-- Чудо!-- вскричалъ Гоменадъ. Чудо!

-- Подождите,-- сказалъ Ризотомъ,-- конецъ дѣло вѣнчаетъ. Мои двѣ сестры, Катерина и Ренэ, положили между листами Сексты, точно подъ прессъ (потому что у нихъ былъ тяжелый стеклянный колпакъ), свои манишки и воротнички и манжетки, чистые и крѣпко накрахмаленные. И Богомъ клянусь...

-- Постойте,-- сказалъ Гоменадъ,-- какимъ именно Богомъ?

-- Богъ только одинъ!-- отвѣчалъ Ризотомъ.

-- Да, конечно,-- сказалъ Гоменацъ,-- на небѣ. Но на землѣ у насъ есть другой.

-- Эхма!-- сказалъ Ризотомъ. А вѣдь я совсѣмъ про него позабылъ. Итакъ, клянусь богомъ земнымъ, папою, ихъ манишки, манжетки, воротнички, чепчики и все остальное бѣлье стало чернѣе мѣшка угольщика.

-- Чудеса!-- вскричалъ Гоменадъ. Сіегісе, налей вина и запомни эти прекрасныя исторіи.

-- Ну, какъ можно -- спросилъ братъ Жакъ,-- послѣ этого говорить, что

Съ тѣхъ поръ, какъ стадо много декретовъ,

Воинамъ стадо худо жить на свѣтѣ;

Монахи сѣли на коней,

И все въ мірѣ пошло вкривь и вкось.

-- Я васъ понимаю,-- сказалъ Гоменадъ,-- это насмѣшки новыхъ еретиковъ.

LIII.

О томъ, какъ помощью Декреталій золото хитрымъ манеромъ притягивается изъ Франціи въ Римъ.

-- Я бы охотно,-- сказалъ Эпистемонъ,-- раскошелился на горшокъ съ потрохами, лишь бы у насъ была здѣсь оригинальная коллекція страшныхъ главъ: Execrabilis, Demulta, Si plures, De annatis pas totnm, Nisi essent, Cum ad Monasterium, Quod dilectio, Mandatum и нѣкоторыхъ другихъ, посредствомъ которыхъ Римъ ежегодно сбираетъ съ Франціи четыреста тысячъ дукатовъ и болѣе.

-- Это бездѣлица,-- сказалъ Гоменацъ. Хотя, по моему, это немного, въ силу того, что христіаннѣйшая Франція единственная кормилица Римской куріи. Но найдите мнѣ другую книгу въ мірѣ, будетъ ли то философская, медицинская, юридическая, математическая, гуманныхъ наукъ и даже само (ей-богу) Священное Писаніе, которая могла бы столько притянуть денегъ? Не найдете! Нѣтъ такой. Вы не найдете, увѣряю васъ, такой могучей книги. И подумать, что эти черти еретики не хотятъ ихъ ни учить, ни знать. Жгите ихъ, терзайте, рѣжьте, топите, вѣшайте, сажайте на колъ, четвертуйте, колесуйте, рубите, жарьте, распинайте, варите въ котлахъ, обдирайте живыми этихъ злыхъ еретиковъ, ненавистниковъ Декреталій, которые хуже убійцъ, хуже отцеубійцъ! Васъ всѣхъ добрыхъ людей я умоляю,-- если вы только хотите быть и слыть истинными христіанами,-- ни во что другое не вѣрить, ни о чемъ иномъ не думать, не говорить, ничего не предпринимать, кромѣ того, что заключается въ нашихъ священныхъ Декреталіяхъ и ихъ добавленіяхъ, въ этихъ прекрасныхъ Секстахъ, Клементинахъ, Экстравагантахъ! О, божественныя книги! И тогда будете жить во славѣ, въ почетѣ, въ богатствѣ, въ радостяхъ сего міра. Всѣ васъ будутъ уважать, всѣ будутъ бояться, всѣ васъ предпочитать и оказывать во всемъ преимущество. Вы не найдете подъ сводомъ небесъ другихъ людей, которыми было бы такъ удобно руководить и повелѣвать, какъ тѣми, которые по волѣ и по предопредѣленію Божіимъ предались изученію святыхъ Декреталій. Хотите ли вы избрать храбраго императора, добраго полководца, достойнаго вождя арміи въ военное время, который сумѣетъ предвидѣть всѣ затрудненія, обойти всѣ опасности, вести своихъ людей на приступъ или въ бой при полномъ веселіи, который ничѣмъ не рискуетъ, всегда одерживаетъ побѣду, щадитъ жизнь своихъ солдатъ и удачно пользуется побѣдой,-- возьмите,, говорю вамъ, декреталиста. Хотите ли въ мирное время найти человѣка, способнаго къ управленію республикой, королевствомъ, имперіей, монархіей, способнаго поддерживать церковь, дворянство, сенатъ и народъ въ богатствѣ, дружбѣ, согласіи, послушаніи, добродѣтеляхъ, честности,-- возьмите, говорю вамъ, декреталиста. Хотите ли вы найти человѣка, который своей примѣрной жизнью, краснорѣчіемъ, святыми проповѣдями въ короткое время, безъ всякаго кровопролитія завоюетъ Святую Землю и обратитъ въ святую вѣру невѣрныхъ турокъ, евреевъ, татаръ, московитовъ, мамелюковъ и сарабантовъ {Развратные монахи, о которыхъ говоритъ Бернаръ Люксембургскій.},-- возьмите, говорю вамъ, декреталиста. Отчего въ иныхъ странахъ народъ непокоренъ и буенъ, даже безпутны и злы школьники-лѣнтяи и ослы? Отъ того, что ихъ правители, начальники и преподаватели не декреталисты. Но кто (по совѣсти) установилъ, подтвердилъ и надѣлилъ властью прекрасные монашескіе ордена, коими христіанство украшено, озарено и препрославлено, какъ небо яркими звѣздами? Божественныя Декреталіи. Кто основалъ и укрѣпилъ, и кто теперь поддерживаетъ и питаетъ набожныхъ монаховъ въ монастыряхъ и аббатствахъ, которые дни, ночи и все время проводятъ въ молитвахъ, безъ чего міру грозилъ бы первоначальный хаосъ? Священныя декреталіи. Кто ежедневно увеличиваетъ количество всѣхъ благъ земныхъ, матеріальныхъ и духовныхъ въ знатномъ и именитомъ наслѣдіи св. Петра? Святыя Декреталіи.

Кто сдѣлалъ то, что святой апостолическій римскій престолъ во всѣ времена и понынѣ такъ грозенъ міру, что всѣ короли, императоры, властелины и вельможи волей-неволей должны отъ него получать свои короны, подтвержденіе свой власти и обязаны почитать его и повергаться въ прахъ передъ чудесной туфлей, изображеніе которой вы видѣли? Прекрасныя, божьи декреталіи. Я хочу открыть вамъ великую тайну. Ваши свѣтскіе университеты въ своихъ гербахъ и девизахъ помѣщаютъ обыкновенно книгу, иной разъ раскрытую, въ другой закрытую. Что это за книга, какъ вы думаете

-- Не знаю,-- отвѣчалъ Пантагрюэль,-- никогда въ нее не заглядывалъ.

-- Это Декреталіи,-- сказалъ Гоменацъ,-- безъ которыхъ университеты лишились бы всѣхъ своихъ привилегій. Только Декреталіямъ они и обязаны своими привилегіями. Вы этого не ждали? Ха, ха, ха, ха!

И тутъ Гоменацъ принялся икать, рыгать, хохотать, брызгаясь слюной, и потѣть. Онъ передалъ свою толстую, жирную шапку съ четырьмя клапанами одной изъ дѣвушекъ, и та радостно надѣла на свою хорошенькую головку, предварительно любовно ее поцѣловавъ, въ знакъ увѣренности, что она первая выйдетъ замужъ.

-- Vivat!-- вскричалъ Эпистемонъ. Vivat, fifat, pipat, bibat! О, апокалиптическая тайна!

-- Clerice,-- сказалъ Гоменацъ. Сіегісе, наливай и просвѣщай насъ! Подавайте плоды, дѣвицы! Итакъ я говорилъ, что предавшись изученію однѣхъ только святыхъ Декреталій, вы будете богаты и почитаемы на этомъ свѣтѣ. Я скажу также, что и на томъ свѣтѣ обрѣтете царствіе, небесное, ключи отъ котораго вручены нашему доброму богу -- декретарху. О, добрый богъ, котораго я обожаю, но никогда не видѣлъ, по неизреченной милости открой намъ хоть передъ смертью священный кладъ нашей матери святой церкви, которой ты состоишь покровителемъ, хранителемъ, казначеемъ, управителемъ и распорядителемъ! И отдай приказаніе, чтобы отнынѣ у насъ не было недостатка въ святыхъ книгахъ и драгоцѣнныхъ индульгенціяхъ, чтобы діаволъ не могъ овладѣть нашей душой и чтобы ужасное жерло ада насъ не поглотило! Если мы должны пройти черезъ чистилище, претерпимъ это! Въ твоей власти и волѣ избавить насъ отъ него, когда пожелаешь.

Тутъ Гоменацъ принялся проливать крупныя и горячія слезы, бить себя въ грудь и цѣловать свои большіе пальцы, сложенные крестомъ.

LIV.

О томъ, какъ Гоменацъ даритъ Пантагрюэлю груши bon chrétien.

Эпистемонъ, братъ ЖанъиПанургъ, увидя такую жалостную развязку, прикрылись салфетками и начали вопить: "Мяу, мяу, мяу!", притворно вытирая глаза, точно они плачутъ. Дѣвушки, хорошо знакомыя съ своимъ дѣломъ, подали всѣмъ имъ кубки, полные клементинскаго вина, и разное варенье. И такимъ образомъ банкетъ снова оживился. Въ концѣ обѣда Гоменацъ подарилъ намъ много большихъ и прекрасныхъ грушъ, говоря:

-- Вотъ, друзья, берите эти груши; онѣ необыкновенныя;, и нигдѣ въ другомъ мѣстѣ вы ихъ не цайдете. Не всякая страна приносить одни и тѣ же произведенія. Въ одной только Индіи растетъ черное дерево. Хорошій ладанъ производится въ Сабейской землѣ. На островѣ Лемносѣ находится печатная глина. И только на нашемъ островѣ растутъ эти прекрасныя груши. Если хотите, то разведите ихъ у себя въ странѣ.

-- Какъ вы ихъ называете?-- спросилъ Пантагрюэль. Мнѣ кажется, онѣ очень вкусны и очень сочны. Если бы ихъ сварить въ кастрюлькѣ, разрѣзавъ на кусочки и прибавивъ немного вина и сахару, то, думается мнѣ, это было бы здоровымъ кушаньемъ какъ для больныхъ, такъ и для здоровыхъ.

-- У этихъ грушъ нѣтъ особаго названія,-- отвѣчалъ Гоменацъ. Мы люди простые, ибо такъ Богу угодно, и зовемъ фиги фигами, сливы сливами, а груши грушами.

-- Что-жъ,-- сказавъ Пантагрюэль,-- когда я вернусь изъ путешествія (если Богу будетъ угодно), я насажу ихъ въ своемъ саду, въ Турени, на берегу Луары, и пусть онѣ называются груши bon chrétien, такъ какъ я не видывалъ лучшихъ христіанъ, какъ эти добрые Папиманы.

-- Я бы нашелъ также полезнымъ,-- сказалъ братъ Жанъ,-- если бы онъ далъ намъ телѣги двѣ, нагруженныхъ его дѣвицами.

-- Зачѣмъ?-- спросилъ Гоменацъ.

-- Мы бы пустили имъ кровь,-- отвѣчалъ братъ Жанъ,-- и этимъ усовершенствовали бы расу въ нашей странѣ, которая не очень хороша.

-- Вотъ ужъ этого-то мы не сдѣлаемъ,-- отвѣчалъ Гоменацъ. Вы хотите съ ними баловаться: я васъ признаю по носу, хотя раньше и не видалъ. Увы! Увы! Какой вы повѣса! Неужели вы хотите сгубить свою душу? Я бы желалъ, чтобы вы потверже ихъ знали.

-- Терпѣніе!-- сказалъ братъ Жанъ. Но, si tu non vis dare, proesta, quesumus. Это находится въ требникѣ. Я не боюсь никакого бородача, будь онъ хоть трижды декреталистъ.

Но окончаніи обѣда, мы простились съ Гонемацомъ и со всѣмъ народомъ, смиренно поблагодаривъ ихъ и, въ утѣху ихъ добрыхъ услугъ, обѣщая имъ, побывавъ въ Римѣ, попросить святого папу поскорѣе лично навѣстить ихъ. Послѣ того вернулись на свой корабль. Пантагрюэль по своей щедрости и въ благодарность за показанное святое изображеніе папы подарилъ Гоменацу девять кусковъ золотого сукна съ разводами, чтобы его повѣсить на желѣзное окно, велѣлъ наложить деньгами кружку, опредѣленную на исправленіе и ремонтъ церкви, и надѣлилъ каждую дѣвушку, служившую намъ за столомъ, девятьюстами четырнадцатью золотыми, вмѣсто приданаго.

LV.

О томъ, какъ Пантагрюэль услышалъ въ открытомъ морѣ разныя оттаявшія слова.

Когда мы находились уже въ открытомъ морѣ, пируя, болтая другъ съ другомъ и произнося славныя длинныя и короткія рѣчи, Пантагрюэль поднялся на ноги, чтобы хорошенько оглядѣться кругомъ. Затѣмъ спросилъ насъ:

-- Товарищи, вы ничего не слышите? Мнѣ кажется, что я слышу, какъ нѣсколько человѣкъ говорятъ въ воздухѣ, однако никого не вижу. Прислушайтесь!

По его приказанію, мы стали слушать во всѣ уши: не донесется ли до насъ какой голосъ или звукъ? И чтобы ничего изъ нихъ не потерять, по примѣру императора Антонина, приложили руки ладонями за уши. Тѣмъ не менѣе, должны были сознаться, что ничего не слышимъ.

Пантагрюэль же продолжалъ утверждать, что слышитъ разные голоса въ воздухѣ, какъ мужскіе, такъ и женскіе. Но вотъ, наконецъ, и намъ показалось, что мы тоже что-то слышимъ, или же у насъ въ ушахъ звенитъ. Чѣмъ сильнѣе напрягали мы слухъ, тѣмъ отчетливѣе слышали голоса и, наконецъ, стали разбирать и слова. Это насъ очень испугало и не безъ причины, потому что мы никого не видѣли, но слышали разные голоса, мужскіе, женскіе, дѣтскіе, и ржаніе лошадей. И вдругъ Панургъ закричалъ:

-- Портъ возьми! Смѣются надъ нами, что ли? Мы погибли. Бѣжимъ! Кругомъ насъ засада. Братъ Жанъ, здѣсь ли ты, другъ? Стань рядомъ со мною, прошу тебя. При тебѣ ли твой мечъ? Легко ли онъ вынимается изъ ноженъ, смотри! Ты его нехорошо чистишь. Мы пропали. Послушайте, это палятъ изъ пушекъ. Бѣжимъ! Не говорю на ногахъ и на четверенькахъ, какъ выразился Брутъ во время Фарсальской битвы, я говорю, на парусахъ и на веслахъ. Бѣжимъ! Спасемся бѣгствомъ! Я говорю это не изъ страха, потому что я ничего не боюсь, кромѣ опасности. Я всегда это говорилъ. То же самое говоритъ и стрѣлокъ изъ Беньоле {Въ стихотвореніи Виллона подъ этимъ заглавіемъ.}. Однако не слѣдуетъ ничѣмъ рисковать. Бѣжимъ! Поворачивай корабль, мерзавецъ! Дай Богъ, чтобъ я находился теперь въ Кенкенуа, хотя бы мнѣ не пришлось вовсе жениться! Бѣжимъ! Намъ съ ними не справиться. Ихъ десятеро противъ одного, увѣряю васъ. Мало того, они у себя дома, а мы не знаемъ мѣстности. Они насъ убьютъ. Бѣжимъ, тутъ нѣтъ стыда. Демосѳенъ говоритъ, что человѣкъ, спасающійся бѣгствомъ, потомъ опять будетъ сражаться. По крайней мѣрѣ отплывемъ подальше. Бѣжимъ, бѣжимъ скорѣе!

Пантагрюэль, услышавъ шумъ, производимый Панургомъ, сказалъ:

-- Кто тамъ толкуетъ о бѣгствѣ? Посмотримъ сначала, что это за люди. Можетъ, они изъ нашихъ, да притомъ же я никого не вижу, а вѣдь я могу видѣть на сто миль въ окружности. Но послушайте. Я читалъ, что одинъ философъ, по имени Петроній, былъ того мнѣнія, что существуетъ нѣсколько міровъ, соприкасающихся другъ съ другомъ въ формѣ треугольника съ равными сторонами, въ центрѣ которыхъ находится Замокъ Истины, и въ немъ обитаютъ слова, идеи, прообразованіе и изображеніе всѣхъ прошлыхъ и будущихъ вещей; вокругъ нихъ помѣщается цѣлый вѣкъ. И въ иные годы, съ великими промежутками, часть ихъ падаетъ на людей, какъ роса на руно Гедеона. Часть же остается запасомъ на будущее время до истеченія столѣтія. Мнѣ помнится также, что Аристотель утверждаетъ, что слова Гомера крылатыя, движутся и, слѣдовательно, живыя. Мало того, Антифонъ {Одинъ греческій писатель.} говорилъ, что ученіе Платона похоже на слова, которыя въ нѣкоторыхъ странахъ, будучи произносимы въ зимнее время, замерзаютъ отъ холода и становятся не слышны. Точно такъ, какъ-то, чему Платонъ учитъ юныхъ дѣтей, становится имъ понятнымъ только тогда, когда они состарятся. И вотъ было бы теперь кстати изслѣдовать, не здѣсь ли, паче чаянія, та страна, гдѣ такія слова оттаиваютъ. Еще удивительнѣе было бы, если бы здѣсь оказались голова и лира Орфея. Вѣдь послѣ того, какъ ѳракійскія женщины растерзали Орфея, онѣ бросили его голову и лиру въ рѣку Гебросъ. По этой рѣкѣ онѣ спустились въ Понтійское море и доплыли по немъ до острова Лесбоса. И голова испускала непрерывно заунывное пѣніе, точно оплакивала смерть Орфея, а лира, струны которой вѣтеръ перебиралъ, гармонически аккомпанировала пѣнію. Поглядимъ, не увидимъ ли ихъ около себя.

LVI.

О томъ, какъ въ числѣ замерзшихъ словъ Пантагрюэль открылъ сквернословіе.

Шкиперъ отвѣчалъ:

-- Господинъ, не бойтесь ничего! Здѣсь граница ледовитаго моря, на которомъ въ началѣ прошлой зимы происходило большое и кровопролитное сраженіе между Аримаспійцами {Сказочный одноглазый народъ древности.} и Нефлидатами {Шествующій по облакамъ.}. Въ воздухѣ замерзли слова и крики мужчинъ и женщинъ, удары бойцовъ, бряцаніе оружія, напѣвы борцовъ, ржаніе коней и весь страшный гвалтъ битвы. Въ настоящее время, когда прошла суровая зима и наступила теплая и ясная весна, они таютъ и становятся слышны.

-- Ей-богу,-- сказалъ Панургъ,-- я вѣрю этому. Но можно ли намъ увидѣть что нибудь? Мнѣ помнится, я читалъ, что подъ горою, на которой Моисей получилъ скрижали закона для евреевъ, народъ видѣлъ голоса.

-- Глядите, глядите,-- говорилъ Пантагрюэль,-- вотъ нѣкоторыя еще не оттаяли.

И цѣлыми пригоршнями сталъ бросать на палубу замерзшія слова, походившія на разноцвѣтныя drageés {Обсахаренный миндаль.}. Мы увидѣли среди нихъ красныя, зеленыя, синія, черныя слова {Все это геральдическіе цвѣты.} и позолоченныя слова, которыя, согрѣтыя въ нашихъ рукахъ, таяли, какъ снѣгъ, и мы ихъ слышали, потому что они произнесены были на варварскомъ языкѣ. За исключеніемъ одного довольно крупнаго, которое, согрѣтое, руками брата Жана, издало звукъ въ родѣ того, какой издаютъ брошенные въ горячую золу каштаны, когда они лопаются, и всѣ мы вздрогнули отъ испуга.

-- Въ свое время это былъ выстрѣлъ изъ фальконета,-- сказалъ братъ Жанъ.

Панургъ попросилъ у Пантагрюэля еще словъ. Пантагрюэль отвѣчалъ, что давать слова дѣло влюбленныхъ.

-- Ну, такъ продайте мнѣ,-- говорилъ Панургъ.

-- А это дѣло адвокатовъ,-- отвѣчалъ Пантагрюэль,-- продавать слова. Я бы вамъ охотнѣе продалъ молчаніе, и главное дороже, подобно тому какъ неоднократно продавалъ его Демосеэнъ за хорошія деньги.

Но не взирая на это, онъ бросилъ на палубу еще три или четыре пригоршни словъ.

И мы увидѣли слова обидныя, злыя, про которыя шкиперъ говорилъ намъ, что они иногда возвращаются въ глотку, изъ которой вылетѣли и пробиваютъ ее; слова страшныя и другія, непріятныя на видъ. Когда они растаяли, мы услышали: хипъ, хипъ, хипъ, хисъ, тихъ, торшъ, лорпь, бредедикъ, бредедакъ, фр, фрр, бу, бу, бу, трас, трак,тр, тр, тр, тр, тррр! Онъ, онъ, онъ, дуууунъ! Гогъ, магогъ, и не знаю еще какія варварскія слова. И мы предполагали, что это звуки отъ стычекъ и ржаніе лошадей въ моментъ схватки. Другія, покрупнѣе, тая, издавали звуки, походившіе на звуки трубы и рожка. Можете представить себѣ, какъ насъ это забавляло? Я хотѣлъ сберечь нѣсколько скверныхъ словъ, положивъ ихъ въ деревянное масло, подобно тому, какъ сберегаютъ снѣгъ и ледъ въ соломѣ. Но Пантагрюэль не захотѣлъ этого, говоря, что очень глупо беречь то, въ чемъ никогда нѣтъ недостатка, такъ какъ сквернословіе процвѣтаетъ среди всѣхъ добрыхъ и веселыхъ Пантагрюэлистовъ. Тутъ Панургъ немного разсердилъ брата Жана и заставилъ его призадуматься, такъ какъ онъ поймалъ его на словѣ въ тотъ моментъ, когда тотъ этого не ожидалъ, и братъ Жанъ пригрозилъ ему, что заставитъ его каяться, какъ раскаялся Жусомъ въ томъ, что продалъ на-слово сукно благородному Пателену {Изъ часто упоминаемаго фарса: "Пателенъ".}. Панургъ сдѣлалъ ему гримасу въ насмѣшку. Затѣмъ вскричалъ:

-- Дай Богъ, чтобы здѣсь же я узналъ оракулъ божественной бутылки, не двигаясь дальше.

LVII.

О томъ, какъ Пантагрюэль вступилъ въ замокъ мессира Гастера ¹), перваго учителя всѣхъ художествъ въ мірѣ.

¹) Около Гренобля.

Въ тотъ самый день Пантагрюэль сошелъ на чудесный островъ,-- чудесный какъ по его мѣстоположенію, такъ и по его владѣтелю. Этотъ островъ со всѣхъ сторонъ начинался съ крутизны, каменистой, неудобной для подъема, непріятной на глазъ, безплодной, и на которую взбираться было такъ же трудно, какъ на гору Дофинэ {Желудокъ, чрево.}, имѣющую форму круглой тыквы, и на которую, по человѣческой памяти, никто не могъ взобраться за исключеніемъ Дойяка, начальника артиллеріи короля Карла VIII Онъ поднялся на нее при помощи хитрой машины и нашелъ на ней стараго барана. Приходилось догадаться, кто его туда занесъ. Иные говорили, что его похитилъ, когда онъ былъ еще ягненкомъ, орелъ или филинъ, но ему удалось убѣжать отъ нихъ въ кусты.

Преодолѣвъ великія трудности подъема, не безъ того, чтобы вдоволь потрудиться и пропотѣть, мы нашли вершину горы такой красивой, плодородной, здоровой и восхитительной, что я подумалъ, что вотъ истинный садъ и рай земной, о мѣстоположеніи котораго спорятъ и препираются добрые богословы. Но Пантагрюэль утверждалъ, что это Замокъ Добродѣтели, описанный Гезіодомъ.

Владѣтелемъ этого острова былъ мессиръ Гастеръ, первый учитель всѣхъ художествъ здѣшняго міра. Если вы думаете, что огонь великій учитель всѣхъ художествъ, какъ пишетъ Цицеронъ, то ошибаетесь и заблуждаетесь. Если вы думаете, что Меркурій былъ первымъ изобрѣтателемъ художествъ, какъ вѣрили наши древніе друиды, то сильно заблуждаетесь. Правду говоритъ сатирикъ {Персій.}, утверждающій, что мессиръ Тестеръ учитель всѣхъ художествъ. Съ нимъ мирно проживала добрая дама Пенія, иначе называемая Нужда, мать десяти музъ, отъ которой во время-оно, при участіи Поруса, господина Изобилія, произошелъ Амуръ, благородное дитя, посредникъ между небомъ и землею, какъ утверждаетъ Платонъ in Symposio. Этому храброму королю мы должны были заявить о своемъ почтеніи и покляться ему въ вѣрности и подчиненіи. Ибо онъ властный, строгій, непокладистый, требовательный, неумолимый. Его не обманешь, не уговоришь, не убѣдишь. Онъ ничего не слушаетъ. И какъ египтяне говорили про Гарпократа, бога молчанія, по-гречески именуемаго Сигальонъ, что онъ существо безо рта, такъ и Гастеръ созданъ былъ безъ ушей, подобно тому какъ въ Кандіи находилась статуя Юпитера безъ ушей. Онъ говоритъ только знаками. По его знаку всѣ на свѣтѣ повинуются быстрѣе, чѣмъ эдиктамъ преторовъ и приказамъ королей. Онъ не терпитъ и не допускаетъ никакихъ отсрочекъ въ исполненіи своихъ велѣній. Вы говорите, что при рыканіи льва всѣ животные въ округѣ трепещутъ все время, пока слышатъ его. Объ этомъ писали. И это правда. Я былъ тому свидѣтелемъ. Ну, и удостовѣряю васъ, что приказы мессира Бартера заставляютъ небеса дрожать и землю колебаться. Его велѣнія слѣдуетъ исполнить немедленно или умереть.

Шкиперъ разсказывалъ намъ, какъ однажды, по примѣру членовъ тѣла, возставшихъ противъ брюха, какъ это описываетъ Эзопъ, все царство Соматовъ {Отъ греческаго Soma, тѣло.} составило противъ него заговоръ и рѣшилось ему больше не покоряться. Но вскорѣ само отъ того пострадало, раскаялось и смиренно вернулось на его службу. Иначе всѣ бы умерли отъ голоду. Въ какомъ бы обществѣ онъ ни находился, ему всегда оказывается предпочтеніе; онъ всегда идетъ впереди, хотя бы тутъ находились короли, императоры, даже самъ папа. На Базельскомъ соборѣ онъ шелъ впереди, хотя, какъ намъ извѣстно, на этомъ соборѣ много ссорились и препирались изъ-за первыхъ мѣстъ. Служить ему всѣ готовы: всѣ на него трудятся. Въ благодарность за это, онъ оказываетъ міру ту услугу, что изобрѣтаетъ всѣ искусства, всѣ машины, всѣ ремесла, всѣ другія и всѣ усовершенствованія. Даже звѣрей дикихъ онъ учитъ искусствамъ, въ которыхъ имъ отказала природа. Воронъ, галокъ, попугаевъ, дроздовъ онъ обращаетъ въ поэтовъ; сорокъ превращаетъ въ поэтессъ и учитъ ихъ человѣческому языку и пѣнію. И все это стомаха ради. Орловъ, коршуновъ, соколовъ и всѣхъ прочихъ хищныхъ птицъ онъ такъ приручаетъ, что если и предоставитъ имъ потомъ летать на полной волѣ и подниматься подъ облака, однако моментально заставитъ ихъ по первому знаку спуститься на землю. И все это стомаха ради.

Слоновъ, львовъ, носороговъ, медвѣдей, лошадей, собакъ онъ заставляетъ плясать, ходить по канату, сражаться, плавать, играть въ прятки, приносить поноску, брать все, что онъ хочетъ. И все это стомаха ради.

Рыбъ, какъ морскихъ, такъ и рѣчныхъ, китовъ и морскихъ чудовищъ онъ вызываетъ изъ бездны, волковъ изъ лѣсовъ, лисицъ изъ норъ, змѣй изъ земли. И все это стомаха ради.

Короче сказать, онъ такъ огроменъ, въ своей прожорливости поѣдаетъ всѣхъ, звѣрей и людей, какъ было среди басковъ, когда ихъ осаждалъ Метеллъ во время серторіанскихъ войнъ, среди сагунтинцевъ, осажденныхъ римлянами, и шестисотъ другихъ. И все это стомаха ради.

Когда Пенія, его управительница, пускается въ путь, въ той мѣстности, куда она отправится, всѣ парламенты закрываются, законодательство бездѣйствуетъ, всякіе приказы тщетны. Никто не повинуется никакимъ закономъ, всѣ отъ нихъ уклоняются. Всѣ бѣгутъ отъ Пеній, куда глаза глядятъ, предпочитая рисковать кораблекрушеніемъ на морѣ опасностью сгорѣть въ огнѣ, перебираются черезъ горы и пропасти, лишь бы не попасть ей въ лапы.

LVIII.

О томъ, какъ при дворѣ учителя художествъ Пантагрюэль не взлюбилъ Энгастримиѳовъ ¹) и Гастролатровъ ²).

¹) Чревовѣщатель. ²) Чревоугодникъ.

При дворѣ этого великаго учителя художествъ Пантагрюэль увидѣлъ два сорта людей, навязчивыхъ, несносныхъ людей, которые ему страшно не понравились. Однихъ называли Энгастримиѳами, другихъ Гастролатрами. Энгастримиѳы увѣряли, что происходятъ отъ древняго рода Эврикла {Одинъ аѳинскій чревовѣщатель.}, и ссылалисъ на свидѣтельство о томъ Аристофана въ комедіи, подъ заглавіемъ "Осы". Почему въ древности и назывались Эрвиклейцами, о чемъ упоминаютъ Платонъ и Плутархъ въ книгѣ о прекращеніи оракуловъ. Въ святыхъ Декреталіяхъ, 26 d. 3 они зовутся чревовѣщателями, и такъ называетъ ихъ на іоническомъ нарѣчіи Гиппократъ, Lib. 6. Epid., какъ говорящихъ животомъ. Софоклъ называетъ ихъ Стерномантами {Отъ греч. sternon, грудь.}. Они были прорицателями, кудесниками и обманывали простыхъ людей, говоря какъ будто не ртомъ, а животомъ, и отвѣчая на вопросы тѣхъ, кто ихъ вопрошалъ.

Такого рода субъектомъ была, лѣта отъ Рождества Спасителя 1613, итальянка Жакоба Рододжина, женщина низкаго происхожденія, изъ чрева которой мы сами часто слышали,-- да и многіе другіе тоже,-- въ Феррарѣ и другихъ мѣстахъ, какъ вѣщалъ нечистый духъ голосомъ, правда, слабымъ и тихимъ, однако вполнѣ членораздѣльно, отчетливо и ясно, когда вельможи и государи Цизальпинской Гааліи, движимые любопытствомъ,- призывали ее. Чтобы устранить всякое сомнѣніе въ поддѣлкѣ или обманѣ, они раздѣвали ее до-нага и затыкали ей ротъ и носъ. Этотъ, злой духъ требовалъ, чтобы его звали Креспеліо, или Цинцинатикъ, и, казалось, любилъ, чтобы его такъ называли. На это имя онъ немедленно отзывался. Когда его спрашивали о настоящихъ и прошедшихъ вещахъ, онъ давалъ такіе подходящіе отвѣты, что всѣ присутствующіе дивились. Если же его спрашивали на счетъ будущаго, онъ всегда лгалъ, никогда не говорилъ правды и часто какъ бы сознавался въ своемъ невѣдѣніи и вмѣсто отвѣта испускалъ вѣтры или же бормоталъ непонятныя и варварскія слова.

Гастролатры, съ другой стороны, всегда держались группами и ходили толпой: одни -- веселые, смѣющіеся, довольные, другіе -- печальные, серьезные, строгіе, надутые, но и тѣ и другіе неизмѣнно праздные, ничего не дѣлая, не трудясь и обременяя землю, какъ говоритъ Гезіодъ, опасаясь (можно было бы подумать), какъ бы не утрудить свое чрево и не похудѣть. При этомъ всѣ они маскировались, рядились и одѣвались такъ странно, какъ только можно. Всѣ говорятъ, да въ писаніяхъ многихъ мудрецовъ и древнихъ философовъ это. стоитъ, что искусство природы всего чудеснѣе выражается въ томъ разнообразіи, съ какимъ она создала морскія раковины, которыя такъ различны по формѣ и по цвѣту, что подражаніе имъ совсѣмъ недоступно для человѣческаго искусства. Но я увѣряю васъ, что въ костюмахъ этихъ Гастролатровъ-ракушекъ, мы видѣли не менѣе разнообразія и изобрѣтательности. Всѣ они считали Гастера своимъ главнымъ богомъ, обожали его, какъ бога, поклонялись ему, какъ богу, не признавали иного бога, кромѣ него, служили ему, любили паче всего на свѣтѣ, благоговѣли, какъ передъ богомъ. Можно было бы подумать, что именно про нихъ святой апостолъ писалъ къ Филиппійцамъ, 3: "Многіе, о которыхъ я часто говорилъ вамъ, а теперь даже со слезами говорю поступаютъ, какъ враги креста Христова. Ихъ конецъ -- погибель, ихъ богъ -- чрево."

Пантагрюэль сравнивалъ ихъ съ циклопомъ Полнеемомъ, которому Эврипидъ вкладываетъ такія слова: "Я служу только самому себѣ (а не богамъ) и своему чреву, величайшему изъ всѣхъ боговъ."

***