===
Глава 7 (Продолжение)
Я посидел немного, осмысливая увиденное. И моя вина тут есть. Двери на ночь запирать надо. Хотя сроду не запирался в остроге - двор огорожен, у ворот караульные, чужих нет - все свои. Да и брать у меня особо нечего в избе. Основные деньги в Вологде, а здесь - только на текущие расходы. А вот поди ж ты, чуть не поплатился за свою неосторожность. То, что ратник позарился на деньги - это понятно и объяснимо, но почему он меня убить хотел? Вроде бы раньше наши пути-дороги не пересекались, да и, будучи ратником в моей дружине, притеснений от меня он не видел.
В дверь постучали.
- Князь позволь войти, это я, Федор, - услышал я голос полусотника.
Я отодвинул задвижку двери.
- Макар смотр проводит, а мы все обшарили - ничего! Да не печалуйся так, княже, сыщем!
- Полагаю, я уже знаю, кто украл деньги.
- Князь, только скажи - кто! Сам негодяя порешу!
- Из макаровских он, в прошлом году приняли в дружину.
- И-и-и… Так о прошлом годе многих приняли.
- Недосмотрели, выходит. А Глеб где?
- Обещал сейчас подойти.
- Ну что же, пойдем к ратникам. Надо мерзавца наказать.
Мы с Федором подошли к строю ратников. Макар, как мы и договаривались, добросовестно выполнял мое поручение, отвлекая воинов и давая нам возможность обыскать избы. Он не спеша осматривал пищали, сабли — даже ножи. Нет ли ржавчины? Почищены ли пищали? Остра ли сабля? Потом обувь принялся осматривать. Ведь сапоги для воина важнее, чем одежда. Ратник в пешем строю передвигаться должен, и не всегда по ровному. А ногами приходится бить при случае - босиком же какой удар? И по стерне не больно побегаешь, коль обувь худая.
- Макар, подойди.
Я шепнул ему на ухо:
— Это один из твоих, которого мы в прошлом году взяли новобранцем.
Макар только глаза зло сощурил.
Я медленно пошел вдоль строя. Вот и тот, кого я видел в своем видении. Я остановился перед ратником, глядя ему в глаза.
- Назовись!
- Илья.
Видно увидел что-то в моих глазах Илья, насторожился, выхватил боевой нож из ножен и кинулся на меня. Федор выручил - ударил своим, неизвестно откуда появившимся ножом ратника в живот. Илья схватился за живот и упал.
Остальные ратники отодвинулись, сломав строй, и смотрели на происходящее с удивлением и страхом.
Я взглянул на свою руку. Илья лишь распорол мне Рукав кафтана, оставив на коже царапину.
- Хорошо я нож в рукаве держал, - сказал Федор, убирая нож в ножны.
Лежавший Илья прижимал руки к животу, пытаясь зажать рану и остановить струившуюся кровь. Я наклонился к раненому.
- Зачем убить меня хотел?
- Я тиун никифоровский, за хозяина отомстить хотел.
- Хозяин твой уж далеко. А коль мстить пришел, чего же передумал? Чего не убил? Я ведь спал.
- Опозорить сперва хотел, как деньги увидел. Слова давались ему с трудом. Лицо его на глазах бледнело. Похоже, минуты его жизни сочтены.
- Еще на войне тебя убить хотел, да близко подойти не удавалось.
- Деньги где?
- Найди… - Лицо его скривилось в ухмылке, и он испустил дух.
Я выпрямился.
- Этот негодяй на ваших глазах покушался на мою жизнь. А сегодня ночью он из моей избы украл мешок государевых денег. Смотр прекращаю. Труп сей скинуть с холма, погребать запрещаю - слишком много будет чести татю. И еще. Кто хочет, может принять участие в поисках мешка с монетами. Нашедшему — призовой рубль.
Я повернулся и пошел в свою избу. Горько было на душе. Вроде и наказал вора и несостоявшегося убийцу, а на душе муторно. Будто бы грязью вымазался.
Ратники кинулись искать злополучный мешок. Несколько человек перерыли все в избе, где жил Илья. Те, кто сообразили, что вор не будет прятать мешок в избе, стали обыскивать хозяйственные постройки.
А удача улыбнулась самому глазастому и догадливому ратнику. И это был конечно же Демьян. Наблюдательный охотник обратил внимание, что Федор с Глебом уже обходили избы, баню, конюшню, сараи, и потому время даром терять не стал. Он осмотрел землю, тын и углядел-таки что-то темнеющее на дереве.
Демьян влез на осину и увидел мешок, который Илья привязал среди веток. Нес мешок торжественно, на вытянутой руке.
Завидев счастливчика, остальные аж взвыли от досады.
Молодец Демьян. Под деревьями все ходили, однако ж разглядеть смог он один. А так — висел бы мешок до осени, пока листва не облетела.
Я похвалил Демьяна прилюдно, достал из мешка рубль призовой медяками и вручил ему. — За верную службу и зоркий глаз! Заулыбался Демьян, и мне стало легче на душе, спокойнее. Все-таки нашли и покарали подонка, и деньги государевы сыскали.
Конечно, я бы хотел судить его княжьим судом, право на который мне даровал государь с княжеским званием, но уж как получилось… А может, так оно и к лучшему. Илья умер, как воин — от раны, а не в петле, как тать.
Теперь и второй мешок отправился в подпол, ... по соседству с мешком серебра. Жалко - ящика железного с замком прочным нет. А надо бы иметь в виду, нужная вещь в моем положении. Может, при оказии немцам заказать? Они мастера в этом Деле, видел я у Кучецкого такой ящик. С виду — как сундук, и открывается хитро: не ключом, а кнопочками да рычажками потаенными. Похоже, пришла пора и мне таким обзавестись. Ратникам я раньше верил без оглядки. А как без веры в побратимов по оружию в бой идти? Только вот Илья веру ту поколебал. Горький осадок от происшествия остался.
Следующим днем я при всех торжественно назначил Глеба воеводой своего острога и других деревенек своего удела. Ратники обеих дружин — Федора и Макара — подчинялись теперь ему. Да и не только ратники: управляющий Василий и все холопы — тоже. Фактически он теперь — мой заместитель, или, как тогда говорили, товарищ.
Поклонился Глеб прилюдно, поблагодарил за доверие высокое.
Я его подозвал после сбора дружины.
— Глеб, ты потихоньку к людям присматривайся. Полагаю, как в Коломне дела наладятся, крепость поставят, так и тебя к себе возьму — с повышением, конечно. Не век же тебе в Охлопково сидеть. Ты исподволь, не спеша присматривайся к людям, замену себе подыскивай, может быть, того же Макара, он — не холоп, а из боярских детей. В общем, передаю бразды правления в твои руки и полностью на тебя полагаюсь. Казну, что в Москве получили, временно здесь оставляю. В караул, на охрану денег, только доверенных людей ставь.
Поклонился Глеб еще раз.
— Не беспокойся, князь, не подведу.
Я спустился в подвал, отсыпал из мешков в калиту немного серебра да меди. Не тащить же мне мешки в Коломну!
Взяв двух ратников для охраны, я выехал в город, где мне поручено воеводствовать.
Город начал отстраиваться. Горожане возводили бревенчатые избы, а люди зажиточные, наученные горьким опытом, полученным после пожаров, ставили каменные дома. Благо известняка в Подмосковье хватало. Это не кирпич, конечно, и не гранит, но все же лучше дерева, прочнее и долговечнее, а главное — огня не боится.
Приехали и итальянцы. Они ходили по пепелищу, холопы по их указаниям шурфы рыли. Похоже, государь взялся за Коломну всерьез.
Наместника пока не было, и из городского начальства я оказался в одиночестве. Вот и шли ко мне люди.
Кто — за разрешением лес рубить, а кто — торговлю открыть. Работники ко мне подтянулись — бывшие столоначальники, писари, мытари. Избу бревенчатую плотники срубили на государевы деньги. Там я воеводствовал, выделив себе большую комнату, там и ночевал.
Худо было пока с жильем в Коломне, но я тешил себя надеждой на то, что со временем построят мне большой и просторный дом - в будущей каменной крепости. Воевода обычно в крепости жил или рядом с ней. А уж резиденция воеводы, Воинский приказ - те всегда в крепости были, рядом с управой городской.
Населения прибавлялось — возвращались беженцы, строились, осваивали ремесла. Город медленно входил в привычную колею мирной жизни, и я понял — зря опасался, что управление Коломной будет мне не по плечу. В городе заботы те же, что и в Охлопкове, только масштабы больше. Однако же в чем-то и легче было: писари есть — за делами следить, купцы — торговлю ладить. Этим только разрешение дай. Люди разворотливые, при деньгах. Сами лавки построят и товары привезут. Никого подталкивать не надо.
Под стены крепости холопы под руководством зодчих вырыли траншеи. Когда я увидел их, то очень удивился — глубиной метров восемь и шириной столько же. Зодчие пояснили — так надо, стены будут широкие да высокие. Чтобы стояли прочно, да подкопы сделать было трудней, фундамент должен быть основательным. И несколько месяцев мобилизованные на работы крестьяне со многих волостей возили булыжники для фундамента.
Ну, и самому пришлось заняться градостроительством. Нет, не избы возводить, понятное дело. Проезжая по будущим улицам, заметил — где уже кое-где избы стояли, что улицы кривы, порядка нет. Собрал через писарей старших с улиц.
— Бывали в первопрестольной, уважаемые?
— А как же!
— Тогда не могли не приметить — в центре кремль московский стоит, а уж от него улицы расходятся, как лучики от солнышка. Вот и у нас, в Коломне, так следует сделать. Фундамент под крепость уж готов почти, вот от него и пляшите. Улицы чтобы ровные были да прямые. Ехал вчера — то поворот, то изгиб. Крепость каменную сделаем, убоятся татары нападать. Потому и улицы делать ровные, чтобы на века, чтобы дети ваши и внуки благодарны вам были. Понятно?
— Понятно, барин. Только вот строились мы по старым местам, где ранее избы стояли, потому оно и получается криво.
- А вы лучше делайте, чтобы и глазу приятно, и проехать на повозке свободно можно было, не застрять меж домами на перекрестке.
Озадаченные уличные старшины ушли. Следуя установившимся обычаям, мастеровые одной профессии ставили свои избы на одной улице. Так и было - улица кожемяк, улица кузнецов, улица плотников. Не без исключений, конечно, поскольку купцы и служивые строились там, где считали удобным. Я уже свыкся с мыслью, что мне приходится совмещать и гражданскую и военную власть в городе. Хотя город — не поместье, где боярин сам хозяин. В городе обычно бывает наместник - ставленник государя, правящий городом от его имени. Это - гражданская власть. Должен быть и воевода, также назначаемый государем. В его подчинении все дружины, он — военная власть. Друг другу наместник и воевода не подчиняются, они равны в правах.
Но бывают и редкие исключения, когда государь назначает одно лицо и наместником и воеводой.
Так вот, как-то мне сообщили: в город приехал наместник, боярин Шклядин. Должен сказать, что он мне сразу не понравился. Боярин - не девица красная на выданье, мужчину оценивают по поступкам и делам. А вот первые его дела мне как раз и не понравились.
Началось с того, что он прислал за мной слугу, передав пожелание, чтобы я к нему явился. Но — мы равны, я в Коломне уже не один месяц управляюсь, а коли ты новичок, так не грех и самому первому явиться для знакомства. Похоже, гордыня боярина обуяла. Обычно так ведут себя бояре из придворных. Интересно, Коломна для него опала или карьерное повышение? Говорят, из дворца наместниками в города не попадают. Это для меня, служивого, быть воеводой в Коломне - повышение по службе. Я и передал слуге ответ, что князю негоже ломать шапку перед боярином, и коли он хочет, пусть сам приезжает для знакомства. Мол, приму!
Дня через три боярин все-таки подъехал к моей избе. Толстый, пыхтевший в теплынь под тяжестью громоздкой московской шубы, да в бобровой шапке - это летом-то! Зашел, отдуваясь: двое слуг под руки поддерживают. Ну - все атрибуты удавшейся жизни. Боярин был уже немолод - значительно старше меня. Лицо одутловатое, глазки маленькие, прямо поросячьи какие-то, поблескивают остро. Борода умащена маслами и гладко расчесана. Точно, из придворных шаркунов. Я уж видел таких при дворе.
- Ну, здрав буди, князь! - отдышался он.
— И тебе долгих лет, боярин.
— Давай знакомиться. Шклядин Гаврила, боярин московский, государем назначен наместником во славный город Коломну.
— Князь Георгий Михайлов, боярин вологодский, государевым соизволением назначен воеводой сего города, — ответил я.
— Ты что же, служивый, к наместнику явиться не соизволишь? — укорил меня боярин, выделив голосом слово «служивый» и попытавшись уколоть этим. Неужель в самом деле из столбовых дворян? Что-то спеси в нем многовато.
— А разве мы не равны, боярин? — выделил я голосом слово «боярин» — ответная шпилька с моей стороны. Княжеское звание выше боярского.
Лицо боярина скривилось, как будто он лимон раскусил. Однако тут же взял себя в руки.
— Нам дружить надо, князь. В одной упряжке мы ноне.
— То верно.
— Ну вот, хорошо, что понимаешь, а в мою епархию вмешиваешься.
Я удивился.
- Это когда же я успел? Ты третий день как появился.
- А кто старшинам уличным приказал улицы спрямить? Ответствуй!
- Так стройка-то идет, а наместника нет. Когда построим, поздно будет исправлять.
Он что, с глузду съехал? Я и за себя и за него трудился, а теперь он мне это еще и в вину ставит.
- Я ведь и государю при случае доложить о твоем самоуправстве могу, - попытался слегка припугнуть меня новоявленный наместник.
- Так ведь и я ко государю вхож, могу ответить тем же, - парировал я.
Как-то нехорошо у нас знакомство начинается. Еще не работали вместе, а Гаврила уже укоряет да под себя подмять пытается. Только не выйдет у него ничего — не на того напал. И посильнее я противников видал — да хоть тех же татарских мурз, уж не чета этому жирному борову. И ничего, не сломался. Конечно, если враждовать, для города это однозначно плохо. Потому пусть будет хотя бы плохой мир.
Боярин, как заслышал мои слова, оторопел слегка. Не ожидал, что я отвечу тем же. Развернулся круто, едва шуба с плеч не слетела, буркнул: «Прощай князь», и вышел вон.
М-да, вот повезло так повезло. И хоть не подчиненный я ему, по службе встречаться все равно придется. А не хочется что-то. Наверняка интриги плести будет, государю жалобы на меня строчить. Ну, это мы еще посмотрим, кто кого. Надо бы у Кучецкого разузнать, что за птица этот спесивый боярин?
С одной стороны, мне полегчало - отпали гражданские заботы, и я всецело отдался воинскому делу. Набирал ратников, назначал десятников, руководил обучением. Но жил в тревоге за безопасность города, город едва начал подниматься - даже стены защитной вокруг него пока нет, рать малочисленна и необучена, посадского люда мало и, случись нападение — аже тех же казанцев, город можно будет взять едва и не голыми руками. И пушек нет, как и огненного припаса, пушкарей нет тем более. Вот этим я и решил заняться. Даже пара пушек с умелыми пушкарями может нанести серьезный урон врагу. И я бы предпочел иметь пару пушек крупного калибра, чем два Десятка ратников.
И я поехал в Москву. Дьяк Пушечного приказа встретил меня неприветливо.
- Ишь чего захотел, воевода. Пушки, вишь, ему подавай, - разошелся дьяк в ответ на мою просьбу. - Вот скажи — крепость в Коломне имеется ли?
- Нет еще, строится только.
— Вот! — дьяк назидательно поднял указательный палец. — Крепости нет, а пушки ему дай!
— Так потому и прошу, что крепости нет — даже тына вокруг города пока нет. Там и город-то — одно пепелище, люди избы только ставить начали. Случись нападение — голыми руками ведь город возьмут. У меня только полсотни ратников в дружине, и те — необученные.
Дьяк засмеялся.
— Дружинники, говоришь, необучены? А пушкари у тебя есть?
— Нету, — откровенно сознался я. — Надеюсь, ты дашь.
— Откель я их тебе возьму, ежели приказ сам немецких пушкарей на чужбине нанимает? Вот что, князь! Ищи пушкарей. Найдешь — пойду навстречу, дам пару пушек и огненных припасов выделю. А ранее — и не проси.
— Так все равно ведь в крепости пушки нужны будут!
— Вот когда кремль стоять будет, тогда и указ государев выйдет. После выхода оного — милости просим. Найдутся пушки. А пушкарей сам ищи или учи.
— Помилуй бог, как же мне их учить, коли пушек нет?
— В других крепостях есть, — резонно заметил дьяк. — Найди служилых людей при наряде, договорись с пищальниками казенными али пушкарями — да хоть в той же Рязани али Серпухове, и пусть на обучение возьмут. Вот тогда и приходи.
Вышел я из Пушечного приказа разочарованный. А может — в чем-то прав дьяк? Коли пушкарей нет, пушки — не более чем тяжелые железяки. К тому же для хранения пороха погреба нужны сухие, а где они в теперешней Коломне?
В удрученном состоянии я направился к Кучецкому, благо — вечер близился, и стряпчий уже дома должен быть. Так оно и оказалось.
Федор пребывал в хорошем настроении.
После взаимных приветствий я поинтересовался:
— Ты чего сияешь, как медный пятак?
— Есть с чего, — широко улыбался Федор, потирая руки. — Вот послушай. Государь с Литвою переговоры о мире ведет. Послы сигизмундовы в Москве уже давно приживаются. Все выжидал государь, чем набег крымских татар обернется. Теперь, похоже — сговорятся. Главное для нас было — Смоленск отстоять, чтобы по договору к Василию отошел. Королевские послы — Иван Горностай да Петр Станиславович уж куда как рядились, а только границей уговорились Днепр-реку считать. Вольность торговую установили. Однако же Сигизмунд уперся — пленников московитских нам не возвращает.
— И за выкуп?
— И за выкуп не согласны, и обмена не хотят. Что-то мудрит Сигизмунд, фигу в кармане держит. Хуже того, союзник наш ревностный, но слабый уже — орден Немецкий, приказал долго жить. Сигизмунд признал правителя его, Альбрехта, своим вассалом и дал Пруссии герб черного орла. А орден Ливонский, три столетия сопряженный с орденом Немецким, теперь между Московией и Польшей оказался, как между молотом и наковальней. Глава ихних рыцарей — Плеттенберг — мирный договор с нами возобновил, но, думаю, и его Польша под себя скоро подомнет.
— Любопытно! Непросто, вижу, тебе за европейцами углядеть, интерес государя отстоять! — посочувствовал я стряпчему.
— А то! Крепчает Польша, сильный враг на западе взрастает. Как будто мало нам крымчаков и Казани.
А ты чего приехал-то? — спохватился Федор. — А то я о своем все, наболевшем.
— За пушками в Пушечный приказ приезжал, да от дьяка отворот получил. Дескать, крепости нет еще в Коломне да пушкарей обученных.
— Так учи!
— Тоже так думаю. Еще скажи, Федор. Ты тут, при дворе, обретаешься, все знаешь. Наместника в Коломну государь прислал, некоего боярина Шклядина Гаврилу. Что-то не нравится он мне, заносчив больно да спесив.
— Как же, знаю! Мерзостный человечишко, однако заступника сильного имеет. Слышал когда-нибудь о князе Иване Телепневе-Оболенском?
Я аж присвистнул.
— Не только слышал и видел, но даже одно время в дружине его служил.
— Вот это — сродственничек его дальний. Но оба друг друга стоят. Однако же Телепнев государю нашему Василию Иоанновичу немалые услуги оказывает. Сам понимаешь — не всегда все можно в открытую делать, многое тайно вершится. Вот в таких делах Телепневу равных нет. Потому и привечает его государь. Не связывался бы ты с боярином, обходил его подальше.
— В одном городе живем, по службе приходится встречаться.
— Понимаю, но совета моего послушай. Боярин твой — ничтожество полное. Лишится покровителя — и его вмиг затопчут, уж больно многим и Телепнев насолил, и его родня паскудная.
Примерно что-то в этом духе я и ожидал услышать, кабы не имечко Телепнева. Вот уж с кем бы мне не хотелось пересекаться. И что сегодня мне так не везет? Сначала в Пушечном приказе отказ получил, потом Кучецкой «обрадовал» высоким покровительством коломенского наместника в лице моего давнего знакомого, князя Телепнева.
Князя я знал по службе у него дружинником. Человек он, несомненно, умный, хитрый и беспощадный. Быть с таким во вражде - себе дороже. Малая или особая дружина у него из знатоков воинского искусства собрана, все язык за зубами держать умеют. И прикрытие для тайных дел отличное. Случись накладка какая или утечка информации — так князь к государю вхож, всегда подозрение отвести сможет, а то и на другого стрелки перевести.
А с другой стороны, бывшая служба у князя давала мне определенные преимущества. Я знал, где он живет, знал его привычки, возможности его дружины. А коли обладаешь знаниями о противнике, с ним всегда легче справиться. В том же, что Телепнев мне не друг, а довольно опасный противник, я не сомневался. По приезду домой надо обдумать все и поискать, где у Телепнева слабые места.
Сам я никаких упреждающих действий предпринимать не хотел, но понимал, что подготовиться к ним следует серьезно. Начнет боярин Шклядин гадить мне по службе — отвечу, дам отпор. А уж коли сам Телепнев решит вмешаться, тоже сидеть не буду. Ведь лучшая защита - это нападение. Раньше я вынужден был держаться от него подальше — уж слишком у нас неравные весовые категории были. Он — князь, я же — бывший дружинник его, потом — Рядовой горожанин, мещанин. Это уж после я боярином стал, князем и воеводой. И дружина у меня своя есть, коли дело в столкновении наших интересов до применения силы дойдет. Во всяком случае, сейчас я чувствовал себя уверенно. Теперь я и сам князь, и прав у меня не меньше, чем у Телепнева. А то, что он во дворец вхож — так и у меня побратим Кучецкой есть. И о нем Телепнев еще не знает, а это — тоже положительный момент. Вроде — на равных пока. Только вот равновесие это хрупкое, в любой момент любая случайность может склонить чашу весов в сторону любого из нас.
Однако же события начали разворачиваться быстрее, чем я полагал.
Я сидел в воеводском доме, занимаясь своими делами. Постучав, ко мне в комнату, пригнувшись под косяком двери, вошел рослый парень. Я взглянул на него с любопытством: плотно сложен и из тех, о ком говорят «косая сажень в плечах»; по виду похоже — силы недюжинной. В двадцать первом веке таких называли «качками».
Он с поклоном сдернул шапку, и… рука его с зажатой шапкой застыла в воздухе. Парень воззрился на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Однако изумление его длилось лишь мгновение. Справившись с охватившим его волнением, причина которого мне была пока неясна, он бодро сказал, улыбаясь:
— Боярин, я в ратной службе разумею. Возьмешь ли меня в воинство свое?
Я смотрел на парня с интересом. Был он молод, лет двадцати пяти, ладен собой, с небольшой русой бородкой, на ладонях — набитые оружием мозоли. Одно странно — что его так смутило? Я терялся в догадках. Неужели мое княжеское одеяние? Хотя что же здесь необычного? В боевых походах рядом со мной было множество воинов, знавших меня сначала как боярина малой дружины, потом — как воеводу Сводного полка, воеводу яртаула, Сторожевого полка. Видно, этот воин знавал меня прежде в ином качестве, а тут — княжеское корзно! Тогда все понятно, и удивление его вполне естественно. А такие молодцы мне нужны! «Надо будет расспросить поподробнее, — решил я. — Боевое прошлое сближает, и это обстоятельство пойдет на пользу службе».
— Откуда ты, хлопец?
— Из Нижнего.
— Где служил?
— В городской дружине.
— Отчего же ушел?
— Сеча была с татарами. А как они город взяли, все, кто в живых остался, и разбежались. Прослышал я от добрых людей, что в Коломне воевода дружину набирает, вот и подался сюда.
Я насторожился. Выйдя из сечи разгромной без единой царапины, парень бросает уцелевших дружинников, сотника, воеводу и в Коломну подается. Обычно служилые люди нового сбора ищут. Бывает, конечно, и бегут куда подальше, но то — трусы. Этот же — не таков.
— Так ты что, воеводу своего на поле боя оставил? — допытывался я.
Парень замешкался, собираясь с мыслями. «Эге, да был ли ты там, где сказываешь?» — мелькнуло У меня подозрение.
— Как там Харлампий? Неуж погиб?
Я специально назвал имя хорошо знакомого мне воеводы неправильно, чтобы проверить — был ли парень в сражении под Нижним.
— Был жив, когда я уходил, — не моргнув глазом ответил он, не заметив моего подвоха.
Я ничем не выказал того, что знаю и воеводу, многих воинов из тамошней крепости. Говоришь ты, парень, складно, только вот воеводу своего не знаешь. Стало быть — в Нижнем ты не был, а если и был, в дружине не служил. Я сразу насторожился. Почему он врет, зачем в дружину вступить хочет? А не засланный ли он казачок? Кому-то очень хочется побольше знать обо мне и о моих действиях. Тогда вопрос — кому? Уж не наместнику ли Шклядину или, может, высокому покровителю его — Овчине-Телепневу-Оболенскому? Но если здесь замешан московский князь, тогда понятно, что могло так ошеломить парня в первый момент: он знал меня прежде и никак не ожидал увидеть в кресле наместника меня, да еще в княжеском одеянии! Неужели щупальца князя дотянулись до меня в Коломне? Этого только мне сейчас не хватало!
Стараясь сохранить лицо невозмутимым, я предложил:
— Пойдем, парень, посмотрим, как ты оружием владеешь.
Мы вышли во двор, где занимались ратники.
— Поликарп, — обратился я к десятнику, — вот ратник в дружину просится. Поставь против него воина — хочу умения его увидеть.
Поликарп выставил ратника из новобранцев. Я его принимал сам и знал, что мечом и саблей он пока владеет неважно.
Дружинники образовали круг.
Новобранец сразу проиграл «нижегородцу» учебный бой.
— Поликарп, — бросил я с укоризной, — у тебя что — все такие?
— Сейчас, воевода, выставлю достойного мужа. — Поликарп указал на среднего роста жилистого мужика. На его лице было несколько шрамов.
Противники оценивающе оглядели друг друга и пошли по кругу, выбирая момент для первого удара. Поликарп шепнул мне:
- Лучший боец на саблях.
Но и этот бой мой дружинник проиграл. Сначала он с успехом отбивал атаки новобранца, но затем «нижегородец» сделал ложный выпад, и когда дружинник подставил свою саблю для защиты, ловко нырнул под руку и нанес легкий укол в бок.
Пристыженный дружинник затесался среди своих товарищей.
Что-то мне в манере боя было знакомо. Вспомнил все-таки, хоть и не один год прошел. Так Павел Орефьев, дружинник Ивана Телепнева, учивший меня сабельному бою, фехтовал. И как я сразу не вспомнил? Даже костяшки пальцев на кисти заныли, отбитые когда-то палкой Павла.
Теперь ясно, откуда «нижегородец» явился. Из гнезда птенцов Телепнева. Жив, стало быть, Павел, не сгинул еще.
— Хорошо, беру тебя, боец. Как звать-то тебя?
— Зосима, князь.
— Служи честно, не щадя живота своего.
Хлопец попрощался, и мне показалось, что на губах его мелькнула злорадная улыбка. Ах ты, засранец! Плохо тебя, значит, готовили, коли в учебном бою второй раз прокололся, не сумев скрыть свои особые навыки.
Ладно, пусть служит пока, зато я теперь знаю, кто У меня в дружине глаза и уши Телепнева. Через него можно к Телепневу даже нужные мне сведения переправлять, на современном языке — дезинформацию.
С тех пор я примечал, что Зосима частенько старается недалеко от меня отираться.
Наступила осень с ее дождями и непроезжими дорогами. Возведение крепости остановилось, и итальянцы засобирались в Москву. Поскольку на подводе было проехать невозможно, они решили добираться верхом. А ко мне пришли оба - за охраной.
Выслушав их, я решил ехать сам: с Федором надо поговорить, заодно зодчих сопровожу. Не один, конечно — с ратниками. И Зосиму возьму с собой, о чем ему и объявил вечером. Боец неплохой, случись чего в дороге — лишним не будет. А брал я его с собой еще и потому, что присмотреть в Москве хотел, куда он направится по прибытии.
Добрались до Москвы за два дня - с трудом, вымокшие, продрогшие, заляпанные с ног до головы грязью.
Поблагодарив меня, итальянцы откланялись, да и сразу в Немецкую слободу направились. Мы же — на постоялый двор. Почистились, сытно поели.
За ужином я вроде невзначай сказал дружинникам:
— Все завтра свободны, можете отдыхать.
Я краем глаза наблюдал за Зосимой. Его лицо хранило спокойствие, он невозмутимо поглощал пищу. Как же мне узнать, будет ли он у Телепнева? Самому следить, куда Зосима подастся, не годится: обернется он случайно — и все, сразу поймет, что его раскусили. А людей своих в Москве у меня нет. Подожди-ка — а ведь есть! В Разбойном приказе — дьяк Выродов да служивый Андрей. И как я о них забыл? Только застать бы их в приказе!
Ратники отправились в комнаты — греться да отдыхать после трудной дороги. Я же накинул еще не высохший плащ и — на улицу. Благо до Разбойного приказа недалеко.
И вот знакомая дверь мрачного учреждения.
Уперся сначала стражник у входа, пускать не хотел.
- Я - воевода коломенский, к дьяку Выродову, по государеву делу!
- Нетути дьяка, один столоначальник только и есть.
- Тогда к нему и веди.
Второй стражник, стоявший уже внутри, за дверью, провел меня на второй этаж, постучал в дверь, потом приоткрыл ее и просунул в щель голову:
— Проситель к тебе. Пущать?
— Зови.
Стражник распахнул передо мной дверь и отстранился.
Войдя в комнату, я с удивлением увидел за столом своего давнего знакомого Андрея. Вот так удача!
— Андрей, рад тебя видеть!
— Никак ты, боярин! — Андрей привстал за столом. — Вот уж кого не чаял здесь увидеть, да еще в столь поздний час!
Он выбежал из-за стола и обнял меня. Я видел, что Андрей искренне рад нашей встрече.
Расслабив свои могучие объятия, он указал мне на стул.
— Садись, боярин, рассказывай — что тебя привело сюда, какая беда стряслась?
— Не просто «боярин», дружище, — князь уже и воевода коломенский.
— Поздравляю!
— Так и ты уже, как я вижу, столоначальник — растешь!
Мы посмеялись.
— Ну а если серьезно — чем могу помочь?
— Дело срочное у меня к тебе, Андрей. Только — между нами.
— Обижаешь, боярин. Прости — князь!
— Есть в моей дружине коломенской ратник один. Человек он скользкий и выдает себя не за того, кто есть на самом деле.
— С чего решил?
— Сказывает — из Нижнего он, там служил, а воеводу тамошнего не знает.
— Сие подозрительно, — согласился Андрей.
— Я в Москву по делу приехал, и его с собою взял — вместе с другими ратниками. Помог бы ты мне за ратником этим приглядеть — куда пойдет да с кем разговаривать будет.
— Это можно. Только не сам, конечно — под началом моим людишки есть. Вот им и поручу. Сам, прости, не смогу — дел полно. А Выродов, дьяк наш, если ты не забыл — муж жесткий, спрашивает за службу строго.
— Да нет, я не в обиде, Андрей.
— Тогда так сделаем. Один мой человек к тебе раненько подойдет, ты ему незаметно покажешь своего ратника, а дальше уж — его дело. Скажи только, где остановились вы, на каком постоялом дворе. А вечерком в приказ подойди — не стоит на постоялом дворе встречаться. Тут мы тебе все и обскажем.
Я подробно описал Андрею двор, где остановился с дружинниками, и облегченно вздохнул. Кажется, одной проблемой станет меньше.
— Ну все, договорились. Сам-то как?
— Поднялся, как видишь. После того, как ты убийство князя Голутвина раскрыл да злодея сыскал, дела у меня в гору пошли — не иначе как с твоей легкой руки. Женился, дите у меня. Да и ты, я вижу, времени даром не терял.
— Государь в Подмосковье, недалече от Коломны, в прошлом году дачу дал — Охлопково, да в звание княжеское возвел. А после набега татарского воеводой коломенским поставил.
— Лихо! Знать, велики заслуги твои перед государем!
— Не мне о том судить, Андрей.
Мы тепло попрощались, и я ушел.
Утром в мою комнату тихо постучали. Положив руку на рукоять ножа, я открыл дверь.
Передо мной стоял совершенно невзрачный парень лет тридцати. Помятая шапка, серый армяк, поношенные сапоги. Лицо незапоминающееся. Вроде все на месте — нос, глаза, рот. А отведи взгляд — и вспомнить ничего не можешь. Настоящий «топтун».
— Заходи. Парень зашел.
— Князь Михайлов? Я от Андрея. Что от меня надобно?
— За человечком одним походить, посмотреть — где гулял, с кем встречался, разговаривал. А уж если подслушать что удастся — совсем хорошо будет.
— Как всегда, — хмыкнул парень. — Ты только этого человека мне покажи, однако — незаметно.
— Тогда давай у окна расположимся.
— Не, нельзя. Он выйдет, а пока я спускаться буду, уйти может. Сделаем так: ты у окна жди, а я на улице буду. Как он выйдет из ворот, махни в окно — лучше приметным чем-нибудь. Ну, скажем, рубахой белой.
— Договорились.
«Топтун» ушел, а я застыл у окна.
Минуты шли за минутами, минул уже час.
Наконец со ступенек спустился Зосима, потянулся лениво да и вышел из ворот.
Я взмахнул перед окном приготовленной запасной рубахой.
Но как я ни старался углядеть моего визитера, увидеть его так и не смог. «Просмотрел топтун, — мелькнуло у меня в голове, — ушел, гаденыш!» А может, это я не заметил, как Зосиму топтун повел? Остается только ждать, скоро узнаю. И я отправился к Федору.
Посидели мы славно, потрапезничали. Потом в кабинет прошли.
— Ну, Георгий, рассказывай. Чую ведь — не просто так приехал.
— Ага. Казачок засланный у меня в дружине теперь.
— Откуда взял?
— Да сам пришел — в дружину мою проситься. Однако подозреваю я, что он не тот, за кого себя выдает… Говорит, нижегородец, из рати, татарами разбитой. А на самом — ни царапины! А я там жил — в Нижнем-то. Так он даже не знает, как воеводу звать. И еще: поглядел я на него со стороны в учебном бою — выучка мне знакома. У Телепнева есть один боец — саблей владеет виртуозно, я сам у него учился когда-то. Так вот, приемы у дружинника такие же.
— Может, ошибаешься?
— Хотелось бы. Да он со мной приехал, в охране. Я воинам сегодня свободный день дал. А сам — к Андрею, знакомцу из Разбойного приказа, загодя, поздним вечером пошел, чтобы последил за ратником. Он за дружинником моим соглядатая послал. Пусть посмотрит, куда тот ходил.
- Разумно.
- Сегодня вечером, возможно, что-то и узнаю.
- Не удивлюсь, ежели твой казачок направился к князю Телепневу.
- Сам тако же думаю.
- Ты с Шуйскими знаком ли?
- Мельком видел, а что?
- Знаешь поговорку, по-моему - латинянскую: «Враг моего врага - мой друг»?
- Слыхал.
- Так вот, все Шуйские зуб на Телепнева имеют. Где-то он им дорогу перешел. Помни об этом, и при случае познакомься. А я попробую помочь тебе встретиться с ними. Телепнева толкнуть может и не получится — к государю вхож и доверием его пользуется, опять же — должность у него высокая. Однако неприятности ему доставить, а то и в опалу ввергнуть вполне в наших силах. Только места слабые найти надобно. Загляни ко мне завтра ввечеру.
Мы распрощались, и я направился в Разбойный приказ.
Стражник у дверей меня пропустил сразу, как только я назвался.
Я взлетел по лестнице на второй этаж — и к Андрею. Едва поздоровавшись, спросил:
— Пришел твой соглядатай?
— Недавно явился, ждет, — сдержанно улыбнулся Андрей.
— Больно уж послушать охота. Андрей вышел и вскоре вернулся с топтуном. Парень выглядел усталым.
— Совсем замотал меня твой ратник, двужильный у тебя, что ли?
— Рассказывай.
— Он поперва в церковь зашел, свечку поставил. А потом — быстренько шмыгнул в дом Ивана Телепнева, князя.
— Откуда знаешь, что Телепнева?
— Я москвич, с рождения тут живу, почитай — чуть и не о каждом сановнике рассказать могу.
— И долго он там был?
— Долгонько — почти до полудня, я уж замерзнуть успел.
— Ну а потом?
— На торг пошел. Я его там, в толкучке, едва не потерял.
— Что покупал, не видел?
— Мелочь всякую. Похоже, подарки для женщины — бусы, браслет. И вот еще что: когда за товар платил, кошель поясной полный был.
— Не понял.
— А когда он к Телепневу шел, кошель пуст был. В церкви свечку покупал, долго в кошеле рылся.
— Ага, углядел-таки — молодец! Дальше.
— Похоже, к бабе своей он пошел. Кто она ему — жена, полюбовница — не знаю. Видел только, как двери ему открывала. Пробыл там часа два, а потом как с цепи сорвался: в Немецкую слободу пошел, а потом — к купцу Андриянову.
— Подожди, он в Немецкой слободе к кому заходил?
— К немцу Фризе, он аптеку держит.
— Аптеку? — удивился я.
— Ну — лавку такую, где всякие порошки да снадобья продают, — пояснил мне «топтун».
— Да знаю я, что такое «аптека». Только что ему там делать — он ведь мужик молодой, здоровый.
— Прости, князь, мне то неведомо.
— Продолжай.
— Так вот, он потом к купцу Андриянову и пошел — из Немецкой слободы.
— Чем купец торгует, не знаешь?
— Знаю — оружием торгует. Дорогой у него товар, заморский. Только богатые и берут. Да и то сказать, один кинжал стоит, как мое жалованье за год.
Я намек понял, достал из калиты рубль серебром и отдат «топтуну».
— Премного благодарен, князь. Уж не поверишь, все ноги стоптал, за ним ходивши.
— Все сказал, ничего не упустил?
— Как можно! Дело наше сурьезное, не первый год в приказе обретаюсь.
— Молодец, спасибо!
Топтун кивнул удовлетворенно и ушел.
— Ну что, помог он тебе? — спросил Андрей.
— Помочь-то помог, но и загадок много подкинул. На кой ляд ратнику в аптеку было идти — в Немецкой слободе?
— И правда: на торгу был, там травников полно, однако же у них он ничего не взял. Чем еще помочь могу?
— Да ничем пока, Андрей. Ты и так меня здорово выручил. Спасибо. Будет нужда, обращайся. А нет, так приезжай просто так — винца выпьем, поговорим.
— На слове ловлю, князь.
— Не лови, я слов на ветер не бросаю.
Я откланялся и пошел на постоялый двор.
Шел и думал — ну зачем ратнику аптека? Был бы хворый — тогда понятно. Если бы он к девкам гулящим пошел, или в трактир пьянствовать — было бы объяснимо.
Оставлять подобные загадки неразгаданными мне не хотелось. Придется завтра самому в эту аптеку сходить, может быть, что-то и прояснится.
- Завтра у всех свободный день, - объявил я ратникам.
Обрадовались воины. У некоторых родня в первопрестольной была, другие на торгу не все деньги спустить успели. У каждого нашлись свои дела и заботы.
Утром я позавтракал, дождался, пока все ратники уйдут с постоялого двора и — к ним в комнату. Надо вещи Зосимы проверить, пока его нет.
Барахлишко скудное у бойцов, досматривать особо нечего. По-моему, это переметная сума Зосимы, только у его сумы на боку приметная заплатка из черной кожи.
Я внимательно осмотрел завязки — надо будет потом завязать именно так же. Так, рубаха запасная чистая, ложка, кружка оловянная, гребень, мешочек кожаный. А вот это уже интересно! На ощупь — почти пустой.
Я развязал тесемку — внутри зеленоватый порошок. Понюхал — пахнет какой-то травой. Может, несварение у него, на самом деле лекарство брал? Надо проверить.
Я ножом отсек с подола своей нижней рубахи кусок и завернул в него щепотку порошка. Уложил в суму все, как было, тесемку проверил — узел выглядел так же. Удовлетворенно оглядел комнату — вроде из вещей не передвигал ничего. И, покинув постоялый двор, направился на недалекий торг.
— Скажи, любезный, где травники сидят? — обратился я к первому попавшемуся торговцу.
— Да где и всегда — вон там! — Он показал рукой в угол.
Я подошел, поинтересовался травами, даже купил что-то. Известно ведь, что лучшее средство разговорить торговца — купить у него товар. Вот я и завязал разговор:
— Голова у меня болит, порошок мне дали травяной — не поглядишь ли?
Травник посмотрел на порошок, понюхал его.
— Нет, сударь, не угадаю. Ты вон туда пройди, там сидит травник старый, седой. И отец его травами занимался, и дед. Если уж он тебе не сможет помочь, тогда никто не подскажет.
Я именно так и поступил. Купил у деда травки — от головы, да свой порошок показал.
Седой травник понюхал его, потер между пальцами.
— Что-то знакомое, да не пойму пока.
И облизал палец, на котором еще оставался порошок. Посидел немного в раздумье, потом вдруг закатил глаза, захрипел и сполз под прилавок.
Я быстро подхватил принесенный в тряпочке порошок и отошел в сторону.
Да это не простой порошок — яд! И травнику не просто плохо стало — он умер у меня на глазах!
Я затесался в толпу и покинул торг.
Так вот зачем Зосима ходил в аптеку в Немецкой слободе. Яд покупать! И я полагаю — не крыс или котов травить.
И пока я шел к Кучецкому, меня занимал вопрос — что покупал у купца Андриянова Зосима? В аптеке яд купил, а не лекарство от хвори — это уже ясно. Подожди-ка, ведь «топтун» ясно сказал — оружием дорогим купец торгует. Как-то все сразу и сложилось. Ежели кинжал ядом окропить, то даже небольшой царапины хватит, чтобы жертву на тот свет отправить. И отправился Зосима в аптеку за ядом уже после посещения князя Телепнева. Ну конечно, князь решил меня устранить! Не мог Зосима сам, своевольно, такое важное решение принять. Тем более что Коломна — не Москва. Ну умер воевода — значит, здоровье хлипкое было али съел чего-нибудь непотребное.
Ну, князь, сволочь, погоди!
Меня распирала злость. В открытую выступить невозможно, и улик у меня нет. Сам Зосима, конечно, не признается. А если к палачу в пыточную попадет на допрос, скажет — мыши замучили, потравить хотел. Оружие? Покупал ли он его? Да если и покупал, что в этом странного или предосудительного? С ножами все ходят, а уж дружиннику сам Бог велел оружие иметь. Тоже не улика.
Едва поздоровавшись с Кучецким, я прямо в трапезной вывалил ему все свои тревожные новости.
— Вроде ты, Георгий, уже не юноша, а все так же горяч. Нет, друг, наберись терпения. Месть — блюдо холодное. Не предпринимай ничего сразу, обдумай. То, что князь решил тебя устранить, плохо. Но ни одного доказательства его вины у тебя покамест нет.
- Это так, - согласился я.
— Тоньше действовать надо. Говорил я сегодня с Василием Шуйским. Давно они уже под Телепнева копают. Только людишки у князя уж очень хитрые да умелые разные тайные пакости устраивать. То неугодный соперник от колик в животе скончается, то из повозки выпадет на мосту и утонет. Дружину бы телепневскую малую устранить, под корень вывести. Конечно, князь новых людей под свое крыло соберет, только быстро у него это не получится, да еще и воинов обучить надо. Продумай все и возьмись.
— Попробую.
Для начала я решил отравить самого Зосиму. Пусть попробует на вкус этого порошка, что он мне приготовил.
Сели на постоялом дворе ужинать, завтра предстояло возвращение в Коломну. Я держал в рукаве порошок, предусмотрительно переложенный в маленький бумажный пакетик.
Я ел куриную грудку и раздумывал — сыпать порошок Зосиме или погодить? А если он опередит меня и ухитрится незаметно подсыпать яд в кушанье мне? Нет, надо избавиться от него сегодня же.
Очень вовремя рядом с нашим столом забранились, а потом перешли на кулаки несколько мастеровых, изрядно перед этим принявших на грудь.
Ратники повернули головы, перестав кушать, и наблюдали за потасовкой.
Я вытряхнул из рукава бумажный кулечек, оторвал верх и, протянув руку через стол, высыпал порошок в кружку с пивом, стоявшую перед ратником.
Подскочивший к драчунам вышибала схватил двоих — самых задиристых — за шиворот и стал толкать к двери.
Ратники снова принялись за еду. Я напрягся, ожидая, что Зосима возьмется за пиво. Однако все догрызали жареную курицу.
— Ох, вкуснотища! — промычал с набитым ртом Зосима. Во рту его захрустела косточка, и он поперхнулся. Сидевший рядом ратник стукнул его пару раз по спине.
— Куды торопишься? Запей.
Зосима откашлялся, схватил кружку с пивом и в два глотка опорожнил ее. И почти тут же схватился за горло и уронил голову в тарелку.
Все застыли.
— Никак — костью подавился? — сдавленно произнес один из ратников.
— Жаль бедолагу! Эй, хозяин! У тебя постоялец костью подавился!
— Что я ему — нянька, что ли?
Хозяин подошел, взял Зосиму за волосы, поднял голову и заглянул в лицо. Ратник не дышал.
— Жрать меньше надо. Как дружинник, так от тарелки оторваться не может. На боярских-то харчах куда как вольно!
— Хозяин, перестань ругаться. С ним-то что делать?
— А сейчас холопы его в сарай снесут, а поутру городской страже отдам. Не в драке же убили — сам костью подавился, и все это видали.
— Так и было. Костью хрустел да подавился. Уж его Трифон по спине бил, да, видно, поперек горла кость встала.
Хозяин не больно-то и расстроился. Не в первый раз, видать. И потому, как дальше с телом поступить, знал. Поздно вечером или рано утром все кабаки да дворы постоялые объезжали городские стражники на телеге. Кто до смерти упился, кому голову проломили, а почитай, каждый день — труп, а то и два на телеге везли, укрыв холстиной.
Хозяин подошел ко мне вплотную.
— Твой ратник?
— Мой.
— Кошель с него сними, оружие. А то скажешь потом — украли.
— Хлопцы! Осмотрите умершего, вещи — на стол. Воины быстро обыскали Зосиму. На стол передо мной лег довольно увесистый кошель, обеденный и боевой ножи. Бусы — не иначе как подарок для полюбовницы. А в последнюю очередь вытащили из сапога нож в чехле. Ничего необычного, засапожные ножи ратники носили часто — но! То — в боевой обстановке, в походе, для рукопашной, когда и щит разбит, и меч сломан — как последнюю надежду на жизнь.
Я вытащил нож из ножен. Опа! Нож-то не простой — стилет! Видел я уже такие. И нож отменный, грани лезвия синевой отливают. Не покупка ли это у купца Андриянова? Очень похоже…
Кошель я сразу отдал ратникам, предварительно вытащив из него рубль и расплатившись им с хозяином заведения.
— Все, хозяин, уноси тело.
— Родни у него в Москве нет?
Я посмотрел на воинов. Все отрицательно покачали головами. — Нет.
— Ну, тогда я скажу холопам, чтобы унесли его. Хозяин удалился.
— Хлопцы, поделите между собой поровну монеты из калиты.
Уговаривать никого не пришлось. Смерть с этими людьми ходила рядом, и к ее приходу относились — ну не то чтобы привычно, а со спокойствием. Конечно, лучше пасть героем па поле битвы, и тогда о тебе долгое время будут рассказывать новобранцам, а местные скоморохи — песни слагать. Но тут уж — как получилось, судьбу не выбирают.
Мы поднялись наверх, в комнату.
— Хлопцы, где переметная сума его?
Мне подали суму, уже знакомую по черной заплате. Я раздал всем небогатое содержимое ее, себе же забрал маленький кожаный мешочек с порошком. Чего его хлопцам оставлять? Еще проявят излишнее любопытство и сами отравятся.
— Евген, оружие его к седлу приторочишь. А коня в поводу поведешь, пригодится еще.
— Слушаюсь, воевода.
— Да, посидели, называется.
— Все когда-нибудь умрем, — пожал плечами Евген.
Я отправился в свою комнату и, сняв сапоги, улегся на постель. А чего, собственно, я спать собрался? Можно ведь и Телепнева в доме его навестить. И даже не его самого, а дружину. Хотел для меня неприятностей — получи их сам. Надо заставить противника нервничать, пусть почувствует себя обложенным со всех сторон, пусть живет в ожидании внезапного Удара. Вывести князя из равновесия, лишить его спокойствия и сна. Глядишь, ошибки делать начнет. Решено!
Я вскочил с постели, натянул сапоги. Пояс с саблей и ножом в комнате оставил. Сабля только греметь будет, а нож не поможет, коли меня обнаружат.
Я сунул за пазуху мешочек с ядом. Достал из такого же мешочка, что висел у меня на шее, щепотку порошка из подземелья. Эх, все меньше и меньше его остается! Сыпанул крупинки в огонь масляного светильника. Постоял немного, глядя на себя в зеркало. Отражение стало постепенно бледнеть и наконец исчезло. Ну, не отвернись от меня, удача!
Быстрым шагом я вышел за ворота постоялого двора и направился по улице — к дому князя Телепнева. За время, что я провел у князя на службе, дорогу к его дому выучил наизусть.
Вот и дом его, за прошедшие годы он совсем не изменился.
Я прошел сквозь забор, обошел дом. Вот и воинская изба. Я прислушался. Только храп слышен. Понятное дело — умаялись дружинники днем на службе. Тихонько вошел — хорошо смазанная дверь даже не скрипнула.
Ничего в избе не изменилось с тех пор, как я покинул службу у князя. Те же полати двумя рядами, за занавеской — старший дружинник Митрофан. Справа у входа — здоровенный жбан с квасом. Оно и понятно, в учебных боях да на тренировках семь потов сойдет, после пить хочется.
Вот в этот жбан я и высыпал половину кожаного мешочка. Лично я против ратников ничего не имею, но вы уж простите, хлопцы, коли хозяин вас в разборки втянул.
Затем прошел в двухэтажный дом, где была кухня и обитала прислуга. И там сыпанул порошка в котел с водой.
Эх, Телепнев, посеял ветер — пожнешь бурю!
Вроде все, порошок ядовитый закончился, и делать мне здесь больше нечего. Тем более, по моим прикидкам, действие порошка из подземелья вскоре должно закончиться, и я снова стану видимым. Мне бы не хотелось, чтобы меня кто-нибудь случайно здесь увидел.
Утром я встал поздно — уж очень спать хотелось, полночи провел на ногах. А в трапезной уж дружинники собрались, меня дожидаются. Подкрепились перед дорогой. Я допивал вино, когда в трапезную вошли два купца. Уселись за соседним столом, заказали хозяину медовуху и харчей. И сразу меж собой:
— Ты слышал новость?
— Это какую же?
— У князя Телепнева челядь померла да несколько ратников.
— Что — разом?
— Говорят, так.
— Не чума ли?
— Кто его знает. Но видно, Бог покарал, и есть за что.
Ну, как гора с плеч свалилась! Теперь, когда я вычислил и ликвидировал в своем окружении «крота», наместник дурить умерится. Да и князь Телепнев, надеюсь, задумается крепко — отчего столько неприятностей в доме его приключилось, глядишь — и поостережется продолжать козни устраивать. «Цена» же такого «урока» — жизни Зосимы и нескольких людей князя. А вот сам виновник по-прежнему здравствует, только напуган сильно. Справедливо ли это? Если бы я находился сейчас в своем времени, ответ был бы однозначный: нет. Другое дело — жить во времена правления монархов. Деяния любого боярина соотносились с тем, как он радел свершению замыслов государя, которого все считали ставленником Божьим. Да вот только пользу от трудов своих до государя еще донести надо было, суметь доказать главному судии, окруженному соперничающими «группами влияния» дворян и бояр, преданность и правоту свою.
Если же при служении государю гибли люди — то было второе дело. Достаточно припомнить, что правители «собирали» княжества в государство на костях сограждан своих - новгородских, псковских, смоленских, рязанских, терпевших горе и скорбь великую.
Мне государь поручил сделать Коломну форпостом на южных рубежах Руси, а наместник через московского покровителя тому мешал — явно и тайно, меня уничтожить пытался. Поэтому за действия свои, связанные с неизбежными жертвами, совесть меня не мучила — таковы были порядки. В то же время я понимал: устранять самого Телепнева мне, человеку, переместившемуся из другого времени, нельзя. Он — ключевая фигура при дворе. Пройдут годы, и после смерти Василия III князь станет могущественным царедворцем при малолетнем Иоанне Васильевиче, будет первенствовать при дворе. Если уничтожу его сейчас — история пойдет по-другому, этого допускать я не должен!
Но и оставаться в бездействии мне нельзя. Многие бояре посильнее меня по его наветам в опалу попали. До конца дней своих этот жестокий человек будет расправляться с соперниками, среди которых окажутся славные воеводы Иван Вельский и Иван Воротынский, князья Андрей Старицкий, Михаил Глинский и даже брат Василия III — Юрий.
Я должен отвести от себя смертельную опасность, исходившую от этого человека. А за души сгинувших людей, жизни которых легли на жертвенник деяний государевых, поставлю в храме свечку святым. Только что-то мне сдается, что это не последние жертвы, и происки князя Телепнева против меня не закончились…
Меж тем разговор между купцами в корчме перешел на темы торговли. Мне это слушать было неинтересно, и я пошел собираться в дорогу.
Спустился с крыльца, а конь мой уже оседлан, меня дожидается.
Выехали. На дороге — грязь непролазная после нескольких дождливых дней. Тучи низко висят, набухли влагой. Того и гляди, снова разверзнутся хляби небесные. В такую погоду только дома сидеть, на теплой печи.
У одной из деревень лошади чуть ли не по брюхо в грязи увязли. «Нет, в такую погоду больше не поеду», — решил я. Уж лучше дождаться мороза и снега, да по реке или саннику добираться. Вымучились сами, продрогли, промокли, вымучили лошадей так, что у них бока опали.
А на следующий день снежок пошел. К вечеру ударил мороз, и дня через два грязь замерзла. Знать бы капризы погоды, просидели бы пару лишних деньков в Москве, на постоялом дворе — в тепле да сытости.
В управе я столкнулся нос к носу с боярином Шклядиным.
— Рад видеть, воевода, — осклабился он.
— И тебе долгих лет, боярин.
Небось, ждет вестей из Москвы от князя.
— Как съездилось?
— Все по делам воинским хлопочу. Да вот беда приключилась.
— А что такое? — насторожился боярин.
— Ратник у меня внезапно помер. Сидели все в трапезной, курицу ели. Подавился костью и умер — прямо за столом.
- Да, беда. Ну, ничего. Нового на службу примешь.
- Жалко Зосиму, боец опытный.
Я уже повернулся уходить, как боярин схватил меня за рукав.
- Как, говоришь, ратника звали? Что-то не расслышал я.
- Так Зосима же! Говорил ведь тебе — лучший мой боец помер!
Как-то сразу спал с лица боярин, можно было подумать - я ему о смерти родного отца сообщил. Эге, была, значит, у них связь, знал наместник Зосиму. Теперь, наверное, снова попытается мне кого-нибудь в соглядатаи приставить.
Читать дальше ...
***
***
***
Источник : https://moreknig.org/fantastika/alternativnaya-istoriya/42970-ataman-geksalogiya.html ===
---
---
ПОДЕЛИТЬСЯ
---
---
---
***
***
|