Вы абсолютно верно считаете, что многие мои «союзники» используют священную войну как повод для нападения на соперничающие дома или для воспламенения старой вражды. Вы говорите, что это страшное, беспримерное кровопролитие не имеет отношения ни к моему правлению, ни к моим решениям, но я тем не менее несу за него ответственность. Я отвечаю за смерть каждой жертвы этого джихада.

По возвращении из ситча Табр Пол объявил, что отныне будет принимать посетителей в экстравагантном Небесном аудиенц-зале, в котором, правда, была еще не закончена отделка.

За прошедшие несколько лет временный тронный зал бывшей выездной резиденции Шаддама утратил в глазах Пола всякую пышность, и он решил проводить аудиенции в другом помещении, несмотря на то что Бладд был неудовлетворен отделкой – окантовками, филигранью, резными каменными украшениями, набором скульптур, росписью стен и потолков. Мастер меча настаивал на самостоятельном завершении всего амбициозного замысла и отказывался принимать чью-либо помощь.

Бесчисленные ниши были лишь отчасти заполнены скульптурами, изображавшими по большей части либо самого Пола, либо его предков по линии Атрейдесов. Фрименские ковры, развешанные над троном, отображали эпизоды некоторых битв джихада. Бладд объявил, что некоторые из этих сцен он повторит в виде потолочных фресок, которые окружат основание купола, долженствующего увенчать исполинский аудиенц-зал.

Накануне Пол взбирался на подмостки, устроенные над троном. С них самые лучшие художники продолжали неутомимо работать над созданием картин. Даже сейчас, когда он находился здесь, исполняя свои обязанности, художники продолжали работать, тихо переговариваясь, чтобы не мешать Муад’Дибу.

Пол был до глубины души потрясен слепой самоубийственной преданностью тех рабочих с Омвары, которые не побоялись взглянуть в лицо песчаной бури, чтобы выказать свою беспредельную веру. В течение многих поколений представители Дома Атрейдесов внушали верность многим. Эта верность была воплощена такими людьми, как Гарни Холлик, Дункан Айдахо, Сафир Хават, и многие, многие другие. Но их верность поддерживала, она не была безрассудной. Чего смогли добиться эти рабочие, обрекшие себя на смерть в дюнах? Как их жертва послужила делу Муад’Диба?

Да, это правда, что обожествление Муад’Диба, возникавшее и крепнущее религиозное поклонение стали движущей силой, толкавшей вперед священную войну, но этот же религиозный фанатизм ежесекундно грозил выйти из-под контроля. Религии необычайно эффективны, но они безответственны. И он, Муад’Диб, находится в оке этого непредсказуемого тайфуна. Люди видели только его, но не видели последствий, венчавших каждое его действие.

Облаченный в свободную коричневую с золотом мантию, а не в запыленный защитный фрименский костюм, который он носил в ситче Табр, Пол занял место на временном троне, установленном здесь на период строительства. Потом сюда перенесут огромное седалище из хагальского кварца, легендарный трон Льва династии Коррино. Сейчас же, несмотря на то что трон послужил бы напоминанием о славной победе над врагом, Пол не хотел будить в народе мысли о Шаддаме IV. Пол оглядел огромный аудиенц-зал. Присутствующие выстроились в помещении согласно своим чинам и рангам.

В зал в сопровождении трех фрименских женщин в светло-серых накидках, скрывавших оружие, вошла Чани в зеленом платье с воротником, украшенным золотым плетением. Угловатой походкой быстро вошла в зал и шестилетняя Алия. Она встала у трона, словно собиралась исполнять роль телохранительницы.

Нельзя было сбрасывать со счетов насилие, вспышки которого то и дело провоцировали мятежники Торвальда, и цену, назначенную ими за головы Муад’Диба и членов его семьи. Поэтому Пол позаботился о создании корпуса женщин-телохранительниц, охранявших Чани, Алию и даже Ирулан. Скоро с кратким визитом должна прибыть его мать, так что надо было позаботиться и о ее безопасности. Пол не желал оставлять это дело на волю случая.

Он снова подумал о группе рабочих-фанатиков, стоявших на гребне дюны, грудью встречая смертоносный ветер, чтобы выказать свою преданность и доказать… что? И такие люди были его сторонниками!

От массивных входных дверей до слуха Пола донеслись какие-то крики и возня. Фрименские телохранители    избивали одетых в зеленое заключенных, арестованных священников, отколовшихся от основной религии сект. Вскоре охранники привели заключенных к покорности, хотя для этого им пришлось прибегнуть к парализующим дубинкам. Пол смотрел на эту сцену, не произнося ни слова. Зная о том, что они сделали, Пол едва удерживался от того, чтобы немедленно не приговорить их к смерти. Но не надо спешить. Всему свое время. Есть вещи, которые нельзя прощать.

По рыже-красному сплетенному из волокон специи ковру, только сегодня уложенному перед троном, важно прошествовал Корба. На нем была чистая белая накидка, украшенная алыми символами. Одежда намеренно была выбрана так, чтобы выгодно отличаться от зеленых одежд арестованных священников, которых охрана толкала вслед Корбе. Он совершенно перестал походить на федайкина.

Пятеро узников были покрыты синяками и ссадинами, в запавших красных глазах застыло безжизненное выражение покорности судьбе. Только один священник, высокий человек с благородной осанкой, держался мужественно и вызывающе. Не скрывая презрения, стражники повалили заключенных на каменный пол. Им хватило благоразумия сохранить полнейшее равнодушие, граничившее с прострацией. Мятежного жреца солдат ударил сапогом, и священник рухнул на спину.

Отвесив церемонный поклон, Корба остановился у подножия трона.

– Благородный и возвышенный Муад’Диб, столп вселенной, я привел к тебе на суд непокорных священников секты Дур. Они были схвачены при попытке осквернить гробницу твоего отца и похитить из нее его череп!

Закрыв глаза и вознеся молитву (представление для легковерной публики), Корба наполовину вытащил из ножен крис, готовый стать палачом.

Пол с трудом сдержал ярость.

– Жрецы Дура были когда-то уважаемыми в Империи людьми, они руководили церемониями бракосочетания и коронации Императоров. И вот теперь вы вознамерились вскрыть гробницу моего отца! Вы стали грабителями могил, мародерами? Осквернителями праха?

Корба ждал сигнала своего повелителя, но Пол колебался, не зная, как поступить в этом случае. Действия жрецов были еще одним примером вопиющей безответственности неконтролируемой религиозности. Но как управлять религией – своей или древней? Помогут ли сейчас терпимость и милосердие? Или надо принять крутые меры? Что посоветовал бы ему отец?

Один из запуганных священников, большой живот которого делал его похожим на грушу, с трудом поднялся на колени и умоляюще посмотрел на Императора. Глаза несчастного заливал обильный пот.

– Сир, выдвинутые против меня обвинения, ложны. Я даже не знаю этих людей – я служу в другом ордене! Меня заставили надеть эту зеленую накидку! Я вообще был дома по случаю праздника.

– Он лжет, – сказал Корба. – Его так называемый праздник был конспиративной сходкой заговорщиков, на которой он и его соучастники обсуждали планы твоего свержения. Любая клятва в верности, какую он сейчас скажет, не стоит того сотрясения воздуха, которое она вызовет.

Пол вперил сверкающий взгляд в коленопреклоненного человека.

– Я всегда терпимо относился к чужим религиям, но я не намерен терпеть инсинуации и заговоры, угрожающие мне, и тем более не стану я терпеть осквернение могилы моего отца – благородного герцога Лето Атрейдеса. – Внезапно Пол ощутил неимоверную усталость. – За это вы должны умереть.

Охранники грубо схватили толстого человека и попытались оттащить его назад, к другим узникам, но он вдруг обмяк и повис на руках у солдат. Корба коснулся пальцами его шеи и громко фыркнул.

– Он мертв. – По-волчьи ухмыляясь, он бросил презрительный взгляд на других одетых в зеленое жрецов, а потом обернулся к собравшимся в аудиенц-зале:

– Муад’Диб поразил его взглядом! Никто не может ускользнуть от взора нашего Императора.

Пол явственно услышал, как послушная толпа тихо и благоговейно повторяет его имя.

Мужественный священник-патриций поднялся на ноги.

– Вскрытие бы показало, что этот несчастный умер от укола отравленной иглой. Дешевый трюк! – Он сделал два шага вперед, несмотря на все попытки солдат удержать его на месте. – В тебе нет ничего святого. Жрецы Дура называют тебя демоном, Пол Атрейдес!

Услышав такое неслыханное оскорбление, толпа взорвалась диким воем.

– Вырвите им глаза! – пронзительно заверещала какая-то женщина. Один из священников жалобно застонал, но другие заставили его замолчать.

Пол вспомнил войну убийц, битвы на Икаце и Груммане, кровь и трагедии, вспомнил он, с какой любовью он и его близкие хоронили останки герцога Лето, его череп. «Самой большой ошибкой моего отца было то, что он не был достаточно суров к своим врагам».

– Все вы умрете за преступления, совершенные вами под влиянием вашей отступнической религии, – сказал Пол, глядя на одетых в зеленое жрецов и зная, что Корба сделает их смерть долгой и мучительной. – Отныне и навсегда я запрещаю вашу безрассудную веру. Я приказываю сровнять с землей все ваши святилища в моей Империи. Мой Кизарат займется вашими последователями, чтобы наставить их на истинный путь. – Он встал и повернулся спиной к толпе, давая понять, что аудиенция окончена. – Отныне в моей Империи не будет священников секты Дур.

На следующий день Пол принимал в расположенных за троном личных покоях дорогих гостей. Правда, на лицах леди Джессики и Гарни Холлика застыло безрадостное выражение. Пол обнялся с матерью и хлопнул по ладони Гарни. Оба прибыли на одном лайнере Гильдии, и Пол был страшно рад их видеть.

Он отбросил свою обычную настороженность и вздохнул, нежно глядя на мать и друга.

– Мама, Гарни, я так скучал без вас. Все ли хорошо на Каладане и на Гайеди Прим?

Гарни был обескуражен вопросом и промолчал, но Джессика ответила без промедления:

– Нет, Пол. Мало хорошего происходит на обеих планетах.

Гарни был удивлен таким прямым ответом, но счел нужным добавить:

– Мне удалось сдвинуть дело с мертвой точки на Гайеди Прим, милорд, но вся планета продолжает корчиться от боли в застарелых ранах. Потребуются поколения, прежде чем население научится жить самостоятельно и по-новому.

Пол озабоченно посмотрел на Джессику.

– Что случилось на Каладане, мама?

Джессика, как всегда, выглядела по-королевски. Именно такой она всегда была перед своим герцогом Лето.

– У нас были демонстрации, протесты, на нашу голову сыпались оскорбления. Дезертиры из гвардии Атрейдесов заняли замок Каладан и укрепились в нем. Мне пришлось искать убежища в другом месте и скрываться до тех пор, пока мне не удалось снова взять события под контроль. Были сожжены дотла многие деревни.

– Дезертиры? Из гвардии Атрейдесов? – Пол был уверен, что Каладан всегда останется бастионом стабильности, неприкосновенным запасом его сокровищницы. У него и так хватает проблем, особенно с этим беспрестанно жалящим в самых неожиданных местах оводом – графом Мемноном Торвальдом. Он жестко посмотрел на Гарни.

– Как это стало возможным?

– Они помнят герцога Лето, милорд. Они надеются, что вы будете таким же, как он.

Сначала надо разобраться с практической стороной дела.

– Подавлен ли мятеж?

– Мятеж подавлен, но проблема не решена, – ответила Джессика. – Они разочарованы тобой, Пол. Ты рассчитывал на их верность, но не сделал ничего, чтобы ее заслужить. Я много лет общалась с ними от твоего имени, но они все равно    чувствуют, что ты оскорбил и бросил их на произвол судьбы. Каладан – родовая планета Атрейдесов, но ты ни разу там не был с самого начала джихада.

Пол глубоко вздохнул, стараясь подавить гнев.

– Во время того визита мои армии покоряли Кайтэйн. Кайтэйн, мама! Мне надо было вести войну. Что, на Каладане думали, что я вернусь туда для того, чтобы плясать и смотреть парады? – Он помолчал и испытующе посмотрел матери в глаза: – Я оставил тебя вместо себя.

– Да, оставил, но я – не герцог Лето, и тем более не ты.

– Понятно. – Пол изо всех сил постарался скрыть язвительность. Радикальные жрецы Дура пытались осквернить гробницу отца, но, возможно, сейчас он, Муад’Диб, точно так же оскверняет память Лето Атрейдеса.

– Мне надо как можно скорее вернуться домой, чтобы восстановить мир, – сказала Джессика, – и я хочу взять с собой Гарни. Люди знают его, Гарни Доблестного.

– У Гарни Холлика есть обязанности на Гайеди Прим.

Глаза Джессики вспыхнули недобрым огнем, а слова ранили, как лезвие бритвы:

– Как ты мог подумать, что Гарни хотел получить Гайеди Прим? Неужели ты так мало понимаешь человеческую природу? Каждый день на этой планете настоящая пытка для него.

Пол от удивления широко раскрыл глаза.

– Это правда, Гарни?

Холлик смутился.

– Вы приказали мне взяться за это дело, милорд, и мне пришлось делать все, на что я способен. Но на самом деле нет в Империи планеты, которую я ненавидел бы больше, чем Гайеди Прим. Для меня она навсегда останется планетой Харконненов.

Пол был тронут до глубины души.

– Прости меня, старый друг. Я не хотел причинить тебе боль. Но ты сохранишь дарованный мною титул на Гайеди Прим, и надеюсь, что одно твое имя станет залогом успешности реформ. Я окажу тебе личную и финансовую поддержку, чтобы ты смог продолжить свою важнейшую работу. Но пока я предоставляю тебе отпуск. Можешь вернуться на Каладан, чтобы обеспечить безопасность моей матери.

Гарни церемонно поклонился.

– Мое сердце навсегда принадлежит Каладану, где я служил благородному Дому Атрейдесов.

– Очень хорошо, мой друг. Ты так много помогал моей семье, что я едва ли смогу отплатить тебе за это полной мерой, – сказал Пол. – Отправляйся на Каладан, залечивая раны, которые я ненамеренно тебе нанес своим небрежением.

Позже, по окончании встречи, Пол остался один в своих покоях. Теперь здесь было тихо, невыносимо тихо…

Сейчас Пол опасался, что неверно истолковал свои долгосрочные видения, что его собственные воины могут ввергнуть человечество в темные века. В такие же, какие оно пережило после окончания Батлерианского джихада. Где-то далеко за стенами его дворца война продолжала пожирать одну планету за другой. За собой его легионы оставляли покоренное деморализованное население и выжженную землю, обезглавленные правительства, но ничем не заполняли образовавшийся вакуум. Он, и только он, должен каким-то образом собрать вселенную воедино.

Сюрпризы слишком часто бывают неприятными.

Готовые к любым неожиданностям, граф и леди Фенринг шли за ученым альбиносом по узким, обшитым металлическими панелями туннелям, проложенным под Фалидеями. На серых плитах местами виднелись подтеки и пятна, покрытые застарелой плесенью. Доктор Эребоом быстро шел впереди, и Фенрингу казалось, что перед ними по лабиринту бежит белая лабораторная крыса.

Благодаря своей способности к «убеждению» Фенринг смог уговорить Эребоома показать ему все, что он хотел, но граф тем не менее оставался настороже. Он нисколько не доверял этому человеку. По крайней мере маленькая Мари находилась в безопасности под бдительной охраной Тони Обрега-Ксо. Они заперлись в квартире Фенрингов, защищенные от вторжений и шантажа. Няня из ордена Бинэ Гессерит убьет любого, кто попробует проникнуть в убежище. Убедившись в неприветливой терпимости хозяев планеты, Фенринг сомневался, что они попытаются прибегнуть к грубому насилию, особенно теперь, когда они могли так много приобрести. Мари и гипотетический Квизац Хадерач тлейлаксу создавали великолепную почву для сотрудничества и выгодного взаимодействия.

Нет, опасность могла грозить не Мари, а ему самому или леди Марго. Инстинктивно граф Фенринг опасался засады или ловушки. Он испытывал в отношении Эребоома раздражение и любопытство одновременно. Сейчас они шли смотреть на якобы успешного кандидата на роль Квизац Хадерача.

Они вошли в лабиринт по длинной охраняемой лестнице вблизи наружной стены города (выходившей на берег глубокого вонючего озера), но по пути сделали так много поворотов, что Фенринг начал терять терпение.

– Мы все еще находимся под городом или уже вышли под дно озера? – спросил он, смахнув со лба упавшую с потолка каплю.

Эребоом издал квохчущий звук.

– Мы находимся в туннеле распределения воздуха, в вентиляционной системе города. Идите за мной. Теперь уже недалеко.

Лифт из прозрачного плаза начал поднимать их на верх высокого здания. Мимо пролетали бесчисленные этажи. На каждом из них были видны тлейлаксу, суетившиеся за работой. Лифт плавно остановился, его двери раскрылись, и Эребоом торопливо повел их по коридору с белыми стенами. Узкое обычно бледное лицо ученого покраснело от волнения.

– Сюда, пожалуйста. Скорее, скорее. Вас ожидает масса интересных впечатлений.

В конце коридора, залитого лимонно-желтым светом, Эребоом отрегулировал сканер безопасности. Дверь скользнула в сторону, открыв помещение, затянутое влажным серым туманом. Они вошли внутрь.

Когда глаза его привыкли к полумраку, Фенринг заметил, что стены обиты мягким материалом, на котором виднелись многочисленные отметины и царапины. Сжав руку Марго, граф подал ей предупреждающий сигнал. Она приблизилась к мужу и незаметно приняла боевую стойку, готовая в случае необходимости ударить. Фенринг уловил запах едких химикатов, смесь каких-то лекарств… и что-то гнилостное, чего он никак не мог определить. Он почувствовал, как напряглась спина прижавшейся к нему Марго. Это был какой-то животный запах.

Эребоом растворился в тумане, хотя Фенринг слышал, как он что-то тихо и почтительно бормочет. Что это – молитва?

– Не тревожьтесь, – сказал доктор. – Этот туман настроен на человеческий обмен веществ и делает кандидата сонливым.

Когда туман немного поредел, Фенринг увидел, что альбинос стоит возле чего-то, что сначала показалось графу какой-то бесформенной грудой. Потом он понял, что на полу, скорчившись, сидит классически сложенный мужчина в обтягивающем бежевом трико, из-под которого выпячивались словно высеченные резцом скульптора мышцы. Один из извращенных подопытных субъектов, виденных Фенрингом в лаборатории? Нет, граф усомнился в этом.

Человеческая фигура внезапно выпрямилась и встала во весь рост. Трико обтягивало все тело за исключением кистей рук, стоп и головы. Фенринг заметил, что взгляд его жены скользнул по мускулистому телу вверх, к поразительно красивому лицу – орлиному носу и несколько надменному рту. Но Фенринг пытался разглядеть еще что-то за этим физическим совершенством, и видел, что Марго делает то же самое. В карих овальных глазах мужчины читалась какая-то внутренняя мука.

– Знакомьтесь с Талло, – в голосе Эребоома прозвучала нескрываемая гордость, – нашим             Квизац Хадерачом.

Зеленые глаза Марго внезапно вспыхнули неподдельным интересом.

– Вы создали его по собственной генетической карте?

Обращаясь к женщине, ученый непроизвольно заговорил снисходительным тоном:

– Используя сложную лабораторную технику вместо причуд естественной человеческой репродукции, мы всего за несколько поколений добились того же, на что вы в Бинэ Гессерит потратили тысячи лет.

– Ну, это мы еще посмотрим. – Фенринг обошел Талло, выискивая в нем изъяны. – Он выглядит моложе, чем Пол Атрейдес. Ему приблизительно семнадцать или восемнадцать? Я угадал?

Эребоом улыбнулся.

– Хронологически Талло всего девять лет, но мы ускорили его физическое развитие. Это значительный прогресс. В некоторых отношениях он весьма рафинирован, но в других пока груб и незакончен.

Протянув руку, Эребоом пригладил темные волнистые волосы Талло. Это было нежное, почти любовное прикосновение. Странное создание немного успокоилось, когда доктор заговорил:

– Это кульминация генетических достижений Тлейлакса. Наш Квизац Хадерач обладает такими ментальными способностями и, видимо, такими начатками предзнания, глубину которых мы не можем пока точно определить.

– Оно умеет говорить? – спросил Фенринг.

– Я умею говорить лучше, чем величайшие ораторы во всей человеческой истории, – произнес Талло тоном эрудита, соблюдая превосходную дикцию. – Мне известны все факты, изложенные во всех энциклопедиях Империи. Я являюсь ментатом с усиленными вычислительными способностями. Я могу спорить со всеми вами одновременно и ответить на любые ваши аргументы.

Эребоом достал из кармана прямоугольный кусок бисквита и словно отличившемуся щенку протянул его Талло. Существо принялось жевать, не отрывая тяжелого взгляда от графа Фенринга. Проглотив кусок, Талло изрек:

– Хочу довести до сведения наших гостей, что я – не оно. Я полноценный человек.

– Он больше, чем человек, – подтвердил Эребоом. – Есть ли лучший способ свергнуть Императора Муад’Диба, чем заменить его нашим сверхчеловеком?

– М‑да, конечно-конечно, – язвительно заметил Фенринг, – ваш сверхчеловек ворвется в тронный зал и закидает Императора пирожными?

Жуя бисквит, Талло снисходительно улыбнулся.

***

***