ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Около полудня  раздался  телефонный  звонок. Максим  взял  наушник.
Голос прокурора сказал:
     -- Прошу господина Сима.
     -- Я слушаю, -- отозвался Максим. -- Здравствуйте.
     Он сразу почувствовал, что случилось неладное.
     -- Он приехал,  -- сказал  прокурор.  -- Начинайте немедленно.  Это
возможно?
     -- Да,  --  сказал  Максим  сквозь  зубы.  --  Но  вы  мне  кое-что
обещали...
     -- Я  ничего не успел,  -- сказал прокурор. В голосе его прорвалась
паническая нотка. -- И  теперь  уже  не  успеть.  Начинайте  немедленно,
сейчас же, нельзя ждать ни минуты! Вы слышите, Мак?
     -- Хорошо, -- сказал Максим. -- У вас все?
     -- Он едет к вам. Он будет у вас через тридцать-сорок минут.
     -- Понял. Теперь все?
     -- Все. Давайте, Мак, давайте. С богом!
     Максим  бросил  наушник  и  несколько  секунд  посидел,  соображая.
Массаракш, все  летит кувырком... Впрочем,  подумать  я еще успею...  Он
снова схватил наушник.
     -- Профессора Аллу Зефа.
     -- Да! -- рявкнул Зеф.
     -- Это Мак...
     -- Массаракш, я же просил не приставать ко мне сегодня...
     -- Заткнись и слушай. Немедленно спускайся в холл и жди меня...
     -- Массаракш, я занят!
     Максим  скрипнул зубами и покосился на лаборанта. Лаборант прилежно
считал на арифмометре.
     -- Зеф,  --  сказал Максим, -- немедленно  спускайся в  холл.  Тебе
понятно? Немедленно! -- Он отключился и набрал номер Вепря. Ему повезло:
Вепрь  оказался дома. -- Это Мак. Выходите на  улицу и ждите  меня, есть
срочное дело.
     -- Хорошо, -- сказал Вепрь. -- Иду.
     Бросив наушник,  Максим  полез в  стол,  вытащил  первую попавшуюся
папку и перелистал бумаги, лихорадочно соображая, все ли  готово. Машина
в гараже, бомба в багажнике, горючего полный бак... оружия нет, и черт с
ним, не надо оружия... документы в кармане, Вепрь ждет... это я молодец,
хорошо придумал про Вепря... правда, он может отказаться... нет, вряд ли
он  откажется, я бы  не  отказался... Все.  Кажется,  все...  Он  сказал
лаборанту:
     -- Меня вызывают, говори, что я в  Департаменте строительства. Буду
через час-два. Пока.
     Он взял папку под мышку, вышел из лаборатории и сбежал по лестнице.
Зеф уже  расхаживал по  холлу. Увидев Максима,  он  остановился, заложил
руки за спину и набычился.
     -- Какого дьявола, массаракш... -- начал он еще издали.
     Максим, не задерживаясь, схватил его под руку  и потащил к  выходу.
"Что  за  дьявольщина?  -- бормотал  Зеф,  упираясь. --  Куда? Зачем?.."
Максим вытолкнул его за дверь и по асфальтовой дорожке поволок за угол к
гаражам. Вокруг было пусто,  только на газоне вдалеке тарахтела травоко-
силка.
     -- Да куда ты меня, в конце концов, тащишь? -- заорал Зеф.
     -- Молчи,  -- сказал  Максим.  -- Слушай.  Собери  немедленно  всех
наших.  Всех, кого  поймаешь...  К  черту  вопросы.  Слушай!  Всех, кого
поймаешь.  С оружием. Напротив  ворот есть  павильон, знаешь?.. Засядьте
там. Ждите. Примерно через тридцать минут... Ты меня слушаешь, Зеф?
     -- Ну! -- сказал Зеф нетерпеливо.
     -- Примерно через тридцать минут к воротам подъедет Странник...
     -- Он приехал?
     -- Не перебивай.  Примерно через  тридцать  минут  к воротам, может
быть,  подъедет  Странник.  Если не  подъедет -- хорошо. Просто сидите и
ждите меня. А если подъедет -- расстреляйте его.
     -- Ты что,  свихнулся? -- сказал Зеф, останавливаясь. Максим  пошел
дальше, и Зеф  с  проклятиями  побежал следом. -- Нас же всех  перебьют,
массаракш! Охрана!.. Шпики вокруг!..
     -- Сделайте все, что сможете, -- сказал  Максим. -- Странника  надо
застрелить...
     Они подошли к гаражу, Максим навалился на засов и откатил дверь.
     -- Какая-то  безумная затея...  -- сказал  Зеф.  --  Зачем?  Почему
Странника? Вполне приличный дядька, его все здесь любят...
     -- Как хочешь, -- холодно сказал Максим. Он открыл багажник, ощупал
сквозь промасленную бумагу запал  с часовым механизмом и снова захлопнул
крышку. -- Я ничего не могу тебе  сейчас рассказать. Но у нас есть шанс.
Единственный... --  Он сел за руль и вставил ключ в зажигание. -- И  еще
имей в виду: если вы не прикончите этого приличного дядьку, он прикончит
меня. У тебя очень мало времени. Действуй, Зеф.
     Он  включил  двигатель  и задом выехал из  гаража.  Зеф  остался  в
дверях.  Первый раз  в жизни  Максим видел  такого Зефа  -- испуганного,
ошеломленного, растерявшегося. Прощай, Зеф, сказал он про себя на всякий
случай.
     Машина подкатила к  воротам. Гвардеец с каменным лицом  неторопливо
записал  номер, открыл багажник,  заглянул, закрыл багажник,  вернулся к
Максиму и спросил:
     -- Что вывозите?
     -- Рефрактометр,  -- сказал Максим, протягивая пропуск и разрешение
на вывоз.
     -- "Рефрактометр РЛ-7, инвентарный номер..." -- пробормотал гварде-
ец. -- Сейчас я запишу...
     -- Побыстрее, пожалуйста, я тороплюсь, -- сказал Максим.
     -- Кто подписывал разрешение?
     -- Не знаю... Наверное, Головастик.
     -- Не знаете... Расписывался бы разборчивее, все  было бы в  поряд-
ке...
     Он, наконец,  отворил  ворота. Максим выкатил на трассу  и выжал из
своей тележки все,  что было можно. Если ничего не выйдет, подумал он, и
я останусь жив,  придется  удирать... Проклятый Странник, почуял,  сукин
сын, вернулся...  А что я буду  делать, если выйдет?  Ничего  не готово,
схемы  дворца нет -- не  успел Умник,  и  фотографии Отцов  он  тоже  не
достал... ребята  не  готовы, плана действий  никакого нет...  Проклятый
Странник. Если бы не  он,  у  меня  было  бы  еще три  дня на разработку
плана...  Наверное, надо так: дворец, Отцы, телеграф и телефон, вокзалы,
срочную  депешу на каторгу -- пусть Генерал собирает всех наших и  валит
сюда... Массаракш, понятия не имею, как берут власть... А ведь  еще есть
Гвардия...  и армия... и штаб, массаракш!  Вот кто сразу оживится! Вот с
кого надо начинать. Ну, это дело Вепря, он будет рад этим заняться, он в
этом хорошо  разбирается...  И  еще  маячат  где-то  белые  субмарины...
Массаракш, ведь еще война!..
     Он  включил радио.  Сквозь  бодрый  марш  нарочито  хриплый  диктор
кричал:
     -- ... еще и  еще раз продемонстрирована перед всем миром бесконеч-
ная  мудрость Неизвестных  Отцов --  теперь это военная мудрость!  Будто
вновь ожил стратегический гений Габеллу и Железного Воителя! Будто вновь
поднялись славные  тени наших воинственных непобедимых предков и  рвану-
лись в бой во  главе  наших танковых  колонн!  Хонтийские провокаторы  и
разжигатели конфликтов потерпели такое поражение, что никогда уже отныне
не осмелятся  сунуть  нос через свои границы, никогда более не позарятся
на нашу священную землю! Многотысячные армады  бомбовозов, ракет, управ-
ляемых снарядов  бросили хонтийские горе-вояки  на наши города, но и тут
победила не стратегия тупой силы и  хищного  напора, а  мудрая стратегия
тончайшего расчета и ежесекундной  готовности к отражению врага. Нет, не
зря мы терпели  лишения, отдавали последние гроши на укрепление обороны,
на создание  непроницаемого панциря противобаллистической защиты!  "Наша
система ПБЗ не  имеет равных в мире", -- заявил всего лишь полгода назад
фельдмаршал в отставке, кавалер двух Золотых Знамен Иза Петроцу.  Старый
вояка, ты был прав. Ни одна  бомба,  ни  одна  ракета, ни один снаряд не
упали  на священную землю Страны Отцов! "Неодолимая сеть стальных  башен
-- это не только наш несокрушимый щит, это символ гения и нечеловеческой
проницательности тех, кому мы обязаны всем, -- наших Неизвестных Отцов",
-- пишет в сегодняшнем номере...
     Максим выключил радио. Да, война, кажется,  кончилась. Впрочем, кто
знает, что они еще там  готовят... Максим  свернул с центральной улицы в
узкий проулок между  двумя гигантскими небоскребами розового камня  и по
булыжной мостовой,  мимо  длинной  очереди в хлебную лавку,  подкатил  к
ветхому почерневшему домику. Вепрь уже ждал, покуривая сигарету, присло-
нившись спиной к фонарному столбу. Когда машина остановилась, он  бросил
окурок и, протиснувшись через маленькую дверцу, сел рядом с Максимом. Он
был спокоен и холоден, как всегда.
     -- Здравствуйте, Мак, -- сказал он. -- Что случилось?
     Максим развернул машину и снова выехал на главную улицу.
     -- Что такое термическая бомба -- знаете? -- спросил он.
     -- Слыхал, -- ответил Вепрь.
     -- Хорошо. С синхронными запалами имели когда-нибудь дело?
     -- Вчера, например, -- сказал Вепрь.
     -- Отлично.
     Некоторое  время они  ехали молча. Здесь было  большое  движение, и
Максим отключился, сосредоточившись на том, чтобы прорваться, пробиться,
протиснуться между огромными грузовиками и старыми воняющими автобусами,
и никого не задеть, и не дать никому задеть себя, и  попасть под зеленый
свет,  а потом  снова  попасть под зеленый  свет,  не  терять хотя бы ту
жалкую скорость, которую они имели, и  наконец их автомобильчик вырвался
на Лесное шоссе, на  знакомую автостраду, обсаженную огромными раскидис-
тыми деревьями.
     Забавно, подумал вдруг Максим.  По  этой  самой дороге  я въезжал в
этот мир, вернее, меня ввозил бедняга Фанк,  а я ничего не  соображал  и
думал, что он -- специалист по пришельцам. А теперь по этой же дороге я,
возможно, выезжаю из этого мира, и из  мира вообще, да еще увожу с собой
хорошего  человека... Он покосился на Вепря.  Лицо Вепря было совершенно
спокойно, он сидел, выставив локоть протеза в окно,  и ждал,  когда  ему
объяснят. Может  быть,  он удивлялся, может быть, волновался,  но это не
было заметно, и Максим почувствовал гордость, что такой человек доверяет
ему и полагается на него без оглядки.
     -- Я вам очень благодарен, Вепрь, -- сказал он.
     -- Вот как? --  произнес  Вепрь, повернув  к нему  сухое желтоватое
лицо.
     -- Помните, однажды на заседании штаба вы отозвали  меня в сторонку
и дали мне несколько разумных советов?
     -- Помню.
     -- Так вот, я вам за это благодарен. Я вас послушался.
     -- Да, я заметил. Вы меня этим даже несколько разочаровали.
     -- Вы  были правы  тогда, -- сказал  Максим.  -- Я послушался ваших
советов, и в результате  дело повернулось так, что  мне  предоставляется
возможность проникнуть в Центр.
     Вепрь дернулся.
     -- Сейчас? -- быстро спросил он.
     -- Да.  Приходится  спешить, я  ничего не  успел  приготовить. Меня
могут убить, и тогда все будет напрасно. Поэтому я взял с собой вас.
     -- Говорите.
     -- Я войду в здание, вы останетесь в машине. Через некоторое  время
поднимется  тревога,  может быть,  начнется стрельба.  Это не должно вас
касаться. Вы продолжаете сидеть в машине и ждать. Вы  ждете... -- Максим
подумал, прикидывая.  --  Вы  ждете двадцать минут. Если в течение этого
времени вы получите лучевой удар, значит, все обошлось. Можете падать  в
обморок со счастливой улыбкой на лице... Если нет -- выходите из машины.
В багажнике лежит бомба с синхронным запалом на десять  минут. Выгрузите
бомбу  на  мостовую, включите  запал и  уезжайте.  Будет  паника.  Очень
большая паника. Постарайтесь выжать из нее все, что только можно.
     Некоторое время Вепрь размышлял.
     -- Вы не разрешите мне позвонить кое-куда? -- спросил он.
     -- Нет, -- сказал Максим.
     -- Видите ли,  -- сказал Вепрь, -- если вас не убьют, то, насколько
я  понимаю,  вам  наверняка понадобятся  люди, готовые к  бою.  Если вас
убьют, люди понадобятся  мне. Вы ведь для этого меня и взяли, на случай,
если вас убьют... Но один я смогу только начать, а времени будет мало, и
людей надо предупредить заранее. Вот я и хочу их предупредить.
     -- Штаб? -- спросил Максим неприязненно.
     -- Ни в коем случае. У меня есть своя группа.
     Максим  молчал.  Впереди уже поднималось серое пятиэтажное здание с
каменной  стеной  вдоль  фронтона.  То  самое.  Где-то  там  бродила  по
коридорам Рыба, орал  и плевался  разгневанный Бегемот. И там был Центр.
Круг замыкался.
     -- Ладно, --  сказал Максим. -- У входа есть телефон-автомат. Когда
я войду внутрь -- но не раньше, -- можете выйти из машины и позвонить.
     -- Хорошо, -- сказал Вепрь.
     Они  уже  подъезжали  к  повороту  с  автострады. Почему-то  Максим
вспомнил  Раду  и  представил  себе,  что с  нею  станется, если  он  не
вернется. Плохо ей  будет. А может быть, и ничего. Может быть, наоборот,
ее выпустят... Все равно -- одна. Гая нет, меня нет... Бедная девочка...
     -- У вас есть семья? -- спросил он Вепря.
     -- Да. Жена.
     Максим покусал губу.
     -- Извините, что так неловко получилось, -- пробормотал он.
     -- Ничего, --  спокойно  сказал  Вепрь.  -- Я попрощался.  Я всегда
прощаюсь, когда ухожу из дому... Вот это, значит, и  есть Центр?  Кто бы
мог  подумать... Все  знают, что здесь телецентр  и радиоцентр, а здесь,
оказывается, еще и просто Центр...
     Максим остановился на стоянке, втиснувшись между ветхой малолитраж-
кой и роскошным правительственным лимузином.
     -- Ну все, -- сказал он. -- Пожелайте мне удачи.
     -- От  всей  души... --  сказал  Вепрь.  Голос  его  осекся,  и  он
закашлялся. -- Все-таки я дожил до этого дня, -- пробормотал он.
     Максим положил щеку на руль.
     -- Хорошо бы  этот день  пережить... --  сказал  он. --  Хорошо  бы
увидеть вечер... -- Вепрь посмотрел на него с тревогой. -- Неохота идти,
-- объяснил Максим. -- Ох, неохота...  Кстати,  Вепрь,  имейте в виду  и
расскажите своим друзьям.  Вы  живете не на внутренней поверхности шара.
Вы живете  на внешней  поверхности шара. И таких шаров  еще  множество в
мире,  на  некоторых живут гораздо  хуже вас, а  на некоторых -- гораздо
лучше вас. Но нигде больше не живут глупее... Не  верите?  Ну  и  черт с
вами. Я пошел.
     Он  распахнул дверцу и вылез  наружу. Он прошел по асфальтированной
стоянке и стал подниматься по каменной лестнице, ступенька за ступенькой,
нащупывая в кармане входной пропуск, который сделал для него прокурор, и
внутренний пропуск,  который  где-то  украл для него прокурор, и простую
розовую картонку, изображающую  пропуск, который прокурор так и не сумел
ни  сделать,  ни  украсть  для него.  Было  жарко,  небо  блестело,  как
алюминий,  непроницаемое  небо обитаемого острова. Каменные ступени жгли
сквозь подметки, а может  быть, это только казалось. Все было глупо. Вся
затея была бездарной.  На  кой черт все  это  делать, если подготовиться
толком  не успели...  А вдруг там сидит не один офицер, а два?  Или даже
три офицера сидят  в этой комнатке и ждут  меня с автоматами наготове?..
Ротмистр  Чачу стрелял из пистолета,  калибр  тот же,  только пуль будет
больше, и я уже не тот, что прежде, он уже основательно укатал меня, мой
обитаемый  остров. И уползти  на этот раз  не дадут... Я  -- дурак.  Был
дурак,  дураком  и  остался.  Купил  меня  господин прокурор, поймал  на
удочку... Но как он  мне поверил?  Уму  непостижимо...  Хорошо бы сейчас
удрать  в горы, подышать чистым горным воздухом, так  мне и  не довелось
побывать в здешних горах... Очень люблю горы...  Такой умный, недоверчи-
вый человек  -- и доверил мне такую  драгоценность! Величайшее сокровище
этого мира! Это  гнусное,  отвратительное, подлое сокровище...  Будь оно
проклято,  массаракш,  и  еще раз массаракш,  и  еще  тридцать  три раза
массаракш!
     Он открыл стеклянную  дверь  и протянул  гвардейцу входной пропуск.
Потом он пересек вестибюль  -- мимо девицы в  очках, которая все ставила
штампы, мимо администратора в каскетке, который все ругался с кем-то  по
телефону,  -- и у входа в коридор  показал  другому гвардейцу внутренний
пропуск. Гвардеец  кивнул ему,  они  были уже,  можно сказать,  знакомы:
последние три дня Максим приходил сюда ежедневно.
     Дальше.
     Он прошел по длинному, без дверей, коридору и свернул налево. Здесь
он был  всего  второй  раз. Первый раз --  позавчера,  по ошибке. ("Вам,
собственно, куда нужно, сударь?" -- "Мне, собственно, нужно в шестнадца-
тую  комнату,  капрал".  --  "Вы ошиблись, сударь. Вам  --  в  следующий
коридор". -- "Извините, капрал, виноват. Действительно...")
     Он подал капралу внутренний пропуск и покосился на двух здоровенных
гвардейцев  с автоматами, неподвижно стоящих по сторонам двери напротив.
Потом  взглянул  на  дверь,  в  которую  ему  предстояло  войти.  "ОТДЕЛ
СПЕЦИАЛЬНЫХ ПЕРЕВОЗОК". Капрал  внимательно рассматривал пропуск, потом,
все  еще продолжая  рассматривать,  нажал  какую-то  кнопку в стене,  за
дверью зазвенел  звонок.  Теперь  он  там  приготовился, офицер, который
сидит рядом с зеленой  портьерой.  Или  два  офицера приготовились. Или,
может  быть, даже  три  офицера...  Они  ждут,  когда  я войду. И если я
испугаюсь  их  и  выскочу  обратно,  меня  встретит капрал,  и  встретят
гвардейцы,  охраняющие дверь  без таблички,  за  которой,  должно  быть,
полным-полно солдат.
     Капрал вернул пропуск и сказал:
     -- Прошу. Приготовьте документы.                              
     Максим,  доставая  розовую  картонку,  раскрыл  дверь  и  шагнул  в
комнату.
     Массаракш.
     Так и есть.
     Не одна комната. Три.  Анфиладой. И  в конце -- зеленая портьера. И
ковровая дорожка из-под ног  до самой портьеры. По крайней мере тридцать
метров.
     И не два офицера. Даже не три. Шестеро.
     Двое в армейском сером -- в первой комнате. Уже навели автоматы.
     Двое в  гвардейском черном -- во  второй комнате. Еще не навели, но
тоже готовы.
     Двое в штатском -- по  сторонам зеленой портьеры в третьей комнате.
Один повернул голову, смотрит куда-то вбок...
     Ну, Мак!
     Он  рванулся вперед. Получилось  что-то  вроде  тройного  прыжка  с
места.  Он  еще успел подумать: не порвать бы  сухожилия. Туго ударил  в
лицо воздух.
     Зеленая  портьера.  Штатский слева смотрит в сторону, шея  открыта.
Ребром ладони.
     Штатский  справа, вероятно, мигает.  Веки  неподвижно  полуопущены.
Сверху по темени, и -- в лифт.
     В лифте темно. Где кнопка? Массаракш, где кнопка?
     Медленно  и  гулко  застучал автомат, и сразу -- второй. Ну что  ж,
отличная реакция. Ду-ут... ду-ут... ду-ут... Но это пока еще -- в дверь,
в то место,  где они меня видели. Они  еще не поняли, что произошло. Это
просто рефлекс.
     Кнопка!
     Поперек  портьеры  косо,  сверху вниз,  медленно  движется  тень --
падает кто-то из штатских.
     Массаракш, вот она -- на самом видном месте...
     Он нажал  кнопку,  и кабина пошла вниз. Лифт был скоростной, кабина
ползла  довольно  быстро.  Заболела  толчковая  нога.  Неужели  все-таки
растянул?.. Впрочем, теперь это неважно... Массаракш, да я же прорвался!
     Кабина остановилась, Максим  выскочил, и сейчас же в шахте загрохо-
тало,  зазвенело, полетели  щепки. Сверху  в  три  ствола били  по крыше
кабины. Ладно,  ладно,  бейте...  Сейчас  они сообразят, что не стрелять
надо, а поднять лифт обратно и спуститься самим...  Проморгали, растеря-
лись...
     Он огляделся. Массаракш,  опять  не то... Не один вход,  а три. Три
совершенно  одинаковых  тоннеля... Ага,  это просто  сменные генераторы.
Один работает,  два на профилактике...  Какой  же сейчас  работает? Так,
кажется, вот этот...      
     Он бросился в средний тоннель. За спиной зарычал лифт. Нет-нет, уже
поздно...  Не  те  скорости, не успеете...  хотя тоннель,  надо сказать,
длинный,  и  нога болит...  Ну вот и поворот, теперь  вы меня вообще  не
достанете...  Он добежал  до генераторов, басовито урчащих  под стальной
плитой, остановился и  несколько секунд отдыхал, опустив  руки. Так, три
четверти дела сделано. Даже семь восьмых... осталась чепуха, одна вторая
одной тридцать  четвертой... сейчас  они  спустятся в  лифте, сунутся  в
тоннель,  они  наверняка  ни  черта  не знают,  депрессионное  излучение
погонит  их обратно...  Что  еще  может  случиться? Швырнут по  коридору
газовую гранату.  Вряд  ли, откуда  она у  них... Вот  тревогу они  уже,
наверное,  подняли.  Отцы могли  бы,  конечно,  выключить  депрессионный
барьер... Ох, не решатся они, не решатся и  не успеют, потому что  им же
надо собраться  впятером, с пятью ключами, договориться, сообразить,  не
проделка ли это одного из них,  не провокация ли это... Ну в самом деле,
кто  в целом мире может  прорваться сюда через лучевой барьер? Странник,
если он тайно изобрел защиту? Его задержали бы шестеро с автоматами... А
больше некому... И вот, пока они будут ругаться, выяснять, соображать, я
закончу дело...
     В тоннеле  за  углом  ударили  в темноту  автоматы. Разрешается. Не
возражаю... Он наклонился над распределяющим устройством, осторожно снял
кожух и зашвырнул в угол. М-да, крайне примитивная  штука. Хорошо, что я
сообразил подчитать кое-что по здешней электронике... Он запустил пальцы
в схему... А если бы не сообразил? А если бы Странник приехал позавчера?
Н-да,  господа мои... Массаракш,  как током бьется!.. Да,  господа  мои,
оказался бы  я  в  положении эмбриомеханика, которому надо срочно  разо-
браться...  даже  не  знаю  в  чем...  В  паровом  котле? Разобрался  бы
эмбриомеханик... В  верблюжьей упряжи?.. Да, в верблюжьей  упряжи! А? Ну
как, эмбриомеханик, -- разобрался бы? Вряд ли... Массаракш, да что у них
здесь все без изоляции?.. Ага, вот ты где...  Ну,  с  богом, как говорит
господин государственный прокурор!
     Он  сел прямо на пол перед распределителем  и тыльной стороной руки
вытер  лоб. Дело  было сделано.  Огромной силы удар депрессионного  поля
обрушился на всю страну -- от  Заречья до хонтийской  границы, от океана
до Алебастрового хребта.
     Автоматы  за  углом  перестали  стрелять. Господа  офицеры  были  в
депрессии. Сейчас я посмотрю, что это такое: господа офицеры в депрессии.
     Господин прокурор впервые в жизни  обрадовался  лучевому  удару. Не
желаю смотреть на этого типа.
     Неизвестные Отцы, так и не успев разобраться и сообразить, корчатся
от  боли, откинув копыта,  как  говаривал  ротмистр Чачу. Ротмистр Чачу,
кстати, тоже в глубокой депрессии, и мысль об этом меня восхищает.
     Зеф с ребятами тоже лежит, откинув копыта. Простите, ребята, но так
надо.
     Странник! Как это здорово:  страшный Странник тоже  лежит,  откинув
копыта,  расстелив по  полу  свои огромные уши -- самые огромные  уши во
всей  стране. Впрочем, может  быть, его уже пристрелили. Это было бы еще
лучше.                      
     Рада,  моя  маленькая  бедная  Рада,  лежит  в  депрессии.  Ничего,
девочка, это, наверное, не больно и вообще скоро кончится...
     Вепрь...
     Он  вскочил.  Сколько прошло времени? Он рванулся назад по тоннелю.
Вепрь тоже лежит, откинув копыта, но, если он  услышал стрельбу, у  него
могли  не выдержать нервы... Это, конечно, в высшей степени  сомнительно
-- нервы у Вепря, но кто знает!..
     Он подбежал  к лифту, на секунду  задержавшись  взглянуть на господ
офицеров в  депрессии.  Зрелище было тяжелое: все трое плакали, побросав
автоматы,  у  них не  было  даже  сил  утереть  слезы  и  сопли.  Ладно,
поплачьте, это полезно, поплачьте над моим Гаем, поплачьте над Птицей...
над Гэлом... над моим Лесником... Надо полагать, вы не плакали с детства
и  уж  во  всяком  случае  вы не  плакали  над  теми, кого  убивали. Так
поплачьте хоть перед смертью...
     Лифт стремглав вынес его на поверхность. Анфилада комнат была полна
народа: офицеры, солдаты, капралы, армейцы, гвардейцы, штатские, все при
оружии, все  лежат,  сидят, пригорюнясь, некоторые плачут в  голос, один
бормочет,  трясет головой и стучит  себя в грудь  кулаком... а этот  вот
застрелился... Массаракш,  страшная штука --  Черное Излучение,  недаром
Отцы приберегали его на черный день...
     Он выбежал  в вестибюль, перепрыгивая  через  бессильно шевелящихся
людей,  чуть  не кубарем скатился  по каменным ступенькам и  остановился
перед  своим автомобилем,  с  облегчением переводя  дух.  Нервы  у Вепря
выдержали. Вепрь полулежал на переднем сиденье с закрытыми глазами.
     Максим вытащил  из багажника  бомбу, освободил  ее от  промасленной
бумаги, осторожно взял под мышку и,  не  торопясь, вернулся к  лифту. Он
тщательно  осмотрел  запал, включил  часовой  механизм,  уложил бомбу  в
кабину  и нажал кнопку. Кабина провалилась, унося в преисподнюю огненное
озеро,  которое выльется  на свободу  через десять минут.  Точнее, через
девять минут с секундами...
     Он побежал обратно.
     В  автомобиле он осторожно посадил Вепря более или менее прямо, сел
за  руль  и  вывел  машину со  стоянки.  Серое здание нависало над  ним,
тяжелое,  нелепое, обреченное,  битком набитое  обреченными  людьми,  не
способными ни передвигаться, ни понимать, что происходит.
     Это было гнездо, жуткое змеиное гнездо, набитое отборнейшей дрянью,
специально, заботливо  отобранной дрянью, эта дрянь собрана здесь специ-
ально  для  того, чтобы превращать в дрянь всех, до кого достает гнусная
ворожба радио, телевидения и  излучения башен.  Все они  там -- враги, и
каждый ни на секунду не задумался бы изрешетить пулями, предать, распять
меня, Вепря, Зефа, Раду, всех моих друзей и  любимых... И все же хорошо,
что  я  вспомнил об  этом  только  сейчас.  Раньше  такая  мысль  мне бы
помешала.  Я бы сразу вспомнил Рыбу... Единственный человек в обреченном
змеином гнезде, да и тот -- Рыба... А что -- Рыба? -- подумал  он. Что я
о ней, в конце  концов, знаю? Учила  меня  говорить?  И  убирала за мной
постель?.. Ну-ка, оставь Рыбу в покое, ты отлично понимаешь, что дело не
только в  Рыбе. Дело в том,  что с  сегодняшнего дня ты выходишь драться
всерьез, насмерть, как  все  здесь дерутся,  и драться  тебе придется  с
дурачьем  --  со  злобным  дурачьем, которое  оболванено  излучением;  с
хитрым, невежественным, жадным дурачьем, которое направляло  это излуче-
ние;  с благоустремленным дурачьем,  которое  радо  было  бы  с  помощью
излучения превратить кукол  злобных,  осатаневших,  в  кукол  умиленных,
квазидобрых... И все они будут стремиться убить тебя, и твоих  друзей, и
твое дело, потому что -- запомни  это хорошенько, усвой на всю жизнь! --
потому что в этом мире не знают других способов переубеждать инакомысля-
щих... Колдун сказал:  пусть совесть не мешает мыслить ясно, пусть разум
научится при  необходимости заглушать  совесть. Правильно,  подумал  он.
Горькая правильность, страшная правильность... То, что я сейчас  сделал,
здесь  называется подвигом.  И Вепрь дожил  до этого дня. И в  этот день
верили, как в добрую сказку, Лесник, Птица, Зеленый, и Гэл Кетшеф, и мой
Гай,  и еще  десятки, и сотни,  и  тысячи людей,  которых я  никогда  не
видел... И  все-таки мне нехорошо. И если я хочу, чтобы в дальнейшем мне
доверяли и  шли за мной, я никогда и  никому не должен рассказывать, что
главный мой подвиг я совершил не тогда, когда скакал и бегал под пулями,
а вот  сейчас, когда еще есть время пойти и разрядить бомбу,  а я гоню и
гоню машину прочь от проклятого места...                 Читать  дальше  ...    

  Источник :   https://online-knigi.com/page/212719?page=4       www.rusf.ru/abs/ -- Страница братьев Стругацких

          bvi@rusf.ru
       stodger@newmail.ru

    Обитаемый остров. Стругацкие. 001

 Обитаемый остров. Стругацкие. 002 

 Обитаемый остров. Стругацкие. 003

Обитаемый остров. Стругацкие. 004

Обитаемый остров. Стругацкие. 005

Обитаемый остров. Стругацкие. 006 

Обитаемый остров. Стругацкие. 007 

Обитаемый остров. Стругацкие. 008 

Обитаемый остров. Стругацкие. 009 

Обитаемый остров. Стругацкие. 010 

Обитаемый остров. Стругацкие. 011 

Обитаемый остров. Стругацкие. 012 

Обитаемый остров. Стругацкие. 013 

Обитаемый остров. Стругацкие. 014

 Обитаемый остров. Стругацкие. 015

Обитаемый остров. Стругацкие. 016

 Обитаемый остров. Стругацкие. 017

Обитаемый остров. Стругацкие. 018 

Обитаемый остров. Стругацкие. 019

Обитаемый остров. Стругацкие. 020 

Обитаемый остров. Стругацкие. 021

 Обитаемый остров. Стругацкие. 022 

Обитаемый остров. Стругацкие. 023

Обитаемый остров. Стругацкие. 024 

 Обитаемый остров. Стругацкие. 025 

Заметка Бориса Стругацкого об опасности... 

***

***

***

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

***

• «Обитаемый остров» (1969)
• «Малыш» (1971)
• «Парень из преисподней» (1974)
• «Жук в муравейнике» (1979—1980)
• «Волны гасят ветер» (1985—1986)
• «Страна багровых туч» (1959)                         
• «Путь на Амальтею» (1960)
• «Хищные вещи века» (1965)                              
• «Частные предположения» (1959),
•                           

   

• Победа коммунизма и технологические достижения Земли в XXI—XXII веках решили проблему нехватки ресурсов и избавили людей от необходимости изнурительного труда ради хлеба насущного, что, в свою очередь, со временем привело и к отказу от рыночных отношений и денег. XXII век описывается так: Сейчас больше нет некоммунистов. Все десять миллиардов — коммунисты… Но у них уже другие цели. Прежняя цель коммуниста — изобилие и душевная и физическая красота — перестала быть целью. Теперь это реальность.
•  
• «Попытка к бегству» (1962)
• «Далёкая Радуга    Мир Полудня — литературный мир, в котором происходят события, описанные братьями Стругацкими в цикле романов, «представительской» книгой которого является «Полдень, XXII век» (от которого и произошло название мира), а последней — «Волны гасят ветер». Несмотря на кажущуюся утопичность  вселенной, мир Полудня полон проблем и конфликтов, не чуждых и нашему времени.

• Одной из планет, населённых людьми, и их исторической родиной является Земля. Фактически, она идентична сегодняшней Земле, однако относится к XXII веку нашей эры. Наиболее подробно она описывается в романе "Полдень. 22 век", хронологически первом из цикла о мире Полудня.

  На Земле Полудня окончательно разрешены основные экономические, социальные и экологические проблемы. Успехи биоинженерии обеспечили материальное изобилие без перепроизводства и загрязнения окружающей среды. Появились технологии межзвездных перелетов, освоение далеких планет стало в порядке вещей. Установлены контакты с внеземными цивилизациями. Мировоззрение людей изменилось кардинальным образом. Труд на благо общества считается естественной обязанностью и потребностью каждого. Жизнь разумного существа признана безусловной и высшей ценностью, проявление агрессии и недоброжелательства по отношению к ближнему стало вопиющим исключением. Наука об обществе сделала качественный скачок (созданы теории исторических последовательностей и «вертикального прогресса»).

  На Земле высшим авторитетным органом является Мировой Совет, членами которого являются самые известные  ученые, историки, учителя и врачи. Как правило, Совет занимается лишь вопросами глобально-земного и галактического масштаба.

  Дети с 5—6 лет воспитываются в интернатах.

  Детей воспитывают профессиональные Учителя. Работа Учителя является весьма почётной и одной из самых ответственных, к ней допускают только особо отобранных людей; как следствие — всех или почти всех детей удается воспитать высокодуховными людьми с твердыми моральными устоями. Вообще вопрос выбора профессии в Мире Полудня поставлен на строго научную основу. Молодые люди проходят тщательное медико-психологическое обследование, после чего для каждого вырабатываются рекомендации по профессиональным предпочтениям. Ошибка в профориентации считается тяжёлым проступком того, кто выдаёт рекомендации, так как может отрицательно повлиять на судьбу человека («Жук в муравейнике»).

  Наиболее необычной характеристикой мира Полудня по сравнению с другими известными фантастическими вселенными (к примеру, Дюны или Звездных Войн) является практически полная чуждость ему идей империализма. Ни одна разумная раса мира Полудня не занималась построением галактической империи (альтернативный вариант — республики): ни в двадцать втором веке по летосчислению Земли, ни до этого. Вместо этого они предпочитают держаться у своих родных планет, и лишь самые развитые технологически (люди Земли и, предположительно, Странники) позволяют себе вмешиваться в дела других планет, и только в форме так называемого «прогрессорства» — безвозмездного, тайного и строго дозированного способствования развитию культуры отдельной цивилизации.

   

  

  

   

   

*** 

***

***

***

***

***

***