Главная » » Дурная 002

22:59

Дурная 002

***

Николай Иванович как-то не очень хотел показать подчиненному, что он
внимательно слушает его и отвечал в своей довольно сухой и неопределен-
ной манере:
- Да, Петр Семенович, будет вам. Обсудим с товарищами, обмозгуем,
Александру Гавриловичу рука коротка до нас дотянуться! - Неожиданно го-
лос его поднялся и взвизгнул: - Хрена чертова он у меня получит! Я ему
яйца откручу, да я до самого Ивана Леонидовича доберусь если что. Они у
меня все вот тут ходить будут! - Рука его сжалась в кулак и наглядно
продемонстрировала, где именно и как будет ходить зловредный конкурент,
если он позволит себе чего лишнего.
Они уселись, и обрывки их разговора уже более не долетали до меня.
Чем-то уже немного забытым и даже родным повеяло на меня. Эти люди были
плоть от плоти той огромной страны, в которой я родился, и все их инто-
нации, жесты, обороты речи были мне понятны до глубины души, как будто я
жил с ними бок о бок на протяжении многих лет. Я уже мог прикрыть глаза
и фантазировать о том, как Петр Семенович приедет в свою квартиру с пар-
кетным полом и гардинами, полная жена в халатике нальет ему рюмку холод-
ной "Столичной" и он, закусывая селедочкой, будет рассказывать ей о ди-
ковинных товарах и культурном обращении в заморской стране Голландии.

Тем временем в проходе появились два осоловевших и распространявших
крепкое пивное дыхание мужичка в заштатных, грязноватых, физкультурного
покроя куртках. Глазки у них были маленькие и круглые, одинаковые рыжие
усы свисали с губ. Напоминали они слесарей автопарка, которые вот-вот
хотели закусить пивко воблой, но подкативший самолет помешал им это сде-
лать. За мужичками тянулись две совершенно неразличимые бабенки, тащив-
шие за собой огромные сумки и распространяющие аромат каких-то дорогих
импортных духов, совершенно не сочетающийся с их обликом.
- Коль, а Коль, куда садиться-то? - с залихватскими интонациями спро-
сила одна из них.
- Да не суетись ты, все рассядутся! - Коля ожесточенно продирался
сквозь узкий проход. - Погуляли и будя, пора по домам. - Коля снял физ-
культурную куртку, обнажив рубашку грязного розового цвета с закатанными
рукавами. - Щас пивка понесут голландцы, гуляем ребята! Катерина, - про-
тяжно скомандовал он, - занимай позиции, кавалерия!
Бабы сопя начали суетливо запихивать раздутые сумки в багажные сек-
ции, явно не предназначенные для этого. Под их напряженное сопение в
проходе появились невесть откуда взявшиеся в Амстердаме эскимосы в мехо-
вых полушубках, меховых же сапогах, с огромными, грязными, пахнущими ко-
жей и сырой рыбой баулами. Баулы они несли за плечами, причем, проходя
мимо, один из них больно задел меня по голове.
- Ой! - с удивлением от внезапной боли вскрикнул я. Один из эскимосов
повернулся и посмотрел на меня. Судя по виду, он был довольно-таки моло-
дым парнем, его карие раскосые глаза смотрели прямо в мои. Меня поразила
застывшая космическая пустота и неподвижность этих глаз. Я вспомнил, что
когда-то в детстве мама водила меня в зоологический музей и точно такие
пустые, бездонные глаза были у огромного темно-коричневого чучела морс-
кого льва, лежащего на цементной скале в большом сумрачном зале.
Я понял, что объясняться далее совершенно безнадежно. Казалось, па-
рень тоже это понял, он отвернулся и тут же огрел воняющим рыбой баулом
пожилого голландца, сидевшего на пару рядов впереди от меня.
Наконец, все пассажиры расселись по своим местам. Самолет с неожидан-
ной бойкостью разогнался, нырнул в белое марево тумана, и вскоре за ил-
люминаторами засияло солнце. Запахло свежим кофе, и взбодрившиеся и
проснувшиеся стюардессы разнесли обед.
Я уже допивал свой кофе, как вдруг с кресла передо мной раздалась
странная, жужжащая космическая мелодия, резанувшая своей первозданной
дикостью по нервам и заставившая меня вздрогнуть. Мне неожиданно стало
жутко. В этом заунывном напеве, резонировавшем где-то в обшивке самоле-
та, казалось было все: долгая темная полярная ночь, бескрайние белые
просторы, холод, ледяными иголочками пронизывающий кожу, синеватые глыбы
льда, лай собак, скрип нарт по снегу, радость добычи и запах тюленьей
крови, запах дыма, чувство насыщения и тепло, распространявшееся по за-
мерзшему телу после еды.
Я с ужасом и любопытством посмотрел в просвет между передними кресла-
ми. Передо мной полуобернувшись сидел один из представителей народов Се-
вера, снявший меховую шапку и раскинувшийся на кресле. Лицо его выражало
какое-то лучезарное удовольствие, вызванное сытным горячим обедом. В зу-
бах у него была вставлена пластинка, с помощью которой он и издавал эти
странные жужжащие звуки. Эскимос поймал мой взгляд и, не переставая жуж-
жать, уставился мне прямо в глаза тем же бездонным и ничего не выражаю-
щим пустым взглядом карих неподвижных глаз. Мелодия поднялась на ка-
кие-то высокие тона, снова спустилась вниз и продолжалась в своей косми-
ческой заунывности.
Каким-то шестым чувством я понял, что я уже почти дома, и неожиданно
для меня самого слезы навернулись у меня на глаза.

===

Глава 2. Рейс Москва-Амстердам откладывается.

Москва была покрыта снегом. Самолет покружился над рощицами голых бе-
рез, каналом имени Москвы и, подпрыгивая на ухабах, наконец приземлился
посреди заледеневшего поля, по которому мела поземка. На непродолжи-
тельное время я снова оказался в той точке пространства, в которой прош-
ла почти вся моя сознательная жизнь, где я любил, работал, смеялся и
плакал.
Почему-то все официальные лица аэропорта были в омерзительной форме
серо-зеленых цветов. Сразу же у выхода из самолета стоял солдатик с ка-
ким-то приспособлением и, щелкая кнопкой, остервенело считал пассажиров,
сошедших с зарубежного лайнера. Бесформенные женщины в серых мышиных та-
моженных костюмах, чекистского вида солдаты в зеленых мундирах на пас-
портном контроле, пристально смотревшие в глаза приезжим, словно пытаясь
выявить классовых врагов и шпионов, милиционеры в своих серых пиджаках,
все это создавало впечатление того, что я попал в огромную военизирован-
ную зону. Таможня не работала, и в единственное окошечко выстроилась ог-
ромная очередь ничего не понимающих иностранцев и привычно ожидающих
своей очереди недaвних советских граждан. Над последними контрольно-про-
пускные органы почему-то издевались особенно злобно и изощренно, перет-
ряхивая все чемоданы, как-будто мстили им, прибывшим из-за кордона, за
свою неприглядную жизнь.
За линией, разделяющей Россию и нейтральную зону, стояли постаревшие
мать и отец и вглядывались в толпу, надеясь увидеть меня. Я помахал им
рукой, и мама, увидев меня, сложила руки на груди, словно благодаря Бога
за то, что я прилетел и нам довелось-таки еще раз свидеться. За родите-
лями стояла шеренга бандитского вида типов, предлагающих свои услуги по
подвозу богатых иностранцев в примечательные места города Москвы. Услуги
эти зачастую совмещались с элементарным грабежом доверчивых и мягкотелых
жителей мира западной демократии.
В подъезде дома, в котором я провел свое детство, стоял запах запус-
тения и разрухи. На лестницах было темно, так как еще работающие лампоч-
ки сразу же выкручивали, а новых достать было невозможно. Какие-то убо-
гие старухи в платках бродили по темным лестницам. У входа стоял самос-
вал, с которого два мужика в ватниках, ушанках и кирзовых сапогах разг-
ружали рваные бумажные мешки с синей размытой надписью "Санотходы". В
одном из мужиков я узнал бывшего маленького мальчика, которого я ког-
да-то видел каждый день катающимся на велосипеде. От мешков, которыми
был уже под завязку забит один из лифтов, пахло гнилью.
- Что же это вы таскаете, Ванечка? - спросила мама.
- Да вермишель на фабрике сгнила, нам с батей её и отдали. Будем кур
разводить, - с готовностью ответил он.
Москва, хотя и изменилась, но не так сильно, как я ожидал. Все было
почти что по-прежнему, даже люди такие же, только появились нищие стару-
хи и дорогие импортные машины. Последующие несколько дней прошли в вере-
нице встреч, каких-то знакомых и впервые встреченных людей, с надеждой
глядящих на меня, спрашивающих: "А где все-таки лучше жить - в Израиле
или в Америке?" и ожидающих, что я открою им истину в последней инстан-
ции. Я авторитетно объяснял им особенности жизни за рубежом, описывал
красоты и размах Америки, в которой русские инженеры процветают и каждая
просверленная дырка приносит фирме миллионы.
Время от времени я аккуратно прислушивался к холодку, то возникавшему
и медленно тлеющему у меня внутри, то затухающему и на время совершенно
не дающему себя знать. Время пролетело незаметно, голова у меня кружи-
лась, и уже пора было улетать...
Я проходил таможню в том же месте, из которого мы улетали глубокой
ночью несколько лет назад. И так же с отчаянием в глазах стояли старики
и махали мне руками, и из глаз их текли слезы. Сейчас через этот узкий
проходик между стойками проходили подтянутые иностранцы, насмотревшиеся
уже вдоволь на заснеженное золотое кольцо России, Красную площадь и Сер-
гиеву лавру. Они везли домой лаковые матрешки, игрушечные самовары и
хохломские ложки. Отполированные поручни тускло светились мертвым метал-
лическим светом.

Тогда мы разбудили в час ночи нашего малыша, которому было всего два
с небольшим года. "Вставай, зайчик, в Израиль полетим," - сказали мы
ему. - "Там в аэропорту всем детишкам дают конфетки". Он с готовностью
вскочил и как взрослый оделся, только глазки были заспанные. Мы в пос-
ледний раз вошли в лифт нашего нового кооперативного дома, квартиру в
котором мы с такими мучениями ждали долгих пять лет, а прожить в котором
успели всего два года.
- Малыш, мы сюда больше не приедем, - сказали мы.
- Приедем, - ответил он уверенно, - конфетки съедим и приедем!
В аэропорту царил жуткий бардак, огромная толпа, нагруженная тюками,
баулами, в большинстве своем состоявшая из беженцев из начинавших полы-
хать республик Средней Азии, штурмовала тот же полированный барьер та-
можни. Нас чуть не смели с ног, каким-то чудом удалось протащить поло-
женные нам четыре чемодана и поставить их на барьер, предназначенный для
погрузки в самолет. Ребенку было жарко, ночь была в разгаре. "Ну, где же
конфетки?" - хныкал он.
Неожиданно ко мне подошел нагловатый парень с припухшей физиономией,
едва пробивавшимися редкими русыми усиками и веснушками на лице.
- Слушай сюда, чемоданчик у тебя негабаритный, грузить нельзя.
- Ты чего, спятил, - удивился я - все по-закону, ты посмотри, какие
тюки люди везут, и ничего, а у нас обычный чемодан, маленький, я только
на прошлой неделе в универмаге купил.
- Ну, как хочешь, пропадет. Неси назад, сдавай провожающим.
- Сколько? - спросил я, наконец поняв, чего он хочет.
- Триста рубчиков давай и погрузим все в лучшем виде! - бодро ответил
парень.
Я только что сдал все остатки советских рублей с нагловатым прищурив-
шимся профилем Ленина, будто планирующего очередные пакости для своих
партийных оппонентов. Ситуация была идиотская, но делать было нечего. Я
подбежал к барьеру и зашипел: "Триста рублей дайте, быстро!" Родственни-
ки заметались, но не подвели. Незаметно зажав деньги в кулаке, я уже
направился к покрытому веснушками зевающему парню, но передо мной не-
весть откуда возник усатый гражданин в сером костюме. "Пройдемте, това-
рищ, со мной", - сказал он. Делать было нечего. Я был заведен в не-
большую комнату и раздет догола. Кроме трехсот рублей ничего компромети-
рующего у меня обнаружено не было и под общее разочарование присутствую-
щих меня отпустили, деньги, правда, конфисковав.
Судьба чемоданов продолжала меня мучать и, выйдя из роковой комнаты,
я подошел к грузчику. Тот спрятал голову в плечи и глухо сказал: "Отойди
от меня, паря, я все видел. Да погрузил я твои чемоданы, мне светиться
ни к чему, отойди быстрее!".
- Папа, ну где же ты был, когда же дадут конфетки, - хныкал сын. - Я
хочу спать!
В пустынных коридорах ночного Шереметьева постепенно накапливалась
толпа отъезжающих. Очередей было две. Одна из них улетала в Америку на
огромном, специально зафрахтованном с этой целью Боинге, который уже
призывно светился огнями на взлетном поле. Вторая ждала самолет Аэрофло-
та, который должен был отвезти нас в Будапешт, где нам предстояла еще
одна пересадка на рейс израильской компании "Эл-Аль".
Внешне две толпы ничем не отличались. Правда, очередь отъезжающих в
Америку чувствовала некоторое внутреннее превосходство перед будущими
жителями Ближнего Востока. У тех даже не было паспортов, заранее отоб-
ранных заботливыми сотрудниками УВИРа. Сбившиеся в кучу, они с некоторой
завистью и любопытством поглядывали на внешне неотличимых от них будущих
жителей Америки, ожидающих щедрой поддержки правительства и самого пре-
зидента Соединенных Штатов. Те, в свою очередь, немного свысока погляды-
вали на неуверенных будущих подданных молодой ближневосточной демокра-
тии.
Все отбывающие на Ближний Восток еще не знали того, что произойдет в
недалеком будущем. Многие из садившихся на тот самолет штурмом взяли бы
барьеры таможни и приползли на коленях в УВИР, моля вернуть им советское
гражданство, если бы узнали, что в недалеком будущем усатый иракский
диктатор будет, усмехаясь, посылать устаревшие советские ракеты с кулач-
ковым механизмом наведения на города Израиля и все они будут сидеть в
противогазах, прислушиваясь к сиренам и взрывам и проклинать тот момент,
когда они решили уехать из заснеженной России.
Вместе с нами сидела девочка лет семи, прижимающая к себе потрепанно-
го плюшевого медвежонка. Она держала его на груди и не желала с ним
расставаться ни на секунду. На соседней скамье расположились старичок,
грудь которого была увешана боевыми орденами, и старушка, тоже с нес-
колькими медалями и с большой авоськой, набитой вещами. На лице ее было
написано отчаяние. Старички как будто сошли с фотографии, изображающей
встречу ветеранов, только лица у обоих были испуганными, как будто нача-
лась новая война.
- Куда, куда мы летим? - шептала старушка. - Вы не знаете, молодой
человек, там действительно по субботам нельзя выходить из дома и есть? -
спросила она меня.
- С чего вы это взяли? - удивился я.
- Да дочка пишет, они живут в каком-то религиозном квартале. А мы ос-
тались совсем одни, друзья все умерли, есть нечего. Кроме детей, ничего
в жизни не осталось, да тут еще соседи напились и на двери свастику на-
рисовали. Боже мой, была встреча ветеранов, пошли на кладбище, так там
рядом старая могила была и по-еврейски написано, так ее всю разворотили.
За что нам до такого дожить пришлось? Нам все равно умирать, так хоть
рядом с детьми. Я так боюсь, не хочется никуда ехать, а что остается де-
лать? Все из-за Горбачева, нельзя было людям свободу давать! - Она под-
жала губы и замолчала, медленно раскачиваясь. Старичок посмотрел на ме-
ня, на малыша как-то натянуто, через силу улыбнулся и отвел взгляд в
сторону.
Объявили посадку, и неожиданно на входе в самолет возникла целая бри-
гада таможенников. "Предъявите сумочки!" - пронзительно закричала толс-
тая дама в мышиного цвета пиджаке, и несколько сытых ребят в серых кос-
тюмах принялись пропускать народ в самолет. Люди, прошедшие уже таможен-
ный досмотр, совершенно такого не ожидали. Многочисленные семейные ре-
ликвии, серебряные ложечки, кольца, цепочки, разложенные по дамским су-
мочкам и сеткам, теперь из этих сумочек вытаскивались, сверялись с тамо-
женной описью и при нахождении несовпадений сразу конфисковывались. Над
толпой стоял стон, какая-то полная женщина отчаянно рыдала. Толстая дама
с погонами довольно и злорадно улыбалась.
Когда самолет с ревом поднялся в воздух, у нашего малыша заложило уш-
ки. Он заплакал, начал вырываться из кресла и кричать: "Папа, мама, я
хочу к себе домой, в мою кроватку!" Этого мы уже не могли выдержать и
расплакались.
В Будапеште потную и уставшую толпу затолкали в тесный и прокуренный
зал ожидания. У дверей зачем-то поставили двух туповатых венгерских пог-
раничников с огромными автоматами. При каждой попытке приоткрыть дверь
на улицу, чтобы впустить в зал хоть немного свежего воздуха, они что-то
грубо кричали по-венгерски и заталкивали взрослых и детей назад в сизое
марево. Глаза закрывались от усталости, дети плакали. Парализованная
старуха с морщинистым землистым лицом лежала прямо на каменном полу на
расстеленном белом платке.
Через несколько часов приехали автобусы и отвезли людей в большой зал
со множеством стульев. Здесь нам предстояло провести еще девять часов,
пока под покровом ночи израильский лайнер не увезет нас в Землю Обето-
ванную.
Я с интересом смотрел на разнородную толпу, мучительно без дела сидя-
щую и слоняющуюся между стульями. Беженцы из Средней Азии сидели по-уз-
бекски на корточках, черные смуглые дети бегали между рядами. Несколько
упитанных и полубритых парней провинциального вида, в потертых джинсах
сидели за длинным столом и строили блестящие планы на будущее. Планы эти
заключались в открытии мастерской по выправлению битых автомобилей, что
упитанные ребята, видимо, умели делать виртуозно. Я с завистью смотрел
на них. Радужные перспективы выпрямления груды мятого металла освещали
жизнь бывших обитателей советских республик. Для них все было просто,
жизнь была очерчена ясно намеченными штрихами, и окружающее нас полуфан-
тастическое зрелище, напоминавшее Исход из Египта, интерпретированный
кинорежиссерами Голливуда, их совершенно не интересовало.
Вскоре мужчин собрали: привезли багаж. Мы разгрузили один грузовик,
затем второй, потом третий. Напрасно я с надеждой обходил горы сумок:
наши чемоданы бесследно пропали. Пропали и мои статьи и рукописи. К
счастью, мы взяли в ручную кладь небольшую сумку с детскими вещами.
Жизнь начиналась почти с абсолютного нуля...
Я вспомнил о том, как несколько раз ездил на склад вещей в аэропорт
Бен-Гуриона в надежде найти пропавшие чемоданы. В огромном, сумрачном
ангаре лежали на полках горой сумки, чемоданы, брезентовые и кожаные ба-
улы. От них исходил запах кожи, ношеных вещей, старого тряпья, гнили,
пустоты, тоски и заброшенности. Многие сумки были вспороты ножом. Из них
торчали наружу тусклые застиранные женские кофточки, детские ползунки с
заштопанными дырками на пятках, ворохом лежали на полу фотографии. На
этих черно-белых карточках еще бушевала исчезнувшая навсегда жизнь. У
деревенских домов стояли группы людей, они женились, рожали детей, цело-
вались, сидели за столами в своих квартирах, уставленных буфетами с рюм-
ками и хрустальными вазами. Потерянность и пустота светилась в огромном
зале. Вещи, лишенные своих хозяев, еще хранящие прикосновения их рук....
Тут и там светились боками бутылки водки, этой универсальной российской
валюты смутных времен. Водка была произведена в различных уголках бывшей
российской империи, по этикеткам можно было изучать географию. По кори-
дорам темного амбара бродили как тени новоиспеченные граждане госу-
дарства Израиль с потерянными лицами и с надеждой найти наконец груду
своего тряпья, увидеть свои жалкие пожитки, связывающие их с прошлой
жизнью, которая безвозвратно ушла в прошлое.

Я отвлекся от воспоминаний. Пока что я находился в Шереметьево и
грузчики бросали чемоданы на транспортер. Быть может, кто-нибудь из них
несколько лет назад украдкой в пьяном угаре потрошил наши жалкие пожит-
ки, в то время как мы ездили на склады бесплатной поношенной одежды.
Мой старый чемодан, сделанный в Румынии во времена уже расстрелянного
Чаушеску, развалился где-то в штате Айова, и мне пришлось купить вместо
него солидный зеленый американский кейз на колесиках. На этот раз вмес-
тилище моих вещей, покрытое кучей импортных наклеек, достойно уплыло ку-
да-то вниз по транспортеру, и я облегченно вздохнул.
Погода окончательно испортилась. По взлетному полю мела поземка. Ка-
залось, вся земля была покрыта маленькими вихрями, поднимающими снежинки
в воздух, кружащими их и снова бросающими на ледяной асфальт. Возбужден-
ные туристы делились последними впечатлениями, обменивались какими-то
открытками и проспектами. Самолет медленно откатил от здания, вот уже
оно почти скрылось в белой мгле.
Заработали турбины, и мы медленно покатились по заснеженной равнине
все дальше и дальше от копошащихся, как муравьи, людей в серо-зеленых
форменных фуражках и погонах. Неожиданно в ровный гул турбин ворвалась
диссонирующая нотка. Вверх-вниз, вверх-вниз, что-то слегка заскрежетало
и толкнуло тело машины, как от порыва ветра. Я с ужасом увидел, что мы
остановились. Стюардессы взволнованно забегали, объясняя что-то пассажи-
рам. Турбины еще немного пожужжали и остановились. Стало слышно, как
снаружи завывает ветер.
Тем временем командир объявил, что одна из турбин не выдержала русс-
ких морозов и ее придется заменять. Пока что ведутся переговоры с конт-
рольной службой Шереметьева о том, что делать с застрявшим на взлетном
поле самолетом.
Неожиданно я вспомнил фотографию, увиденную еще в детстве в каком-то
журнале. На фотографии были показаны обломки американского самолета.
Подпись под картинкой гласила: "Хваленая американская техника часто под-
водит". Кем и когда хваленая, так и осталось навсегда невыясненным. По
крайней мере в нашем случае все закончилось далеко не так трагично, как
на этой фотографии из детства. Я уже чувствовал, что ожидавшая меня пе-
ресадка в Амстердаме откладывается на неопределенное время и, скучая,
посмотрел в иллюминатор.
По бескрайнему снежному полю, устеленному перекатывающимися маленьки-
ми вихрями поземки, семенил мужик в валенках, ватнике и ушанке. Увидев
застывший самолет, он на мгновение замер от изумления, потом почему-то
снял шапку, стукнул себя по голове и от удивления развел руками, что-то
при этом сказав. Я с холодной уверенностью понял, какие именно слова бы-
ли им произнесены в этот момент и, оглянувшись вокруг, понял также, что
я был единственным пассажиром в самолете, который был в состоянии произ-
вести это нехитрое умозаключение. Наверное, так же реагировал бы кре-
постной Петровской поры, увидев на поле у барина огромную алюминиевую
махину с распахнутыми крыльями. Мужик нахлобучил шапку на голову и
вприпрыжку, таща за собой правую ногу, запрыгал куда-то и вскоре скрылся
в бушевавшей белой мгле.
Через несколько минут из пурги вынырнула легковая машина, казалось,
только что побывавшая на Курской дуге. Весь ее корпус был черен от гари
и испещрен рваными дырами, напоминавшими следы от реактивных снарядов.
Ветровое стекло и одна из дверей отсутствовали вовсе, вторая дверь была
наполовину прикручена к корпусу толстой проволокой и болталась при езде.
Машина подкатила к самолету, из нее вылез мужик в валенках, нашедший наш
самолет, и мрачного вида сутулый мужчина в куртке, кирзовых сапогах и
меховой ушанке. Первооткрыватель железной птицы начал оживленно жестику-
лировать руками, подпрыгивать и показывать свою находку обладателю кир-
зовых сапог, похлопывая себя руками по груди и по голове. Его ужимки яв-
но не возымели действия, так как водитель подбитой автомашины почесал
затылок и неопределенно махнул рукой, сделав резкое движение куда-то в
сторону. Он сел в подбитый автомобиль и уехал, почему-то оставив мужика
в валенках на месте. Брошенный первооткрыватель явно ругался, он пару
раз постучал по голове, оживленно жестикулируя, затем зачерпнул снег и
со злостью бросил его в сторону отъезжавшей машины, сплюнул, повернулся
и пошел куда-то в сторону, разводя руками и постепенно скрываясь в снеж-
ной мгле.
Я вспомнил о своей предстоящей в Амстердаме пересадке, и отчаяние,
совершенно иррациональное, охватило меня. Мне казалось, что нас завалит
снегом в этом заснеженном поле, и мы просто потеряемся в неумолимо нас-
тупающем жутком колышащемся белом безмолвии среди деревьев с голыми вет-
ками, обгоревших машин и мужичков в валенках. По весне, когда солнце
растопит сугробы, проржавевшее тело Боинга откатят в сторону и бросят
догнивать на свалке.
Через несколько часов за нами все-таки послали какой-то захудалый
буксир. Он откатил нас обратно, и я снова вошел в коридоры аэропорта, из
которого, как думал, улетел надолго.
Мысль о родных не давала мне покоя, но почему-то ни одного телефо-
на-автомата в свободной зоне не нашлось. В большой, не вполне чистой
комнате ожидания на кожаных диванах сидело огромное количество негров в
длинных национальных одеждах. Некоторым из них места не хватило и они
терпеливо ожидали своего рейса сидя на корточках. У входа на широком
столе стоял телефон ярко-красного цвета. За столиком суетилась высокая
светловолосая девица, ярко накрашенная, в короткой юбке, при каждом по-
вороте приподнимающейся и обнажающей скрывающиеся в таинственном полум-
раке интимные части стройных аппетитных ног. Поднималась юбка довольно
часто, иногда совсем высоко, так как девица все время крутилась вокруг
телефона, то и дело наклоняясь и почти-что ложась грудью на стол. Фан-
тастическое это зрелище это явно увлекало своей динамикой нескольких
ожидающих жителей развивающихся стран, в национальных костюмах сидящих
на корточках. Их рты, раскрывшиеся в довольной улыбке, обнажающей яркие
белоснежные зубы, казалось, не собирались закрываться, а головы исполня-
ли какое-то подобие танца змей, неотступно следуя за колышущимся полум-
раком.
Девица была занята странным занятием. Она подпускала очередного
страждущего к телефону, разрешала ему набрать код родной африканской
республики, а сама при этом глядела на наручные часики и записывала в
тетрадке время. По окончании разговора она на калькуляторе подсчитывала
причитающиеся ей деньги и пыталась изъять их у разговаривающего. На этой
стадии у нее возникали многочисленные конфликты, так как ни одного язы-
ка, кроме русского, она не знала, а нетерпеливые абоненты начинали
яростно спорить по поводу времени, проведенного у телефонной трубки.
Только что какой-то курчавый пигмей отказался платить назначенную
сумму и долго кричал и доказывал, что говорил он не восемь, а пять ми-
нут. Наконец, он в ярости бросил девушке двадцатидолларовую бумажку и
ушел, проклиная все на свете.
- Девушка, а можно с вашего телефона позвонить в Москву? - спросил я.
Она вспыхнула и с облегчением вздохнула.
- Ой, хорошо-то как, я уже не знала, что мне делать, я с ума с ними
сойду, как же хорошо, что вы по-русски говорите! Ну объясните этой чук-
че, что он мне деньги недоплатил! Пожалуйста, всего один доллар минута.
Я несколько обомлел от этой цифры, но делать было нечего, и я, вздох-
нув, положил на стойку пять долларов и набрал свой номер. Голос мамы был
совсем близко, но я уже не мог выйти из аэропорта, сесть на автобус,
идущий к Речному вокзалу, и через час оказаться дома...
Через несколько часов я уже был в Амстердаме, смешавшись с разноязыч-
ной толпой, и вскоре приземлился в аэропорту имени Бен-Гуриона в
Тель-Авиве. Теплый летний ночной воздух, пропитанный влажным ароматом
пальм и цветов, ударил в лицо, как когда-то, когда мы впервые сошли по
трапу на эту землю.
Автобус подвез пассажиров к стеклянным дверям аэропорта. Картина, ко-
торую я увидел, совершенно не укладывалась в привычные рамки. Я не мог
поверить своим глазам. У узких будочек, в которых сидели смуглые девуш-
ки, ставящие в паспортах штампы, дающие разрешение на въезд в Израиль,
плескалась огромная русская толпа, казалось, перенесенная сюда высшей
волей прямо из волжских степей.
Я неожиданно вспомнил грозные предупреждения раввина из Министерства
по делам религий о том, что в последнее время большое число иммигрантов
в Израиль приезжают обманным путем, покупая документы и не имея ни ма-
лейшего отношения к еврейской национальности.
Такого массового и явного подтверждения своих слов он явно не ожидал.
Толпа была точной копией зала ожидания где-нибудь на Казанском вокзале в
Москве. Крестьянского вида востроносые бабы с котомками, скуластые, по-
вязанные платками, по виду откуда-то из Мордвы, совершенно советского
вида мужчины в поношенных костюмах, тоже почему-то с котомками, в кото-
рых белели вещи, завернутые в рваные газеты, девушки помоложе с широкими
бедрами в меховых сапогах, похмельные парни, напоминающие сельских хули-
ганов на прогулке, от которых хотелось по старой привычке шарахнуться в
сторону. На каменном полу лежал один из них, без рубашки, в грязных туф-
лях, громко стонал и ничего не соображал. Мужчина постарше, с бледным,
опухшим лицом сочувственно наклонился над ним.
- Парень, паспорт-то у тебя есть? - спросил он.
- Где мы? - нечленораздельно спросил парень и снова громко застонал.
- В Израиле, в Израиле, дурень! Упился, паспорт у тебя где, дурак? -
Он схватил парня под руки и несколько раз встряхнул его.
- Ребята, оставьте, я полежу, - промычал парень, но мужик рывком пос-
тавил его на ноги и потащил за собой к очереди.
Я на секунду закрыл глаза и с ужасом представил себе, что дела в Рос-
сии, видимо, совсем плохи, если измученное ее население рвется въехать в
крохотный клочок земли, с трудом заметный на политической карте мира.
Жалкий ручеек пассажиров, доставленный рейсом из Амстердама, совершенно
потерялся в огромной степной толпе, с ужасом пытаясь избежать ее. За бу-
дочками паспортного контроля сиял белизной пустой зал аэропорта, и на
плакате бородатый основоположник сионизма Теодор Герцль иронично скрес-
тил руки на груди, словно наблюдая за всем происходящим. "Добро пожало-
вать в Израиль", - гласила надпись и плавно переходила в рекламу лимона-
да "Спрайт" и израильского банка "Дисконт".
Ощущение от всего происходящего у меня было совершенно нереальное,
впечатления и переживания последних недель переполнили меня, и я уже не
пытался анализировать иррациональность наблюдаемой мной сцены. Усатый
таксист, похожий на араба, ласково усадил меня в свой старенький мерсе-
дес, и мы помчались вдоль моря на север. Над горами поднимался нежный
розовый рассвет, белые домики с черепичными крышами осветились розоваты-
ми бликами, и воздух, наполненный ароматами цветения, бил в лицо и на-
полнял собой все окружающее.
Загадка сцены, которую я наблюдал в аэропорту, выяснилась только че-
рез несколько дней, и вся ее ночная магия и загадочность сразу поблекла,
приобретя вполне рациональный оттенок. В эти дни в Израиль приехал на
гастроли бывший Кировский театр оперы и балета, и степная толпа состояла
из плясунов, работников сцены и участников огромных массовок, изображаю-
щих половецкие пляски, князевы дружины и татар.
Кто же мог до такого додуматься?

***

Источники :

https://readli.net/chitat-online/?b=46207&pg=1

https://www.rulit.me/books/durnaya-kompaniya-read-10003-1.html

https://thelib.ru/books/torin_aleksandr/durnaya_kompaniya-read.html

https://4italka.site/proza-main/sovremennaya_proza/103165/fulltext.htm

https://litmir.club/bd/?b=27783

https://lib.ru/NEWPROZA/TORIN/kompaniya.txt

...

Слушать - https://knigavuhe.org/book/durnaja-kompanija/ === https://akniga.org/torin-aleksandr-durnaya-kompaniya

***

РОМАН, ПРОЗА

Дурная компания автор Александр Торин читает Валерия Лебедева

Дурная компания

Время звучания: 08:38:48

Добавлена: 23 декабря 2016

Молодого инженера, героя романа Александра Торина, приглашают на работу в преуспевающую американскую фирму. Искушение велико: залитая солнцем Калифорния, знаменитая Кремниевая долина, центр мировой компьютерной промышленности, высокая зарплата…
Герой и не подозревает, что он попадет в «Дурную компанию». Сюрпризы начинаются с первого же дня. Если хочешь преуспеть в фирме, то должен быть одет в полосатую рубашку, темно-серые или черные брюки, скромный кожаный пояс с золотой пряжкой, черные или коричневые кожаные ботинки и темные строгие носки. При этом на рубашке сзади обязательно должна быть складочка и вешалка. К концу второго дня новому сотруднику компании «Пусик» кажется, что он начинает сходить с ума…

***