Главная » » Бои 027

22:19

Бои 027

***

===

ГЛАВА 31

Вопреки распространенному мнению, отнюдь не все учреждения высокого
ранга располагались в новых многоэтажных зданиях, гранитам и мрамором,
вроде тех, что возвысились недавно на Охотном Ряду, Фрунзенской площади
и на улице Горького/
Наркомату Шестакова достался длинный трижды изломанный на своем
протяжении трехэтажныи дом отвечающем своему названию Кривоколенном
переулке, большую часть которого он и составлял. Довольно удобный, со
следами былой роскоши внутри, снаружи он не производил солидного
впечатления.
Если бы не красная с золотом вывеска над парадным входом, случайный
прохожий и не заподозрил бы, что за грязно-бурыми стенами и не слишком
чистыми оконными стеклами творятся дела большой государственной
важности. -
Шестаков, не желая нарваться случайно на бывшего подчиненного, да
наделенного вдобавок чрезмерной зрительной памятью, расстался с
лейтенантом на углу Чистопрудного бульвара.
Завечерело в этот день даже раньше, чем обычно, слишком плотный
слой облаков накрыл город, и уже в начале четвертого наступили бледные
еще, серовато-голубые, вызывающие тоску и тревогу сумерки.
Независимо от реальных обстоятельств бывают в природе какие-то
собственные биоритмы, определяющие настроение человека.
Все вроде у тебя хорошо, ты понимаешь это, а все равно - сидишь,
допустим, с поднятым воротником плаща на чугунной оградке напротив
"Националя", куришь, прикрыв согнутой ладонью сигарету от мелкого
моросящего дождика, слушаешь музыку, доносящуюся из приоткрытых окон
ресторана, наблюдаешь коловращение жизни и тоскуешь просто так. И даже
наслаждаешься этой сладкой тоской, вспоминая не встреченную девушку с
глазами как звездные сапфиры.
Сейчас, впрочем, обстановка была совсем другой, но все же...
А небо вдобавок за крышами высоких старинных, домов, отгородивших
переулок от улицы Кирова и площади Дзержинского, сумело вдруг зажечься
закатным, томительным желто-малиновым светом, отчего вообще стало совсем
тошно.
- Николай Александрович, - сказал Шестаков, - вы там поаккуратнее,
пожалуйста, не забывайте, что мы с вами минеры. Сделайте все "от и до",
без малейшей самодеятельности.
- Как в форте "Павел"? С нашим удовольствием. Только не думайте,
что некие привходящие обстоятельства позволяют вам указывать мне на
стиль и методы моего поведения.
Шестаков не понял, что произошло с товарищем, отчего он вдруг
встопорщился, как испуганный лисицей на лесной тропинке еж. Неужели
оттого, что, перенастроившись на новую реальность, вспомнил и о разнице
в возрасте... и званиях между ними?
- Да я и не собираюсь. Просто имейте с виду, что вы в данный момент
плотник из Кировского коммунхоза, вызвал вас начальник АХО наркомата
Владимир Иванович Комаров, задание - подтесать косяки плохо
закрывающихся дверей (и это была чистая правда, такое поручение сам он
давал, когда не сумел затворить разбухшую от осенней сырости форточку).
На третьем этаже пройдете мимо моего кабинета, там на двери
табличка: "Приемная", за ней тамбурок секретарши, справа нечто вроде
глухого шкафа, а когда его откроете - уже настоящая дверь моего
кабинета. Мельком взгляните, что там и как. А остальное знаете. Даже
если вохровец за вами следом ходить будет, то, что положено, без проблем
исполнить можно. Договорились.
Подумал вдруг немножко бывший нарком и сказал, приостановившись
возле кривого, перегнувшегося через ограду до середины переулка дерева:
- Вс° будет хорошо. Безусловно. Но если вы сейчас начнете
воображать нечто, то можно и сорваться. Поэтому забудьте о гоноре и
работайте на команду. А то как бы не вышло наперекос. Я вам совершение
все рассказал, и, пожалуйста, удерживайтесь в этих пределах Вы -
плотник, хорошо информированный, приближенный к власти - но только
плотник!
Власьев, словно бы опомнившись - что это на него нашло, - покивал,
соглашаясь, глубоко вздохнув и пошел к главному входу наркомата.

За дверью, в просторном вестибюле, из которой" вверх вела широкой и
пологой дугой чугунная лестница с отполированными за полсотни лет
десятками тысяч ног ступенями, а прямой направо простирались длинные,
погруженные в полумрак сводчатые коридоры, Власьева остановил вахтер.
- Куда эт ты направился? Не положено. Попуск предъявь!
Власьев с такими представителями власти обращаться умел.
- Какой тебе еще пропуск? Я из ХОЗО Совнаркома сюда направлен. К
товарищу Комарову лично. Ведены рамы и двери на третьем этаже
пристрогать. Вот и зови этого Комарова. А мне что? Не пускай, я и уйду.
Сам разбирайся. Только фамилие твое как?
Вахтеру тоже было совершенно наплевать на здешние правила. Ему
ведено было спрашивать пропуск, отсиживая свои девять часов за триста
рублей в месяц к кое-какой паек, они спрашивал. А раз посетитель
называет фамилию его непосредственного начальника - завхоза, да еще и за
горло начинает брать, так и пошел бы он! В буквальном смысле.
- Чего тебе мое фамилие? Звали, так и иди. Только ты это, браток, -
сказал Власьеву после того, как он протянул ему портсигар с дешевыми
папиросами вахтер, мужик на шестом десятке лет, с изможденным, то ли
язвенным, то ли геморроидальным лицом, - ты уж там громко не стучи, если
можно. Народ, они же сотрудники, многие по кабинетам придре сывают,
которым идти домой далеко. Тоже ведь пожалеть нужно. Вроде и чиновники,
по-старому говоря с а жизня у них много более собачья, чем... Ну, сам
знаешь, когда- Еще и увозят их то и дело.
Вахтер сокрушенно покачал головой.
- Вот и самого недавно.
- Которого? - не понял Власьев.
- Так наркома же. Был-был, невредный, я тебе скажу, а потом вдруг
нету, и печать на дверь повесили. Это значит что?
- Да откуда я знаю - что? Их дела. Что затеяли, то и имеют. А я,
значит, пошел. Мне тоже работу сделать, а потом аж на Нижние Котлы
добираться. На казенной машине, чай, не отвезут.
Работа Власьеву предстояла несложная. В конце длиннейшего, чуть ли
не в полверсты, коридора располагалась туалетная комната на шесть
кабинок и курительная при ней, неистребимо пропахшая хлоркой и
прогорклым табачным дымом.
Всего и дел, что отковырнуть стамеской окаменевшую замазку двойных
оконных рам, выглянуть в глухой внутренний двор, огражденный с трех
сторон высокими брандмауэрами доходных домов, а с четвертой - выходивший
к обставленной мусорными ящиками подворотне на Банковский переулок, из
которого, в свою очередь, можно было выйти и на улицу Кирова, ив
путаницу здешних переулков, пристойных средневековой Бухаре, и на Чистые
пруды тоже.
Перегнувшись через подоконник, Власьев заколотил молотком массивный
изогнутый костыль в щель между брусками тесаного камня рядом с окном,
затянул вокруг него конец веревки надежным рифовым узлом, остальной
моток сбросил вниз. Здесь ее и днем трудно было бы заметить, а уж
сумрачным вечером, желтоватую на грязно-буром.
Сделав главное дело, поширкав, для убедительности и на случай чего,
рубанком по косякам двери здесь и в женском клозете напротив, загребя
ногой небрежно стружки к стене, Власьев быстро поднялся по боковой
лестнице на третий этаж, где и располагался кабинет наркома Шестакова.
Там тоже было почти пусто, только в эркере на пересечении двух коридоров
курили и о чем-то оживленно беседовали трое мужчин обыкновенного облика
советских служащих, пренебрегающих специально отведенным для этого
местом.
Старший лейтенант мгновенно напрягся. Не есть ли это засада
чекистов? Во внутреннем кармане пальто у него имелся привычный "наган",
но успеет ли он его выхватить, если потребуется?
Однако чиновники не обратили на него совершенно никакого внимания.
Ну, плотники плотник, пусть ходит, если нужно. Лишь бы не подслушивал, о
чем они на досуге разговорились невзначай.
Приемная наркома, которую нельзя было спутать ни с каким другим
кабинетом из-за ее высоких двойных дверей, была приоткрыта. Власьев и в
нее вошел по-хозяйски, якобы осматривая подлежащие ремонту объекты.
Секретарши на месте, разумеется, не было, пишущая машинка на столе
прикрыта черным фанерным кожухом, а на двери тамбура, непосредственно
ведущего в наркомовский кабинет, скромно свисала на веревочке сургучная
печать.
Снять ее, в случае необходимости, а потом пристроить на место без
всяких следов вмешательства, ничего не стойло, Власьев убедился в этом
за пару секунд, стоило лишь приподнять печать и взглянуть на нее сзади.
Осмотрел все, что требовалось, и спустился вниз.
- Че эт ты так быстро? - удивился вахтер.
- Да там и работы-то, - махнул рукой Власьев, Стоило и звать. Любой
дурак с рубанком за десять минут бы управился. А то надо же, шум подняли
- езжай в наркомат" вызывают, двери перекошены, окна не закрываются.
Тьфу, - Власьев очень натурально сплюнул и снова достал папиросы.
- Непременно - нового начальника ждут. Кто его знает, какой
окажется. Может, как раз из-за кривых дверей и раскричится. - Вахтер еще
подумал, стоит ли откровенничать с малознакомым, и все же сказал не в
силах удержаться: - Они-то, наркомы, думаешь, чем лучше нас с тобой?
Тоже. Сам небось то плотником был, а то лекальщиком, вот и замечает
поперед всего, что ему по старой специальности известно. Я их столько
пересмотрел, начальничков-то.
На том и распались два русских человека, с разных полюсов, но
одинаково оценивающие нынешнюю власть.
Шестаков ждал Власьева, уже несколько нервно прогуливаясь по узкой,
протоптанной среди сугробов дорожке между станцией метро и собственно
Чистым прудом.
Теперь начиналась его сольная партия. Да и не Шестакова даже, он
все отчетливее это понимал, с все той же новой личности, которой он с
охотою подчинялся, пытаясь лишь понять, диалектический ли переход;
количества в качество с ним случился с или, может быть, имеет место не
философский, а чисто медицинский случай. И что примечательно, ощущение в
себе одной ипостаси, которая умеет и может делать то, что он всегда и
сам бы хотел, но или не решался или ну просто не получалось, радовало
бывшего наркома.
Власьев, по диспозиции, отправился "домой", с Шестаков, одетый в
свое единственное штатское пальто, длинное, драповое, с широким
каракулевым воротником и такую же шапку пирожком, додающими его похожим
на заслуженного артиста, или члена Союза писателей, не спеша пошел к
стоянке такси возле Красных Ворот.
По дороге заглянул в небольшой, но чистый ресторанчик на
Тургеневской. Выпил в буфете рюмки водки, закусил балычком. Не потому,
что хотелось выпить, а чтобы запах был, без чего убедительно не сыграть
предстоящую роль.
На стоянке, среди многих машин, почти что тщетно ждущих пассажиров,
выбрал длинный кремовый "ЗИС101". Такие машины, как говорили - по
личному приказу товарища Сталина выпустили на улицы, чтобы каждый
трудящийся видел - коммунизм на подходе, и будь ты хоть гнилой
интеллигент, хоть слесарь с завода "Шарикоподшипник" - можешь сесть в
эту машину и не хуже члена правительства прокатиться по столице первого
в мире и так далее.
Правда, цена слегка кусалась. Два рубля километр, от Каланчевки до
Калужской - два червонца. Тому же слесарю неделю кормиться в заводской
столовой. Выбирай, браток-гегемон! '
Шестаков сел, по начальственной привычке, на переднее сиденье, хотя
правильнее было бы на заднее- Раз уж он изображает лицо свободной
профессии. Со сложным чувством ощутил знакомые запахи свежей нитрокраски
и кожи сидений. Машина была явно новая, недавно с завода.
Слегка утрируя состояние приятного, легкого опьянения, того, что
называется "подшофе", вполне естественного для благополучного и далекого
от повседневных жизненных проблем человека, Шестаков неторопливо
раскурил папиросу и лишь потом сказал:
- В Лаврушинский. Ну, ты э-э, знаешь, наверное?
- К кооперативному дому, что ли? - догадался таксист, которому
наверняка приходилось туда возить клиентов неоднократно.
- Туда, туда. - И удобно откинулся на спинку, приготовившись
барственно созерцать из окна зимние московские пейзажи.
С таксистом он расплатился не скупясь, вместо отбитых счетчиком
девяти с полтиной - тридцаткой, и, прощаясь, процедил, имитируя манеру
советского графа с писателя А.Н. Толстого:
- Благодарю, уважаемый, хорошо довез. Рад бы с тобой и впредь.
- Да это всегда пожалуйста. Заранее можете в парк звонить. На какое
угодно время и место. Только предупреждайте диспетчера - обязательно,
чтобы Слесарева Сергея прислали, а то, мол, жалобу сразу директору парка
нарисую. Они этого ой как не любят, сделают в лучшем виде. Если выходной
буду, тогда конечно, так: я по понедельникам всегда выходной, а смены. -
С утра звоните, я в любую смену выйду, если что,
- Хорошо, хорошо, - прервал он словоохотливого таксиста. - Сегодня
как раз и пригодишься. Сможешь ровно к полуночи сюда же подъехать? Мне
на вокзал нужно будет,
- Обязательно и с нашим удовольствием. Секунду в секунду буду.
Может, наверх с подняться, вещички поднести?
- Этого не надо, я налегке. Ну, до встречи, Сергей э-э? - Да Сергей
просто, чего там, какие наши годы, Лет ему на вид было далеко уже за
тридцать, но уж тут хозяин-барин.
- А вас как величать прикажете?
- Валентин Петрович. Может слышал - Катаев. "Белеет парус одинокий"
книжка у меня есть.
- Ну, как же, - восхитился таксист. - Пацан мой зачитывается. Петя
там у вас и Гаврик. Ну, ребятам расскажу.

***

===

ГЛАВА 32

Для последнего боя Шестаков и Власьев в очередной раз переоделись,
чтобы чувствовать себя легко и свободно, в наркомовские галифе и
гимнастерки. Сапоги они тоже носили одного размера, только Власьеву
пришлись впору вещи старенькие тех времен, когда Шестаков не приобрел
еще нынешней дородности. Впрочем, как уже отмечалось женой, Григорий
Петрович за последнюю неделю заметно стал поподжарее, и ремень пришлось
застегивать на другие дырки.
Поверх полувоенной одежды Шестаков накинул то же самое барское
пальто, а Власьев ограничился короткой кожаной курткой.
- Ну а теперь сверим часы, есть такая народная примета перед
опасным делом, - пошутил Власьев. - Я, значит, жду вас ровно в два
ноль-ноль в известном дворе, под окном. Постарайтесь не задерживаться,
сами знаете; каково ждать в такой ситуации.
- Договоримся так. Ждете до трех. Если я не появляюсь - действуйте
по обстановке. Второе контрольное время - с трех до шести здесь. Третья
- завтра с двенадцати до четырнадцати в зал с ожидания Ленинградского
вокзала. Ну а уж если что, - Шестаков усмехнулся мрачновато. - Либо у
вас на кордоне свидеться удастся, либо... Вы уж тогда о моих
позаботьтесь, как сумеете.
Власьев не стал говорить почти обязательных в подобном случае слов:
"типун вам на язык", "да о чем вы, вс° будет хорошо" и т.п. Он просто
кивнул молча и только на пороге уже, пожав товарищу руку, буркнул
коротко: - Но вы все же постарайтесь не опаздывать.
Таксист не подвел, не успел Шестаков выкурить первую папиросу на
ступеньках писательского подъезда, как в конце переулка вспыхнули яркие
фары, послышался мягкий гул мотора, и к краю тротуара подплыл длинный
зализанный силуэт машины, будто адмиральский катер к трапу линкора:
Садясь по-прежнему на переднее сиденье. Шестаков щелкнул крышкой
часов.
- Молодец, секунда в - секунду подъехал. Теперь можно и не спешить,
до поезда времени с запасом.
Ехали сначала по набережной, потом через Большой Каменный мост. На
Боровицкой площади Слесарев неожиданно свернул налево, в узкую улицу
Фрунзе.
- Здесь поближе будет и посвободнее, с ни светофоров, ни ОРУДа, -
пояснил шоф°ру н с дожидаясь вопроса, отчего не через Манеж и улицу
Горького они едут. - Вам все равно а мне еще в парк ехать, потом домой
добираться, я и так специально на два часа после конца смены задержался.
Шестаков намек понял, но думал он сейчас не о том, сколько чаевых
заслуживает Сергей за свою: самоотверженность.
Пожалуй, так действительно лучше для его планов. Где-то за Красной
Пресней, на углу одного из безлюдных и темных переулков вдоль Большой
Грузинской, он попросил шофера остановиться.
- Есть. Ай, забыли что?
- Да нет, не забыл, - ответил Шестаков, вытаскивая из кармана
пистолет. - Ты, главное, не нервничай, - длинный и тонкий ствол
"Вальтера" уперся таксисту в бок.
- Что? Что такое? - не сразу понял происходящее Слесарев, которому,
наверное, еще не приходилось сталкиваться с грабителями и налетчиками,
которых в тогдашней Москве было никакие меньше, чем в нынешней, только
вели они себя потише и власти поступали сними куда беспощаднее.
"Десятки" и "вышки" раздавали только так, без оглядки на адвокатов и
"презумпции невиновности". Тогда суду достаточно, было одного-двух
свидетельских показаний, а "царицу доказательств" добывать тоже умели.
Хорошо это или плохо - другой вопрос. ...
- Тут такое дело, браток Сережа, - мягко и ласково отвечал шоферу
Шестаков, в очередной раз не переставая поражаться многосторонности
своих актерских данных. - Или ты сегодня очень прилично заработаешь, так
что и без всякой сберкассы на то вон хватит. - Он указал тем же
пистолетом на к случаю подвернувшийся рекламный щит, освещенный уличным
фонарем. Там до ушей улыбался здоровенный рабочий, по виду - шахтер,
приобнявший за плечи столь же лучезарную подругу на фоне сочинской
набережной. Пожарно-красный текст гласил: "В сберкассе денег накопил -
путевку на курорт купил!" - Или все может совсем наоборот получиться. Я
человек серьезный, деловой, мокруху не люблю. И ты меня к этому не
вынуждай.
- Как, чего, о чем это вы? - испуг шофера был ненаигранный.
Трусоват он оказался, даже как-то неприлично для разбитного московского
таксиста.
- Да ничего, ничего. Сейчас ты выйдешь из машины и пойдешь, куда
нравится. Чтоб не скучно было - на тебе для начала сотню. В ресторане
можешь посидеть или девочку возьми на вокзале, время-то и пройдет. А
часика так в четыре заберешь свою телегу, ну хоть на углу 1-й Брестской.
Без обмана. У тебя зарплата сколько?
- В-восемьсот.
- Охота же за такое - по двенадцать часов спину гнуть, - хохотнул
Шестаков. - А план? В день?
- Четыреста.
- Вот тут в ящике найдешь две тысячи. И свободен. Только не вздумай
легавым настучать. - Шестаков теперь уже чувствительно ткнул его стволом
в бок. - Тебя найти - плевое дело. Парк знаю, фамилию знаю, домашний
адрес выяснить - что два пальца. А если я по твоей наводке сгорю - мои
ребята тебя на ремешки порежут. Тупыми перьями, имей в виду.
Вот если машины на месте вовремя не окажется - тогда беги в
легавку, заявляй. Мол, повез клиента, а он тебя кастетом по башке и в
сугроб выбросил за окружной дорогой. Пока очнулся, пока до телефона
добрался. Отмажешься только так.
Таксист вдруг приободрился, осмелел, даже запел дребезжащим
тенорком, но отнюдь не лишенным слуха:
- Деньги советские, ровными пачками, с полок глядели на нас.
- Молодец, - одобрительно кивнул Шестаков, - молодец. Боишься, а
форс держишь. И меня боишься, что обману, и легавых боишься. Ладно, чтоб
знал: дело имеешь с самим Пантелеевым. На тебе сразу кусок. Он отсчитал
не спеша шоферу тысячу. - Те две, что обещал, тут и будут, - похлопал
ладонью по крышке перчаточного ящика. - Начинаешь прилично жить, фраер,
поимей это в виду. Понравится - все впереди. Так что будь умничкой. Ну,
бывай.
Шестаков подождал, пока Слесарев откроет дверку, и дружески толкнул
его в плечо. Но так, что тот почти вылетел из машины.
Пересел на его место и плавно, аккуратно тронулся. Ему неприятности
с милиционерами, носящими на рукавах ромбическую нашивку "ОРУД", сегодня
были не нужны.
Через полчаса Шестаков стоял чуть ниже поворота с улицы
Дзержинского на Кузнецкий Мост, прямо напротив дверей приемной НКВД, от
которых тянулась тоскливая, мрачная, чем-то для человека, сведущего в
мифологии, даже похожая на очередь к вратам Аида лента на удивление
хорошо одетых женщин. Что разительно отличало ее от очередей за хлебом.
(Да сколько же он вдруг увидел самых разных очередей за неполную
неделю своего "хождения в народ"? Едва ли не больше, чем за многие и
многие предыдущие годы.)
Зато выглядели эти женщины (мужчин в очереди совсем не было), куда
более подавленными, чем даже голодные рабочие в Кольчугине. Оной
понятно, не за хлебом стоят, без которого и перебиться можно
день-другой. Передачи принесли арестованным или просто надеются узнать,
в какой тюрьме содержатся отцы, братья, мужья и сыновья.
Под следствием еще, или отправлены на этап, или осуждены "без права
переписки".
Смотреть на них Шестакову было тяжело, сразу же приходила в голову
мысль, что точно так же, среди этих женщин, могла бы стоять сейчас и его
Зоя, сжимая в руке узелок со сменой белья и кое-какими, поначалу,
возможно, довольно приличными продуктами. Если бы вообще было кому и что
передавать.
И тут же он ощутил нечто вроде радости - к нему это все не
относится. И даже больше - они те, кто сейчас пребывает внутри одной из
московских энкавэдэшных тюрем - неудачники, не сумевшие постоять за себя
тогда, когда это еще можно было сделать, а вот он - сумел.
И сейчас он, пусть и преследуемый гончими собаками волк, но -
свободный волк. В карманах у него аж три смертоносных ствола - два
"нагана" в наружных карманах пальто и "Вальтер" во внутреннем. Барабаны
и обойма полны патронов, и еще в карманах насыпью десятка три теплых
латунных цилиндриков. В случае чего - прорвемся, мало не покажется.
Стрелком он себя ощущал классным, был уверен, что человек
пять-шесть положит раньше, чем они успеют сообразить, что происходит.
Теперь - не привыкать. И проходных дворов для маневра полно вокруг.
Убивать кого бы то ни было, даже этих человекообразных с малиновыми
и синими петлицами, Шестаков отнюдь не хотел, однако знал, что сделает
это без малейших колебаний. Четко и профессионально.
Он посмотрел сначала налево, где за стрельчатыми окнами НКИДа, в
каком-то из кабинетов писал справ с кии проекты дипломатических нот друг
Витюша, потом направо, на нависающий над улицей и площадью Воровского
айсберг Лубянского дома.
Айсберг? Или, наоборот, "Титаник" с рядами освещенных окон, за
которыми веселятся пассажиры, не знающие своего часа?
Вот сейчас кто-то из них, тепло простившись с друзьями, пойдет
домой, отдохнуть от трудов праведных. А кто-то собирается на задание,
арестовывать очередного, заведомо готового к закланию агнца. И не думает
о возможной своей печальной участи, которая совсем уже у порога.
Разве что оркестр там у них не играет, поскольку не
трансатлантический лайнер все же и в кабинетах пахнет не "шанелями", не
дорогим табаком, а не чищенными сапогами и немытым телом. В баню-то
ходить приходится не чаще, чем раз в неделю, а служат по
двенадцать-четырнадцать часов, и потеют там все непрерывно:
подследственные от страха и боли, а допрашивающие просто от духоты,
тесных суконных гимнастерок, ну и от злого азарта тоже.
Ладно, бог с ними. Шестаков усмехнулся неуместному полету фантазии.
Ну а что еще делать, когда второй уже час болтаешься вдоль квартала -
вниз до зоомагазина по одной стороне, потом до угла улицы Дзержинского
по другой, ожидая старого друга.
Когда же, наконец, он закончит там свои дипломатические дела?
Время подходит к часу ночи. Очередь стоит, шевелящаяся и
одновременно странно тихая и неподвижная. В ней самые любящие,
заботливые и терпеливые. Заняли с полуночи, чтобы успеть к восьми утра
оказаться в числе тех сорока-пятидесяти человек, у которых примут
передачу. Которые успеют до шестнадцати, когда узкое окошко захлопнется
до следующего утра.
Шестаков позвонил Витюше Овчарову полчаса назад из уличного
автомата. Тот еще был на рабочем месте. Отозвался утомленным голосом.
Григорий послушал троекратное "Алло, алло, говорите" и повесил трубку на
никелированный крючок черного аппарата в тесной деревянной будке.
Тоже, бедняга, сидит на службе в делом и не в дело. Как будто без
них вся мировая политика вразнос пойдет, несмотря на то что и
иностранные посольства в Москве, и соответствующие министерства за
границей закрылись в урочный час.
Только война или острые форс-мажорные обстоятельства могут
выдернуть из квартир и дач степенных джентльменов в серых визитках. В
Париже и Лондоне, Берлине и Токио.
А наши бдят. Ждут, трепеща в душе, звонка из-за кирпичной
Кремлевской стены или где там сегодня проводит время Хозяин.
Наверное, и в древней Ассирии, и в Египте чиновники меньше боялись
своих Рамзесов и Ашшурбанипалов, чем эти - вождя прогрессивного
человечества.
Шестаков вроде бы и забыл, что две недели назад был точно таким же.
А сейчас вот гордо ходит, загребая носками сапог сухой растоптанный снег
пополам с песком, сжимая в кармане теплую рукоятку "нагана", и плюет на
все, и презирает всех.
Кроме, конечно, Витюши. Его он любит по-прежнему, сочувствует и
жалеет. И готовится сделать другу большущую подлость, если это так можно
назвать.
Овчаров появился из подъезда, что открывается прямо на памятник
Воровскому, замершему в нелепой позе. Говорят, он очень точно передавал
его манеру гримасничать и кривляться перед оппонентами во время острых
дискуссий.
Но вообще-то выглядел карикатурой, неизвестно с какой целью
водруженной на площади между двумя важнейшими в стране ведомствами.
Несмотря на мороз и ветер, Виктор держался франтом. Бежевое
пальто-реглан, длинное, стянутое на талии поясом, на голове не шапка, а
широкополая шляпа. Прямо тебе парижанин, хотя в Париже, кажется, так
никогда и не был. Последние два года работал советником в Хельсинки, с
началом испанской войны выезжал несколько раз в Стокгольм и Амстердам,
где они и встречались по вопросам секретных поставок, не так давно
вернулся домой и, как намекал после хорошего застолья, вновь собирался
за границу, теперь уже в более цивилизованные края.
Чем черт не шутит, вдруг и действительно повезет ему повидать
"белль Франс".

***

Источники :

https://topreading.net/bookread/107021-vasilii-zvyagincev-boi-mestnogo-znacheniya

https://mybook.ru/author/vasilij-zvyagincev/boi-mestnogo-znacheniya/read/

https://fb2.top/boi-mestnogo-znacheniya-237468/read

https://4italka.site/fantastika/alternativnaya_istoriya/306297/fulltext.htm

https://fantlab.ru/work9779

https://fantlab.ru/autor251

***

Василий Звягинцев

Страна:	Россия
Родился:	21 ноября 1944 г.
Умер:	30 апреля 2016 г.

Жанры:

Фантастика

100%

Родился Василий Дмитриевич Звягинцев в Грозном (21 ноября 1944), окончил Ставропольский медицинский институт, работал врачом «Скорой помощи», служил военным врачом на Сахалине. По возвращению в Ставрополь 10 лет провёл на комсомольской и профсоюзной работе, в политорганах МВД. Печататься начал с 1987 г. Первая публикация — «Уик-энд на берегу» (1987). Лауреат премий «Интерпресскон» и «Аэлита» за роман «Одиссей покидает Итаку». Жил в Ставрополе.

Василий Звягинцев, по мнению многих любителей научной фантастики, является одним из лучших российских писателей этого жанра. Самым большим (и в принципе единственным) трудом В. Звягинцева стал роман-эпопея «Одиссей покидает Итаку», который по достоинству оценили не только читатели, но и критики. Роман состоит из двадцати одной книги, каждая из которых по-своему связана с остальными. При этом можно читать любую книгу, как отдельное произведение (роман), хотя, безусловно, лучше соблюдать хронологическую последовательность, чтобы ориентироваться в героях и в том, что ими движет.

В 1993 г. за эпопею «Одиссей покидает Итаку» Василий Звягинцев был удостоен сразу 4-х престижных литературных премий — «Аэлита», «Интерпресскон», и специальной международной

Примечание к биографии:

Интервью с читателями на сайте Лаборатории Фантастики в 2012 году.

Сайты и ссылки:

itaka.n43.pw (официальный сайт)

===

***

Слушать - https://ae-books.online/istoriya/istoricheskaya-fantastika/18963-book/

https://ae-books.online/istoriya/istoricheskaya-fantastika/18963-book/

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

РОМАН В ПИСЬМАХ. А.С. Пушкин

...

Вообрази мое изумление, когда узнала я про <?> твой отъезд в деревню. Увидев княжну Ольгу одну, я думала, что ты нездорова, и не хотела поверить ее словам. На другой день получаю твое письмо. Поздравляю тебя, мой ангел, с новым образом жизни. Радуюсь, что он тебе понравился. Твои жалобы о прежнем твоем положении меня тронули до слез, но показались мне слишком горькими. Как можешь ты сравнивать себя с воспитанницами и demois<elles> de c<ompag>nie? Все знают, что Ольгин отец был всем обязан твоему и что дружба их была столь же священна, как самое близкое родство. Ты казалось была довольна своей судьбою. Никогда не предполагала я в тебе столько раздражительности. Признайся: нет ли другой, тайной причины твоему поспешному отъезду. Я подозреваю... но ты со мною скромничаешь, - и я боюсь рассердить тебя заочно своими догадками.
Что сказать тебе про Петербург? Мы еще на даче, но почти все уже разъехались. Балы начнутся недели через две. Погода прекрасная. Я гуляю очень много. На днях обедал<и> у нас гости, - один из них спрашивал, имею ли о тебе известия. Он сказал, что твое отсутствие на балах заметно, как порванная струна в форте-piano - и я совершенно с ним согласна. Я вс° надеюсь, что этот припадок мизантропии будет не продолжителен. Возвратись, мой ангел; а то нынешней зимою мне не с кем будет разделять моих невинных наблюдений, и некому будет передавать эпиграмм моего сердца. Прости, моя милая, - подумай и одумайся.

Крестовский остров.

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***