За последним 205 - 22 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » » За последним 205

20:11

За последним 205

---

===

***

===

Глава 22

Сижу на летней террасе маленького кафе, вяло ковыряя ложечкой причудливое пирожное в форме рыцарской башенки. Несмотря на затейливый внешний вид, пирожное оказалось очень так себе, да собственно, здешняя Вена никогда пирожными особо и не славилась. В здешней Вене живут такие же немцы, как и в прочих немецких землях, и они точно так же предпочитают не воздушные пирожные, а тяжёлые жирные блюда под целые океаны пива. Впрочем, надо избавляться от привычки безапелляционно рассуждать о том, с чем знаком только по рассказам других — сам-то я по пивным не хожу, а дворянство, с которым я в основном и общаюсь, пьёт всё-таки вино, а не пиво, да и айсбайном [25] меня здесь никто не угощал.

[ 25 — Айсбайн (Eisbein) — национальное немецкое блюдо из запечённой (или отваренной) свиной рульки.]

Ну, что едят местные немцы, меня, по большому счёту мало волнует, а вот зачем я мучаю это пирожное уже минут двадцать — для меня самого загадка. Человек кардинала Скорцезе попросил меня быть в этом кафе в определённое время и ждать, когда ко мне подойдут. Я ненавижу чувствовать себя персонажем бульварного шпионского романа, так что настроение у меня было просто отвратительным — настолько, что я даже пропустил момент, когда ко мне действительно подошли.
— Герр Зоммер! — радостно воскликнул румяный господин с пышными усами. — Случайно заметил вас на этой террасе и не мог пройти мимо, не выразив своё почтение. Но где же очаровательная фрау Зоммер?
— Вы ошиблись, герр… — не очень приветливо отозвался я.
— О, тысяча извинений! — воскликнул тот, слегка поклонившись и приподняв шляпу. — Сейчас я и сам вижу, что обознался. Прошу прощения за беспокойство!
С этими словами он развернулся и поспешно удалился. Мы с официанткой проводили его взглядами — она с безразличием, а я с недоумением. Я пожал плечами, потянулся за чашкой кофе и с изумлением обнаружил, что рядом с ней лежит аккуратно свёрнутая записка. Когда только он успел её подложить? Я поднял глаза на официантку — она стояла ко мне спиной, полностью занятая какими-то своими официантскими делами. Я небрежно взял записку и развернул её — там оказалась короткая инструкция: «Через десять минут выйдите из кафе, перейдите на другую сторону улицы и поверните налево. Дойдите до серой металлической двери и войдите в неё». Я хмыкнул — согласно законам жанра записку полагалось немедленно съесть, но мне вполне хватило пирожного, которое по вкусу, признаться, было немногим лучше, так что я просто сунул её в карман. Главное, чтобы эту записку не нашла Ленка, а то она обязательно возбудится, начнёт засекать слежку и вообще всячески привлекать внимание полиции.
Я честно выждал десять минут, допил кофе, без сожаления отодвинув тарелочку с недоеденным пирожным, и поднялся из-за столика. Кивнув официантке, я вышел из кафе и неторопливо двинулся налево, как было указано в записке. Найти серую дверь было несложно — по другой стороне улицы шла сплошная стена, и упомянутая дверь оказалось единственной как минимум на сотню шагов в обе стороны. Очень разумный подход — это ведь только в книжках секретные разведчики сплошь умные да хитрые, а в реальной жизни они запросто перепутают даже то, что перепутать невозможно.
Я осторожно потянул за ручку, и она легко открылась. За ней обнаружился коридор явно хозяйственного назначения и тот самый румяный господин.
— Входите скорее! — скомандовал он, торопливо закрывая за мной дверь и запирая её на впечатляющий засов.
— А где мы, собственно, находимся, герр…? — поинтересовался я, с неудовольствием глядя на эти телодвижения.
— Это императорский дворец, — он посмотрел на меня с сочувствием, как смотрят на слабоумного ребёнка. — Следуйте за мной, вас ожидают.
Интересно бы ещё узнать, кто меня ожидает. Есть несколько вариантов, и не все из них мне нравятся. Спрашивать, однако, бесполезно — мой проводник явно ничего не скажет, не стоит и пытаться его разговорить. Да и возможности побеседовать никакой не было — он быстро шёл впереди, не оглядываясь на меня и совершенно не интересуясь, следую ли я за ним.
Мы шли по нешироким, скудно отделанным коридорам — это место было, очевидно, хозяйственной частью дворца. Ну, надеюсь, что меня ведут всё-таки не к старшему лакею. Изредка навстречу попадались слуги, но они просто проходили мимо, делая вид, что нас не заметили.
Шли мы достаточно долго — вернуться той же дорогой у меня вряд ли бы вышло. То есть не вышло бы, если бы я не оставлял метки, которые я, конечно же, оставлял. Как нормальный параноик, я не мог не учитывать вероятность, что меня потеряют где-нибудь между погребом и прачечной — потеряют на время, конечно, просто для того чтобы слегка выбить из привычного состояния духа и подготовить к серьёзному разговору. Без сомнения, грязный трюк, но некоторые личности подобные трюки действительно практикуют.
Мы поднялись по узкой винтовой лестнице, прошли узким извилистым проходом и внезапно очутились в жилой части дворца. Миновали караул гвардейцев, которые тоже сделали вид, что нас не замечают, затем завернули за угол и, наконец, подошли к большой двустворчатой двери, по сторонам которой стоял ещё один караул. Мой сопровождающий заглянул внутрь, что-то сказал, а потом открыл дверь пошире и сделал приглашающий жест.
К моему облегчению, ждал меня всё-таки не старший лакей. У камина стоял, заложив руки за спину, мой ровесник, или почти ровесник — насколько я помню, кронпринц Дитрих Второй старше меня то ли на два, то ли на три года. До этого я не видел даже его портретов, и теперь с интересом его разглядывал. Блондин с резковатыми чертами лица и глазами человека, который привык принимать ответственные решения, этакая белокурая бестия Ницше. Похоже, что он и в самом деле настоящий лидер своей партии — такой человек вряд ли позволит использовать себя как марионетку. Несколько секунд он тоже разглядывал меня, а затем первым прервал молчание:
— Рад, что вы нашли время встретиться со мной, барон.
— Здравствуйте, ваше высочество, — я вежливо поклонился. — Было бы поистине удивительным, если бы провинциальный барон не нашёл времени для встречи с кронпринцем. Это был бы анекдот века.
— И впрямь, — улыбнулся он и жестом пригласил меня присесть в одно из кресел у камина. Улыбался он широко и искренне, как и положено хорошему политику. — Но согласитесь, барон вы всё же не совсем настоящий. Для всех вы прежде всего доверенный посланник князя Яромира.
— Барон я вполне настоящий, поверьте, — возразил я, устраиваясь в кресле, — и отношусь к своим обязанностям имперского барона очень серьёзно. Но я действительно пользуюсь определённым доверием князя Яромира.
— И насколько большим доверием вы пользуетесь?
— Сложно сказать, — пожал я плечами. — Князь внимательно меня выслушивает и порой интересуется моим мнением. Но вас же на самом деле интересует не это, ваше высочество. На самом деле вы спрашиваете, есть ли у меня полномочия давать обещания от имени князя Яромира, верно?
Он просто улыбнулся, внимательно на меня глядя.
— У меня нет полномочий говорить от его имени, — честно сказал я. — Я могу лишь доложить ему своё видение событий, но решает князь всегда сам. Да, он может при этом спросить моего совета, но может и не спросить.
— Кардинал Скорцезе верно сказал, что вы любите преуменьшить свою значимость, — засмеялся Дитрих. — Настоящий политик никогда бы в подобном не признался. Вот если бы вы невзначай дали понять, что вы первый советник князя, и что без вас он не принимает никаких важных решений, вот тогда я бы совсем не удивился.
— Я просто по возрасту не могу быть советником князя, — хмыкнул я. — Если бы я заявил подобное, это было бы смешным, а я вовсе не хочу выглядеть клоуном. Да и, сказать по правде, политик из меня плохой.
— Почему вы так считаете? — он посмотрел на меня с искренним любопытством.
— У меня плохо получается предвидеть последствия, — признался я. — Казалось бы, просто учти интересы всех сторон, затронутых твоими действиями, и у тебя всё получится. Но на самом деле это не работает. Всё взаимосвязано, и твои действия могут привести к тому, что интересы других изменятся, и все твои расчёты пойдут прахом. Это как шахматы, в которых положение фигур радикально меняется после каждого твоего хода, и ты не можешь предсказать, каким оно станет.
— Поясните подробнее, — он всерьёз заинтересовался.
— Позвольте мне показать это на примере — разумеется, чисто гипотетическом. Как мы все прекрасно знаем, империя традиционно враждует с Константинополем, и постепенно, шаг за шагом, теснит греков. Однако последнее время империя слишком занята внутренними раздорами, и заметно ослабила давление. В результате базилевс смог высвободить достаточно сил, чтобы успешно надавить на муслимов. Такова статичная конфигурация на сегодняшний день, но давайте попробуем — гипотетически, конечно! — воздействовать на неё и немного помочь кронпринцу. К нашему удивлению, в простой и, казалось бы, полностью понятной партии вдруг возникает новая фигура.
Вот сейчас я захватил его внимание без остатка.
— Оказалось, что мы забыли про интересы Киевского княжества, которое, напомню, является нашим ближайшим союзником, если не сказать больше. Оказывается, их полностью устраивает ситуация, когда империю раздирает вражда. По очень простой причине — пока вы дерётесь между собой, базилевс занимает султана достаточно, чтобы избавить Киев от головной боли. Киевляне не без основания считают, что как только свара в империи закончится, вы опять начнёте поглядывать на Константинополь. Грекам придётся отвести войска с юга, а муслимы вспомнят, что у них есть претензии и к Киеву, и обратят внимание на русские земли. Поэтому киевляне решают, что раз уж Новгород смещает баланс, то им ничего не остаётся, кроме как в свою очередь помочь герцогу Баварскому. Видите, как неожиданно перетасовались фигуры на нашей доске? Однако пойдём дальше.
Дитрих смотрел на меня так, словно боялся пропустить слово.
— Всем известна простая истина: если хочешь как следует заработать — продавай оружие обеим сторонам конфликта, и пусть они дерутся подольше. Но если дерутся твои соседи, то этот способ не так уж хорош — они в конце концов помирятся, а вот про тебя не забудут, и когда-нибудь обязательно найдут возможность отплатить. Так что если мы хотим продолжать нашу партию, то нам надо убедить киевлян, что победа кронпринца не ухудшит их положения. Например, мы можем объяснить им, что партия кронпринца не враждебна базилевсу — в отличие от Оттона Баварского, и особенно в отличие от папы. И что победа кронпринца поможет кардиналу Скорцезе стать следующим папой, а именно кардинал Скорцезе выступает за то, чтобы улучшить отношения с патриархом. Допустим, нам удаётся их убедить, киевляне ничего не предпринимают, мы успешно накачиваем оружием войска кронпринца, Баварский отказывается от притязаний, кронпринц становится императором. Казалось бы, мы добились чего хотели. Что может пойти не так?
— И что же может пойти не так? — не выдержал кронпринц.
— Оказывается, мы не заметили, что в процессе игры интересы участников изменились. Когда пыль улеглась, новый император вдруг обнаруживает, что из-за расходов на войну с деньгами у него совсем туго, зато у него имеется прекрасно вооружённая армия, которой нужно только указать цель. И самый простой и быстрый способ резко поправить дела — это двинуть её на Константинополь. Могли ли мы предвидеть подобный исход, когда строили такие замечательные планы? Вместо того чтобы улучшить неудачную позицию, мы её ещё больше ухудшили, и к тому же испортили отношения с дружественным русским княжеством. Разумеется, ваше высочество, это всего лишь гипотетический пример.
— Разумеется, всего лишь гипотетический, — согласно кивнул Дитрих.
— Однако он хорошо иллюстрирует, почему я не считаю себя пригодным для политики. Как можно разыгрывать партию, если после каждого твоего хода на доске возникают новые фигуры, а старые вдруг начинают ходить по-другому? Возможно, кому-то доставляет удовольствие играть в такие шахматы, но мне они просто не по уму.
Кронпринц молчал, на пару минут глубоко задумавшись.
— Возможно, мне такие шахматы тоже не по уму, — наконец пробудился он.
Он улыбнулся так искренне, что я просто не мог улыбнуться в ответ.
— А кстати, барон, раз уж вы упомянули Киев — с кем вы там говорили?
— У меня была небольшая беседа со Славяной Лановой.
— Если я правильно помню, она достаточно влиятельная фигура в их так называемом Обществе граждан?
Все, оказывается, знают про Общество, один я ничего о нём не знаю. Для доверенного посланника князя подобное невежество выглядит как-то совсем уж неприлично.
— У меня сложилось такое впечатление, — подтвердил я. — Но встреча была незапланированной, и у меня просто не было возможности выяснить, кто там есть кто. Когда я вернусь в Новгород, обязательно выясню все подробности у Анны Максаковой.
— У Анны Максаковой? — нахмурился он. — Кто это?
Ну, не только же мне быть тупым — не то чтобы меня это особо оправдывает, но всё же немного согревает.
— Это глава нашего Круга Силы, — я посмотрел на него с удивлением.
— А разве Кругом Силы руководит не Драгана Ивлич? — в свою очередь, удивился он.
— Ивлич уехала на несколько лет. Вот уже почти два месяца Кругом Силы руководит Анна Максакова.
— И почему я этого не знаю? — риторически вопросил он, подняв глаза к небу.
— Эдмунд Ройтер, епископ Новгородский и Псковский, не мог не доложить о таком значительном изменении, — с недоумением заметил я. — Разумеется, информация дошла до архиепископа Рижского, и далее до папы. Наверняка кардинал Скорцезе тоже полностью в курсе последних перемещений.
— Я и не сомневался, что церкви это известно, — с досадой сказал кронпринц.
Интересный момент, о котором нужно будет обязательно упомянуть князю — похоже, партия Скорцезе не так уж неразлучна с партией кронпринца. Вполне возможно, что они воспринимают друг друга не более, чем временных попутчиков. И ещё стоит отметить, что церковь, оказывается, единственный канал, по которому император получает информацию о Новгороде. Это, впрочем, вполне объяснимо — более или менее устоявшиеся отношения у нас только с Ливонией, а это прежде всего церковные земли.
— Всё же название у этого общества совершенно дурацкое… граждане! Что за глупость, право слово! — Кронпринц явно не желал продолжать разговор о своих отношениях с церковью.
— Название очень старое, смысл слова изменился за века, — пожал я плечами. — Высшие живут очень долго, так что некоторый консерватизм вполне понятен.
— А вы знаете, что первоначально они назывались вообще палачами? — спросил Дитрих.
— Я знаю, что это не более, чем выдумки злопыхателей, — возразил я. — Точное значение слова «ябедник» потерялось за почти две тысячи лет, но кое-какие записи сохранились. Я могу уверенно заявить, что ябедники не были палачами. Скорее всё-таки ближе к судьям.
— Вот как? — он призадумался. — Возможно, вы и правы.
Интересно было бы узнать, кто в его окружении так не любит киевлян, что не брезгует подобным сочинительством. Вполне ведь возможно, что новгородцев он любит не больше.
— Стало быть, вы утверждаете, что киевляне могут помочь Оттону?
— Такую возможность нельзя исключить, ваше высочество. Мы коротко обсудили этот вопрос с гражданкой Славяной, но вряд ли мои слова имеют достаточный вес для Общества. Мне кажется, были бы очень уместны более веские заверения.
— А что насчёт князя Яромира? — он испытующе посмотрел на меня. — У нас есть подозрения, что золото, которое неизвестно откуда появляется у людей Оттона, приходит как раз из Новгорода. Нет ли здесь сходства с упомянутым вами вариантом помощи сразу обеим сторонам конфликта?
— Никакого сходства, ваше высочество, — уверенно возразил я, глядя ему в глаза. — Они просто покупают это золото.
— То есть вы ответственно заявляете, что это не безвозмездная помощь?
— Ни в коем случае. Я могу утверждать это с полной уверенностью, поскольку это золото продаю им именно я со своего прииска.
— Тогда какой в этом смысл? — он с недоумением взглянул на меня. — Зачем просто покупать золото?
— Смысл есть, но это всё, что я могу сказать, ваше высочество, — развёл я руками.
— Понимаю, — кивнул он. — Ну что же, спасибо и на этом. Как бы то ни было, ваши слова очень многое прояснили.
— А позвольте вопрос, ваше высочество, — теперь уже я решил сменить тему. — Чем вызвана подобная секретность нашей встречи? Кардинал Скорцезе, напротив, сделал нашу с ним встречу настолько явной, насколько это вообще возможно.
— Простой вопрос, простой ответ, — пожал он плечами. — Кардиналу в данный момент выгодно создать впечатление поддержки со стороны князя Яромира, а вот мне связь с язычниками может быть поставлена в упрёк.
— Из того, что я вижу, ваши с кардиналом цели и методы несколько различаются.
— А вы чего-то другого ждали? — усмехнулся Дитрих, и усмешка вышла довольно горькой. — Когда вы для чего-то объединяетесь с церковью, это обычно означает, что вы поделитесь с ней своим имуществом, но никак не наоборот. Церковь заварила всю эту кашу с дядюшкой Оттоном, и церковь получит своё, кто бы из нас ни победил.
— Бенефиции? — догадался я. — Но заметная часть этих бенефиций уйдёт светским коммендаторам, и прежде всего, поддержавших вас дворянам.
— Вот только получат они эти бенефиции от церкви, а не от меня, — усмехнулся он. — Думаю, вы прекрасно понимаете разницу, барон.
— Безусловно понимаю, ваше высочество, — кивнул я.
— Ну что же, был рад с вами, наконец, познакомиться, барон, — сказал кронпринц. — Должен заметить, что все лестные отзывы, что я о вас слышал, полностью подтвердились.
— Благодарю вас за беседу, ваше высочество, — сказал я, вставая и кланяясь.
— Однако не торопитесь покидать нас так скоро, — улыбнулся он, тоже вставая. — Пойдёмте, познакомлю вас с отцом.
* * *
Идти нам пришлось недолго, и даже выходить в коридор не понадобилось — оказывается, между апартаментами кронпринца и императора имелся прямой ход. «Прямой» лишь в том смысле, что по нему можно было пройти напрямую к императору — сам по себе проход был длинным, узким, и со множеством поворотов; скорее всего, когда-то это был тайный ход, который позже просто привели в порядок.
Император выглядел совсем плохо — он сидел в кресле-каталке, укрытый клетчатым пледом, а в глазах у него стояло отчаяние давно и безнадёжно больного человека.
— Отец, — обратился к нему кронпринц. — Я привёл к тебе Раппина.
Не нужно было быть эмпатом, чтобы услышать в его голосе любовь к отцу, и я сразу же понял ещё одну важную вещь: случись императору вдруг выздороветь, принц сразу откажется от любых притязаний на корону.
— Ах да, барон фон Раппин, — голос у императора был скрипучим, и говорил он с заметным трудом. — Мы немало о вас слышали.
— Польщён, ваше величество, — поклонился я.
— Увы, как видите, со мной не всё в порядке.
— До меня доходили слухи о вашем нездоровье, — осторожно сказал я.
— Сразу видно дипломата, — император засмеялся скрипучим смехом. — Взвешивает каждое слово. Что скажешь, сын?
— Ты бы слышал, отец, какие замечательные примеры он приводит, — засмеялся в ответ кронпринц. — Нечасто встречаешь людей, которые умеют настолько убедительно рассказать то, что тебе не особенно хотелось бы услышать.
— Даже так? — криво усмехнулся император. — А давай проверим. Послушаем, что он мне убедительно ответит. Скажите-ка, барон — ваша мать согласится меня вылечить?
— Если она вдруг согласится, — ответил я, — то я, как глава семейства, запрещу ей вас лечить. Наше семейство не станет влезать в имперскую политику.
— Ожидаемый ответ, — вздохнул император.
Он сразу как-то осунулся. Не думаю, что он ожидал положительного ответа, но терять последнюю надежду, даже столь хрупкую, всегда тяжело.
— Я ещё не закончил свой ответ, ваше величество, — заметил я, и они оба посмотрели на меня с удивлением.
— Она не станет лечить императора Конрада Третьего, но она может согласиться вылечить Конрада Третьего Виттельсбаха.
Император с кронпринцем переглянулись с недоумением, а затем уставились на меня.
— Что вы имеете в виду, барон? — проскрипел император.
— Отречение от престола в пользу наследника, — прямо ответил я.
— Что за бредовая идея! — возмутился тот. — Никогда такого не было, чтобы император отрёкся от престола [26]! Это позор!

[ 26 — В мире Кеннера это предложение, вероятно, прозвучало дико, но в нашем мире такой прецедент действительно был. В 1556 году император Карл V отрёкся от титула императора Священной Римской империи. Впрочем, курфюрсты признали его отречение лишь через два года, в 1558 году.]

— Это было бы позором, если бы император был здоров, — возразил я. — Отречение по состоянию здоровья и передача короны наследнику будет правильно воспринято дворянством. При условии правильной подачи, разумеется. И позвольте мне сказать откровенно, ваше величество: лучше быть живым советником сына-императора, чем мёртвым императором.
— В этой идее что-то есть, отец, — торопливо вмешался кронпринц. — Не спеши отвергать её с порога.
— Скорцезе никогда не примет идею меня в качестве советника, — заметил тот, и в голосе его уже заметно недоставало уверенности.
— Идею излечения необязательно связывать с идеей отречения, — намекнул я. — Да и говорить о ней раньше времени тоже необязательно.
— Одно отречение тоже далеко не всем понравится.
— Возможно, церковь предпочла бы, что конфликт длился чуть дольше, — согласился я и с интересом отметил, что ни один из них не дёрнулся возразить. — Но если как следует всё продумать, то можно поставить её перед фактом. Главное, добиться уверенного большинства голосов курфюрстов-выборщиков. Ещё лучше было бы убедить герцога Баварского отказаться от притязаний на корону, тогда можно будет обойтись вообще без выборов.
— Дядя Оттон вряд ли согласится отступить, — хмуро заметил Дитрих.
— Например, можно пообещать ему вернуть Ландсгут, который у него отобрал его величество, — намекнул я.
— Большой вопрос, кто у дяди на самом деле решает…
— А знаете, барон, — прервал его император, явно не желая обсуждать эти вопросы при мне, — у нас не было императора Конрада со времён Франконской династии. Однако отец бредил идеей возвращения Бургундии, и назвал меня Конрадом — назвал с намёком. Но Бургундию я так и не вернул. А я назвал сына Дитрихом… впрочем, вы вряд ли достаточно знакомы с историей империи.
— Мы изучаем в школе историю империи довольно кратко, но Дитриха Великого невозможно не знать, — ответил ему я. — Надо признать, сходство получилось просто поразительное — точно так же страна на пороге гражданской войны, и точно так же церковь активно вмешивается с обеих сторон. Но познакомившись с его высочеством лично, я пришёл к твёрдому убеждению, что он вполне способен повторить путь великого предка.
— Вы ему поможете, барон? — требовательно спросил император.
— Ливонский барон вряд ли способен как-то повлиять на ход конфликта, а давать обещания от лица князя я не вправе. Однако могу вас заверить, что симпатии княжества полностью на стороне кронпринца, и мы уже оказываем вашей партии существенную помощь. С Оттоном же Баварским дружбы у нас точно не будет.
— Благодарю вас, барон, за честный ответ, — благосклонно кивнул император. — А теперь оставьте меня, мне надо отдохнуть.

***