Атаман 040 - 17 Октября 2023 - Персональный сайт

Главная » » Атаман 040

14:54

Атаман 040

***

===

ГЛАВА X

Дома Лена, увидев меня, захохотала.
– Ты чего? Лучше поесть дай.
– В зеркало на себя посмотри!
Я подошёл к зеркалу и засмеялся сам.
Чумазый, одет, мягко говоря, плохо, одежда кое-где порвана – вероятно, при падении с дерева, на голове – помятый соломенный брыль, зато на шее – массивная и дорогая золотая цепь. Вид уморительный – вроде как бродяга где-1то цепь украл и на себя повесил.
– Иди умывайся и переодевайся, потом – за стол, всё уже готово давно.
Уговаривать меня не надо было, и вскоре я уже сидел за столом, уплетая за обе щеки наваристые щи.
– Где же ты цепь златую взял?
– Украл, – пошутил я.
– А серьёзно?
– Стряпчий государев – Фёдор Кучецкой наградил, снял со своей шеи и на мою повесил.
Лена всплеснула руками.
– Дай посмотреть.
Я снял с шеи цепь, отдал ей, сам же продолжал с аппетитом заниматься трапезой. Когда я уже заканчивал с цыплёнком, Лена вернула цепь.
– И за что же такие милости?
Я обтёр руки полотенцем, отпил хорошенько вина из кружки и коротенько пересказал ей дневные события. Лена слушала, округлив глаза.
Неожиданно сзади раздался голос Васятки:
– Убить его надо было! Гад ползучий!
– Э – нет, ты не прав, боярин.
– Почему же? – обиделся Васятка.
– Сам подумай.
Васятка сел на лавку, наморщил лоб, изображая бурную мозговую деятельность.
– О! Понял! Чтоб было кого казнить?
– Нет, Васятка, думал ты плохо.
И я объяснил, почему злоумышленник был нужен живой.
– Впредь всегда думай заранее, потом делай.
И тут я сдуру ляпнул, что боярин приглашал меня в Москву – в Разбойный приказ.
– И что? – Лена с любопытством уставилась на меня.
– Отказался. Не моё это дело – татей ловить. Я воин, моё предназначение – врагам головы рубить: татарам, ляхам.
– Ты мужчина, боярин, тебе и решать, – обиженно поджала губки жена.
Наверняка хотела в столицу перебраться. Одно дело – простой боярин, коих сотня на Вологодчине наберётся, и совсем другое – приказный дьяк, положение в обществе.
Как ей объяснить, что это не моё – душа не лежит сыском заниматься? Что быть дьяком и с верхами общаться не только почётно, но и рискованно? Как говорится – минуй нас боле всех печалей и барский гнев, и барская любовь. Сколько я уже знал приближённых государевых – бояр, князей, которые впали в немилость у государя и кончили свои дни на плахе или в ссылке – в дальнем остроге или монастыре.
Отдыхать и заниматься делами деревни удалось только неделю – вновь прибывший гонец постучал в ворота и прокричал:
– Боярина к воеводе!
Я выругался с досады – неужто ещё кого убили? Ан нет, оказалось – государь всех срочно созывает ввиду набега крымских татар.
За полдня мы собрались и наутро выехали к месту сбора. В Вологде соединилось всё поместное ополчение. Выступили сразу, всю дорогу гнали галопом, лишь изредка переходя на рысь. Гонец из Москвы передал воеводе слова государя: «Быть безотлагательно, нужда великая».
Через неделю мы были близ Коломны. Воевода отправился в полевую ставку государя, и нас вскоре распределили по местам.
Основной удар подходящих сил крымчаков должен был принять на себя великокняжеский полк с московским ополчением. Меня же с Тучковым определили в заслон малый. Мы стояли довольно далеко от московского войска – вёрст за пятнадцать.
Заняли оборону на левом берегу небольшой – не более двадцати шагов в ширину – речушки. На берегу стояла маленькая – о четырёх избах – деревушка, покинутая жителями в панике. Я со своим бойцами занял одну избу, три другие – Никита с ратниками. Службу несли день и ночь, конно патрулируя правый берег – в паре вёрст от самой реки. Буде противник появится – дозор даст знать; сами успеем к бою приготовиться, да гонца к основному воинству послать, коли татарское воинство велико будет, и мы не сможем сдержать его своими силами.
Два дня прошли спокойно, мы, как могли, обустроились. А на третий день, свежий дежурный дозор, едва уехав, вернулся назад.
– Крымчаки!
Я велел своим холопам вооружиться мушкетами и занять места у окон. Чего соваться вперёд, не зная сил врага? К тому же огнестрельного оружия у крымчаков не было – то ли не любили они его, то ли не брали по причине дороговизны.
Вдали показались клубы пыли.
– Приготовились! Стрелять по моей команде.
Из-за редкой рощицы вынеслась на рысях конная полусотня крымчаков. Для нас многовато, у нас с Тучковым – вдвое меньше воинов.
Крымчаки остановились у реки, постояли, посовещались и въехали в воду. И место выбрали удачное – здесь было мелко. А может, и подсказал кто о броде.
Я выждал, пока враг дойдёт до середины речушки, и скомандовал:
– Пли!
Изба окуталась дымом, от грохота мушкетов заложило уши.
– Перезаряжай быстро!
Холопы стали суетливо перезаряжать оружие.
С улицы раздались крики. Я выскочил за дверь. Тучков поднял своих холопов в седло и ринулся в атаку. Ох, зря! Мы бы успели сделать ещё залп картечью. И так после первого залпа полусотня потеряла не меньше семи-восьми воинов. Теперь стрелять поздно – холопы Тучкова закрыли своими телами сектор обстрела.
Самому ринуться в бой? Ведь на каждого тучковского по двое крымчаков приходится! Ну, чуть бы обождал с атакой, и второй залп из мушкетов значительно увеличил бы наш шанс на победу. А теперь – чего уж об этом… И так уже почти посредине реки, на широком броду, закипела сабельная схватка.
– По коням! – закричал я.
Никак не можно отсиживаться за спинами товарищей, когда они кровь свою проливают.
– Федька, берёшь двоих холопов – заходи справа, я с двумя – слева. Заходите подальше, сначала стреляйте в татар, потом сабли в руки – и вперёд!
– Понял, боярин, исполню!
Мы запрыгнули в сёдла, разделились. Я обошёл схватку, дал команду. Раздался жиденький залп. Как эхо, слева тоже прогремели выстрелы. С саблями наголо мы врубились в сечу.
Татары, не ожидавшие стрельбы с флангов, понесли потери, дрогнули. Наши силы уравнялись, и бились мы отчаянно.
Я работал обеими саблями как крылья мельницы при штормовом ветре. Рассекая воздух, лезвия шипели, жужжали, рассекая чужую плоть, жадно чавкали.
Не выдержали татары, начали отступать, потом развернули коней и кинулись с поля боя, оставляя убитых и раненых. Уходило не более десятка.
Мы перевели дух, и я с Никитой выехал на свой берег.
Холопы спрыгнули с коней, деловито добили раненых татар, пустив их тела по течению реки.
– Ну что, Никита, одержали мы верх! Ты чего в бой ринулся? Мы дали бы ещё один залп, драться потом легче было бы.
– Удержаться не смог, они ведь уже рядом были. После первых выстрелов, как посыпались убитые в воду, так и взыграла кровь.
– Ладно, победителей не судят.
Холопы умылись, сели готовить похлёбку. Дозор уехал вперёд, продолжать боевое дежурство – ведь татары могли повторить попытку нападения – уже большими силами. С нашей стороны, увы, тоже было двое убитых. Не мои – тучковские. Покряхтел, подосадовал Никита – ведь новых боевых холопов искать теперь надо будет.
Только мы сели есть, как слева, там, где располагались основные наши силы, послышалась пушечная стрельба. Это было похоже на далёкие раскаты грома – только ведь на небе не было ни облачка, да и громыхало почти беспрерывно. Похоже, там сошлись в смертельной схватке обе рати.
Часа через два стрельба утихла. Мы, пользуясь затишьем, схоронили убитых. Война – дело жестокое, не только татары понесли потери.
Потом Никита сказал задумчиво:
– Наверное, и мне надо раскошелиться на мушкеты. Непривычно – вес лишний на коне возить придётся. Однако смотрю я – кабы не твоя стрельба, нам бы туго пришлось.
– Ага, ты представь, что все холопы – и мои и твои – по разу выстрелили бы. Может, и сабли тогда доставать из ножен не пришлось.
Мы простояли ещё два дня, потом явился гонец и объявил, что силы татарские разбиты и противник отступает.
Подоспевшие свежие рати вятичей да новгородцев посланы их преследовать. А для нас война окончена.
Мы собрали вещи и отправились под Коломну, на соединение со своим вологодским ополчением. Наши дружины потери понесли невеликие, чему бояре были рады, а вот ярославцы да москвичи были порядком потрёпаны.
Обратно на Вологодчину мы возвращались медленно – было много раненых, и не все уверенно сидели в селе. Но любая дорога заканчивается, и вот мы у ворот своего дома.
Лена выбежала из дома, обвела нас взглядом. выдохнула:
– Все вернулись, счастье-то какое! Не зря я свечи Николаю-Угоднику, Георгию-Победоносцу да Пантелеймону в церкви ставила.
Я обнял и расцеловал жену, Васятку. Хорошо дома, даже запах свой, привычный.
Поскольку людям и лошадям надо было отойти от дороги, я дал холопам трёхдневный отдых.
– А ты знаешь, в церкви отец Питирим тебя спрашивал, да узнав, что в походе ты, молитву ко Господу за тебя вознёс.
Интересно, зачем я ему понадобился? Скорее всего, даже и не Питириму а Савве, настоятелю Спасо-Прилуцкого монастыря. Нет, не поеду сразу: только из похода, устал, да и в деревню съездить надо – три недели меня не было. Хоть и хороший Андрей управляющий, всё равно за всем хозяйский глаз нужен.
День я отлёживался – деревянное седло так поотбивало за дорогу пятую точку, что сразу садиться в седло никакого желания не было. А мои холопы устроили выпивку с посиделками в воинской избе. Пускай себе гуляют, лишь бы избу не спалили.
Через день я направился в свою вотчину. Мы с Андреем обошли деревню, зашли в церковь. Я поставил свечи, помолился, пожертвовал церкви деньги на образа. А вернувшись домой, я услышал от жены, что приходил монах, спрашивал меня.
Оттягивать дальше с визитом в Спасо-Прилуцкий монастырь было уже неприлично, и следующим утром я выехал туда.
На стук в ворота выглянул знакомый монах, без лишних вопросов отворил ворота. Я уже знал дорогу и пошёл без сопровождающего.
Войдя в зал, я остановился.
Почти тотчас появился настоятель – отец Савва. На моё приветствие он шутливо бросил:
– Явился, блудный сын?!
– Не для ради мошны своей приехать не мог – токмо из похода, по приказу государя отражал с ополчением набег крымчаков злопакостных.
– Знаю, наслышан. Как и о том, что злоумышленника, боярина жизни лишившего, разыскал. Похвально сие! Инда глум и срам городу, в котором при почтенном госте непотребства творятся. Да что же мы стоим? Давай присядем!
Ох, ловок и хитёр настоятель. Знать – беседа долгая предстоит, ишь как ласково подводит – «давай присядем».
– И верно, в ногах правды нет.
Я сел на лавку, отец Савва уселся в кресло за столом.
– И как поход прошёл, поделись.
Я вкратце рассказал о походе. Я понимал, что настоятель меня призвал не для того, чтобы узнать новости о походе, но начинать беседу сразу о деле было не принято. Потом разговор плавно перешёл на погоду, поговорили и о видах на урожай.
– Священник церкви, что ты поставил в селе своём, отзывается о тебе благосклонно. Хозяин-де добрый, людишки довольны, да и церковь пожертвованиями не забываешь. Похвально!
Я насторожился. Понятно – сейчас разговор пойдёт о деле, ради которого меня пригласили. Однако следующий вопрос настоятеля меня удивил.
– И что же ты не согласился в столицу переехать? Должность высокую стряпчий тебе предлагал: дьяк Разбойного приказа – не чека от телеги. Там твои знания и опыт и государству пригодились бы, да и святой церкви.
Ага, свой человек в Разбойном приказе им наверняка нужен был.
– Не хочу в крови да бедах людских, инда червь, копаться. Мне милее родину от врага защищать на поле бранном, с сабелькой вострой.
– Похвально! Только Господь устами стряпчего другое послушание на тебя возлагал.
– Извини, настоятель, но только-только деревню свою поднял, жалко бросать.
– Понятно, жалко, только деревень таких у тебя на высоком месте множество могло быть. Выгоды своей не видишь.
– Отец Савва, не мне тебе объяснять, что в окружении государевом вечно интриги плетутся. Вспомни, сколько голов безвинных по лживым али облыжным обвинениям на плаху, под топор ката, легло?
Настоятель внимательно посмотрел на меня.
– Церковь святая не оставила бы тебя на столь высоком посту – помогли бы, подсказали, уберегли бы от ненужных шагов.
Сожалеет настоятель – своего человека в ближнем государевом окружении, наверное, очень надо иметь.
Я немного расслабился. Какой смысл жалеть о том, чего не вернёшь?
– Ну будет о пустом, давай о деле.
Я ошалел – ни фига себе, подвёл!
– Сведения недавно мы получили, как и откуда – пока не твоего ума дело. А поручить тебе вот что хочу. Манускрипты древние найти надо. Где они – сам не знаю, у меня есть только кусок грамотки. Поди сюда, взгляни.
Я подошёл. На столе лежал кусок древнего пергамента с обтрёпанными краями. На нём – полустёртая схема: поворот реки, крестик на берегу, слова латиницей.
– Пока непонятно.
– Прочитаю тебе с латыни.
Отец Савва прочёл перевод. В нём говорилось о неком предсказателе и поклоннике чёрных сил. Отрывок короткий – часть какого-то текста.
– И сколько пергаменту лет?
– Думаю, не меньше полутора сотен.
– Отец Савва, помилуй Бог! Живых свидетелей не осталось, где мне искать этот манускрипт? И что на плане этом за крестик – изба, место погребения, место хранения манускрипта? Что за река, где она?
– Вот тебе и поручаю всё это узнать.
– Нет уж, уволь. Получается – поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.
– Ты как дщерь неразумная! Знаешь, у шведов, говорят, собаки такие есть. Пленный или раб из неволи сбегут, так они собак пускают. Те собаки человека по следу и находят. Сыскными прозываются. Так и ты – сколько злоумышленников нашёл? Ты что, думаешь – это все могут? Тебе Господь дар дал, а ты им пользоваться не хочешь. Поди прочь с глаз долой и без манускрипта не возвращайся. А коли поможет Бог найти, так и другие свитки или книжицы, что рядом оказаться могут, прихвати.
Настоятель осенил меня крестом и вышел.
Я сидел некоторое время на лавке, переваривая услышанное. Мыслимое ли дело – найти утраченное или спрятанное полтора века назад! Да тут и ухватиться не за что – разве что за план. А пергамент -то на столе лежит, не забыл его настоятель – специально оставил, мудрый змей!
Я подошёл к столу, ещё раз внимательно вгляделся, перевернул наизнанку, повернул вверх ногами. Вроде как смутно буковки какие-то проступают.
За спиной неслышно возник монах.
– Помощь нужна ли? Если нет, пергамент я заберу.
– Подожди пока. У вас в монастыре лупа – ну, стекло увеличительное найдётся?
Монах стушевался.
– Иди к настоятелю, спроси.
Монах неслышно исчез, а я подошёл к свету поближе, до рези в глазах всматриваясь в пергамент. Сзади кашлянули. Я обернулся – рядом стоял всё тот же монах и держал в руке обитую чёрным бархатом коробочку.
– Вот, настоятель передал.
Я раскрыл коробочку. В бронзовой оправе, как драгоценность, на чёрном бархате лежало небольшое увеличительное стекло. Взяв его, я вгляделся в еле различимые буквы. Похоже, это название реки – только вот какой?
– Дай бумагу и перо.
– Вот же они, на столе!
Монах пододвинул ко мне чернильницу с пером и бумагу. Как можно более тщательно я перенёс слово на лист. По-моему, это на латыни.
– Посмотри сюда, на бумагу. Что означает это слово?
– Вроде – «Великий».
– Почему «вроде»?
– Одной буквицы не хватает.
– Спасибо и на том.
Я вернул монаху лупу и пергамент и вышел.
Нет, ну каков настоятель? Пойди и найди. Как будто это также просто, как книгу с полки снять. А если даже повезёт, и я его найду, так манускрипт тот и истлеть давно мог, одни кусочки остались.
Я медленно вышел из монастыря, привратник меня окликнул:
– Коня оставляешь, что ли?
Я вернулся, сел в седло и выехал со двора.
В очередной раз мой извечный вопрос – с чего начать? Я даже приблизительно не представлял, что делать. Но пока ехал в город, появились некоторые мысли, и я, не заезжая домой, направился к старому знакомцу – Степану. Подьячий был на месте, скрипел пером по бумаге.
– О! Кого я вижу! Боярин Михайлов! Чем могу?
– Здравствуй, Степан. Дело у меня.
Степан хохотнул.
– Да знаю, что дело. Ты же просто так не появляешься! Нет, чтобы просто зайти, проведать старого знакомца, кувшин вина испить. Как же – самому государеву стряпчему угодил! Ты теперь – персона важная.
– Погоди, Степан, изгаляться. Ты скажи лучше, в твоём ведомстве карта земель вологодских есть ли?
– Как не быть? – удивился подьячий. – На том стоим.
Степан встал из-за стола, достал со стеллажа свёрток, развернул.
– Любуйся!
Я всмотрелся в карту.
– А точна ли она?
Степан почесал затылок.
– Маненько неточности, конечно, есть – как без них, но все деревни и сёла нанесены точно.
– А реки?
– Вот уж не знаю, я же по землице работаю, тут все уделы и вотчины – вот, даже твоя деревня есть.
– Село нынче, Степан.
– Никак – церковь осилил, боярин? – удивился Степан. – Надо как-нибудь посмотреть.
Я намёк понял.
– Степан, поперва дело, потом и в село съездим, и церковь посетим, и колокол послушаем.
– На слове ловлю.
– Стёпа! – Я укоризненно покачал головой. – Разве я когда-нибудь бросал свои слова на ветер?
– Не было, боярин, и надеюсь – не будет.
Для пущей убедительности я сунул Степану в руку серебряный рубль.
– Ты мне вот что скажи, Стёпушка. А карты постарше у тебя есть?
– Это какого же году?
– Ну, скажем, лет сто назад.
– Помилуй Бог, боярин – откель? А погоди-ка, у меня тут писец старый есть, может – он чего припомнит?
Дьяк подошёл к столу, за которым скрипел пером по бумаге седой писец, переговорил с ним, вернулся.
– Сейчас.
Писец поднялся, вышел.
– Куда это он?
– В подвал – там все старые и ненужные бумаги лежат. Говорит – есть карта, только он не помнит, какого года. А почему нужда такая?
– Потом скажу, сам пока не знаю.
Писец вернулся через полчаса, одежда его была в пыли и паутине, глаза слезились. Под мышкой он нёс свёрток. Подойдя, писец положил свёрток на стол. От бумаги полетела пыль – писец, а за ним и мы дружно чихнули.
Я сунул в руку бумагомарателя медную полушку. Степан бросил на меня недовольный взгляд.
– Балуешь людей; он меня должон слушать, жалованье получает.
Я развернул карту. Конечно, она была не полуторасотлетней – вполовину моложе, но это всё же лучше, чем совсем ничего.
Я начал сравнивать старую карту с этой. Разночтения были. На карте из архива были деревни и сёла, которые на старой отсутствовали, и наоборот. Исчезали деревни и сёла, появлялись вновь – жизнь, никуда не денешься.
Я взял лист бумаги, по памяти набросал виденный мной в монастыре план.
– Стёпа, не упомнишь ли такого?
Стёпа повертел в руке нарисованный план.
– Ничего не измыслю. Эй, Фёдор, ступай сюда.
Старый писец подошёл к столу.
– Посмотри-ка на план. Где чего-нибудь похожее есть на старой карте?
Писец посмотрел на план, ткнул пальцем в карту:
– Вот это место.
Мы со Степаном уткнулись носами в карту. Похоже, очень похоже. Писец подал голос:
– Карта из подвала неточная – огрехов в ней много, а место точно это.
– На плане покажи.
Писец ткнул пальцем. Твою мать, час от часу не легче: он указывал пальцем недалеко от моей деревни – в пяти верстах, но на моей земле.
– Ты не ошибаешься, Фёдор? Это моя земля, деревня в другом месте.
– А посмотри на старой карте – там владение князя Лосевского раньше было, сказывают – князь в Литву съехал. Правда, лет тому минуло много, даже не упомню.
– Спасибо, Федя!
К неудовольствию Степана, я сунул писцу ещё одну полушку.
– Стёпа, а старую карту забрать можно? Степан потерзал бороду:
– А бери. Всё равно ею пользоваться нельзя, а без дела она в подвале сгниёт, или мыши поточат.
Я свернул карту в рулон, тепло попрощался со Степаном и вышел. Теперь я знал, откуда начать поиски.
Дома я развернул карту и стал её изучать. Да, изгиб реки похож, но это ещё не факт. За сто пятьдесят лет река могла постепенно изменить русло, или древний картограф – обычно из монахов – мог неточно нанести изгибы реки, ведь тогда не было системы координат, всё рисовалось приблизительно, от руки. Да собственно, большой точности и не требовалось – одна-две-три версты меньше или больше – какая разница?
Хорошо, предположим – условно, конечно, что река и участок земли рядом с ней – мои. Так ведь участок велик, весь не перероешь. Да и надо ли рыть? Ну, была когда-то здесь усадьба князя Лосевского, но сейчас-то на моих землях никакой усадьбы нет. И ещё вопрос – почему настоятель решил, что манускрипт зарыт в земле, а не увезён князем в Литву? Если он имел какую-нибудь ценность, зачем его было оставлять здесь – логичнее взять с собой. Или опасался, что порубежники наши отберут, или в дороге случится беда вроде нападения разбойников. Но и сейчас разбойников на дорогах хватает – ни один купеческий караван без охраны не ходит, а уж в те времена – и подавно. А чего им не злодействовать – дороги никем не охраняются, специальной службы, вроде полиции, не существует. На такой случай в Правде прописано – поймал разбойника за мерзким промыслом – повесь при дороге в назидание другим. Только татям никак не назидается, лёгким кажется разбойничий хлеб.
И вдруг мне вспомнился заброшенный колодец, куда я угодил прошлым летом. Хороший колодец, камнем выложен – не бревенчатый. Был бы сруб деревянный – сгнил бы за это время, запросто мог осыпаться, осесть, похоронив меня. А ведь это идея, надо завтра же проверить. А что я проверю? Ну, найду я фундамент дома. И где искать этот манускрипт ?
А вдруг колодец – и не колодец вовсе? Что-то я не слышал, чтобы раньше на Руси колодцы каменные делали. И к тому же колодец был сухой. Понятно, что он давно заброшен, земли там полно, но всё равно в нём должно быть хотя бы сыро. Стенки на известковом растворе, прочные – я нож между камнями воткнуть не мог. И ещё – колодцы делают в низких местах, к водоносным горизонтам поближе, дабы глубоко не копать. А развалины и колодец, насколько я помню, на пригорке. Точно, там поискать надо.
Возьму завтра с собой Федьку, а то он от пьянки опух уже, пусть похмеляется с лопатой. Ещё верёвки нужны – спускаться, фонарь масляный. О, ещё мешок, чтобы землю из колодца вытаскивать. Пожалуй, всё. Если чего и не хватит, деревня моя рядом, там можно будет взять.
Решив так, я со спокойной совестью лёг спать.
Первым делом утром я кликнул Федьку. Глядя на его взлохмаченную шевелюру и заплывшие глаза, я подумал про себя, что три дня отдыха – многовато для холопов.
– Так, Фёдор, бери лопату, мешок попрочнее – наверное, конопляный, несколько верёвок и фонарь.
– Ты чего… ик… боярин… ик.
– Перестань икать, иди – пива выпей. Сейчас по делу поедем, а на тебя смотреть нельзя – вытошнит.
– Извини, боярин.
Федька ушёл. Заявился он через полчаса, походка была неустойчивой.
– Ты что, напился?
– Нет, боярин. – Федька перекрестился. – Ты же пива разрешил, вот на вчерашнее и легло.
Дух от Федьки шёл тяжёлый, выдохнет – муха на лету умрёт. Ну, ничего, сегодня поработает, пропотеет – поймёт, что пить тоже надо умеючи, меру знать.
Мы оседлали лошадей, выехали.
– Куда хоть путь держим, боярин?
– В деревню.
– Чего искать будем, вроде поздновато.
– С чего решил?
– А что ещё в деревне лопатой делать можно?
– Увидишь.
Федька обиженно замолчал, сопел только.
Доехали до моей земли. Вроде где-то справа пригорок небольшой должен быть. Я вертел головой, пытаясь вспомнить.
– Чего ищешь?
– Федь, ты помнишь – о прошлом годе в колодец старый я угодил?
– Как не помнить, как вчера было.
– А место запомнил?
– А то! Вон осины стоят – аккурат за ними. Мы повернули, проехали осины. Да, вроде
здесь со мной случился казус. Я уже перенёс ногу на левое стремя, собираясь спрыгнуть на землю, затем остановился и посмотрел вниз. Вот была бы умора, угоди я в тот же колодец ещё раз.
Мы походили по пригорку, наткнулись на фундамент стоявшего здесь когда-то здания. Начали описывать круги вокруг него, и тут Федька заорал:
– Нашёл!
Я подошёл к нему – и в самом деле, передо мной зияла дыра колодца. Это был именно он – стены были обложены камнем. Сомнительно, что где-то рядом может быть ещё один такой же.
– Так, Федя. Привязываем верёвку, ты спускаешься, начинаешь копать, а я вытаскиваю мешком землю.
– Боярин, я же больной!
– Сейчас и вылечишься.
– Не дело боевому холопу землю копать, на то смерды есть – вон, деревня рядом.
– Дело тайное, Федя. О том знать никто не должен – даже твои сотоварищи. Понял?
Федька привязал один конец верёвки к камням, другой конец сбросил в колодец, туда же кинул мешок и лопату.
– А может, я буду землю поднимать?
– Это значит – боярин землю копать будет, а ты на ветерке прохлаждаться?
– Тоже верно.
Федька, кряхтя и матерясь сквозь зубы, полез в колодец. Вскоре послышались удары лопаты о землю, потом верёвка дёрнулась:
– Поднимай!
Я потянул за верёвку. Ого, он что – полтонны туда нагрузил? Я еле вытянул почти полный мешок. Да в нём верных полцентнера будет, если не больше. Я с трудом оттащил его к развалинам, высыпал. У колодца высыпать не стал: вдруг интересно прохожим будет – чего это тут куча свежей земли лежит? Сбросил пустой мешок Фёдору:
– Сыпь поменьше – по половине мешка.
– Как скажешь, боярин.
Мы работали без перерыва часа два, потом я решил, что нам обоим необходим короткий отдых. Федька выбрался из колодца мокрым от пота:
– Дышать нечем, боярин, хоть воздуха свежего глотну.
Он повалился на траву, отдышался.
– А глубоко ли копать будем, боярин?
Я решил пошутить:
– Сажени четыре ещё.
Федька аж подскочил.
– Четыре сажени? Я же умру!
Я засмеялся.
– Пошутил я, Федь.
– А сколько?
– Сам не знаю, там видно будет.
Пока Федька лежал, я задумался. А и в самом деле – на какую глубину копать? И что будет сигналом о конце моих изыскательских работ? Ответа на этот вопрос я пока не знал.
Теперь опуститься в колодец решил я.
– Боярин, давай уж я копать буду. Мы люди привычные.
– Охолонись немного, Федя.
Я спустился по верёвке в колодец. Федька уже углубился на метр, всё-таки площадь колодца была велика – немногим менее двух метров. Но делать нечего: назвался груздем – полезай в кузов.
Я взялся за лопату. И в самом деле здесь душно, воздух спёртый.
Я копал и копал, загружая землю в мешок. Когда почувствовал, что силы на исходе, вылез наружу. Ветерок приятно овевал разгорячённое лицо. Какая благодать – вдохнуть свежего воздуха. Вот ведь – дышишь, и не чувствуешь, как это славно.
Мы передохнули, затем в колодец полез Фёдор. Работали в полную силу, и лишь когда солнце коснулось горизонта, я крикнул Феде:
– Всё, вылезай, прихвати фонарь и лопату.
Федька вылез взмыленный, мокрый от пота.
– Хорошую баню ты мне устроил, боярин.
Эх, чего не предусмотрел – так это не сказал холопам, чтобы баньку истопили. Мы оба были потные, в пыли. От стекающего по лицу пота на пыльной коже оставались полоски. Я посмотрел на Фёдора и засмеялся.
– Ты чего смеёшься, боярин? Думаешь – как боярин, так чище меня?
Мы оседлали отдохнувших коней и поехали домой. По дороге умылись во встреченном ручье тёплой, нагретой солнцем водой. А одежду теперь только стирать, столько пыли не выбьешь. Надо будет завтра сменную одежду, что похуже, взять.
С утра все мышцы ныли с непривычки. Одно дело – в седле сидеть и саблей махать, и совсем иное – копать с утра до вечера, как Стаханов.
Мы плотно поели, выехали.
У колодца я переоделся, а Федька остался в исподнем.
– Не могу в одёже, боярин, душно.
Снова два часа каторжной работы, потом перерыв. Федька упал в траву, а я сидел рядом и думал – там ли мы копаем, не ошибся ли я? Не пустышку ли тяну? Столько труда может насмарку пойти.
После перерыва вниз спустился я. Колодец стал заметно глубже, и поднимать мешок с землёй стало труднее, впрочем, как и дышать.
Через час работы лопата стукнулась о камни. Кладка что ли неровная? Или конец колодца? Может, мы добрались до дна? Если это дно, то вся работа впустую.
Меня охватила такая злость, что я с силой ударил лопатой под камень. Земля провалилась, и из образовавшегося небольшого отверстия потянул сквознячок. Э, нет, работа не впустую. Не бывает сквозняков, если нет тяги, если нет второго выхода.
Я копал и копал, пока обеспокоенный Фёдор не крикнул сверху:
– Боярин, ты там живой?
– Живой, Федька.
Я вылез из колодца – сил копать уже не было. Да и солнце клонится к закату. Я и не заметил, как быстро пролетело время и я проработал в колодце почти две смены кряду.
– Всё, Федька, хватит на сегодня – сил нет, да и баня нас ждёт.
– Как скажешь, боярин.
Но по голосу чувствовалось – рад Федька. Да и то – долбим и копаем – трудно, тяжело, душно.
Пока я не стал говорить Фёдору, что пробился к небольшому отверстию. Велико ли оно и куда ведёт, я не знаю. Может, промоина от грунтовых вод? Завтра я должен докопаться до истины и решить, стоит ли продолжать рыть дальше в этом колодце.
Добравшись до дома, мы помылись в бане, поели и без сил свалились на постели. По-моему, я даже снов не видел.

***

Источник : https://moreknig.org/fantastika/alternativnaya-istoriya/42970-ataman-geksalogiya.html ===

***

---

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

...

Дюна ... 434

...– Нельзя познать человека по одной половине его жизни, – раздраженно ответил Бладд. – Не поэтому ли принцесса Ирулан написала его биографию, с которой вы все носитесь как с божественным откровением?

***

---