Главная » » Бои 015

13:30

Бои 015

***

А потом... Потом он что-нибудь придумает. Да какая разница, лишь бы
сейчас не видеть больше этих жутких рыже-зеленых глаз и не слышать
вкрадчивого сталинского голоса.
Ради этого Ежов готов был помещать все, что угодно...
- До свидания, Николай Иванович, - непривычно, по имени-отчеству
простился с ним Сталин. - Жду вашего доклада, С нетерпением. А вы,
товарищ,.. э-э, ну, просто товарищ, вы ничего не хотите пожелать
товарищу Ежову на дорожку?
- Хочу, если позволите, товарищ Сталин. Чтобы товарищ Ежов строго
предупредил своих сотрудников - при задержании наркома никаких
эксцессов, вроде "при попытке к бегству", не должно приключиться. Живым,
и только живым нарком Шестаков нужен. И совершенно невредимым.
- Понял? - неожиданно грубо спросил Сталин и уставился своим
немигающим взглядом в переносицу Ежова.
- Та-ак точно, това-арищ Сталин, обязательно живым, как же иначе?
- Вот и молодец, иди теперь окончательно... В приемной он
остановился перед Поскребышевым, удивительно напоминая сейчас Ивана
Грозного, только что убившего сына на картине Репина.
- Кто это там сидит? - Он указал большим пальцем через плечо, на
дверь кабинета.
- Как кто? Товарищ Сталин! Вам может врача вызвать, Николай Иванович?
- Я тебе что? Идиот? У товарища Сталина, военюрист?
- Нет там никого, Николай Иванович. Вот журнал, Товарищ Андреев
вошел в 17.30, вышел в 18.15. А сейчас никого. После вас товарищ Молотов
записан, но его еще нет,
Ежов топнул каблуком, глотнул перекошенным ртом воздух и выбежал в
коридор.
Поскребышев сочувственно покачал тяжелой головой.
После Ежова вскоре подошел и Молотов.
- А вы, товарищ Лихарев, там, за дверцей, пока посидите. - Сталин
указал на приоткрытую дверь комнаты отдыха. - Если нам нужно было, чтобы
Николай Иванович вас видел, то сейчас как раз лучше, чтобы Вячеслав
Михайлович не видел. У нас с ним будет конфэ-дэн-циальная беседа...
Ежов, конечно, несколько ошибся, когда вообразил, что Сталин, пусть
и негласно, санкционировал арест Шестакова. Просто недавно Вождь в
присутствии его и Молотова выразился в том смысле, что ему очень не
нравится развитие событий в Испании. Мол, в тридцать шестом году Франке
сидел в Сеуте с парой сотен верных ему офицеров и генералов, а сейчас, в
тридцать восьмом, несмотря навею нашу помощь, фалангисты захватили уже
две трети страны. При том, что и интербригады сражаются отчаянно, и
трудовой народ на стороне компартии, и мы, отрывая от себя последнее,
шлем и шлем туда и военных советников, и любое оружие. Не есть ли и тут
очередное вредительство?

Глава НКВД, давно уже мечтавший монополизировать свою роль во
влиянии на испанские события, уже успешно ликвидировал почти весь высший
комсостав армии, так что теперь и военспецами некого посылать на помощь
республиканцам, кроме лейтенантов и капитанов. Теперь ему хотелось
отстранить от этих дел и Шестакова. Поскольку в его руках оставались
каналы негласного финансирования поставок оружия и снаряжения, он
представлялся Ежову излишней фигурой. Куда проще и полезнее
сосредоточить все вопросы в одних руках, в Управлении спецопераций ГУГБ.
Так он и заявил, осторожно подбирая выражения.
Молотов возразил, что оснований к такому перераспределению
ответственности вроде бы не имеется, хотя о целесообразности еще можно и
подумать. Да и сам Шестаков наверняка будет спорить. Претензий как раз к
его сфере ответственности нет.
- Ну, это как сказать, - усмехнулся Ежов.
- Вот и поговорите, - ответил Молотов. - Сумеете прийти к
соглашению, я лично противодействовать не стану. Обдумаем, может, и на
самом деле так лучше, лишь бы дело не пострадало.
Сталин слушал их разговор молча, только в конце усмехнулся и вроде
бы утвердительно кивнул.
Теперь же вдруг выяснилось, что высокие договаривающиеся стороны с
самого начала понимали друг друга неправильно.
Сталин, когда Молотов вошел, не стал темнить, а спросил в лоб:
- Ты зачем, меня не спросясь, Шестакова Ежову сдал?
- Я? Сдал? Когда? О чем ты, Коба?
- Да вот Ежов мне сказал, что после того вашего разговора насчет
испанских дел ты ему разрешил Шестакова арестовать. А Вышинский под это
дело санкцию подмахнул. Вы что, настолько о себе возомнили, что без
согласия Политбюро членов ЦК и депутатов Верховного Совета хватать
начали? А завтра меня арестуете?
Молотов, застигнутый врасплох хорошо срежиссированной вспышкой
сталинского гнева, в отличие от Ежова не позеленел, а покраснел.
- О чем ты говоришь, Коба, да я ни сном ни духом... Ну, был вполне
рабочий разговор, и ты при нем присутствовал... А больше и не возникала
эта тема. Шестакова я три дня назад видел. А вчера он должен был после
обеда на заседании правительства докладывать, но передали - заболел...
Старый друг Вячеслав, единственный оставшийся в живых соратник, кто
говорил ему "ты", не врал. Он вообще не умел врать Сталину. /
На самом деле, поглощенный более важными, на его взгляд, делами,
отнесся к ситуации просто как к очередной ведомственной склоке, ему и в
голову не пришло, что слова Ежова "как сказать" следовало трактовать не
в смысле - "в каких выражениях изложить идею", а просто как сомнение в
том, что Шестаков осмелится спорить с ним, не просто всесильным наркомом
заплечных дел, но и секретарем ЦК.
- Я ч-честно, - как всегда, слегла заикаясь, говорил сейчас
Вячеслав Михайлович, - и мысли не допускал, что ой осмелится вот так,
без санкции... Т-такие вещи мы все на особый порядком обговаривали. Д-да
и не было у нас никогда к Шестакову никаких претензий. Ни по деловым
качествам, ни вообще...
- Орденом вон наградили, - поддакнул Сталин, - а теперь так
некрасиво получилось... А Ежов сказал - ты ему дал санкцию...
- Д-да ч-что ты, Коба? - От возмущения Молотов стал заикаться
сильнее. - Чтобы я сам, без тебя?!
- Это он, подлец, теперь так твои слова трактует, жопу свою хочет
прикрыть. Мол, предсовнаркома сказал - "поговорите", а я и велел его
пригласить, да вот не уточнил - как. Ну а его сотруднички и рады
стараться...
- А вдруг так оно все и было? Не такой же Николай дурак на самом-то
деле...
- Услужливый дурак опаснее врага, - не совсем к месту процитировал
Сталин. Он-то сразу, еще при том разговоре двухнедельной давности,
догадался о планах Ежова. Не ожидал, правда, что так грубо все будет
сделано, Думал, что будет спор, может быть, даже скандал с апелляцией к
нему лично, а он тогда посмотрит, кто убедительнее будет отстаивать
интересы своего ведомства, а потом и примет решение. Политическое. А то
и оргвыводы сделает. Шестаков ему давно нравился, а Ежов, признаться,
уже надоел...
Однако получилось еще интереснее. Давненько не случалось в
правительстве таких пассажей.
Со свойственным ему юмором и собственными комментариями Сталин
пересказал Молотову суть событий, последовавших за "приглашением"
Шестакова к Ежову.
- Да неужели? - всплеснул руками от полноты чувств Молотов, с ходу
уловивший настроение Вождя. - Ну, учудил Григорий. А казался таким
тихим, флегматичным даже.
- Довели человека, понимаешь. Что же нам теперь, наказывать его за
эту необходимую оборону?
- Можно и не наказывать, - сказал после тщательного, с
наморщиванием лба, раздумья Молотов. - Можно и похвалить. За полезный
урок нашим органам. Зазнались, заелись, жиром заросли. Вчетвером одного
арестовать не сумели. А вдруг с настоящими бандитами схватиться бы
пришлось? Защитнички.
На этом деле большую воспитательную работу можно развернуть, не
называя имен, конечно. А его разве уже поймали?
- Еще нет. Но Николай заверил, что найдет. За три дня...
- Вот пусть и ищет. А мы посмотрим на его таланты. Нет, какой
действительно дурак...
- А теперь по делу мне ответь, - как обычно, резко сменил и тон, и
тему разговора Сталин. - Сколько там тех денег, из-за которых весь
сыр-бор разгорелся? Ежова же они прежде всего интересуют, как я понимаю,
а не вопросы престижа?
Память у Молотова была великолепная, и он ответил без задержки:
- Сейчас приблизительно пятнадцать миллионов долларов, размещены в
нескольких французских, швейцарских, голландских банках. Плюс часть
испанского золотого запаса, вывезенного накануне штурма Мадрида в
Европу. Названия банков, номера счетов, суммы точно знает только
Шестаков. Но отчеты о расходовании подставлял регулярно, все, что было
решено закупить для республиканцев за границей, то есть то, чем мы не
располагаем или что долго и неудобно возить - оружие иностранных марок
для интербригад, снаряжение не наших образцов, - все поступает согласно
графиков. Испанские товарищи претензий не имеют.
- Но, может быть, действительно было бы правильнее, если бы НКВД и
этими делами занимался? У них там все схвачено? Все равно ведь через их
нелегалов приходится действовать?
- Вот я же и хотел, чтобы они между собой все обсудили по-хорошему,
потом расчеты представили, доводы. Нелегалы-то нелегалы, но специалистов
по финансам, технике, всяким там (вахтам, коносаментам, связям с
промышленниками и таможнями у них достаточно? А у Шестакова уже все
отлажено. Придется к каждому разведчику еще и консультанта приставлять.
А потом - вдруг сбегут с деньгами? Мало нам Орлова, Кривицкого, кто
еще там?
- Ну вот, Вячеслав! А говорил, в проблеме не разобрался. Во всем ты
разбираешься, просто захотел Шеетакова с Ежовым стравить и посмотреть,
что получится. Разделяй и властвуй, да? Ты что у нас, Черчилль?
Сталин прошелся по кабинету от стены до стены, что-то неразборчивое
бормоча под нос. Повернулся, ткнул в сторону предсовнаркома трубкой:
- Хитер ты, а я хитрее.
- Да кто же спорит, Коба?! - прижал Молотов руки к груди.
- Ну ладно, иди отдыхай пока. - Ну и какое ваше мнение, товарищ
Лихарев? - Сталин посмотрел на Валентина с видом въедливого и склонного
к ехидству экзаменатора, когда они снова остались одни.
- Да что ж - мое мнение? В нем ли дело? Я - как обычный фронтовой
разведчик. Доставил командиру информацию, а какие на ее основании будут
приниматься решения, нам интересоваться не почину... - Он знал характер
Хозяина досконально, чувствовал его настроение и иногда изображал из
себя такого вот служаку-хитрована, не желавшего брать на себя больше
положенного.
- Это правильно, в общем и целом. Однако диалектика требует более
гибкого подхода. ..Как всякий хороший, - Сталин голосом подчеркнул
последнее слово, - разведчик, вы должны иметб и собствеяное мнение и
сообщать его, когда командир попросит...
- В таком случае... Ваше решение, безусловно, правильное. Сначала
нужно найти наркома Шестакова, как следует разобраться в мотивах его
поступка, может быть, там имели место еще какие-то, пока неизвестные нам
подробности, возможно-устроить очную ставку...
- Кому с кем?
- Естественно, Шестакова с Ежовым, Пусть обменяются мнениями и
попробуют защитить каждый свою позицию в вашем присутствии. А уже потом
принимать окончательное решение. Лично я поступил бы именно так... -
Лихарев сделал паузу, долженствующую означать, что отнюдь не предлагает
поступить подобным образом и Сталину.
- Наверное, мы так и сделаем. - Вождь расправил усы мундштуком
трубки. - Только для этого, очевидно, нужно сначала иметь в наличии обе
стороны?
- Вы же приказали Николаю Ивановичу обеспечить явку своего
"оппонента"... За трое суток.
- Вы уверены, что он уложится в этот срок?
- Располагая возможностями НКВД, достаточно обширными, сделать это
можно. Теоретически. И при условии, что Шестаков все еще жив. И будет
жив Ежов...
- Даже так? Считаете, он способен на такой шаг?
- Чужая душа потемки. В экстраординарных ситуациях люди иногда
начинают вести себя непредсказуемым образом. Если вспомнить Гамарника,
Томского... И сам Шестаков - хорошее подтверждение данному тезису.
- Да, да, это так. Ну вот, чтобы избежать неприятных
неожиданностей, возьмите под свой контроль... и розыск одного наркомами
"личную безопасность" второго. Договорились?
И, словно отыграв сольную партию, Сталин вдруг расслабился,
вперевалку прошел к своему деревянному креслу. опустился него поло жил
на стол руки..
- А что, Валентин, найдет он наркома, как ты думаешь?
- Честно сказать, не знаю, Иосиф Виссарионович. Дело трудное,
самому Ежову, конечно, не по уму, но в аппарате у него умелые люди пока
остались. Пусть попробует.
- Он пусть пробует, а ты ему на "хвост" сядь и наблюдай
внимательно. Я ведь не шучу, мне Шестаков на самом деле как можно скорее
и живой нужен. Занимательно очень получается. Я вот к этому человеку с
полным доверием относился, друг мой Серго его любил, и вдруг без моего
согласия арестовать вздумали. Почему, зачем, а? Один момент - сюрприз
мне сделать захотели, показать: вот смотрите, вы ему верили, а он такой
же, как остальные, тоже троцкист-бухаринец. И как бы намек сделать - не
умеете вы верных людей выбирать, доверчивый вы очень, товарищ Сталин, а
враги этим пользуются.
Он опять потянулся было за трубкой, потом махнул рукой, зачем, мол,
это, сунул под усы просто папиросу, закурил.
- Однако диалектика учит - все может быть совсем наоборот. Я сказал
- хороший человек Шестаков, можно его секретарем ЦК избрать, и
председатель Совнаркома из него со временем тоже может получиться, и
сразу - на тебе? Арестовать Шестакова, в тюрьму его, под закон от
первого декабря 34-го подвести. А это значит ^то? - уставил он
указательный палец с длинным желтоватым ногтем прямо в переносицу
Лихарева.
- Опять заговор, товарищ Сталин. Пусть не антипартийный, пусть даже
с добрыми намерениями, но ведь заговор^
- Совершенно правильно понимаешь текущий момент! Молрдец! Так вот
ты теперь мне Шестакова раньще Ежова найди. Сюда привези. Мы с ним как
мужчина с мужчиной разговаривать будем. А потом посмотрим, кто в доме
хозяин. Так я говорю, Валентин?
- Разумеется, Иосиф Виссарионович, тут и вопросов не возникает. Все
сделаю. Если нарком еще живой и за границу не успел сбежать - найду.
- Нет, - жестко сказал Сталин, вполне доброжелательно при этом
улыбаясь. - Ты мне его и в заграницах найдешь, и из могилы, если надо,
выкопаешь. А там я сам посмотрю, Шестаков это или не Шестаков, живой он
или не совсем живой. А потом скажу, что дальше делать нужно...
Договорились?
- Так точно!
- Теперь иди. Деньги нужно - у Александра возьмешь. - Сталин
показал пальцем в сторону приемной. - Остальное все сам знаешь. Так?
Валентин щелкнул каблуками (Сталин это любил), слегка кивнул
головой, поскольку фуражки на ней не было и честь отдать было нельзя,
повернулся и вышел.
С Поскребышевым он побеседовал, и не только по финансовому вопросу,
спустился потайной лестницей к угловому крылечку на Ивановскую площадь к
ожидающей его машине, имея при себе командирскую полевую сумку, доверху
полную не только советскими рублями, но и иностранной валютой, и чеками
Торгсина.
Все это было ему совершенно не нужно, однако человек, получивший
деньги, внушает куда больше доверия, чем человек, от них отказавшийся.

***

===

ГЛАВА 19

Буран утих только на третьи сутки. То есть утих ветер, и в
наступившей тишине продолжал сыпаться и сыпаться с по-прежнему низкого и
мрачного неба крупный мягкий снег.
И мороз послабел, поднялся градусов до десяти Реомюра (у Власьева
дома висел старый градусник, с толстой трубкой, налитой подкрашенным
синей краской спиртом). Выбраться с кордона, хотя бы и на лыжах, стало
уже возможно, но все равно трудно. А добраться до него - тем более.
Районные милиционеры сорок километров по рыхлому снегу и при минимальной
видимости пройти не смогли бы и под страхом немедленного расстрела.
Так что вполне можно без риска обождать еще день другой. Спешить
все равно некуда. До весны - как до Марса пешком. Да и риска, считал
Власьев, с каждым днем, по мере угасания энтузиазма чекистов, будет все
меньше.
Они занимались хозяйственными работами, да и то больше от нечего
делать, сугубой необходимости в этом не было. Разве что, когда Зое с
детьми придется оставаться здесь одной, надолго, так чтобы не
надрываться женщине непривычным деревенским трудом.
За ребят Шестаков не беспокоился. Им здесь было хорошо. Играли во
дворе с собаками, катались на санях и лыжах с горки от дома до озера,
читали книги по вечерам, щелкая каленные в печке лесные орехи и
тыквенные подсоленные семечки, и совершенно не скучали по Москве и
школе.
Главное - они видели отца и мать с утра до вечера и чувствовали на
подсознательном уровне, что родителям здесь тоже хорошо и спокойно. А
что еще нужно детям?
Из сеней крытый переход вел в большой сарай, где половина была
занята спрессованными брикетами душистого сена (нарком, хотя и инженер,
впервые увидел довольно примитивную, неостроумно устроенную машинку для
их изготовления), а вторая половина была пуста, и Шестаков, с
расстегнутым воротом и закатанными рукавами гимнастерки, радостно колол
топором сухие до звона чурбаки и укладывал дрова в аккуратную поленницу
поближе к дверям, чтобы легче было носить их в дом. Судя по длине и
высоте штабеля, дров должно хватить до лета.
Эта необременительная работа напоминала наркому что-то приятное,
будто бы недавнее, но вот что, он сообразить не мог, как ни напрягал
память.
С памятью вообще происходило нечто непонятное. Если бы в ней
возникли вдруг провалы - это плохо, но объяснимо, от переживаний или
болезней часто случается. У него же все время объем воспоминаний
расширялся. Хорошо бы посоветоваться со специалистом, так где ж его
взять. И вновь всплывающие воспоминания были не смутно-бредовые, как
после дурного сна, а весьма отчетливые и главное - убедительные. Такое с
ним тоже бывало раньше - вдруг придет ни с того ни с сего совершенно
забытое, вроде времени растворения в морской воде сахарного
предохранителя мины заграждения или порядка подготовки к выстрелу
торпеды образца 1912 года, но сейчас происходило нечто совсем другое.
Под вечер они запрягли в сани одну из двух лошадей, что держал у
себя Власьев в качестве служебного транспорта (после коллективизации
простым крестьянам иметь лошадей запрещалось. Коров как-то вдруг
разрешили, а вот лошадей - упаси Бог!), привезенной из озера водой
наполнили две стоящие в сенях сорокаведерные бочки. Тоже не придется Зое
бегать с коромыслом по воду каждый день.
Запасов же продовольствия - битой по осени дикой птицы, мороженой
рыбы, зайцев, оленины и кабанятины - в холодной кладовке было полно, как
и картошки в яме, соленых грибов, огурцов, квашеной капусты и моченых
яблок в пузатых дубовых бочках.
А вот кур и коровы у Власьева не было. Хлопотно для одинокого
мужика, куда проще в случае нужды съездить в ближнюю деревню. Да и сами
бабы приносили, даже и не за деньги, а в обмен на дичину. Местным
мужикам последнее время в казенном лесу охотиться запрещалось, да и где
денег взять на ружье, порох, свинец и прочую снасть?
Так что без яиц и молока Зое придется обойтись и хлеб печь самой,
если мужчины задержатся в своей экспедиции. Ну да и ничего, работа
нетрудная.
...Ушли из дома на пятый день, еще до света, когда снег перестал
сыпать, а мороз, ^наоборот, резко окреп.
- Ах отчего это вы решили так издалека начинать? - спросил у
Шестакова Власьев, уже сидя на куче дров в тендере маневрового паровоза,
неторопливо постукивавшего по стыкам узкоколейки в сторону Торжка.
Наркома не переставала удивлять манера егеря - иногда он бывал чрезмерно
разговорчив, а иногда, вроде фенимор-куперовского индейца, ухитрялся
воздерживаться от самых, казалось бы, необходимых и важных вопросов.
Как сейчас, например.
Они давно решили, что осуществление любых далеко идущих планов
невозможно без надежных документов. Причем, как сказал Власьев,
потребуется отнюдь не один комплект на каждого. Поначалу это показалось
Шестакову излишним - ну что, в конце концов, за сложность - появиться на
день-два в Москве, сделать не такое уж трудное, как ему представлялось,
дело и вернуться обратно, ждать на кордоне весны?
Если уж и придется предъявлять при внезапной проверке документы,
так чекистского удостоверения с аккуратно исправленной фамилией и
переклеенной фотографией будет вполне достаточно. Как он считал, сама по
себе малиновая книжечка с грозной аббревиатурой на обложке отобьет охоту
у любопытных милиционеров задавать лишние вопросы.
Власьев только рассмеялся его наивности.
- Вы, Григорий Петрович, похоже, о настоящей жизни вообще
представления не имеете. Да и когда бы получить его? Навынос, с
нэповских еще времен от народа окончательно оторвались. Вон даже и
деньгам цены не знаете... Хорошего вас Советская власть заботилась. В
поезде, в вагоне бесплацкартном, давно ездить приходилось, в кассе билет
брать, а потом со всей толпой на перрон продавливаться? Вот то-то...
Простите за маленький урок политграмоты, но ваши товарищи такой в стране
суровый порядок завели, что в прошлую войну и в прифронтовой полосе не
снился. Особенно после коллективизации.
Чтобы, значит, людишки из колхозов не разбегались да из
ссылки-высылки, у них паспортов вообще не имеется. Разве если справку в
сельсовете или у председателя вымолит, тогда можно в поезд сесть, да и
то если маршрут и цель поездки совпадают. Для того и специальные войска
НКПС созданы - на вокзалах перроны охранять и документы проверять, по
вагонам и под вагонами зайцев и бродяг беспачпортных вылавливать. Очень
это дело солидно поставлено. От Осташкова, бывало, в Питер едешь - не
раз и не два паспортину предъявишь, не испытывая при этом никакой
"законной гордости".
Куда там против крепостного права! Любой крепостной николаевских
времен супротив нынешнего колхозника интуристом мог бы себя считать...
И опять Шестаков с непонятной радостью уловил совпадение слов
Власьева с собственным глубинным восприятием окружающего мира. Будто бы
именно так он сам всегда мыслил, нет, не просто мыслил, а знал
великолепно, но забыл вдруг отчего-то, а вот говорит Николай
Александрович, и словно медом по сердцу.
Не от смысла произносимого, а потому, что помогает вернуться из
придуманной жизни в настоящую.
И в то же время слова Власьева звучали для Шестакова почти что
откровением. Он ведь действительно года, считай, с двадцать седьмого, а
то и раньше, не имел понятия о реальности "за бортом". В командировки
ездил - сначала в отдельных купе международных вагонов, а потом и в
собственном наркомовском салоне, питался - в спецбуфетах и спецстоловых,
одевался - в спецателье и "закрытых распределителях".
Документы предъявлять - только партбилет на конференциях и съездах.
Милицию видел лишь в виде регулировщиков, отдающих честь номенклатурному
"ЗИСу".
В своем деле он был специалист, знающий, решительный, волевой
руководитель отрасли, а когда представил себя на улице, на вокзале, в
толпе непонятных, сумрачных людей, так не похожих на персонажей бодрых
кинохроник и оптимистических комедий, ему стало очень не по себе.
Выходит, даже просто так оказаться среди собственного народа,
теоретически самого свободного и счастливого на земле, - и то страшно, а
уж когда тебя наверняка разыскивают всеми силами соответствующих
органов...
- Да-да, в нашем случае особенно, - словно прочитал его мысли
Власьев. - Не намерен вас пугать, а исключительно, чтобы вы осознали
серьезность положения. Я-то скоро двадцать лет фактически на нелегальном
положении, так что и передумал много всего, и жизнь советскую изучил во
всех ее омерзительных проявлениях, с народом всяким беседовал, читал
опять же нужную в моем качестве литературу... В розыске всесоюзном вы
наверняка теперь числитесь, а это значит, и ориентировки на вас
разосланы, и словесные портреты, а может, и не только словесные, и уж на
вокзалах-то сейчас каждый легавый тройную бдительность проявлять обязан.
На документик энкавэдэшный особо не рассчитывайте, в райцентре
где-нибудь и сойдет, а в Москве вот... Мы ж не знаем, вдруг у пихтам в
корочках этих какие-то тайные знаки проставлены. На такой как раз случай
- мы фамилию переписали и рады, а наметанный глаз взглянет - вот испекся
раб божий...
Увидев, что Шестаков совсем загрустил, егерь вдруг подмигнул и
хлопнул его по колену.
- Ноне так все и страшно, с другой стороны. Давно ведь сказано:
"Суровость российских законов значительно смягчается необязательностью
их исполнения". На это и расчет. Ну день, два, неделю будут все от
Москвы до самых до окраин землю от усердия рыть, а потом-то? Один забыл,
у второго жена рожает, третий с похмелья мучается, четвертому просто
надоело в каждого прохожего всматриваться. У них что, думаете, вы один
такой? Д^ в розыске, может, несколько тысяч сразу значатся, что же, тому
милиционеру малограмотному все эти тысячи ориентировок и примет в уме
держать?
- Ну, я же не каждый все-таки, - словно бы даже оскорбился
Шестаков. - Наркомы, наверное, не так часто в розыск попадают... На моей
памяти по крайней мере такого не случалось...
- А кто бы вам и сказал, если б даже... Думаете, сейчас так прямо
везде распечатано: сбежал народный комиссар имярек, член ВКП(б) с
такого-то, многих орденов кавалер...- Он покрутил головой, будто сам
удивляясь такому абсурдному предположению. - В крайнем случае - до
начальников облНКВД правду доведут, прочим же прикажут по фамилии да по
приметам искать. Народ-то у нас глуп, как ни печально, им скажи -
"нарком", они и будут высматривать самых вальяжных, с орденами и
значками Верховного Совета. Как в ту войну шпионов немецких ловили,
помните?
- Как же, помню...
- Ну вот. Так и выходит, что нам и пугаться чересчур не следует, но
и расхолаживаться - тем более. Знаете ведь, сапер ошибается лишь два
раза в жизни...
- Я слышал, что один.
- Нет, первый раз - когда решает в саперы пойти. Вы свой лимит
выбрали, больше - нельзя.

***

Источники :

https://topreading.net/bookread/107021-vasilii-zvyagincev-boi-mestnogo-znacheniya

https://mybook.ru/author/vasilij-zvyagincev/boi-mestnogo-znacheniya/read/

https://fb2.top/boi-mestnogo-znacheniya-237468/read

https://4italka.site/fantastika/alternativnaya_istoriya/306297/fulltext.htm

https://fantlab.ru/work9779

https://fantlab.ru/autor251

***

Василий Звягинцев

Страна:	Россия
Родился:	21 ноября 1944 г.
Умер:	30 апреля 2016 г.

Жанры:

Фантастика

100%

Родился Василий Дмитриевич Звягинцев в Грозном (21 ноября 1944), окончил Ставропольский медицинский институт, работал врачом «Скорой помощи», служил военным врачом на Сахалине. По возвращению в Ставрополь 10 лет провёл на комсомольской и профсоюзной работе, в политорганах МВД. Печататься начал с 1987 г. Первая публикация — «Уик-энд на берегу» (1987). Лауреат премий «Интерпресскон» и «Аэлита» за роман «Одиссей покидает Итаку». Жил в Ставрополе.

Василий Звягинцев, по мнению многих любителей научной фантастики, является одним из лучших российских писателей этого жанра. Самым большим (и в принципе единственным) трудом В. Звягинцева стал роман-эпопея «Одиссей покидает Итаку», который по достоинству оценили не только читатели, но и критики. Роман состоит из двадцати одной книги, каждая из которых по-своему связана с остальными. При этом можно читать любую книгу, как отдельное произведение (роман), хотя, безусловно, лучше соблюдать хронологическую последовательность, чтобы ориентироваться в героях и в том, что ими движет.

В 1993 г. за эпопею «Одиссей покидает Итаку» Василий Звягинцев был удостоен сразу 4-х престижных литературных премий — «Аэлита», «Интерпресскон», и специальной международной

Примечание к биографии:

Интервью с читателями на сайте Лаборатории Фантастики в 2012 году.

Сайты и ссылки:

itaka.n43.pw (официальный сайт)

===

***

Слушать - https://ae-books.online/istoriya/istoricheskaya-fantastika/18963-book/

https://ae-books.online/istoriya/istoricheskaya-fantastika/18963-book/

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

РОМАН В ПИСЬМАХ. А.С. Пушкин

...

Вообрази мое изумление, когда узнала я про <?> твой отъезд в деревню. Увидев княжну Ольгу одну, я думала, что ты нездорова, и не хотела поверить ее словам. На другой день получаю твое письмо. Поздравляю тебя, мой ангел, с новым образом жизни. Радуюсь, что он тебе понравился. Твои жалобы о прежнем твоем положении меня тронули до слез, но показались мне слишком горькими. Как можешь ты сравнивать себя с воспитанницами и demois<elles> de c<ompag>nie? Все знают, что Ольгин отец был всем обязан твоему и что дружба их была столь же священна, как самое близкое родство. Ты казалось была довольна своей судьбою. Никогда не предполагала я в тебе столько раздражительности. Признайся: нет ли другой, тайной причины твоему поспешному отъезду. Я подозреваю... но ты со мною скромничаешь, - и я боюсь рассердить тебя заочно своими догадками.
Что сказать тебе про Петербург? Мы еще на даче, но почти все уже разъехались. Балы начнутся недели через две. Погода прекрасная. Я гуляю очень много. На днях обедал<и> у нас гости, - один из них спрашивал, имею ли о тебе известия. Он сказал, что твое отсутствие на балах заметно, как порванная струна в форте-piano - и я совершенно с ним согласна. Я вс° надеюсь, что этот припадок мизантропии будет не продолжителен. Возвратись, мой ангел; а то нынешней зимою мне не с кем будет разделять моих невинных наблюдений, и некому будет передавать эпиграмм моего сердца. Прости, моя милая, - подумай и одумайся.

Крестовский остров.

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***