Главная » 2022 » Май » 12 » "Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 011
16:48
"Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 011
---
---
XXVII.
О томъ, какъ Пантагрюэль воздвигъ трофей въ память ихъ доблести, а Панургъ воздвигъ другой въ память зайцевъ. И о томъ, какъ Пантагрюэль произвелъ на свѣтъ маленькихъ мужчинъ и маленькихъ женщинъ. И о томъ, какъ Панургъ сломалъ толстую палку о два стакана.
-- Прежде чѣмъ уйти отсюда,-- сказалъ Пантагрюэль,-- я хочу соорудить въ этомъ мѣстѣ великолѣпный трофей, въ память нашей доблести.
И вотъ съ сердечнымъ веселіемъ и деревенскими пѣснями они сообща водрузили большой деревянный столбъ и повѣсили на немъ сѣдло, чапракъ, панцирь, стремя, шпоры, кольчугу, наколѣнники, сѣкиру, шпагу, желѣзную перчатку, нагрудники и пару ботфортовъ, и, такимъ образомъ, собрали весь матеріалъ, необходимый для тріумфальной арки или трофея. Затѣмъ на вѣчную память Пантагрюэль написалъ слѣдующее побѣдное стихотвореніе:
Здѣсь обнаружилась доблесть Четверыхъ храбрыхъ и благородныхъ рыцарей. Вооруженные не одной только кольчугой,
Но также и здравымъ смысломъ,
Какъ Фабій и оба Сципіона,
Они сожгли, какъ древесную кору,
Шестьсотъ шестьдесятъ разбойниковъ!
Вы всѣ, короли, герцоги, мужики и бражники,
Берите съ нихъ примѣръ
И знайте, что разумъ сильнѣе кулака!
Ибо побѣда,
Извѣстно всякому,
Дается свыше
Господомъ Богомъ
И выпадаетъ на долю не сильнѣйшему,
А тому, кто Ему угоденъ,
Кто въ Него вѣруетъ
И на Него уповаетъ.
Въ то время, какъ Пантагрюэль сочинялъ вышеупомянутые стихи, Панургъ прибилъ къ другому столбу рога дикой козы рядомъ съ ея шкурой и передними ногами. Кромѣ того, прибилъ также уши троихъ зайцевъ, спину кролика, челюсти зайца, крылья двухъ драхвъ, ноги четверыхъ дикихъ голубей, сткляночку съ уксусомъ, рогъ, куда они клали соль, деревянный вертелъ, шпиговку, старый, дырявый котелъ, чашку, солонку и стаканъ. И въ подражаніе стихамъ и трофею Пантагрюэля написалъ нижеслѣдующее:
На этомъ самомъ мѣстѣ,
Весело усѣвшись на землю,
Четверо лихихъ бражниковъ
Пировали въ честь Бахуса
И пили мертвую.
При этомъ легъ костьми
Господинъ заяцъ;
Его загнали и зажарили
Съ солью и въ уксусѣ.
Въ жаркую пору
Всего милѣе
Пить доброе вино,
Но зайца кушать
Безъ уксуса вредно,
Запомните это.
Тутъ Пантагрюэль сказалъ.
-- Ну, дѣти, довольно пировать. Кто любитъ не въ мѣру пировать, тотъ не способенъ къ военной доблести. Лучшей тѣнью служитъ тѣнь, брасаемая знаменами; паръ отъ боевого коня и стукъ оружія всего милѣе.
Эпистемонъ улыбнулся на эти слова и отвѣчалъ:
-- Всего лучше тѣнь отъ кухни, и паръ отъ пироговъ, и стукъ чашекъ.
На это Панургъ замѣтилъ:
-- Лучше всего тѣнь отъ полога и паръ отъ женскаго тѣла.
И, вскочивъ, облегчился отъ вѣтровъ, подпрыгнулъ, засвисталъ и весело и громко закричалъ:
-- Да живетъ вѣчно Пантагрюэль!
Увидя это, Пантагрюэль хотѣлъ сдѣлать то же самое; но отъ его вѣтровъ земля задрожала на девять миль въ окружности и вмѣстѣ съ испорченнымъ воздухомъ появилось на свѣтъ пятьдесятъ три тысячи человѣчковъ, кривобокихъ карликовъ, и столько же уродливыхъ карлицъ.
-- Вотъ,-- сказалъ Панургъ,-- какъ ваши вѣтры плодородны! Ей-Богу, это славные уроды; ихъ надо поженить между собой, и отъ нихъ родятся мухикусачки.
Пантагрюэль такъ и сдѣлалъ, и назвалъ ихъ пигмеями и отвелъ имъ для жительства одинъ островъ, неподалеку отъ того мѣста, гдѣ они съ тѣхъ поръ очень расплодились. Но цапли ведутъ съ ними постоянную войну, хотя они храбро защищаются, потому что эти карлики, которыхъ въ Шотландіи зовутъ ручкой скребницы, очень гнѣвливы. И физическая причина этому та, что у нихъ сердце помѣщается близко отъ селезенки.
Въ тотъ самый часъ Панургъ взялъ два стакана, стоявшихъ тутъ и довольно большихъ, наполнилъ ихъ до краевъ водой и поставилъ одинъ на деревянную скамейку, а другой на другую и отставилъ ихъ другъ отъ дружки на пять футъ, потомъ взялъ древко копья, величиной въ пять футовъ съ половиной, и положилъ его на стаканы такъ, что оно только кончиками касалось стакановъ. Затѣмъ взялъ толстый колъ и сказалъ Пантагрюэлю и другимъ:
-- Господа, поглядите, какъ мы легко справимся съ нашими врагами. Подобно тому, какъ я переломлю это древко, лежащее на стаканахъ, не разбивъ ихъ и, мало того; не проливъ ни одной капли воды,-- точно такъ мы проломимъ голову нашимъ Дипсодамъ, и при этомъ сами не будемъ ранены и не потерпимъ никакого вреда. Но, чтобы вы не подумали, что дѣло нечисто, возьмите-ка,-- обратился онъ къ Эстену,-- и бейте этотъ колъ по середкѣ, сколько вашей душѣ угодно.
Эстень повиновался, и древко переломилось на два куска, при чемъ ни одна капля воды не пролилась изъ стакановъ. Послѣ того сказалъ:
-- Я и не такія еще штуки знаю. Идемъ безъ опасеній.
XXVIII.
О томъ, какимъ диковиннымъ образомъ побѣдилъ Пантагрюэль Дипсодовъ и великановъ.
Послѣ всѣхъ этихъ рѣчей Пантагрюэль призвалъ плѣнника и отослалъ его обратно, говоря:
-- Вернись къ своему королю въ лагерь и сообщи ему то, что ты видѣлъ; скажи ему, чтобы онъ ждалъ меня завтра къ обѣду; потому что какъ только-что прибудутъ мои галеры,-- а я ихъ жду не позже завтрашняго утра,-- я ему докажу съ помощью восьмисотъ тысячъ воиновъ и семи тысячъ великановъ, которые всѣ выше меня ростомъ, что онъ глупо и безразсудно поступилъ, вторгнувшись въ мою страну.
Пантагрюэль прикидывался передъ нимъ, что къ нему моремъ плыветъ армія.
Но плѣнникъ отвѣчалъ, что желаетъ быть его рабомъ и готовъ никогда не возвращаться къ своимъ, а лучше сражаться съ ними, подъ командой Пантагрюэля и во имя Бога, если ему это позволятъ. Но Пантагрюэль не согласился на это, а приказалъ немедленно отправляться, куда ему указано, и далъ ему ящичекъ полный молочайника и зеренъ волчьяго перца, приготовленныхъ на крѣпкой водкѣ въ видѣ компота, и приказалъ передать его своему королю и сказать ему, что если онъ сможетъ съѣсть этого одну унцію, не пивши, то можетъ безъ страха сопротивляться ему.
Тутъ плѣнникъ со сложенными руками сталъ умолять Пантагрюэля пощадить его въ часъ битвы, на что Пантагрюэль ему отвѣчалъ:
-- Послѣ того, какъ ты обо всемъ извѣстишь своего короля, я не скажу тебѣ, какъ ханжи:-- На Бога надѣйся, а самъ не плошай! Потому что это значило бы сказать:-- Портъ съ тобой, справляйся самъ, какъ знаешь. Но я скажу тебѣ:-- Возложи все свое упованіе на Бога, и Онъ тебя не оставитъ. Ибо, хотя я самъ и силенъ, какъ ты можешь видѣть, и имѣю многое множество воиновъ, однако, не полагаюсь на свою силу, свою ловкость, но всю надежду возлагаю на Господа Бога, моего покровителя, который никогда не оставляетъ тѣхъ, кто къ Нему возноситъ всѣ свои упованія и помышленія.
Послѣ того плѣнникъ попросилъ Пантагрюэля не брать съ него слишкомъ большого выкупа. На что Пантагрюэль отвѣчалъ, что не въ его привычкахъ грабить и обирать людей, а, скорѣе, награждать ихъ и отпускать на волю.
-- Ступай,-- говорилъ онъ,-- съ Богомъ и избѣгай дурного общества, что бы тебѣ не приключилось худа.
Когда плѣнникъ ушелъ, Пантагрюэль сказалъ своимъ людямъ:
-- Дѣти, я далъ понять этому плѣннику, что мы ждемъ армію съ моря и что не начнемъ атаки раньше завтрашняго полудня, съ той цѣлью, чтобы враги, опасаясь такого многочисленнаго войска, занялись бы нынѣшней ночью приготовленіями къ оборонѣ. Между тѣмъ намѣреніе мое напасть на нихъ въ часъ пополуночи.
Оставимъ здѣсь Пантагрюэля съ его соратниками и поговоримъ о королѣ Анархѣ и его арміи.
Когда плѣнникъ прибылъ въ лагерь, онъ явился къ королю и пересказалъ ему о появленіи огромнаго великана, по имени Пантагрюэль, который разбилъ, и немилосердно изжарилъ всѣхъ шестьсотъ пятьдесятъ девять рыцарей, а его одного пощадилъ, чтобы онъ могъ доставить вѣсти о происшедшемъ. Вдобавокъ, ему, поручено сказать королю, чтобы онъ приготовилъ великану обѣдать въ полдень, потому что онъ намѣревается напасть на него въ этотъ часъ.
Затѣмъ передалъ королю ящикъ съ вареньемъ, но только-что тотъ успѣлъ проглотить одну ложечку, какъ у него воспалилось горло и кожа сошла съ языка. И никакія лѣкарства ему не помогали, и для облегченія онъ долженъ былъ непрерывно пить; ибо едва онъ отнималъ стаканъ это рта, какъ языкъ ему немилосердно жгло. Напослѣдокъ ему вливали вино въ горло черезъ мѣхи. Когда его военачальники, паши и тѣлохранители увидѣли это, они отвѣдали варенья, чтобы убѣдиться: дѣйствительно ли оно возбуждаетъ такую сильную жажду; но и съ ними было то же, что и съ королемъ. И они такъ всѣ перепились, что слухъ распространился по всему лагерю, что плѣнникъ вернулся и слѣдуетъ ждать на завтра непріятельскаго нападенія; и что король и всѣ военачальники вмѣстѣ съ тѣлохранителями готовятся къ нему, напиваясь до положенія ризъ. Вслѣдствіе чего всѣ люди въ лагерѣ поспѣшили послѣдовать ихъ примѣру и, перепившись, свалились какъ свиньи, гдѣ попало на землю, и заснули.
Теперь вернемся къ Пантагрюэлю и разскажемъ, какъ онъ велъ себя въ этомъ дѣлѣ. Покидая мѣсто, гдѣ онъ воздвигнулъ трофей, онъ взялъ въ руку мачту корабля, точно посохъ, влилъ въ марсъ двѣсти тридцать семь бочекъ бѣлаго анжуйскаго вина и нѣсколько руанскаго и привязалъ къ поясу барку, полную соли, съ такою легкостью, съ какою ландскнехты носятъ корзины съ хлѣбомъ. Затѣмъ выступилъ со своими соратниками въ путь. Когда они приблизились къ непріятельскому лагерю, Панургъ сказалъ:
-- Господинъ, позвольте дать вамъ добрый совѣтъ. Опорожнимъ марсъ отъ бѣлаго анжуйскаго вина и выпьемъ его, какъ добрые бретонцы.
Пантагрюэль охотно согласился на это, и они выпили начисто всѣ двѣсти тридцать семь бочекъ вина до послѣдней капли, за исключеніемъ одного флакона изъ турской вареной кожи, которую Панургъ наполнилъ для своего употребленія, потому что онъ называлъ его своимъ vade-mecum, и нѣсколькихъ небольшихъ бутылокъ для уксуса.
Когда они напились такимъ образомъ, Панургъ далъ съѣсть Пантагрюэлю какое-то чортово снадобье, составленное изъ литотрипона, нефрокатортикона, хлѣба съ шпанской мухой и другихъ спецій.
Послѣ того Пантагрюэль сказалъ Карпалиму:
-- Ступай въ городъ и проберись какъ крыса по стѣнѣ, какъ ты это умѣешь дѣлать, и скажи тамъ всѣмъ, чтобы они вышли и напали бы на непріятеля какъ можно дружнѣе, и, сказавъ это, спустись со стѣны, возьми зажженный факелъ, которымъ и подожги всѣ палатки и шатры въ лагерѣ; затѣмъ завопи какъ можно громче и убѣгай изъ лагеря.
-- Хорошо,-- отвѣчалъ Карпалимъ,-- но не слѣдуетъ ли мнѣ сперва заклепать у нихъ всѣ пушки?
-- Нѣтъ, нѣтъ,-- сказалъ Пантагрюэль,-- а лучше подожги ихъ порохъ.
Повинуясь этому приказу, Карпалимъ отправился и сдѣлалъ такъ, какъ ему наказывалъ Пантагрюэль. Всѣ воины, находившіеся въ городѣ, вышли изъ него въ то время, какъ онъ поджигалъ палатки и шатры въ лагерѣ, при чемъ шагалъ прямо по тѣламъ людей, которые ничего не чувствовали, потому что крѣпко спали и храпѣли. Онъ дошелъ до того мѣста, гдѣ помѣщалась артиллерія, и поджегъ всѣ боевые снаряды. Но это оказалось не безопаснымъ: огонь вспыхнулъ такъ быстро, что чуть было не спалилъ бѣднаго Карпалима. И если бы не его необычайная юркость, онъ былъ бы зажаренъ какъ свинья; но онъ такъ быстро убѣжалъ, что стрѣла изъ лука летитъ не быстрѣе.
Когда онъ выбрался изъ траншей, онъ такъ страшно закричалъ, что, казалось, всѣ черти сорвались съ цѣпи. При этомъ звукѣ враги проснулись,-- но знаете какъ?-- совсѣмъ сонные, какъ это бываетъ при первомъ ударѣ колокола, призывающаго къ заутренѣ.
Между тѣмъ Пантагрюэль принялся сыпать солью, которая у него была въ баркѣ, и такъ какъ враги спали съ открытымъ ртомъ, то онъ набилъ имъ солью все горло, и бѣдняки кашляли какъ лисицы и кричали:
-- Ахъ, Пантагрюэль, мы горимъ, мы горимъ!
Вдругъ Пантагрюэлю пришла охота облегчиться, отъ тѣхъ снадобьевъ, которыми обкормилъ его Панургъ, и онъ всѣхъ утопилъ, и произвелъ наводненіе на десять миль въ окружности.
Видя это, вышедшіе изъ города люди говорили:
-- Они всѣ умерли жестокой смертью: видите, какъ кровь бѣжитъ.
Разбуженный непріятель, видя, съ одной стороны, пожаръ въ лагерѣ, съ. другой -- наводненіе, не зналъ: ни что думать, ни что сказать. Одни говорили, что наступилъ конецъ міру и Страшный Судъ; другіе -- что морскіе боги: Нептунъ, Протей, Тритоны и прочіе преслѣдуютъ ихъ и что вода это морская и соленая.
О! Кто сможетъ теперь разсказать, какъ сразился Пантагрюэль съ тремястами великанами! О, моя муза, моя Каліопа, моя Талія, вдохнови меня въ сей часъ, оживи мой умъ: вотъ гдѣ загвоздка, вотъ гдѣ можно стать втупикъ, вотъ когда трудно пересказать ужасающую баталію, имѣвшую тутъ мѣсто! И хотя бы еще, у меня былъ въ рукахъ бокалъ лучшаго вина, какое когда-либо пили тѣ, кто будутъ читать эту столь правдивую исторію!
XXIX.
О томъ, какъ Пантагрюэль разбилъ триста великановъ въ каменныхъ панциряхъ и ихъ предводителя Оборотня.
Великаны, видя, что ихъ лагерь подвергся наводненію, вынесли своего короля Анарха на плечахъ ихъ форта, подобно тому, какъ Эней -- отца своего Анхиза изъ охваченной пожаромъ Трои. Когда Панургъ увидѣлъ ихъ, то сказалъ Пантагрюэлю:
-- Видите ли вы этихъ великановъ, вышедшихъ изъ форта; задайте-ка имъ хорошенько перцу вашей мачтой; наступилъ часъ показать вашу отвагу. А мы, съ своей стороны, отъ васъ не отстанемъ. И ручаюсь, что многихъ побью. Велика важность! Вѣдь Давидъ убилъ же Голіаѳа безъ труда. Да и толстякъ Эстенъ, который силенъ какъ четыре быка, не пожалѣетъ силъ. Мужайтесь, бейте ихъ и въ хвостъ и въ голову.
-- Ну-у,-- отвѣчалъ Пантагрюэль,-- мужества у меня наберется слишкомъ на пятьдесятъ франковъ. Но, однако, и самъ Геркулесъ не смѣлъ никогда выступать одинъ на двоихъ.
-- Вотъ глупости,-- замѣтилъ Панургъ,-- вы сравниваете себя съ Геркулесомъ? Да вы зубастѣе и сильнѣе во сто разъ Геркулеса. Человѣкъ стоитъ того, какъ онъ себя оцѣняетъ.
Пока они такъ разговаривали, Оборотень появился съ толпой своихъ великановъ, но, увидя Пантагрюэля одного, проникся такимъ самомнѣніемъ и самоувѣренностью, что понадѣялся одинъ справиться съ нимъ. А потому сказалъ соратникамъ-великанамъ:
-- Клянусь Магометомъ, если кто-нибудь изъ васъ вздумаетъ сразиться съ этимъ молодцомъ, я того казню жестокой смертью. Я хочу, чтобы вы предоставили мнѣ сражаться одному; вы же, тѣмъ временемъ, смотрите на насъ.
Послѣ этого всѣ великаны вмѣстѣ со своимъ королемъ отступили къ тому мѣсту, гдѣ стояли бутылки съ виномъ, а за ними послѣдовалъ и Панургъ со своими соратниками. Панургъ прикидывался, будто онъ боленъ: вертѣлъ шеей, дергалъ пальцами и говорилъ хриплымъ голосомъ:
-- Объявляю вамъ, пріятели, мы съ вами не воюемъ; угостите насъ, пока наши господа дерутся.
Король и великаны охотно согласились и посадили ихъ пировать вмѣстѣ съ собой.
Тѣмъ временемъ, Панургъ разсказывалъ имъ басни про Тюрпена, легенды про Ов. Николая и волшебныя сказки. Оборотень же атаковалъ Пантагрюэля стальной палицей, вѣсившей слишкомъ девять тысячъ семьсотъ центнеровъ, халибской стали {Самый твердый изъ металловъ, извѣстныхъ въ древности.}, и на концѣ которой находилось тринадцать заостренныхъ брилліантовъ, изъ которыхъ меньшій былъ, чтобы не соврать, величиной съ самый большой колоколъ собора Нотръ-Дамъ въ Парижѣ. Палица была волшебная и не могла переломиться, но, напротивъ того, ломала все, до чего ни притрогивалась. И вотъ въ то время, какъ Оборотень надменно выступалъ противъ него, Пантагрюэль поднялъ глаза къ небу, поручилъ себя отъ всего сердца Богу и произнесъ слѣдующій обѣтъ:
-- Господи Боже мой! Ты всегда былъ моимъ Покровителемъ и Хранителемъ. Ты видишь, въ какой бѣдѣ я теперь нахожусь. Меня сюда привело не что иное какъ естественное усердіе, въ силу котораго Ты повелѣваешь людямъ охранять и защищать женъ ихъ и дѣтей, отчизну и семью,-- все, за исключеніемъ Твоего собственнаго дѣла, а именно вѣры, такъ какъ въ этомъ дѣлѣ Ты не хочешь иныхъ пособниковъ, кромѣ приверженности католическому исповѣданію и служенію Олову Твоему, и воспретилъ всякое иное оружіе, ибо Ты, Всемогущій Богъ, въ Своемъ собственномъ дѣлѣ Самъ можешь защититься такими силами, какихъ и перечислить невозможно; ибо у Тебя есть легіоны ангеловъ, изъ которыхъ слабѣйшій можетъ избить всѣхъ людей и повернуть небо и землю по-своему, какъ это и было нѣкогда съ арміей Сеннахериба. Итакъ, если Тебѣ угодно въ этотъ часъ придти мнѣ на помощь, то въ Тебѣ все мое упованіе и надежда; я даю обѣтъ, что во всѣхъ странахъ, какъ въ Утопіи, такъ и въ Иныхъ, гдѣ только будетъ признаваться моя власть и авторитетъ, я прикажу проповѣдывать Евангеліе просто, чисто и безъискусственно, и что злоупотребленія цѣлой толпы ханжей и лже-пророковъ, которые путемъ искаженныхъ людскихъ учрежденій и измышленій отравили весь міръ, будутъ вокругъ меня искоренены.
Затѣмъ, когда Пантагрюэль увидѣлъ, что Оборотень надвигается на него съ разинутой пастью, онъ смѣло пошелъ ему навстрѣчу и закричалъ во все горло:
-- Смерть тебѣ, злодѣй, смерть!
Чтобы испугать его своимъ ужаснымъ крикомъ, сообразуясь съ тактикой лакедемонянъ.
Послѣ того бросилъ въ него изъ своей барки, которая была прикрѣплена къ его поясу, восемнадцать бочекъ и осьмину соли, которою забилъ ему горло, глотку, носъ и глаза.
Раздраженный этимъ, Оборотень замахнулся на него палицей, желая разбить ему голову, но Пантагрюэль былъ ловокъ и всегда отличался твердостью въ ногахъ и вѣрностью глаза; однако, ему не удалось уклониться настолько отъ удара, чтобы онъ не попалъ на барку, которая разломилась на четыре тысячи восемьдесятъ шесть кусковъ, и соль просыпалась на землю.
Видя это, Пантагрюэль, ловко вытянувъ руку, ударилъ его, по всѣмъ правиламъ фехтовальнаго искусства, толстымъ концомъ своей мачты по груди, затѣмъ, отклонивъ оружіе налѣво, нанесъ ему сильный ударъ между шеей и нагрудникомъ и, наконецъ, ударилъ его концомъ мачты въ животъ, при чемъ разбился марсъ и пролились три или четыре бочки вина, которыя въ немъ оставались.
Не довольствуясь этимъ, Пантагрюэль хотѣлъ повторить ударъ; но Оборотень, поднявъ палицу, продвинулся къ нему и изо всѣхъ силъ собирался опустить ее на Пантагрюэля; и, дѣйствительно, съ такой силой замахнулся ею, что если бы Богъ не спасъ Пантагрюэля, онъ бы разсѣкъ его пополамъ съ головы до селезенки; но Пантагрюэль успѣлъ уклониться, и палица вонзилась болѣе нежели на семьдесятъ три фута въ землю сквозь толстую скалу, изъ которой искръ посыпалось больше, чѣмъ девять тысячъ шесть бочекъ.
Пантагрюэль, увидѣвъ, что Оборотень занятъ тѣмъ, что вытаскиваетъ палицу, застрявшую въ землѣ, подбѣжалъ къ нему и хотѣлъ отсѣчь ему голову, но мачта его, къ несчастію, слегка дотронулась до кончика палицы Оборотня, и такъ какъ палица была волшебная, какъ это мы сказали раньше, мачта переломилась на три пальца разстоянія отъ рукоятки, чему Пантагрюэль очень удивился и вскричалъ:
-- Эй, Панургъ, гдѣ ты?
Услышавъ это, Панургъ сказалъ королю и великанамъ:
-- Ей богу! Они искалѣчатъ другъ другъ друга, если ихъ не разнимутъ.
Но великаны распировались точно на свободѣ. И когда Карпалимъ захотѣлъ встать, чтобы идти на помощь своему господину, одинъ изъ великановъ сказалъ ему:
-- Клянусь Голфэримомъ, племянникомъ Магомета, я тебя запрячу въ свои штаны какъ промывательное, тѣмъ болѣе, что страдаю запоромъ.
Между тѣмъ Пантагрюэль, лишившись палицы, схватилъ обломокъ мачты и колотилъ зря великана, но причинялъ ему этимъ такъ же мало вреда, какъ если бы кто вздумалъ дать щелчокъ наковальнѣ кузнеца.
А Оборотень тѣмъ временемъ вытащилъ свою палицу изъ земли и замахивался ею на Пантагрюэля, который вертѣлся во всѣ стороны, уклоняясь отъ его ударовъ, но, видя, что Оборотень все еще угрожаетъ ему,-- сказалъ, наконецъ:
-- Злодѣй, сейчасъ я изрублю тебя какъ начинку для пирога. Никогда больше люди по твоей милости не испытаютъ жажды.
И тутъ Пантагрюэль такъ сильно ударилъ его ногой въ животъ, что тотъ полетѣлъ вверхъ ногами; Пантагрюэль схватилъ его за ноги и протащилъ далеко по землѣ. У Оборотня кровь пошла горломъ, и онъ закричалъ:
-- Магометъ! Магометъ! Магометъ!
На этотъ крикъ всѣ великаны поднялись, чтобы идти ему на помощь. Но Панургъ сказалъ имъ:
-- Господа, не ходите, послушайтесь меня, потому что нашъ господинъ не въ своемъ умѣ и бьетъ направо, и налѣво, не разбирая, куда попадетъ.
Но великаны не послушали его, видя, что Пантагрюэль безоруженъ. Но когда Пантагрюэль увидѣлъ, что они приближаются, онъ взялъ Оборотня за обѣ ноги и приподнялъ его въ воздухѣ какъ пику и, вооружившись его тѣломъ, точно наковальней, сталъ бить великановъ въ каменныхъ панцыряхъ и валилъ ихъ на землю, пока не свалилъ всѣхъ до единаго. Каменные панцири, разбиваясь, производили такой же страшный шумъ, какой слышался, помнится мнѣ, когда большая Сентъ-Этьенская Масляная башня, находившаяся въ Буржѣ, растаяла на солнцѣ. Тѣмъ временемъ Панургъ вмѣстѣ съ Карпалимомъ и Эстеномъ убивали поверженныхъ на землю. Будьте покойны, ни одинъ изъ нихъ не спасся, и, глядя на Пантагрюэля, казалось, что косецъ своей косой (косу изображалъ Оборотень) коситъ траву луга (лугомъ были великаны). Но въ этомъ бою Оборотень лишился головы какъ разъ въ тотъ мигъ, какъ Пантагрюэль свалилъ съ ногъ великана, котораго звали Рифландуйль, и на которомъ былъ панцырь изъ песчаника, и одинъ осколокъ его пробилъ горло Эпистемону. У другихъ панцыри были изъ туфа или изъ сланца. Въ концѣ концовъ, увидѣвъ, что всѣ великаны мертвы, Пантагрюэль швырнулъ трупъ Оборотня въ городъ, гдѣ онъ упалъ плашмя, какъ лягушка, на главную площадь и, падая, убилъ на мѣстѣ обожженнаго кота, мокрую кошку, ощипанную утку и взнузданнаго гуся.
XXX.
О томъ, какъ Эпистемонъ, у котораго была отсѣчена голова, былъ искусно исцѣленъ Панургомъ, и о вѣстяхъ про чертей и про грѣшниковъ въ аду.
Послѣ пораженія великановъ Пантагрюэль удалился къ тому мѣсту, гдѣ стояли винныя бутылки, и позвалъ Панурга и другихъ, которые пришли къ нему цѣлы и невредимы, за исключеніемъ Эстена: ему одинъ изъ великановъ исцарапалъ лицо въ то время, какъ его убивалъ, и Эпистемона, который совсѣмъ не явился. Это такъ огорчило Пантагрюэля, что онъ собирался покончить съ собой, но Панургъ сказалъ ему:
-- Богъ мой, Господинъ, подождите немного, и мы поищемъ его среди мертвыхъ и узнаемъ правду.
И вотъ они принялись искать его и нашли мертвымъ; окровавленную голову свою онъ держалъ въ рукахъ. Тогда Эстенъ вскричалъ:
-- Ахъ, злая смерть! Зачѣмъ отняла ты у насъ лучшаго изъ людей?
При этомъ возгласѣ Пантагрюэль всталъ съ мѣста въ величайшемъ горѣ, какое только кто-либо испытывалъ на свѣтѣ. И сказалъ Панургу:
-- Ахъ, другъ мой, пророчество, изреченное вами посредствомъ двухъ стакановъ и древка отъ пики, было, значитъ, лживое!
Но Панургъ отвѣчалъ:
-- Дѣти, не плачьте: онъ еще не остылъ, и я вамъ его исцѣлю.
Говоря это, онъ взялъ голову и прижалъ ее къ клапану своихъ штановъ, чтобы она не простудилась. Эстенъ и Карпалимъ снесли тѣло на то мѣсто, гдѣ они пировали, не потому, чтобы они надѣялись, что покойникъ оживетъ, но чтобы показать его Пантагрюэлю. Но Панургъ утѣшалъ его, говоря:
-- Если я не исцѣлю его, пусть самъ лишусь головы, а вѣдь надо быть дуракомъ, чтобы рисковать ею; полноте плакать и помогите мнѣ.
Послѣ того онъ тщательно обмылъ голову и шею бѣлымъ виномъ, прибавивъ къ нему мелко-истолченнаго кала, который онъ всегда носилъ при себѣ въ карманѣ; затѣмъ намазалъ мазью, состава которой я не знаю, аккуратно приставилъ голову къ шеѣ, вена къ венѣ, нервъ къ нерву, позвонокъ къ позвонку, дабы онъ не сталъ кривошеей, такъ какъ этихъ послѣднихъ онъ до смерти ненавидѣлъ; и, сдѣлавъ это, скрѣпилъ всю голову кругомъ пятнадцатью или шестнадцатью стежками, чтобы она опять не отвалилась; послѣ того снова намазалъ мазью, которую называлъ живительною.
Вдругъ Эпистемонъ сталъ дышать, затѣмъ раскрылъ глаза, затѣмъ зѣвнулъ, затѣмъ чихнулъ и даже выпустилъ вѣтры. Послѣ чего Панургъ объявилъ:
-- Ну, теперь онъ, навѣрное, здравъ.
И далъ ему выпить стаканъ бѣлаго вина, подслащеннаго жженымъ сахаромъ. И такимъ образомъ Эпистемонъ былъ искусно исцѣленъ; и у него осталась только хрипота въ горлѣ, которая прошла не раньше, какъ по истеченіи слишкомъ трехъ недѣль, да сухой кашель, отъ котораго онъ никакъ не могъ отдѣлаться, не прибѣгая усиленно къ вину.
Но вотъ онъ заговорилъ и сообщилъ, что видѣлъ чертей, говорилъ запросто съ Люциферомъ и отлично провелъ время въ аду и въ Елисейскихъ поляхъ. Онъ увѣрялъ, что черти -- славные ребята. Что касается грѣшниковъ, то онъ сказалъ, что очень сожалѣетъ, что Панургъ такъ скоро вернулъ его къ жизни.
-- Я находилъ большое развлеченіе,-- говорилъ онъ,-- глядя на нихъ.
-- Какъ такъ?-- спросилъ Пантагрюэль.
-- Вѣдь съ ними обращаются совсѣмъ не такъ худо, какъ вы думаете: одно только, что въ ихъ состояніи произошла большая перемѣна, потому что я видѣлъ, какъ Александръ Великій чинилъ старые штаны и этимъ зарабатывалъ скудное пропитаніе.
Ксерксъ продавалъ на улицахъ горчицу.
Ромулъ сталъ солеваромъ.
Нума ковалъ гвозди.
Тарквиній сталъ ростовщикомъ.
Пизонъ -- крестьяниномъ.
Сулла -- лодочникомъ.
Киръ -- скотникомъ.
Ѳемистоклъ -- стекольщикомъ.
Эпаминондъ гранилъ зеркала.
Брутъ и Кассій стали землемѣрами.
Демосеенъ сталъ винодѣломъ.
Цицеронъ -- истопникомъ.
Фабій изготовляетъ четки.
Артаксерксъ сучитъ веревки.
Эней сталъ мельникомъ.
Ахиллъ опаршивѣлъ.
Агамемнонъ сталъ лизоблюдомъ.
Улиссъ -- косцомъ.
Несторъ -- нищимъ.
Дарій чиститъ отхожія мѣста.
Анкъ Марцій смолитъ корабли.
Камиллъ сталъ башмачникомъ.
Марцеллъ чиститъ бобы.
Друзъ ломится въ открытыя двери.
Сципіонъ Африканскій ходитъ козыремъ, хоть и на босу ногу.
Аздрубалъ -- фонарщикомъ.
Аннибалъ торгуетъ живностью.
Пріамъ -- тряпичникомъ.
Ланцелотъ дю-Лакъ -- живодеромъ.
Всѣ рыцари Круглаго Стола бѣдны и съ трудомъ зарабатываютъ пропитаніе, служа гребцами на лодкахъ,-- которыя перевозятъ по рѣкамъ Коциту, Флегетону, Стиксу, Ахерону и Летѣ, когда господа черти вздумаютъ прокатиться по водѣ,-- подобно ліонскимъ лодочникамъ и венеціанскимъ гондольерамъ. Но платой имъ служитъ только щелчокъ по носу и вечеромъ кусокъ черстваго хлѣба.
Траянъ ловитъ лягушекъ.
Антонинъ -- лакеемъ.
Коммодъ -- волынщикомъ.
Пертинаксъ обиваетъ орѣхи.
Лукуллъ торгуетъ вишнями.
Юстиніанъ -- коробочникомъ.
Гекторъ -- поваренкомъ.
Парисъ -- нищимъ оборванцемъ.
Ахиллъ -- убираетъ сѣно.
Камбизъ -- погонщикомъ муловъ.
Неронъ -- рылѣйщикомъ, а Фіерабрасъ -- его лакеемъ; но онъ причиняетъ ему всяческія непріятности, кормитъ его ситнымъ хлѣбомъ и поитъ кислымъ виномъ, а самъ ѣстъ и пьетъ на славу.
Юлій Цезарь и Помпей просмаливаютъ корабли.
Жигланъ и Говенъ {Герои рыцарскихъ романовъ.} -- бѣдняки-свинопасы.
Валентинъ и Орсонъ служатъ въ адскихъ баняхъ цырюльниками.
Папа Юлій продаетъ пирожки, но обрѣзалъ свою длинную и безобразную бороду.
Жанъ Парижскій чиститъ сапоги.
Артуръ Бретонскій чиститъ шляпы.
Персфоре {Сказочная личность.} -- ножевщикомъ.
Папа Бонифацій VIII лудитъ кастрюли.
Папа Николай III -- бумажный фабрикантъ.
Папа Александръ ловитъ крысъ.
Папа Сикстъ IV ухаживаетъ за страждующими дурной болѣзнью больными.
-- Какъ,-- сказалъ Пантагрюэль,-- въ аду есть такіе больные?
-- Разумѣется,-- отвѣчалъ Эпистемонъ,-- я нигдѣ столько не видалъ; ихъ тамъ слишкомъ сто милліоновъ. Потому что, представьте, тѣ, которые въ здѣшнемъ мірѣ не знали: дурной болѣзни, на томъ свѣтѣ получаютъ ее.
-- Ну, тогда мнѣ нечего страшиться,-- сказалъ Панургъ,-- потому что я ею болѣлъ, какъ никто; я побывалъ и въ Гибралтарскомъ проливѣ и, у Геркулесовыхъ столбовъ и прошелъ огонь, воду, и мѣдныя трубы.
Ожье Датчанинъ чиститъ лошадиную сбрую.
Король Тигранъ сталъ кровельщикомъ.
Гальенъ Реставрированный ловить кротовъ.
Четыре сына Эмона -- зубодеры.
Папа Каликстъ -- цирюльникъ.
Папа Урбанъ сталъ прихлебателемъ.
Мелюзина -- прачкой.
Клеопатра торгуетъ лукомъ.
Елена стала свахой горничныхъ.
Семирамида ловитъ вшей у нищихъ.
Дидона торгуетъ грибами.
Пентисилья торгуетъ крессъ-салатомъ.
Лукреція содержитъ харчевню.
Гортензія стала пряхой.
Ливія чиститъ кастрюли.
Такимъ образомъ, всѣ тѣ, которые въ здѣшней жизни были важными господами, на томъ свѣтѣ съ трудомъ добывали себѣ жалкое пропитаніе. Напротивъ того, философы и тѣ, которые въ здѣшней жизни жили бѣдняками, на томъ свѣтѣ стали важными господами, въ свою очередь.
Я видѣлъ Діогена, красовавшагося въ великолѣпной пурпурной мантіи и со скипетромъ въ правой рукѣ и обращавшагося какъ съ собакой съ Александромъ Великимъ, если тотъ плохо починитъ ему штаны, и вознаграждавшаго его за трудъ ударами палки. Я видѣлъ Эпиктета нарядно одѣтаго à la franèaise, подъ развѣсистыми деревьями, веселившагося въ компаніи молодыхъ барышень, пировавшаго, танцовавшаго, катавшагося, какъ сыръ въ маслѣ и купавшагося въ золотѣ. Надъ шпалерами изъ виноградной лозы стояли, въ качествѣ его девиза, слѣдующіе стихи:
Веселиться и скакать,
Пить вино и горло драть,
День деньской деньгу считать,
Никакой бѣды не знать.
Когда онъ меня увидѣлъ, онъ вѣжливо пригласилъ меня выпить съ нимъ, на что я охотно согласился, и мы по-богословски напились. Тѣмъ временемъ подошелъ къ нему Киръ и попросилъ одно денье въ честь Меркурія, чтобы купить нѣсколько луковицъ на ужинъ. "Глупости, глупости,-- отвѣчалъ Эпиктетъ,-- я не подаю денье. Вотъ, болванъ, возьми одно экю и веДи себя добропорядочно."
Киръ былъ очень радъ такой добычѣ, но находившіеся тамъ Александръ, Дарій и другіе, украли у него ночью экю. Я видѣлъ Пателена, казначея Радаманта {Сынъ Юпитера и Европы, одинъ изъ троихъ адскихъ судей.}, торговавшаго пирожки, которые продавалъ папа Юлій, и онъ спрашивалъ у него, сколько стоитъ дюжина. "Три бѣлыхъ монеты", отвѣчалъ папа. "Трехъ ударовъ палкой будетъ съ тебя довольно,-- отвѣчалъ Пателенъ,-- вотъ тебѣ, каналья; ступай за другими." И бѣдный папа ушелъ, проливая слезы. А когда пришелъ къ своему хозяину пирожнику и пожаловался ему, что у него силой отняли пирожки, тотъ такъ отхлесталъ его ремнемъ, что его шкура не годилась бы для волынки. Я видѣлъ метра Жана Лемера {Писатель XVI вѣка, современникъ Раблэ, писавшій о римскихъ папахъ въ сатирическомъ духѣ.}. передразнивавшаго папу и заставлявшаго всѣхъ этихъ бѣдныхъ королей и папъ цѣловать у себя ноги, и величавшагося, и раздавшаго благословенія;, говоря: "Покупайте индульгенціи, покупайте; не дорого стоютъ; я разрѣшаю васъ отъ хлѣба и похлебки, разрѣшаю вамъ быть бездѣльниками." Затѣмъ онъ призвалъ Кальета {Знаменитый шутъ.} и Трибуле {Шутъ Людовика XII.} и сказалъ имъ: "Господа кардиналы, отпустите каждому изъ нихъ буллу въ видѣ удара палкой. Что было немедленно исполнено. Я видѣлъ Франсуа Виллона, спрашивавшаго у Ксеркса: "Сколько стоитъ порція горчицы?" -- "Одно денье", отвѣчалъ Ксерксъ. На что Виллонъ отвѣчалъ: "Врешь, негодяй, ты втридорога продаешь свой товаръ, и испортилъ ему товаръ, какъ, я видѣлъ, это дѣлаютъ продавцы горчицы въ Парижѣ. Я видѣлъ ландскнехта Беньоле {Лицо изъ Произведеній Виллона.}, занимавшаго здѣсь постъ инквизитора: онъ встрѣтилъ Персфоре {Легендарная личность.}; тотъ облегчался у стѣны, на которой былъ изображенъ Антоновъ огонь. Онъ объявилъ его за это еретикомъ и сжегъ бы живымъ на кострѣ, если бы за него не вступился Моргантъ {Лицо фантастическое.} и не подарилъ ему девяти бочекъ пива.
-- Ну,-- сказалъ Пантагрюэль,-- оставь всѣ эти сказки до другого раза. И скажи намъ только, какъ обращаются въ аду съ ростовщиками?
-- Я видѣлъ,-- отвѣчалъ Эпистемонъ,-- что они искали ржавыхъ булавокъ и старыхъ гвоздей въ уличномъ сорѣ, какъ на этомъ свѣтѣ это дѣлаютъ жалкіе людишки. Но на томъ свѣтѣ за центнеръ этой дряни даютъ не больше одной корочки хлѣба; да и то набрать ее трудно, почему жалкіе ростовщики порою по три недѣли кряду остаются не ѣвши, а работаютъ день и ночь въ ожиданіи барышей. Но и трудъ и бѣдность имъ ни по чемъ: такъ дѣятельны они и такое на нихъ положено проклятіе, лишь бы въ концѣ года имъ удалось заработать нѣсколько грошей.
-- Ну, дѣти, теперь и намъ пора ѣсть и пить; весь этотъ мѣсяцъ мы будемъ здорово пить,-- замѣтилъ Пантагрюэль.
Они раскупорили кучу бутылокъ и принялись за провизію, припасенную въ лагерѣ. Но у бѣднаго короля Анарха было невесело на душѣ, и Панургъ-сказалъ:
-- А къ какому роду занятій опредѣлимъ мы господина короля, чтобы онъ зналъ свое ремесло въ совершенствѣ, когда пойдетъ ко всѣмъ чертямъ?
-- Ты правильно судишь,-- отвѣчалъ Пантагрюэль,-- ну, вотъ возьми его себѣ, я тебѣ его дарю.
-- Очень вамъ благодаренъ,-- сказалъ Панургъ,-- я не отказываюсь отъ подарка, тѣмъ болѣе, когда онъ идетъ отъ васъ.
XXXI.
О томъ, какъ Пантагрюэль вступилъ въ городъ Аморотовъ и какъ Панургъ женилъ короля Анарха и приказалъ ему продавать въ разносъ луковичную подливку.
Послѣ этой чудесной побѣды Пантагрюэль послалъ Карпалима въ городъ Аморотовъ, возвѣстить о томъ, что король Анархъ взятъ въ плѣнъ и всѣ враги разбиты. Услышавъ эту вѣсть, всѣ жители города вышли въ порядкѣ и съ большою пышностью и веселіемъ провели его въ городъ, гдѣ повсемѣстна были зажжены костры, и разставлены столы на улицахъ, уставленные множествомъ кушаній. Казалось снова наступилъ золотой вѣкъ: такъ всѣ пировали.
Но Пантагрюэль, когда собрался сенатъ, сказалъ:
-- Господа, слѣдуетъ ковать желѣзо, пока оно горячо, а потому прежде чѣмъ пировать дальше, я хочу завоевать все королевство Дипсодовъ. Итакъ, кто хочетъ идти со мной, пусть готовится выступить завтра послѣ выпивки, потому я иду въ походъ. И не то, чтобы мнѣ нужны были лишніе люди въ подмогу для этого завоеванія: тѣхъ, что, у меня уже есть, мнѣ довольно. Но я вижу, что городъ до того переполненъ жителями, что имъ тѣсно ходить по улицамъ, поэтому я хочу часть ихъ отвести въ качествѣ колонистовъ въ Дипсодію и отдать имъ всю страну, которая красива, здорова, плодородна и лучше всѣхъ другихъ странъ, какъ это хорошо извѣстно многимъ изъ васъ, побывавшимъ тамъ. Пусть всякій, кто готовъ идти туда, собирается, какъ я уже сказалъ.
Этотъ совѣть и это совѣщаніе разнеслись по городу, и на слѣдующій день, на площади передъ дворцомъ собралась толпа народа, числомъ не менѣе одного милліона восьмисотъ пятидесяти шести тысячъ одиннадцати человѣкъ, кромѣ женщинъ и дѣтей. Они выступили въ Дипсодію въ такомъ порядкѣ, что напоминали сыновъ израильскихъ, когда тѣ вышли изъ Египта, чтобы перейти черезъ Чермное море.
Но прежде нежели продолжать разсказъ объ этомъ предпріятіи, я хочу сообщить о томъ, какъ Панургъ поступилъ со своимъ плѣнникомъ, королемъ Анархомъ. Онъ припомнилъ, что сообщалъ Эяистемонъ о томъ, какъ обращались въ Елисейскихъ поляхъ съ земными королями и богачами и какъ они добывали себѣ пропитаніе низкими и грязными ремеслами.
И вотъ въ одинъ прекрасный день, онъ облекъ своего бывшаго короля въ славную полотняную куртку, съ зубцами, какъ у албанской фески, и въ подходящіе штаны, но оставилъ безъ башмаковъ.
-- Потому что,-- говорилъ онъ,-- они не подходятъ къ костюму.
И далъ ему голубую шапку съ каплуньимъ перомъ. Или нѣтъ, ошибаюсь: ихъ, кажется, было два, а также далъ ему красивый кушакъ голубой съ зеленымъ, говоря, что эта ливрея ему идетъ, такъ какъ онъ былъ развращенъ {Тутъ у Раблэ непереводимая игра словъ p'ers et vert и pervers.}. Въ этомъ видѣ привелъ его къ Пантагрюэлю, говоря:
-- Знакомъ ли вамъ этотъ мужикъ?
-- Нѣтъ, конечно,-- отвѣчалъ Пантагрюэль.
-- Это господинъ король надъ тремя печеными яблоками. Я хочу сдѣлать изъ него порядочнаго человѣка. Я хочу пріурочить его къ ремеслу и сдѣлать разносчикомъ луковичной подливки. Ну, кричи: "Кому нужно луковичную подливку?"
И бѣдняга сталъ кричать.
-- Недостаточно громко,-- сказалъ Панургъ.
И, взявъ его за ухо, продолжалъ:
-- Пой погромче, въ тонѣ g, sol, re, ut. У тебя, чортъ возьми, здоровая глотка, и ты никогда не былъ такъ счастливъ, какъ теперь, когда ты больше не король.
А Пантагрюэлю все это доставляло большое удовольствіе. Смѣю сказать, что онъ былъ добрѣйшимъ изъ людей. Итакъ, Анархъ сталъ разносчикомъ луковичной подливки.
Два дня спустя Панургъ женилъ Анарха на старой фонарщицѣ и самъ справилъ свадьбу, на которой подавали великолѣпную баранью голову, кровяныя колбасы съ горчицей и потроха съ чеснокомъ. Панургъ послалъ Пантагрюэлю пять возовъ этихъ послѣднихъ, и Пантагрюэль всѣ ихъ съѣлъ и похвалилъ. Кромѣ того, Панургъ позаботился, чтобы за обѣдомъ не было недостатка въ винѣ изъ виноградныхъ выжимокъ и въ наливкѣ рябиновкѣ. Нанятъ былъ слѣпой музыкантъ, и подъ звуки его волынки они плясали.
Послѣ обѣда Панургъ привелъ новобрачныхъ во дворецъ и представилъ Пантагрюэлю.
Пантагрюэль отвелъ имъ маленькую дворницкую въ глухой улицѣ и далъ каменную ступку, чтобы толочь лукъ. И тамъ они жили себѣ да поживали, и Анархъ сталъ самымъ значительнымъ разносчикомъ луковой подливки во всей Утопіи. Но мнѣ говорили, что жена его бьетъ безъ милосердія, но бѣдный дуракъ, по глупости, это терпитъ и не смѣетъ защищаться.
