Гражданская 002 - 25 Сентября 2024 - Персональный сайт

Главная » » Гражданская 002

22:06

Гражданская 002

***

Скотт оставил нас на пару минут, вышел в столовую за бутылкой виски, а
вернувшись, продолжил:
-- Имя Павел Томашевский Вам не знакомо? Ему, пожалуй, больше, чем
кому-либо из смертных, известно об этой проблеме. Он даже готовил к изданию
книгу, плод десятилетних исследований,.. -- Скотт говорил все медленнее, все
тише, -- ...я знал когда-то его: честолюбивый, уверенный в себе, дотошный до
мелочей и всегда соривший деньгами...
-- Ты не испытываешь к нему особой приязни,.. -- заметил я.
Скотт промолчал. Тогда я спросил, в Париже ли он.
-- Хочешь познакомиться с ним? -- ответил Скотт, посмотрев мне в глаза.
-- Знаешь, встреча с Томашевским не сулит ничего доброго. Недавно его
убедили не выступать с серией статей о мутантах, у него были крупные
неприятности... Одним словом, это не та тема, о которой говорят вслух...
Потому-то и книга его не увидит свет... Впрочем, вот его адрес, -- и Скотт
протянул мне свою записную книжку.
* * *
Уже на следующий день я решил удовлетворить свое любопытство.
Я оставил свой "ситроен" в ста метрах от дома Томашевского. Было около
одиннадцати часов дня. И без того редких прохожих в этом тихом квартале
распугал по-осеннему моросящий дождь, но утопающая в зелени каштанов
набережная отметала всякую мысль о том, что лето уже покинуло Париж. И
все-таки непогода именно по-осеннему словно нашептывала: "Какое, собственно,
тебе до всего дело?.."
Однако в тот момент я поравнялся с четырехэтажным, одновременно богатым
и изящным, особняком в стиле барокко, из которого выходил солидный господин
в черном элегантном костюме. Он был шатен, роста -- выше среднего, с
сердито-сосредоточенным и в чем-то печальным лицом, спрятавшимся за очками с
толстенными стеклами; что-то было в нем от Пьеро, но Пьеро, ставшего совсем
взрослым, с крупным носом, округлым подбородком, по-бульдожьи отвисшими
щеками. Прячась под зонтиком, поеживаясь от непривычной для августа
прохлады, он осмотрелся по сторонам, перешел улицу в двух-трех шагах от меня
и направился вдоль набережной, приближаясь к тому месту, где стоял мой
автомобиль.
Это и был профессор Томашевский, я не мог ошибиться,-- просматривая
намедни старые журналы, я нашел его фото.
Павел Томашевский не спешил. Я без труда нагнал его и представился.
-- Простите... Я Вас не знаю, -- вежливо-холодно отвечал он.
-- Но Вы знаете доктора Скотта? -- несмело спросил я.
-- Вильяма,.. -- брови его взлетели кверху, он усмехнулся наполовину
грустно, наполовину, уж так мне показалось, презрительно, -- ...Вильям
Скотт. Вы друзья, коллеги?.. Так чем обязан?
Я солгал, сказав, что хочу подготовить статью для одного научного
журнала...Однако Томашевский, услышав, что речь идет о мутантах, напрочь
отказался иметь со мной дело. Сколько красноречия и сил потратил я, чтобы
убедить профессора в моих честных намерениях, и все впустую.
Так ни с чем я и вернулся домой.
Вопреки обещанию вечером не заехал Скотт.
Дождь усилился. Уютно расположившись в кресле, я сел у открытого
окна... Наполненный пьянящей свежестью воздух, шелест листьев, вздрагивающих
под ударами капель, и их барабанная дробь о крышу дома и дорожки сада,
раскаты грома за вдруг расщепившими небо молниями, и безумного нрава ливень,
то низвергавшийся сплошной лавиной, то резвящийся, как игривый котенок...
Я любил такую погоду, особенно ночью.
-- Мсье, -- прервал мой отдых вошедший в кабинет Гарольд, -- Прошу
прошения, принесли письмо...
Я взял конверт, бросил мимолетный взгляд -- обратного адреса не было,
-- быстрым движением вскрыл его и пробежал глазами четыре короткие строчки.
"Месье де Санс!
Я располагаю сведениями, которые несомненно заинтересуют Вас. Это
касается Вас и Вашей семьи. Жду Вас завтра в 12.00 у бара "Глобус".
Доктор Рейн".
Я не знал никакого доктора Рейна, кто он и что ему от меня надо, но,
раздумывая над тем, что бы это значило, с чем связано, почувствовал взгляд
Гарольда.
-- Что-нибудь еще? -- увидев, что он еще здесь, удивился я.
-- Мсье, сегодня утром Вы говорили, что едете в Пюто... возможно Вас
это заинтересует -- там какое-то убийство...
Я кивнул, отложил письмо. У меня и в мыслях не было, что то, о чем
сообщил мне Гарольд, хоть как-то касается моей поездки, но тем не менее
включил телевизор и застал уже конец репортажа:
"Итак, сейчас трудно сказать, чей это труп -- хозяина ли дома, или
неизвестного пока полиции лица," -- закончил его молоденький репортер.
На экране выплыла заставка вечерних новостей, затем появился диктор,
заговоривший о политике, терактах, наводнениях, футболе и прочем. Но я не
слышал его, у меня перехватило дыхание... Репортер стоял на фоне дома
Томашевского.

***

===

6.
Скотта я пытался найти на протяжении всего последующего дня, почему-то
уверовав в то, что он многое сможет мне объяснить, что о Томашевском, об
убийстве он знает гораздо больше всей пишущей братии. Но в клинике его не
видели, дома отзывался автоответчик, не брали трубку и в машине. В конце
концов, отчаявшись найти Вильяма (Филидор же уехал еще днем раньше), я с
бесполезной и глупой злостью на своих друзей, вернее, на их отсутствие,
томясь от бездеятельности, заперся у себя в кабинете. Вы спрашиваете о
докторе Рейне? Я не встречался с ним. Письмо вылетело у меня из головы. Я
был рассеян, интуитивно ощущая приближение беды. До сих пор не могу понять,
что подтолкнуло меня тогда, около 21.00, сорваться с места и помчаться в
Пюто.
В этот раз я оставил машину за квартал от дома Томашевского, у моста
через Сену, и, спустя десять минут, притаившись в тени дерева, находился
рядом со знакомым особняком. Двое полицейских у дверей, изнывая от скуки,
рассказывали друг другу что-то смешное, то и дело нарушая тишину ночи
раскатами грубого приглушенного смеха. Они не заметили меня. Некоторое время
я наблюдал за ними, изучал дом, раздумывая над тем, как проникнуть внутрь,
пока не обнаружил то, что искал: крайнее, ближнее ко мне окно второго этажа
было приоткрыто; не составило бы труда и забраться наверх, так близко к
стене здания одно из деревьев протянуло свои ветви. Однако раньше надо было
перелезть через освещенную фонарями высокую чугунную ограду, почти на виду у
полицейских.
Я все же рискнул... и, спрыгнув с ограды, прижался к газону, словно
страус, зарывшийся головой в песок, не смея поднять взгляд. Обошлось -- они
слишком увлеклись разговором. Прячась за кустами роз, я подобрался к дереву,
что должно было мне помочь, вскарабкался по нему на карниз, еще немного -- и
осторожно открыл окно пошире. Вновь донесшийся снизу смех заставил меня
вздрогнуть. Я отпрянул от окна, наверное, слившись со стеной здания. Но
размеренный гул голосов успокоил меня.
"Ну же!" -- подтолкнул я себя...
Отправляясь туда, вряд ли я подчинялся какому-либо конкретному плану,
скорее, все произошло спонтанно. Фонаря не оказалось под рукой, и мне
пришлось довольствоваться слабым светом с улицы. По-видимому, я оказался в
кабинете Томашевского, то есть там, где, как писала утренняя пресса, нашли
обезображенный до неузнаваемости труп. На какие-то секунды мною даже
овладели сомнения: "Что это? Ловушка, случайность или чья-то беспечность?"
Разглядел тяжеловесный письменный стол, на нем -- лампу. Опустил
светонепроницаемые шторы и включил свет.
Это был кабинет и лаборатория одновременно. Помещение занимало по
меньшей мере тридцать квадратных метров: помимо стола здесь находились два
открытых стальных шкафа, стеллажи, заставленные пробирками, колбами,
холодильники, барокамеры и многое другое, о предназначении чего оставалось
только догадываться. Я взял из шкафа стопку журналов документации и
внимательнейшим образом, страница за страницей, обратился к мыслям
Томашевского. Наверное, с моей стороны наивно было полагать, что полиция
окажется менее дотошной, нежели Морис Де Санс. Но словно кто-то подсказывал
мне -- нашли они далеко не все. Очень скоро я получил тому подтверждение.
Когда я уже отчаялся что-либо найти, в коридоре послышались торопливые
шаги. Я бросился к лампе, потушил свет и едва успел спрятаться за шторами.
Открылась дверь. Метнулся по занавескам красный тонкий луч. Кто-то
уверенно пересек комнату, остановился у окна. Я услышал тихий щелчок, а
затем те же шаги, но теперь удаляющиеся ...
"Кто это? Хорошо ли он знает дом? Наверное. Но кто это? И как он попал
сюда?" -- задавался я вопросами.
Самое время было обернуться, посмотреть вниз. Один из полицейских,
опустившись на порог, прислонился к дверям, другой -- завалился набок тут
же, на ступеньках; они, казалось, уснули... Из особняка вышел мужчина с
кейсом в руках, в широком плаще, простоволосый; в крайней спешке направился
к мосту, откуда пришел и я.
Все тот же путь: окно, карниз, дерево...я даже успел бегло осмотреть
полицейских. Слава Богу, они были живы. Думаю, причиной их сна был
нервно-паралитический газ. Затем я бросился вдогонку за неизвестным.
Впервые мне приходилось за кем-то следить, но почему-то я не сомневался
в том, что делаю это вполне сносно. Впрочем, он оглянулся лишь однажды (и
опять я не сумел разглядеть его лица), когда садился в свой "роллс-ройс",
припаркованный, как выяснилось, всего в ста метрах от моей машины -- в тот
момент меня выручил покинутый всеми автофургон, я успел за ним спрятаться.
"Роллс-ройс" рванулся с места, будто застоявшийся в стойле жеребец, столь
стремительно промчавшись мимо, что я едва не потерял его из виду, прежде чем
сам сел за руль. Только интенсивное движение в районе площади Дефанс
вынудило неизвестного сбавить скорость, какое-то время ползти в медленно
растекающемся потоке машин, растеряв таким образом все свое преимущество.
Я вел его, наверное, с полчаса, не меньше. В стороне остались Кубервуа,
Нантер. Затем он свернул на юго-запад. Но за Рюэй, у поворота на Роканкур,
когда Париж пригородами своими, все более и более растворяясь в полях, уже
дышал легко и свободно, -- неизвестный, воспользовавшись пустынной трассой,
оторвался от меня без особых усилий.
В те минуты я подумал, что пора расслабиться и спокойно добираться
домой, в Сен-Клу, скорее по инерции продолжая двигаться все в том же
направлении, рассчитывая возвращаться через лес Марли. Однако я проехал
дальше, наверное, азарт не оставлял меня, углубился в лес Сен-Жермен и уже
твердо решил повернуть назад, как увидел на встречной полосе брошенный на
произвол судьбы "мерседес". Проводил его долгим взглядом... И бешено дал по
тормозам... Машину швырнуло на передние колеса, но она пронеслась еще метров
двадцать, прежде чем встала, чуть развернувшись боком. Я же едва не вышиб
головой лобовое стекло. Не обращая внимания на кровь, от которой тотчас
слиплись волосы, я выскочил из автомобиля и побежал назад. У обочины, совсем
недалеко от "мерседеса", стоял изрешеченный пулями "роллс-ройс": боковые
стекла, осыпавшиеся мелкой дробью частью на бетон, частью в салон, и
вздыбленный капот -- жалкое зрелище...
Салон был пуст... Лес! Только лес мог спасти его! Я недолго раздумывал.
Безоблачное небо и огромная луна -- согласитесь, неплохое подспорье в
поисках наугад: на открытых участках видно, словно днем, а шаг в сторону, в
тень, -- и тонешь в ночи; впрочем, небезопасное занятие. Прислушиваясь к
каждому шороху, я решительно продвигался в глубь леса, пока не вышел на
опушку. Передо мною возникло нечто среднее между заросшим прудом и еще
несостоявшимся болотом. Однако не успел я решить, куда повернуть теперь, как
справа послышался нечаянный всплеск.
Почти бесшумно я подкрался ближе. Болотом двигались двое мужчин.
Опасаясь выдать себя, идти следом я не решился; осмотревшись, пробрался
через кусты, какое-то нагромождение деревьев, все более удаляясь от берега,
наконец стремглав бросился вокруг пруда и почти оббежал его, когда услышал
хлопки выстрелов... Мог ли я догадываться, что сценарием в разыгравшейся
драме мне уготована главная роль...
Итак, представьте себе мизансцену: покосившийся сарай, у стен его лицом
вниз лежит мой неизвестный, а трое человек чуть поодаль "делят добычу". Один
из них роется в кейсе, помогая ему, второй светит фонарем, третий
настороженно посматривает вокруг.
Все дальнейшее происходило, словно в замедленной съемке...
Из-за сарая вышла Элизабет! В руках она сжимала пистолет, на вытянутых
руках; она и подняла его, трижды спустив курок...
Упали двое. Третий, с кейсом, прыгнул на землю, перекатился, выхватывая
оружие... Опережая выстрел, ломая ветки кустарника, я метнулся из укрытия к
своей жене -- и тем отвлек его на себя: пуля просвистела совсем рядом,
коснувшись волос, оцарапав ухо. До Элизабет было метров десять. Она стояла,
не опуская пистолета, будто окаменев... Я несся, не чуя под собой ног,
словно по раскаленным углям, и все равно мне показалось, что бежал я целую
вечность: не слыша выстрелов, в полной мере не осознавая действительности, я
видел только свою жену, холодея от ужаса, когда смерть вырастала за ней,
ожидая повеления свыше...Не иначе рок помешал убить нас обоих. Лишь повалив
Элизабет на землю, я почувствовал обжигающую боль в левом боку.
На какие-то секунды все провалилось в никуда, а затем пришло оцепенение
-- когда Вы не в силах превозмочь себя, заставить себя даже не поднять,
просто повернуть голову, взглянуть в лицо врага... Я так ясно представил,
как он медленно встает, перебегает к сараю, крадется вдоль стены... и уже в
двух шагах...
Пистолет! Он попался мне на глаза, стоило лишь протянуть руку...
Ниспосланный то ли ангелом-хранителем, то ли дьяволом...
Я опрокинулся на спину и всадил ему пулю в живот. Он и на самом деле
был в двух шагах.
Мир снова поплыл перед глазами, зашатался и провалился в бездну.

***

===

7.
Сознание возвращалось ко мне медленно... было очень холодно, левый бок
онемел, хотя боль ушла, и я слышал чью-то речь...
-- А, что сержант, те парни, которых увезли в больницу, они из
спецслужб?
-- Наверное, иначе зачем бы примчался этот полковник.
-- Однако ж, круто он с шефом обошелся...
-- То-то и оно...
-- Чего ж этого сразу не забрали?
-- Нет ничего проще, вот увидишь: к полудню и заберут...
Я через силу разомкнул, словно свинцовые, веки: наручники,..
автомобиль, полицейский рядом, полицейский впереди за рулем...
-- А, дьявол! -- выругался в этот момент водитель. Огромный грузовик,
обогнав нашу машину, неожиданно сбросил скорость: не позволяя обойти себя,
он ушел влево и вернулся вправо, снова влево...
Сержант приказал остановиться. Грузовик, будто нашаливший ребенок,
выпустив клубы черного дыма, протяжно просигналил, рванулся -- и тут же
скрылся за лесным поворотом.
-- Напился, сволочь... Ты не приметил номер?
-- Грязью был замызган.
-- Ладно, Жан Клод, поторопись,.. -- разговаривали полицейские.
Затем водитель почему-то вдруг осипшим голосом произнес:
-- Он возвращается...
-- Влево!!! -- рявкнул сержант... Но было поздно...
Грузовик, уже развернувшись, урча мотором, вылетел из-за деревьев нам
навстречу. Он врезался в нас на полном ходу, протащил метров сто по шоссе,
корежа и сминая в гармошку, превратив автомобиль в груду изуродованного
металла. И то, что я уцелел, -- чистое везение. Навалившийся на меня сержант
спас мою жизнь, отдав за нее свою. О водителе не приходится и говорить --
его стерло в порошок.
Мотор машины-убийцы заглох. Кто-то выпрыгнул из кабины на бетон,
подошел к делу рук своих. Увы, я видел лишь затылок сержанта и часть салона.
-- Ты перестарался, Руз, -- произнес где-то снаружи спокойный и тяжелый
голос, -- как мы теперь возьмем документы?
-- Главное, чтобы они не достались им,.. -- отозвался голос потоньше,
юношеский, извиняющийся.
-- А если их там вообще нет... Парис будет недоволен. И времени, как
назло, нет. Неси канистру...
Послышались торопливые шаги, потом вновь тяжелый голос:
-- Обливай...
Поверьте, мне стало все равно, пристрелят меня или переедут грузовиком,
-- все лучше, чем сгореть заживо... Но крик застрял у меня в горле...Я
услышал, как чиркнула спичка, увидел, как вспыхнуло пламя, взвилось к
небу...
Когда понимаешь, что конец твой близок, дышишь даже не страхом, --
отчаянием и надеждой. Тем отчаянием, что способно задушить надежду, той
надеждой, что обретает плоть через отчаяние... Ох, уж эта надежда, если б не
она, можно было бы спокойно, без лишней суеты ждать смерти. Ну разве не
самая большая несправедливость, когда Его Величество Случай дает вам шанс, а
у последней черты, в последний миг, под гомерический смех (вашим внутренним
голосом) его отнимает?
И, если я остался жив, не злая ли это шутка случая, -- подумалось в тот
миг.
С трудом освободившись из-под грузного тела сержанта, я нашел у него на
поясе ключ и открыл браслеты... Вообразите, что Вас поставили к стенке и
сказали -- помилуют, если успеете прочесть от начала до конца "Отче наш..."
между двумя ударами сердца...Почти мгновенно накаляющийся металл и воздух
сотворили вокруг меня огнедышащую печь. Дверь не поддавалась. Окна сузились
до размера бойниц. Я заметался и уже не владел собой. Грузовик и в самом
деле сотворил с нашим джипом нечто невероятное: местами он выглядел, будто
израненный зверь, оттого и пол подо мной был вспорот, словно ножом. Я замер,
вдруг обнаружив эту зияющую дыру. Но было ли у меня время на размышление...
Ломая ногти и пальцы, я принялся расширять этот единственный мой путь к
спасению; и в те секунды, наверное, именно отчаяние придало мне силы -- я на
удивление быстро добился своего, но, увидев бетон, понял -- слишком тесно,
не развернуться, не бежать, не спастись...Потом понял -- Ложь! И превратился
в змею, не иначе: извиваясь, просунулся сначала ногами, затем, содрав кожу с
мясом на бедрах, туловищем, и, наконец, -- плечами и головой. Заметил
придорожный столб, который едва не разрубил автомобиль, схватился за него и,
вытащив себя, -- одежда на мне, изорванная в клочья, горела,-- скатился в
кювет, в лужу и грязь. Обессиленный, я упал головой в дочерна замутненную
воду, глотнул ее, заскрипел на зубах песок; но, приподнявшись, придавленный
прогремевшим взрывом, упал вновь.
Лежал я недолго. Мозг лихорадочно работал: "Быстрее, быстрее... Уходи
отсюда!" Я пополз. Полез на коленях. На ногах -- от дерева к дереву.
Пошатываясь, побежал. Сторонясь дорог и машин, домов и людей. На рассвете
вышел к Сене. Очень кстати нашел телефон и в который раз за сутки позвонил
Скотту. Он оказался дома.
-- Мне необходима твоя помощь, Вильям, -- без предисловий сказал я.
-- Морис? Что случилось? Пять утра,.. -- голос его казался
обеспокоенным и слабым.
-- Где Элизабет?
-- В клинике... разумеется...
-- Ты уверен?
-- Я ничего не понимаю...
-- Прошу тебя, приезжай немедленно, я у железнодорожного моста у
Ле-Пек, на левом берегу. Я сам к тебе выйду...
Повесив трубку, я вдруг ощутил слабость и головокружение; опустился на
пол телефонной будки; только теперь осмотрел кем-то заботливо и надежно
наложенную на рану повязку, от души поблагодарил его про себя; в полузабытьи
просидел, наверное, с полчаса, затем поднялся и побрел к мосту...
Может быть, в унисон моему настроению, мост в те утренние часы был
одинок и тосклив. Я глядел в убегающую подо мной воду реки, а на душе
"скребли кошки". Я не фаталист, но посудите сами -- не окажись Элизабет
замешанной в эту историю, просто уверен: провидение не толкнуло бы меня на
авантюру с посещением дома Томашевского, и цепь событий не выстроилась бы в
том нелепом порядке.
Занятый своими мыслями, я скоро дождался Скотта. Держался он
настороженно и неуверенно. Мы поехали в клинику Рикардо. Дорогой я поведал
Вильяму обо всех моих злоключениях, и он слушал очень внимательно, ни
однажды не перебив меня, ничего не спрашивая...
-- Ты здорово влип, Морис, -- после того, как я замолчал, тягуче
растягивая каждое слово, произнес Скотт.
-- Где, по-твоему, сейчас Элизабет?
-- Может быть, в полиции... Не знаю. Прежде всего нужно заявить в
полицию о ее побеге из клиники.
-- А если мне сдаться?
-- Ты бредишь, Морис?! Если те, с кем ты связался, в кого стрелял,
действительно из спецслужб... Да они сделают из тебя козла отпущения... Нет,
только не это... За Элизабет душа болит, где она?
-- Знать бы...
-- Тебе потребуются новые документы. Я займусь этим, достану через
друзей. До той поры пересидишь в клинике, кстати, подлечишься с больными,
некоторые из них тоже мнят себя Мегрэ, Шерлок Холмсами...
Я пробыл в клинике Рикардо две недели. Сюда же на третий день полиция
вернула Элизабет. Судя по всему, в ту ночь, к моменту приезда стражей
порядка, ее уже не было на месте преступления. Мою жену нашли на станции
Ашер спящей в мусорном контейнере. Раздувать шумиху по поводу случившегося
кому-то очень не хотелось, лишь телевидение в коротком репортаже в двух
словах обмолвилось о погибших в результате автокатастрофы полицейских. К
исходу сего срока здоровье мое поправилось, благо пуля прошла навылет; Скотт
между тем держал слово: он вскоре передал мне документы на имя Артура Малса,
американца по происхождению.

***

===

8.
Мой дальнейший путь лежал в Сидней. Я добрался до него без проблем, и,
наверное, это принесло с собой ту успокоенность и наивное благодушие, за
которое я чуть было не поплатился. Огромный полис встретил меня привычным
городским шумом, тридцатиградусной жарой и свежим ветром с океана. Я с
истинным наслаждением прошелся по набережной, полной грудью вдыхая морской
воздух, вглядываясь в сверкающую на солнце рыбьей чешуей океанскую гладь;
пляж, усеянный человеческими телами, отнюдь не всегда достойными восхищения,
-- единственное, что стоило бы стереть в этой картине. Однако последнее
обстоятельство, признаюсь, ничуть не помешало мне на протяжении месяца с
раннего утра, оставив гостиницу, отправляться туда же, зарываться в песок,
лениво потягивая холодное пиво, пытать самого себя палящими лучами солнца, а
потом, уступая зною, врезаться с разбега в обрушивающуюся на берег волну...
Словом, я превратился в настоящего праздного туриста, что, замечу, меня
нисколько не тяготило. Скорее наоборот, я принимал это с радостью, отрешаясь
тем от навязчивых воспоминаний о недавнем прошлом.
К исходу четвертой недели пребывания в Сиднее мне уже стало казаться,
что все напрочь забыли о неком канувшем в лета Морисе де Санс, но приезд
Филидора вновь все вернул на круги своя.
Я возвратился с утренней пробежки, когда со слов консьержки узнал, что
некий господин, назвавшийся моим другом, ожидает меня в баре. Встревоженный,
я описал ей сначала Скотта, затем Филидора и, немного успокоившись, немедля
зашел в бар гостиницы.
Велье сидел у стойки; увидев меня, бросил смятые деньги за виски и
стремительно двинулся навстречу. Я даже не успел как следует разглядеть его.
Филидор хлопнул меня по плечу и, шепнув быстро: "У нас минуты!" -- потянул
за собой.
Мы почти ворвались в мой номер.
-- Твой самолет через сорок минут, -- огорошил меня старый друг.
Филидор встал у окна за занавеской и, наблюдая за входом в гостиницу, все
поторапливал:
-- Скорее, скорее, Морис...
-- Черт возьми! -- неизвестно на кого разозлившись, вдруг возмутился я,
захлопывая несобранный чемодан, -- кто на этот раз? Полиция? Снова...
Но мое возмущение оборвал стук в дверь. Мы замерли. Я заметил, как
побледнел Филидор. Стук, все более настойчивый, повторился. Я было
направился в прихожую, однако Филидор остановил меня за руку, вышел вперед.
-- Кто там? -- Спросил он.
-- Сэр, Вам срочная почта, -- услышали мы услужливый мальчишеский
голос.
-- Оставьте под дверью...
-- Слушаюсь, сэр.
Это было письмо на имя Артура Малса.

Филидор поднял конверт без почтового штемпеля, без обратного адреса,
повертел в руках, даже принюхался, пожал недоуменно плечами. Письмо и мне не
внушало доверия, но растворяющиеся во времени минуты до самолета словно
подстегивали... Я, не мешкая, вскрыл его и обнаружил несколько строк
следующего содержания:
"Господину Артуру Малсу.
Будьте сегодня в 9.00 утра в баре гостиницы.
К Вам подойдет человек и назовет ВАШЕ ИМЯ.
P. S. Пожалуйста, не злоупотребляйте нашим расположением к Вам.
Отложите Ваш рейс на любое другое удобное Вам время. И последнее: не
тревожьтесь -- Вас ждет всего лишь интересное и выгодное в финансовом
отношении предложение."
-- Морис, я полный идиот! Я привел их прямо к тебе,.. -- пробормотал
Филидор.
-- Думаю, это случилось бы рано или поздно... Есть какие-нибудь мысли?
-- спросил я.
-- Тебе лучше поменять гостиницу и отсидеться... А к ним пойду я, --
мой старый друг был готов пожертвовать собой.
-- Нет, дружище... Давай наконец поставим все точки над "i", мне
надоело бегать неизвестно от кого и непонятно почему. Если это спецслужбы и
они ищут то, что кто-то, заметь, не я, а кто-то забрал из дома Томашевского,
тогда нам не о чем говорить, это нелепая ошибка... Я не имею к этому
никакого отношения. Если же меня собрались убрать или похитить, все равно
кто, то к чему им выдавать себя с головой.
-- Значит, идешь?
-- Да, -- я был настроен очень решительно.
Хотя до назначенной встречи оставался еще час, мы спустились в бар. С
утра здесь почти никого не было, и лишь один пожилой, но могучего
телосложения господин с одутловатым лицом за столиком у входа читал газету.
Мы расположились у стойки, заказали виски. Бармен с огромной, как две тыквы,
головой мутанта и сколь огромными, столь и прекрасными голубыми глазами
молча кивнул, подал бутылку, наполнил бокалы и, не смея мешать нам, отошел
как можно дальше.
-- Теперь рассказывай, -- обратился я к Филидору.
Он, по своему обыкновению, пожал плечами.
-- Морис, Морис... До сих пор не могу понять, как тебя угораздило...
О, Филидор мог бы сойти за проповедника, так он любил читать
нравоучения. Я попросил его избавить меня от них... Он только усмехнулся,
сделал глоток виски... и начал...
-- Скотт связался со мной сразу после того, как Вы расстались. На
следующий день я вернулся в Париж и узнал уже все в подробностях. Затем
Скотт неожиданно исчез, а когда появился через несколько дней снова, ничего
не объяснив, стал меня всячески избегать. Примерно тогда же я заметил, что
за мной следят. Вначале не придал этому значения. Потом -- два обыска у тебя
в Сен-Клу, и в тот же день у меня. Все вверх дном перевернули... Позавчера
меня попытались похитить. Случай выручил. А вчера вечером -- звонок. Он не
назвал себя. Сказал, что тебе угрожает опасность, что найду тебя в Сиднее в
этой гостинице... Скотту было известно твое местонахождение?
-- Трудно сказать... Вряд ли. Скотт брал мне билет до Канберры.
-- И все таки... еще не поздно избежать встречи.
-- Нет, а возможно, уже и поздно...

***

Источники :

https://readli.net/chitat-online/?b=73140&pg=2

https://www.rulit.me/books/grazhdanskaya-vojna-read-36435-1.html

https://libking.ru/books/sf-/sf/28593-andrey-korbut-grazhdanskaya-voyna.html

https://litmir.club/br/?b=61433

https://lib.ru/ZHURNAL/KORBUT/cyvilwar.txt

http://www.kulichki.ru/moshkow/ZHURNAL/KORBUT/cyvilwar.txt

https://www.livelib.ru/author/945699-andrej-korbut

Биография

— Андрей Корбут

Родился: 11 февраля 1963 г. , Харьков, Украинская ССР
---

Андрей Евгеньевич Корбут - российско-украинский писатель, журналист, редактор. В детстве Андрей Корбут жил в Крыму, там учился в школе, был призван в ряды Советской Армии. В 1988 году поступил на геолого-географический факультет Харьковского государственного университета. В 1995 году пришел в журналистику, в течение 15 лет работал главным редактором в СМИ Крыма. В 2007 переехал в Харьков. Свои произведения Андрей Корбут начал публиковать с 1999 года в Самиздате. Сначала это были романы-фэнтези "Гражданская война", "Год 2990". В 2016 году издательстве «Книжный Клуб Книговек» вышел его большой исторический роман в 5-ти книгах "Хроники Ассирии: Син-аххе-риб".
---

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ. А.С. Пушкин

***

...

Председатель.
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньи
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек.
Да будет так!

(Все пьют молча.)

Председатель.
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам, уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери (поет).

Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, -
Тихо все - одно кладбище
Не пустеет, не молчит -

Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их.
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой.

Если ранняя могила
Суждена моей весне -
Ты, кого я так любила,
Чья любовь отрада мне, -
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей;
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье.
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
Посети мой бедный прах;
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах!

Председатель.
Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж видно
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне
Унылой и приятной.... нет! ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

...

***