***
***
***
***
***
С помощью гвардейцев капралам удалось построить бригаду в колонну
по четыре, после чего снова была подана команда "смирно". Максим
оказался совсем недалеко от командира бригады. Экс-полковник был вдре-
безги пьян. Он стоял, покачиваясь, опершись задом на трость, то и дело
тряс головой и потирал ладонью свирепую сизую морду. Командиры батальо-
нов, тоже вдребезги пьяные, держались у него за спиной -- один
бессмысленно хихикал, другой с тупым упорством пытался разжечь сигарету,
а третий все хватался за кобуру и шарил по рядам налитыми глазами. В
рядах завистливо принюхивались, слышалось льстиво-одобрительное ворчание.
"Давайте, давайте... -- бормотал Зеф. -- Мы вам навоюем..." Максим
раздраженно толкнул его локтем.
-- Замолчи, -- сказал он сквозь зубы. -- Надоело.
В это время к полковнику подошли двое -- ротмистр с трубкой в зубах
и какой-то грузный мужчина, штатский, в длинном плаще с поднятым
воротником и в шляпе. Максиму штатский показался странно знакомым, и он
стал присматриваться. Штатский что-то сказал полковнику вполголоса.
"Га?" -- произнес полковник, обращая на него мутный взор. Штатский снова
заговорил, показывая большим пальцем через плечо на колонну штрафников.
Ротмистр равнодушно попыхивал трубочкой. "Это зачем?" -- гаркнул полков-
ник. Штатский достал какую-то бумагу, полковник отстранил бумагу рукой.
"Не дам, -- сказал он. -- Все как один должны подохнуть..." Штатский
настаивал. "А я плевал! -- отвечал полковник. -- И на департамент ваш
плевал. Все подохнут... Верно я говорю?" -- спросил он ротмистра.
Ротмистр не возражал. Штатский схватил полковника за рукав комбинезона и
дернул к себе, и полковник чуть не упал со своей трости. Хихикающий
батальонный залился идиотским смехом. Лицо полковника почернело от
негодования, он полез в кобуру и вытащил огромный армейский пистолет.
"Считаю до десяти, -- объявил он штатскому. -- Раз... два..." Штатский
плюнул и пошел прочь вдоль колонны, вглядываясь в лица штрафников, а
полковник все считал и, досчитав до десяти, открыл огонь. Тут ротмистр,
наконец, забеспокоился и убедил его спрятать оружие. "Все должны
подохнуть, -- объявил полковник. -- Вместе со мной... Бр-р-ригада!
Слушай команду! Ш-шагом... м-марш!"
И бригада двинулась. По расхлябанной, разъезженной гусеницами
колее, скользя и хватаясь друг за друга, штрафники спустились в
болотистую лощину, свернули и зашагали прочь от железной дороги. Здесь
колонну нагнали командиры взводов. Гай пошел рядом с Максимом, он был
бледен, играл желваками и сначала долго молчал, хотя Зеф сразу спросил
его, что слышно. Лощина постепенно расширялась, появились кусты, впереди
замаячил лесок. У обочины дороги торчал, завалившись гусеницей в мокрую
рытвину, огромный неуклюжий танк, какой-то древний, совсем не похожий на
патрульные танки береговой охраны, -- с маленькой квадратной башней и
маленькой пушечкой. Возле танка возились угрюмые люди в замасленных
куртках. Штрафники шагали вразброд, засунув руки в карманы, подняв
жесткие воротники. Многие осторожно поглядывали по сторонам -- нельзя ли
смыться? Кустики были очень соблазнительные, но на склонах лощины
маячили через каждые двести-триста шагов черные фигуры с автоматами.
Навстречу, ныряя в колдобинах, проползли три грузовика-цистерны. Водите-
ли были мрачны и не смотрели на штрафников. Дождь усиливался, настроение
падало. Шли молча, покорно, как скот, все реже озираясь.
-- Слушай, взводный, -- проворчал Зеф, -- неужели нам так и не
дадут пожрать?
Гай достал из кармана краюху хлеба и сунул ему.
-- Все, -- сказал он. -- До самой смерти.
Зеф погрузил краюху в бороду и принялся отчетливо работать челюстя-
ми. Бред какой-то, подумал Максим. Ведь все знают, что идут на верную
смерть. И все-таки идут. Значит, на что-нибудь надеются? Значит, у
каждого есть какой-то план? Да, ведь они ничего не знают об излучении...
Каждый думает: где-нибудь там, по дороге, сверну, выскочу из танка и
прилягу, а дураки пусть наступают... Вот с этого мы и начнем борьбу
против правых. Об излучении нужно писать листовки, кричать в обществен-
ных местах, радиостанции организовывать... хотя приемники действуют
только на двух частотах... все равно, врываться в паузы. Не на башни
тратить людей, а на контрпропаганду... Впрочем, все это потом, потом,
сейчас нельзя отвлекаться. Сейчас надо все замечать. Искать малейшие
щелки... На станции танков не было и пушек тоже, везде только стрелки-
гвардейцы. Это надо иметь в виду. Лощина хорошая, глубокая, а охрану,
вероятно, снимут, как только мы пройдем... Да нет, при чем здесь охрана
-- вся побежит вперед, как только включат излучатели... Он с удивитель-
ной отчетливостью представил себе, как это будет. Врубаются излучатели.
Танки штрафников с ревом устремляются вперед. За ними валят валом
армейцы. Вся прифронтовая полоса пустеет... Трудно представить себе
глубину этой полосы, неизвестен радиус действия излучателей, но уж
два-три километра -- наверняка. В полосе глубиной два-три километра не
останется ни одного человека с ясной головой. Кроме меня... Э нет, не
только два-три километра. Больше. Все стационарные установки, все башни
-- все будет включено, и, наверное, на максимальную мощность. Весь
приграничный район сойдет с ума... Массаракш, как быть с Зефом, он же
этого не выдержит... Максим покосился на мерно двигающуюся рыжую бороду,
на хмурое грязное хайло мировой знаменитости. Ничего, выдержит. В
крайнем случае придется помочь, хотя, боюсь, будет не до того. И еще Гай
-- с него ведь глаз нельзя будет спускать... Да, придется поработать.
Ладно. В конце концов, в этом мутном водовороте я все равно буду полным
хозяином, и остановить меня никто не сможет, да и не захочет...
Прошли лесок, и сразу стал слышен слитный гул громкоговорителей,
треск выхлопов, раздраженные крики. Впереди, на пологом травянистом
склоне, поднимающемся к северу, стояли в три ряда танки. Между ними
бродили люди, слоился сизый дым. "А вот и наши гробы!" -- весело и
громко произнес кто-то впереди.
-- Ты посмотри, что они нам дают, -- сказал Гай. -- Довоенные
танки, хлам имперский, консервные банки... Слушай, Мак, мы что же, так и
подохнем здесь? Ведь это же погибель верная...
-- Сколько до границы? -- спросил Максим. -- И что там вообще -- за
гребнем?
-- Там равнина, -- ответил Гай. -- Как стол. Граница километрах в
трех, потом начинаются холмы, они тянутся до самой...
-- Речки нет?
-- Нет.
-- Овраги?
-- Н-нет... Не помню. А что?
Максим поймал его руку, крепко сжал.
-- Не падай духом, мальчик, -- сказал он. -- Все будет хорошо.
Гай с отчаянной надеждой глядел на него снизу вверх. Глаза у него
запали, скулы обтянуло.
-- Правда? -- сказал он. -- А то ведь я никакого выхода не вижу.
Оружие отобрали, в танках вместо снарядов -- болванки, пулеметов нет.
Впереди смерть, позади смерть...
-- Ага! -- злорадно сказал Зеф, ковыряя в зубах. -- Замочил
штанишки? Это тебе не каторжников по зубам щелкать...
Колонна втянулась в интервал между рядами танков и остановилась.
Разговаривать стало трудно. Прямо на траве были установлены громадные
раструбы громкоговорителей, бархатный магнитофонный бас вещал: "Там, за
гребнем лощины, коварный враг. Только вперед. Только вперед. Рычаги на
себя и -- вперед. На врага. Вперед... Там, за гребнем лощины, коварный
враг... Рычаги на себя и -- вперед..." Потом голос оборвался на
полуслове, и принялся орать полковник. Он стоял на радиаторе своего
вездехода, батальонные держали его за ноги.
-- Солдаты! -- орал полковник. -- Хватит болтать языком! Перед вами
-- ваши танки. Все по машинам! Главным образом водители, потому что на
остальных мне наплевать. Но всякого, кто останется... -- Он извлек свой
пистолет и показал всем. -- Понятно, вшивые свиньи?.. Господа ротные,
развести экипажи по танкам!..
Началась толкотня. Полковник, шатаясь на радиаторе, как жердь,
продолжал что-то выкрикивать, но его не стало слышно, потому что
громкоговорители снова принялись долдонить, что впереди враг и потому --
рычаги на себя. Все штрафники ринулись к третьему ряду танков. Началась
драка, в воздухе заметались подкованные ботинки. Огромная серая толпа
медленно кишела вокруг танков заднего ряда. Некоторые танки начали
двигаться, с них сыпались люди. Полковник совсем посинел от натуги и,
наконец, принялся палить поверх голов. Из леска черной цепью бежали
гвардейцы.
-- Пошли, -- сказал Максим, твердо взял Гая и Зефа за плечи и повел
к крайней машине в первом ряду -- угрюмой, пятнистой, с бессильно
поникшим орудийным стволом.
-- Подожди... -- растерянно лепетал Гай, оглядываясь. -- Мы же
четвертая рота, мы же вон там, мы же во втором ряду...
-- Иди, иди, -- сердито сказал Максим. -- Может быть, ты еще и
взводом покомандовать хочешь?
-- Солдатская косточка, -- сказал Зеф. -- Уймись, мамаша...
Кто-то сзади схватил Максима за пояс. Максим, не оборачиваясь,
попробовал освободиться -- не удалось. Он оглянулся. За спиной, ухватив-
шись цепко одной рукою, а другой вытирая окровавленный нос, тащился
четвертый член экипажа, водитель, уголовник по кличке Крючок.
-- Ага, -- сказал Максим. -- Я и забыл о тебе. Давай-давай, не
отставай...
Он с неудовольствием отметил про себя, что в суматохе забыл об этом
человеке, которому по плану была отведена немаловажная роль. Тут грянули
гвардейские автоматы, по броне с мяукающим визгом запрыгали пули, и
пришлось согнуться и бежать опрометью. Забежав за крайний танк, Максим
остановился.
-- Слушай мою команду, -- сказал он. -- Крючок, заводи. Зеф, в
башню. Гай, проверь нижние люки... да тщательно проверь, голову сниму!
Он пошел вокруг танка, осматривая траки. Вокруг стреляли, орали,
монотонно бубнили репродукторы, но он дал себе слово не отвлекаться -- и
не отвлекался, только отметил про себя: репродукторы -- Гай -- не
забыть. Траки были в сносном состоянии, но ведущие колеса внушали
опасение. Ничего, сойдет, мне на нем недолго ездить... Из-под танка
ловко выполз Гай, уже грязный, с ободранными руками.
-- Приржавели люки! -- прокричал он. -- Я их не закрыл, пусть будут
открыты, правильно?
"Там, за гребнем лощины, коварный враг! -- вещал магнитофонный
голос. -- Только вперед. Только вперед. Рычаги на себя..."
Максим поймал Гая за воротник и притянул к себе.
-- Ты меня любишь? -- сказал он, уставясь в расширенные глаза. --
Веришь мне?
-- Да! -- выдохнул Гай.
-- Только меня слушай. Больше никого не слушай. Все остальное --
вранье. Я твой друг, только я, больше никто. Я твой начальник.
Запоминай. Я приказываю: запоминай.
Обалдевший Гай быстро-быстро кивал, неслышно повторяя: "Да, да. Да.
Только ты. Больше никто..."
-- Мак! -- заорал кто-то прямо в ухо.
Максим обернулся. Перед ним стоял тот странно знакомый штатский в
длинном плаще, но уже без шляпы. Массаракш... Квадратное шелушащееся
лицо, красные отечные глаза... Это же Фанк! На щеке кровавая царапина,
губа разбита...
-- Массаракш! -- орал Фанк, стараясь перекричать шум. -- Вы
оглохли, что ли? Узнаете меня?
-- Фанк! -- сказал Максим. -- Откуда вы здесь?
Фанк вытер с губы кровь.
-- Пошли! -- прокричал он. -- Быстрей!
-- Куда?
-- К черту отсюда! Пошли!
Он схватил Максима за комбинезон и потащил. Максим отбросил его
руку.
-- Нас убьют! -- крикнул он. -- Гвардейцы!
Фанк замотал головой.
-- Пошли! У меня на вас пропуск! -- И, видя, что Максим не
двигается: -- Я ищу вас по всей стране! Еле нашел! Пошли немедленно!
-- Я не один! -- крикнул Максим.
-- Не понимаю!
-- Я не один! -- гаркнул Максим. -- Нас трое! Один я не пойду!
-- Вздор! Не говорите глупостей! Что за дурацкое благородство? Жить
надоело? -- Фанк поперхнулся от крика и зашелся кашлем.
Максим огляделся. Бледный Гай с дрожащими губами смотрел на него,
держал его за рукав -- конечно, все слышал. В соседний танк двое
гвардейцев забивали прикладами окровавленного штрафника.
-- Один пропуск! -- проорал Фанк сорванным голосом. -- Один! -- Он
показал палец.
Максим замотал головой.
-- Нас трое! -- Он показал три пальца. -- Я никуда без них не
пойду!
Из бокового люка высунулась веником рыжая бородища Зефа. Фанк
облизал губы, он явно не знал, что делать.
-- Кто вы такой? -- крикнул Максим. -- Зачем я вам нужен?
Фанк мельком взглянул на него и стал смотреть на Гая.
-- Этот с вами? -- крикнул он.
-- Да! И этот тоже!
Глаза у Фанка стали дикими. Он сунул руку под плащ, вытащил
пистолет и направил ствол на Гая. Максим изо всех сил ударил его по руке
снизу вверх, и пистолет взлетел высоко в воздух. Максим, сам еще не
совсем поняв, что произошло, задумчиво проводил его взглядом. Фанк
согнулся, сунув поврежденную руку под мышку. Гай коротко и точно, как на
занятиях, ударил его по шее, и он повалился ничком. Рядом вдруг возникли
гвардейцы, ощеренные, потные после работы, осунувшиеся от бешенства.
-- В машину! -- рявкнул Максим Гаю, наклонился и подхватил Фанка
под мышки.
Фанк был грузен и с трудом пролез в люк. Максим нырнул следом,
получив на прощание удар прикладом по задней части. В танке было темно и
холодно, как в склепе, густо воняло соляркой. Зеф оттащил Фанка от люка
и уложил на пол.
-- Кто такой? -- гаркнул он.
Максим не успел ответить. Крючок, долго и безуспешно терзавший
стартер, наконец завел машину. Все вокруг затряслось и загремело. Максим
махнул рукой, пролез в башню и высунулся наружу. Между танками уже не
было никого, кроме гвардейцев. Все двигатели работали, стоял адский рев,
густое, душное облако выхлопов заволакивало склон. Некоторые танки
двигались, кое-где из башен торчали головы, штрафник, высунувшийся из
соседней машины, делал Максиму какие-то знаки, кривил распухшую, в
синяках физиономию. Вдруг он исчез, двигатели взревели с удвоенной
силой, и все танки с лязгом и дребезжаньем одновременно рванулись вперед
и вверх по склону.
Максим почувствовал, что его схватили поперек туловища и тянут
вниз. Он нагнулся и увидел вытаращенные, ставшие идиотскими глаза Гая.
Как тогда, в бомбовозе, Гай хватал Максима руками, беспрерывно бормотал
что-то, лицо его стало отвратительным, не было в нем больше ни
мальчишества, ни наивной мужественности -- сплошное бессмыслие и готов-
ность стать убийцей. Началось, подумал Максим, брезгливо пытаясь отстра-
нить несчастного парня. Началось, началось... Включили излучатели,
началось...
Танк, содрогаясь, карабкался на гребень, клочья дерна летели из-под
гусениц. Позади ничего уже не было видно за сизым дымом, а впереди вдруг
распахнулась серая глинистая равнина, и замаячили вдали плоские холмы на
хонтийской стороне, и танковая лавина, не сбавляя хода, повалила туда.
Рядов больше не было, все машины мчались наперегонки, задевая друг
друга, бессмысленно ворочая башнями... У одного танка на полном ходу
слетела гусеница, он волчком завертелся на месте, перевернулся, вторая
гусеница сорвалась и тяжелой блестящей змеей взлетела в небо, ведущие
колеса продолжали бешено крутиться, а из нижних люков выскочили два
человечка в сером, спрыгнули на землю и, размахивая руками, побежали
вперед, вперед, только вперед, на коварного врага... Блеснул огонь,
сквозь лязг и рев звонким треском прорвался пушечный выстрел, и сразу
все танки принялись палить, длинные красные языки вылетали из пушек,
танки приседали, подпрыгивали, окутывались густым черным дымом нечистого
пороха, и через минуту все затянуло черно-желтой тучей, а Максим все
смотрел, не в силах оторвать глаз от этого грандиозного в своей
преступной нелепости зрелища, терпеливо отдирая от себя цепкие руки Гая,
который тащил, звал, умолял, жаждал прикрыть своей грудью от всех
опасностей... Люди, заводные куклы, звери... Люди.
Потом Максим опомнился. Пора было отбирать управление. Он спустился
вниз, мимоходом похлопал Гая по плечу -- тот забился в восторженной
истерике, -- цепляясь за какие-то металлические скобы, огляделся в
тесном шатающемся ящике, чуть не задохнулся от газолинового смрада,
разглядел мертвенно-бледное лицо Фанка с закаченными глазами, Зефа,
скорчившегося под снарядным ящиком, оттолкнул преданно жмущегося Гая и
пролез к водителю.
Крючок дергал рычаги на себя и изо всех сил поддавал газу. Он пел,
он орал таким дурным голосом, что его было слышно, и Максим даже
разобрал слова "Благодарственной песни". Теперь надо было как-то утихо-
мирить его, занять его место и отыскать в этом дыму удобный овраг, или
глубокую рытвину, или какой-нибудь холм, чтобы было где укрыться от
атомных взрывов... Но получилось не по плану. Как только он принялся
осторожно разжимать кулаки Крючка, закоченевшие на рычагах, преданный
раб Гай, увидевший, что его господину оказывается неповиновение, просу-
нулся сбоку и страшно ударил ополоумевшего Крючка огромным гаечным
ключом в висок. Крючок осел, размяк и выпустил рычаги. Максим, рассвире-
пев, отшвырнул Гая в сторону, но было уже поздно, и не было времени
ужасаться и сострадать. Он оттащил труп, уселся и взял управление.
В смотровой люк почти ничего не было видно: небольшой участок
глинистой почвы, поросшей редкими травинками, и дальше -- сплошная
пелена сизой гари. Не могло быть и речи найти что-нибудь в этой мгле.
Оставалось одно: замедлить ход и осторожно двигаться до тех пор, пока
танк не углубится в холмы. Впрочем, замедлять ход тоже было опасно. Если
атомные мины начнут рваться прежде, чем он доберется до холмов, можно
ослепнуть, да и вообще сгореть... Гай терся то справа, то слева,
заглядывал в лицо, искал приказаний. "Ничего, дружище... -- бормотал
Максим, отстраняя его локтями. -- Это пройдет... Все пройдет, все будет
хорошо..." Гай видел, что с ним говорят, и точил слезу от огорчения, что
опять, как тогда, в бомбовозе, не слышит ни слова.
Танк проскочил через густую струю черного дыма: слева кто-то горел.
Проскочили, и пришлось сразу круто свернуть, чтобы не наехать на
мертвого, расплющенного гусеницами человека. Вынырнул из дыма и скрылся
покосившийся пограничный знак, за ним пошли изодранные, смятые проволоч-
ные заграждения. Из неприметного ровика высунулся на миг человек в
странной белой каске, яростно потряс вздетыми кулаками и тотчас исчез,
словно растворился в земле. Дымная пелена впереди понемногу рассеивалась,
и Максим увидел бурые круглые холмы, совсем близко, и заляпанную грязью
корму танка, ползущего почему-то наискосок к общему движению, и еще один
горящий танк. Максим отвернул влево, целясь машиной в глубокое, заросшее
кустарником седло между двумя холмами повыше. Он был уже близко, когда
навстречу брызнул огонь, и весь танк загудел от страшного удара. От
неожиданности Максим дал полный газ, кусты и облако белесого дыма над
ними прыгнули навстречу, мелькнули белые каски, искаженные ненавистью
лица, вздетые кулаки, потом под гусеницами что-то железно затрещало,
ломаясь, Максим стиснул зубы, взял круто вправо и повел машину подальше
от этого места, по косогору, сильно кренясь, едва не переворачиваясь,
огибая холм, и въехал, наконец, в узкую лощину, поросшую молоденькими
деревцами. Здесь он остановился. Он откинул передний люк, высунулся по
пояс и огляделся. Место было подходящее, со всех сторон танк обступали
высокие бурые склоны. Максим заглушил двигатель, и сразу же Гай завопил
хриплым фальцетом какую-то преданную чушь, что-то нелепо рифмованное,
какую-то самодельную оду в честь величайшего и любимейшего Мака -- такую
песню мог бы сочинить о своем хозяине пес, если бы научился пользоваться
человеческим языком.
-- Замолчи, -- приказал Максим. -- Вытащи этих людей наружу и уложи
возле машины... Стой, я еще не кончил! Делай это осторожно, это мои
любимые друзья, наши с тобой любимые друзья...
-- А ты куда? -- спросил Гай с ужасом.
-- Я буду здесь, рядом.
-- Не уходи... -- заныл Гай. -- Или позволь, я пойду с тобой...
-- Ты меня не слушаешься, -- строго сказал Максим. -- Делай, что я
приказал. И делай осторожно, помни, что это наши друзья...
Гай принялся причитать, но Максим уже не слушал. Он выбрался из
танка и побежал вверх по склону холма. Где-то недалеко продолжали идти
танки, натужно ревели двигатели, лязгали гусеницы, изредка бухали пушки.
Высоко в небе провизжал снаряд. Максим, пригнувшись, взбежал на вершину,
присел на корточки между кустами и еще раз похвалил себя за такой
удачный выбор места.
Внизу -- рукой подать -- оказался широкий проход между холмами, и
по этому проходу, вливаясь с покрытой дымом равнины, сгрудившись,
гусеница к гусенице, сплошным потоком шли танки -- низкие, приплюснутые,
мощные, с огромными плоскими башнями и длинными пушками. Это были уже не
штрафники, это проходила регулярная армия. Несколько минут Максим,
оглушенный и оторопевший, наблюдал это зрелище, жуткое и неправдоподоб-
ное, как исторический кинофильм. Воздух шатался и вздрагивал от неисто-
вого грохота и рева, холм трепетал под ногами, как испуганное животное,
и все-таки Максиму казалось, будто машины идут в мрачном угрожающем
молчании. Он отлично знал, что там, под броневыми листами, хрипят от
энтузиазма ошалевшие солдаты, но все люки были наглухо закрыты, и
казалось, что каждая машина -- один сплошной слиток неодухотворенного
металла... Когда прошли последние танки, Максим оглянулся назад, вниз, и
его танк, накренившийся среди деревьев, показался ему жалкой жестяной
игрушкой, дряхлой пародией на настоящий боевой механизм. Да, внизу
прошла Сила... чтобы встретиться с другой, еще более страшной Силой, и,
вспомнив об этой другой Силе, Максим поспешно скатился вниз, в рощу.
Обогнув танк, он остановился.
Они лежали рядком: белый до синевы Фанк, похожий на мертвеца,
скорченный постанывающий Зеф, вцепившийся грязно-белыми пальцами в свою
рыжую шевелюру, и весело улыбающийся Крючок с мертвыми глазами куклы.
Приказ был выполнен в точности. Но Гай, весь ободранный, весь в крови,
тоже лежал поодаль, отвернув от неба обиженное мертвенное лицо, раскинув
руки, и вокруг него трава была смята и затоптана, и валялась сплющенная
белая каска в темных пятнах, а из развороченных кустов торчали еще
чьи-то ноги в сапогах. Массаракш... -- пробормотал Максим, с ужасом
представив себе, как здесь несколько минут назад схватились насмерть два
рычащих и воющих пса, каждый во славу своего хозяина...
И в этот момент та, другая Сила нанесла ответный удар.
Максиму этот удар пришелся по глазам. Он зарычал от боли, изо всех
сил зажмурился и упал на Гая, уже зная, что он мертв, но стараясь
все-таки закрыть его своим телом. Это было чисто рефлекторное -- он ни о
чем не успел подумать и ничего не успел ощутить, кроме боли в глазах, --
он был еще в падении, когда его мозг отключил себя.
Когда окружающий мир снова сделался возможным для человеческого
восприятия, сознание включилось снова. Прошло, вероятно, очень мало
времени, несколько секунд, но Максим очнулся, весь покрытый обильным
потом, с пересохшим горлом, и голова у него звенела, как будто его
ударили доской по уху. Все вокруг изменилось, мир стал багровым, мир был
завален листьями и обломанными ветвями, мир был наполнен раскаленным
воздухом, с красного неба дождем валились вырванные с корнем кусты,
горящие сучья, комья горячей сухой земли. И стояла болезненно-звенящая
тишина. Живых и мертвых раскатило по сторонам. Гай, засыпанный листьями,
лежал ничком шагах в десяти. Рядом с ним сидел Зеф, одной рукой он
по-прежнему держался за голову, а другой прикрывал глаза. Фанк скатился
вниз, застрял в промоине и теперь ворочался там, терся лицом о землю.
Танк тоже снесло ниже и развернуло. Прислонясь к гусенице спиной,
мертвый Крючок по-прежнему весело улыбался...
Максим вскочил, разбросав наваленные ветки. Он подбежал к Гаю,
схватил его, поднял, поглядел в стеклянные глаза, прижался щекой к щеке,
проклял и трижды проклял этот мир, в котором он так одинок и беспомощен,
где мертвые становятся мертвыми навсегда, потому что ничего нет, потому
что нечем сделать их живыми... Кажется, он плакал, колотил кулаками по
земле, топтал белую каску, а потом Зеф начал протяжно кричать от боли, и
тогда он пришел в себя и, не глядя вокруг, не чувствуя больше ничего,
кроме ненависти и жажды убивать, побрел снова наверх, на свой наблюда-
тельный пост...
Здесь тоже все переменилось. Кустов больше не было, спекшаяся глина
дымилась и потрескивала, обращенный к северу склон холма горел. На
севере багровое небо сливалось со сплошной стеной черно-коричневого
дыма, и над этой стеной поднимались, распухая на глазах, ярко-оранжевые,
какие-то маслянисто-жирные тучи. И туда, где возносились к лопнувшей от
удара небесной тверди тысячи тысяч тонн раскаленного праха, испепеленные
до атомов надежды выжить и жить, в эту адскую топку, устроенную
несчастными дураками для несчастных дураков, тянул с юга, словно в
поддувало, легкий сыроватый ветер.
Максим поглядел вниз, на проход между холмами. Проход был пуст,
взрытая гусеницами и обожженная атомным ударом глина курилась, тысячи
огоньков плясали на ней -- тлели листья и догорали сорванные сучья. А
равнина на юге казалась очень широкой и очень пустынной, ее больше не
заволакивали пороховые газы, она была красная под красным небом, на ней
неподвижно чернели одинокие коробочки -- испорченные и поврежденные
танки штрафников, и по ней уже приближалась к холмам редкая изломанная
цепочка странных машин.
Они были похожи на танки, только вместо артиллерийской башни на
каждой был установлен высокий решетчатый конус с тусклым округлым
предметом на верхушке. Они шли быстро, мягко переваливаясь на неровнос-
тях, и они были не черные, как танки несчастных штрафников, не
серо-зеленые, как армейские танки прорыва, -- они были желтые, ярко-
весело-желтые, как гвардейские патрульные автомобили... Правого фланга
шеренги уже не было видно за холмами, и Максим успел насчитать всего
восемь излучателей. В них чудилась какая-то наглость хозяев положения,
они шли в бой, но не считали нужным ни скрываться, ни маскироваться, они
нарочито выставлялись напоказ и своей окраской, и своим уродливым
пятиметровым горбом, и отсутствием обычного вооружения. Те, кто вел эти
машины и управлял ими, считали себя, должно быть, в полной безопасности.
Впрочем, вряд ли они об этом думали, они просто спешили вперед,
подстегивая лучевыми бичами железное стадо, которое катилось сейчас
через ад, и они наверняка ничего не знали об этих бичах, как не знали и
того, что бичи эти хлещут их самих... Максим увидел, что левофланговый
излучатель направляется в лощину, и пошел ему навстречу, вниз по склону
холма.
Он шел во весь рост. Он знал, что ему придется силой выковыривать
черных погонщиков из железной скорлупы, и он хотел этого. Никогда в
жизни ничего он так не хотел, как хотелось ему сейчас почувствовать под
пальцами живую плоть... Когда он спустился в лощину, излучатель был уже
совсем близко. Желтая машина катилась прямо на него, слепо уставясь
стекляшками перископов, решетчатый конус грузно раскачивался не в такт
приседаниям машины, и теперь видно было, что на вершине качается
серебристый шар, густо утыканный длинными блестящими иглами...
Они и не подумали остановиться, и Максим, уступив дорогу, пропустил
их, пробежал несколько метров рядом и вскочил на броню. Читать дальше ...
Источник : https://online-knigi.com/page/212719?page=4 www.rusf.ru/abs/ -- Страница братьев Стругацких
bvi@rusf.ru
stodger@newmail.ru
Обитаемый остров. Стругацкие. 001
Обитаемый остров. Стругацкие. 002
Обитаемый остров. Стругацкие. 003
Обитаемый остров. Стругацкие. 004
Обитаемый остров. Стругацкие. 005
Обитаемый остров. Стругацкие. 006
Обитаемый остров. Стругацкие. 007
Обитаемый остров. Стругацкие. 008
Обитаемый остров. Стругацкие. 009
Обитаемый остров. Стругацкие. 010
Обитаемый остров. Стругацкие. 011
Обитаемый остров. Стругацкие. 012
Обитаемый остров. Стругацкие. 013
Обитаемый остров. Стругацкие. 014
Обитаемый остров. Стругацкие. 015
Обитаемый остров. Стругацкие. 016
Обитаемый остров. Стругацкие. 017
Обитаемый остров. Стругацкие. 018
Обитаемый остров. Стругацкие. 019
Обитаемый остров. Стругацкие. 020
Обитаемый остров. Стругацкие. 021
Обитаемый остров. Стругацкие. 022
Обитаемый остров. Стругацкие. 023
Обитаемый остров. Стругацкие. 024
Обитаемый остров. Стругацкие. 025
Заметка Бориса Стругацкого об опасности...
***
ПОДЕЛИТЬСЯ
***
Сейчас больше нет некоммунистов. Все десять миллиардов — коммунисты… Но у них уже другие цели. Прежняя цель коммуниста — изобилие и душевная и физическая красота — перестала быть целью. Теперь это реальность.
Одной из планет, населённых людьми, и их исторической родиной является Земля.
...На Земле Полудня окончательно разрешены основные экономические, социальные и экологические проблемы. Успехи биоинженерии обеспечили материальное изобилие без перепроизводства и загрязнения окружающей среды. Появились технологии межзвездных перелетов, освоение далеких планет стало в порядке вещей. Установлены контакты с внеземными цивилизациями. Мировоззрение людей изменилось кардинальным образом. Труд на благо общества считается естественной обязанностью и потребностью каждого. Жизнь разумного существа признана безусловной и высшей ценностью, проявление агрессии и недоброжелательства по отношению к ближнему стало вопиющим исключением. Наука об обществе сделала качественный скачок (созданы теории исторических последовательностей и «вертикального прогресса»).
На Земле высшим авторитетным органом является Мировой Совет, членами которого являются самые известные ученые, историки, учителя и врачи. Как правило, Совет занимается лишь вопросами глобально-земного и галактического масштаба.
Дети с 5—6 лет воспитываются в интернатах.
Детей воспитывают профессиональные Учителя. Работа Учителя является весьма почётной и одной из самых ответственных, к ней допускают только особо отобранных людей; как следствие — всех или почти всех детей удается воспитать высокодуховными людьми с твердыми моральными устоями. Вообще вопрос выбора профессии в Мире Полудня поставлен на строго научную основу. Молодые люди проходят тщательное медико-психологическое обследование, после чего для каждого вырабатываются рекомендации по профессиональным предпочтениям. Ошибка в профориентации считается тяжёлым проступком того, кто выдаёт рекомендации, так как может отрицательно повлиять на судьбу человека («Жук в муравейнике»).
Наиболее необычной характеристикой мира Полудня по сравнению с другими известными фантастическими вселенными является практически полная чуждость ему идей империализма. Ни одна разумная раса мира Полудня не занималась построением галактической империи (альтернативный вариант — республики): ни в двадцать втором веке по летосчислению Земли, ни до этого. Вместо этого они предпочитают держаться у своих родных планет, и лишь самые развитые технологически (люди Земли и, предположительно, Странники) позволяют себе вмешиваться в дела других планет, и только в форме так называемого «прогрессорства» — безвозмездного, тайного и строго дозированного способствования развитию культуры отдельной цивилизации.
***
Мир Полудня — литературный мир, в котором происходят события, описанные братьями Стругацкими в цикле романов, «представительской» книгой которого является «Полдень, XXII век» (от которого и произошло название мира), а последней — «Волны гасят ветер». Несмотря на кажущуюся утопичность вселенной, мир Полудня полон проблем и конфликтов, не чуждых и нашему времени.
 
***
***
***
|
«
