12:28 Выстрел. Анатолий Рыбаков. 008 | |
Красавцев вытер губы салфеткой. - Что вы хотите мне сказать? - Вы должны твердо уяснить: никакого, повторяю, никакого отношения к происшествию я не имею. Будь я хоть мало мальски причастен, меня давным давно не было бы в Москве, вообще не существовало бы никакого Валентина Валентиновича Навроцкого. Неужели вы этого не понимаете? Чушь! Ерунда! Какие основания у вас связывать меня с этим делом? - Вы настаивали, чтобы я передал документы Зимину. - Документы лежат на столе, никто их не тронул. - Вторые документы. А первые? - Они пропали с портфелем и, вероятно, из за портфеля. Зимин стал бы нашим человеком, поверьте! Но впутался негодяй, мальчишка, бандит, какой то Альфонс Доде, черт бы его побрал, все испортил. Я не знаю деталей; не хочу знать, меня это не касается. Я чист! А поскольку чист я, чисты и вы. Стыдно паниковать, Красавцев! - Не стыдите меня, пожалуйста! - вспылил Красавцев. - Много на себя берете. Я не утверждаю, что вы имеете отношение к происшествию, как вы изволили выразиться. Но оно имеет отношение к нам. Пока все не закончится, не уляжется, я ничего не могу делать и не буду делать. И вам не советую появляться на фабрике. Исчезните на время. - Исчезнуть? Мне? Когда я ни сном ни духом! Красавцев, будьте мужчиной, не теряйте головы! Все должно продолжаться, как было. - Что именно? - Пять вагонов. - Вы с ума спятили? - Извините, это вы деморализованы убийством Зимина, все это видят, между прочим. - Все равно придется переждать, - уже спокойнее ответил Красавцев. - Назначен новый инженер, надо к нему присмотреться. - Наоборот, - возразил Валентин Валентинович, - сразу ограничьте его: твое дело - производство, мое - сбыт. - Ваше указание, товарищ Навроцкий, будет выполнено, как только вы станете директором фабрики. Валентин Валентинович встал, холодно сказал: - Я дал вам несколько дружеских советов, на мой взгляд, полезных. Главное, будьте спокойны, как спокоен я. Никаких, ни малейших оснований для беспокойства нет по одной простой причине: ни я, ни вы не имеем никакого отношения к этому делу. Я жду ответа. И не задерживайте. Иначе нужные мне пять вагонов я получу в другом месте. Честь имею. --- 32 На Смоленском рынке, у галантерейного ларька, ее ожидал Шаринец. Паштет зашел за ларек и прислушался к их разговору. – К тебе Мишка приходил? – спросил Шаринец. – Ну, приходил. – Почему мне не сказала? – А ты мне кто: дедушка, бабушка? – Схлопочешь! – Сам схлопочешь! – Ты что Мишке говорила? – Ничего. – А он тебе чего? – На фабрику, говорит, иди. – А ты что? – «Что, что»… Ничего! – Еще с Мишкой увижу – убью! – Дурак! – Навешаю! – Боюсь я тебя очень! – презрительно ответила Белка и пошла прочь. Паштет смог выйти из за палатки только вслед за Шаринцом. Против «Гротеска» сидели на тротуаре Шныра и Белка. Шныра пересчитывал бутылки. Белка, подперев подбородок кулаком, мрачно молчала. Шаринец подошел к ним. Подошел и Паштет, уселся рядом со Шнырой. Шаринец ткнул ногой в корзинку с бутылками. – Дерьмом занимаетесь, копейки считаете? – Ты! Осторожнее! – крикнул Шныра. – Разобьешь! – Как ваш Альфонс? – насмешливо спросил Шаринец, косясь на Белку. Ребята молчали. – Говорил: не водитесь. Влип! Попались бы с ним заодно, попарились бы. Они по прежнему молчали. – И с бутылками кончайте! Барахлитесь на помойке! Хотите заработать – дам дело. Настоящее. Соображайте! Шаринец вошел в «Гротеск». – Пойди, Белка, сдай бутылки! – сказал Шныра. – Не пойду. – Почему? – Не хочу. – Чего же ты хочешь? – Ничего не хочу! Умереть хочу! Надоели все! – Да, скучно без Витьки, – сказал Паштет. – Шаринец радуется, что Витьку посадили, гад! – добавил Шныра. – Из за него Витька и сидит, – сказала вдруг Белка. – Почему из за него? – в один голос спросили Шныра и Паштет. Белка всхлипнула, вскочила, крикнула: – А ну вас всех! И побежала по переулку. Из «Гротеска» вышли Шаринец и еще какой то человек и скрылись за углом. Шныра и Паштет пошли за ними. 33 Допрос, который учинил ей Шаринец, не случаен. Забеспокоился после разговора на чердаке. Значит, не зря, тогда на чердаке, Шаринец показался ему таким подозрительным. Не случайно и появление Навроцкого в «Гротеске». Следователь Свиридов, давний знакомый Миши, вызывал его. Миша рассказал тогда о вагоне, о Навроцком и Красавцеве, рассказал все, что знал и что предполагал. Свиридов своего отношения не высказал. «Посмотрим, поглядим». Но теперь у Миши не только предположения. Шаринец! Новый персонаж, еще неизвестный следствию. Миша тут же позвонил Свиридову. Того не было на месте. Миша звонил еще, но застал его только на следующий день к вечеру. Свиридов попросил немедленно приехать. Миша поехал, хотя на этот вечер договорился встретиться с Эллен Буш после ее выступления. Обидно! Но ничего не поделаешь. Миша рассказал Свиридову все подробно, начиная с разговора с Фургоном и кончая тем, что крикнула Белка возле «Гротеска». – Ты поздно пришел! – сказал Свиридов. – Поздно? – Попов Владимир Степанович, он же Шаринец, – убит. Миша ошеломленно смотрел на Свиридова. – Когда твои ребята видели его в последний раз? – Позавчера, часов в пять, наверно. Он вышел с кем то из «Гротеска». – В тот вечер его и убили. В лесу, недалеко от платформы «Девятнадцатая верста» Брянской железной дороги. Труп найден вчера. – Навроцкий! Валентин Валентинович! – убежденно сказал Миша. – В ту ночь Навроцкий мирно спал дома. Кроме того, Шаринец убит из револьвера, вот пуля… – Свиридов вынул из ящика стола маленькую приплюснутую свинцовую пульку – того же калибра, что и пуля, которой убит Зимин. Этого револьвера у Навроцкого не было и нет. Вероятнее всего, Шаринца убил человек, который вышел с ним из пивной «Гротеск». – Поговорите со Шнырой и Паштетом, ведь они видели этого человека. – Ты думаешь, они узнают? Они его запомнили? – Конечно! Они шли за ними до трамвайной остановки. Шаринец и этот человек сели в трамвай, на «четверку», и как раз в сторону Брянского вокзала. – Вот видишь! Значит, не Навроцкий, а, скорее всего, именно этот человек убил Шаринца. Но звать сюда ребят я не буду. Приблизительное описание ничего не даст, неточное – собьет со следа. Тебе тоже не следует с ними об этом говорить. – Они все равно узнают, что Шаринец убит. – Пусть. Только не от тебя. – Почему? – Видишь, что делается, – убивают. – Могут и меня? – усмехнулся Миша. – Могут и тебя. За этим стоят люди пострашнее Навроцкого. – А Навроцкий? – Убивал не он. – Выходит, убил Витька Буров? – Я этого не сказал. – Витька ни при чем, – убежденно сказал Миша, – теперь это абсолютно ясно. Витька в тюрьме, никакого отношения к убийству Шаринца он не имеет. На Шаринце они засыпались… – Он с торжеством повторил: – Они попались на Шаринце: устранили сообщника. – Еще не видно связи между обоими убийствами, – возразил Свиридов, – кроме предположения, что они убиты из одного нагана. – Этого мало? – Мало, пока это предположение; много, когда будет установленным фактом. – Но ведь Белка сама сказала, что из за Шаринца посадили Витьку, – настаивал Миша. – Кто это подтверждает? – Как кто? Шныра и Паштет. – Не хотят ли они выручить своего предводителя и друга? – Почему вы им не верите? Спросите Белку. – Она скажет правду? – В Белке я не уверен… – Вот видишь! – Но ведь Шаринца убили не случайно. – Безусловно! Вопрос в том, в чьих интересах. – Навроцкого с Красавцевым! – упорствовал Миша. – Доказательства? – Они заинтересованы в документах, похищенных у Зимина. – Документы найдены. – Да? Где? – Подкинуты в почтовый ящик Зиминых. Кто подкинул? Опять Навроцкий? – Не знаю, – растерянно ответил Миша. – А не могли это сделать твои мальчики? – Сомневаюсь. – Подумай! Буров выкинул документы из портфеля; они где то валялись; мальчишки положили их в почтовый ящик. – Я верю этим ребятам, – сказал Миша. – Я тоже хотел бы верить, – вздохнул Свиридов, – только одной веры маловато. 34 Опасается, таится, осторожничает, сбивает со следа. Обидно немного; можно бы рассчитывать на большее доверие. Свиридов ни в чем не поколебал его, ни в чем не разубедил. На минуту закралась мысль, что Шныра мог подбросить документы в ящик Зиминых по поручению своего отца, кладовщика Панфилова. И все же нет! Шныра – хмурый, замкнутый парнишка, но на подлость не способен. А ведь кто то положил документы в ящик Зиминых. Скорее всего, сам Навроцкий – вот, пожалуйста; по вашему, я заинтересован в документах, ан нет, вот они, не из за документов все произошло, значит, я не при чем. И кто то видел же его, видел, как он входил в подъезд, младшие классы уже на каникулах, ребята целый день околачиваются во дворе, – так и прошел Навроцкий незамеченным? В одном подъезде с Зиминым жил Саша Панкратов. Встретив его во дворе, Миша спросил: – Ты помнишь человека, который вмешался тогда, когда Витька бросился на меня с финкой? Он крикнул сверху, что все видел. – Конечно, помню. – Ты не видел: входил он вчера позавчера в ваш подъезд? – Нет, – ответил Саша. – А Юра не входил? – Не знаю. Я их видел возле школы, – сказал Саша. – Когда? – Недели две назад. – Их все видели, – пожал плечами Миша. – Все не могли видеть, это было во время урока, – сказал Саша. – Нет, на большой перемене. – В этот день я был дежурным, – возразил Саша. – Утром, во время лабораторных, Юра вышел на улицу. Я спросил: «Ты куда?» Он ответил: «Передать ключи отцу». А то был не отец, а этот Тип Иванович. – Ты не помнишь точно, когда это было? – Можно посмотреть по журналу дежурств. – И Юра передал ему ключи? – Юрка протянул руку, может быть, они просто поздоровались. – А ты бы сказал: «Рукопожатия отменяются», – пошутил Миша. – Слушай! Это было не в тот день, когда на учкоме, помнишь, Генка разбирал стихи Зои? – Точно! – подтвердил Саша. Миша вспомнил, как растерялся Юра, когда Генка позвал его на учком, как нервничал на заседании, вспомнил приход Навроцкого, как быстро пошел ему навстречу Юра, как потом оставил их вдвоем с Людой, а сам вошел в школу. И ведь никогда, ни до, ни после этого, Валентин Валентинович в школу не приходил. И самое главное: Юра соврал! Соврал! И кому? Пионеру Саше Панкратову! Будь у него совесть чиста, он не то чтобы оправдываться, объясняться, он бы с ним разговаривать не стал, дал бы щелбана и спокойно вышел бы на улицу. А он соврал! Не хотел, чтобы видели, как он выходит на улицу, как встречается с Навроцким, и потому, наткнувшись неожиданно на дежурного, растерялся, хоть этим дежурным был всего навсего пионер Саша Панкратов. Почему хотел скрыть свидание с Навроцким? Ведь на большой перемене он открыто, на глазах у всех с ним встретился. На большой перемене свидание может быть случайным, мало ли кто проходит в это время мимо школы, а во время уроков это свидание заранее условленное, срочное, тайное. Именно поэтому Юра оробел и растерялся перед пионером Сашей Панкратовым, соврал, что идет к отцу. И ключи какие то приплел… Почему именно ключи? Безусловно, Юра не участвовал в убийстве Зимина, но отношения с Навроцким существуют, близкие отношения. Тогда, на фабрике, он наверняка слышал, что сказал Красавцев Панфилову, слышал, но покрывал Навроцкого. Стояли жаркие июньские дни. В школе шли консультации, сдача несданного, все на ходу; учителя, такие вчера строгие, взыскательные, обстоятельные, теперь торопились; младшие классы уже на каникулах, аудитории пустовали, через день два будут выдавать свидетельства об окончании школы. Кончаются занятия, кончается школа… На последнем бюро обсуждали, кого рекомендовать в председатели учкома на будущий год. Миша предложил Сашу Панкратова. Только только передали в комсомол? Ну и что? Толковый парень, смелый, принципиальный. С ним согласились, – хорошая кандидатура. И другие ребята ничего: Нина Иванова, Максим Костин… И всегда кажется, что тот, кто придет после тебя, будет хуже, но ведь и те ребята, которых сменил он, Миша, тоже считали его маленьким, боялись, что дальше будет не так. Не так, конечно, по другому, а ничего, работал. Миша остановил Юру и Люду на лестнице. Не хотелось бы при Люде, но другого выхода нет. – Юра, помнишь историю с вагоном для Навроцкого, ты мне ответил тогда, что не прислушиваешься к чужим разговорам, помнишь? – Я действительно не прислушиваюсь к чужим разговорам. – Потом я довольно громко сказал Панфилову об этом вагоне, ты тоже не слышал? – Не помню… Может быть, и слышал, но не существенно, не засоряю память. – Прекрасно! – продолжал Миша. – После случая с вагоном ты, Юра, утром, во время лабораторных, выходил на улицу. – На улицу? Во время занятий? Может быть… Не помню. – Ах, так… Этим ты тоже не хочешь засорять мозги… Напомню. В этот день дежурил Саша Панкратов. Ты ему сказал, что должен передать ключи от квартиры своему отцу. – А… Да… Что то припоминаю. – И ты передал папе ключи? – По видимому. – Ты не передал отцу ключи, в этот день твой отец с девяти до часу вел прием в больнице на Басманной и никуда не отлучался. – Откуда ты знаешь, что не отлучался? – А я специально ездил в больницу, проверял это обстоятельство. Юра насмешливо сказал: – Я думал, что времена кортика и бронзовой птицы давно прошли. Оказывается, ты все еще играешь в эти игры. Ну что ж! Да, я виделся в тот день с Валентином Валентиновичем. Больше того, я дружу с ним, ты это точно подметил. Дружу и горжусь этой дружбой, представь себе! Бываю с ним на ипподроме, на бегах, даже играю в тотализатор. – И выигрываешь? – Случается. – Поздравляю. – Спасибо. Но это мое личное дело, ни перед кем я не обязан отчитываться. Что касается Саши Панкратова, то ему померещилось. Ни об отце, ни о ключах я не говорил. У него богатая фантазия, у Саши Панкратова. – Ну что ж, – сказал Миша, – не лучше ли по другому? – Что ты имеешь в виду? – «Часть прав своих в пучину я бросаю и тем корабль свой спасаю…» – Не дави на психику! За девять лет мне все это достаточно надоело! – К тому же, оказывается, ты еще и истерик! – заключил Миша. – Извини, Люда, задержал вас. Счастливо! 35 – Школа окончена, а Миша по прежнему воображает себя начальником. Смешно на него смотреть. Люда молча шла рядом с ним. В руках у нее был черный клеенчатый портфель, тот самый, из которого он вытащил ключи. Юра покосился на него и продолжал: – Я разговаривал с Валентином Валентиновичем… Что было с вагоном… Я понимаю, во что Миша ввинчивается… Но какая бестактность – говорить об этом при тебе. – Действительно, какая невоспитанность! Что то странное прозвучало в ее голосе. Люда смотрела прямо перед собой. Обычное ее серьезное, нежное лицо с тонкими стрелочками бровей, каштановые кудряшки, зеленоватые глаза. Они шли мимо кондитерской на углу. – Зайдем в «Чрево»… – предложила Люда. – С удовольствием! – ответил Юра, но в душе немало подивился; только что убили отца, а ей хочется пирожного. Кондитерская была крошечная, как и все подобные частные заведения, налог с которых зависел от их размера. Когда то, в пятом или шестом классе. Кит съел здесь на спор четырнадцать пирожных, а пятнадцатого съесть не смог и, согласно уговору, должен был сам заплатить. Если бы съел пятнадцать, то платил бы Юра – спор был с ним. Денег у Кита не оказалось, хозяин не выпускал его из кондитерской весь день, пока ребята собирали деньги и выручили Кита. С тех пор кондитерская эта называлась «Чрево Кита» или просто «Чрево»… Люда села за столик. Юра отправился к стойке. – Тебе каких? – Одну картошку и один эклер. – Себе я возьму картошку и наполеон. Он вернулся с пирожными на тарелке и бутылкой лимонада. – Вкусная картошка, – похвалила Люда. – Здесь всегда все свежее. Люда доела картошку, вытерла губы платочком и будничным голосом, будто они продолжают разговор о пирожных, произнесла: – Теперь, Юра, расскажи мне все. – Что именно? Он действительно не сразу сообразил, о чем она спрашивает. – Расскажи мне то, чего ты не захотел рассказать Мише. – Я тебя не понимаю, – растерянно пробормотал он. – Прекрасно понимаешь. Или я неясно выражаюсь? Она смотрела на него своими зелеными глазами, и он вдруг ощутил страх перед ее твердым, холодным, выжидающим взглядом… Неужели знает о ключах? Откуда? Валентин разоткровенничался? Не может быть! – Повторяю тебе: я не понимаю, о чем ты спрашиваешь. – Я спрашиваю про историю с вагоном. Слава богу… – Люда, и ты о том же… Господи, обыкновенная фабричная история: дают вагон, не дают вагон, грузят, разгружают, отпускают, отменяют, один успел отправить, другой не успел, Валентин Валентинович успел, Мише Полякову это не нравится, что тут поделаешь?.. Ей богу, не ломай над этим голову, это так несущественно. Хочешь еще пирожного? – Спасибо, у меня есть. Значит, об этом ты не хочешь говорить. – Нет, почему, если тебе угодно… – Ты не хочешь говорить, – повторила Люда четким голосом, каким обычно отвечала уроки, – ты не хочешь говорить, и я не настаиваю. Второй вопрос: зачем во время лабораторных к тебе приходил Навроцкий? Она сказала не Валентин Валентинович, а Навроцкий. И как смотрит! Никогда не видел ее такой. Черт возьми, знает она о ключах или нет? – Люда, а почему ты меня допрашиваешь? – Я тебя не допрашиваю. Допрашивать тебя будут в другом месте. Я с тобой беседую всего лишь. Миша, по твоему, продолжает свои игры. Возможно. Но для меня игры кончены: у меня убили отца. Черт возьми, как она смотрит! Сумасшедшая, честное слово! – Не меня ли ты подозреваешь в этом? – Юра, в последний раз: зачем ты выходил к Навроцкому? Опять она говорит – Навроцкий! Юра отодвинул тарелку, лимонад, поставил локти на стол. – Ты чудачка! Хорошо! Я не хотел, не имел права говорить, я связан честным словом. Но поскольку ты придаешь этому такое значение, я скажу: Валентин Валентинович говорил со мной о наборе. – О каком наборе? – Косметическом, который он принес твоей маме. – Он не преподносил маме никакого набора. – Как это?! – Он не преподносил маме никакого набора. – Да ты что?! Он его подарил, причем довольно оригинальным способом. – Подарил… Оригинальным способом… Набор… Как ты думаешь, могла моя мама взять от него какой то подарок? С чего ты взял? Он сам это сказал? Юра ошеломленно смотрел на нее. – Я у тебя спрашиваю: он тебе сам это сказал? – Видишь ли… – Юра лихорадочно обдумывал, что ему сказать; он все начинал понимать, начинал догадываться. – Ты меня вынуждаешь говорить такие вещи. Он не сказал, что подарил, он сказал, что хочет подарить, и хотел это сделать через меня… Люда молча слушала. – Ну вот, – продолжал Юра, – я, естественно, отказался все же, признайся, несколько щекотливое предложение… Тогда он сказал, что сделает это сам. Вот и все. – А что за оригинальный способ? – Ну, он так сказал… «Это будет оригинально» – вот так он сказал… – Нет, я слышала слово «способ»… – Возможно, я оговорился… Ты ведь знаешь, он любит такие «изящные» обороты… – Твои объяснения меня не удовлетворяют, ты не договариваешь. – Ну, знаешь… Я тебе все сказал, даже больше, чем следовало. *** === 36 Страх перед возмездием охватил его. И страх перед Валентином Валентиновичем: этот человек не остановится ни перед чем, убьет его так же, как убил Зимина. Ни о чем не спрашивать, не выяснять, не рассказывать, не ходить к Валентину, отойти в сторону, порвать, отговориться тем, что готовится в институт… Мысль! Уехал на дачу готовиться к экзаменам. Валентин не посмеет явиться на дачу, незнаком с его родителями. Так постепенно все забудется. Нет, не забудется. Витька арестован, идет следствие. Миша Поляков что то подозревает, и Люда тоже подозревает. Доберутся до Валентина, доберутся и до него. А может быть, он все выдумывает, может быть, ничего нет. Валентин – убийца! Невозможно!.. Невозможно!.. Спешат прохожие, громыхают трамваи, дребезжат пролетки, все как всегда. Он причастен к убийству?! Не может быть! К Валентину немедленно, не откладывая, он все объяснит, расскажет, успокоит… С замирающим сердцем нажал он кнопку звонка. Там, за дверью, его судьба. В сетке, туго стягивающей влажные блестящие волосы, Валентин Валентинович был похож на молодого человека с рекламы туалетной воды «Вежеталь». Скользнул взглядом по Юре. – Чем ты взволнован? – Почему?.. Шел из школы, зашел… Окно открыто. При открытом окне Валентин ничего с ним не сделает. Шум двора прибавил Юре смелости. – Миша Поляков пристает ко мне с вагоном, помните, что тогда отправили. – Он и ко мне с этим привязывался, – ответил Валентин Валентинович небрежно. – Ну и что? – Я просто так рассказываю… – Ах, так? Ну, рассказывай! – Вот и все! – Может быть, не все? Даже не предложил сесть. Развалился в кресле, покачивает ногой, легонько трогает сетку на голове. – Видите ли, – неуверенно начал Юра, – у нас такой порядок: во время занятий нельзя выходить из школы. – Такой порядок во всех школах. – В других школах есть гардеробщицы, они запирают дверь, а у нас самообслуживание, ключ в дверях, ставка на сознательность. Валентин Валентинович покачивал ногой, трогал повязку на голове. – Когда я выносил ключи, – продолжал Юра, – меня заметил дежурный по школе и доложил Мише Полякову. – Почему именно ему? – Он председатель учкома. – И ему докладывается каждый такой случай? – Когда как… – Дежурный видел тебя, но разве он знает меня? – Да, он живет в нашем доме и знает вас. – Как его имя? – Саша… Саша Панкратов. – И видел, что ты передал мне ключи? – Нет, он не видел. – Что же тебя беспокоит? Мы с тобой не скрываем нашего знакомства. Выходил во время уроков… Тебя за это накажут? – Просто я хотел вам сказать: Миша Поляков выискивает факты против вас. – Зачем? – Мне кажется… Он даже так говорит… Вагон он связывает с документами, которые похитили у Зимина. Валентин Валентинович поднял красивые, тонко очерченные брови. – Большой криминалист! А с убийством Зимина он этого не связывает? – Не знаю. – А ты? – Что я? – Ты связываешь вагон, то есть, будем прямо говорить, меня, с кражей документов и с убийством? – Что вы, Валентин Валентинович, как вы можете даже спрашивать про это? – Слава богу! Валентин Валентинович подошел к зеркалу, осторожно, обеими руками снял сетку с головы, расчесал волосы, чуть чуть подбил, чтобы не выглядели прилизанными, положил повязку на туалетный столик, не оборачиваясь, бросил: – Чего стоишь? Садись. Юра сел на диван. Валентин Валентинович повернул голову в одну сторону, в другую, любуясь прической, потом подошел к окну и закрыл его. Юра обомлел. Этого он боялся больше всего. Но ни подняться, ни двинуться с места не мог. Валентин Валентинович снова уселся в кресло, подтянул брюки, закурил папиросу, выпустил длинную струю дыма. – Ну, рассказывай! – Что? – Что тебя привело ко мне? – Видите ли, – робко проговорил Юра, вцепившись в диван и пытаясь таким образом унять или хотя бы скрыть дрожь пальцев, – Люда мне сказала, что косметический набор вы ее маме не дарили. – Ну и что? – Ведь для этого вы взяли ключи. – Да, для этого я взял ключи. Но когда я тебе говорил, что вошел в квартиру и положил набор? Говорил я тебе это? – Нет, не говорили. – Так вот… Я не заходил в квартиру. Не решился. А тебе не сказал, не хотел выглядеть перед тобой трусом. Походил, походил вокруг дома и не зашел. И слава богу. Наше с тобой счастье! Как бы мы выглядели теперь, после всего, что произошло? Моя глупая затея – а я теперь вижу, что она глупая, – кончилась ничем. Все пустяки, и история с ключами пустяки. Зимина убили через две недели после того, как ты дал мне ключи. И ключи были у меня ровно полтора часа – так ведь? – Да, так. - Успокоился ты на этот счет? - А я и не беспокоился. Может быть, Юру и не удовлетворили объяснения Валентина Валентиновича, что то странное в этой истории… Но его успокоил вид Валентина Валентиновича, его безмятежность, то, как аккуратно делал он прическу, снимал сетку с головы. Человек, над которым тяготеет подозрение в убийстве, не может так тщательно укладывать волосы. - Прекрасно! - Валентин Валентинович переложил ногу на ногу. - А теперь мне интересно знать, как у тебя с Людой возник разговор о косметическом наборе? К этому вопросу Юра был готов, ожидал его. И хорошо понимал: ни под каким видом не должен признаваться, что речь шла о ключах; этого Валентин ему не простит, о ключах никакого разговора не было. - Видите ли, Миша Поляков спрашивал, зачем я выходил к вам во время уроков. Спрашивал при Люде. Я, естественно, отказался отвечать: какое его дело! Вообще, он все время говорил о вас. Потом мы с Людой вышли на улицу и продолжили разговор. Валентин Валентинович пристально смотрел на Юру. - Ты ей что нибудь сказал о ключах? - Что вы! - воскликнул Юра с негодованием, совершенно искренним потому, что говорил правду. - Ни о каких ключах я ей не говорил, о ключах даже речи не было. - А Мише или еще кому нибудь ты говорил о ключах? - Никому. - Ты правду говоришь? - Абсолютную. То, что он сказал Саше Панкратову насчет каких то ключей для папы, не имеет ровно никакого значения. Не надо еще больше запутывать. *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** Источник : https://4italka.su/priklucheniya/detskie_priklyucheniya/47237/fulltext.htm *** *** А. Рыбаков. Выстрел *** Последнее лето детства HD 1974 Все серии СССР Приключения *** *** --- ПОДЕЛИТЬСЯ ---
--- ---
--- --- --- Кортик. Рыбаков А.Н. 001. Часть первая. Ревск Кортик. Рыбаков А.Н. 004. Часть вторая. Двор на Арбате Кортик. Рыбаков А.Н. 007. Часть третья Новые знакомства Кортик. Рыбаков А.Н. 009. Часть четвертая Отряд № 17 Кортик. Рыбаков А.Н. 011. Часть пятая Седьмая группа «Б» Кортик. Рыбаков А.Н. 013. Часть шестая Домик в Пушкине --- --- Кортик. Фильм по повести Анатолия Рыбакова (1973) --- А. РЫБАКОВ «КОРТИК». Аудиокнига. Читает Всеволод Кузнецов --- --- "А. РЫБАКОВ «БРОНЗОВАЯ ПТИЦА». Аудиокнига. Читает Всеволод Кузнецов" --- --- --- Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 001 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 002 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 003 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 004 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 005 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 006 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 007 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 008 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 009 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 010 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 011 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 012 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 013 Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков. 014 === --- ---
---
--- --- Словарь Батлерианского джихада --- ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход... --- --- 009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001 --- ***
*** *** *** *** --- АудиокнигиНовость 2Семашхо*** *** Прикрепления: Картинка 1 | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |