Главная » » Бои 028

22:33

Бои 028

***

Пока Овчаров стоял, несколько растерянно оглядываясь, ища глазами
такси или служебную машину, если ему таковая полагалась, Шестаков успел
добежать до своего "ЗИСа". Регулярно прогревавшийся мотор завелся сразу.
Он резко развернулся поперек улицы и стал точно рядом с Овчаровым.
- Эй, товарищ, садитесь, довезу, как наркома! - крикнул он вроде бы
в шутку, намекая на то, что такие автомобили положены только членам
правительства. Но и на то одновременно, что считает хорошо одетого
гражданина достойным подобной чести. Как при царе лихачи окликали
возможных седоков: "Садись, прокачу, вашсиясь!"
Виктор удивился такой удаче и, неизвестно кому кивнув, дернул
заднюю ручку. Сел, аккуратно расправив полы пальто.
- Вот спасибо. Повезло, можно сказать. А я стою и не знаю, что и
делать. Метро закрылось, дежурка в разгоне. Хоть пешком иди.
- Куда поедем? - немного вниз, глуховато, чтобы друг сразу не узнал
его по голосу, спросил Шестаков.
- К Киевскому вокзалу, а там рядом.
- По Арбату не поедем, лучше через Садовое до Смоленки, - сказал
Григорий, включая скорость. На правительственной трассе и ночью могут
запросто документы проверить, а им это совершенно ни к чему. По кольцу
вернее. И поговорить время будет.
- Я закурю? - спросил вежливый Виктор.
- Да ради бога. И я с тобой, Витюша" если не против. Как поживаешь,
как Татьяна? - полуобернулся в салон Шестаков.
- Ты, Гришка? Откуда? Что за маскарад? - Овчаров натуральным
образом обалдел, но, приученный в любых ситуациях не терять выдержки и
реагировать быстро и четко (иначе советскому дипломату долго головы не
сносить, прецеденты известны), сразу же взял себя в руки.
- А ну давай разобъясни. Что решил в свободное время подработать на
непредвиденные расходы, все равно не поверю. Может, шофер твой приболел
и надумал сам от нечего делать покататься? Или меня разыгрываешь? В
кабачок пригласишь или на дачу? Согласен, поскольку Татьяна третьего дня
отбыла в отпуск, к родителям в Ленинград. Одним словом - я свободен и
готов к любому применению. А ты что, уже успел узнать?
- Увы, настолько моя информированность не простирается. А что
Татьяна уехала, это хорошо. Можно и у тебя посидеть с тем же успехом. Не
против?
- Какие вопросы?! - Перспектива предстоящего дружеского застолья
Овчарова вдохновила.
- А ты, в свою очередь, про меня никаких новостей не слышал?
- Никаких. Да и откуда бы? Что, еще один орденок получил? - Такой
вариант вполне объяснял и цирк с машиной к подъезду, и предложение
посидеть за рюмкой.
"Значит, все пока держится в тайне, - с некоторым облегчением
подумал Шестаков. - Хорошо, кое-какие проблемы на время снимаются".
Обычно слухи об арестах людей его уровня распространяются
мгновенно, особенно среди знакомых. Как в том анекдоте, привязанном к
идущей сейчас воинов Испании: "Вы слышали, вчера Теруэль взяли?" -
"Неужели? А жену тоже?"
Но на праздную, пусть и приятную болтовню с другом времени не было,
ион сразу, коротко, емко, избегая лишь некоторых, не совсем уместных
пока, деталей, рассказал почти все, что случилось за последние дни.
Овчаров молчал долго. Не задавал никаких вопросов, не ахал
сочувственно и не возмущался столь непартийным и недостойным советского
человека поведением Григория.
Скорее всего лихорадочно соображал, как ему теперь быть. Тайна, в
которую его посвятили, по существующему кодексу поведения
ответработников, да и просто по статье Уголовного кодекса должна быть
немедленно доложена "куда следует". Иначе - все вытекающие последствия,
вплоть до десяти лет тюрьмы.
Впрочем, за себя Шестаков не боялся. В любом случае, даже
немедленно после прощания кинувшись звонить в ГУГБ, Виктор навредить ему
не может. Ну, в худшем случае чекисты убедятся, что беглый нарком жив и
находится (или несколько часов назад находился) в Москве.
И только. Он куда больше боялся задруга. Что тот поведет себя
недостойно, "потеряет лицо". Это было бы печально. Ну и, конечно,
серьезно бы осложнило исполнение дальнейших планов. Да что там
осложнило, считай, сорвало бы их стопроцентно.
- Понятно, - сказал наконец Виктор совсем другим, как бы
помрачневшим и несколько севшим голосом. Да и то. Любой на его месте,
если и не струсил до дрожи в руках, так все равно напрягся бы.
- И что от меня требуется? Убежище?
- Пока - ничего особенного. Хочу прежде всего тебя предупредить - я
никогда, ни в какой ситуаций, кроме как жене, не упоминал о связывающих
нас тобой отношениях. Кроме чисто служебных, да и то эпизодических, не
нами организованных. Кому нужно, знают о двух наших вполне
конспиративных контактах "там". Ты сам не распространялся, получая
задание, о них.
- Да ты что? Я не понимаю, где живу и работай? - возмутился
Овчаров.
Тут он был прав. В те годы, да еще на загранработе, признаваться в
наличии личных отношений с кем бы то ни было мог только законченный
дурак или самоубийца.
- Отлично. На том и стой. Не исключаю, что с тобой рано или поздно
захотят побеседовать соответствующие товарищи, хотя и необязательно. Не
в связи с сегодняшней встречей, а если вздумают отследишь абсолютно все
мои "контакты и связи". "Не знаю, не видел, не слышал. С такого-то,'
всем известного, тем-то санкционированного и в отчетах отраженного
момента видел только на фотографиях в газетах. Да и не тот у меня
уровень, чтобы с членами правительства запросто общаться". За пределы
этого - ни на шаг. Скорее всего и такого разговора не состоится, но все
же.
Шестаков инструктировал товарища, уже не задумываясь, как у него
логично и связно все выходит. Будто сам не один год в НКВД отслужил.
Возможно, так же подумал и Овчаров.
- Они там любят всякие фокусы, - продолжал Григорий, -то на мои
показания ссылаться вздумают, то даже и протокол допроса предъявят. Не
верь. Ничему. Я живым сдаваться не собираюсь ни в коем разе и вообще
завтра из Москвы собираюсь исчезнуть. Надолго.
- Ты, по-моему, не о том говоришь. Как и что на Лубянке делают, я и
без тебя знаю. Не только газету "Правда" читаем. Оттого нас -
загранработников под особым присмотром держат. И обойтись без нас
невозможно" и невыносимо им знать, что имеются люди, от ежедневного
воздействия их пропаганды свободные. Старик Литвииов нас защищает как
может, а все равно половину полпредов уже пересажали. Вызывают в Москву,
кого для нового назначения, кого якобы в отпуск - и аллес.
Овчаров длинно и тоскливо выругался, помянув и вождя народов, и три
основы, и три составные части марксизма. Хотя на флоте и не служил, но в
отличие от простонародья, не только тремя известными словами владел. Что
до семнадцатого года не в последнюю очередь отличало аристократа от
хама.
- Вот и я о том же. Все, понимаешь хорошо. Но, кроме простого
понимания, еще и делать что-то надо. - А что? - с интересом спросил
Виктор. - Как кому. Твои, например, коллеги, выбор делали разный.
Кое-кто в Москву по вызову не вернулся, еще некоторые. Фамилии
напомнить?
Машина в это время уже подъезжала к Смоленской площади.
- Выпить у тебя найдется? - спросил Виктор. - Откуда? Я эту машину
на время позаимствовал, скоро вернуть надо, а об этом товаре и речи не
было. - Ладно, сейчас, притормози вон там... Шестаков остановил машину
возле съезда к одному узкому и темному переулку. Справа от главной
магистрали.
"Проточный" - прочитал Шестаков на табличке, и сразу ему
вспомнились две темы - одна из Эренбурга 20-х годов, вторая -
послевоенная. И тут же обычная мысль - какая послевоенная, после какой
войны, откуда?
Овчаров исчез минут на пять и вернулся уже с бутылкой водки в
руках, да вдобавок имел с собой завернутый в обрывок газеты соленый
огурец.
- Нет, ты меня утомил сегодня до предела, - сказал он, снова
откидываясь на вельветовую спинку сиденья. - Стакана тоже нет? Из
горлышка будем. - И тут же громко глотнул, как-то уж слишком
отработанным движением сорвав засургученный картонный колпачок.
- Поддержишь?
- Без вопросов. - Шестаков, хотя до последнего времени не
употреблял водку из горлышка, не было такой необходимости, лихо
отхлебнул, не поперхнувшись.
Очевидно, от многодневного напряжения голову сразу повело легким
кружением и теплым туманом заполнился мозг,
- Езжай, Гриша, по всему Кольцу на второй круг. Мне спешить некуда,
поговорим, покурим, еще выпьем, глядишь, до чего-нибудь додумаемся... -
сказал повеселевший Виктор, сбросивший уже пальто на спинку сиденья и
вообще почувствовавший некоторое, безусловно, навеянное алкоголем
расслабление, короткое, чреватое грядущей депрессией, освобождение от
психологических оков режима.
Шестакову спешить было куда, но часы на отделанном красным деревом
приборном щитке показывали только две минуты второго, и кое-какое время
он Витюше он мог уделить.
Он не имел оснований надеяться, что дружеские чувства, как бы
сильны они ни были, заставят Овчарова отказаться от коммунистических
убеждений (если они у него были), от карьеры, свободы, а то и жизни,
наконец.
Уж больно это понятие - дружба - неосязаемый чувствами звук. В
старой жизни, да, там понятия дружбы, дворянской чести кое-чего стоили.
Ради них люди выходили к барьеру, бывало - и на эшафот. А сейчас... Но
ведь и сомневаться в искренности Виктора он оснований не имел.
- Ты сам-то свое будущее как видишь? В конторе останешься или за
рубеж направят все же? - спросил нарком.
- Обещают. Уже все Документы выправил. Если все нормально сложится,
через пару недель должен отъехать. Кстати - я со вчерашнего дня по
тарифной сетке - первый секретарь.
- Это что же у вас значит?
- По-армейски взять - примерно комбриг. Или же применительно к
петровской "Табели о рангах"- статский советник.
- Поздравляю. И ты в генеральские чины вышел. А от тебя мне сейчас
одно требуется - по своим дипломатическим каналам переправить в Бельгию
письмишко. Конверт с практически пустым бланком.
- Какого содержания? - насторожился Виктор, будто и не пил только
что и разговора никакого не было.
- Точно того же, что уже десять раз через вас проходили.
Специальный бланк моего наркомата, обычные реквизиты, несколько
шифрованных фраз и таборов цифр. Поскольку ты обо мне ничего плохого не
слышал, никаких дополнительных инструкций не получал, сделаем вид, что
конверт этот поступил к вам, ну, пятого, шестого, даже седьмого. То есть
письмо ушло от нас раньше, чем меня навестили "товарищи". О чем ты,
безусловно, и понятия не имеешь.
- И что?
- Мне непременно нужно, чтобы пакет по дипломатическим каналам
поступил по указанному адресу определенному лицу. Как можно скорее.
Теоретически это как может выглядеть?
Овчаров задумался на краткий миг.
- Если сейчас дашь мне пакет, то... Диппочта у нас пойдет в
среду... В пятницу окажется в Берлине, это самый, короткий путь. Ну,
думаю, в воскресенье-понедельник ее твой контрагент получит.
- Годится.
- Так давай...
- А вот увы. Давать-то нечего пока. Я же, не знал, встречу ли тебя
и как оно все получится. Если ты согласен, письмо получишь завтра утром.
По дороге на работу. Годится?
- Договорились же... Но что-то Шестакова мучило и томило. То ли он
Виктору до конца не верил, толи все больше опасался окружающего мира,
враждебного до невозможности. Сравнить это можно было только с тем, что
он испытывал в военные времена, на том се форте "Павел", кстати.
Горит тротил вроде бы спокойным дымным племенем, и не угадаешь,
когда точка плавления, перейдет в точку взрыва. И уж со тогда.
Овчаров еще выпил, причем чем выпил солидно, заглотнув граммов
полтораста за один раз. И неудивительно. Человек, можно, сказать, в
одночасье менял всю свою жизненную линию. Там, тебе Париж, а здесь,
может быть, за углом - лубянские подвалы. И что прикажете делать?
Исключительно из-за дружеских чувств на плаху отправляться? Не каждому
дано, и в любом случае - не без душевных терзаний.
С другой же стороны - если прямо сейчас чекисты не схватят, так и
риска почти никакого. Сунуть письмишко в огромную кучу таких же точно -
и все. Зато потом...
- А вот знаешь, Гриша, если честно сказать? Я уже сто раз
прикидывал: если взять и самому в невозвращенцы податься? Ну что за
беда? Что теряю?
Зарплату, паек, положение. Родину, если угодно возвышенно
выразиться. А что теперь Родина? Мать одна или все же мачеха? Почему при
царе выехать на год-другой за границу - норма, были бы деньги, а сейчас
- страшнейшее преступление? Ты это сам понимаешь?
Ах, да о чем я... - спохватился Виктор. - Но ведь зато там,
наоборот, хоть бы и улицы подметать, так свобода, безопасность, читай,
что хочешь, говор и думай, в Лувр ходи каждый день, митингуй, если
угодно, в ту же компартию вступай, коли душа социальной справедливости
просит.
Но без практических последствий! Ты меня понял?
- А как же. Чего тут не понять?
- Так, может, и правда - сорваться, и все?! Нет, мы с тобой,
конечно, в советском духе воспитаны, капитализм нам претит как
антигуманная теория и практика. Но есть же выход? Допустим, тот же
товарищ Троцкий! Он ж все равно товарищ? Я его труды "там" читал.
Коммунист, никуда не денешься. Ближайший соратник Ильича, создатель
Красной Армии, теоретик. И - честный! - Овчаров значительно поднял
указательный палец. - На Западе живет, ничего ему вроде не нужно... Нет,
правда, ему лично - уже ничего. А за идею болеет. Завещание Ленина
знаешь?..
- Знаю...- говорить Шестакову больше было некогда. Хотя он только
что решил сказать, что если Виктор ему поможет и он сумеет выехать за
советский рубеж, то улицы подметать уж точно не придется.
Но он, хоть и был увлечен разговором, увидел в зеркале дальнего
вида, что проскользнувшая навстречу черная "эмка" вдруг развернулась
кварталом позади и поехала следом за ним.

***

===

ГЛАВА 33

Великолепная ночь стояла в Москве. Морозец держался около
пятнадцати градусов, с неба сыпался искрящийся в свете фонарей медленный
и крупный снежок.
Сейчас бы сесть за стол в хорошей компании, как тогда, тридцать
первого декабря семидесятого... На Ленинском проспекте, в компании
молодых актеров театра имени...
А тут... Слишком пустынны московские улицы в один час двенадцать
минут пополуночи, чтобы счесть случайной эту коллизию с неизвестной
машиной. Так просто не бывает. А если бывает... Ну, проверим!
Шестаков плавно прижал к полу длинную рубчатую педаль газа.
"ЗИС-101" послушно рванулся вперед. Белая стрелка на круглой шкале
спидометра пошла к флюоресцирующей сотне. "Эмка" сзади не приближалась,
но и не отставала. Фары у нее не горели, только продолговатые подфарники
на изгибах крыльев, и она то исчезала в темноте, то вновь обрисовывалась
в пятнах уличных фонарей.
"Сейчас, сейчас мы все проверим окончательно, - думал Шестаков,
вспоминая какую-то другую, давнюю гонку с неизвестным противником на
московских же, но только летних улицах. - Вот тут сейчас будет одно
хорошее место... Только не нужно ехать к центру!"
На улицах этой Москвы, в отличие от той, что непонятным образом
вспоминалась Шестакову, вообще не было машин...
Нельзя же считать наличием уличного движения в столичном городе
изредка появляющиеся автомобили, по преимуществу грузовики коммунального
хозяйства, всякие "Хлеб", "Мясо", "Промтовары", очень редкие такси, и
еще более редкие машины без конкретных признаков принадлежности.
Притом, что в поле зрения едва ли видно была больше одной попутной
и одной встречной машины одновременно. Поэтому не так трудно было
Шестакову проверить свои предположения.
Перед самым Крымским мостом он внезапно и резко положил руль
вправо. Длинную машину чуть занесло несвежей, покрывшей укатанную,
смешанную с песком ледяную корку пороше, но в поворот он вписался.
- Вить, за нами гонятся.
- Кто? - словно бы не понял Овчаров.
- Пока, думаю, милиция. Продал шофер, сука! А я ему денег дал и
вообще. Ты это, я сейчас тормозну за поворотом, и выскакивай. Домой иди.
А я разберусь с сам и позвоню из автомата.
- Ты что? - Витюша был слегка пьян и оттого отважен: - Вместе так
вместе. У меня и пистолет есть... - Он полез в карман пальто и вытащил
какой-то "браунинг" жалкого размера и калибра.
- Спрячь. Я правду говорю. Выскакивай. Мне проще, будет. Не хочешь
домой - иди проходными дворами на ту сторону Крымского моста. Там жди.
Не подъеду через полчаса - вали домой и забудь все, что было. Вывернусь
- я тебя найду. Нет - как знаешь. Может, и вправду Троцкий лучше
Сталина. Давай!..
Шестаков, оглянувшись, плавно нажал на тормоз, принимая машину
вплотную к темной подворотне.
- Только без глупостей, Витя, спасибо за все и живи, как жил. Ты
меня не видели не знаешь... - Бросив в след товарищу эти никчемные в
принципе слова, нарком резко рванул машину вперед.
Тонкость его плана заключалась в том, что по странным
старомосковским обычаям дугообразный Чудов переулок начинался и
заканчивался на том же самом Комсомольском проспекте и не знавшие этого
или просто забывший в азарте погони чекисты сами оказались в положении
преследуемой дичи. Одновременно это былой проверкой - даже в силу
невероятной случайности ехавшая по одному с ним маршруту "эмка" такой
петли закладывать бы никак не стала.
А зисовский мотор был куда мощнее газовского пятидесятисильного, и
сейчас они увидят...
Тяжелые удары по крыше машины заставили Шестакова вздрогнуть. Он
все время смотрел в зеркало и абсолютно не заметил, как Овчаров метнулся
обратно и запрыгнул на задний край правой подножки. Дверца там была
заперта, ион, балансируя в опасном положении, держась за тонкую ручку,
бил ладонью по крыше, привлекая внимание Григория.
- Вот дурак, - выругался Шестаков, вынужденный вновь
притормаживать. Дотянуться со своего места до задней дверцы он не мог.
Распахнул переднюю.
Овчаров попытался влезть в машину. Тяжело дышащий и непонятно
веселый.
- Ну, вот уж хрен им! Воевать, так, воевать до конца! Гони,
начальник!
- Нет, Витя, нет! Ты мне в другом месте нужен, не запачканный и на
свободе. Секунда времени у тебя, прыгай, дурак, твою мать, иначе...
Настолько, наверное, яростный голос был у наркома и настолько
убедительный, что Овчаров вс°-таки спрыгнул с подножки, растаял в тени
удачно оказавшейся рядом подворотни.
Облегченно вздохнув - одной обузой на душе меньше, - нарком с
перегазовкой включил скорость, вновь разгоняя трехтонный "ЗИС", завертел
руль, с трудом вписываясь в узкий и крутой поворот. Никогда он этого не
умел по-настоящему, а сейчас выходило здорово! Адреналинчик в кровь,
восторг от собственного мастерства, злорадное чувство при мысли о том,
каково сейчас будет преследователям.

Лопухи ведь там сидят, никогда ничего легче трактора не водили, для
них бы и "жигуль-шестерка" гоночным болидом представился, а уж
тысячекубовая "Ямаха"...
Мелькающие в голове слова и образы Шестакова даже и не удивляли,
сейчас он воспринимал все новые пробуждающиеся способности как
счастливую данность, как приятный подарок судьбы. "Все действительное
разумно", - так вроде бы говорил преподаватель на семинаре в институте
Красной профессуры.
Он вывернул машину на длинный, прямой, освещенный редкими фонарями
проспект и через минуту увидел в зеркале тусклые фары все той же
повисшей на хвосте "эмки". И - на самом деле так было или померещилось -
приоткрылась на ходу дверка машины, вправо-вбок метнулась из нее
человеческая фигура.
Похоже - послали одного из своих звонить по телефону. Ведь
радиостанциями они, слава богу, еще оснаститься не успели. Не то время.
А вот засекли цель, увидели неподалеку будку телефона-автомата - и
пожалуйста. Если так - минут через пятьдесят поднимут общегородскую
тревогу, бросят на улицы все наличные силы, моторизованные и пешие, для
перехвата приметного Ежового "ЗИСа" с шашечками. Тогда не уйдешь без
боя. Надо все заканчивать немедленно. А как?
Он чуть ли не взмолился, обращаясь к своему новому естеству, к той
непонятной силе, что в острые моменты позволяла ему действовать
неслыханным для здешней реальности образом. И тут же получил ответ. Тоже
не передаваемый словами, но отчетливый и убедительный.
Нет, преследователи тоже ездить умели, в пределах здешней нормы -
весьма неплохо. Их машина не просто плотно держалась на хвосте "ЗИСа", а
начала его нагонять. Со стороны - а они уже проскочили мимо двух или
трех постовых милиционеров на перекрестках - это наверное" напоминало
правительственный выезд. Впереди с посередине улицы с большой лимузин,
"эмка" сопровождения чуть сзади.
Мало ли что по этой трассе спецмашины обычно не ездили, но могли же
к примеру, в санаторий "Узкое" везут важных отдыхающих.
Метров с тридцати преследователи начали стрелять. Важно, нервы не
выдержали или имели команду не отпускать беглеца ни в коем случае. А то
ведь до выезда из города совсем недалеко, и не угадать потом, в какую
сторону ему вздумается отрываться и как ориентироваться тем, кто примет
телефонный звонок оперативники.
А на часах уже стрелки далеко перевалили за первое деление. Полчаса
остается, чтобы все закончить, вернуться к Власьеву. Другого случая
может и не представиться, раз пошли такие вот дела.
Пять револьверных хлопков, которые услышал Шестаков, его не
испугали. Стрельба из движущейся машины по быстроходной цели могла
принести успех только случайно. Это Жеглов в кино попал в "Студебеккер"
почти сразу, а здесь...
Зато руки у наркома были теперь развязаны и совесть, если она
вообще имела к происходящему отношение, - чиста. Все-таки первым
начинать действия с известным результатом ему по-прежнему было
психологически трудно,
А вот теперь - пожалуйста. Он только защищает свою жизнь и свободу.
Его никогда не учили подобному. Более того, он не читало о таком
даже и в книгах. Однако, словно десятки раз отрабатывал маневр на
полигоне, Шестаков на точно выверенный угол подвернул руль, одновременно
прижал педаль тормоза. "Управляемый занося, вспомнил он название того,
что сейчас проделывал. Покрытая укатанным снегом мостовая идеально для
этого подходила. : ;
Машину боком понесло вправо, к тротуару. Шестаков сделал еще
несколько резких движений рулем, одновременно отпуская тормоз,
перегазовал, выжал сцепление и перебросил влево и назад длинный рычаг
скорости. "ЗИС" развернуло почти на 80 градусов.
Наплывающий отчего-то медленно-медленно радиатор "эмки" нарком
увидел чуть-чуть левее длинной хромированной планки, идущей вдоль
капота, как прицельная линия, буквально в десятке метров.
Откинувшись назад, упираясь в руль вытянутыми руками и невольно
зажмурив глаза он до пола вдавил педаль газа.
Невероятно долгая пауза, потом гулкий удар, лязг сминающегося
металла, звон стекла, похоже- вскрик. Тишина.
Шестакова бросило вперед, он ударился грудью о баранку, но не
сильно. Открыл глаза. Толстое стекло "сталинит" выдержало. А вот "эмке"
досталось куда больше. Облицовка радиатора уехала вверх и назад, боковые
щитки капота раскрылись, словно крылья птеродактиля, переднее стекло
покрылось густой белой паутиной. Над мотором поднимался столб пара.
Нарком дернул дверную ручку, мельком подумал - "лишь бы не
заклинило". Выскочил наружу.

*** Черная "эмка", судя по первому впечатлению, восстановлению не
подлежала. Уж больно ее исковеркал таранный удар лимузина, кованая рама
которого далеко выступала за пределы кузова. Для того, возможно, и
делалась.
...И конечно, первым делом, невзирая на ссадину на правом виске, из
которой текла по щеке липкая и теплая кровь, Шестаков выдернул "наган"
из кармана. Он теперь был настоящим рейнджером.
Мало ли что чужая машина напоминала смятую консервную банку,
отброшенную ударом до черного ствола раскидистой липы у дома на той
стороне улицы. А вот соберется с силами кто-то внутри, пусть даже и
умирающий уже, и пальнет навстречу...
Поэтому Шестаков подходил к машине со всей осторожностью. Ему даже
было и несколько жаль этих неизвестных парней в машине, пострадавших
неизвестно за что. Они ведь тоже, попросту говоря, всего лишь исполняли
служебный долг...
"Так ведь и немцы при печах Освенцима исполняли его же..." -
подумалось мельком.

***

Источники :

https://topreading.net/bookread/107021-vasilii-zvyagincev-boi-mestnogo-znacheniya

https://mybook.ru/author/vasilij-zvyagincev/boi-mestnogo-znacheniya/read/

https://fb2.top/boi-mestnogo-znacheniya-237468/read

https://4italka.site/fantastika/alternativnaya_istoriya/306297/fulltext.htm

https://fantlab.ru/work9779

https://fantlab.ru/autor251

***

Василий Звягинцев

Страна:	Россия
Родился:	21 ноября 1944 г.
Умер:	30 апреля 2016 г.

Жанры:

Фантастика

100%

Родился Василий Дмитриевич Звягинцев в Грозном (21 ноября 1944), окончил Ставропольский медицинский институт, работал врачом «Скорой помощи», служил военным врачом на Сахалине. По возвращению в Ставрополь 10 лет провёл на комсомольской и профсоюзной работе, в политорганах МВД. Печататься начал с 1987 г. Первая публикация — «Уик-энд на берегу» (1987). Лауреат премий «Интерпресскон» и «Аэлита» за роман «Одиссей покидает Итаку». Жил в Ставрополе.

Василий Звягинцев, по мнению многих любителей научной фантастики, является одним из лучших российских писателей этого жанра. Самым большим (и в принципе единственным) трудом В. Звягинцева стал роман-эпопея «Одиссей покидает Итаку», который по достоинству оценили не только читатели, но и критики. Роман состоит из двадцати одной книги, каждая из которых по-своему связана с остальными. При этом можно читать любую книгу, как отдельное произведение (роман), хотя, безусловно, лучше соблюдать хронологическую последовательность, чтобы ориентироваться в героях и в том, что ими движет.

В 1993 г. за эпопею «Одиссей покидает Итаку» Василий Звягинцев был удостоен сразу 4-х престижных литературных премий — «Аэлита», «Интерпресскон», и специальной международной

Примечание к биографии:

Интервью с читателями на сайте Лаборатории Фантастики в 2012 году.

Сайты и ссылки:

itaka.n43.pw (официальный сайт)

===

***

Слушать - https://ae-books.online/istoriya/istoricheskaya-fantastika/18963-book/

https://ae-books.online/istoriya/istoricheskaya-fantastika/18963-book/

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

РОМАН В ПИСЬМАХ. А.С. Пушкин

...

Вообрази мое изумление, когда узнала я про <?> твой отъезд в деревню. Увидев княжну Ольгу одну, я думала, что ты нездорова, и не хотела поверить ее словам. На другой день получаю твое письмо. Поздравляю тебя, мой ангел, с новым образом жизни. Радуюсь, что он тебе понравился. Твои жалобы о прежнем твоем положении меня тронули до слез, но показались мне слишком горькими. Как можешь ты сравнивать себя с воспитанницами и demois<elles> de c<ompag>nie? Все знают, что Ольгин отец был всем обязан твоему и что дружба их была столь же священна, как самое близкое родство. Ты казалось была довольна своей судьбою. Никогда не предполагала я в тебе столько раздражительности. Признайся: нет ли другой, тайной причины твоему поспешному отъезду. Я подозреваю... но ты со мною скромничаешь, - и я боюсь рассердить тебя заочно своими догадками.
Что сказать тебе про Петербург? Мы еще на даче, но почти все уже разъехались. Балы начнутся недели через две. Погода прекрасная. Я гуляю очень много. На днях обедал<и> у нас гости, - один из них спрашивал, имею ли о тебе известия. Он сказал, что твое отсутствие на балах заметно, как порванная струна в форте-piano - и я совершенно с ним согласна. Я вс° надеюсь, что этот припадок мизантропии будет не продолжителен. Возвратись, мой ангел; а то нынешней зимою мне не с кем будет разделять моих невинных наблюдений, и некому будет передавать эпиграмм моего сердца. Прости, моя милая, - подумай и одумайся.

Крестовский остров.

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***