Атаман 034 - 15 Октября 2023 - Персональный сайт

Главная » » Атаман 034

22:22

Атаман 034

***

===

ГЛАВА IV

Придётся проследить за домом, ничего лучшего мне в голову не пришло. Плохо только, что торчу я тут на самом виду, как три тополя на Плющихе.
Я уселся на завалинку. В конце концов мужик из того дома меня не видел. Если я не перестраховываюсь, то моего словесного описания у преследователей нет, только – Ионы. То, что разговор шёл именно с мужчиной, а не женщиной, я не сомневался – не будут втягивать в тайные дела женщину. А может, всё это – случайные совпадения? Как говорится, пуганая ворона и куста боится.
Если я не ошибся, то мужик должен просто передать сведения, что получил от мальчишки, дальше. Интересно было бы посмотреть – кому.
Вскоре мужик вышел из дома, осторожно осмотрелся и пошёл по переулку. Начали оправдываться мои худшие опасения.
Я отпустил его подальше и направился за ним. И не очень удивился, увидев, что он входит в церковь – что-то подобное я и предполагал.
Мужик пробыл в церкви недолго, вскоре вышел. Следовать за ним я не стал, не интересен он мне – обычный «почтовый ящик». Получил сообщение – передал. Гораздо интереснее было бы пообщаться с вышедшим священником – тем более, что он повёл себя странно. Выскочил из церкви во двор, заметался – видимо, решал, что делать? Захватить Иону самому – сил нет, людей оружных и опытных – тоже; сообщение передать дальше – сумерки уже на улице. А упустить нас ему явно не хочется – боится, что утром и след наш простынет.
Наконец священник принял решение и быстрым шагом пошёл по улице, но к моему облегчению – недалеко. Вошёл без стука в ворота избы, пробыл во дворе несколько минут, вышел и уже спокойной походкой вернулся в церковь. Очень интересно!
Я издали наблюдал за избой, куда заходил священник.
Вскоре открылись ворота, на старом мерине выехал верховой – одеждой ремесленник.
Мерин трусил неспешно, видно – отбегал своё. Я шёл сзади. Всадник выехал из села, и я забеспокоился. Стоит мерину прибавить хода, и я за ним не поспею. Жалко, что мой конь на постоялом дворе. Тогда надо догнать и порасспрашивать мужика.
Я рванул за всадником – благо он не оборачивался. Когда уже приблизился, с дороги сместился на обочину. Там трава, она приглушит топот. Догнав, я резко дёрнул всадника за ногу. Не ожидавший нападения мужик свалился с лошади, но не упал – я вовремя поддержал. Зачем мне покалеченный?
– Здорово, мужик!
– И тебе здравствовать; чего бросаешься на людей? У меня и денег нету.
– Не за деньгами я. Чего приходил к тебе священник?
Мужик слегка растерялся, потом ляпнул первое, что пришло в голову:
– Крестины завтра – внука крестить буду, вот поехал кумовьям обсказать.
– На ночь глядя? – Я вытащил нож из ножен. – Если ты ещё не понял, то я – не тать. Хочу услышать – куда путь держишь и что велено передать?
Глаза у мужика забегали. Говорить ему явно не хотелось. Я слегка кольнул его остриём ножа.
– Считаю до трёх. Не скажешь – обстругаю, как полено, только и оставлю, что язык, чтобы сказать мог. Веришь?
Мужик разразился длинным матерным монологом. Надо поучить. Кончиком ножа я резанул по руке. Разрез длинный, но для жизни не опасный. Мужик взвизгнул и замолк, лишь глядел на меня испуганно. Только сейчас он осознал, что я не шучу и угрозы мои – всерьёз.
– В соседнее сельцо велено было ехать, в церкву. Там передать местному священнику – Иона здесь, торопитесь, утром уйдет.
– И всё?
– Истинный Бог, всё. – Мужик перекрестился. Я думал. Отпустить его в село – значит, навлечь на себя неприятности, и не далее, как рано утром. Прирезать – рука не поднимается: он никто, еще один «почтовый ящик». Прогнать домой – проболтается священнику. Вот незадача.
А привяжу-ка я его к дереву. Отведу подальше в лес и привяжу. Коня его трогать не буду: мерин старый, сам дорогу домой найдёт. Придёт без седока – искать пропавшего начнут, а за день не помрёт.
Так и сделал. Отвёл мужика метров на двадцать в лесок, привязал к дереву, в рот шапку его же затолкал. Шлёпнул рукою по крупу лошадку, и мерин неспешно зашагал по дороге. Мне кажется, мерину было всё равно – есть на нём всадник, нет ли?
Я же отправился назад и прямым ходом – на постоялый двор. Иона ещё не спал, ждал меня. Я пересказывать подробности не стал, объяснил просто, что выследили нас, но до утра время есть – можно немного поспать, а утром поедим и – сразу в путь.
Так и сделали. Я запер дверь, подставил к ней скамью, обнажённую саблю положил рядом с собой.
Ночь сюрпризов не преподнесла – выспались оба, и после скорого завтрака поднялись в седло.
Мы выехали из села, и я без слов свернул с дороги. Иона как привязанный следовал за мной. Я решил выехать на другую дорогу, а срезку между ними осуществить прямо по целине. Как я узнал утром в трапезной, глубокой реки или оврагов поблизости не было.
Одно плохо – ехать приходилось шагом, осторожно, чтобы ноги коней не угодили в барсучью нору или другую западню. Тогда бросай коня и тащи груз на себе до первого села. Да и верную дорогу спросить не у кого: вокруг ни души, лишь луга и засеянные поля. Но я полагался на свою интуицию и память. Европейскую часть Руси я помнил относительно неплохо ещё по прежней жизни, когда пришлось попутешествовать на байке.
Дорога и в самом деле появилась часа через три неспешного хода, и мы повернули направо. Здесь уже пустили коней вскачь. Переходили с рыси на галоп и обратно, давая коням отдохнуть. За день отмахали вёрст тридцать.
– Всё, не могу, сидеть уже не могу, давай передохнём, – взмолился к вечеру Иона.
Доехав до первого же постоялого двора и отдав коней прислуге, мы поели и легли спать. Вернее – спать лёг я один. Иона ещё долго стоял перед иконой, вознося молитву. Под его бормотание я и уснул.
Утром, после завтрака – снова в седло. До Боровска оставалось уже не так далеко, но и опасность, что нас попытаются перехватить, тоже возрастала.
Переправились через Волгу на пароме, проехали старинный русский город Ржев. Теперь впереди не будет больших рек, а малые мы пересечём вброд.
Тракт был грунтовый, но утоптанный копытами и колёсами повозок до бетонной плотности. Если бы не пыль, совсем было бы неплохо. Помогал боковой ветер, относивший пыль в сторону, но даже и при этом через пару часов мы покрылись слоем серой пыли.
Навстречу нам пронеслись два всадника, тоже запылённые донельзя. Мы разминулись, затем всадники круто осадили коней, развернулись и пустились за нами вдогонку.
– Иона, давай быстрее, нас догоняют.
Я оглядывался, но расстояние между нами неуклонно сокращалось. Вероятно, лошади у всадников были посвежее или повыносливее. Вот уже дистанция – не более тридцати метров.
– Иона, скачи вперёд, жди меня на первом же постоялом дворе. Я их задержу.
Я перестал погонять коня, и всадники быстро приблизились. Обернувшись, я всмотрелся. Одежда на них не монашеская, цивильная. Тогда можно и сабелькой помахать. Один из всадников приблизился, стал обходить меня слева. Никак они хотят разделиться – один догоняет Иону, второй – нападёт на меня?
Как только корпус его лошади поравнялся с моей, я резко выкинул левую руку в сторону и ударил его кистенём. Удар пришёлся в правое плечо. Всадник вскрикнул, выпустил поводья, закачался в седле. Конечно, болевой шок при таких ударах в сустав очень сильный. Всадник стал отставать, но второй сблизился и выхватил саблю. Его жеребец неуклонно приближался, снова обходя меня слева. Неудобно бить левой рукой, но как только морда жеребца оказалась в досягаемости, я рубанул поперёк неё. Жеребец взвился от боли, всадник свалился в дорожную пыль.
Я притормозил коня, развернулся и медленно стал приближаться. Всадник оправился от падения, поднялся. Стоял, выставив вперёд саблю. Я пришпорил коня, задумав срубить его на скаку.
Противник мой оказался опытным – пешему трудно устоять перед конным; в последний момент он уклонился и присел, ударив саблей по ногам моего коня. Конь кувыркнулся через голову. Моё счастье, что я успел выдернуть ноги из стремян, иначе туша коня меня просто раздавила бы. Падение, сильный удар о землю. Мне показалось, что от удара из меня вышибло дух, перехватило дыхание.
Но осознание близкой и смертельной опасности заставило быстро вскочить. Сабля валялась в двух шагах от меня, я схватил её и обернулся к врагу. К моему удивлению, он не бежал ко мне, а стоял на месте. Довольно странно. Он что, при падении ногу повредил? Я обернулся назад. Конь второго всадника стоял смирно на дороге, а противник мой, потеряв сознание, лежал на шее коня. Хоть с тыла ничего не угрожает.
Я медленно подошёл к врагу, восстанавливая сбитое падением дыхание. Точно – одна ступня у него неестественно вывернута в сторону, и опирается он только на одну ногу. Старается держаться, но лицо перекошено от боли.
– Мужики, вы чего на меня кинулись? Я вас не трогал – какая пчела вас укусила?
– Ты нам не нужен – просто мешаешь, потому умереть должен.
– По-твоему, если ты мне сейчас мешаешь – тоже умереть должен?
Враг сплюнул, оскалился:
– Чего стоишь? Поглумиться хочешь? Ну, убей, если получится.
Я сунул саблю в ножны.
– На кой чёрт ты мне сдался, сам на дороге сдохнешь без лошади.
Я повернулся, пошёл к лошади второго всадника. Мой конь валялся на дороге с вывернутой шеей и перерубленными ногами.
Подойдя, я стянул всадника, и он кулем упал в дорожную пыль. Чего с ним церемониться? В живых его оставил – пусть ещё спасибо скажет, когда очухается.
Я срезал с его пояса плотно набитый кошель, сунул его за пазуху. Придётся покупать себе нового коня. Жалко, я свыкся со старым.
Взлетел в седло, тронул поводья. Не спеша объехал своего противника. Он опирался на саблю и чуть зубами не скрежетал от бессилия. Как же, враг рядом, а он его достать не может. Хуже того – я драться с ним не стал, объехал, как кучу навоза.
Я пришпорил коня и через полчаса был уже на постоялом дворе.
Иона ждал на крыльце, с тревогой поглядывая на дорогу, и, завидев меня, с облегчением вздохнул.
– Жив? Ну, слава Богу!
– Ну уж коли мы на постоялом дворе, пойдём хоть пообедаем по-человечески. Думаю, сегодня нас уже никто не побеспокоит.
Мы с аппетитом поели. Собственно, поел я, а Иона поковырял кашу ложкой, мясо есть не стал, запил квасом. Я же, доев курицу, побаловал себя пивом.
– Вот теперь и дальше ехать можно, с сытым брюхом оно веселее.
Иона пробурчал что-то вроде как «чревоугодник», но мне было всё равно, что он обо мне думает.
Мы пустились в путь и, переночевав у знакомого Ионы, к вечеру следующего дня подъезжали к Боровску, вернее – к Свято-Пафнутьеву Боровскому монастырю, что стоял близ города.
Монастырь производил серьёзное впечатление. Скорее – выглядел он как крепость: толстенные стены, шесть башен, все – каменные. Такой монастырь любую осаду выдержит.
На территории монастыря высились маковки церквей. Насколько я помнил – здесь, в этом монастыре, много лет спустя, во время царствования Алексея Михайловича, уморили голодом боярыню Морозову, выступавшую против церковных реформ патриарха-раскольника Никона, и её сестру – княгиню Урусову.
Мы подъехали к въездной башне, как я позднее узнал – Георгиевской.
На стук Ионы в крепостные ворота выглянул послушник. Увидев монашескую рясу Ионы, загремел запорами и открыл ворота. Мы спешились и, ведя коней в поводу, прошли ворота, которые тотчас же закрыли.
Мы оказались на небольшом пятачке внутри башни. Следующие внутренние ворота были закрыты и располагались под прямым углом к въездным, чтобы затруднить неприятелю штурм при осаде.
Из узких боковых дверей вышел монах, завидев Иону, бросился обниматься, восклицая:
– Дошли наши молитвы до Вседержителя! Жив, добрался-таки. А то уж мы слухи разные слышали – де сгинул Иона. Пошли к настоятелю! А это кто с тобой?
– Защитник мой, из узилища вызволил, сюда сопроводил, немало жизнию рискуя.
– Вот оно как. Тогда идёмте вместе.
По знаку монаха послушник открыл внутренние ворота, и мы оказались внутри монастырских стен. Послушник забрал лошадей, а мы отправились за монахом.
Перед дверью настоятеля попытались отряхнуть одежду от пыли, да какое там. Так и вошли.
Настоятель принял Иону с радостью. Перекрестил, облобызал, посадил на скамью. Я скромно присел рядом.
Иона не торопясь пересказал все события, включая измену Трифона, своё счастливое освобождение, возвращение ризы и навершия. При этих словах Иона развернул свёрток, достав шитую золотом ризу, и поднёс настоятелю монастыря навершие.
Тот долго любовался навершием, потом молвил, что посох уже готов, осталось только водрузить на него навершие – и подарок для иерарха готов. Развернул ризу – хороша, в пыли немного – так это ничего, послухи почистят.
Иона уселся и продолжил рассказ.
– Вот как оно! Совсем Вассиан Косой совесть потерял, народ мутит, клир расколол. Ох, не к добру!
Осенив меня крестным знамением, он поблагодарил за помощь. Позвонил в колокольчик и велел явившемуся послушнику накормить меня и отвести отдыхать. Иона же остался с настоятелем, видно – был разговор не для посторонних ушей.
Я перекусил в монастырской трапезной, с удовольствием улёгся на жестковатый матрас и отрубился. С момента, как я покинул Вологду, я не чувствовал себя в такой безопасности.
Проспал я до утра, и лишь близкий колокольный звон разбудил меня. Звонили к заутрене. Вставать страсть как не хотелось. Но не выйти на утреннюю службу в монастыре – верх неуважения.
А после службы – завтрак совместно с монахами в трапезной. До чего же у них здесь, в монастыре, хлеб хорош. Своей выпечки, свежий, духовитый. Прямо на диво.
Я нашёл Иону и спросил:
– Когда назад, в Прилуки?
Монах ответил уклончиво, вроде есть здесь, в Боровске, ещё дела, и доберётся он сам. Тогда я решил возвращаться один и попрощался с Ионой.
Послушник споро возложил на лошадь седло, затянул подпругу, подвёл лошадь к воротам. Прощай, Боровск, может, и доведётся ещё быть в старинном граде.
Обратный путь я проделал быстро. Ехал налегке, в одиночку, не опасаясь нападений, и через неделю уже въехал в Вологду.
Перво-наперво – домой, успокоить жену, что жив-здоров. Ну и помыться в баньке, поесть домашних харчей. А завтра уже – в Спасо-Прилуцкий монастырь, к настоятелю, куда уж теперь торопиться-то.
Выехал я с утра, на отдохнувшей лошади. На стук в ворота в оконце выглянул монах и, узнав, отпер калитку.
Настоятель принял меня тотчас же.
– Ну, сказывай – удалось найти?
– Удалось.
– Где навершие и риза?
– Где им быть? В Боровске ныне. Настоятель сильно удивился, усадил меня на
скамью.
– Рассказывай.
И я подробно рассказал, как и где нашёл Иону, и что Трифон оказался изменником, Иудой, как удалось найти похищенное и добраться с Ионой до Боровска, где вручили настоятелю навершие и ризу.
– Где же Иона?
– Остался в Боровске, сослался на дела, сказал, что доберётся сам.
Настоятель задумался, потом поднявшись, поблагодарил. Я поклонился и вышел.
Меня не оставляла надежда, что отцы церкви обо мне теперь забудут, желательно – надолго, и не скажут невзначай о моей персоне князю Овчине-Телепнёву.
Я зажил прежней жизнью, но в душе поселилась тревога, маленький такой червячок сомнения. Не станет ли меня теперь шантажировать настоятель, решая свои проблемы? А с другой стороны – раз смогла меня найти церковь, при желании может найти и кто-либо другой, тот же московский князь. И чего ему неймётся? Я ведь исчез из его жизни, не напоминая абсолютно ничем. Рот всегда держал на замке. Или он опасался, что, попади я к палачу, расскажу на дыбе всё, что знаю? Пытки выдержат немногие, только фанаты веры, убеждений. А может быть, мне стоит самому пробраться к князю и прирезать его? Причём втихую, без свидетелей? Тогда и концы в воду, искать будет некому. Душа противилась. Одно дело – убить врага в бою, защищая свою жизнь, другое – убийство исподтишка. Нет, я не мог пасть столь низко.
В голове промелькнула одна мыслишка. Надо её обмозговать в тишине. И чем больше я об этом думал, тем больше убеждал себя, что стоит попробовать.
А вспомнил я вот о чём. Ещё будучи на службе у князя, исполняя его задание на Муромской дороге, я проник в сон князя и предотвратил отравление ядом его и его семьи. Не попробовать ли мне снова проникнуть в сон и внушить ему мысль, что искать меня не надо? Так и порешил.
Я лёг спать в своём кабинете, сказав жене, что надо обдумать дела. Прилёг на мягкую софу и даже слегка придремал. Около полуночи решил, что пора действовать. Закрыл глаза и в полудрёме вызвал в памяти образ князя. Долго не получалось – образ в памяти потускнел, что ли?
Затем из туманного облака возник княжеский лик. Я сосредоточился, с помощью телепатии или как уж там это состояние называется, попытался проникнуть в мысли или сон князя.
Медленно выплыло из грёз милое женское лицо, на голове кика, богато расшитая жемчугом, золотые височные кольца. Видение охватывает женщину всю, целиком. На ней красный сарафан, из-под которого выглядывают носки алых сафьяновых сапожек. И главное – обстановка вокруг неё. До меня начинает доходить, что это всё – убранство Кремля, а женщина – супруга государя. Ни фига себе видения у князя! Это он мечтает, или всё происходит наяву? Вот мужские руки, унизанные перстнями, начинают раздевать государыню.
Нет! Я вздрогнул, пришёл в себя. В такой амурный сон не полезу, мне там делать нечего. Видно, не зря слушок ходил… лучше займусь княжескими мыслями и видениями в другое время.
Но не зря, ох не зря разыскивал меня князь, пытаясь навеки заткнуть мне рот. Весь следующий день меня так и подмывало рассказать Елене, что удалось увидеть. Лишь усилием воли я запретил себе это. То, что известно женщине, вскоре будет известно всем. А это верный путь на плаху – если не по велению князя, так по воле государя.
На другую ночь я повторил попытку, на сей раз более удачно. Княжеский сон был умиротворяющим – луг, цветы, ручеёк весело блестит под солнцем. Пора вмешиваться.
Я занял всё видение князя и почувствовал, что он вздрогнул.
– Узнаёшь ли меня, княже? Я – бывший твой дружинник, на которого ты прогневался за подозрение облыжное. Не виновен я перед тобой ни в чём, разве только жизнь твою спас. И теперь ты жизнью своей со мной навеки, до смерти связан. Я умру – и ты погибнешь, меня схватят – и тебе не жить. Понял ли меня, княже?
Я убрался из княжеского сна. Не стоит перебарщивать. Лучше через некоторое время повторить сеанс, твёрдо вбив в голову князю, что искать меня не надо.
Уснул я далеко за полночь, утомлённый, но довольный содеянным.
А через несколько недель в церкви священник Питирим вновь отвёл меня в сторонку и попросил посетить настоятеля монастыря отца Савву.
«Что опять случилось? – думал я, подъезжая к монастырю. – Неужели снова какая-то кража, или монах исчез? Пошлю их всех подальше, так недолго и в кабалу попасть».
К моему удивлению, игумен встретил меня приветливо, усадил в кресло, а не на скамью поодаль.
– Как поживаешь, Георгий?
– Твоими молитвами, отец Савва.
– Ну-ну, не всё так уж и плохо. Прибыл Иона из Боровска позавчера. Очень хорошо о тебе отзывался – мол, не сребролюбив, милостив – никого не покалечил и жизни не лишил, а дело свершил. Как истый православный. Мера зрелости и серьёзности человека определяется делами, а не словами и намерениями. О твоём поступке даже сам предстоятель знает.
Отец Савва перекрестился и продолжил:
– Есть у нас лазутчики свои даже у Вассиана Косого. Говорят, землю князь роет, хочет найти человека, что расстроил его хитроумную комбинацию. Мы, по мере наших возможностей, сделаем всё, чтобы о тебе никто не узнал.
Вот уж спасибо! Втянул меня в свои церковные интриги, а теперь – «в меру сил». Да что же мне так не везёт – если вчера меня искал один князь, то сегодня – уже два. Так и в России места не останется, куда спрятаться можно.
Видимо, Савва прочитал на моём лице печать беспокойства и уныния.
– Рано унывать, сын мой! Не всё хорошее ты от меня ещё узнал. В доме князя Овчины-Телепнёва о тебе благополучно забыли. Не далее как три седмицы назад сам князь распорядился прекратить поиски, а буде где и встретишься ты с дружиною княжеской, притеснений тебе не творить. В случае же опасности для твоей жизни – защищать, как самого князя.
Настоятель продолжил:
– Сам удивлён сим поворотом. Овчина-Телепнёв нам знаком хорошо, не раз сталкивались с ним. Серьёзный муж, за государя радеет, при этом и от государя милости имеет. Но при всём при том злопамятен зело. И вдруг – прекратить поиски. Инда и мы не лыком шиты. Божьим промыслом водимый размыслил я, что надо тебе родословную знатную иметь. Ты где рождён-то?
– Честно сказать, отец Савва, даже не знаю. Сиротою рано остался…
Дальше врать не пришлось – настоятель хитро заулыбался, и я замолчал. Наверное, игумен Никодим, настоятель монастыря подо Ржевом, довёл сведения о моём прибытии из будущего до иерархов церкви – иначе чего отец Савва так хитро заулыбался? Ох, за каждым словом надо следить, тщательно обдумывать, прежде чем ляпнуть чего не то.
– Не тушуйся, это я так – проверить. По моему заданию монахи просмотрели записи в церковных книгах. Тебе ведь тридцать пять годков?
Я кивнул. К чему он клонит, не пойму.
– Так вот, есть записи о рождении сына, наречённого Георгием, у болярина Михайлова, Вологодской губернии, сельцо Ярцево. Так что ты – болярин родовитый. Не знал?
Я сидел ошарашенный. Интересно, они что – однофамильца моего нашли? Так для этого сколько книг переворошить надо. И где теперь настоящий Георгий Михайлов? А ну угораздит встретиться, Русь-то не так и невелика. Настоятель вроде как прочитал мои мысли.
– Пожар случился в отчем доме, все и сгинули в огне, а ты вот каким-то чудом спасся. Землицы у батюшки твоего, Игната, было немного, за смертью хозяина отписана с немногими людишками была в государево владение. Так что, болярин Георгий Михайлов, ноне ты безземельный, потому людей на государеву службу выставлять не должон. А грамотку о происхождении твоём, о болярстве, я тебе вручаю.
Савва достал из ящика стола грамотку и вручил мне. Я бегло просмотрел – октября, второго дня… Внизу сургучная печать. Всё честь по чести.
Ни фига себе. За месяц, что мы не виделись после моего прибытия из Боровска, настоятель провернул большую работу – пусть и не своими руками. А как тонко и хитро продумано! Я бы не смог додуматься до такого хода. Сильно, очень сильно. Был небеден и удачлив, а оказался ещё – и родовитый боярин. Если с умом подойти – могут открыться большие перспективы, начиная от государевой службы и до возможности выборов в городские посадники… Ну, удружил отец Савва! Я-то думал – отделались от меня простым «спасибо».
Дорогого стоит эта грамотка. Однако же, зная немного настоятеля монастыря, я предполагал, что за эту грамотку в будущем придётся отрабатывать. По мелочам дёргать не будут – сами с усами, вернее – с бородами, но где будут нужны мои мозги и руки, призовут – это как пить дать.
Моя аудиенция у игумена Саввы на том закончилась и, откланявшись, я уехал из монастыря.
Лене рассказал, что боярин по рождению, и в доказательство предъявил грамотку. Жена долго её читала, рассматривала, только что на зуб не пробовала и неожиданно огорошила меня вопросом:
– Так это что, и я выходит боярыня, коли муж у меня – боярин?
Я немного поразмыслил – получается так. Об этом я даже как-то и не подумал. Ох уж эти женские мозги с их логикой.
Я бережно уложил грамотку в шкатулку, где хранились другие документы – купчая на дом, купчая на скипидарный завод. Хм, ничего вроде и не изменилось, а как приятно ощущать себя боярином и промышленником. Не голь перекатная. Хотя я встречал бояр на своём веку, у которых за душой ничего, кроме родовитого имени, и не было – ни денег, ни земли, ни холопов.
Меня вдруг осенила неожиданная мысль, от которой я даже присел на софу. Дом в Вологде есть, деньги есть. Почему бы не прикупить земли с деревенькой у какого-нибудь обнищавшего дворянина? Вот тогда я и буду самым что ни на есть заправским боярином. Плохо только, что земля, в основном дарится государем боярам за заслуги. Купить тоже можно, но и посуетиться придётся много.
Я улёгся на софу. И надо же – немудрящая грамота вызвала столько мыслей. К тому же, если я стану землевладельцем, надо будет выставлять в случае войны людишек в полном боевом снаряжении – как говорится в государевом указе – «конно и оружно». Надо поразмыслить, заманчивая мысль.
Не откладывая в долгий ящик, я обратился к отцу Питириму. Он пообещал узнать, если подвернётся случай.
Выйдя из церкви, я перешёл через Каменный мост, перекинутый через реку Золотуху. Вот и Сенная площадь – центр Вологды, средоточие приказов с их дьяками и писарями. Надо просто подкупить дьяков или подьячих, те и подскажут, где можно прикупить землицы. Во все времена приближённые к власти любили деньги. Знакомых у меня там не было, а совать деньги прилюдно – копать себе яму.
Я постоял у присутственного места, дождался обеда. Дьяки, подьячие, столоначальники и писари чинно, раздуваясь от ощущения собственной значительности, вышли из приказа. Кто-то уходил на обед поодиночке, скорее всего – домой, некоторые направились к ближайшему постоялому двору, в трапезную. Я направился за ними.
Писари уселись за отдельным столом, столоначальники, соблюдая дистанцию, – за другим. Да и кушанья себе столоначальники заказывали подороже, сдобрив их вином, а не пивом, как писари.
Я присел в сторонке, заказав себе скромный обед на скорую руку. Как подобраться к труженикам пера? Ничего дельного в голову не приходило. Ладно, попробую ошеломить их, а там – буду действовать по обстановке.
Я подозвал полового, истребовал лучшего вина и, когда кувшин был доставлен, отлил в чарку и попробовал. Вино и в самом деле было неплохим. Я сунул половому в руку полушку.
– Отнеси кувшин с вином за тот стол, скажи – от меня.
Половой шустро выполнил задание. Подьячие переглянулись, посмотрели на меня, я состроил уважительную физиономию и поднял свою чарку в приветствии. Им ничего не оставалось, как наполнить свои оловянные кружки вином и выпить. Вино явно понравилось, и когда они опрокинули по второй, я смело направился к их столу.
– Болярин Михайлов.
Подьячие переглянулись. Никто, скорее всего, не мог вспомнить такого боярина, но признаваться в этом не хотелось.
Меня пригласили присесть, что я с удовольствием сделал. Махнул рукой половому и попросил ещё кувшинчик.
Выпив по кружке, от продолжения служивые отказались.
– На службе мы, больно дьяк сегодня зол, может и за волосья оттаскать или того хуже – из жалования вычесть. Вино уж больно хорошо, так можно продолжить опосля, после работы.
– А чего же, приходите, продолжим. Когда подьячие ушли, я направился домой,
плотно пообедал, затем съел кусок масла. Елена аж изумилась – сроду я масло кусками не ел.
– Для дела требуется – пить вино вечером придётся, так это чтобы не захмелеть.
– Вона что. И помогает?
– Попробую – скажу.
Вечером я уже сидел в трактире, заказав запечённого молодого поросёнка, квашеной капусты, огурцов и два кувшина вина. Подьячие не заставили себя ждать.
Мы подняли первый тост за знакомство. Подьяки назвались. Не забыть бы их имена. Масло хоть и ел, но вино оказалось забористым.
Славно посидели, покушали от пуза, выпили изрядно.
Я не заикался о своей просьбе – пока надо только познакомиться, что мне удалось. Уже вечером, выходя из трапезной, мы обнимались. Подьячие были людьми битыми, и у них был нюх на денежных людей.
На углу у Малой Обуховской мы разошлись. Я был трезв, как стёклышко, из кружки отпивал по глотку.
Теперь я шёл за Степаном. Мне он показался самым толковым. Надо узнать, где он живёт. Степан прошёлся по Малой Обуховской, свернул на Пятницкую, покачиваясь, нашёл свой дом, забарабанил в ворота: «Эй, баба, открывай, не видишь – хозяин пришёл с государевой службы!».
Я развернулся и сам отправился домой.
А следующим вечером я поджидал Степана недалеко от его дома. Как только он показался вдалеке, я медленно пошёл навстречу.
– О! Какие люди! – узнал меня Степан.
Мы обнялись, как старые знакомые. Уже хорошо, что после вчерашнего возлияния у него память не отшибло.
– Пошли ко мне домой, – пригласил Степан, затем посмурнел. – Жалко только, выпить нечего.
– Тогда зачем домой идти? Пошли в трапезную.
– А и правда – зачем домой идти, коли выпить нету? – согласился Степан.
Я накануне обошёл окрестные улицы, нашёл приличный трактир. Здесь даже была комната позади общего зала для особо важных гостей.
Я заранее заплатил за неё и теперь, едва мы вошли в трактир, нас под ручку со Степаном проводили туда. Что принести, было уже оговорено, и вскоре на столе оказались жареные цыплята с тушёной капустой, караси в сметане, истекающая жирком копчёная осетрина, пряженцы с различною начинкой. А запивали всё отличного качества мальвазией.
Степан после второй кружки слегка поплыл. Вцепившись зубами в цыплёнка, другой рукой тянулся к рыбному расстегаю. Проглотив, вытер жирные руки о бороду. Сыто икнул и продолжил трапезу, не забывая отхлёбывать вино из кружки.
Насытившись, он окинул стол завистливым взглядом, не ускользнувшим от моего внимания.
Пора рыбке заглотнуть наживку.
– Да, неплохо боляре живут.
– Кто ж тебе не даёт?
– Жалование не позволяет.
Степан пустился в пространные объяснения – работы де выше крыши, начальство не ценит, а надоедливые просители если и отблагодарят, так медной полушкой. Я сочувственно качал головой и слушал, не перебивая. Нет ничего лучше, чем благодарность говорившего терпеливому слушателю.
Когда Степан замолк, я вытащил из кошеля, небрежно брошенного на стол, золотой цехин.
Глаза Степана алчно сверкнули, но к монете он не притронулся.
– Если что и надо, болярин, то указы государства я нарушать не намерен. Узнает дьяк – на плахе жизнь кончу.
– А кто сказал, Степанушка, что законы нарушать надо? Я вот хочу деревеньку себе прикупить с землицею. От тебя только и требуется, что мне сказать, когда подвернётся подходящий случай – умер там кто или хозяин продать решил. Всё же через тебя идёт, ты в числе первых узнаешь – всё-таки не писарь рядовой.
Это я уже подольститься решил.
– И всё? – не поверил Степан.
– Твоя задача – найти деревню с землей да свести меня с дьяком. Как видишь, с твоей стороны – никаких нарушений закона. Разве ж я не понимаю? Закон нарушать никому не позволено. А от меня возьми пока задаток в залог нашей дружбы. Выгорит дело – и дьяка отблагодарю, и тебя не забуду.
Степан сгрёб золотую монету, опустил в свой тощий поясной кошель, в котором сиротливо лежали несколько ногат.
– И в самом деле, ничего противозаконного нет, – молвил Степан. – Как быстро надо узнать?
– Вчера.
– Как ты сказал? Вчера? – Степан пьяненько захихикал. – Надо запомнить. И сколько же я получу?
– Э… – Я замешкался. Мало назовёшь – может и не согласиться, много – подозрительно будет. Надо было бы заранее с опытными людьми поговорить, чтобы знать цену вопроса.
– Ещё четыре монеты – и я тебе скажу ответ завтра. Есть у меня на примете деревенька одна, о пяти дворах, выморочная. Разузнать всё надо.
– Вот и постарайся, Степанушка.
Мы ещё выпили вина. Степан подчистил угощение, и я помог ему добраться до дома.
– Ты это, завтра ввечеру жди меня в этой же трапезной.
Мы попрощались. Золотой цехин – по нынешним временам деньги серьёзные, не думаю, что он забудет об обещанных монетах.
И точно, ближе к вечеру я вновь сидел в отдельной комнатушке за столом с выпивкой и закуской.
Вскоре заявился Степан. Трезвый, глаза весело блестят, возбуждённо потирает руку об руку. Уселся на скамью, снова поднялся.
– Есть деревня, от Вологды недалече – всего тридцать вёрст, пять дворов, двадцать душ холопов, рядом река, землицы достаточно – сорок гатей. Небогата усадьбица, так потом при желании и прикупить землицу у соседей можно. Заковыка одна есть.
Степан замолчал.
– Ну давай, не томи.
– Недоимки за хозяином были. Желающих прикупить землю с деревней много было, да как про недоимку в государеву казну узнавали, отступались. Гривна серебра новгородская в недоимке.
Я задумался. Степан сел за стол, налил кружку вина, выпил и набросился на еду.
Так, надо прикинуть – гривна серебра за недоимки, пять золотых – Степану, дьяку – наверное, побольше, да за саму землю… получается дороговато. С другой стороны – боярин без земли и поместья, пусть даже захудалого – и не боярин даже. Никто всерьёз его принимать не будет. Надо брать. Поиздержусь, конечно, но думается мне – игра стоит свеч.
– Что за деревня? В какую сторону? Мне посмотреть надо, не свистульку глиняную на торгу покупаю.
– Оно, конечно, кто же будет не глядя? Я тут даже нарисовал грамотку.
Степан полез за отворот кафтана, достал кусок пергамента. Я взял, развернул. А неплохо нарисовано: деревня, границы земельного участка, река, дорога на Новгород за границей участка.
– Как деревня-то хоть называется?
– Смоляниново – неуж не написано? Ну, я ему волосья с башки повыдираю, – погрозился кому-то Степан.
Меня разобрал смех. Наверняка над рисунком корпел весь день писарь, что не получит за свой труд и гроша ломаного, да ещё и волосья грозят выдрать.
– Вот что, Стёпа. Возьму-ка я грамотку эту да завтра же и съезжу в деревню, на месте осмотрюсь.
– А как же без этого, обязательно надо посмотреть. Кафтан покупаешь, так и то сукно щупаешь, а тут – деревня с землицею.
Я пообещал по приезде навестить Степана – на том и расстались.
А уже утром я вскочил на коня и помчался осматривать будущее приобретение. Тридцать вёрст – это до вечера, ещё день – осмотреть всё, и день на обратную дорогу.
К вечеру, усталый и пропыленный, я едва нашёл съезд с тракта к Смоляниново. Начинало темнеть, и я постучал в ворота – надо было где-то переночевать. Калитку открыл крестьянин. Одеждою – нищий: рваная, старая одежда, поношенные лапти. Сговорились мы с ним быстро, и я ночь провёл на узкой лавке, едва не свалившись во сне.
Утром отдал за ночлег медную полушку. Договорился, что крестьянин за полушку покажет землю.
– Хороший хозяин раньше в деревне жил, справный. А как умер – всё прахом пошло. Зерна сеять нет, живность почти всю поели, чтобы с голоду не сдохнуть. Ремёсел в деревне нет, так и живём, – жаловался мужик.
Я пешком, в сопровождении селянина, обошёл угодья. Поля заросли сорняками, но, приложив усилия, всё можно было поднять. Речка под боком, лесок небольшой по соседству – места красивые. Деревня только убогая.
Я обошёл все избы. Из работников – только четверо мужиков, остальные – дети, старики, женщины. И во всех избах – нужда и бедность. Всё-таки я решил: буду брать. Землю ещё прикуплю – потом, остальное хозяйство налажу. С тем и отбыл.
И закрутилось – завертелось… Степан свёл меня с дьяком; за солидную мзду, да уплатив недоимку, да отвалив немалые деньги в казну за землю и двадцать душ крепостных, я получил к исходу месяца купчую.
Всё, с этого дня я – самый настоящий боярин, с землёю и двадцатью душами крепостных, за которых в ответе только перед Господом. Могу уморить голодом, могу запороть до смерти, только не для того я покупал деревню и землю, чтобы всё привести в упадок. И без меня всё едва дышало.
Вложить придётся немало, но я уже чувствовал ответственность за этих людей.
Теперь можно посещать боярское собрание, показываться в свете – надо примелькаться. А допрежь – заняться деревней. Сейчас средина лета, сеять что-либо уже поздно, а вот домишки подправить, ремесло дать в руки, а с ним и заработок холопам – в самый раз.
Моё приобретение скромно отметили в домашнем кругу. Елена за прошедшее время – с тех пор, как я стал боярином, слегка изменилась – построжела, что ли? Ну как же – новоявленная боярыня – хорошо, что не Морозова.
Я отдохнул от беготни и суеты пару дней, а потом засобирался в свою деревню.

***

Источник : https://moreknig.org/fantastika/alternativnaya-istoriya/42970-ataman-geksalogiya.html ===

***

---

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

Дюна ... 434

...– Нельзя познать человека по одной половине его жизни, – раздраженно ответил Бладд. – Не поэтому ли принцесса Ирулан написала его биографию, с которой вы все носитесь как с божественным откровением?

***

Елена и капитан

---

Елена Павлова ведёт успешную, как ей кажется — вполне счастливую жизнь. Форс-мажорные обстоятельства заставляют её пересмотреть свои ориентиры. Встреча с человеком, чью судьбу она когда-то невольно сломала, с человеком, имеющим право ненавидеть Елену, оказывается самой важной встречей в её жизни. Эта встреча приносит то единственное, чего женщине так не хватало — любовь ... Читать дальше »

***

---

Новости