Главная » » Амнезия 07

00:30

Амнезия 07

***

===
7. Классическая Книга Перемен. Язык

Человеку свойственно
интересоваться своей
судьбой в основном в
кризисные моменты, т.е.
когда течение жизни ...
направлено против него
или увлекает против его
воли.

Кэрлот Хуан Эдуардо,
»Словарь Символов»,
статья »Кризис»

Время проходило незаметно. На деревьях появилась листва, во время
одного из апрельских ливней фиолетовая юбка сорвалась на землю и через
некоторое время пропала, будто и не было. Раз в неделю заходил генерал,
напивался и оставался ночевать, сидя на стуле в кухне, как в первый раз.
Поиски его пока не были успешны и временами я вообще сомневался, что он
ведет их, но другого способа достичь желаемого я придумать не смог. В один
из своих визитов генерал принес мне удостоверение Министерства
Безопасности, я оказался старшим консультантом, и у меня был свой кабинет
во внутренней зоне, и своя машина, которой я не пользовался.
В институт ходить не хотелось, я заказывал генералу книги, их
присылали мне на квартиру, я валялся на кровати, читая днями напролет.
Помирился с мамой, она даже приезжала ко мне в гости, привезла чего-то
поесть. Пришлось выкинуть сразу после того, как она уехала - холодильник
забит до отказа, чуть не каждый день приносят что-то новенькое.
Пару раз выбирался из дому - проветриться, но долго гулять не мог -
нервы пошаливали - смотрел по крышам, оглядывался, боялся зайти в темные
подворотни.
От однообразия жизни я совсем потерял счет времени, благо газет не
читал, телевизор сломался после первого же включения, а чинить его не
хотелось.
Иногда позванивал генерал, просто так, без повода, поэтому я ждал
услышать его голос, когда снял трубку в ответ на один из телефонных
звонков.
- Дмитрий Евгеньевич? - голос был мне совершенно незнаком.
- Алло, кто это?
- Мне передали, что Вы ищете меня.
- Кто это говорит?
- Так ищете или нет?
- Ищу.
- Сегодня, в два, на Ваганьковском кладбище. Памятник Шехтелю, знаете?
И один, пожалуйста, без оружия.
- И что, без охраны придете? Целый Фараон - без охраны? Или кладбище
оцепят?
- Я канцлер. Фараон заняты. Болеют.
- Ну хорошо, в два, у Шехтеля.
Все-таки генерал молодец. Не испугался. Мне захотелось похвалить его.
Генерал ответил сдержанно.
- Смирнов слушает.
- Как, новую секретаршу не нашли еще?
- Да первый отдел все никак не утверждает. Дмитрий Евгеньевич, если Вы
поболтать хотите, так лучше чуть позже, хорошо? Я занят сейчас.
- Нет, Генерал, я чтобы поблагодарить. Вы Его все-таки нашли.
- Я Его нашел? Дмитрий Евгеньевич, я Вам признаюсь. Мое дело Вас
сохранять, а не под пули ставить. Я Его и не искал вовсе. Ни к чему это,
суета. Не нужно.
- Ну, значит, это Он меня сам нашел. У меня с Его человеком встреча
через полтора часа.
- Вы уверены, что это Его инициатива, а не этого человека?
- Ну, мне так показалось... - тут я понял, что никакой почвы под этой
уверенностью нет. Если это не наработанный генералом контакт, то инициатива
могла исходить от кого угодно. Впрочем, мне все равно.
- Ни в коем случае не езжайте туда один! Я за Вами машину высылаю.
- Ну, генерал, я ждать не буду, - эти тупые культуристы из отряда
прикрытия меня совсем не вдохновляли.
- Подождите, Дмит...
Позвонил в точное время - часы себе так и не купил. Оказалось, пора
выезжать уже, а то опоздаю, да и с людьми генерала встречаться не хотелось.
Перед выходом все-таки задержался - решил принять душ. Посчитал -
кажется, успею. В министерстве люди не слишком торопятся. А если дело
опасное - тем более.
На стеклянной полке по-прежнему стояла фотография. Приступы стали
приходить гораздо реже, но фотография уже совсем перестала действовать. Уже
выходя из ванной, решился, наконец - скомкал фотокарточку и выкинул в
мусорное ведро. Перед самым выходом, на столике под зеркалом - у меня
теперь было зеркало - выпросил - лежала сашенькина зажигалка. Я подобрал
игрушечный пистолетик в карман чисто машинально, не задумываясь, мне
показалось, что это, несомненно, нужно. Заодно и условие выполнил, и
обманул. Не оружие, конечно, но и не с пустыми руками.
На улице было неожиданно тепло - я пожалел, что не оставил ветровку
дома. Заворачивая за угол, увидел черный мерседес. В машине было
полным-полно народу, не меньше шести человек. Мерседес свернул к моему
подъезду.
»Однако, быстро приехали. Только не для меня эта машина. Я туда все
равно бы не влез. Значит, домашний арест мне полагается...ј
Идти было совсем недалеко - где-то пять автобусных остановок, и я
решил прогуляться.
Кладбище раскинулось больше чем на квартал. Огромный кусок земли в
престижном районе города был занят покойниками, и укрыт сверху огромными
деревьями.
Могила Шехтеля меня разочаровала: большое треугольное надгробие с
отчетливой надписью »Федор Осипович Шехтель, академик архитектурыј. В
низенькой ограде, не напоминающей ничем о том стиле, которому всю жизнь
прослужил Федор Осипович, покоилось все его семейство. Никакого напоминания
про модерн, зато издали все сооружение напоминало пирамиду.
Я сел на низенькую садовую скамейку, почему-то захотелось закурить, я
вытащил зажигалку, но вспомнил, что не курю, и что у меня с собой нет
сигарет. В это время невдалеке грохнул выстрел
Пуля прозвенела совсем рядом, ударилась в надгробие, отбила кусок
камня, отковырнула фрагмент мягкого знака. Я упал на землю, прижимаясь к
ней всем телом, стараясь в нее врасти, спуститься до уровня могил, и от
этого желания становилось жутко. Выстрелили еще раз. И еще. Мне почему-то
показалось, что стрелявший пьян - пули шли вразброд, бессмысленно, совсем
мимо. Вдалеке раздалась трель свистка - полицейский вызывал подмогу.
Я поднялся с земли, и пригибаясь, начал убегать. Выстрелов больше не
было.
»Это что же он, не полиции же испугался, в самом делеј, - подумал я,
петляя среди могил, - " Что-то с ним не так, ей Богу, не так! Что-то у него
с головой.ј
Поняв, что выстрелов больше не будет, я распрямился и решил потратить
некоторое время на прогулку по кладбищу. Я знал, что со мной здесь больше
ничего не случится.
Этот край кладбища был почти заброшен и пуст. Старые памятники местами
уже осыпались, теряя из углублений фотографии на изразце, а местами на
могилах стояли только железные посеребренные кресты. Таблички на крестах
были закрашены, и нельзя было прочитать имен. Там же, где имена были видны,
стояли давние даты захоронений.
Господи, да они все умерли, когда меня и на свете не было! Что они
знали о том, что такое жизнь сейчас? Впрочем, этот вопрос равносилен
вопросу о том, что они видели наперед. Да ничего. Вот, например, Ефим
Григорьевич Оппельгаузен, 1903-1966, захотелось добавить почему-то строку
из свидетельства о смерти: »Отек легких». Что он успел увидеть? Что ему это
было - жизнь?..
А откуда это - Отек Легких? С чего это я взял? Тут передо мной
открылось то неисчислимое множество дорог к смерти, которое наполняло это
кладбище. Все эти сердечные приступы, бандитские нападения, авиа- и
автокатастрофы, все это встало передо мной, как картинка чудесного и
страшного калейдоскопа. В этой хаотической картинке я мог разобраться и
вычленить тот эпизод, который мне был нужен.
Углубившись в свои видения, я чуть было не сбил с ног бабушку, стоящую
у относительно недавней могилы. Извинился.
- Господи, какой молодой! Что же это приключилось-то? - праздно
любопытствовала старушка, качая головой.
Парню было двадцать два года. »Не успел ничего,ј - подумал я и
ответил:
- Маньяк в лифте зарезал, - я комментировал без напряжения, - Три
ножевых ранения. Два смертельных.
- Вот беда-то какая! - охнула старушка, еще больше расстраиваясь, -
Вот времена-то пошли! А вы родственник, или как?
- Очень дальний, - ответил я и пошел дальше. Подумал немножко,
обернулся, - А Вы, бабушка, с газом поосторожней, - все равно мне было
абсолютно ясно, что не она, так ее соседи допустят эту оплошность.
Случайная искра, и бабушка погибнет.
- Ох, милый, я бы и рада, да все склероз, проклятый, - заохала
бабушка, не осознав еще нереальности моего совета.
Я не стал ждать момента прозрения и поспешил уйти.
Я попытался найти систему в своем путешествии по кладбищу, и не смог.
Неожиданно открывшийся мне дар принес долгожданное оправдание моей болезни,
но пугал неизмеримо.
Я понял, что в своем предвидении могу заглянуть и в себя самого. После
минутного колебания, любопытство одолело. Я вгляделся в черноту. Эта
чернота оказалась разбитой на параллельные, почти параллельные дорожки. На
самом деле, дорожка была одна, она скручивалась к центру черного блестящего
диска, по углублению скользила игла. Музыки не было, потому что сбитая
дорожка дергала иглу и та соскакивала на предыдущий, уже пройденный этап,
стараясь честно исполнить свой долг, повторяла кусок мотива, и снова
соскакивала в начало. Больше ничего не было. Я настраивал глубину, но
ничего больше рассмотреть не мог. Повтор. Опять повтор.
Бред какой-то. Граммофонная смерть, что ли? Смерть от граммофона?
А может быть, все дело в повторении. Может быть, там что-то
завязано... Вообще, нужно повторяться. Вместе с повторением все кончается.
Там, где начинается повторение - есть место для традиции. А там, где есть
традиция - там нет места новому. Ну, а там, где нет места новому - там
смерть.
Ерунда какая-то!!! Почему я в деталях могу себе представить уже
свершившиеся дороги к смерти, и еще не свершившиеся, а своя дорога от меня
так скрыта, что понять я ее не могу?! Это туфта какая-то, а не дар.
Впрочем, может быть, утрясется еще. Ведь и часа не прошло.
Становилось скучно. Я не видел ничего, кроме стандартных памятников,
заказанных в местной гранитной мастерской. Или не хотел видеть. Поэтому я
даже вздрогнул от неожиданности, заметив четырехметровый шпиль огромной
могилы.
На стелле была высечена только дата: 18 мая 1896 года. Мне не хотелось
рассматривать этот памятник своим новоприобретенным зрением - мне все еще
было страшно. Я хотел найти рациональные объяснения такому
многозначительному надгробию - каменный шпиль был раза в два выше всех
памятников в окрестности. Что там у них случилось такое 18 мая, о чем
каждый должен знать? Что это, такое очевидное?
Позади памятника, у самого подножья, на коленях стоял седой человек в
поношенном синем костюме, и поправлял масляной краской надпись на цементном
цоколе: »Жертвам коронацииј. Он писал так старательно, что даже, как
ребенок, высунул язык.
Заметив, что я наблюдаю за его работой, отвлекся, привстал,
здороваясь:
- Добрый день, милый человек!
- Добрый день, дедушка... А Вы здесь, что, работаете?
- Ну... - ему хотелось поговорить, - Так... Живу почти. Это кому как.
Кто - на решетках, около метро, знаешь? А я здесь. С покойниками все
спокойнее.
- Спокойнее???
- Ну конечно, а как же! Они же из гробов не встают! Это сказки. А
мафия - она никого не боится, только покойников... И потом, я же на свежих
могилах не сплю, я все больше на старых. А из старых воровать вроде как
нечего. А потом, от покойников теплее, чем от живых - покойникам тепло уже
не нужно, они его наверх отдают, а я тут как тут.
- А здесь ты чего делаешь, дедушка? - я кивнул на незавершенную
работу. Краска быстро подсыхала, - Как тебя, кстати, по имени-отчеству?
- Меня-то? Я уж и забыл, когда меня по батюшке в последний раз звали.
Тимофей я. А тут я восстанавливаю историческую справедливость, так сказать.
Бросаю вызов времени, позабывшему своих мертвецов. Вот.
- Красиво говоришь. Ты кем был-то? В прошлой жизни.
- Сторожем. В библиотеке.
- Это заметно. А памятник-то кому?
- А ты мне нравишься, - старик поправил сваливающиеся штаны, -
Молодой, правда, но это все проходит. Вот я и говорю - время как оно
распоряжается. Спроси у кого каких-нибудь семьдесят лет назад: что, мол, за
памятник - на смех бы подняли, ей Богу. А теперь... Молодость, молодость...
А что, на бутылку дашь?
- А почему бы не дать... - я достал кошелек, отсчитал денег на бутылку
шведской водки, - Держи.
- Ой, - испугался Тимофей, - да тут не на одну...
- Ты чего пьешь-то? Дрянь всякую небось.
- Мне нравится. Я клинскую люблю. - Тимофей спешно убирал банку с
краской и кисточку в прозрачный целлофановый пакет, - Покойники со мной
теплом, конечно, делятся, но с бутылкой завсегда теплее. А с двумя - и
подавно... А памятник этот поставлен в честь невинно убиенных во время
раздачи царских подарков. Когда последнего царя короновали, он, видишь ли,
решил подарки бесплатные народу раздать. Хотел, чтобы запомнили. Ну, его и
запомнили. Народу в давке перемерло две тысячи человек. Сестру моей бабки
тоже задавило.
- И что, ты помнишь ее? - удивился я его долголетию.
- Нет, ты что! Меня и в помине не было!
- А что же красишь?
- А мне платят - я и крашу. Прирабатываю. Пойдем. Если хочешь -
кладбище покажу.
- Ну пошли.
- Да, а с невинно убиенными тут вообще все в порядке. Детей маленьких
во множестве. Потом, эти трое, ну, под танками погибли - вот ведь! - уже не
помню как зовут... Беда, да и только! Вот, сам на молодых сетую, а ничем не
лучше ведь - все забывать стал. Раньше как бывало - проведешь какого-нибудь
провинциала, все ему покажешь, все расскажешь. А теперь половину имен
позабывал. И верно - к чему они теперь?
- Ну, Тимофей, погорячился ведь...
- Ну, погорячился. Но вот молодежь-то нынче так ведь и думает. Вон,
вон, смотри, видишь, могилка с пропеллером.
Действительно, над могилой был водружен пропеллер. Я увидел, что двое
лежавших в ней человек погибли во время авиакатастрофы.
- Сорок первый год, оборона Москвы. Пропеллер весь прогнил, я красил
на прошлой неделе. Не нужны видишь, никому... Теперь миротворцы в почете.
Политика...
- Ну, Тимофей, это от нас не зависит...
- Нет, милый человек, это все в голове нашей. Еще как зависит. Хочешь,
я тебе братские могилы покажу... Так несоглашенцы их до блеска блюдут,
пальцами полируют... А миротворцы - они и так в почете, им теперь память
навечная. Я как считаю - только у знаменитых могилы могут брошенные быть. У
них и так - везде могила... Там, или в книжках, ежели ты писатель, или в
фильму, как в могилу положен, ежели актер. Им памятники ни к чему. А вон,
еще смотри, полковнику пирамиду поставили. Странное дело, словно нехристь
какая! Он то ли в автокатастрофе погиб, то ли еще как, не помню, мне
говорили, а я забыл.
На цементной пирамиде, довольно нелепой, кривоватой, метра полтора
высотой, была прилеплена металлическая табличка:
ј Полковник Петр Леонидович Махрусенко. 1929 - 1969.ј
Ниже, около подножия кто-то нацарапал гвоздем по цементу, неровно:
»ФАРАОНј
- Вот ведь изверги, - заметил надпись Тимофей, - и когда успели,
подлецы! Надо будет подтесать. Глядишь, чего и перепадет.
- Ты смотри, не перестарайся, - спокойно ответил я, постигая тайну
смерти полковника. Полковник действительно погиб в автокатастрофе. Авария
не была случайной. Странное разрушение коленчатого вала, не бывает таких
аварий обычно. Мне стало понятно, как мой отец оторвался от
преследователей, - Он ведь и вправду Фараон.
- А что, менты, они не люди, что ли? - не понял Тимофей, - Такие же,
как мы с тобой, человеки!.. А вон там, посмотри... - он занес руку,
собираясь что-то показать, но кого-то заметил вдалеке.
Я проследил за его замершей рукой, и увидел, что по тропинке идет
рабочий с лопатой на плече. Рабочий помахал Тимофею рукой.
- Ты извини, милый человек, - осекся Тимофей, - На кладбище ведь как:
ты пришел - и ушел. А мне тут жить. Вон мастер в помощь зовет - я побегу.
Прощай.
- Ну прощай, Тимофей. Тебе еще денег дать?
- С одной стороны - хорошо, конечно. Но ведь тогда мне и уйти
неудобно. Так что не надо лучше. Прощай, - Тимофей снова подтянул
обвисающие брюки, и побежал к мастеровому.
Я побрел дальше, машинально считывая имена и даты.
Навстречу мне прошел дедушка Тимофей, оживленно что-то обсуждая с
мастеровым. Проходя мимо, Тимофей виновато поглядел на меня и вдруг
улыбнулся.
Через пару минут бесцельного странствия, я увидел могилу, над которой,
видимо, только что потрудился мастеровой.
Свежая земля лежала высокой горкой, загораживая часть дорожки.
»А ведь вот здесь ему и лежать,ј - осенило меня.
Я думал о человеке, который хотел меня убить. Я еще не знал, как он
выглядит, но чувствовал, что здесь, в этой прямоугольной яме с аккуратными
краями, ему придется успокоиться.
Старый железный крест был снят со своего прежнего места и аккуратно
прислонен к оградке. И вообще, вся могила была очень аккуратной,
ровненькой, как заправленная солдатская койка.
Воспоминание об армии вывело меня из себя, мне захотелось бросить все,
снова залечь на постель и читать книги. Что мне еще здесь нужно? Что я еще
умею? Дома строить меня еще не научили, воевать я не научился сам, все эти
методы ведения боя... В городе куда не шло, но в лесу... Да я и в трех
соснах заблужусь.
Тут я увидел, что дальше дороги мне нет: чугунные ограды плотно
обступали меня, не давая пройти. Мне нужно было либо лезть через ограды,
либо ступать на могилы, что было еще страшнее. Я повернулся назад, и понял,
что тропинка, по которой я попал сюда, потеряна. Кладбище не отпускало,
вставая вокруг меня непреодолимым препятствием, зазывая в постоянные
обитатели. Я с трудом сдержался от того, чтобы не закричать. Не разбирая
пути, чуть не разорвав рубашку об ограду, я продрался к широкой тропе, и
поспешил к выходу с кладбища.
Однако оказалось, что шел я совсем в другом направлении, и через
несколько минут, я увидел в проломе забора железнодорожные пути.
Я знал это место. За разъездом виднелись жестяные крыши кооперативных
гаражей, а за ними, я это точно знал, можно было найти станцию метро. Здесь
совсем неподалеку жил мой приятель, у которого я иногда гостил и пил пиво.
Он эмигрировал год назад, и сейчас пил пиво на Островах.
Я перебрался через неглубокий овраг, в котором бежала вода, стекающая
со всего кладбища, и вышел на пути. Жестяная табличка на столбе
предупреждала о недозволенности прогулок по путям. Ну что ж, буду нарушать.
Невдалеке, привязанная к оранжевой пожарной железнодорожной цистерне,
сидела черная сторожевая псина. Заметив пришельца, собака рванулась,
залаяла, рванулась еще раз. Ржавая цепь не выдержала, порвалась, и собака
бросилась ко мне. Пес лаял и в лае разбрызгивал слюну.
»Черт, уж не бешеный ли?ј - подумал я, и бросился бежать. Нужно было
попадать на шпалы, чтобы не запутаться в щебне, и не зацепиться за рельс.
Собака недолго гналась за мной, но потом отстала, недовольно рявкая.
Вышедший из служебного вагончика пожарник, с любопытством наблюдал за мной,
видимо, он хотел узнать, догонит меня пес или нет. Убедившись, что пес не
хочет продолжать погоню, он крикнул:
- Шериф!!! - собака обернулась, а я замер, ожидая следующего слова.
Кто знает, может, он ее нарушителями кормит, - Ко мне, Шериф!
Я облегченно вздохнул, нашел новую тропинку, и вновь пошел к гаражам.
Впереди меня шли двое здоровых парней, лениво переговариваясь.
Слева загудел локомотив, и парни остановились, пережидая товарняк,
который на малой скорости маневровый паровоз вел на горку расформировывать.
Я сел на горячую от солнца кучу железобетонных шпал, и почувствовал
всем телом, как под колесами товарняка содрогается земля.
»Интересно, а до кладбища это докатывается? И если да, то каково там
покойникам?ј
Парни лениво направились ко мне.
- Вот что, пацан, - сказал мне тот, что повыше, - Сейчас ты пойдешь с
нами.
- И это, лучше не дергайся, - добавил белобрысый, показывая мне
пистолет. Пистолет был настоящий. Не зажигалка, - Мы за хозяина глотку
перегрызем.
Мне стало нехорошо.
- Ребята, а вы меня ни с кем не перепутали?
- Я тебе сейчас перепутаю! - без угрозы сказал высокий, надвинулся на
меня и собрался сунуть кулак под ребра.
- В два, у Шехтеля? - уточнил белобрысый. Я машинально кивнул, и он
стал останавливать напарника, - Рыжий, ты чего, сказано же: доставить
целым.
- Я этого не понимаю - чего хозяину мараться? Я бы ему сам голову
свернул. Легко.
- Так-то так, да ведь приказ.
- Ну пойдем...
Ребята подхватили меня под руки, и повели куда-то через гаражи.
Между гаражами была грунтовая дорога, и поднятая пыль совершенно
испачкала мне ботинки - мне почему-то хотелось смотреть только под ноги.
Боевики были хорошо накачаны, и я чувствовал, как у высокого под рубахой
перекатывается бицепс.
Потом мы стали спускаться в метро.
- Ну, ребята, это не фокус, я и сам сюда идти хотел.
- Заткнись, - белобрысый ласково сжал мою руку. Нежно, до боли.
Захотелось закричать, - Метро-то в метро, только куда - это вопрос.
Мы втроем протолкались мимо контролера, причем ребятки и за меня
показали какое-то удостоверение.
- Вот что, - уже на платформе сказал белобрысый, - Сейчас поедешь
один. До станции »Площадь Мирај. Тебя там встретят. Понял? - последнее
слово он прокричал мне в ухо - подъезжал поезд.
Высокий наклонился ко мне и по-прежнему ласковым тоном, сказал:
- И если ты, гнида персидская, попробуешь туда не доехать, мы тебя из
под земли достанем...
- Лом, брось ты, тебе же шеф только час назад сказал - приедет, никуда
не денется, - Шеф в таких делах не ошибается. Сказал - доедет, значит
доедет. К переезду-то он вышел! - и они втолкнули меня в вагон.
Вагон был пуст.
Двери закрылись, и поезд поехал.

***

Источники :

http://read.newlibrary.ru/read/nikitin_anton/page0/amnezija.html

https://bookscafe.net/read/nikitin_anton-amneziya-241439.html

http://lib.web-malina.com/getbook.php?bid=3463

https://www.rulit.me/books/amneziya-read-115074-1.html

https://readli.net/chitat-online/?b=91477&pg=1

http://book.plib.ru/read/l1/9031.html

***

Амнезия

Автор:	Антон Борисович Никитин
Жанр:	Научная фантастика

===

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***

...

Председатель.
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньи
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек.
Да будет так!

(Все пьют молча.)

Председатель.
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам, уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери (поет).

Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, -
Тихо все - одно кладбище
Не пустеет, не молчит -

Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их.
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой.

Если ранняя могила
Суждена моей весне -
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, -
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей;
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье.
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах;
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах!

Председатель.
Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж видно
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне
Унылой и приятной.... нет! ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

...

***