За последним 076 - 9 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » » За последним 076

13:07

За последним 076

***

---

===

***

===

Глава 11

Киев встретил «Красоту Фрейи» сильным ливнем. Дождь стоял стеной, и корпус дирижабля гудел под ударами тяжёлых капель. Олаф смотрел сверху из панорамного окна рубки на маленькую группу воздушников, которая только что сошла с мачтового подъёмника.
— Всё-таки жаль, что они не согласились остаться, — вздохнул он.
— Любишь ты пожрать, Олли, — рассеянно заметила Фрида, заполняя бортжурнал.
— Я и насчёт выпить не дурак, — хмыкнул Олаф.
— Даже не думай, — нахмурившись, подняла на него глаза Фрида. — Через три часа уходим в Пинск, какая тебе выпивка? Если в Пинске сразу фрахт не подвернётся, устроим увольнение экипажу, там и выпьешь.
Олаф печально вздохнул, глядя на струи воды, стекающие с корпуса.
— А об этих Востриках жалеть не стоит, — продолжала Фрида. — Очень уж они мутные. У меня чуйка прямо кричит, что от них лучше держаться подальше. С ними как будто на мине сидишь — то ли всё замечательно будет, то ли тебе оторвёт что-нибудь невзначай.
— Я в жизни такого не ел, — опять вздохнул Олаф. — И уже не поем, наверное.
— Это да, — в ответ вздохнула Фрида. — Да и Гана в двигательном порядок навела образцовый, двигатель будто вчера с завода. Но что тут поделать? Нам с ними не по пути. Найдём хорошего кока из наших, из нормальных воздушников. И механика хорошего найдём, нормального. А Вострики пусть идут куда шли.
— Всё правильно говоришь, мама, — неохотно согласился Олаф, — но всё равно жалко.
Олаф опять посмотрел на удаляющуюся семью Востриков. Проливной дождь вовсю хлестал по лётному полю, но они каким-то странным образом оставались сухими, как будто струи воды проходили мимо, совершенно их не затрагивая. Олаф потряс головой и протёр глаза, но ничего не изменилось. «Уже и мерещится всякое, старею, что ли?» — подумал он и отвернулся от окна.
* * *
Всё лётное поле было в больших и маленьких лужах, через которые нам приходилось перебираться. Совершенно машинально, не задумываясь, я отогнал щитом в сторону глубокую лужу перед нами, заслужив одобрительный взгляд Алины.
— Куда мы сейчас? — поинтересовался я.
— Сейчас на остановку конки, — ответила Драгана. — Поедем в гостиницу. А вечером можно погулять, наш поезд только завтра отходит.
— А кстати, — вдруг вспомнил я, — что там насчёт Фрейи?
— А что там насчёт Фрейи? — переспросила Драгана, осторожно переступая небольшую лужицу. — Я её вообще не заметила.
— Я заметила, — откликнулась Алина. — Она заглядывала разок, я почувствовала присутствие, но совсем мимолётное.
— То есть она им мстить больше не будет? — поинтересовался я. — Даже без вас рядом?
— Кеннер, ну что за глупости? — сморщила нос Алина. — Тебе должно быть стыдно такую чушь нести.
— Я распоряжусь, чтобы декан боевого обратила на это внимание, — поддержала её Драгана. — Это же просто позор, слышать такое от студента третьего курса. Что-то у них там не то с учебной программой.
— Да что я сказал-то? — растерялся я.
— Кеннер, тебе уже стоило бы знать, что у богов и духов нет чувств и эмоций, — сказала Алина. — В частности, именно поэтому они не в состоянии различать добро и зло. Они иногда имитируют эмоции, но это именно имитация. Для них есть только понятие личной выгоды. Боги, по сути, очень примитивные существа.
— Положим, люди тоже не очень-то сложные, — заметил я. — И тоже в основном нацелены на личную выгоду.
— Обычно верно, но далеко не всегда, — возразила Алина. — Человек под влиянием чувств часто совершает невыгодные для него поступки, а для бога или духа такое в принципе недоступно. Они, как арифмометры — рассчитывают выгодность и действуют исключительно исходя из этого. Нежелательное название исчезло, и для Фрейи вредить дирижаблю или экипажу стало бессмысленной тратой энергии. А поскольку название сменилось на положительное, как-то вредить стало вообще невыгодно. Она ещё могла бы что-то сделать, не зная о переименовании, но раз уж она побывала на борту и увидела другое название, то конфликт можно считать полностью исчерпанным. Боги легко прощают любой поступок, достаточно всего лишь в нём раскаяться. Они не таят обид, это невыгодно. Хотя здесь всё же надо помнить, что иногда им как раз бывает выгодно примерно наказать смертного в качестве назидания прочим.
— В принципе, я всё это знаю, — признался я. — Просто как-то не подумал применить это к данной ситуации.
Алина с Драганой посмотрели на меня взглядами, которые опустили моё самоуважение куда-то ниже уровня моря.
— Вообще, говоря о нашем путешествии, — заметил я, переводя разговор с неудобной темы, — я бы назвал его сокрушительным фиаско.
— Это ещё почему вдруг? — дружно удивились обе, а Ленка машинально потрогала свои серёжки.
— По-моему, наша компания была крайне подозрительной, и семью Вострик забудут нескоро, да ещё и всем знакомым про нас расскажут.
— Не расскажут они ничего, — усмехнулась Драгана. — Они уже сегодня к вечеру о нас почти забудут, а завтра у них останется только смутное воспоминание, что вроде были такие, но ничем не отличились, потому и не запомнились.
— Вы у них в головах покопались, что ли? — поразился я.
— Нет, как бы это сказать… если попросту, то мы немного исказили реальность… чуть воздействовали на лес вероятностей… тебе пока что это сложно понять. В общем, забудут они нас, вот и всё.
— Тогда зачем было всё это затевать, раз вы можете так просто все следы затереть? Поехали бы на поезде до Нитики.
— Неужели это так трудно самому понять? Одно дело поправить деревья вероятности для нескольких бездарных, и совсем другое дело для сотен людей, которым мы бы попались на глаза на вокзале и в поезде. А если бы нам там встретились одарённые, то ничего бы вообще не получилось. Возможно, твой предок Ренский и мог бы такое проделать, но нам до него далеко. Мы на дирижабле полетели как раз потому, что там никто, кроме маленького экипажа, не мог нас увидеть. А шанс наткнуться на одарённого на грузопассажирском дирижабле очень небольшой.
— А почему не пассажирами, в таком случае?
— У нас, зятёк, семья небогатая, — широко улыбнулась Драгана, — нам совсем не помешает заработать несколько лишних кун.
Так, мы, похоже, снова переключаемся в режим Востриков. Ну, я тоже так могу.
— И где в таком случае мой заработок? — поинтересовался я.
— Ну ты наглец, — восхитилась Драгана. — Я тебе свою голубку отдала, а ты ещё и денег требуешь. Так ведь ещё и вперёд старшей сестры её выдала, лишь бы твоим капризам угодить, — она указала на Алину, которая откровенно веселилась.
— Запросы очень уж большие у твоей старшей голубки, — парировал я. — Всё ей богатого купца подавай, а то и дворянина. Мало ей простого механика с пониженным интеллектом. Если не бросит выделываться, то вообще в девках останется. Так дальше и будешь её по дирижаблям за собой таскать в надежде, что кто-то позарится.
Судя по довольной улыбке Драганы, именно такого ответа от меня и ждали. Чувствую, наша поездка будет сплошным развлечением.
— Кстати, дочка, — посмотрела она на Ленку, — ты бы всё-таки сняла серёжки. Люди такие глупые, могут ведь и вправду подумать, что это золото да бриллианты. Мы тебе другие купим, может даже и настоящие серебряные.
* * *
Кондуктор подёргал за верёвочку, заставив зазвенеть колокольчик рядом с кучером. Кучер тряхнул вожжами, и конка поехала дальше, оставив нас на тротуаре перед украшенным лепниной двухэтажным домом, над дверью которого красовалась вывеска «Приютный дом[22] «Усталый паровоз»».

[22 — Изначально слово «приютный» означало лишь что-то, дающее приют и не подразумевало никакой связи с бездомными или сиротами. Например, в стихотворении В.Капниста «Обуховка» есть строфа «Приютный дом мой под соломой / По мне, — ни низок, ни высок; / Для дружбы есть в нем уголок, / А к двери, знатным незнакомой, / Забыла лень прибить замок.».]

— Ах, как давно я здесь не была, — мечтательно сказала Гана. — За мной!
За дверью обнаружился небольшой холл. Справа от нас возле огромного камина стояло несколько кресел; слева всю стену занимала застеклённая витрина, внутри которой на полках стояло множество больших и маленьких моделей паровозов. А впереди за длинной дубовой стойкой сидела бабушка — божий одуванчик в круглых очках, которая отложила своё вязанье и вопросительно на нас посмотрела.
— Здравствуйте, — поздоровалась Гана, а мы вразнобой кивнули.
— Здравствуйте, уважаемые, — слегка насторожённо ответила старушка.
— Нам нужны комнаты, — сказала Гана. — Одна двойная и две одинарные. Ну или две двойные, если одинарных нет.
— Есть и двойные, и одинарные, — сказала бабуля, полистав журнал регистраций. — Как вас записать?
— Семья Махренко, — представила нас Гана. — Я Гана, это Лина, нам одинарные. А это Кен и Лена, они женаты, им двойную.
— Хорошо, — кивнула та. — Цены наши знаете?
— Знаем, — махнула рукой Гана, — я как-то останавливалась у вас, почтенная, правда, давно уже.
— Цены всё те же, — сказала старушка. — Как мой прапрадед их установил, так они и не менялись. Но вот прямо сейчас немного дешевле, потому что у нас временно завтраков нет. Повар болеет.
— Ничего страшного, — заметила Гана. — Здесь недалеко, помнится, был хороший трактир. Назывался, если я не ошибаюсь, «Железный конь».
Бабушка посмотрела на нас с сомнением, немного поколебалась, но всё-таки решила дать совет.
— Есть такой трактир, — подтвердила она, — хороший, верно сказали. Но я бы вам не советовала туда идти в этой форме. У нас-то здесь постояльцы тихие, а вот в трактире обязательно кто-нибудь к вам пристанет, особенно если вечером туда пойдёте. Наши железнодорожники воздушников сильно не любят. То есть, так-то народ у нас здесь спокойный, но и драчуны встречаются.
— А, точно, совсем я про это забыла, — кивнула Гана. — Спасибо, почтенная. В форме мы туда не пойдём, да и вообще форму снимем. Сейчас переоденемся и сходим пообедать. Ну и вечером тоже сходим, может, и впрямь получится подраться.
* * *
Трактир был и в самом деле хорош. Ну как хорош? Определённо не ресторан «Ушкуйник», но откуда честным работягам Вострикам знать, как там в ресторанах кормят? А здесь и борщ неплох, и котлета большая, и лапши вдоволь навалили, а к компоту ещё и свежую булочку дали. Сменные паровозные бригады, которые, собственно, и облюбовали это заведение по причине близости к узловой станции, никаких претензий к меню явно не имели. И не имеют вот уже больше двухсот пятидесяти лет, если верить гордой табличке у входа: «Кормим вас с 7987 года!».
— Неплохо, — заметил я, наконец отвалившись от стола. — Лапша особенно удалась, а главное, много её. Жаль только, меню не особо обширное.
— Какое тебе ещё меню, Кен? — отозвалась Драгана. — Слово-то какое похабное выучил. Заелся ты, дружок, однако. Это обычный обед, а вот вечером можно будет и всякого разного заказать. Там и музыка будет, и танцы, и все удовольствия.
Понятно. Это, оказывается, был бизнес-ланч для кочегаров. В общем-то, размер порций намекает — девочки-анорексички сюда не ходят, а паровозного кочегара листиком шпината не накормишь. Хотя здесь же паровозы на жидком топливе, стало быть, здешние кочегары уголь не кидают. Наверное, качают спирт насосами — был бы работник, а чем загрузить найдут.
— А кстати, — вдруг вспомнил я, — про каких Махренко ты в гостинице говорила?
— А я не сказала? — удивилась Гана. — Это же мы.
— То есть Вострики в прошлом?
— В прошлом, — кивнула она. — Забудь о них, это пройденный этап. Вернёмся в гостиницу, раздам вам новые карточки гражданина. А карточки Востриков надо будет уничтожить.
— А мне ты опять поленилась фамилию придумать? — спросил я без всякой надежды.
— Зачем придумывать, когда можно не придумывать? — резонно аргументировала Драгана. — Чем плохо быть Кеном Махренко?
Я мог бы многое сказать на тему того, чем плохо быть Кеном Махренко, но решил не сотрясать воздух впустую.
— И какие на данный момент планы у дружной семьи Махренко? — спросил я.
— У нас сегодня день полностью свободный, — объявила Драгана. — Есть предложения, как его провести?
Ну у меня-то точно предложений нет. О здешнем Киеве я знаю ещё меньше, чем о тамошнем, разве что помню какие-то обрывки о древней Руси. Собственно, все мои познания основаны на однажды прочитанном труде Ключевского. Но там я очень быстро запутался в князьях, популяция которых размножалась куда там кроликам, и после третьего — четвёртого цикла размножения понять кто из них кто было уже совершенно невозможно.
— Я бы посмотрела Храм Всех Богов на Долобецком, — предложила Алина. — Идиотизм редкий, тем и славится. Там даже идол Христа есть.
— Возможно, нам не стоило бы посещать место силы богов, — заметил я, внутренне содрогнувшись от воспоминания о римской церкви.
— Глупости, — отмела возражение Алина. — Во-первых, с нами любой храм можно посещать безопасно, а во-вторых, это не место силы. Боги этот храм вообще не принимают, и божественного присутствия там вряд ли больше, чем в этом трактире. Они индивидуалисты, и для них общий храм то же самое, что ничей.
— А зачем его тогда возвели? — удивился я.
— В ознаменование низвержения Владимира Окаянного, — пояснила Алина. — Правда, у христиан он считается святым великомучеником, но у них влияние в Киеве слишком маленькое, чтобы на их мнение кто-то обращал внимание. Ты вообще в школе учился?
— Знаешь, у нас почему-то про это очень невнятно говорилось. Что был, мол, такой князь Владимир Окаянный, который вызвал недовольство народа и вообще не оправдал.
Алина понимающе переглянулась с Драганой.
— Похоже, Яромир втихую решил начать понемногу прижимать святош? — предположила Драгана.
— Похоже на то, — согласилась Алина. — Там, в сущности, история проста, Кен. Владимир спелся с греческими попами, и те подзудили его установить в Киеве христианство греческого толка. И вот в один прекрасный день его дружина начала сгонять горожан к Днепру и насильно крестить. Народ возмущался, но сделать ничего не мог. Но когда попы начали швырять в реку идолы, боги решили вмешаться. Попы начали разнообразно и очень зрелищно умирать. Народ воспрял, дружина заколебалась, и большинство воинов решили вернуться к привычным богам и поддержало горожан. Оставшихся попов казнили на площади, церкви сожгли, а разъярённая толпа ворвалась в княжеский дворец. Владимира вместе со всей его семьёй убили и повесили на площади для всеобщего оплевания. Вот в ознаменование победы старой веры и построили общий храм для всех богов. А потом, лет так через пятьсот примерно, с христианами помирились и разрешили им поставить в Киеве небольшую церковь. И в знак примирения не придумали ничего лучше, чем поставить в Храме Всех Богов идола Христа. Я так думаю, это было просто такое утончённое издевательство — христиане с тех пор постоянно требуют идола убрать, но им каждый раз вежливо объясняют, что таким образом Христу была оказана честь. Вот с тех пор князя в Киеве и нет.
— Как так нет? — не понял я. — Мы учили, что в Киеве князь есть, только он выбирается народным вече. У нас в Новгороде тоже ведь князей в древности вече призывало или изгоняло. Правда, я не совсем понимаю, как подобная система может работать в современных условиях.
— Это всё, что вы про киевских князей учили? — подняла бровь Алина.
— Ты знаешь, я сейчас вспоминаю, и оказывается, что политической географии у нас вообще не было. Вот экономическую географию мы хорошо учили — я до сих пор помню площадь посевов масличных культур по всем округам Киевского княжества, а про киевских князей ничего не знаю.
Алина с Драганой опять переглянулись — какие-то выводы из этого они явно сделали.
— Нет здесь никаких князей, — сказала Алина. — Наши князья с киевскими правителями стараются дел без нужды не иметь. Даже Ольг Рязанских принимают, хоть носы и морщат, а киевских не хотят. У них же здесь демократия, и князь у них демократический.
Я почувствовал, как глаза у меня неудержимо лезут на лоб.
— Что?? — только и смог спросить я.
В голове сразу замелькали знакомые образы: вот огромный плакат у дороги «Народный кандидат в князья Елисей Сувальный», вот проходит несанкционированный митинг против боярской коррупции, а вот кандидат в бояре перед толпой корреспондентов подаёт налоговую декларацию о наличии в собственности двухкомнатной избы в пригороде и телеги с лошадью. Однако как-то совместить эти дикие картинки с текущей реальностью совершенно не получалось.
— Ты знаешь, что такое демократия? — спросила Алина.
Знаю ли я, что такое демократия? О-о, я знаю, что такое демократия, а вот знаешь ли ты?
— Это где даже последний землепашец имеет не менее трёх рабов? — спросил я.
— Вижу глубокое понимание вопроса, — засмеялась Алина. — В общем, у них тут система непростая. Народное Вече состоит из двухсот сорока демократов, и каждый округ имеет в нём определённое количество мест. Каждые пять лет происходят выборы, в которых любой гражданин, или даже иностранец, может принять участие. Допустим для примера, что округ имеет в Вече десять мест. Кандидаты в демократы оплачивают установленную пошлину и подают аукционные заявки в закрытых конвертах, где указывают, сколько они готовы заплатить за место в Народном Вече. Народная избирательная комиссия вскрывает конверты, и десять человек с наибольшими заявками становятся демократами. Затем Народное Вече из своих рядов избирает двенадцать человек, которые становятся вечевыми демократами, или просто вечевыми. Они распределяют между собой двенадцать самых доходных должностей княжества. Сначала выбирает себе должность тот, кто набрал наибольшее количество голосов демократов, ну и дальше по порядку.
— То есть князем становится тот, кто купил больше всего голосов? — уточнил я.
— Ничего подобного, — усмехнулась Алина. — Князь здесь не самая главная должность. Самый желанный выбор — начальник управления по распределению государственных подрядов. Затем идёт управление по выдаче разрешений и лицензий. Третья по значению должность — снабжение дружины и военные заказы. Князем обычно становится только четвёртый по значению вечевой демократ. А последнему достаётся управление вспомоществования и народного призрения. Со стариков и сирот много не поимеешь, только-только получается отбить расходы на выборы.
— И где же здесь демократия, которая, по идее, является властью народа? — спросил я, будучи в полном недоумении. — Я так себе представлял, что демократия — это когда народ голосованием выбирает правителя.
— Они когда-то давно пробовали подобную систему, — объяснила Алина, — но она оказалась нежизнеспособной. Кандидаты выбрасывали чудовищные суммы на агитацию и подкупы, то есть, по сути, в никуда, к тому же сами выборы обходились для княжества очень дорого. Поэтому в конце концов пришли к нынешней прогрессивной системе. И так и так побеждает тот, кто истратит больше денег, но при современной системе все деньги идут в доход княжества, а не выкидываются на ветер.
— И всё же — где в этой схеме народ?
— Представители народа из наиболее уважаемых граждан формируют народную избирательную комиссию, которая следит, чтобы выборы были честными, и чтобы побеждал в них тот, кто даёт наибольшую заявку. А что ещё от народа требуется?
— И ты хочешь сказать, что такая система действительно работает?
— Как ни странно, работает, — пожала плечами Алина. — Но я тебе рассказала всего лишь основы, которые на виду, а как она на самом деле внутри устроена — никто не знает. Нужно самому быть частью этой системы, чтобы понимать, что у них чем уравновешивается. Вообще, проблема всех этих демократических систем состоит в том, что они нестабильны. Вот у нас, например, всё прозрачно, все части системы находятся в равновесии, и князь контролирует, чтобы никто не стал чрезмерно сильным. А любая демократическая система основана на неформальных союзах и договорённостях, которые снаружи не видны, и вообще постоянно меняются. Проконтролировать их невозможно. В результате некоторое время всё это работает, но рано или поздно какая-то из группировок становится слишком сильной, начинает давить другие группировки, и система разваливается. Но киевляне пока держатся. Какой-то механизм контроля у них, видимо, есть, иначе всё давно бы уже рухнуло.
* * *
Храм Всех Богов действительно стоило посмотреть. Располагался он на Долобецком острове ближе к левому берегу Днепра. Храм перестраивался и улучшался несколько раз и сейчас представлял собой впечатляющее круглое здание из розоватого мрамора. Стены внутри были украшены фресками; вдоль стен за несколько саженей от них шёл ряд коринфских колонн с бронзовыми капителями, а после колонн крыша поднималась богато расписанным полукруглым сводом. Между колонн стояли статуи богов из белого мрамора высотой в три человеческих роста. В целом храм совершенно справедливо считался одним из чудес света.
Статую Христа я тоже посмотрел. Лица у него было довольно круглое с раздражённо-презрительным выражением без малейшего сходства с узким одухотворённым ликом на иконах. Я бы никогда и не узнал его, если бы под статуей не было таблички с надписью: «Иисус Христос, бог греческий». Собственно, прижизненных изображений Христа не сохранилось, и каждый рисовал его в меру своего воображения, так что изображения на иконах ничуть не более достоверны, чем образ работы неизвестного скульптора.
Словом, день прошёл не напрасно, и туристическую норму мы выполнили с запасом. И сейчас мы сидели в «Железном коне», полностью оккупировав небольшой столик у стены.
Трактир к вечеру преобразился и на рабочую столовую больше не походил. Был ещё ранний вечер, но почти все столики уже были заняты компаниями крепких парней и весёлых девчат. Трудно сказать, насколько облегчённым было поведение девушек, но незамысловатым шуткам своих кавалеров они смеялись охотно и громко.
Я оглядел окрестность и со вздохом спросил:
— Нам обязательно именно здесь ужинать?
— Хорошее место, — откликнулась Драгана.
— Хорошее, — поддержала её Алина. — Только надо было форму воздушников надеть.
— И так нормально будет, вот увидишь, — махнула рукой Гана. — Здесь всегда что-нибудь происходит. А компания из трёх девушек всего с одним парнем мимо внимания наверняка не пройдёт.
Ленка предвкушающе заулыбалась, а я безнадёжно махнул рукой. Где они — милые застенчивые девушки, верные подруги и хранительницы очага? Почему они мне не встречаются? Это мир такой неправильный, или со мной что-то не так?
Меню как такового здесь действительно не было, но молоденькая подавальщица быстро перечислила нам весь немудрёный список блюд. Впрочем, кормили здесь вкусно, и на размер порций жаловаться не приходилось. К тому времени, когда мы добрались до десерта, зал оказался уже полон, а за клавиром возник бородатый и слегка нетрезвый тапёр, который бодро заколотил по клавишам.
— Позволь пригласить на танец, красивая, — обратился к Алине внезапно возникший у нашего стола парень.
Алина посмотрела на Гану и вопросительно подняла бровь.
— Рано ещё, — негромко сказала та, — все трезвые.
— Ну ладно, пойдём, — сказала Алина парню, вставая со стула. — Хоть ты и не красавчик, зато вежливый.
— Ну пойдём и мы, что ли, потанцуем, — сказал я Ленке. — Почувствуем дух заведения.
— Пойдём, — согласилась та, — нормальный тут дух, весёлое местечко.
Когда мы, наконец, вернулись, за столом не было ни Ганы, ни Лины — я повертел головой и заметил их в дальнем углу бодро отплясывающими с какими-то парнями.
— Не удивлюсь, если они сегодня будут ночевать не в одиночестве, — заметил я Ленке.
— Совсем не факт, — отозвалась она, — разве что кто-то очень уж понравится. Алина очень разборчивая, из здешних кавалеров вряд ли кто-то её заинтересует. Думаю, Гана тоже никого себе не найдёт. Они просто оттянуться хотят — ты сам представь, что у них за жизнь дома, особенно у Ганы.
— Ну, многие так живут, — возразил я. — Того же князя взять.
— Нет, у них в другом дело, — ответила Ленка. — Я Алину как-то спросила, как это Драгана из высокопоставленной дамы вдруг превратилась в отвязную девчонку. Она мне объяснила, хотя я не очень это поняла. Она сказала, что обычно человек быстро привыкает жить по одному и тому же шаблону. Ну, например, работа, дом, в выходной утром в храм, вечером в трактир, и так год за годом. И лет через двадцать — тридцать он уже не может жить по-другому. Он уже встал на рельсы, с которых не может сойти. Так вот, для обычного человека в этом проблемы нет, точнее, он умирает раньше, чем это становится проблемой, а вот для Высших это смертельно. Алина как-то не очень понятно объяснила, что такой человек перестаёт быть интересным Силе и миру. В общем, Высшие регулярно полностью меняют стиль жизни и даже характер. Они часто становятся вообще другими личностями и как бы начинают жить сначала.
— Интересно, — задумался я. — Но я понял, что она имела в виду.
— Точно понял? — скептически подняла бровь Ленка.
Точно, точно. В отличие от Ленки, я действительно помнил эти рельсы, на которые встаёшь совершенно незаметно для себя. Днём работа, вечером телевизор, в субботу пиво, раз в год Турция. И вскоре обнаруживаешь, что все твои мечты и цели куда-то подевались, а ты просто бездумно бежишь, оставаясь на месте, как белка в колесе.
В этот момент как раз и вернулись наши обсуждаемые подруги, разгорячённые танцами.
— Как ты думаешь, народ готов к чему-нибудь повеселее? — обратилась Драгана к Алине.
— Думаю, да, — кивнула Алина. — Но надо всё делать быстро — здесь за порядком хорошо следят. У нас будет минут пять самое большое, прежде чем они подмогу приведут и всех успокоят.
Прямо планирование военной операции, они бы поездку так планировали. А за порядком здесь и в самом деле следили хорошо — двое вышибал моментально удаляли из зала слишком пьяных.
Военный совет решение принял, войска пришли в готовность, и сражение не заставило себя долго ждать. К столу подвалил очередной поддатый кавалер и взял быка за рога:
— Девчонки, давайте к нам, — он мотнул головой в сторону соседнего стола, откуда смотрели на нас ещё четверо таких же. — Бригада угощает.
— Иди в жопу, придурок, — радостно ответила Драгана.
— Чего? — завис тот, пытаясь как-то уместить в голове неожиданное предложение.
— Иди в жопу, — перевёл я ответ Ганы, потом подумал, и дополнил, вставая: — Придурок.
В самом деле — зачем тянуть? Ясно же, что вечер неизбежно этим и закончится.
Такая формулировка оказалась для галантного ухажёра гораздо понятнее. Глаза у него налились кровью и он размахнулся. «Ваня в самом начале примерно так же размахивался», — припомнил я и резко ударил его в ухо. Парень упал, а его товарищи вскочили, роняя стулья.
Дальше всё понеслось очень динамично — дамы теснили кочегаров, стараясь, впрочем, никого не прибить ненароком, а я просто следил, чтобы никто не зашёл сбоку. Всё происходило вполне культурно — мебель была совершенно целой, и даже посуда оставалась на столах нетронутой. Собственно, ничего удивительного — я уверен, что Драгана с Алиной могли бы и в одиночку легко разогнать весь трактир, так что ход драки они полностью контролировали. Кочегарам, однако, происходящее было совсем непонятно, и весь трактир в полном ошеломлении наблюдал, как три девки без особого напряжения урабатывают бригаду из пяти крепких парней, привычных к спиртовым насосам, или что они там в своих паровозах качают.
— Сваливаем! — крикнул я, заметив нездоровое шевеление у входа.
Дамы мгновенно уронили последних двоих, что ещё оставались на ногах; мы быстро нырнули в кухонную дверь, вежливо попрощались с удивлёнными поварами, выскочили на улицу и растаяли в ночи.
— Отличное местечко, — удовлетворённо выдохнула Алина.
— В плохое я бы вас и не повела, — с гордостью отозвалась Драгана.