Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 04 - 18 Ноября 2019

Главная » » Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 04

14:24

Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 04

***

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ I

Софья (одна. Глядя на часы). Дядюшка скоро должен выйти. (Садясь.) Я
его здесь подожду (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда.
Как не быть довольну сердцу, когда спокойна совесть! (Прочитав опять
несколько.) Нельзя не любить правил добродетели. Они - способы к
счастью. (Прочитав несколько, взглянула и, увидев Стародума, к нему
подбегает.)

ЯВЛЕНИЕ II

Софья и Стародум

Стародум. А! ты уже здесь, друг мой сердечный!
Софья. Я вас дожидалась, дядюшка. Читала теперь книжку.
Стародум. Какую?
Софья. Французскую. Фенелона*, о воспитании девиц.

Фенелон (1651-1715) - французский писатель, автор романа "Приключения
Телемака", носившего политико-нравоучительный характер. Книга Фенелона
"О воспитании девиц" в русском переводе вышла в 1763 году.

Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки,
однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов
развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось
читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда,
искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем.

Оба сели.

Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете
быть возможно.
Софья. Ваши наставления, дядюшка, составят все мое благополучие. Дайте
мне правила, которым я последовать должна. Руководствуйте сердцем
моим. Оно готово вам повиноваться.
Стародум. Мне приятно расположение души твоей. С радостью подам тебе
мои советы. Слушай меня с таким вниманием, с какою искренностию я
говорить буду. Поближе.

Софья подвигает стул свой.

Софья. Дядюшка! Всякое слово ваше врезано будет в сердце мое.
Стародум (с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых
душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце
чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто
судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы,
развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях.
О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к
тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Софья. Все мое старание употреблю заслужить доброе мнение людей
достойных. Да как мне избежать, чтоб те, которые увидят, как от них я
удаляюсь, не стали на меня злобиться? Не можно ль, дядюшка, найти
такое средство, чтоб мне никто на свете зла не пожелал?
Стародум. Дурное расположение людей, не достойных почтения, не должно
быть огорчительно. Знай, что зла никогда не желают тем, кого
презирают, а обыкновенно желают зла тем, кто имеет право презирать.
Люди не одному богатству, не одной знатности завидуют: и добродетель
также своих завистников имеет. Они всею силою стараются развратить
невинное сердце, чтобы унизить его до себя самих; а разум, не имевший
испытания, обольщают до того, чтоб полагать свое счастие не в том, в
чем надобно.
Софья. Возможно ль, дядюшка, чтоб были в свете такие жалкие люди, в
которых дурное чувство родится точно от того, что есть в других
хорошее. Добродетельный человек сжалиться должен над такими
несчастными.
Стародум. Они жалки, это правда; однако для этого добродетельный
человек не перестает итти своей дорогой. Подумай ты сама, какое было
бы несчастье, ежели б солнце перестало светить для того, чтоб слабых
глаз не ослепить?
Софья. Да скажите же мне, пожалуйте, виноваты ли они? Всякий ли
человек может быть добродетелен?
Стародум. Поверь мне. Всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть
добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче не
делать того, за что б совесть угрызала.
Софья. Кто ж остережет человека, кто не допустит до того, за что после
мучит его совесть?
Стародум. Кто остережет? Та же совесть. Ведай, что совесть, как друг,
всегда остерегает прежде, нежели как судья наказывает.
Софья. Так поэтому надобно, чтоб всякий порочный человек был
действительно презрения достоин, когда делает он дурно, знав, что
делает. Надобно, чтоб душа его была очень низка, когда она не выше
дурного дела...
Стародум. И надобно, чтоб разум его был не прямой разум, когда он
полагает свое счастье не в том, в чем надобно.
Софья. Мне казалось, дядюшка, что все люди согласились, в чем полагать
свое счастье. Знатность, богатство. ..
Стародум. Так, мой друг! И я согласен назвать счастливым знатного и
богатого. Да сперва согласимся, кто знатен и кто богат. У меня мой
расчет. Степени знатности рассчитаю я по числу дел, которые большой
господин сделал для отечества, а не по числу дел, которые нахватал на
себя из высокомерия; не по числу людей, которые шатаются в его
передней, а по числу людей, довольных его поведением и делами. Мой
знатный человек, конечно, счастлив. Богач мой тоже. По моему расчету,
не тот богат, который отсчитывает деньги, чтоб прятать их в сундук, а
тот, который отсчитывает у себя лишнее, чтоб помочь тому, у кого нет
нужного.
Софья. Как это справедливо! Как наружность нас ослепляет! Мне самой
случалось видеть множество раз, как завидуют тому, кто у двора ищет и
значит...
Стародум. А того не знают, что у двора всякий что-нибудь да значит и
чего-нибудь да ищет. Того не знают, что у двора все придворные и у
всех притворные. Нет! Тут завидовать нечему. Без знатных дел знатное
состояние ничто.
Софья. Конечно, дядюшка! И такой знатный никого счастливым не делает,
кроме себя одного.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как
бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает.
Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то
только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того,
чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его
занялась бы одним чувством, одною болезнию: рано или поздно
сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а
есть чего бояться?
Софья. Вижу, какая разница казаться счастливым и быть действительно.
Да мне это непонятно, дядюшка, как можно человеку все помнить одного
себя? Неужели не рассуждают, что один обязан другому? Где ж ум,
которым так величаются?
Стародум. Чем умом величаться, друг мой! Ум, коль он только что ум,
самая безделица. С пребеглыми умами видим мы худых мужей, худых отцов,
худых граждан. Прямую цену ему дает благонравие. Без него умный
человек - чудовище. Оно неизмеримо выше всей беглости ума. Это легко
понять всякому, кто хорошенько подумает. Умов много и много разных.
Умного человека легко извинить можно, если он какого-нибудь качества
ума и не имеет. Честному человеку никак простить нельзя, ежели
недостает в нем какого-нибудь качества сердца. Ему необходимо все
иметь надобно. Достоинство сердца неразделимо. Честный человек должен
быть совершенно честный человек.
Софья. Ваше изъяснение, дядюшка, сходно с моим внутренним чувством,
которого я изъяснить не могла. Я теперь живо чувствую и достоинство
честного человека, и его должность.
Стародум. Должность! А! мой друг! Как это слово у всех на языке и как
мало его понимают! Всечасное употребление этого слова так нас с ним
ознакомило, что, выговоря его, человек ничего уже не мыслит, ничего не
чувствует. Если б люди понимали его важность, никто не мог бы
вымолвить его без душевного почтения. Подумай, что такое должность.
Это тот священный обет, которым обязаны мы всем тем, с кем живем и от
кого зависим. Если б так должность исполняли, как об ней твердят,
всякое состояние людей осталось бы при своем любочестии и было бы
совершенно счастливо. Дворянин, например, считал бы за первое
бесчестие не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть люди,
которым помогать; есть отечество, которому служить. Тогда не было б
таких дворян, которых благородство, можно сказать, погребено с их
предками. Дворянин, не достойный быть дворянином, - подлее его ничего
на свете не знаю.
Софья. Возможно ль так себя унизить?
Стародум. Друг мой! Что сказал я о дворянине, распространим теперь
вообще на человека. У каждого свои должности. Посмотрим, как они
исполняются, каковы, например, большею частию мужья нынешнего света,
не забудем, каковы и жены. О, мой сердечный друг! Теперь мне все твое
внимание потребно. Возьмем в пример несчастный дом, каковых множество,
где жена не имеет никакой сердечной дружбы к мужу, ни он к жене
доверенности; где каждый с своей стороны своротили с пути добродетели.
Вместо искреннего и снисходительного друга, жена видит в муже своем
грубого и развращенного тирана. С другой стороны, вместо кротости,
чистосердечия, свойств жены добродетельной, муж видит в душе своей
жены одну своенравную наглость, а наглость в женщине есть вывеска
порочного поведения. Оба стали друг другу в несносную тягость. Оба ни
во что уже ставят доброе имя, потому что у обоих оно потеряно. Можно
ль быть ужаснее их состояния? Дом брошен. Люди забывают долг
повиновения, видя в самом господине своем раба гнусных страстей его.
Имение расточается: оно сделалось ничье, когда хозяин его сам не свой.
Дети, несчастные их дети, при жизни отца и матери уже осиротели. Отец,
не имея почтения к жене своей, едва смеет их обнять, едва смеет
отдаться нежнейшим чувствованиям человеческого сердца. Невинные
младенцы лишены также и горячности матери. Она, не достойная иметь
детей, уклоняется их ласки, видя в них или причины беспокойств своих,
или упрек своего развращения. И какого воспитания ожидать детям от
матери, потерявшей добродетель? Как ей учить их благонравию, которого
в ней нет? В минуты, когда мысль их обращается на их состояние, какому
аду должно быть в душах и мужа, и жены!
Софья. Боже мой! Отчего такие страшные несчастия!..
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с
сердцем советуют. Дело о том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли,
богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не
входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина
- презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто
заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет
спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда
взаимная любовь ваша...
Софья. Да как достойного мужа не любить дружески?
Стародум. Так. Только, пожалуй, не имей ты к мужу своему любви,
которая на дружбу походила б. Имей к нему дружбу, которая на любовь бы
походила. Это будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы
найдете в сердцах ваших прежнюю друг к другу привязанность. Муж
благоразумный! Жена добродетельная! Что почтеннее быть может! Надобно,
мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу, и будете оба
совершенно благополучны...
Софья. Все, что вы ни говорите, трогает сердце мое...
Стародум (с нежнейшею горячностию). И мое восхищается, видя твою
чувствительность. От тебя зависит твое счастье. Бог дал тебе все
приятности твоего пола. Вижу в тебе сердце честного человека. Ты, мой
сердечный друг, ты соединяешь в себе обоих полов совершенства.
Ласкаюсь, что горячность моя меня не обманывает, что добродетель...
Софья. Ты ею наполнил все мои чувства. (Бросаясь целовать его руки.)
Где она?
Стародум (целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю бога, что в
самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет
зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это притти к тебе
может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб
чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться.
..
Софья. Дядюшка! Истинное мое счастье то, что ты у меня есть. Я знаю
цену...

ЯВЛЕНИЕ III

Те же и Камердинер. Камердинер подает письмо Стародуму.

Стародум. Откуда?
Камердинер. Из Москвы, с нарочным. (Отходит.)
Стародум (распечатав и смотря на подпись). Граф Честан. А! (Начиная
читать, показывает вид, что глаза разобрать не могут.) Софьюшка! Очки
мои на столе, в книге.
Софья (отходя). Тотчас, дядюшка.

ЯВЛЕНИЕ IV

Стародум (один). Он, конечно, пишет ко мне в том же, о чем в Москве
сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его, мой истинный
друг, когда вся публика считает его честным и достойным человеком...
Если свободно ее сердце...

ЯВЛЕНИЕ V

Стародум и Софья

Софья (подавая очки). Нашла, дядюшка. Стародум (читает)... "Я теперь
только узнал... ведет в Москву свою команду... Он с вами должен
встретиться... Сердечно буду рад, если он увидится с вами... Возьмите
труд узнать образ мыслей его". (В сторону.) Конечно. Без того ее не
выдам... "Вы найдете... Ваш истинный друг..." Хорошо. Это письмо до
тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных
свойств, представлен... Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я
это и давеча приметил, и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне...
Софья. Могу ли я иметь на сердце что-нибудь от вас скрытое? Нет,
дядюшка. Я чистосердечно скажу вам.,.

ЯВЛЕНИЕ VI

Те же, Правдин и Милон

Правдин. Позвольте представить вам господина Милона, моего истинного
друга.
Стародум (в сторону). Милон!
Милон. Я почту за истинное счастие, если удостоюсь вашего доброго
мнения, ваших ко мне милостей...Стародум. Граф Честан не свойственник
ли ваш?
Милон. Он мне дядя.
Стародум. Мне очень приятно быть знакому с человеком ваших качеств.
Дядя ваш мне о вас говорил. Он отдает вам всю справедливость.
Особливые достоинства...
Милон. Это его ко мне милость. В мои лета и в моем положении было бы
непростительное высокомерие считать все то заслуженным, чем молодого
человека ободряют достойные люди.
Правдин. Я наперед уверен, что друг мой приобретет вашу
благосклонность, если вы узнаете его короче. Он бывал часто в доме
сестрицы вашей...
Стародум оглядывается на Софью.
Софья (тихо Стародуму и в большой робости). И матушка любила его, как
сына.
Стародум (Софье). Мне это очень приятно. (Милону.) Я слышал, что вы
были в армии. Неустрашимость ваша...
Милон. Я делал мою должность. Ни леты мои, ни чин, ни положение еще не
позволили мне показать прямой неустрашимости, буде есть во мне она.
Стародум. Как! Будучи в сражениях и подвергая жизнь свою...
Милон. Я подвергал ее, как прочие. Тут храбрость была такое качество
сердца, какое солдату велит иметь начальник, а офицеру честь.
Признаюсь вам искренно, что показать прямой неустрашимости не имел я
еще никакого случая; испытать же себя сердечно желаю.
Стародум. Я крайне любопытен знать, в чем же полагаете вы прямую
неустрашимость?
Милон. Если позволите мне сказать мысль мою, я полагаю истинную
неустрашимость в душе, а не в сердце. У кого она в душе, у того, без
всякого сомнения, и храброе сердце. В нашем военном ремесле храбр
должен быть воин, неустрашим военачальник. Он с холодною кровью
усматривает все степени опасности, принимает нужные меры, славу свою
предпочитает жизни: но что всего более - он для пользы отечества не
устрашается забыть свою собственную славу. Неустрашимость его состоит,
следственно, не в том, чтоб презирать жизнь свою. Он ее никогда и не
отваживает. Он умеет ею жертвовать.
Стародум. Справедливо. Вы прямую неустрашимость полагаете в
военачальнике. Свойственна ли же она и другим состояниям?
Милон. Она добродетель; следственно, нет состояния, которое ею не
могло бы отличиться. Мне кажется, храбрость сердца доказывается в час
сражения, а неустрашимость души во всех испытаниях, во всех положениях
жизни. И какая разница между бесстрашием солдата, который на приступе
отваживает жизнь свою наряду с прочими, и между неустрашимостию
человека государственного, который говорит правду государю,
отваживаясь его прогневать. Судья, который, не убояся ни мщения, ни
угроз сильного, отдал справедливость беспомощному, в моих глазах
герой. Как мала душа того, кто за безделицу вызовет на дуэль, перед
тем, кто вступится за отсутствующего, которого честь при нем
клеветники терзают! Я понимаю неустрашимость так...
Стародум. Как понимать должно тому, у кого она в душе. Обоими меня,
друг мой! Извини мое простосердечие. Я друг честных людей. Это чувство
вкоренено в мое воспитание. В твоем вижу и почитаю добродетель,
украшенную рассудком просвещенным.
Милон. Душа благородная!.. Нет... не могу скрывать более своего
сердечного чувства... Нет; добродетель твоя извлекает силою своею все
таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть
счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том,
чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность...
Стародум (к Софье, с радостью). Как! Сердце твое умело отличить того,
кого я сам предлагал тебе? Вот мой тебе жених...
Софья. И я люблю его сердечно.
Стародум. Вы оба друг друга достойны. (В восхищении соединяя их руки.)
От всей души моей даю вам мое согласие.
Милон (обнимая Стародума). Мое счастье несравненно!
Софья (целуя руки Стародумовы). Кто может быть счастливее меня!
Правдин. Как искренно я рад!

ЯВЛЕНИЕ VII

Те же и Скотинин

Скотинин. И я здесь.
Стародум. Зачем пожаловал?
Скотинин. За своей нуждой.
Стародум. А чем я могу служить?
Скотинин. Двумя словами.
Стародум. Какими это?
Скотинин. Обняв меня покрепче, скажи: Софьюшка твоя.
Стародум. Не пустое ль затевать изволишь? Подумай-ко хорошенько.
Скотинин. Я никогда не думаю и наперед уверен, что коли и ты думать не
станешь, то Софьюшка моя.
Стародум. Как же и ты хочешь, чтоб я отдал мою племянницу, за кого -
не знаю.
Скотинин. Не знаешь, так скажу. Я Тарас Скотинин, в роде своем не
последний. Род Скотининых великий и старинный. Пращура нашего ни в
какой герольдии* не отыщешь.
Правдин (смеючись). Этак вы нас уверите, что он старее Адама?
Скотинин. А что ты думаешь? Хоть немногим...

* Герольдией называлось учреждение, в числе других дел
регистрировавшее дворянские родословные.

Стародум (смеючись). То есть, пращур твой создан хоть в шестой же
день, да немного попрежде Адама?
Скотинин. Нет, право? Так ты доброго мнения о старине моего рода?
Стародум. О! такого-то доброго, что я удивляюсь, как на твоем месте
можно выбирать жену из другого рода, как из Скотининых?
Скотинин. Рассуди же, какое счастье Софьюшке быть за мною. Она
дворянка...
Стародум. Экой человек! Да для того-то ты ей и не жених.
Скотинин. Уж я на то пошел. Пусть болтают, что Скотинин женился на
дворяночке. Для меня все равно.
Стародум. Да для нее не все равно, когда скажут, что дворянка вышла за
Скотинина.
Милон. Такое неравенство сделало б несчастье вас обоих.
Скотинин. Ба! Да этот что тут равняется? (Тихо Стародуму.) А! не
отбивает ли?
Стародум (тихо Скотинину). Мне так кажется.
Скотинин (тем же тоном). Да где к чорту!
Стародум (тем же тоном). Тяжело.
Скотинин (громко, указывая на Милона). Кто ж из нас смешон? Ха, ха,
ха, ха!
Стародум (смеется). Вижу, кто смешон.
Софья. Дядюшка! Как мне мило, что вы веселы.
Скотинин (Стародуму). Ба! Да ты весельчак.. Давича я думал, что к тебе
приступу нет. Мне слова не сказал, а теперь все со мной смеешься.
Стародум. Таков человек, мой друг! Час на час не приходит.
Скотинин. Это и видно. Ведь и давича был я тот же Скотинин, а ты
сердился.
Стародум. Была причина.
Скотинин. Я ее и знаю. Я и сам в этом таков же. Дома, когда зайду в
клева, да найду их не в порядке, досада и возьмет. И ты, не в пронос
слово, заехав сюда, нашел сестрин дом не лучше клевов, тебе и досадно.
Стародум. Ты меня счастливее. Меня трогают люди.
Скотинин. А меня так свиньи.

ЯВЛЕНИЕ VIII

Те же, г-жа Простакова, Простаков, Митрофан и Еремеевна

Г-жа Простакова (входя). Все ли с тобою, Митрофанушка?
Митрофан. Ну, да уж не заботься.
Г-жа Простакова (Стародуму). Мы пришли, батюшка, потрудить вас теперь
общею нашею просьбою. (Мужу и сыну.) Кланяйтесь.
Стародум. Какою, сударыня?
Г-жа Простакова. Во-первых, прошу милости всех садиться.

Все садятся, кроме Митрофана и Еремеевны.

Вот в чем дело, батюшка. За молитвы родителей наших, - нам, грешным,
где б и умолить, - даровал нам господь Митрофанушку. Мы все делали,
чтоб он у нас стал таков, как изволишь его видеть. Не угодно ль, мой
батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен?
Стародум. О, сударыня! До моих ушей уже дошло, что он теперь только и
отучиться изволил. Я узнал, кто его и учители. Вижу наперед, какому
грамотею ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику,
учася у Цыфиркина. (К Правдину.) Любопытен бы я был послушать, чему
немец-то его выучил.
Г-жа Простакова. Всем наукам, батюшка.
Простаков. Всему, мой отец.
Митрофан. Всему, чему изволишь.
Правдин (Митрофану). Чему ж бы, например?
Митрофан (подает ему книгу). Вот, грамматике.
Правдин (взяв книгу). Вижу. Это грамматика. Что ж вы в ней знаете?
Митрофан. Много. Существительна да прилагательна...
Правдин. Дверь, например, какое имя: существительное или
прилагательное?
Митрофан. Дверь? Котора дверь?
Правдин. Котора дверь! Вот эта.
Митрофан. Эта? Прилагательна.
Правдин. Почему ж?
Митрофан. Потому что она приложена к своему месту. Вон у чулана шеста
неделя дверь стоит еще не навешена: так та покамест существительна.
Стародум. Так поэтому у тебя слово дурак прилагательное, потому что
оно прилагается к глупому человеку?
Митрофан. И ведомо.
Г-жа Простакова. Что, каково, мой батюшка?
Простаков. Каково, мой отец?
Правдин. Нельзя лучше. В грамматике он силен.
Милон. Я думаю, не меньше и в истории.
Г-жа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник.
Скотинин. Митрофан по мне. Я сам без того глаз не сведу, чтоб выборный
не рассказывал мне истории. Мастер, собачий сын, откуда что берется!
Г-жа Простакова. Однако все-таки не придет против Адама Адамыча.
Правдин (Митрофану). А далеко ли вы в истории?
Митрофан. Далеко ль? Какова история. В иной залетишь за тридевять
земель, за тридесято царство.
Правдин. А! так этой-то истории учит вас Вральман?
Стародум. Вральман! Имя что-то знакомое.
Митрофан. Нет. Наш Адам Адамыч истории не рассказывает; он, что я же,
сам охотник слушать.
Г-жа Простакова. Они оба заставляют себе рассказывать истории скотницу
Хавронью.
Правдин. Да не у ней ли оба учились и географии?
Г-жа Простакова (сыну). Слышишь, друг мой сердечный? Это что за наука?
Митрофан (тихо матери). А я почем знаю.
Г-жа Простакова (тихо Митрофану). Не упрямься, душенька. Теперь-то
себя и показать.
Митрофан (тихо матери). Да я не возьму в толк, о чем спрашивают.
Г-жа Простакова (Правдину). Как, батюшка, назвал ты науку-то?
Правдин. География.
Г-жа Простакова (Митрофану). Слышишь, еоргафия.
Митрофан. Да что такое! Господи боже мой! Пристали с ножом к горлу.
Г-жа Простакова (Правдину). И ведомо, батюшка. Да скажи ему, сделай
милость, какая это наука-то, он ее и расскажет.
Правдин. Описание земли.
Г-жа Простакова (Стародуму). А к чему бы это служило на первый случай?
Стародум. На первый случай сгодилось бы и к тому, что ежели б
случилось ехать, так знаешь, куда едешь.
Г-жа Простакова. Ах, мой батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их
дело. Это-таки и наука-то не дворянская. Дворянин только скажи: повези
меня туда, свезут, куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно,
то вздор, чего не знает Митрофанушка.
Стародум. О, конечно, сударыня. В человеческом невежестве весьма
утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою
был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте,
а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда,
бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-
нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука
ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю,
покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с
голоду. А! Каково это?
Стародум. Препохвально. Надобно быть Скотинину, чтоб вкусить такую
блаженную картину.
Скотинин. Да коль доказывать, что ученье вздор, так возьмем дядю
Вавилу Фалалеича. О грамоте никто от него не слыхивал, ни он ни от
кого слышать не хотел. А какова была головушка!
Правдин. Что ж такое?
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом
иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый,
ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолку, индо
пригнуло дядю к похвям потылицею* , и бодрый конь вынес его из ворот к
крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который
бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь,
спросил только, целы ли ворота?

* Потылица-шея; к похвям - к нахвостному ремню у седла.

Милон. Вы, господин Скотинин, сами признаете себя неученым человеком;
однако, я думаю, в этом случае и ваш лоб был бы не крепче ученого.
Стародум (Милону). Об заклад не бейся. Я думаю, что Скотинины все
родом крепколобы.
Г-жа Простакова. Батюшка мой! Да что за радость и выучиться? Мы это
видим своими глазами и в нашем краю. Кто посмышленее, того свои же
братья дворяне тотчас выберут еще в какую-нибудь должность.
Стародум. А кто посмышленее, тот и не откажет быть полезным своим
согражданам.
Г-жа Простакова. Бог вас знает, как вы нынче судите. У нас, бывало,
всякий того и смотрит, что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка,
сколько трудишься. Вот и теперь, сюда шедши, я видела, что к тебе
несут какой-то пакет.
Правдин. Ко мне пакет? И мне никто этого не скажет! (Вставая.) Я прошу
извинить меня, что нас оставлю. Может быть, есть ко мне какие-нибудь
повеления от наместника.
Стародум (встает, и все встают). Поди, мой друг; однако я с тобою не
прощаюсь.
Правдин. Я еще увижусь с вами. Вы завтра едете поутру?
Стародум. Часов в семь.

Правдин отходит.

Милон. А я завтра же, проводя вас, поведу мою команду. Теперь пойду
сделать к тому распоряжение.

Милон отходит, прощаясь с Софьею взорами.

ЯВЛЕНИЕ IX

Г-жа Простакова, Митрофан, Простаков, Еремеевна, Стародум, Софья

Г-жа Простакова (Стародуму). Ну, мой батюшка! Ты довольно видел, каков
Митрофанушка?
Скотинин. Ну, мой друг сердечный? Ты видишь, каков я?
Стародум. Узнал обоих, нельзя короче.
Скотинин. Быть ли ж за мною Софьюшке?
Стародум. Не бывать.
Г-жа Простакова. Жених ли ей Митрофанушка?
Стародум. Не жених.
Г-жа Простакова. А что б помешало?
Скотинин. За чем дело стало?
Стародум (сведя обоих). Вам одним за секрет сказать можно. Она
сговорена. (Отходит и дает знак Софье, чтоб шла за ним.)
Г-жа Простакова. Ах, злодей!
Скотинин. Да он рехнулся.
Г-жа Простакова (с нетерпением). Когда они выедут?
Скотинин. Ведь ты слышала, поутру в семь часов. Г-жа Простакова. В
семь часов. Скотинин. Завтре и я проснусь с светом вдруг. Будь он
умен, как изволит, а и с Скотининым развяжешься не скоро. (Отходит.)
Г-жа Простакова (бегая по театру в злобе и в мыслях). В семь часов!..
Мы встанем поране... что захотела, поставлю на своем... Все ко мне!

Все подбегают.

Г-жа Простакова (к мужу). Завтра в шесть часов, чтоб карета подвезена
была к заднему крыльцу. Слышишь ли ты? Не прозевай.
Простаков. Слушаю, мать моя..
Г-жа Простакова (к Еремеевне). Ты во всю ночь не смей вздремать у
Софьиных дверей. Лишь она проснется, беги ко мне.
Еремеевна. Не промигну, моя матушка.
Г-жа Простакова (сыну). Ты, мой друг сердечный, сам в шесть часов будь
совсем готов и не вели лакеям из комнат отлучаться.
Митрофан. Все будет сделано.
Г-жа Простакова. Подите ж с богом. (Все отходят.) А я уж знаю, что
делать. Где гнев, тут и милость. Старик погневается да простит и за
неволю. А мы свое возьмем.

Конец четвертого действия Читать дальше ...

***

*** Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 01

*** Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 02

*** Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 03

*** Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 04

*** Денис Иванович Фонвизин. Недоросль. 05

*** Фонвизин Денис Иванович

***

*** ПОДЕЛИТЬСЯ

***