***
***
***
***
***
Гай загорелся и
тут же предложил идти по дюнам, чтобы их издали было видно. Так и
сделали, поднялись на дюны. И сразу увидели белую субмарину.
За дюнами открывалась небольшая мелководная бухта, и субмарина
возвышалась над водой в сотне метров от берега. Собственно, она совсем
не была похожа на субмарину, и тем более на белую. Гай решил сначала,
что это -- не то туша какого-то исполинского двугорбого животного, не то
причудливой формы скала, невесть откуда вставшая из песков. Но Максим
сразу понял, что это. Он даже предположил, что субмарина заброшена, что
стоит она здесь уже несколько лет и что ее засосало. Так оно и
оказалось. Когда они добрались до бухты и спустились к воде, Гай увидел,
что длинный корпус и обе надстройки покрыты ржавыми пятнами, белая
краска облупилась, артиллерийская площадка свернута набок и пушка
смотрит в воду. В обшивке зияли черные дыры с закопченными краями --
ничего живого там, конечно, остаться не могло.
-- А это точно белая субмарина? -- спросил Максим. -- Ты видел их
раньше?
-- По-моему, она, -- ответил Гай. -- На побережье я никогда не
служил, но нам показывали фотографии, ментограммы... описывали... Даже
учебный фильм был -- "Танки в береговой обороне"... Это она. Надо
понимать, ее вынесло штормом в бухту, села она на мель, а тут подоспел
патруль... Видишь, как ее расковыряли? Просто не обшивка, а решето...
-- Да, похоже... -- пробормотал Максим, вглядываясь. -- Пойдем
посмотрим?
Гай замялся.
-- Вообще-то, конечно, можно, -- проговорил он неуверенно.
-- А что такое?
-- Да как тебе сказать...
Действительно, как ему сказать? Вот капрал Серембеш, храбрый
танкист, рассказывал как-то в темной после отбоя казарме, будто на белых
субмаринах ходят не обыкновенные моряки -- мертвые моряки на них ходят,
служат свой второй срок, а некоторые -- из трусов, кто погиб в страхе,
те первый дослуживают... Морские демоны шарят по дну моря, ловят
утопленников и комплектуют из них экипажи... Такое ведь Маку не
расскажешь -- засмеет, а смеяться здесь, пожалуй, нечего... Или,
например, действительный рядовой Лепту, разжалованный из офицеров,
напившись в кантине, говорил просто: "Все это, ребята, чепуха -- выродки
ваши, мутанты всякие, радиация -- это все пережить можно и одолеть
можно, а главное, ребята, молите бога, чтобы не занес он вас на белую
субмарину, -- лучше, ребята, сразу потонуть, чем хоть рукой ее коснуться,
я-то знаю..." Совершенно неизвестно было, почему Лепту разжаловали, но
служил он прежде на побережье и командовал сторожевым катером...
-- Понимаешь, -- сказал Гай проникновенно, -- есть всякие суеверия,
легенды всякие... я тебе о них рассказывать не буду, но вот ротмистр
Чачу говорил, что все эти субмарины заразны и что запрещается поднимать-
ся на борт... приказ даже такой есть, говорят, мол, подбитые субмарины...
-- Ладно, -- сказал Максим. -- Ты здесь постой, а я пойду.
Посмотрим, какая там зараза.
Гай не успел и слова сказать, только рот раскрыл, а Максим уже
прыгнул в воду, нырнул и долго не показывался, у Гая даже дух захватило
его ждать, когда черноволосая голова появилась у облупленного борта
точно под пробоиной. Ловко и без усилий, как муха по стене, коричневая
фигура вскарабкалась на покосившуюся палубу, взлетела на носовую над-
стройку и исчезла. Гай судорожно вздохнул, потоптался на месте и
прошелся вдоль воды взад-вперед, не сводя глаз с мертвого ржавого
чудища.
Было тихо, даже волны не шуршали в этой мертвой бухте. Пустое белое
небо, безжизненные белые дюны, все сухое, горячее, застывшее. Гай с
ненавистью посмотрел на ржавый остов. Надо же, невезенье какое: другие
годами служат и никаких субмарин не видят, а тут -- на тебе, свалились с
неба, часок прошагали, и вот она, добро пожаловать... И как это я на
такое дело решился?.. Это все Максим... У него на словах все так ладно
получается, что вроде бы и думать не о чем, и бояться нечего... А может
быть, я не боялся потому, что представлял себе белую субмарину живой,
белой, нарядной, на палубе -- моряки, все в белом... А здесь -- труп
железный... и место-то какое мертвое, даже ветра нет... А ведь был
ветер, точно помню: пока шли -- дул ветер в лицо, освежающий такой
ветерок... Гай с тоской огляделся по сторонам, потом сел на песок,
положил рядом автомат и стал нерешительно стаскивать правый сапог. Надо
же, тишина какая!.. А если он совсем не вернется? Проглотила его эта
сволочь железная, и духа от него не осталось... Тьфу-тьфу-тьфу...
Он вздрогнул и уронил сапог: длинный жуткий звук возник над бухтой,
то ли вой, то ли визг, словно черти проскребли по грешной душе ржавым
ножом. О господи, да это же просто люк открылся железный, приржавел
люк... Тьфу ты, в самом деле, даже в пот бросило! Открыл люк, значит,
вылезет сейчас... Нет, не вылезает... Несколько минут Гай, вытянув шею,
глядел на субмарину, прислушивался. Тишина. Прежняя страшная тишина, и
даже еще страшнее после этого ржавого воя... А может быть, он, это... не
открылся люк, а закрылся? Сам закрылся... Перед помертвелыми глазами Гая
возникло видение: тяжелая стальная дверь сама собой закрывается за
Максимом, и сам собой медленно задвигается тяжелый засов... Гай облизал
пересохшие губы, глотнул без слюны, потом крикнул: "Эй, Мак!" Не
получилось крика... так, шипение только... Господи, хоть бы звук
какой-нибудь! "Эге-гей!" -- завопил он в отчаянии. "Э-эй..." -- мрачно
откликнулись дюны, и снова стало тихо.
Тишина. И кричать больше сил не было...
Не спуская глаз с субмарины, Гай нашарил автомат, трясущимся
пальцем сдвинул предохранитель и, не целясь, выпустил в бухту очередь.
Протрещало коротко, бессильно и словно бы в вату. На гладкой воде
взлетели фонтанчики, разошлись круги. Гай поднял ствол повыше и снова
нажал спусковой крючок. На этот раз звук получился: пули загрохотали по
металлу, взвизгнули рикошеты, ударило эхо. И -- ничего. Ничегошеньки. Ни
звука больше, словно он здесь один, словно он и был всегда один. Словно
попал он сюда неизвестно как, занесло, как в бредовом сне, в это мертвое
место, только не проснуться и не очнуться. И теперь оставаться ему здесь
одному навсегда.
Не помня себя, Гай, как был, в одном сапоге, вошел в воду, сначала
медленно, потом все быстрей, потом побежал, высоко задирая ноги, по пояс
в воде, всхлипывая и ругаясь вслух. Ржавая громадина надвигалась. Гай то
брел, разгребая воду, то бросался вплавь, добрался до борта, попытался
вскарабкаться -- ничего не получилось, обогнул субмарину с кормы,
уцепился за какие-то тросы, вскарабкался, обдирая руки и колени, на
палубу и остановился, заливаясь слезами. Ему было совершенно ясно, что
он погиб. "Э-эй!" -- крикнул он перехваченным голосом. Тишина.
Палуба была пуста, на дырчатом железе налипли сухие водоросли,
словно обросло железо свалявшимися волосами. Носовая надстройка огромным
пятнистым грибом нависала над головой, сбоку в броне зиял широкий рваный
шрам. Грохоча сапогом по железу, Гай обогнул надстройку и увидел
железные скобы, ведущие наверх, еще влажные, забросил автомат за спину,
полез. Лез долго, целую вечность, в душной тишине, навстречу неминуемой
смерти, навстречу вечной смерти, вскарабкался и замер, стоя на четве-
реньках: чудовище уже ждало его, люк был настежь, словно бы сто лет не
закрывался, и даже петли снова приржавели -- прошу, мол. Гай подполз к
черному отверстому зеву, заглянул, голова у него закружилась, сделалось
тошно... Из железной глотки плотной массой выпирала тишина, годы и годы
застоявшейся, перепревшей тишины, и Гай вдруг представил себе, как там,
в желтом сгнившем свете, задавленный тоннами этой тишины, насмерть
бьется один против всех добрый друг Мак, бьется из последних сил и
зовет: "Гай! Гай!", а тишина, ухмыляясь, лениво сглатывает эти крики без
остатка и все наваливается, подминает Мака под себя, душит, давит. Это
было невозможно перенести, и Гай полез в люк.
Он плакал и торопился, сорвался в конце концов и загремел вниз,
пролетел несколько метров и упал на песок. Здесь был железный коридор,
тускло освещенный редкими пыльными лампочками, на полу под шахтой за
годы и годы нанесло тонкого песку. Гай вскочил -- он все еще торопился,
он все еще очень боялся опоздать -- и побежал куда глаза глядели с
криком: "Я здесь, Мак... Я иду... Иду..."
-- Что ты кричишь? -- недовольно спросил Максим, высовываясь словно
бы из стены. -- Что случилось? Палец порезал?
Гай остановился и уронил руки. Он был близок к обмороку, пришлось
опереться о переборку. Сердце колотилось бешено, удары его гремели в
ушах, как барабанный бой, голос не слушался. Максим некоторое время
смотрел на него с удивлением, потом, должно быть, понял, протиснулся в
коридор -- дверь отсека снова пронзительно завизжала -- и подошел к
нему, взял за плечи, встряхнул, потом прижал к себе, обнял, и несколько
секунд Гай в блаженном забытьи лежал лицом на его груди, постепенно
приходя в себя.
-- Я думал... тебя здесь... что ты тут... что тебя...
-- Ничего, ничего, -- сказал Максим ласково. -- Это я виноват, надо
было тебя сразу позвать. Но тут странные вещи, понимаешь...
Гай отстранился, вытер мокрым рукавом нос, потом вытер мокрой
ладонью лицо и только теперь ощутил стыд.
-- Тебя нет и нет, -- сказал он сердито, пряча глаза. -- Я зову, я
стреляю... Неужели трудно отозваться?
-- Массаракш, я ничего не слышал, -- виновато сказал Максим. --
Понимаешь, здесь великолепный радиоприемник... я и не знал, что у вас
умеют делать такие мощные...
-- Приемник, приемник... -- ворчал Гай, протискиваясь сквозь полу-
открытую дверь. -- Ты тут развлекаешься, а человек из-за тебя чуть не
свихнулся... Что это у них здесь?
Это было довольно обширное помещение с истлевшим ковром на полу, с
тремя полукруглыми плафонами в потолке, из которых горел только один.
Посередине стоял круглый стол, вокруг стола -- кресла. На стенах висели
какие-то странные фотографии в рамках, картины, лохмотьями свисали
остатки бархатной обивки. В углу потрескивал и завывал большой радиопри-
емник -- Гай таких никогда не видел.
-- Тут что-то вроде кают-компании, -- сказал Максим. -- Ты походи,
посмотри, тут есть на что посмотреть.
-- А экипаж? -- спросил Гай.
-- Никого нет. Ни живых, ни мертвых. Нижние отсеки залиты водой.
По-моему, они все там...
Гай с удивлением посмотрел на него. Максим отвернулся, лицо у него
было озабоченное.
-- Должен тебе сказать, -- проговорил он, -- это, кажется, хорошо,
что мы до Империи не долетели. Ты посмотри, посмотри...
Он подсел к приемнику и принялся крутить верньеры, а Гай огляделся,
не зная, с чего начать, потом подошел к стене и стал смотреть
развешанные фотографии. Некоторое время он никак не мог понять, что это
за снимки. Потом сообразил: рентгенограммы. На него смотрели смутные,
все как один оскаленные черепа. На каждом снимке была неразборчивая
надпись, словно кто-то ставил автографы. Члены экипажа? Знаменитости
какие-нибудь?.. Гай пожал плечами. Дядюшка Каан, может быть, что-нибудь
и разобрал бы здесь, а мы -- люди простые...
В дальнем углу он увидел большой красочный плакат, красивый плакат,
в три краски... правда, плесенью тронулся... На плакате было синее море,
из моря выходил, наступив одной ногой на черный берег, оранжевый
красавец в незнакомой форме, очень мускулистый и с непропорционально
маленькой головой, состоящей наполовину из мощной шеи. В одной руке
богатырь сжимал свиток с непонятной надписью, а другой -- вонзал в сушу
пылающий факел. От пламени факела занимался пожаром какой-то город, в
огне корчились гнусного вида уродцы, и еще дюжина уродцев окарачь
разбегалась в стороны. В верхней части плаката было что-то написано
большими оранжевыми буквами. Буквы были знакомые, наши, но слова из них
складывались совершенно непроизносимые.
Чем дольше Гай смотрел на плакат, тем меньше плакат ему нравился.
Он почему-то вспомнил плакат в казарме: там изображался черный орел-
гвардеец (тоже с очень маленькой головой и могучими мышцами), смело
отстригающий гигантскими ножницами голову гнусному оранжевому змею,
высунувшемуся из моря. На лезвиях ножниц было, помнится, написано: на
одном -- "Боевая Гвардия", на другом -- "Наша славная армия". "Ага, --
сказал про себя Гай, в последний раз бросая взгляд на плакат. -- Это мы
еще посмотрим... Посмотрим мы еще, кто кого прижжет, массаракш!"
Он отвернулся от плаката и остолбенел.
С изящной лакированной полки глядело на него стеклянными глазами
знакомое лицо, квадратное, с русой челкой над бровями, с приметным
шрамом на правой щеке... Ротмистр Пудураш, национальный герой, командир
роты в Бригаде Мертвых-но-Незабвенных, потопитель одиннадцати белых
субмарин, погибший в неравном бою. Его портрет, увенчанный букетом
бессмертника, висел в каждой казарме, его бюст красовался на каждом
плацу... а голова его, ссохшаяся, с желтой мертвой кожей была почему-то
здесь. Гай отступил. Да, это самая настоящая голова. А вон еще голова --
незнакомое острое лицо... И еще голова... и еще...
-- Мак! -- сказал Гай. -- Ты видел?
-- Да, -- сказал Максим.
-- Это головы! -- сказал Гай. -- Настоящие головы...
-- Посмотри альбомы на столе, -- сказал Максим.
Гай с трудом оторвал взгляд от жуткой коллекции, повернулся и
нерешительно подошел к столу. Приемник что-то кричал на незнакомом
языке. Раздавалась музыка, тарахтели разряды, и снова кто-то говорил --
вкрадчиво, бархатным значительным голосом...
Гай наугад взял один из альбомов и откинул твердую, оклеенную кожей
обложку. Портрет. Странное длинное лицо с пушистыми бакенбардами,
свисающими со щек на плечи, волосы надо лбом выбриты, нос крючком,
разрез глаз непривычный. Неприятное лицо, невозможно представить его
себе улыбающимся. Незнакомый мундир, какие-то значки или медали в два
ряда... Ну и тип... Наверное, какая-нибудь шишка. Гай перекинул страницу.
Тот же тип в компании с другими типами на мостике белой субмарины,
по-прежнему угрюмый, хотя остальные скалят зубы. На заднем плане, не в
фокусе, -- что-то вроде набережной, какие-то незнакомые постройки,
мутные силуэты не то пальм, не то кактусов... Следующая страница. У Гая
захватило дух: горящий "дракон" со свернутой набок башней, из открытого
люка свисает тело гвардейца-танкиста, и еще два тела, одно на другом, в
сторонке, а над ними, расставив ноги, все тот же тип -- с пистолетом в
опущенной руке, в шапке, похожей на остроконечный колпак. Дым от
"дракона" густой, черный, но места знакомые -- этот самый берег,
песчаный пляж и дюны позади... Гай весь напрягся, переворачивая страницу,
и не зря. Толпа мутантов, человек двадцать, все голые, целая куча
уродов, стянутых одной веревкой. Несколько деловитых пиратов в колпаках,
с дымящими факелами, а сбоку опять этот тип -- что-то, видимо,
приказывает, протянув правую руку, а левая рука лежит на рукоятке
кортика. До чего же жуткие эти уроды, смотреть страшно... Но дальше
пошло еще страшнее.
Та же куча мутантов, но уже сгоревшая. Тип -- поодаль, нюхает
цветочек, беседует с другим типом, повернувшись к трупам спиной...
Огромное дерево в лесу, сплошь увешанное телами. Висят кто за руки,
кто за ноги, и уже не уроды -- на одном клетчатый комбинезон воспитуемо-
го, на другом черная куртка гвардейца.
Горящая улица, женщина с младенцем валяется на мостовой...
Старик, привязанный к столбу. Лицо искажено, кричит, зажмурившись.
Тип тут как тут -- с озабоченным видом проверяет медицинский шприц...
Потом опять повешенные, горящие, сгоревшие, мутанты, каторжники,
гвардейцы, рыбаки, крестьяне, мужчины, женщины, старики, детишки...
целый пляж детишек и тип на корточках за тяжелым пулеметом... волокут
женщин... опять тип со шприцем, нижняя часть лица закрыта белой
маской... куча отрезанных голов, тип копает в этой куче тростью, здесь
он улыбается... панорамный снимок: линия пляжа, на дюнах -- четыре
танка, все горят, на переднем плане две черные фигурки с поднятыми
руками... Хватит. Гай захлопнул и отшвырнул альбом, посидел несколько
секунд, потом с проклятием сбросил все альбомы на пол.
-- Это ты с ними хочешь договариваться? -- заорал он Максиму в
спину. -- Хочешь их привести к нам?! Этого палача?! -- Он подскочил к
альбомам и пнул их ногой.
Максим выключил приемник.
-- Не бесись, -- сказал он. -- Ничего я уже больше не хочу. И
нечего на меня орать, сами вы виноваты, проспали свой мир, массаракш,
разорили все, разграбили, оскотинели, как последнее зверье! Что теперь с
вами делать? -- Он вдруг оказался возле Гая, схватил его за грудь. --
Что мне теперь делать с вами? -- гаркнул он. -- Что? Что? Не знаешь? Ну,
говори!
Гай молча ворочал шеей, слабо отпихиваясь. Максим отпустил его.
-- Сам знаю, -- сказал он угрюмо. -- Никого нельзя приводить.
Кругом зверье... на них самих насылать нужно... -- Он подхватил с пола
один из альбомов и стал рывками переворачивать листы. -- Какой мир
загадили, -- говорил он. -- Какой мир! Ты посмотри, какой мир!..
Гай глядел ему через руку. В этом альбоме не было никаких ужасов,
просто пейзажи разных мест, удивительной красоты и четкости цветные
фотографии -- синие бухты, окаймленные пышной зеленью, ослепительной
белизны города над морем, водопад в горном ущелье, какая-то великолепная
автострада и поток разноцветных автомобилей на ней, и какие-то древние
замки, и снежные вершины над облаками, и кто-то весело мчится по
снежному склону горы на лыжах, и смеющиеся девушки играют в морском
прибое.
-- Где это все теперь? -- говорил Максим. -- Куда вы все это
девали, проклятые дети проклятых Отцов? Разгромили, изгадили, разменяли
на железо... Эх, вы... человечки... -- Он бросил альбом на стол. --
Пошли.
Он с яростью навалился на дверь, со скрежетом и визгом распахнул ее
настежь и зашагал по коридору.
На палубе он спросил:
-- Есть хочешь?
-- Угу... -- ответил Гай.
-- Ладно, -- сказал Максим. -- Сейчас будем есть. Поплыли.
Гай выбрался на берег первым, сразу же снял сапог, разделся и
разложил одежду на просушку. Максим все еще плавал, и Гай не без тревоги
следил за ним: очень уж глубоко нырял друг Мак и очень уж подолгу
оставался под водой. Нельзя так, опасно так, как ему воздуху хватает?..
Наконец Максим все-таки вышел, волоча за жабры огромную мощную рыбину. У
рыбины был обалделый вид, никак она понять не могла, как же это ее
словили голыми руками. Максим отшвырнул ее подальше в песок и сказал:
-- По-моему, эта годится. Почти неактивна. Тоже, наверное, мутант.
Прими таблетки, а я ее сейчас приготовлю. Ее можно сырой есть, я тебя
научу -- сасими называется. Не ел? Давай нож...
Потом, когда они наелись сасими -- ничего не скажешь, оказалось
вполне съедобно -- и улеглись нагишом на горячем песке, Максим после
долгого молчания спросил:
-- Если бы мы попали в руки патрулей, сдались бы, куда бы они нас
отправили?
-- Как -- куда? Тебя -- по месту воспитания, меня -- по месту
службы... А что?
-- Это точно?
-- Куда уж точнее... Инструкция самого генерал-коменданта. А почему
ты спрашиваешь?
-- Сейчас пойдем искать гвардейцев, -- сказал Максим.
-- Танк захватывать?
-- Нет. По твоей легенде. Ты похищен выродками, а воспитуемый тебя
спас.
-- Сдаваться? -- Гай сел. -- Как же так?.. И мне тоже? Обратно под
излучение?
Максим молчал.
-- Я же опять болванчиком заделаюсь... -- беспомощно сказал Гай.
-- Нет, -- сказал Максим. -- То есть, да, конечно... но это уже
будет не так, как прежде... Ты, конечно, будешь немножко болванчиком, но
ведь теперь ты будешь верить уже в другое, в правильное... Это, конечно,
тоже... хорошего мало... но все-таки лучше, много лучше...
-- Да зачем? -- с отчаянием закричал Гай. -- Зачем это тебе нужно?
Максим провел ладонью по лицу.
-- Видишь ли, Гай, дружище, -- сказал он. -- Началась война. То ли
мы напали на хонтийцев, то ли они на нас... Одним словом, война...
Гай с ужасом смотрел на него. Война... ядерная... теперь других не
бывает... Рада... Господи, да зачем это все? Опять все сначала, опять
голод, горе, беженцы...
-- Нам нужно быть там, -- продолжал Максим. -- Мобилизация уже
объявлена, всех зовут в ряды, даже нашего брата воспитуемого амнистируют
и -- в ряды... И нам надо быть вместе, Гай. Ты ведь штрафник... Хорошо
бы мне попасть к тебе под начало...
Гай почти не слушал его. Вцепившись пальцами в волосы, он раскачи-
вался из стороны в сторону и твердил про себя: "Зачем, зачем, будьте вы
прокляты!.. Будьте вы тридцать три раза прокляты!"
Максим тряхнул его за плечо.
-- А ну-ка возьми себя в руки! -- сказал он жестко. -- Не
разваливайся. Нам сейчас драться придется, разваливаться некогда... --
Он встал и снова потер лицо. -- Правда, с вашими окаянными башнями... Но
ведь война -- ядерная! Массаракш, никакие башни им не помогут...
"ПОТОРАПЛИВАЙТЕСЬ, ФАНК, ПОТОРАПЛИВАЙТЕСЬ!"
Поторапливайтесь, Фанк, поторапливайтесь. Я опаздываю.
Слушаюсь. Рада Гаал... Она изъята из ведения господина государ-
ственного прокурора и находится в наших руках.
Где?
У вас, в особняке "Хрустальный Лебедь". Считаю своим долгом еще
раз выразить сомнение в разумности этой акции. Вряд ли такая женщина
может помочь нам управиться с Маком. Таких легко забывают, и Мак...
Вы считаете, что Умник глупее вас?
Нет, но...
Умник знает, кто выкрал женщину?
Боюсь, что да.
Ладно, пусть знает... С этим все. Дальше?
Санди Чичаку встречался с Дергунчиком. Дергунчик, по-видимому,
согласился свести его с Тестем...
Стоп. Какой Чичаку? Лобастый Чик?
Да.
Дела подполья меня сейчас не интересуют. По делу Мака у вас все?
Тогда слушайте. Эта чертова война спутала все планы. Я уезжаю и вернусь
дней через тридцать-сорок. За это время, Фанк, вы должны закончить дело
Мака. К моему приезду Мак должен быть здесь, в этом доме. Дайте ему
должность, пусть работает, свободы его не стесняйте, но дайте ему понять
-- очень, очень мягко! -- что от его поведения зависит судьба Рады... Ни
в коем случае не давайте им встречаться... Покажите ему институт,
расскажите, над чем мы работаем... в разумных пределах, конечно.
Расскажите обо мне, опишите меня как умного, доброго, справедливого
человека, крупного ученого. Дайте ему мои статьи... кроме совершенно
секретных. Намекните, что я в оппозиции к правительству. У него не
должно быть ни малейшего желания покинуть институт. У меня все. Вопросы
есть?
Да. Охрана?
Никакой. Это бессмысленно.
Слежка?
Очень осторожная... А лучше не надо. Не спугните его. Главное --
чтобы он не захотел покинуть институт... Массаракш, и в такое время я
должен уезжать!.. Ну, теперь все?
Последний вопрос, извините, Странник.
Да?
Кто он все-таки такой? Зачем он вам?
Странник поднялся, подошел к окну и сказал, не оборачиваясь:
Я боюсь его, Фанк. Это очень, очень, очень опасный человек. Читать дальше ...
Источник : https://online-knigi.com/page/212719?page=4 www.rusf.ru/abs/ -- Страница братьев Стругацких
bvi@rusf.ru
stodger@newmail.ru
Обитаемый остров. Стругацкие. 001
Обитаемый остров. Стругацкие. 002
Обитаемый остров. Стругацкие. 003
Обитаемый остров. Стругацкие. 004
Обитаемый остров. Стругацкие. 005
Обитаемый остров. Стругацкие. 006
Обитаемый остров. Стругацкие. 007
Обитаемый остров. Стругацкие. 008
Обитаемый остров. Стругацкие. 009
Обитаемый остров. Стругацкие. 010
Обитаемый остров. Стругацкие. 011
Обитаемый остров. Стругацкие. 012
Обитаемый остров. Стругацкие. 013
Обитаемый остров. Стругацкие. 014
Обитаемый остров. Стругацкие. 015
Обитаемый остров. Стругацкие. 016
Обитаемый остров. Стругацкие. 017
Обитаемый остров. Стругацкие. 018
Обитаемый остров. Стругацкие. 019
Обитаемый остров. Стругацкие. 020
Обитаемый остров. Стругацкие. 021
Обитаемый остров. Стругацкие. 022
Обитаемый остров. Стругацкие. 023
Обитаемый остров. Стругацкие. 024
Обитаемый остров. Стругацкие. 025
Заметка Бориса Стругацкого об опасности...
***
***
***
***
***
***
***
***
***
ПОДЕЛИТЬСЯ
***
Сейчас больше нет некоммунистов. Все десять миллиардов — коммунисты… Но у них уже другие цели. Прежняя цель коммуниста — изобилие и душевная и физическая красота — перестала быть целью. Теперь это реальность.
Одной из планет, населённых людьми, и их исторической родиной является Земля. Фактически, она идентична сегодняшней Земле, однако относится к XXII веку нашей эры. Наиболее подробно она описывается в романе«Полдень. XXII век», хронологически первом из цикла о мире Полудня.
На Земле Полудня окончательно разрешены основные экономические, социальные и экологические проблемы. Успехи биоинженерии обеспечили материальное изобилие без перепроизводства и загрязнения окружающей среды. Появились технологии межзвездных перелетов, освоение далеких планет стало в порядке вещей. Установлены контакты с внеземными цивилизациями. Мировоззрение людей изменилось кардинальным образом. Труд на благо общества считается естественной обязанностью и потребностью каждого. Жизнь разумного существа признана безусловной и высшей ценностью, проявление агрессии и недоброжелательства по отношению к ближнему стало вопиющим исключением. Наука об обществе сделала качественный скачок (созданы теории исторических последовательностей и «вертикального прогресса»).
На Земле высшим авторитетным органом является Мировой Совет, членами которого являются самые известные ученые, историки, учителя и врачи. Как правило, Совет занимается лишь вопросами глобально-земного и галактического масштаба.
Дети с 5—6 лет воспитываются в интернатах.
Детей воспитывают профессиональные Учителя. Работа Учителя является весьма почётной и одной из самых ответственных, к ней допускают только особо отобранных людей; как следствие — всех или почти всех детей удается воспитать высокодуховными людьми с твердыми моральными устоями. Вообще вопрос выбора профессии в Мире Полудня поставлен на строго научную основу. Молодые люди проходят тщательное медико-психологическое обследование, после чего для каждого вырабатываются рекомендации по профессиональным предпочтениям. Ошибка в профориентации считается тяжёлым проступком того, кто выдаёт рекомендации, так как может отрицательно повлиять на судьбу человека («Жук в муравейнике»).
Наиболее необычной характеристикой мира Полудня по сравнению с другими известными фантастическими вселенными (к примеру, Дюны или Звездных Войн) является практически полная чуждость ему идей империализма. Ни одна разумная раса мира Полудня не занималась построением галактической империи (альтернативный вариант — республики): ни в двадцать втором веке по летосчислению Земли, ни до этого. Вместо этого они предпочитают держаться у своих родных планет, и лишь самые развитые технологически (люди Земли и, предположительно, Странники) позволяют себе вмешиваться в дела других планет, и только в форме так называемого «прогрессорства» — безвозмездного, тайного и строго дозированного способствования развитию культуры отдельной цивилизации.
***
*** Мир Полудня — литературный мир, в котором происходят события, описанные братьями Стругацкими в цикле романов, «представительской» книгой которого является «Полдень, XXII век» (от которого и произошло название мира), а последней — «Волны гасят ветер». Несмотря на кажущуюся утопичность вселенной, мир Полудня полон проблем и конфликтов, не чуждых и нашему времени. 
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
***
|
«
