Главная » 2022 » Май » 20 » "Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 017
00:43
"Гаргантюа и Пантагрюэль". Франсуа Рабле. 017
---
---
XXXI.
О томъ, какіе совѣты даетъ Панургу врачъ Рондибилисъ.
Панургъ сказалъ дальше:
-- Первое слово, какое произнесъ тотъ, кто кастрировалъ монаховъ въ Солиньякѣ, было, когда онъ кастрировалъ Кольдореля: "Очередь за другими." И я также скажу: "Очередь за другими." Скажите поскорѣе, метръ Рондибилисъ: долженъ я жениться или нѣтъ?
-- Клянусь иноходью моего мула,-- отвѣчалъ Рондибилисъ,-- я не знаю, что вамъ отвѣчать на этотъ затруднительный вопросъ. Вы говорите, что ощущаете позывы чувственности. Я знаю, что, по взглядамъ платониковъ, которые заимствовалъ нашъ медицинскій факультетъ, плотскіе порывы обуздываются пятью средствами. Вопервыхъ, виномъ.
-- Вѣрно,-- замѣтилъ братъ Жанъ. Когда я пьянъ, я хочу только спать.
-- Я pазyмѣю, когда вина выпито неумѣренно,-- продолжалъ Рондибилисъ, такъ какъ неумѣренное употребленіе вина производитъ въ человѣческомъ тѣлѣ охлажденіе крови, напряженіе нервовъ, истощеніе генеративныхъ силъ, притупленіе чувствъ и неспособность къ движенію. А это все вещи, противныя генеративному акту. И дѣйствительно, мы видимъ, что Бахуса, бога пьяницъ, изображаютъ безъ бороды и въ женскомъ платьѣ, изнѣженнымъ, какъ евнухъ. Но другое дѣло -- умѣренное потребленіе вина. Древняя поговорка показываетъ намъ это, такъ какъ говоритъ, что Венера скучаетъ безъ общества Бахуса и Цереры. А изъ разсказа Діодора Сицилійскаго мы видимъ, что, по мнѣнію древнихъ (и это подтверждается Павзаніемъ), Пріапъ былъ сыномъ Бахуса и Венеры. Во-вторыхъ, посредствомъ нѣкоторыхъ травъ и лѣкарствъ, которыя дѣлаютъ человѣка холоднымъ и безсильнымъ. Такъ, опытъ учитъ насъ, Hymphaeaheracnia, Salix amerina, конопляное сѣмя, тамариндъ, мандрагора, бегемотова кожа и другія, принятыя внутрь, какъ по своимъ элементарнымъ свойствамъ, такъ и по специфической силѣ, ослабляютъ и убиваютъ генеративную силу, затрудняютъ ея доступъ въ опредѣленныя для этого природою мѣста и преграждаютъ всѣ ходы и выходы, которыми она могла бы выдти изъ тѣла; равно какъ, наоборотъ, мы знаемъ, что другія разгорячаютъ, возбуждаютъ и способствуютъ къ генерическому акту.
-- Я въ нихъ, слава Богу, не нуждаюсь,-- сказалъ Панургъ,-- а вы, учитель? Не въ обиду вамъ будь сказано, такъ какъ я не желаю оскорблять васъ.
-- Въ-третьихъ,-- продолжалъ Рондибилисъ,-- посредствомъ неустанной работы, такъ какъ она производитъ такое великое утомленіе въ тѣлѣ, что кровь, которая распредѣляется по всему тѣлу, чтобы питать всѣ его члены, не имѣетъ ни времени, ни досуга, ни способности вырабатывать сѣмя. Природа стоитъ на томъ, что прежде Всего заботится о сохраненіи индивида, а не о распложеніи и размноженіи челоловѣческаго рода. Такимъ образомъ, Діана, занятая непрерывной охотой, считается цѣломудренной. Такъ, въ прежнее время военные лагери назывались castra оттого, что воины и атлеты должны были непрестанно работать и трудиться. Такъ Гиппократъ (въ Lib. De aere, aqna et locis) сообщаетъ о нѣкоторыхъ народахъ въ Скнеіи, которые въ его время были безсильнѣе евнуховъ въ дѣлѣ любви оттого, что проводили все время на конѣ и въ трудѣ. Точно такъ же философы, наоборотъ, называли праздность матерью похоти. Когда спрашивали у Овидія -- по какой причинѣ Эгистъ нарушилъ супружескую вѣрность,-- онъ отвѣчалъ, что не. по чему иному, какъ потому, что былъ празднымъ. И если бы удалили праздность изъ міра, то скоро погибли бы стрѣлы Купидона. Его лукъ, колчанъ и стрѣлы стали бы для него безполезнымъ бременемъ, потому что онъ никого бы не задѣвалъ, такъ какъ онъ вовсе не такой искусный стрѣлокъ, чтобы попасть въ журавля, летящаго высоко въ небѣ, или (какъ это дѣлали парѳяне) въ оленя на полномъ бѣгу, и, слѣдовательно, въ людей дѣятельныхъ и трудящихся, не покладая рукъ. Для этого они должны сидѣть смирно или лежать праздно, ничего не дѣлая! На вопросъ -- какого рода существа или предметы -- боги любви,-- Теофрастъ отвѣчалъ: "То страсти праздныхъ умовъ. Точно такъ думалъ и Діогенъ, что сладострастіе есть занятіе такихъ людей, которые вообще ничего не дѣлаютъ, а Канахъ, скульпторъ изъ Сидона, изобразилъ Венеру (въ противность всѣмъ своимъ предшественникамъ) въ сидячемъ положеніи, чтобы этимъ показать, что лѣность, праздность и тунеядство содѣйствуютъ сладострастію.
-- Въ четвертыхъ, посредствомъ ревностнаго занятія науками, при чемъ жизненныя силы невѣроятно разбрасываются, а черезъ это ослабѣваютъ и теряютъ способность вырабатывать соки, необходимые для продолженія рода человѣческаго. Чтобы убѣдиться, что это дѣйствительно такъ, поглядите на человѣка, углубленнаго въ занятія, и вы увидите, что всѣ артеріи его мозга напряжены точно тетива на лукѣ, чтобы доставить необходимую пищу разуму, воображенію, вниманію, разсудку, памяти. У такого человѣка вы видите, что всѣ внѣшнія чувства заглушены, всѣ естественныя отправленія нарушены, такъ что вы его почти не считаете живымъ и соглашаетесь съ Сократомъ, который сказалъ, что философія есть не что иное, какъ размышленіе о смерти. Затѣмъ и Демокритъ ослѣпилъ себя, потому что считалъ потерю зрѣнія меньшимъ зломъ, нежели помѣху своимъ умозрѣніямъ, причиняемую обманами зрѣнія. Оттого-то и Паллада, богиня мудрости, покровительница ученыхъ, считается дѣвственницей. Отъ того самаго и Музы-дѣвы, и Хариты тоже пребываютъ въ вѣчномъ дѣвствѣ. И мнѣ припоминается, что я читалъ {У Лукіана во второмъ разговорѣ Венеры съ Амуромъ.}, какъ отвѣтилъ Купидонъ своей матери на ея неоднократный вопросъ. Почему онъ оставляетъ въ покоѣ Музъ?-- потому что онъ находитъ ихъ слишкомъ прекрасными, слишкомъ привлекательными, честными, цѣломудренными и... постоянно занятыми! Одна созерцаетъ свѣтила небесныя, другая занимается математическими выкладками, третья измѣреніемъ геометрическихъ тѣлъ, четвертая занимается риторикой, пятая -- поэзіей, шестая -- музыкой, такъ что, подходя къ нимъ, онъ снимаетъ тетиву со своего лука, опрокидываетъ колчанъ и тушитъ факелъ, отъ стыда и боязни обидѣть ихъ. Затѣмъ снимаетъ повязку съ глазъ, чтобы лучше разглядѣть ихъ лицо и послушать ихъ прекрасное пѣніе и поэтическія оды. Это доставляетъ ему величайшее удовольствіе въ свѣтѣ. Такъ что порою онъ такъ восторгается ихъ красотою и прелестью, что засыпаетъ подъ музыку. И поэтому онъ ничуть не желаетъ задѣть ихъ или отвлечь отъ ихъ занятій. И въ этомъ отношеніи я понимаю то, что писалъ Гиппократъ въ вышеназванномъ сочиненіи о скиѳахъ, а также въ книгѣ, озаглавленной De geniture, онъ говоритъ, что всѣ, кому перерѣжутъ околоушныя артеріи, становятся безсильными; онъ утверждаетъ также, что мозгъ головной и спинной играютъ большую роль въ генеративномъ актѣ.... Въ-пятыхъ, посредствомъ этого самаго акта...
-- Наконецъ-то вы упомянули о послѣднемъ средствѣ. Я его оставляю за собою, а другимъ предоставляю всѣ предыдущія.
-- Это какъ разъ то самое, что настоятель монастыря св. Виктора, близъ Марселя, называетъ убіеніемъ плоти,-- замѣтилъ братъ Жанъ. И я того же мнѣнія и согласенъ съ пустынникомъ св. Радегонды, жившимъ недалеко отъ Шинона, что пустынники, жившіе въ Ѳиваидѣ, не могли бы успѣшнѣе убивать плоть, обуздывать похотливую чувственность и побѣждать бунтъ страстей, какъ прибѣгая къ этому средству разъ двадцать пять или тридцать въ день.
-- Я вижу, что Панургъ хорошо сложенъ,-- сказалъ Рондибилисъ,-- здоровъ, крѣпокъ тѣломъ и духомъ, въ зрѣлыхъ лѣтахъ, вступилъ какъ разъ въ такую пору, когда слѣдуетъ жениться. Если онъ найдетъ жену такого же сложенія и темперамента, то они произведутъ на свѣтъ дѣтей, достойныхъ какой-нибудь заморской монархіи. И чѣмъ скорѣе онъ женится, тѣмъ лучше, если онъ хочетъ видѣть дѣтей своихъ поставленными на ноги.
-- Господинъ учитель,-- отвѣчалъ Панургъ,-- я это сдѣлаю, не сомнѣвайтесь, и очень скоро. Пока вы говорили, я чувствовалъ, какъ у меня аппетитъ разыгрался. Прошу васъ пожаловать на свадебный пиръ. Онъ будетъ на славу, обѣщаю вамъ. И приведите съ собою жену, если вамъ угодно, и всѣхъ ея сосѣдокъ, разумѣется. И честнымъ пиркомъ, да за свадебку!
XXXII.
О томъ, какъ Рондибилисъ объявляетъ, что ношеніе роговъ -- естественная принадлежность брака.
-- Остается,-- продолжалъ Панургъ,-- рѣшить одно незначительное обстоятельство. Видали ли вы когда-нибудь буквы, начертанныя на римскомъ знамени: S. P. Q. R. {Senatus Populusque Romarins. Панургъ переводитъ это такъ: Si pent que rien, а это не поддается русскому переводу, такъ какъ буквы будутъ другія.}. Буду ли я рогоносцемъ?
-- Пощадите!-- воскликнулъ Рондибилисъ. О чемъ вы меня спрашиваете? Будете ли вы рогоносцемъ? Другъ мой, я женатъ, и вы собираетесь жениться.
Но зарубите себѣ это на носу: всякій женатый человѣкъ подвергается опасности носить рога. Ношеніе роговъ естественная принадлежность брака. Тѣнь не такъ вѣрно слѣдуетъ за человѣкомъ, какъ рога за женатыми людьми. И когда вы услышите про кого-нибудь эти три слова: "Онъ вѣдь женатъ",-- скажите себѣ: "Значитъ, онъ былъ, или будетъ, или можетъ быть рогоносцемъ", и никто не обвинитъ васъ въ отсутствіи логики.
-- О, что за чертовская ипохондрія!-- вскричалъ Панургъ. Что вы мнѣ толкуете?
-- Другъ мой,-- отвѣчалъ Рондибилисъ,-- когда Гиппократъ вздумалъ однажды отправиться въ Полистило, чтобы навѣстить философа Демокрита, онъ написалъ письмо своему давнишнему пріятелю Діонисію, въ которомъ просилъ его отвезти на время его отсутствія его жену къ его отцу и матери, которые были почтенные люди, пользовавшіеся хорошею славой, потому что ему не хотѣлось, чтобы она одна оставалась.дома. Но и тамъ онъ просилъ неусыпно надзирать за нею и слѣдить, куда она пойдетъ съ матерью въ гости. "Не потому,-- писалъ онъ,-- чтобы я сомнѣвался въ ея добродѣтели и цѣломудріи, которыя я уже позналъ и изучилъ въ прошломъ, но потому, что она -- женщина."
Этимъ все сказано, мой другъ. Природа женская во многомъ сходна съ луной и, между прочимъ, въ томъ, что женщины в] присутствіи мужей сдерживаются и притворяются. Когда же мужья отсутствуютъ, онѣ вознаграждаютъ себя за стѣсненіе, живутъ въ свое удовольствіе, гуляютъ, веселятся, отбрасываютъ лицемѣріе и показываютъ себя въ своемъ видѣ, подобно тому, какъ луна никогда не появляется въ небѣ, когда свѣтитъ солнце, но лишь тогда, когда зайдетъ солнце, то-есть ночью, и тогда она свѣтитъ ярко. Таковы и всѣ женщины. Когда я произношу слово "женщина", я называю такой хрупкій, такой измѣнчивый, такой непостоянный и несовершенный полъ, что природа, кажется мнѣ (не въ обиду будь сказано), заблудилась . въ этомъ отношеніи и, создавая женщину, утратила тотъ здравый смыслъ, съ какимъ она создала и сотворила все другое. И сотни разъ ломая надъ этимъ вопросомъ голову, я ничего лучшаго не придумалъ, какъ то, что природа, создавая женщину, не столько думала о совершенствѣ женской личности, сколько объ удовольствіи мужчины и продолженіи рода человѣческаго. Платонъ, напримѣръ, не зналъ, къ какому разряду ихъ отнести: къ животнымъ, одареннымъ разсудкомъ, или же къ неразумнымъ тварямъ. Природа одарила ихъ внутреннимъ, тайнымъ органомъ, котораго нѣтъ у мужчинъ и благодаря которому (вслѣдствіе его нервности и сильной раздражительности) все ихъ тѣло приходитъ въ волненіе, всѣ чувства раздражаются, всѣ ощущенія обостряются, а мысль ослабѣваетъ. Такъ что если бы природа не надѣлила ихъ стыдомъ, то вы увидѣли бы, что онѣ оказались бы сладострастнѣе, нежели Претиды, Мималониды или вакхическія Ѳіады во время вакханалій. Это происходитъ оттого, что, какъ показываетъ анатомія, это страшное, животное находится въ тѣсной связи со всѣми главными частями тѣла. Я называю его животнымъ, согласно ученію не только академиковъ, но и перипатетиковъ. Потому что, если вѣрно, что движеніе есть точный признакъ одушевленнаго предмета, какъ пишетъ Аристотель, то все, что движется, можетъ по праву называться животнымъ. Платонъ называетъ его животнымъ, признавая въ немъ способность къ произвольнымъ движеніямъ, и при томъ такимъ сильнымъ, что часто черезъ нихъ женщины впадаютъ въ безпамятство, эпилепсію или каталепсію. Кромѣ того, въ немъ замѣчаютъ извѣстную разборчивость въ дѣлѣ запаховъ: по наблюденію самихъ женщинъ, это животное не любитъ вони и ищетъ благоуханія. Я хорошо знаю, что Галенъ пытается доказать, что его движенія не произвольны, а случайны; послѣдователи же его утверждаютъ даже, что о разборчивости на запахи не можетъ быть и рѣчи: все сводится будто бы къ впечатлѣніямъ, производимымъ различными пахучими веществами. Но если вы внимательно и строго взвѣсите ихъ рѣчи, то найдете, что въ этомъ вопросѣ, какъ и во многихъ другихъ, они разсуждаютъ легкомысленно и не столько добиваются истины,- сколько желаютъ затмить своихъ предшественниковъ. И я не стану углубляться въ этотъ споръ. Скажу вамъ только, что добродѣтельныя женщины, живущія цѣломудренно и безупречно и силою разума обуздывающія этого дикаго звѣря, заслуживаютъ всяческой похвалы. А въ заключеніе прибавлю, что когда этотъ звѣрь насыщенъ (если только онъ можетъ быть насыщенъ) той пищей, какую приготовила для него природа у мужчины, то всѣ его спеціальныя движенія, всѣ его аппетиты и вся его ярость усмиряются. А потому не удивляйтесь, если мы постоянно находимся въ опасности носить рога, такъ какъ мы не каждый день можемъ и способны удовлетворить его.
-- Ну и неужто же, чортъ побери, вы не знаете противъ этого никакого средства въ вашей медицинѣ?
-- Знаю, другъ мой,-- отвѣчалъ Рондибилисъ,-- и прекраснѣйшее, которое сообщено намъ однимъ авторомъ уже тысячу восемьсотъ лѣтъ тому назадъ {Эзопъ.}. Такъ-то.
-- Вы прекраснѣйшій человѣкъ,-- отвѣчалъ Панургъ,-- клянусь честью, и я всею душой люблю васъ. Отвѣдайте-ка этого пирога съ айвой. Онъ очень способствуетъ пищеваренію. Однако, что же это я? Ученаго учить -- только портить. Позвольте наполнить для васъ этотъ несторіанскій кубокъ. А не то не угодно ли вамъ еще выпить нѣсколько глотковъ бѣлаго меду? Не бойтесь спецій. Тутъ нѣтъ ни сассапарели, ни инбиря, ни кардамона. А только отборная корица, чистый бѣлый сахаръ, да доброе бѣлое вино изъ виноградника Девиньеръ, отъ лозы большого Кормье, которая растетъ подъ большимъ орѣховымъ деревомъ.
XXXIII.
О томъ, какое средство отъ ношенія роговъ указалъ медикъ Рондибилисъ.
-- Въ эпоху,-- сказалъ Рондибилисъ,-- когда Юпитеръ приводилъ въ порядокъ обиходъ своего олимпійскаго дома и составлялъ календарь для всѣхъ боговъ и богинь, устанавливая для каждаго день и сезонъ его праздника и мѣсто для оракуловъ и паломничества и указанныхъ жертвоприношеній...
-- Ужъ не поступилъ ли онъ при этомъ такъ, какъ епископъ оксерскій, Тентенвиль?-- перебилъ Панургъ. Благородный первосвященникъ любилъ доброе вино, какъ и всякій хорошій человѣкъ, а потому особенно ухаживалъ и лелѣялъ виноградную лозу, предка и родоначальницу Бахуса. Но вотъ случилось, что въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ виноградная лоза погибала отъ холода, мороза, тумана, изморози, града и тому подобныхъ бѣдъ, совпадавшихъ съ праздниками св. Георгія, Марка, Виталія, Евтропія, Филиппа, св. Крестами св. Вознесенія и другихъ, которые приходятся какъ разъ въ то время, какъ солнце проходитъ черезъ созвѣздіе Тельца. И ему пришло въ голову, что вышеназванные святые были патронами града, мороза и изводили виноградную лозу. Поэтому онъ задумалъ перенести ихъ праздники на зиму между: Рождествомъ Христовымъ и Богоявленіемъ, предоставивъ имъ полную свободу насылать градъ и морозъ, сколько, имъ вздумается. Морозы въ тѣ поры не только не повредятъ, но скорѣе принесутъ пользу лозѣ. А на ихъ мѣсто пришлись праздники св. Христофора, св. Іоанна Крестителя, св. Магдалины, св. Анны, св. Доминика, св. Лаврентія, съ половины августа мѣсяца по май, такъ какъ въ это время морозы не страшны и изъ всѣхъ мастеровыхъ всего больше дѣла тѣмъ, которые приготовляютъ мороженое и остужаютъ вино.
-- Юпитеръ,-- продолжалъ Рондибилисъ,-- позабылъ про бѣднягу Рогоносца, который въ ту пору находился въ отсутствіи: онъ былъ въ Парижѣ, гдѣ велъ тяжбу въ судѣ за одного изъ своихъ земляковъ и вассаловъ. Но едва лишь заслышалъ Рогоносецъ о причиненномъ ему ущербѣ, какъ немедленно бросилъ на произволъ судьбы своего кліента и лично предсталъ передъ великимъ Юпитеромъ, ссылаясь на свои прошлыя достоинства и добрыя и пріятныя услуги, оказанныя имъ въ былое время, и неотступно прося, чтобы его не оставляли безъ праздника, безъ жертвоприношеній и безъ чествованія. Юпитеръ извинялся, ссылаясь на то, что всѣ бенефиціи розданы и штатъ его законченъ. Но мессиръ Рогоносецъ такъ приставалъ къ нему, что онъ помѣстилъ его, наконецъ, въ календарь и приказалъ оказывать ему на землѣ почести, приносить жертвы и праздновать его день. Праздникъ этотъ пришелся въ одинъ день (такъ какъ во всемъ календарѣ не было больше свободнаго мѣста) съ праздникомъ богини Ревности; господству его подчинены были женатые люди, въ особенности тѣ, у которыхъ были красивыя жены; а жертвоприношеніями (такъ было опредѣлено) должны были служить: подозрѣніе, недовѣріе, досада, выслѣживаніе, шпіонство, подглядываніе мужей за женами; всѣмъ женатымъ людямъ строго приказано было почитать и поклоняться ему, вдвойнѣ праздновать его день и приносить вышеуказанныя жертвы, подъ угрозой, что мессиръ Рогоносецъ не будетъ милостивъ и не окажетъ ни вниманія, ни помощи тѣмъ, кто не будетъ его почитать, какъ указано; не будетъ входить въ ихъ дома, водить съ ними компанію, какъ бы они его о томъ ни просили, и предоставитъ ихъ грустному одиночеству вмѣстѣ съ ихъ женами и будетъ ихъ неизмѣнно избѣгать какъ еретиковъ и святотатцевъ. Какъ это въ обычаѣ у другихъ боговъ съ тѣми, кто ихъ недостаточно почитаетъ: у Бахуса съ виноградарями; у Цереры съ землепашцами; у Помоны съ огородниками; у Нептуна съ лодочниками; у Вулкана съ кузнецами и такъ далѣе. Къ этому присовокуплялось обѣщаніе какъ разъ противнаго тѣмъ, кто (какъ показано) будетъ праздновать его день, прекращая всякую торговлю, забывая всѣ дѣла для того, чтобы подглядывать за женами, тиранить и обижать ихъ изъ ревности, сообразно съ требуемыми жертвоприношеніями -- къ тѣмъ онъ будетъ постоянно милостивъ, будетъ любить ихъ, посѣщать день и ночь ихъ дома; они никогда не будутъ лишены его присутствія. Dixi.
-- Ха! ха! ха!-- расхохотался Карпалимъ. Вотъ лѣкарство еще болѣе наивное, нежели перстень Ганса Карвеля. Чортъ меня побери, если я ему не повѣрю! Натура женщинъ такова. Подобно тому, какъ молнія разбиваетъ и сжигаетъ только крѣпкіе, прочные, оказывающіе сопротивленія предметы и не касается вещей мягкихъ, неустойчивыхъ и уступчивыхъ; подобно тому, какъ она сожжетъ шпагу, не повредивъ бархатныхъ ноженъ, испепелитъ кости въ тѣлѣ, не задѣвъ мяса, которое ихъ покрываетъ, такъ и женщины напрягаютъ всю силу своего ума, своей хитрости и своенравія въ томъ случаѣ, когда онѣ знаютъ, что имъ нѣчто не разрѣшается и воспрещается.
-- Конечно,-- отвѣчалъ Гиппотадеусъ,-- нѣкоторые изъ нашихъ ученыхъ утверждаютъ, что первая женщина, появившаяся на землѣ, и которую евреи называютъ Евой, никогда бы не поддалась соблазну вкусить отъ плода Древа познанія добра и зла, если бы это не было ей запрещено.
И что это вѣрно, то припомните, что хитрый соблазнитель началъ съ того, что напомнилъ ей прежде всего о воспрещеніи, точно онъ разсуждалъ такъ: тебѣ запрещено, значитъ ты должна отъ него вкусить,-- иначе, ты бы не была женщиной.
XXXIV.
О томъ, какъ женщинъ обычно влечетъ ко всему запретному.
-- Въ то время, какъ я былъ балбесомъ въ Орлеанѣ,-- сказалъ Карпалимъ,-- никакое краснорѣчіе не было убѣдительнѣе и никакіе аргументы не казались болѣе дѣйствительными съ дамами, чтобы привлечь ихъ къ утѣхамъ любви, какъ старательно, настойчиво, страстно доказывать имъ, что мужья ихъ ревнуютъ. Это не мое измышленіе. Въ Писаніи это сказано и ежедневно подтверждается законами, примѣрами, доводами и опытомъ. Разъ такое убѣжденіе засѣло у нихъ въ башкѣ, онѣ непремѣнно наставятъ рога своимъ мужьямъ, не говоря худого слова и хотя бы имъ пришлось поступить такъ, какъ поступили Семирамида, Пазифая, Эгеста., островитянки, вызванныя въ Египетъ, которыхъ заклеймили Геродотъ и Страбонъ, и другія подобныя кумушки.
-- Въ самомъ дѣлѣ,-- замѣтилъ Пантагрюэль,-- я слыхалъ, что папа Іоаннъ XXII проѣздомъ въ Фонтевро выслушалъ просьбу отъ аббатисы и старшихъ монахинь даровать имъ разрѣшеніе исповѣдываться другъ передъ другомъ, при чемъ онѣ ссылались на то, что у монахинь бываютъ тайные грѣхи, въ которыхъ имъ нестерпимо стыдно признаваться духовнику-мужчинѣ, и что между собою онѣ будутъ гораздо откровеннѣе. "Я бы охотно даровалъ вамъ это", отвѣчалъ папа, "но усматриваю одно неудобство. Дѣло въ томъ, что исповѣдь должна содержаться въ тайнѣ. Но вы, женщины, не сумѣете молчать." "Очень хорошо сумѣемъ", отвѣчали онѣ, "и лучше даже, чѣмъ мужчины." Вскорѣ затѣмъ святой отецъ передалъ имъ на храненіе шкатулку, внутри которой онъ помѣстилъ коноплянку, и попросилъ ихъ спрятать ее въ укромное мѣстечко, обѣщаясь честнымъ словомъ папы исполнить ихъ просьбу, если онѣ сохранятъ въ тайнѣ шкатулку, при чемъ строго запретилъ имъ, подъ угрозой духовнаго покаянія и отлученія отъ церкви, раскрывать шкатулку. Но не успѣлъ онъ наложить запрещеніе, какъ онѣ уже горѣли желаніемъ подглядѣть, что тамъ внутри, и нетерпѣливо ждали ухода папы, чтобы заглянуть въ шкатулку. Святой отецъ, благословивъ ихъ, отправился на свою квартиру. Но онъ не отошелъ и трехъ шаговъ отъ аббатства, какъ эти добрыя дамы всѣ толпою подбѣжали къ запретной шкатулкѣ, чтобы посмотрѣть, что въ ней находится. На другой день папа посѣтилъ ихъ съ намѣреніемъ (какъ имъ казалось) даровать имъ разрѣшеніе. Но прежде чѣмъ заговорить о томъ, онъ потребовалъ, чтобы ему принесли его шкатулку. Она была принесена, но птички въ ней не оказалось. И тутъ онъ имъ доказалъ, что гораздо труднѣе имъ будетъ хранить тайну исповѣди, когда онѣ не смогли удержать въ тайнѣ шкатулку, несмотря на строгое запрещеніе.
-- Милостивый господинъ нашъ, добро пожаловать! Я съ большимъ удовольствіемъ слушалъ васъ. И за все благодарилъ Бога. Я не видѣлъ васъ съ тѣхъ поръ, какъ въ Монпелье, вмѣстѣ съ нашими старинными пріятелями Анто, Спорта, Гюи Бургье, Балтазаромъ Hone, Толе, Жаномъ Еентеномъ, Франсуа Робине, Жаномъ Пердріе и Франсуа Раблэ, вы играли нравоучительную комедію про человѣка, женившагося на нѣмой женщинѣ.
-- Я тоже былъ на этомъ представленіи,-- сказалъ Эпистемонъ. Добрякъ-мужъ хотѣлъ, чтобы она заговорила. Благодаря искусству врача и хирурга, которые перерѣзали ей уздечку подъ языкомъ, она заговорила. Но тотчасъ же стала такъ много говорить, что мужъ побѣжалъ опять къ врачу просить, чтобы онъ вновь сдѣлалъ ее нѣмой. Но врачъ отвѣчалъ, что хотя его искусство и указываетъ средства возвращать рѣчь женщинамъ, но онъ не знаетъ такихъ, какія заставляли бы ихъ молчать. Единственнымъ средствомъ будетъ глухота мужа, который такимъ образомъ не услышитъ нескончаемой болтовни жены. Ну, и вотъ бѣднягу оглушили, ужъ не знаю -- какими способами. Жена, увидя, что онъ оглохъ и не слышитъ, что она ему говоритъ, взбѣсилась. Но когда врачъ потребовалъ гонораръ, то мужъ отвѣчалъ ему, что онъ поистинѣ глухъ и не слышитъ, о чемъ онъ его проситъ. Врачъ бросилъ ему въ спину, не знаю, какой порошокъ, отъ котораго онъ спятилъ съ ума. И тутъ взбѣшенная жена и безумный мужъ общими силами избили до полусмерти врача и хирурга. Я въ жизнь свою такъ не смѣялся, какъ на этомъ представленіи.
-- Вернемся къ нашему прежнему разговору,-- замѣтилъ Панургъ. Ваши слова, переведенныя съ тарабарской грамоты на французскій языкъ, означаютъ, что я долженъ смѣло жениться и не заботиться о томъ, что буду рогоносцемъ. Вы себѣ на умѣ, господинъ учитель, и я думаю, что визиты къ паціентамъ помѣшаютъ вамъ присутствовать на моей свадьбѣ, и я впередъ извиняю васъ.
Stercus et urina medici sunt prandia prima.
Ex aliis paleas, ex istis collige grana.
-- Вы приводите стихи невѣрно,-- сказалъ Рондибилисъ,-- дальше говорится такъ:
Nobis sunt signa, vobis sunt prandia digna.
-- Если моя жена заболѣетъ, я прежде всего посмотрю ея урину,-- сказалъ Рондибилисъ,-- пощупаю пульсъ, и осмотрю низъ живота, какъ совѣтуетъ поступить Гиппократъ (II, Aphoris. XXXV).
-- Нѣтъ, нѣтъ,-- сказалъ Панургъ,-- это не годится. Нашему брату, законовѣдамъ, приличествуетъ вѣдать De ventre inspiciendo {Пандекты, XXV, 4.}. Я бы ей поставилъ клистиръ. Но не пренебрегайте другими болѣе важными дѣлами. Жареную свинину я отошлю къ вамъ на домъ и навсегда останусь вашимъ пріятелемъ.
Затѣмъ подошелъ къ нему и вложилъ ему въ руку, не говоря ни слова, четыре нобля съ розой {Золотая монета.}. Рондибилисъ охотно ихъ взялъ, но сказалъ какъ бы съ испугомъ и съ негодованіемъ.
-- Эге-ге-ге, господинъ, ничего не надо было давать. Однако, благодарствуйте. Отъ злыхъ людей я никогда ничего не беру. Но добрымъ людямъ никогда ни въ чемъ не отказываю. Я всегда къ вашимъ услугамъ.
-- За плату,-- сказалъ Панургъ.
-- Само собою разумѣется,-- отвѣчалъ Рондибилисъ.
XXXV.
О томъ, какъ философъ Трульоганъ обсуждаетъ затруднительное положеніе Панурга.
-- Ну, вѣрный подданный мой, теперь вашъ чередъ просвѣщать насъ. Вы должны сказать намъ теперь: долженъ Панургъ жениться или нѣтъ?
-- И то, и другое, -- отвѣчалъ Трульоганъ.
-- Что вы говорите? -- спросилъ Панургъ.
-- То, что вы слышали,-- отвѣчалъ Трульоганъ.
-- А что я слышалъ?-- спросилъ Панургъ.
-- То, что я сказалъ,-- отвѣчалъ Трульоганъ.
-- Полно дурачиться!-- казалъ Панургъ. Долженъ я жениться или нѣтъ?
-- Ни то, ни другое, -- отвѣчалъ Трульоганъ.
-- Чортъ бы меня побралъ,-- сказалъ Панургъ,-- если я понимаю хоть что-нибудь изъ того, что вы говорите. Постойте. Я надѣну очки на лѣвое ухо, чтобы лучше васъ слышать.
Въ эту минуту Пантагрюэль увидѣлъ у дверей залы собачку Гаргантюа, которую онъ прозвалъ Кинъ, потому что такъ называлась собака Товія {Книга Товита, XI, 9.}. А потому онъ сказалъ присутствующимъ:
-- Нашъ король неподалеку, встанемъ ему на встрѣчу.
Не успѣлъ онъ это выговорить, какъ Гаргантюа вошелъ въ залу банкета. Всѣ встали, чтобы ему поклониться. Гаргантюа, вѣжливо отвѣтивъ на поклоны присутствующихъ, сказалъ:
-- Добрые друзья мои, сдѣлайте мнѣ удовольствіе: садитесь по мѣстамъ и продолжайте вашу бесѣду. Принесите мнѣ кресло и придвиньте его къ этому концу стола. И дайте мнѣ выпить за здоровье всей компаніи. Будьте здоровы. А теперь скажите мнѣ: о чемъ вы толковали?
Пантагрюэль отвѣчалъ ему, что Панургъ возбудилъ за обѣдомъ затруднительный вопросъ, а именно: слѣдуетъ ли ему жениться или нѣтъ, и что патеръ Гиппотадеусъ и метръ Рондибилисъ уже дали на это отвѣтъ. А въ то время, какъ онъ вошелъ, отвѣчалъ вѣрноподданный Трульоганъ. И сначала на вопросъ Панурга: "Долженъ я жениться или нѣтъ?" сказалъ: "И то и другое!" а на вторичный вопросъ отвѣтилъ: "Ни то, ни другое". Панургъ жалуется на такіе странные и противорѣчивые отвѣты и увѣряетъ, что ихъ совсѣмъ не понимаетъ.
-- Я понимаю, какъ мнѣ кажется,-- сказалъ Гаргантюа. Подобно этому отвѣтилъ одинъ древній философъ, когда его спросили: жена ли ему та женщина, на которую ему указали: "Я ее имѣю, но она меня не имѣетъ. Я обладаю ею, но она мною не обладаетъ."
-- Подобный отвѣтъ дала одна спартанская гетера,-- сказалъ Пантагрюэль. Ее спросили: имѣла ли она уже сношенія съ мужчинами? Она отвѣчала, что нѣтъ, не имѣла, но что мужчины иногда имѣли съ нею сношенія.
-- Итакъ,-- продолжалъ Рондибилисъ,-- намъ слѣдуетъ въ медицинѣ стать на нейтральную точку зрѣнія, а въ философіи на центральную, принимая во вниманіе обѣ крайности и отрицая и ту и другую крайность и распредѣляя время между той и другой крайностью.
-- Св. апостолъ {Первое посланіе къ коринѳянамъ, VII, 29.},-- замѣтилъ Гиппотадеусъ,-- высказался еще точнѣе, какъ мнѣ кажется, когда сказалъ: "Имѣющіе женъ должны быть какъ не имѣющіе."
-- Я объясняю,-- сказалъ Пантагрюэль эти слова: "имѣть и не имѣть жену" такимъ образомъ, что имѣть жену значитъ отводить ей ту роль, ради которой она создана природой, т.-е. быть помощницей мужу, его утѣшеніемъ и подругой. Не имѣть жены значитъ не быть у нея подъ башмакомъ, не забывать ради нея высшую и единственную любовь, какою человѣкъ обязанъ Богу; не пренебрегать своими обязанностями къ родинѣ, государству и друзьямъ; не относиться небрежно къ своимъ занятіямъ и дѣламъ ради того, чтобы угодить женѣ. Если понимать въ этомъ смыслѣ слова: "имѣть и не имѣть жены", то я не нахожу въ нихъ ничего несообразнаго и противорѣчиваго.
XXXVI.
О дальнѣйшихъ отвѣтахъ Трульогана, философа эфектическаго 1) пирроническаго 2).
1) Во всемъ сомнѣвавшагося.
2) Полагавшаго величайшее благо въ равнодушіи.
-- Слова ваши золотыя,-- отвѣчалъ Панургъ. Но мнѣ кажется, что я спустился въ темный колодезь, въ которомъ, по словамъ Гераклита, скрывается истина. Я ничего не вижу, ничего не слышу и чувствую себя какъ бы лишеннымъ всѣхъ чувствъ, и мнѣ сдается, что я точно околдованъ. Заговорю совсѣмъ въ другомъ тонѣ! Ну, пріятель, полно бобы разводить, будемъ говорить дѣло. Всѣ эти противорѣчія васъ, я вижу, сердятъ. Ну же, ради Бога, долженъ я жениться?
Трульоганъ. Кажется, что такъ.
Панургъ. А если я не женюсь?
Трульоганъ. Не вижу въ томъ никакой бѣды.
Панургъ. Не видите?
Трульоганъ. Ни малѣйшей, или зрѣніе меня обманываетъ.
Панургъ. Я же вижу болѣе пяти сотъ.
Трульоганъ. Сосчитайте ихъ.
Панургъ. Я говорю вообще, употребляя опредѣленное число вмѣсто неопредѣленнаго, точное вмѣсто неточнаго, то-есть я хочу сказать: много.
Трульоганъ. Я слушаю.
Панургъ. Я не могу обойтись безъ жены, клянусь всѣми чертями.
Трульоганъ. Не упоминайте объ этихъ гнусныхъ тваряхъ.
Панургъ. Et-Богу, согласенъ, потому что мои сальмигодинцы говорятъ: "Спать одному, безъ бабы тошнехонько", и Дидона въ своихъ жалобахъ {Виргилій, Энеида, IV, 650.} говоритъ то же самое.
Трульоганъ. Какъ вамъ угодно.
Панургъ. Помилуй Богъ, въ этомъ все дѣло. Ну что же, жениться мнѣ?
Трульоганъ. Пожалуй.
Панургъ. Буду ли я счастливъ, женясь?
Трульоганъ. Смотря, если посчастливится.
Панургъ. И если посчастливится, какъ я надѣюсь, то я буду счастливъ?
Трульоганъ. Можетъ быть.
Панургъ. Ну, начнемъ съ другого конца: а если мнѣ не посчастливится?
Трульоганъ. Вина не моя.
Панургъ. Да посовѣтуйте же, умоляю, что мнѣ дѣлать?
Трульоганъ. Что хотите?
Панургъ. Сто тысячъ чертей!
Трульоганъ. Прошу васъ, не призывайте чорта.
Панургъ. Ну, такъ во имя Бога, прошу совѣта, я поступлю согласно вашему совѣту. Что вы мнѣ посовѣтуете?
Трульоганъ. Ничего.
Панургъ. Долженъ ли я жениться?
Трульоганъ. Я тутъ ни при чемъ.
Панургъ. Я, значитъ, не женюсь?
Трульоганъ. Мое дѣло -- сторона.
Панургъ. Если я не женюсь, то и не буду, значитъ, рогоносцемъ?
Трульоганъ. Полагаю.
Панургъ. А положимъ, что я женился.
Трульоганъ. Что же мнѣ въ этомъ?
Панургъ. О, волкъ тебя заѣшь, если бы я только могъ хорошенько выругаться, мнѣ бы стало легче... Но терпѣніе... Итакъ, если я женюсь, буду ли я рогоносцемъ?
Трульоганъ. Какъ сказать...
Панургъ. Если, жена моя будетъ чопорная и цѣломудренная женщина, то я не буду рогоносцемъ?
Трульоганъ. Мнѣ кажется, чтобы говорите дѣло.,
Панургъ. Слушайте.
Трульоганъ. Сколько угодно.
Панургъ. Но будетъ ли она цѣломудренна и чопорна? Остается только рѣшить этотъ вопросъ.
Трульоганъ. Я сомнѣваюсь.
Панургъ. Но вы ее никогда не видѣли?
Трульоганъ. Сколько мнѣ извѣстно, нѣтъ, не видѣлъ.
Панургъ. Почему же вы сомнѣваетесь въ вещи, которой не знаете?
Трульоганъ. Не безъ причины.
Панургъ. А если бы вы еще знали?
Трульоганъ. Тѣмъ пуще.
Панургъ. Любезный пажъ! Вотъ тебѣ моя шапка, я дарю тебѣ ее, побереги только очки, а теперь ступай на задній дворъ и тамъ съ часокъ поругайся за меня. Я тоже когда-нибудь за тебя поругаюсь, если тебѣ понадобится. Но кто же меня сдѣлаетъ рогоносцемъ?
Трульоганъ. Кто-нибудь!
Панургъ. Громъ и молнія! Задамъ же я перцу кому-нибудь!
Трульоганъ. Хорошо сказано.
Панургъ. Пусть меня чортъ поберетъ, если я не надѣну на жену пояса цѣломудрія, уѣзжая изъ своего сераля.
Панургъ. Постойте! Такъ какъ съ этой стороны къ вамъ никакъ не подъѣдешь, я начну съ другого конца. Женаты вы или нѣтъ?
Трульоганъ. Ни то, ни другое и оба вмѣстѣ.
Панургъ. Господи помилуй! Меня потомъ прошибло, и я чувствую, что пищевареніе мое нарушено. Всѣ мои френы, метафрены {Духъ: способности мышленія и воли.}, всѣ мои діафрагмы возбуждены и натянуты стараніемъ понять ваши слова и отвѣты.
Трульоганъ. Мнѣ все равно.
Панургъ. Итакъ, вѣрный другъ, женаты ли вы?
Трульоганъ. Говорятъ.
Панургъ. Удалось ли вамъ это въ первый разъ?
Трульоганъ. Можетъ быть.
Панургъ. А во второй разъ какъ вы себя чувствуете?
Трульоганъ. Какъ предопредѣлено судьбой.
Панургъ. Шутки въ сторону, вы себя хорошо чувствуете?
Трульоганъ. Весьма вѣроятно.
Панургъ. Ну, Богомъ клянусь и бременемъ св. Христофора, легче добиться вздоха отъ мертваго осла, чѣмъ отъ васъ опредѣленнаго отвѣта! Но ужъ теперь я васъ поймаю. Дружище, пристыдимъ чорта въ аду, сознаемся въ истинѣ. Были вы когда-нибудь рогоносцемъ? Я говорю про васъ, здѣсь находящагося, а не про того, кто тамъ въ мячъ играетъ.
Трульоганъ. Нѣтъ, если это не было предопредѣлено.
Панургъ. Клянусь небомъ, я отрекаюсь, отказываюсь Его не поймаешь!
При этихъ словахъ Гаргантюа всталъ и сказалъ:
-- Да будетъ благословенъ Господь во всѣхъ дѣлахъ! Я вижу, что міръ перемѣнился съ тѣхъ поръ, какъ я впервые его позналъ. Неужели мы къ этому пришли? Неужели мудрѣйшіе и ученѣйшіе философы настоящаго времени примкнули къ скептической школѣ? Да будетъ благословенъ Господь! Поистинѣ отнынѣ можно будетъ скорѣе поймать льва за гриву, коня за хвостъ, быка за рога, буйвола за морду, волка за хвостъ, козу за бороду, птицу за-лапу, нежели словить такого философа на словахъ. Прощайте, мои друзья!
Оказавъ это, онъ удалился изъ компаніи. Пантагрюэль и другіе хотѣли за нимъ послѣдовать, но онъ этого не позволилъ.
Когда Гаргантюа вышелъ изъ залы, Пантагрюэль сказалъ приглашеннымъ:
-- Платоновскій Тимей сосчиталъ приглашенныхъ при открытіи собранія; мы же, напротивъ того, сосчитаемъ ихъ въ концѣ. Разъ, два, три. Гдѣ четвертый? Вѣдьмы, кажется, пригласили еще нашего пріятеля Бридуа?
Эпистемонъ отвѣчалъ, что ходилъ къ нему на домъ приглашать его, но не засталъ. Приставъ мирелингенскаго парламента въ Мирелингенѣ приходилъ передать ему приказъ лично предстать передъ сенаторами, чтобы отдать отчетъ въ нѣкоторыхъ приговорахъ, постановленныхъ имъ. Вслѣдствіе этого онъ выѣхалъ наканунѣ, чтобы поспѣть во-время къ мѣсту и не подвергнуться осужденію in contumaciam.
-- Я долженъ освѣдомиться о томъ, что же это такое значитъ,-- сказалъ Пантагрюэль. Вридуа уже сорокъ лѣтъ какъ исправляетъ должность судьи въ Фонбетонѣ и въ продолженіе этого времени постановилъ слишкомъ сорокъ тысячъ судебныхъ приговоровъ. Осужденными сторонами принесено было аппелляцій въ высшую судебную инстанцію въ Мирелингенѣ на двѣ тысячи девятьсотъ три приговора слишкомъ; но всѣ эти приговоры были ратификованы, признаны и утверждены, а аппелляціи отвергнуты. То, что его теперь на старости лѣтъ лично потревожили,-- его, всю жизнь свято исполнявшаго свой долгъ, представляется мнѣ весьма зловѣщимъ. Справедливость требуетъ, чтобы я оказалъ ему всякое содѣйствіе, какое только въ моихъ силахъ. Свѣтъ такъ испортился, что правота нуждается въ поддержкѣ. И я хочу немедленно заняться этимъ дѣломъ, во избѣжаніе какихъ-нибудь неожиданностей.
И вотъ собраніе было закрыто. Пантагрюэль одарилъ приглашенныхъ драгоцѣнными вещами: перстнями, различными украшеніями, золотой и серебряной посудой и, поблагодаривъ ихъ отъ души, удалился въ свой покой.
XXXVII.
О томъ какъ Пантагрюэль убѣждаетъ Панурга посовѣтоваться съ какимъ-нибудь дуракомъ.
Пантагрюэль, уходя, замѣтилъ, что Панургъ стоитъ на галлереѣ въ задумчивой позѣ и качаетъ головой, и сказалъ ему:
-- Вы похожи на пойманную мышь: чѣмъ больше она старается избавиться отъ смолы, тѣмъ сильнѣе въ ней увязаетъ. Вы тоже, стараясь отдѣлаться отъ сомнѣній, которыя васъ одолѣваютъ, все сильнѣе погружаетесь въ нихъ. Я знаю только одно средство противъ этого. Выслушайте. Я часто слыхалъ простонародную пословицу, что зачастую дуракъ можетъ научить мудреца. Такъ какъ вы недовольны отвѣтами мудрецовъ, то посовѣтуйтесь съ какимъ-нибудь дуракомъ: можетъ быть, вы будете скорѣе удовлетворены и останетесь довольны. Сами знаете, сколько государей, королей и республикъ было спасено благодаря мнѣніямъ, совѣтамъ и предсказаніямъ дураковъ, сколько битвъ выиграно, сколько недоумѣній разрѣшено! Мнѣ не за чѣмъ напоминать вамъ о примѣрахъ. Вы согласитесь съ моими доводами. Потому что того, кто старательно занимается своими дѣлами частными и домашними; кто зорко и внимательно управляетъ своимъ домомъ; чей умъ не заблуждается; кто не теряетъ ни одного случая пріобрѣсти и накопить имущество и богатство, кто осторожно умѣетъ устранять неудобства бѣдности,-- того вы называете свѣтскимъ мудрецомъ, каково бы ни было о немъ мнѣніе небесныхъ силъ. Поэтому для того, чтобы быть мудрымъ и получить даръ предвидѣнія, необходимо забыть самого себя, отвлечься отъ самого себя, убить въ себѣ всякія земныя пристрастія, очистить свой умъ отъ всѣхъ человѣческихъ заботъ и ни о чемъ не печалиться. Ограниченные люди называютъ это глупостью. Такимъ образомъ, невѣжественный народъ называлъ дуракомъ великаго предсказателя Фаунуса, сына Пикуса, короля латинянъ. Такимъ же образомъ среди скомороховъ мы видимъ, что при распредѣленіи ролей роль шута и дурака всегда достается самому ловкому и смышленому изъ ихъ компаніи. Такъ математики утверждаютъ, что у королей и шутовъ одинъ общій гороскопъ, и приводятъ въ примѣръ Энея и Хореба; про послѣдняго Евфоріонъ говоритъ, что онъ былъ шутъ. У обоихъ былъ одинъ и тотъ же гороскопъ. Здѣсь кстати я приведу то, что разсказываетъ Іоаннъ Андрей объ одномъ канонѣ одного папскаго рескрипта, адресованнаго мэру и гражданину города Ла-Рошель. Послѣ него Панормъ въ томъ же канонѣ, Барбація въ Пандектахъ, а недавно Язонъ въ своихъ юридическихъ заключеніяхъ сообщаетъ о знаменитомъ парижскомъ шутѣ Янѣ, прадѣдѣ Шальета. Дѣло вотъ въ чемъ. Въ Парижѣ въ поварнѣ Малаго Шатлэ одинъ носильщикъ ѣлъ хлѣбъ, предварительно подержавъ его въ дыму жаркого и такимъ образомъ находилъ его гораздо вкуснѣе отъ того, что хлѣбъ пахнулъ жаркимъ. Поваръ не мѣшалъ ему. Но когда весь хлѣбъ былъ съѣденъ, поварѣ схватилъ носильщика за шиворотъ и потребовалъ, чтобы онъ заплатилъ ему за запахъ его жаркого. Носильщикъ утверждалъ, что ничѣмъ не попортилъ его жаркого, ничего у него не взялъ и ничего ему не долженъ. Дымъ, о которомъ шла рѣчь, выходилъ наружу и какъ бы пропадалъ въ пространствѣ, да и неслыханное дѣло въ Парижѣ, чтобы продавали на улицѣ дымъ отъ жаркого. Поваръ возражалъ, что онъ не обязанъ кормить носильщиковъ дымомъ отъ своего жаркого, и грозилъ, въ случаѣ если онъ ему не заплатитъ, отнять у него его крюки. Носильщикъ взялъ палку и приготовился защищаться. Споръ былъ ожесточенный, и парижскіе зѣваки сбѣжались со всѣхъ сторонъ. Тутъ же случайно оказался шутъ Янъ, гражданинъ города Парижа. Увидя его, поваръ спросилъ у носильщика: "Согласенъ ли подчиниться рѣшенію нашего спора благороднымъ Яномъ?" -- "Ей-Богу, согласенъ",-- отвѣчалъ носильщикъ.
И вотъ Янъ, выслушавъ, о чемъ шелъ ихъ споръ, приказалъ носильщику вынуть изъ своего пояса нѣсколько денегъ и дать ему. Носильщикъ досталъ золотую монету. Янъ взялъ ее и положилъ себѣ на лѣвое плечо какъ бы для того, чтобы узнать, есть ли въ ней указанный вѣсъ; затѣмъ постучалъ ею по ладони лѣвой руки какъ бы за тѣмъ, чтобы узнать, настоящая ли она; затѣмъ приложилъ къ правому глазу какъ бы за тѣмъ, чтобы видѣть, хорошо ли она отчеканена. Все это производилось при глубокомъ безмолвіи собравшихся зѣвакъ, твердомъ ожиданіи повара и отчаяніи носильщика. Наконецъ, онъ бросилъ монету о порогъ, при чемъ она зазвенѣла, и повторилъ это нѣсколько разъ. Затѣмъ съ предсѣдательской важностью, держа въ рукѣ свою дурацкую палочку, точно скипетръ, и надвинувъ на лобъ дурацкій колпакъ съ ослиными ушами, откашлялся и произнесъ: "Судъ постановляетъ, что носильщикъ, съѣвшій хлѣбъ, обвѣянный дымомъ жаркого, уплатилъ повару звономъ своихъ денегъ. А потому судъ приказываетъ сторонамъ разойтись, безъ уплаты судебныхъ издержекъ." Этотъ приговоръ парижскаго шута показался такимъ справедливымъ и такимъ превосходнымъ докторамъ правъ, что они сомнѣвались, чтобы парижскій парламентъ, или римскій сенатъ, или даже самъ Ареопагъ правильнѣе рѣшилъ бы это дѣло. А потому, сами судите, стоитъ ли вамъ посовѣтоваться съ дуракомъ.
