Когда выходишь на Арену,
С тобою призрачный Дракон.
Он друг? Готовит он измену?
Одолевай! В победе весь резон.
---
Опять деду Егору вызов пришел, всё неймётся супостату. На прошлой неделе бились ведь, с договором, что не более семи голов, пять из них дед одолел, две не осилил. Согласился тогда Дракоша – медальку бронзовую дал, денежкой мелкой осыпал, записку выписал: - “Вот, место третье у Егора Федосеича…”
А нынче что?:
- “Слабо - Дракоша изгаляется – на мелких временных пятачках бой провести, с девятью моими головушками!?”
Ладно. Надо явиться на ристалище. За честь, за чистоту духа, за справедливость, за Будущее светлое… Хошь не хошь, а надо. Иначе без присмотра останется Многоглавый, бед наделать может…
В назначенную дату облачился Егорушка в доспехи, мечом препоясался, палку-шест в руку взял, пошёл…
Вот уж и у поляны заветной дед, рядом, по шоссейным дорогам, ползут, бегут автомобили…
Где он? – немного озадачился дед, вглядываясь в зелёный, обширный ковер мартовской травы. Ага, что-то в травушке шевельнулось, головка выглянула, глазиком лиловым мигнула, дымком пахнула, огоньком пыхнула. Всё в порядке.
Стал дракошка подрастать, головушки добавлять, выше Егорки оказался, четырьмя лапищами в землю упёрся, хвостище туда-сюда метнул. Набралось у него нынче 20 голов, плюс одна судейская, красивая да голубоглазая, Еленой зовут…
И сказала она уверенно и строго:
- Пора. Начнём. Бой!
Явилась первая дракошина голова, дабы с дедом Егором сразиться. Оказалась она девчушкой, годков двенадцати, миленькой, худенькой, а профиль – орлиный. При ней доска клетчатая, черно-белая, на доске фигурки. Начали они фигурки переставлять, время пошло.… Не шибко София, то имя девчушкино, о целости фигурок заботилась. Позабирал их много старец, победу одержал. София огорчилась, ресницами похлопала, дед вздохнул тяжко…
А тут и вторая голова, деду предназначенная, явилась. Знакомая давненько, не раз её Дракон против Егора выставлял.
- Ну, здравствуй, Александр! – приветствовал Егор, запуская часы.
- Здравствуй, Егорушка! – отвечал ладненький, улыбчивый мужичок, переставляя свою пешку поближе к главной фигуре противника. Звался он Александром, Александром Радостным, а хода-то быстрые делал, еле за ним поспевал дед, ошибку допустил впопыхах, под коневую вилку попал, сильнейшей фигуры лишился, пришлось сдаться. Н-да, урвал Драконище один дедов балл…
Горевать долго не пришлось, обозначился третий противник, по имени Ирина, и даже – Ирина Владимировна! Женщина солидная, но для деда Егора весьма молодая, с глазами голубыми и пронзительными, кругленькие щёчки обозначали небольшой ротик, губы которого сжимались в хорошем волевом порыве. Её мягкая ладонь, которая может быть при необходимости очень жесткой, оказалась в пальцах Егора, он не вытерпел и произнёс:
- В следующий раз я поцелую эту руку…, хотя и целовать-то нечем, но, хоть обозначу поцелуй, коснусь усами.
Ирина мягко улыбнулась, обдав Егора мимолётным всплеском небесной синевы очей, сосредоточилась на доске и сделала первый ход. Дед ей ответил тем же. И хоть нельзя в поединке беседовать, они всё же негромко говорили… о поединке, причём Ирина Владимировна, сама учительница, была у Егора в ученицах. Через некоторое время Егор, с неловким чувством вынужденного обидчика спросил:
- Ну, ты согласна, что проиграла?
- Да, конечно… - протянула она, причём радости в её голосе не было, а нотки грусти и печали едва-едва коснулися ушей.
Да… Бой состоялся очередной, а от победы радости немного. Вот поражение, оно сильнее возбуждает, огорчает, к жизни призывает. А в перерывах между поединками жить как то надо, общаться, держаться, изображать, слушать и говорить.
- Дед, а вы в молодости чем-то этаким, боевым занимались, типа борьба?
- Да. Классическая, вольная…
- Ну, я же вижу, мои потомки ходят на борьбу. А меня, к примеру, смог бы побороть?А!?
- Зачем!? Ты молод и здоров, хороший рост и вес имеешь, я же старец, зачем нам в схватке силовой соревноваться!? Тебя убить придется, …если получится.
Сказал, и тут же пожалел. И слово горячо, и неуместно, то козырь явный для врага.
А враг промямлил, губы искривив:
- Да я шучу, ну вы даёте.
А провокация ведь удалась, попала в точку, дед просто обозлился.
…И снова бой, с четвёртой головой. То был мужчина молодой. Александр, Александр Пухленький. Глаза его уверенно глядели. Прямо, с оттенком жёлтым явной наглецы. Он на руку был быстр, своих фигурок не жалел, по времени победу одержать пытался. Но, был неопытен весьма, и даже правил всех не изучил, метал он пешки через битые поля, когда же их лишился, был удивлён, Егора обвинял в неправильном побитии пешулек, утверждая, что в длинной битве, возможно ЭТО, а в данном блице – нет. Всё тщетно, противник был разбит, ушел в небытие…
Явился пятый, от Дракона, Егорушке противник и боец. Тот самый шутничок, что о борьбе вопросы задавал. Он так же звался Александром. Александр, Александр Долговязый. Пред дедом он предстал слегка осоловевшим, ибо, по всем приметам, был дружен в этот час с алкоголем, который, вероятно, делил с сильнейшею главой номер один.
… И сделал Долговязый первый ход, зловонием коснувшись дедовых ноздрей, словцом негромким дедовых ушей:
- А предыдущую, выиграли?
- Не помню… - рассеянно дедуля отвечал. Соседние головы покосились, переглянулись.
- Не помните… - Долговязый протянул.
- М-мм… выиграл – ответствовал дедок, оценивая обстановку, в надежде сделать верный ход.
Меж тем, над дедовой макушкой образовалось нечто, вздохнуло, шевельнулось, в чуть слышном баритоне прошептало:
- Ну как?
Тут Долговязый внятно произнёс, глаза уставив выше деда:
- Как звать-то…
- Саша…
- А сколько лет?
- 24…
- Так вот, сынок, запомни - когда играют двое, мешать нельзя. Ни разговором, ни движением, ни вздохом! Ясно!?
- …
А бой всё разгорался, столкнулись кони, пешки устремились, запахло жареным, болотный дух проделал фокус временной, явился к деду призрачный цейтнот, над Долговязым так же нависая. Раздались голоса, то с кваканьем, а то с пищанием и свистом:
- Зачем… куда.… Зачем играете, вы, сударь без ладьи… она стояла здесь, а вы её смахнули… рукавом…
Затменья миг в Егоровых мозгах. Он всё решил. Помчались Долговязого фигурки, его победа, у деда отнят балл.
Вот пауза. Короткой передышки откровенье. Готовность дальше поединки продолжать.
Шестой противник пред Егором. С короткой стрижкой он, с осанистой фигурой, с лицом морщинистым, суровым, годами старше… Он вежливо сказал:
- Я Леонид. А вы?
- Егор.
- Весьма приятно.
- Взаимно.
Часы запущены, фигуры двинулись, солдаты. Обмены пленными произошли, образовались связки. Мелькнули в атмосфере комбинацц-и. Сражался Леонид решительно, умело, но, как бы опасаясь кой-чего. “Себя, пожалуй, он боится” – к Егору мысль пришла.
И верно. Сумел противник разменяться не так, как надо, конём побил, ладью оставив без прикрытья под ударом солдатского меча. Егор ладью забрал. Противник, морщась, произнёс, главой качая:
- Я не заметил. Зевок, какой зевок.… То проигрыш.
И сделав по инерции ещё три хода, сдался Леонид.
Чуть погодя у деда снова бой. Пред ним явился, тоже дед, из ранее знакомых, по имени Борис. Он быстро говорил, слегка косил он мутноватым глазом, росточка небольшого, но с крепкою рукой. Противник из серьёзных, тем более, когда для боя отрезок времени так короток, что некогда по сторонам взглянуть. И понеслись движения к фигуркам и часам. Егорка осмотрелся, ба-а, он с лишнею фигуркой. Явный перевес. Противник не сдаётся, толково, быстро отвечая ударом на удар, а успокоенный Егор, в затмении неясном вдруг призадумался – как бы ловчее нанести удар очередной, в доску он вперил очи. Вдруг слышит:
- Егор, а время ваше истекло.
Досада. Недоуменье. Пораженье. И торжество врага, хоть он его не показал.
Ах. Плюнуть и забыть. Кто следующий, восьмой по счёту.
Да вот и он. Старинный враг, дружок турнирный. Уже седой, со щёточкой усов под носом, и с крупной родинкой у левого виска. И с именем прекрасным – Вячеслав.
Мечи скрестив привычно, бой начали. О чём-то Вячеслав, бубнил кому-то (своему коню?), волшебные слова (в трансе пьяном?). Егор в позицию вникал, но не словам неясным, однако медленно они сочились в мозг, плюс горечь от предыдущего общения с Бориской.… А Вячеслав, хоть был размякший и взъерошен, уверенно фигурки двигал, включал противника часы. Вот взял он в руку своего побитого ферзя, готовясь заменить им пешку. Егорка мозг напряг, ох, мало времени, ох мало. А у врага минуты три в запасе. Ход сделан! Однако враг находчив, так просто на мякине не провесть. Еще пять шесть ходов в цейтноте, однако же, злодей неумолим, своё он знает дело, он в азарте, вот даже капнула слюна. Что делать?! Нехватка времени, позиции обвал. Да, надо сдаться.
- Сдаюсь – Егор противнику сказал. Тот удовлетворённо хмыкнул, поднялся, направился к судейской голове, расшаркиваясь каждым шагом, кривой улыбкой озарив морщины.
- Спокойно, спокойно, надо доиграть. Ещё одна глава, последняя, иль крайняя, как люди говорят – твердил себе Егор, сжав губы плотно.
И пауза межбоевая снова. Противник был, после неё, Егорке предоставлен. Предстал пред ним его старинный друг, с которым не хотелось бы сражаться. Однако правила, и право, нынче, у Дракона.
Георгий, старец так же, был, древней Егора, ещё осанку благородства сохранял, и пару линий чётких тонкого лица. Сигнал был подан, начали движенье, позиции уж были созданы. И тут, раздался рык драконий:
- Нет! Всё не так. Ошибка вышла. Глава первейшая в убытке, её законный балл исчез. Его найдём. Уже нашли. И поединок с противником другим у вас случится.
Георгий и Егор руками развели, мечи вложили в ножны, раскланялись…
Кто вместо? Предстал пред дедом мальчишечка, и ростом мал, и худощав, и тонкорук, и личико с застенчивой полуулыбкой, готовой обратиться в обиженный вопрос. “Он, видимо, не очень-то силён, мальчишка этот, по имени Тимоха, хотя иных мальчишек надо опасаться – лупят крепко” – явилась мимолётно мысль в Егоровой главе.
Отчаянно мальчишка сделал ход, второй и третий, на пятом пешку потерял, десятый ход слона его лишил. Дед в замешательстве, что делать? Достойно как такое безобразье завершить, противник ведь ферзя уже лишился! Дед осторожно начал подбираться к фигуре главной, из-за которой вся и кутерьма. Принудил он её на поле тёмное пойти, ударом угрожая. Мальчишка, впрочем, не спешил, загадочные взгляды изредка бросая.
В чём дело?
А-а, часы. Мальчишкины стоят, на них три пятьдесят, на дедовых минута сорок, секунды деда истекают, минута двадцать две, минута десять. Егор на клавишу-то не нажал свою, а Тимофей-мальчишка ждёт, вдруг время дедово уйдёт совсем, тогда его победа, мальчишки, будет.
Минута, пять секунд. Егор на клавишу нажал. Мальчишка быстро сделал ход. Егор ответил, снова угрожая. Спасенья нет, победа у Егора.
Итак. Все девять состоялись. Итог: - побед всего лишь пять, четыре пораженья. Дракона дед не одолел. Да хоть бы всех девятерых побил – не велика заслуга, Дракон лишь благосклонней фыркнул бы, его не одолеть, Дракона своего. Победы временны, Драконы же живучи, Егоры ветхие уходят постепенно, места их, свежие Егорки, занимают. Меняет головы Дракоша, словно шляпы, всё в той же оставаяся поре.
Среди голов, в толпе, Егорка Долговязого узрел, ибо был он краснолиц, велеречив, с осоловевшим глазом. Тот тоже, вперил в деда мутноватый взгляд, вальяжно ходули ног переставляя, направился к нему. Остановился, склонился, молвил:
- Отойдём…
Отошли.
- По поводу “убью”. Есть у меня сосед, а у него в дому племянник поселился, вредноватый малый, соседу досаждал. Грозился он не раз племянника убить. И ведь убил, ножом зарезал…
- Нет у меня ножа, – твёрдо дед Егор мужчине отвечал, отметив про себя, что нож ведь ерунда, возможно голыми руками…
- Словцо-то это говорить нельзя совсем. И даже думать нельзя. И мыслей чтобы в этом направленьи никаких, вон из мозгов, всякое “убью”. – тихонько Долговязый дедушке внушал, как будто старый друг.
Нахмурился Егор, нравоучителя в досадном гневе молчаливом покидая. А тот опять среди голов, жестикулирует, слова свои бесцеремонно подкрепляя. Он якобы авторитет, хоть временный, пока во власти зелья, но всё ж. Пусть завтра будет темечко болеть, застенчивость вернётся.
Время подошло. Глашатай от Дракона Егору объявил:
- Твоё восьмое место.
Силён Дракон. До первой головы Егор сегодня даже не добрался, не то, что в прошлый раз, где времени поболе было. Тогда он сделал всё что мог, но первая глава – то самый сильный, он одолел Егора, и всех иных, кто близко подходил.
Пора. Пора и уходить, ристалище забвеньем обозначив. Исчезли главы, зелёная поляна перед ним. За ней дорога, к домам, столбам, витринам, к людям. Вот они, идут по тротуарам, коляски катят с малыми детьми, маячат в окнах стен, и в окнах проезжающих авто, вращают педали у велосипедов, бегут и ковыляют. Живут, слова друг другу говоря, стремясь к итогу своему, который для всех людей, пожалуй, одинаков. Они живут, к небытию стремясь, и гонят, суетясь, волну потомков за собой.
Люди, люди. Зовут друг друга:
- Волковы, Овечкины, Хомяковы,
Зайцевы и Тигровы, Слоновы.
Лисицины и Мышкины, Козловы.
Быковы и Коневы, Орловы.
Гусевы и Чайкины, и Петуховы.
Ословы и Медведевы, Псовы.
Рысьевы, Оленины, и Таракановы.
Мухины, Червяковы и Львовы…
Люди, люди. Кто для них этот дед, этот Егор, который бьётся десятилетиями, (или столетиями? …Тысячелетиями?), со своим Драконом, (или не только со своим?). Кто он для них, для сограждан, одного с ним рода-племени, кто он им? Сусликов? Муравьёв? Улиткин? Или просто – Зверьков. Или ещё проще – Безразницев.
В бричке сидело двое N-ских обывателей: N-ский купец Иван Иваныч Кузьмичов, бритый, в очках и в соломенной шляпе, больше похожий на чиновника, чем на купца, и другой - отец Христофор Сирийский, настоятель N-ской Николаевской церкви, маленький длинноволосый старичок в сером парусиновом кафтане, в широкополом цилиндре и в шитом, цветном поясе. Первый о чем-то сосредоточенно думал и встряхивал головою, чтобы прогнать дремоту; на лице его привычная деловая сухость боролась с благодушием человека, только что простившегося с родней и хорошо выпившего; второй же влажными глазками удивленно глядел на мир божий и улыбался так широко, что, казалось, улыбка захватывала даже поля цилиндра; лицо его было красно и имело озябший вид. Оба они, как Кузьмичов, так и о. Христофор, ехали теперь продавать шерсть. Прощаясь с домочадцами, они только что сытно закусили пышками со сметаной и, несмотря на раннее утро, выпили... Настроение духа у обоих было прекрасное.
Кроме только что описанных двух и кучера Дениски, неутомимо стегавшего по паре шустрых гнедых лошадок, в бричке находился еще один пассажир мальчик лет девяти, с темным от загара и мокрым от слез лицом. Это был Егорушка, племянник Кузьмичова. С разрешения дяди и с благословения о. Христофора, он ехал куда-то поступать в гимназию. Его мамаша, Ольга Ивановна, вдова коллежского секретаря и родная сестра Кузьмичова, любившая образованных людей и благородное общество, умолила своего брата, ехавшего продавать шерсть, взять с собою Егорушку и отдать его в гимназию; и теперь мальчик, не понимая, куда и зачем он едет, сидел на облучке рядом с Дениской, держался за его локоть, чтоб не свалиться, и подпрыгивал, как чайник на конфорке. От быстрой езды его красная рубаха пузырем вздувалась на спине и новая ямщицкая шляпа с павлиньим пером то и дело сползала на затылок. Он чувствовал себя в высшей степени несчастным человеком и хотел плакать.
Когда бричка проезжала мимо острога, Егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших около высокой белой стены, на маленькие решетчатые окна, на крест, блестевший на крыше, и вспомнил, как неделю тому назад, в день Казанской божией матери, он ходил с мамашей в острожную церковь на престольный праздник; а еще ранее, на Пасху, он приходил в острог с кухаркой Людмилой и с Дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную говядину; арестанты благодарили и крестились, а один из них подарил Егорушке оловянные запонки собственного изделия. ... Читать дальше »
