Главная » 2022»Май»30 » "Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 027
00:02
"Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 027
***
***
***
***
II.
О томъ, какъ на островѣ Звонкомъ проживали похоронные музыканты, превратившіеся въ птицъ.
Покончивъ съ постомъ, мы получили отъ пустынника письмо, адресованное лицу, которое онъ называлъ Альбіаномъ Панатомъ, который былъ церковнымъ старостой на островѣ Звонкомъ. Но Панургъ, здороваясь съ нимъ, назвалъ его Антитонъ {Такъ звали одного поэта (капеллана герцога Бугундскаго), имя котораго употреблялось тогда какъ синонимъ дурака.}. То былъ небольшой человѣчекъ, старый, лысый, съ краснымъ носомъ, багровымъ лицомъ. Онъ очень хорошо насъ принялъ, благодаря рекомендаціи пустынника, увѣдомившаго его, что мы постились столько, сколько требовалось. Сытно накормивъ насъ, онъ сообщилъ намъ о странностяхъ острова, утверждая, что первоначально на немъ жили похоронные музыканты, но въ силу закона природы, по которому все въ мірѣ измѣняется, они превратились въ птицъ.
Тутъ я вполнѣ понялъ то, что писали про похоронныхъ музыкантовъ и музыкантшъ Аттеусъ, Напито, Полуксъ, Марцеллъ, А. Геллій, Атеней, Сулдасъ, Аммоній и другіе; и намъ показалось уже не труднымъ повѣрить въ превращеніе Никтимены {Превращенный въ сову (см. Метаморфозы. Овидія.)}, Прокны {Жена Терея, сестра Филомелы, превращенная въ ласточку.}, Итисъ {Превращен. въ фазана.}, Алекмены {Превращен. въ камень.}, Антигоны {Превращен. въ аиста.} Терея {Король Ѳракіи, мужъ Прокны, превращ. въ удода.} и другихъ птицъ. Не сомнѣвались мы больше и въ превращеніи въ лебедей дѣтей Матабрюна и въ томъ, что Паленскіе мужи во Ѳракіи, выкупавшись девять разъ въ тритонскомъ пруду, обращены были въ птицъ. И вотъ только и рѣчи у насъ было, что о клѣткахъ и о птицахъ. Клѣтки были большія, богатыя, роскошныя и изумительной архитектуры.
Птицы были большія, красивыя и необыкновенно вѣжливыя. Онѣ походили на моихъ соотечественниковъ: пили, ѣли, какъ люди, спали, варили пищу, какъ люди. Короче скакать, по первому взгляду вы бы подумали, что это люди; и тѣмъ не менѣе онѣ ими не были, по увѣреніямъ мэтра Эдитуса; онъ утверждалъ, что онѣ ни духовные, ни свѣтскіе. Также и опереніе ихъ удивляло насъ: однѣ были всѣ бѣлыя, другія всѣ черныя, нѣкоторыя всѣ сѣрыя, иныя бѣлыя съ чернымъ, иныя всѣ красныя, нѣкоторыя же пополамъ бѣлыя съ голубымъ. На нихъ красиво было глядѣть.
Но подобно тому, сказалъ онъ намъ, какъ къ пчеламъ забираются трутни, которые ничего не дѣлаютъ, какъ только ѣдятъ и гадятъ, такъ и въ послѣднія триста лѣтъ, неизвѣстно откуда, черезъ каждые пять мѣсяцевъ къ этимъ веселымъ птицамъ прилетаетъ множество ханжей, которые весь островъ опустошаютъ и загаживаютъ.
Они были такъ отвратительны на видъ, что всѣ отъ нихъ бѣгали. У были кривыя шеи и мохнатыя лапы, а когти и брюхо, какъ у Гарпій, а задняя часть, какъ у Стимфалидъ, и ихъ невозможно было истребить: на одного мертваго, приходилось живыхъ двадцать четыре. Я пожелалъ имъ появленія второго Геркулеса, а братъ Жанъ крѣпко задумался надъ этимъ. Что касается Пантагрюэля, то съ нимъ приключилось то, что было съ мессиромъ Пріапомъ отъ созерцанія жертвоприношеній Церерѣ.
***
III.
О томъ, что на островѣ Звонкомъ имѣлся только одинъ Папагъ.
Мы спросили у мэтра Эдитуса, почему въ виду такого размноженія всѣхъ породъ этихъ почтенныхъ птицъ между ними былъ одинъ только Папагъ. Онъ намъ отвѣчалъ, что такъ постановлено въ силу рокового и первоначальнаго закона созвѣздій. Что отъ Жлерговъ родятся Претраги и Монаги безъ тѣлеснаго зачатія, какъ это бываетъ у пчелъ при посредствѣ молодого бычка, приспособленнаго согласно искусству и практикѣ Аристея {Виргидій, Георгики, IV, 296 и т. д.,}. Отъ Претраговъ родятся Эвеги, отъ этихъ послѣднихъ -- Кардинги, а Кардинги, если смерть не поразитъ ихъ, кончаютъ жизнь Папагами. И обыкновенно ихъ бываетъ одинъ, подобно тому какъ въ ульѣ бываетъ одна королева, а въ мірѣ одно солнце. Когда онъ умираетъ, избирается другой изъ породы Кардинговъ, и всегда безъ тѣлеснаго зачатія. Такъ что у этой породы бываетъ только одна особь, при непрерывной преемственности, точь въ точь какъ у арабскаго феникса. Двѣ тысячи семьсотъ мѣсяцевъ тому назадъ природа произвела было двоихъ Папагъ {Распаденіе церкви при Урбанѣ УІ и Климентѣ VII. 1380.}, но это оказалось большимъ бѣдствіемъ для острова. Такъ какъ,-- говорилъ Эдиту съ,-- всѣ птицы напали другъ на друга и дрались и ссорились непрерывно, такъ что острову грозила опасность лишиться всѣхъ своихъ жителей. Одни примыкали къ одному Папагѣ и поддерживали его; другіе къ другому и отстаивали его; часть ихъ стала нѣма, какъ рыбы, и перестала пѣть, а другая часть запретила звонить въ колокола. Въ это смутное время призывали они на помощь императоровъ, королей, герцоговъ, монарховъ, графовъ, бароновъ и свѣтскія власти континента и твердой земли; но разсколъ этотъ и бунтъ прекратились лишь со смертію одного изъ папагъ, и тогда опять пришли къ единству.
Мы спросили затѣмъ, что побуждало этихъ птицъ къ такому непрерывному пѣнію. Эдитусъ отвѣчалъ, что это происходитъ отъ колоколовъ, которые висятъ надъ ихъ клѣтками.
Затѣмъ сказалъ намъ:
-- Хотите ли, чтобы я заставилъ пѣть какъ жаворонковъ вотъ этихъ Монагъ, у которыхъ на головѣ капюшонъ. {Бернардинскіе монахи.}
Само собой разумѣется, что мы попросили его объ этомъ. Онъ немедленно шесть разъ ударилъ въ колоколъ, и Монаги сбѣжались со всѣхъ сторонъ и запѣли.
-- А если,-- спросилъ Панургъ,-- я позвоню въ этотъ колоколъ, то заставлю ли я пѣть тѣхъ птицъ, у которыхъ перья, цвѣта копченой селедки. {Францисканскіе монахи.}
-- Разумѣется,-- отвѣчалъ Эдитусъ.
Панургъ позвонилъ, и внезанно сбѣжались дымчатыя птицы и запѣли, но у нихъ были грубые и непріятные голоса. Но, какъ намъ объяснилъ Эдитусъ, они питались одной рыбой, какъ цапли и бакланы, и были пятой породой ханжей, недавно появившейся. Онъ прибавилъ, что его предувѣдомилъ Робертъ Вальбрингъ {Знаменитый мореплаватель XVI столѣтія.}, проѣзжавшій здѣсь нѣкогда на возвратномъ пути изъ Африки, о томъ, что вскорѣ должна появиться шестая порода, которую онъ называлъ Капуцинги, еще печальнѣе, еще безумнѣе и еще несноснѣе, чѣмъ всѣ другія породы, находящіяся на островѣ.
-- Африка,-- сказалъ Пантагрюэль,-- всегда производитъ небывалыя и чудовищныя вещи.
IV.
О томъ, что всѣ птицы на островѣ Звонкомъ были перелетныя.
-- Ну вотъ,-- сказалъ Пантагрюэль,-- вы объяснили намъ, что отъ Кардинговъ родятся Папаги, а Кардинги -- отъ Эвеговъ, Эвеги -- отъ Претраговъ, а Претраги -- отъ Клерговъ; но я бы желалъ узнать, откуда происходятъ сами Клерги.
-- Они всѣ,-- отвѣчалъ Эдитусъ,-- птицы перелетныя и прилетаютъ къ намъ изъ другого свѣта, частію изъ чудесной страны, которую зовутъ Неѣловкой, частію изъ другой, прозывающейся Побираловкой. Изъ этихъ двухъ странъ ежегодно прилетаютъ сюда эти Клерги, покидая отцовъ съ матерями, всѣхъ друзей и всѣхъ родственниковъ.
Дѣло происходитъ такимъ образомъ: Когда въ какой-нибудь благородной фамиліи, той страны родится слишкомъ много дѣтей,-- мальчиковъ или дѣвочекъ,-- между которыми пришлосьбы дѣлить наслѣдство, какъ того требуетъ разумъ, приказываетъ природа и повелѣваетъ Богъ, отчего фамилія обѣднѣла бы, то вотъ тогда родители и отсылаютъ ихъ на островъ Боссаръ.
-- Это тотъ самый островъ Бушаръ, который находится близъ Шинона? {Городъ, кишѣвшій монахами и монастырями.} -- спросилъ Панургъ.
-- Я говорю: Боссаръ {Отъ Bosse -- горбъ.},-- отвѣчалъ Эдитусъ. Ибо, обыкновенно, они бываютъ горбатые, кривые, хромые, безрукіе, подагрики, калѣки,-- лишнее бремя на землѣ.
-- А между тѣмъ,-- замѣтилъ Пантагрюэль,-- совершенно противоположный обычай соблюдался во время,6но при пріемѣ дѣвъ въ весталки, причемъ, какъ удостовѣряетъ Лабео Антисцій, было воспрещено принимать въ это званіе Дѣвицу съ какимъ бы то ни было порокомъ тѣлеснымъ или душевнымъ и съ какимъ-нибудь пятномъ на тѣлѣ, какъ бы оно ни было, скрыто и мелко.
-- Я удивляюсь,-- продолжалъ Эдитусъ,-- что матери, которыя уносятъ ихъ по девяти мѣсяцевъ во чревѣ, не могутъ удержать ихъ у себя въ домѣ какихъ-нибудь девяти, а чаще даже и семи лѣтъ, но облекаютъ ихъ въ одну только рубашку, поверхъ тюники, обрѣзываютъ имъ волосы на макушкѣ головы и, пробормотавъ нѣсколько тарабарскихъ и покаянныхъ словъ, какъ это дѣлали египтяне, посвящая жрецовъ Изиды,-- очевидно, во-очію, явно посредствомъ пиѳагорейской метампсихозы,-- безъ малѣйшаго пораненія, превращаютъ ихъ въ такихъ птицъ, какими вы ихъ видите. Но вотъ не знаю, что за причина, милые друзья, а только самки, будь онѣ Клергессы, Монагессы или Аббегессы, не поютъ хвалебныхъ и пріятныхъ гимновъ, какіе полагались по правиламъ Зороастра въ честь Ормузда, но жалобныя заклинанія и проклятія, какія подобали демону Ариману, и постоянно молятся за родителей и друзей, превратившихъ ихъ въ птицъ, какъ молодыхъ, такъ и старыхъ.
Большинство ихъ прилетаетъ къ намъ изъ Неѣловки, которая очень обширна. Обитатели этой страны Ассафи {Люди темные.} прилетаютъ сюда, когда имъ грозитъ голодъ оттого, что у нихъ нѣтъ провіанта, и оттого, что они не хотятъ ничего дѣлать: ни трудиться, честно отправляя какое-нибудь ремесло или занимаясь искусствомъ, ни служить вѣрой и правдой высокопоставленнымъ людямъ; когда имъ не повезло въ любви; когда они потерпѣли неудачу въ своихъ предпріятіяхъ и доведены до отчаянія; когда они совершили какое-нибудь преступленіе, и имъ грозитъ смертная казнь. Здѣсь ихъ жизнь въ безопасности; здѣсь они жирѣютъ, какъ соня, тогда какъ сначала были худы, какъ сороки; здѣсь они пользуются полной безопасностью" безнаказанностью и свободой.
-- Но,-- спросилъ Пантагрюэль,-- возвращаются ли когда въ тотъ край, гдѣ они произошли на свѣтъ, эти прекрасныя птицы, послѣ того какъ побудутъ здѣсь?
-- Нѣкоторыя изъ нихъ,-- отвѣчалъ Эдитусъ,-- въ прежнее время очень немногія, очень поздно и неохотно улетали отъ насъ. Съ нѣкоторыхъ же поръ, вслѣдствіе новаго расположенія небесныхъ свѣтилъ, дѣло стоитъ нѣсколько иначе. Но для насъ это не бѣда: тѣмъ, кто остается, легче пропитаться. И всѣ, передъ отлетомъ, оставляютъ свои перья между крапивой и терновникомъ.
И, дѣйствительно, мы нашли нѣсколько перьевъ и, разыскивая ихъ, набрели нечаянно на кубышку съ деньгами.
V.
О томъ, почему птицы командоры 1) на островѣ Звонкомъ нѣмы.
1) Подъ этимъ названіемъ разумѣются начальники и рыцари военныхъ орденовъ
Онъ не докончилъ еще этихъ словъ, какъ къ намъ подлетѣли двадцать пять или тридцать птицъ такого цвѣта и оперенія, какихъ мы еще не видѣли на островѣ. Ихъ опереніе мѣнялось каждый часъ, какъ кожа хамелеона или какъ морская звѣзда или вороника. И у всѣхъ подъ лѣвымъ крыломъ былъ знакъ въ родѣ круга, раздѣленнаго двумя діаметрами, или какъ прямая линія, пересѣченная вертикальной. Всѣ почти были одной формы, но разныхъ цвѣтовъ: однѣ были почти бѣлыя, другія зеленыя, третьи красныя, четвертыя голубыя.
-- Кто. онѣ такія,-- спросилъ Панургъ,-- и какъ, онѣ называются?
-- Это гермафродиты,-- отвѣчалъ Эдитусъ. Мы ихъ называемъ командорами, и у нихъ много богатыхъ командорствъ въ вашихъ краяхъ.
-- Прошу васъ,-- сказалъ я,-- заставьте ихъ пропѣть, чтобы намъ услышать, какой уннуь голосъ.
-- Онѣ не поютъ,-- отвѣчалъ онъ,-- никогда, но зато вдвое больше жрутъ.
-- Гдѣ же самки?-- спросилъ я.
-- У нихъ нѣтъ самокъ,-- отвѣчалъ онъ.
-- Какъ?-- вмѣшался Панургъ. неужели же это возможно? И отчего это происходитъ?
-- Таково свойство этихъ птицъ и
происходитъ оттого, что онѣ купаются въ морѣ,-- сказалъ Эдитусъ, и затѣмъ прибавилъ:-- причина ихъ приближенія къ вамъ та, что онѣ захотѣли поглядѣть, нѣтъ ли между вами кречетовъ, великолѣпныхъ и страшныхъ хищныхъ птицъ, которые, не идутъ на приманку и не садятся на перчатку сокольничаго. Они, говорятъ, водятся въ вашихъ мѣстахъ, и нѣкоторые носятъ на ногахъ великолѣпныя, драгоцѣнныя подвязки съ надписью, въ силу которой того, кто дурное подумаетъ, слѣдуетъ покрыть грязью, другіе носятъ ка перьяхъ спереди трофей клеветника, а третьи -- овчину. {Здѣсь разумѣются кавалеры орденовъ: подвязки Св. Михаила и Золотого Рука.}
-- Мэтръ Эдитусъ,-- отвѣчалъ Панургъ,-- такіе есть, но мы ихъ не знаемъ.
-- Ну,-- сказалъ Эдитусъ,-- довольно болтать, идемъ пить.
-- Но и ѣсть, надѣюсь?-- спросилъ Панургъ.
-- Ѣсть и пить до-отвалу,-- отвѣчалъ Эдитусъ. Время всего дороже, а потому не будемъ его терять.
Но сперва онъ захотѣлъ повести насъ въ термы Кардингессовъ, прекрасныя и въ высшей степени очаровательныя, и послѣ бани приказалъ натереть насъ драгоцѣннымъ бальзамомъ.
Но Пантагрюэль сказалъ ему, что и безъ того охотно выпьетъ. А потому онъ отвелъ насъ въ большую и прекрасную столовую и сказалъ намъ:
-- Пустынникъ Брагибусъ заставилъ васъ поститься въ продолженіе четырехъ дней, а теперь въ вознагражденіе за это вы будете здѣсь пить и ѣсть безъ передышки въ продолженіе четырехъ дней.
-- Неужели мы все это время не будемъ спать?-- спросилъ Панургъ.
Боже правый! Какъ же мы наѣлись! Вотъ великій и добродѣтельный человѣкъ?
VI.
Какъ питаются птицы на островѣ Звонкомъ.
Пантагрюэль сидѣлъ съ грустнымъ лицомъ и, повидимому, не былъ доволенъ четырехдневнымъ пребываніемъ, на какое насъ осуждалъ Эдитусъ.
И послѣдній, замѣтивъ это, сказали,:
-- Господинъ, вы знаете, что за недѣлю до зимняго солнцестоянія и недѣлю спустя никогда не бываетъ бури. Это потому, что стихіи благопріятствуютъ зимородкамъ, птицамъ, посвященнымъ Ѳетидѣ, которыя въ это время несутся и высиживаютъ птенцовъ у береговъ. Здѣсь же море вознаграждаетъ себя за это продолжительное спокойствіе и въ продолженіе четырёхъ дней страшно бушуетъ, когда прибыли какіе-нибудь пассажиры. Мы предполагаемъ, что причина заключается въ желаніи заставить ихъ пробыть все это время на островѣ и продовольствоваться на счетъ его доходовъ. Поэтому не считайте этого времени потеряннымъ. Вы по неволѣ должны остаться, если не хотите сражаться съ Юноной, Нептуномъ, Дорисой, Эоломъ, и всѣми мстительными божествами; и лучше думайте теперь о томъ, какъ бы хорошенько попировать.
Утоливъ первые приступы голода, братъ Жанъ спросилъ у Эдитуса:
-- На этомъ островѣ у васъ только клѣтки да птицы; онѣ не пашутъ и не -обрабатываютъ земли; все ихъ занятіе заключается въ томъ, что онѣ жрутъ, щебечутъ и поютъ. Изъ какихъ же странъ получается вами этотъ рогъ изобилія и такая уйма всякихъ благъ и лакомыхъ кусковъ?
-- Изъ всѣхъ остальныхъ странъ свѣта,-- отвѣчалъ Эдитусъ,-- за исключеніемъ нѣкоторыхъ сѣверныхъ странъ, гдѣ съ нѣкоторыхъ поръ потревожили Камаринское болото. {Здѣсь разумѣются страны, куда проникла реформація. Камаринское болото находится въ Сициліи и Movere Camarinam -- поговорка, означающая, что пошевелили нѣчто грязное, издающее зловоніе, или обнаружили такія вещи, какимъ лучше было бы оставаться скрытыми.} Ну да, ладно, онѣ въ этомъ раскаются. Выпьемъ, друзья. Но откуда вы родомъ?
-- Изъ Турени, -- отвѣчалъ Панургъ.
-- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ Эдитусъ. Ну, значитъ, вы не дурные люди, если прибыли изъ благословенной Турени. Мы столько получаемъ ежегодно всякаго добра изъ Турени, что разъ тамошніе уроженцы, проѣздомъ побывавшіе у насъ; говорили намъ, что всѣхъ доходовъ герцога Туренскаго не хватаетъ на то, онъ могъ питаться до-сыта саломъ, вслѣдствіе чрезмѣрной щедрости, съ какою снабжали его предшественники здѣшнихъ священныхъ птицъ фазанами, куропатками, рябчиками, индѣйками, жирными лондонскими каплунами и всякаго рода дичиной. Выпьемъ, друзья! Видите ли вы этихъ птицъ, сидящихъ на насѣстѣ? Какъ онѣ жирны и здоровы, благодаря получаемымъ нами для нихъ доходамъ: зато вѣдь онѣ и поютъ. Лучше ихъ и соловьи не заливаются, когда, я показываю имъ вотъ эти двѣ позолоченныхъ палки (-- Это палочный праздникъ!-- сказалъ братъ Жанъ) и когда я звоню вонъ въ тѣ большіе колокола, которые висятъ вокругъ ихъ клѣтокъ. Выпьемъ, друзья! Сегодня вино особенно вкусно, да и каждый день также. Выпьемъ! Я пью отъ чистаго сердца за ваше здоровье и за вашъ счастливый пріѣздъ. Не бойтесь, чтобы вина и провіанта здѣсь не хватило: если бы небо стало мѣднымъ, а земля желѣзной, намъ бы хватило провіанта еще на семь, даже на восемь лѣтъ, на болѣе продолжительное время, чѣмъ длился голодъ въ Египтѣ. Выпьемъ вмѣстѣ въ добромъ согласіи и въ духѣ любви!
-- Сто чертей, -- вскричалъ Панургъ,-- какъ вамъ хорошо живется въ здѣшнемъ свѣтѣ!
-- А на томъ свѣтѣ будетъ еще лучше,-- отвѣчалъ Эдитусъ. Елисейскія Поля отъ насъ не уйдутъ. Выпьемъ друзья! Я пью за тебя.
-- По истинѣ,-- сказалъ я,-- божественный и совершенный духъ внушилъ вашимъ первымъ похороннымъ музыкантамъ способъ, изобрѣтенный ими, посредствомъ котораго вы имѣете все то, къ чему стремятся естественно всѣ смертные, и что, собственно говоря, никому не дается: рай въ здѣшней жизни, да и въ будущей также. О, счастливые люди! О, полубоги! Если бы Небо и мнѣ даровало то же самое.
VII.
О томъ, какъ Панургъ разсказалъ мэтру Эдитусу басню про коня и осла.
Послѣ, того какъ мы напились и наѣлись до-сыта, Эдитусъ отвелъ насъ въ хорошо отдѣланный покой, съ коврами и позолотой. Туда намъ принесли и мироболаны {Родъ сушеныхъ плодовъ изъ Америки и Индіи.}, немного бальзама, инбирное варенье и много меду и прекраснаго вина. Эдитусъ пригласилъ насъ, при помощи такого противоядія, какъ вода изъ Леты забыть и пренебречь бѣдствіями, какія мы испытали на морѣ. Онъ велѣлъ также въ изобиліи доставить провіантъ на наши корабли, стоявшіе въ гавани. И затѣмъ мы улеглись на ночь спать, но я не могъ уснуть отъ непрерывнаго звона въ колокола.
Въ полночь Эдитусъ насъ разбудилъ и пригласилъ выпить вина, и самъ первый выпилъ, говоря: "Вы, господа, явившіеся изъ другого міра, говорите,, что невѣжество мать всѣхъ золъ, и говорите правду: но сами вы, однако, не изгоняете его изъ своего разума и живете въ немъ, съ нимъ и имъ. И вотъ почему столько бѣдъ преслѣдуютъ васъ каждодневно. Вѣчно вы жалуетесь, вѣчно скорбите. Никогда не бываете довольны; я это и теперь вижу. Невѣжество держитъ васъ здѣсь въ постели, какъ въ тенетахъ; подобно тому, какъ богъ Брани {Марсъ.} былъ опутанъ тенетами Вулканомъ. Вы не понимаете, что вы обязаны беречь свой сонъ, но не блага здѣшняго славнаго острова. Вы должны были бы уже троекратно возсѣдать за трапезой, и узнайте отъ меня, что для того, чтобы поѣдать припасы острова Звонкаго, надо вставать спозаранку: поѣдая эти припасы, вы ихъ умножаете. Скосите лугъ во-время, и трава на немъ вы-ростетъ гуще и сочнѣе; не косите его,-- и въ нѣсколько лѣтъ она превратится въ мохъ. Выпьемъ, друзья, выпьемъ побольше! Самыя голосистыя, изъ нашихъ птицъ всѣ теперь поютъ въ честь нашу. Мы выпьемъ за нихъ, если вамъ угодно. Выпьемъ разъ, два, три, девять разъ: non zelus, sed Charitas.
На зарѣ онъ опять разбудилъ насъ, чтобы поѣсть похлебки. Послѣ того мы просидѣли цѣлый день за одной трапезой и не знали, что это такое: обѣдъ или ужинъ, завтракъ или полдникъ Для моціона прошлись затѣмъ нѣсколько разъ по острову, чтобы поглядѣть на почтенныхъ птицъ и послушать ихъ пѣнія.
Вечеромъ Панургъ сказалъ Эдитусу:
-- Господинъ, если вамъ угодно, то я разскажу веселую исторію, случившуюся въ странѣ Шательродэ двадцать три луны тому назадъ. Конюхъ одного дворянина водилъ по лугу лошадей своего господина въ апрѣлѣ мѣсяцѣ; тамъ встрѣтилъ онъ веселую пастушку, которая въ тѣни кустовъ пасла овецъ, вмѣстѣ съ осломъ и нѣсколькими козами. Разговорившись съ нею, онъ предложилъ ей сѣсть на крупъ лошади, за его спиной, навѣстить его конюшню и тамъ попировать на деревенскій ладъ. Во время ихъ бесѣды лошадь обратилась къ ослу и сказала ему на ухо (такъ какъ скоты обрѣли даръ слова въ тотъ годъ въ разныхъ мѣстахъ):
-- Бѣдный и жалкій оселъ, ты внушаешь мнѣ жалость и состраданіе. Ты день-деньской работаешь, я вижу это по твоей истертой спинѣ. Это прекрасно, такъ какъ Богъ создалъ тебя на пользу людей; ты -- добрый оселъ.. Но я нахожу недостойнымъ тиранствомъ, что тебя такъ плохо чистятъ, скребутъ и кормятъ. Ты весь взъерошенный, грязный, растрепанный и питаешься здѣсь однимъ тростникомъ, терновникомъ. Вотъ почему я приглашаю тебя, оселъ, идти за мной и поглядѣть, какъ насъ прочихъ, которыхъ природа создала для войны, кормятъ и холятъ. Ты тоже попробуешь моего корма.
-- По истинѣ,-- отвѣчалъ оселъ,-- я охотно отправлюсь съ вами, господинъ конь.
-- Я для тебя не конь, а господинъ жеребецъ, оселъ,-- сказала лошадь.
-- Простите меня, господинъ жеребецъ,-- отвѣчалъ оселъ,-- мы, деревенскіе жители, не умѣемъ прилично изъясняться и вести себя. Но все же я Охотно послушаюсь васъ и издали послѣдую за вами, изъ боязни ударовъ (у меня и то вся кожа изсѣчена), такъ какъ вы оказываете мнѣ такую честь и вниманіе.
Когда пастушка усѣлась на крупъ лошади, за спиной конюха, оселъ послѣдовалъ за конемъ, въ твердомъ намѣреніи хорошо покушать у него въ домѣ. Конюхъ увидалъ осла и приказалъ остальнымъ конюхамъ принять его въ вилы и избить палкой.
Оселъ, услышавъ эти рѣчи, поручилъ себя богу Нептуну и обратился въ бѣгство, говоря съ самимъ собой и разсуи,дая: "Правду говорятъ, что не годится посѣщать дворы важныхъ господъ: природа произвела меня только за тѣмъ, чтобы служить бѣднымъ людямъ. Эзопъ давно уже объяснилъ мнѣ это въ своей баснѣ; съ моей стороны было дерзостью забраться сюда; теперь мнѣ одно спасеніе;-- поскорѣй бѣжать отсюда, бѣжать такъ скоро, чтобы стриженая дѣвка не успѣла косы заплести."
И оселъ пустился рысью, вскачь, не разбирая дороги.
Пастушка, видя, что осла прогоняютъ, объявила конюху, что онъ ей принадлежитъ, и попросила, чтобы съ нимъ хорошо обошлись; въ противномъ случаѣ она лучше уйдетъ, не входя въ домъ. Тогда конюхъ приказалъ лучше цѣлую недѣлю не задавать овса лошадямъ, лишь бы ослу насыпали его въ-волю. Но труднѣе всего было снова приманить его, и, несмотря на то, что конюха ласково подзывали его къ себѣ: "Ну же, ну, осликъ, ну!" -- онъ отвѣчалъ: "Не вѣрю, боюсь."
И чѣмъ ласковѣе подзывали они его, тѣмъ быстрѣе убѣгалъ онъ и лягался. Они бы такъ и не поймали его, да пастушка посовѣтовала имъ показать ему овесъ, подзывая его, что они и сдѣлали.
И тогда, оселъ вдругъ, повернулся къ нимъ передомъ, говоря: "Овесъ, ладно, adveniat овесъ, а не вилы, это мнѣ нравится; на это я согласенъ."
И такимъ образомъ отдался имъ въ руки, съ мелодическимъ пѣніемъ, потому что вамъ вѣдь извѣстно, какой музыкальный голосъ у этихъ аркадскихъ животныхъ.
Когда, прибыли къ мѣсту, осла отвели въ конюшню коня и тамъ его вычистили, выскребли, подложили ему соломы подъ ноги, выше брюха, наложили въ рѣшотку сѣна, а ясли засыпали овсомъ до-верху, и когда конюха стали его просѣвать, то оселъ насторожилъ уши, точно, собирался имъ сказать, что съѣстъ его и безъ просѣвки, что это слишкомъ большая для него честь.
Когда, они насытились, лошадь спросила у осла: "Ну, что, бѣдный оселъ? Какъ ты себя чувствуешь? По вкусу ли тебѣ такое угощеніе? А ты еще не хотѣлъ приходить. Что теперь скажешь?"
-- Клянусь фигами,-- отвѣчалъ оселъ,-- которыя съѣлъ одинъ изъ нашихъ предковъ и тѣмъ уморилъ со смѣху Филемона, это не жизнь, а масляница, господинъ жеребецъ. Но этого еще мало. А вотъ, что мнѣ скажите: балуетесь ли вы здѣсь съ ослицами, вы, господа кони?
-- Съ какими ослицами, оселъ?-- спросилъ -- конь, ты съ ума сошелъ, оселъ! Ты меня принимаешь за осла, что ли?
-- Ха, ха,-- отвѣчалъ оселъ,-- тугонько дается мнѣ придворная конская рѣчь. Я хочу сказать: Балуетесь ли вы здѣсь съ кобылами, господа жеребцы?
-- Говори тише, оселъ,-- сказалъ конь,-- если конюха тебя, услышатъ, то примутъ тебя въ вилы, да такъ, что у тебя отпадетъ охота баловаться Съ ослицами. Мы не смѣемъ здѣсь объ этомъ и подумать; но, кромѣ этого, намъ здѣсь царское житье.
-- Когда такъ,-- сказалъ, оселъ,-- то не хочу я твоей жизни, и не надо мнѣ ни твоей соломы, ни твоего сѣна и овса. Да здравствуютъ полевые репейники, такъ какъ въ полѣ можно баловаться, сколько душѣ угодно. Меньше ѣсть, да весело баловаться -- было всегда моимъ девизомъ. О, господинъ жеребецъ, другъ. мой, кабы ты видѣлъ насъ на ярмаркахъ, гдѣ мы держимъ нашъ провинціальный капитулъ, какъ мы балуемся въ то время, какъ наши хозяйки продаютъ гусенятъ и цыплятъ! Вотъ и весь сказъ я сказалъ. На этомъ они разстались.
Панургъ умолкъ и больше не проронилъ ни слова. Пантагрюэль убѣждалъ его досказать басню. Но Эдитусъ отвѣтилъ: "Имѣющій уши слышати да слышитъ. Я очень хорошо понимаю, что вы хотѣли сказать и на что намекаете этою баснею про осла и лошадь; но вамъ стало стыдно. Знайте, что здѣсь ничего такого про васъ не припасено, и лучше не говорите объ этомъ."
-- Правда,-- сказалъ Панургъ,-- я всего только одну бѣлую Аббегесру видѣлъ здѣсь и охотнѣе проѣхался бы на ней верхомъ, нежели провелъ ее въ поводу. {Здѣсь непередаваемая игра словами: Dains oiseaux ir daine oisello, т. e damoiseaux и damoiselle.} Я говорю только, что она миленькая и хорошенькая и ради нея стоитъ согрѣшить разокъ или два. Богъ проститъ мнѣ, я ни о чемъ худомъ не думалъ, а если думалъ худое, то Богъ меня накажетъ!
VIII.
О томъ, съ какимъ трудомъ добивались мы, чтобы намъ показали Папага.
Третій день прошелъ въ такихъ же пирахъ и банкетахъ, какъ и два предыдущихъ; но въ этотъ день Пантагрюэль настаивалъ, чтобы намъ показали Папага. Но Эдитусъ отвѣчалъ, что онъ неохотно показывается.
-- Какъ?-- сказалъ Пантагрюэль. Развѣ онъ носитъ шлемъ Плутона на головѣ или кольцо Гигеса на когтяхъ или же хамелеонъ на груди, что можетъ дѣлаться невидимымъ для міра?
-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Эдитусъ,-- но его по природѣ довольно трудно видѣть. Я, однако, отдамъ приказъ, чтобы вы могли его увидѣть, если можно.
Съ этими словами, онъ вышелъ, оставивъ насъ доканчивать трапезу,
Черезъ четверть часа онъ вернулся и объявилъ намъ, что въ эту минуту Папага можно видѣть, и потихоньку и молча подвелъ насъ прямо къ клѣткѣ, гдѣ онъ сидѣлъ вмѣстѣ съ двумя маленькими Кардингами и шестью большими и жирными Эвегами. Панургъ съ любопытствомъ разглядывалъ его форму, его жесты, манеру держать себя и вдругъ громко вскричалъ:
-- Какое глупое животное! Онъ похожъ на олуха.
-- Говорите тише,-- сказалъ Эдитусъ,-- ради-Бога! У него есть уши, какъ справедливо замѣтилъ Михаилъ изъ Макона.
-- Право же онъ олухъ!-- продолжалъ Цанургъ.
-- Если, онъ хоть разъ услышитъ такое ваше богохульство, вы погибли, добрые люди. Развѣ вы не видите въ клѣткѣ водоема? Изъ него вылетятъ молнія, громъ, черти и буря и вгонятъ васъ въ одинъ моментъ на сто футовъ подъ землю.
-- Лучше было бы,-- сказалъ братъ Жанъ,-- идти пить и пировать.
Панургъ зорко разсматривалъ Папага и его компанію, какъ вдругъ увидѣлъ подъ его клѣткой ночную сову и вскричалъ:
-- Ей-богу насъ здѣсь ловятъ на приманку и водятъ за носъ. Поглядите на эту сову {Сову употребляли, такъ приманку, при ловлѣ птицъ. Она привлекала ихъ своими,, криками.}; ей-богу, насъ зарѣжутъ.
-- Говорите тише, ради Бога,-- сказалъ Эдитусъ,-- это не сова, а филинъ; это самецъ, благородный шевесье. {Chevecier -- титулъ духовнаго лица, которому поручалось закупать воскъ, необходимый для церкви, Раблэ играетъ словами, chevecier и cheveche (chouette сова.)}
-- Но заставьте же Папага спѣть намъ что-нибудь,-- сказалъ Пантагрюэль,-- чтобы мы послушали его голосъ.
-- Онъ поетъ,-- отвѣчалъ Эдитусъ,-- только въ опредѣленные дни, а ѣстъ въ опредѣленные часы.
-- Это не по моему,-- замѣтилъ Панургъ,-- я готовъ пить во всякій часъ. Идемъ же пить.
-- Вотъ теперь вы говорите дѣло,-- сказалъ Эдитусъ,-- за такія рѣчи никто не назоветъ васъ еретикомъ. Пойдемте, я съ вами за-одно.
Возвращаясь съ попойки, мы увидѣли стараго Эвегу съ зеленой головой, сидѣвшаго подъ зеленой листвой въ обществѣ трехъ пеликановъ, птицъ веселыхъ, и храпѣвшаго. Около него находилась хорошенькая Аббегесса и радостно пѣла. Пѣніе ея доставляло намъ такое удовольствіе, что мы охотно обратились бы въ одинъ слухъ, чтобы ничего но проронить изъ ея пѣнія.
Панургъ сказалъ:
-- Эта красивая Аббегесса надрывается отъ пѣнія, а этотъ скверный Эвега хранитъ въ это время. Я его заставлю пѣть, клянусь діаволомъ!
И позвонилъ въ колоколъ, висѣвшій подъ клѣткой. Но сколько онъ ни звонилъ, Эвега храпѣлъ все громче, а совсѣмъ не пѣлъ.
-- Ей- богу -- сказалъ Панургъ,-- вотъ старый хрѣнъ; постой, я найду средство, и ты у меня запоешь.
И онъ взялъ въ руки большой камень, чтобы въ него бросить.
Но Эдитусъ вскричалъ:
-- Добрый человѣкъ, бей, убивай, умерщвляй всѣхъ королей и государей въ мірѣ, измѣннически, отравой или какъ нибудь иначе, когда захочешь; побивай въ небесахъ ангеловъ -- Папагъ все тебѣ проститъ. Но этихъ священныхъ птицъ не трогай, если тебѣ дорога жизнь, имущество, счастіе не только твои, но и твоихъ родныхъ и друзей, живыхъ и мертвыхъ; а не то и все ихъ потомство будетъ несчастливое! Но гляди хорошенько на этотъ водоемъ.
-- Ну, значитъ лучше пить и пировать,-- сказалъ Панургъ.
-- Онъ дѣло говоритъ, господинъ Антитусъ,-- замѣтилъ братъ Жанъ,-- гляди на этихъ проклятыхъ птицъ, мы только и знаемъ, что богохульствуемъ; опорожняя ваши бутылки и кубки, мы только и дѣлаемъ, что славословимъ Бога. Итакъ, идемъ пить. О, блаженныя слова!
На третій день, послѣ знатной выпивки, мы простились съ Эдитусомъ. Мы подарили ему хорошенькій перламутровый ножичекъ, который онъ принялъ еще милостивѣе, нежели Артаксерксъ стаканъ холодной воды, поднесенный ему крестьяниномъ, и вѣжливо поблагодарилъ насъ. Послалъ къ намъ на корабли новый запасъ всякихъ съѣстныхъ припасовъ, пожелалъ намъ счастливаго пути и счастливаго окончанія всѣмъ нашимъ предпріятіямъ, и заставилъ насъ обѣщать и покляться Юпитеромъ-Камнемъ {Jupiter Lapis, передъ которымъ произносили клятву, держа въ рукахъ камень.}, что мы вернемся обратно черезъ его владѣнія. Наконецъ онъ намъ сказалъ:
-- Друзья, помните, что на свѣтѣ больше болтуновъ, нежели людей.
IX.
О томъ, какъ мы сошли на островъ Желѣзныхъ Орудій.
Съ полнымъ желудкомъ, при попутномъ вѣтрѣ, поднявъ бизань-мачту, мы менѣе, чѣмъ въ два дня, прибыли на островъ Желѣзныхъ Орудій, пустынный и: необитаемый; и мы увидѣли на немъ пропасть деревьевъ, на которыхъ росли: лопаты, заступы, серпы, косы, пилы, топоры, ножницы щипцы, клещи, буравы.
На другихъ деревьяхъ росли шпаги, кинжалы, стилеты, мечи, сабли, палаши, рапиры и ножи.
Кому хотѣлось добыть ихъ, тому стоило только потрясти дерево, и они падали съ него, какъ сливы; мало того:, падая на землю, находили родъ травы, которую звали ножнами, и входили въ нее. Но, при ихъ паденіи, слѣдовало остерегаться, чтобы они не попали на голову или на ноги, или другія части тѣла, потому что они падали остріемъ книзу, чтобы лучше войти въ ножны, и могли поранить человѣка.
Подъ другими неизвѣстными деревьями, я увидѣлъ нѣкоторые сорта травы, которые росли въ видѣ пикъ, копій, стрѣлъ, алебардъ, бердышей, вилъ. Когда они доростали до дерева, то находили на немъ желѣзные наконечники, которые къ нимъ какъ разъ подходили. И иныя деревья заготовляли ихъ заранѣе, подобно тому какъ для малыхъ дѣтей вы заготовляете платье къ тому времени, какъ ихъ перестаютъ пеленать. И такимъ образомъ мы не могли болѣе пренебрегать мнѣніемъ Платона, Анаксагора и Демокрита. Вѣдь они не были ничтожные философы? Эти деревья казались намъ земными животными, отличавшимися отъ настоящихъ животныхъ не тѣмъ, что у нихъ не было кожи, жира, мяса, венъ, артерій, связокъ, нервовъ, хрящей, костей, мозга, лимфы, и другихъ частей тѣла,-- ибо все это у нихъ есть, какъ доказываетъ Теофрастъ,-- но тѣмъ, что голова у нихъ,-- это стволъ, который находится внизу; волосы -- это корни, которые лежатъ въ землѣ, а ноги -- это вѣтви, которыя вздымаются къ небу, точь-въ-точь какъ человѣкъ, который бы стоялъ на головѣ ногами вверхъ. И подобно тому, какъ вы, подагрики, заранѣе чувствуете ломоту въ ногахъ и въ лопаткахъ при наступленіи дождя, вѣтра или ясной погоды, словомъ -- всякую перемѣну въ воздухѣ, такъ они своими корнями, стволами, древеснымъ сокомъ и смолою чувствуютъ, какія древки растутъ подъ ними, и подготовляютъ соотвѣтствующіе клинки и наконечники. Правду сказать, во всемъ (кромѣ Бога) бываютъ ошибки. Сама природа не свободна отъ нихъ, когда производитъ чудовищные предметы и безобразныхъ животныхъ. Точно такъ и въ этихъ деревьяхъ я замѣтилъ кое-какія погрѣшности. Такъ, одна пика, высоко поднявшись въ воздухѣ подъ однимъ изъ этихъ желѣзодѣлательныхъ деревьевъ, наткнулась между вѣтвями не на желѣзный наконечникъ, но на метлу: ну, и придется ей чистить трубы. Бердышъ наткнулся на пару ножницъ; и то ладно: ими будутъ очищать гусеницъ въ садахъ. Древко алебарды воткнулось въ лезвіе косы и походило на гермафродита; и то не бѣда: ею будутъ косить траву. Хорошее дѣло вѣрить въ Бога! Мы вернулись на наши корабли, и я увидѣлъ за, не знаю какимъ, кустарникомъ, не знаю какихъ, людей, которые дѣлали, не знаю что, и, не знаю какъ, точили, не знаю какое, желѣзо, и не знаю, какимъ образомъ.
X.
О томъ, какъ Пантагрюэль прибылъ на островъ Плутней.
Покинувъ островъ Желѣзныхъ Издѣлій, мы продолжали нашъ путь и на слѣдующій день вступили на островъ Плутней, настоящій портретъ Фонтенбло (земля на немъ такъ тоща, что кости, то есть скалы, пробиваютъ кожу),-- песчанистый, безплодный нездоровый и некрасивый. Тамъ штурманъ показалъ намъ на двѣ четырехугольныхъ скалы въ формѣ куба съ восемью равными гранями; по своей бѣлизнѣ онѣ показались мнѣ какъ бы изъ алебастра или же покрытыми снѣгомъ; но онъ увѣрилъ насъ, что онѣ составлены изъ костей. Онъ говорилъ что тамъ находится шестиэтажный замокъ двадцати азартныхъ чертей, которыхъ такъ боятся въ нашихъ мѣстахъ; и самые крупные изъ нихъ двойчатки и называются двойная шестерка, самые маленькіе -- двойной тузъ, остальные средніе: двойная пятерка, двойная четверка, двойная тройка, двойная двойка; остальные онъ называетъ: шестерка и пятерка, шестерка и четверка, шестерка и тройка, шестерка и двойка, шестерка и тузъ, пятерка и четверка, пятерка и тройка и такъ далѣе въ такомъ порядкѣ. И тогда я замѣтилъ, что мало игроковъ на свѣтѣ, которые бы не призывали діавола, ибо, когда, бросая кости на столъ, они набожно восклицаютъ: "Двойная шестерка, мой другъ!" то это означаетъ большого діавола; "Двойной тузъ, голубчикъ!" то это -- маленькій діаволъ; "Четверка и двойная, дѣтушки!" и такъ далѣе, то они призываютъ чертей по ихъ именамъ и прозвищамъ.
И не только призываютъ, но и величаютъ себя друзьями и ближними. Правда, что діаволы не всегда являются по первому призыву; по ихъ можно въ томъ извинить: они находились въ иномъ мѣстѣ, куда ихъ призвали раньше, а потому не слѣдуетъ, говорить, что у нихъ нѣтъ ни чувствъ, ни ушей.Есть, говорю вамъ, да еще какія!
Затѣмъ, онъ разсказалъ намъ, что вокругъ этихъ квадратныхъ скалъ и на нихъ самихъ больше происходило бѣдствій крушеній, погибели жизни и имущества, нежели около всевозможныхъ Мелей, подводныхъ камней Харибдъ, Сциллъ, Сиренъ, Скрофадъ {Острова Іоническаго моря.} и всякихъ морскихъ пучинъ. Я охотно ему вѣрю, припоминая, что во время оно у мудрыхъ египтянъ Нептунъ обозначался первымъ кубомъ іероглифами, какъ Аполлонъ -- тузомъ, Діана -- двойкой, Минерва -- семеркой и прочее.-- Тамъ хранится также св. Грааль,;-- сказалъ онъ намъ,-- вещь дивная и мало кому извѣстная.
Панургъ такъ приставалъ къ мѣстнымъ старостамъ, что они намъ его показали, но съ большими церемоніями и съ большей торжественностью чѣмъ во Флоренціи показываютъ Пандекты Юстиніана или въ Римѣ платокъ св. Вероники. Нигдѣ не видѣлъ я столько факеловъ, свѣчъ, и всякихъ церемоній Въ концѣ концовъ, намъ показали мордочку зажареннаго кролика. Тамъ же, въ числѣ.прочихъ замѣчательныхъ вещей, мы увидѣли Bonne Mine, жену Manvais Jeu {Намекъ на поговорку: Paire bonne mine à manvais jeu.}, и скорлупу яйца, снесеннаго нѣкогда Ледой и изъ котораго вы лупились Касторъ и Полуксъ, братья прекрасной Елены. Старосты одолжили намъ кусочекъ скорлупы за пустое вознагражденіе. При отъѣздѣ мы купили тюкъ шапокъ и шляпъ изъ матеріи, сотканной по нѣтовому полю пустыми цвѣтами, отъ продажи которыхъ сомнѣваюсь, чтобы мы получили большую выгоду; думаю, однако, что еще меньше выгоды получатъ тѣ, которые у насъ ихъ купятъ.
XI.
О томъ, какъ мы проплыли мимо Застѣнка, въ которомъ обитаетъ Котъ-Мурлыка, Эрцгерцогъ Пушистыхъ Котовъ.1)
1) Grippeminaud, archiduc des Chats fourrés; Это -- президентъ уголовной палаты, а по мнѣнію -- другихъ великій инквизиторъ.
Оттуда мы проплыли мимо другого совершенно пустыннаго острова, прозывавшагося островъ Осужденія. Затѣмъ приблизились къ острову Застѣнокъ, куда Пантагрюэль не хотѣлъ было приставать, и хорошо бы сдѣлалъ, такъ какъ насъ тамъ взяли въ плѣнъ и заключили въ тюрьму, по приказу Кота-Мурлыки, Эрцгерцога Пушистыхъ Котовъ, за то, что кто-то изъ нашей компаніи хотѣлъ продать одному сержанту шляпы изъ матеріи, сотканной по нѣтовому полю пустыми цвѣтами. Пушистые Коты -- звѣри отвратительные и страшные: они ѣдятъ маленькихъ дѣтей и пасутся на камняхъ изъ мрамора. {Полъ Верховной Палаты въ Парижѣ былъ выложенъ мраморомъ.} Изъ этого, любезные бражники, вы можете заключить, какіе они скверные. У нихъ шерсть на шкурѣ ростетъ внутрь, а не наружу, и всѣ они носятъ, вмѣсто символа и девиза, открытый кошель, но не всѣ на одинъ ладъ: нѣкоторые носятъ его вокругъ шеи въ видѣ шарфа, другіе на спинѣ, третьи на животѣ, кто съ боку и все это не безъ причины, хотя и тайной. Когти у нихъ такіе крѣпкіе, длинные и цѣпкіе, что, кто разъ попадется имъ въ лапы, того ужъ они не выпустятъ. Одни изъ нихъ носятъ на головѣ шапки съ четырьмя клапанами, другіе -- съ отворотами, третьи -- бархатную шапочку {Mortier -- головной уборъ судебныхъ чиновъ.}, четвертые накрываются попоной, на манеръ бархатной шапочки.
Нищій, котораго мы повстрѣчали въ трактирѣ и которому подали милостыню, сказалъ намъ: "Дай вамъ Богъ поскорѣе отсюда выбраться по-добру-по-здорову: вглядитесь хорошенько въ морды этихъ храбрыхъ столповъ кошачьяго правосудія и попомните мое слово: если вы проживете еще шесть олимпіадъ и вѣкъ двухъ собакъ въ придачу, то увидите этихъ Пушистыхъ Котовъ господами всей Европы и мирными владѣльцами всѣхъ имѣній и богатствъ, какія въ ней есть, если только, въ силу Божескаго наказанія, они не лишатся всего неправедно нажитаго ими имущества. Вотъ вамъ слово добродѣтельнаго нищаго. Среди нихъ царствуетъ Секстъ-Эссенція {Какъ высшая степень квинтъ-эссенціи.}, посредствомъ которой они все забираютъ въ свои когти, все пожираютъ и все загаживаютъ. Они сожигаютъ, четвертуютъ, обезглавливаютъ, умерщвляютъ, заключаютъ въ тюрьму, разоряютъ и губятъ все безъ разбору,-- хорошо это или дурно. Въ ихъ средѣ порокъ называется добродѣтелью, злость добротою, измѣна -- вѣрностью, кража -- щедростью; грабежъ у нихъ служитъ девизомъ и одобряется всѣми смертными, за исключеніемъ еретиковъ. И все это они творятъ съ верховнымъ и неотразимымъ авторитетомъ. Въ знакъ вѣрности моего предсказанія, замѣтьте: у нихъ ясли стоятъ выше рѣшетокъ. {Одинъ изъ комментаторовъ говоритъ: "Эти ясли -- скамьи судей, которыя стоятъ выше стола регистратора, а этотъ столъ, покрытый документами различныхъ тяжбъ и есть рѣшетка кошачьяго правосудія."} Когда-нибудь вы это припомните. И если когда на свѣтѣ появится моровая язва, голодъ или война, ураганы, катаклизмы, пожары, всякія бѣды, то не приписывайте ихъ ни расположенію неблагопріятныхъ свѣтилъ, ни злоупотребленіямъ римской куріи, ни тиранніи королей и земныхъ владыкъ, ни обману пустосвятовъ, еретиковъ, ложныхъ пророковъ, ни злобѣ ростовщиковъ, фальшивыхъ монетчиковъ, ни невѣжеству, наглости врачей, хирурговъ, аптекарей, ни порочности женщинъ, нарушающихъ супружескую вѣрность, нимфоманокъ, дѣтоубійцъ; приписывайте все это единственно лишь невыразимой, невѣроятной, неизмѣримой злости, какая, неизмѣнно и безъ передышки куется и пускается въ ходъ въ мастерскихъ Пушистыхъ Котовъ и о которой міръ такъ же мало знаетъ, какъ и объ еврейской кабалѣ; и вотъ почему ее не такъ ненавидятъ и не такъ ей противодѣйствуютъ, и не такъ караютъ ее, какъ бы она того заслуживала.Но еслибы она когда-нибудь была обличена передъ народомъ, то не было и не можетъ быть такого оратора, который бы своимъ краснорѣчіемъ ее оправдалъ, ни такихъ строгихъ и драконовскихъ законовъ, боязнь которыхъ удержала бы отъ возмездія, ни такого могущественнаго судьи, который помѣшалъ бы безжалостно сжечь ихъ въ ихъ норѣ. Родныя дѣти Пушистыхъ Котовъ и другіе ихъ родственники восчувствуютъ къ нимъ ужасъ и отвращеніе. И вотъ почему, подобно тому какъ Аннибалъ получилъ отъ своего отца Гамилькара приказаніе, подъ торжественной и священной клятвой, преслѣдовать римлянъ, пока будетъ живъ, такъ и я получилъ отъ своего покойнаго отца приказъ жить здѣсь и дожидаться, пока не упадетъ съ неба молнія и не испепелитъ ихъ, какъ новыхъ Титановъ, клятвопреступниковъ и святотатцевъ, такъ какъ у людей сердца оказываются такими черствыми, что они не видятъ, не чувствуютъ, не замѣчаютъ зла, какое творится между ними, а если и видятъ, то не смѣютъ, не могутъ его истребить."
-- Это еще что такое?-- сказалъ Панургъ. Ахъ! Нѣтъ, нѣтъ! Это мнѣ не по вкусу, ей-богу! Идемъ обратно, идемъ обратно, ради Бога. Этотъ благородный нищій такъ удивилъ меня своими рѣчами, какъ еслибы осенью громъ загремѣлъ.
Но, обратившись вспять, мы нашли дверь запертою, и намъ сказали, что такъ же, какъ и въ Тартаръ, сюда легко войти, но выйти отсюда трудно, и что мы отсюда не уйдемъ безъ пропуска и разрѣшенія на томъ основаніи, что съ ярмарки не уходятъ, какъ съ рынка, да притомъ у насъ и ноги пыльныя. Но хуже всего было, когда мы прошли въ застѣнокъ, потому что насъ представили такому безобразному чудовищу, какого еще свѣтъ не видывалъ, чтобы онъ далъ намъ отпускъ ab instantia. Чудовище это. звали Котъ-Мурлыка, и я не могу его лучше описать, какъ сравнивъ съ Химерой или со Сфинксомъ и Церберомъ или съ изображеніемъ Озириса, какъ его представляли египтяне: съ тремя головами, соединенными между собой, а именно: головой льва рыкающаго, собаки лающей и волка съ разинутой пастью, окруженныхъ дракономъ, который кусаетъ свой хвостъ, и ореоломъ изъ яркихъ лучей. Руки у него были окровавленныя, когти -- какъ у гарпій, морда съ вороньимъ клювомъ, зубы -- какъ у четырехлѣтняго кабана, глаза сверкали, какъ жерло ада, и весь онъ былъ покрытъ ступками {Mortiers, новый намекъ на головной уборъ судебныхъ чиновъ.}, такъ что виднѣлись одни когти. Сидѣньемъ для него и для всѣхъ его коллегъ -- Котовъ служила длинная, совсѣмъ новая рѣшетка, подъ которой расположены были широкія, прекрасныя ясли, какъ описывалъ нищій. Надъ главнымъ сидѣньемъ находился портретъ старухи, державшей въ правой рукѣ лезвіе серпа, а въ лѣвой -- вѣсы, и съ очками на носу. Чашами вѣсовъ служили два бархатныхъ кошеля: одинъ, полный звонкой монетой, спускался до земли; другой, пустой, вздымался высоко въ воздухѣ. Я того мнѣнія, что то было изображеніе кошачьяго Правосудія, вполнѣ противоположное учрежденію древнихъ ѳи-вянъ, которые сооружали статуи своимъ дикастамъ и судьямъ, послѣ ихъ смерти, изъ золота, серебра или мрамора, смотря по ихъ заслугамъ, но всегда безъ рукъ. Когда насъ подвели къ нему, то, не знаю какіе-такіе, люди, обвѣшанные кошелями и мѣшками и большими клочками исписанной бумаги, усадили насъ на скамью подсудимыхъ.
Панургъ говорилъ:
-- Любезные друзья, я и постою, если позволите, тѣмъ болѣе, что скамья слишкомъ низка для человѣка въ новыхъ штанахъ и короткой курткѣ.
-- Садитесь,-- отвѣчали они,-- безъ дальнѣйшихъ разсужденій. Не то земля разверзнется подъ вами и всѣхъ васъ проглотитъ живьемъ, если вы не сумѣете отвѣтить какъ слѣдуетъ.
