Кортик. Рыбаков А.Н. 005 - 30 Мая 2023

Главная » 2023 » Май » 30 » Кортик. Рыбаков А.Н. 005

15:20

Кортик. Рыбаков А.Н. 005

===

Глава 22. Кино «Арс»
Сталкиваясь головами, мальчики читали записку Журбина. На белом бланке карандашом было написано: «Товарищ Сахаров! Инициативу ребят надо поддержать. Работа с детьми — дело важное, для клуба особенно. Прошу вас обязательно помочь детям нашего дома в организации драмкружка. Журбин».

- Все в порядке, - сказал Шура. - Я так и знал, что Журбин поможет. Завтра соберем организационное собрание, а пока всего хорошего… - Он многозначительно посмотрел на ребят. - Я тороплюсь на важное совещание…

- Ох, и строит же он из себя! - сказал Генка, когда Шура ушел. - Так его и ждут на важном совещании. Отлупить бы его как следует, чтобы не задавался!

Миша, Генка и Слава сидели на каменных ступеньках выходного подъезда кино «Арс». Вечер погрузил все предметы в серую мглу, только в середине двора чернела чугунная крышка пожарного колодца. Бренчала гитара. Слышался громкий женский смех. Арбат шумел последними вечерними звуками, торопливыми и затихающими.

- Знаете, ребята, - сказал Генка, - в кино можно бесплатно ходить.

- Это мы знаем, - ответил Миша, - целый день рекламу таскать… Очень интересно!

- Вот если бы иметь такую тележку, как у акробатов! - Генка причмокнул губами. - Вот на ней бы рекламу возить… Это да!

- Правильно, - подхватил Миша, - а тебя вместо ослика…

- Его нельзя вместо ослика, - серьезно сказал Слава, - ослики рыжие не бывают…

- Смейтесь, смейтесь, - сказал Генка, - а вот Борька наймется рекламу таскать и будет бесплатно в кино ходить.

- Борька не наймется, - сказал Миша, - Борька теперь марками спекулирует. Интересно, где он марки достает?

- Я знаю где, - сказал Генка, - на Остоженке, у старика филателиста.

- Да? - удивился Миша. - Я там сколько раз был, ни разу его не видел.

- И не увидишь. Он к нему со двора ходит, с черного хода.

- Странно! - продолжал удивляться Миша. - Что же, он таскает марки, что ли? Он ведь их по дешевке продает…

- Уж это я не знаю, - сказал Генка, - только ходит он туда. Я сам видел…

- Ну ладно, - сказал Миша. - Теперь вот что: знаете, про что мне Журбин рассказал?

- Откуда мы знаем, - пожал плечами Слава.

- Так слушайте. Он мне рассказал про этих самых ребят с Красной Пресни. Они называются «юные пионеры». Вот как они называются.

- А что они делают? - спросил Генка.

- Как - что? Это же детская коммунистическая организация. Понимаешь? Ком-мунистическая. Значит, они коммунисты… только… ну, ребята… У них знаешь как? У них все по-военному.

- И винтовки есть? - спросил Генка.

- А как же! Это знаешь какие ребята? Будь здоров!

Немного помолчав, Миша продолжал:

- Журбин так сказал: «Занимайтесь своим кружком, посещайте клуб, а там и пионерами станете».

- Так и сказал?

- Так и сказал.

- А где находится этот отряд? - спросил Слава.

- При типографии, в Краснопресненском районе. Видишь, я все точно узнал. Не то что ты.

- Хорошо б пойти посмотреть! - сказал Слава, пропуская мимо ушей Мишино замечание.

- Да, не мешает сходить, - согласился Миша. - Только надо адрес узнать, где эта самая типография находится.

Мальчики замолчали. Через открытые для притока воздуха выходные двери кино виднелись черные ряды зрителей, над которыми клубился светлый луч киноаппарата. Мимо ребят прошла Алла Сергеевна, Славина мать, красивая, нарядная женщина. Увидев ее, Слава поднялся.

- Слава, - сказала она, натягивая на руки тонкие черные перчатки, - пора уже домой.

- Я скоро пойду.

- Не задерживайся. Даша даст тебе поужинать, и ложись спать.

Она ушла, оставив после себя запах тонких духов.

- Мама на концерт ушла, - сказал Слава. - Знаете что, ребята? Пошли в кино! Ведь сегодня «Красные дьяволята», вторая серия.

- А деньги?

Слава замялся:

- Мне мама дала два рубля. Я хотел ноты купить…

Генка вскочил:

- Что же ты молчишь? Пошли в кино! Где ты сейчас ноты купишь? Все магазины уже закрыты.

- Но я могу завтра купить, - резонно ответил Слава.

- Завтра? Завтра будет видно. И вообще никогда ничего не надо откладывать на завтра. Раз можно сегодня идти в кино - значит, надо идти.

Мальчики купили билеты и вошли в кино. От входа узкий коридор вел в тесное фойе. На стенах вперемешку с ветхими афишами и портретами знаменитых киноактеров висели старые плакаты. Красноармеец в буденовке устремлял на каждого указательный палец: «А ты не дезертир?» В «Окне РОСТА» под квадратами рисунков краснели строчки стихов Маяковского. Над буфетом с засохшими пирожными и ландрином висел плакат: «Все на борьбу с детской беспризорностью!»

Мальчики купили билеты и вошли в кино.

---

Здесь была самая разнообразная публика: демобилизованные в кепках и военных шинелях, работницы в платочках, парни в косоворотках, пиджаках и брюках, «напущенных» на сапоги. Раздался звонок. Публика заторопилась в зрительный зал, спеша занять лучшие места. Погас свет. Киноаппарат начал яростно стрекотать. Разнесся монотонный аккомпанемент разбитого рояля. Зрители теснились на узких скамейках, шептались, грызли подсолнухи, курили, пряча папиросы в рукав…

Картина кончилась. Ребята вышли на улицу, но мыслями они были там, с «красными дьяволятами», с их удивительными приключениями. Вот это настоящие комсомольцы! Эх, жалко, что он, Миша, был в Ревске еще маленьким! Теперь-то он знал бы, как разделаться с Никитским. Вот и кончился первый день каникул. Пора домой. На улице совсем темно. Только освещенный вход «Арса» большим светляком дрожал на тротуаре. За железными сетками тускнели фотографии. Оборванные полотнища афиш бились о двери.

===

Глава 23. Драмкружок
Когда на следующий день Миша пришел во двор, он заметил дворника, дядю Василия, выходившего из подъезда черного хода с молотком и гвоздями в руках. Миша зашел в подъезд и увидел, что проем, ведущий в подвал, заколочен толстыми досками. Вот так штука! Он выбежал из подъезда. Дядя Василий поливал двор из толстой брезентовой кишки.

- Дядя Василий, дай я полью! - попросил Миша.

- Нечего, нечего! - Дворник, видимо, был не в духе. - Много вас тут, поливальщиков! Баловство одно.

Миша испытующе посмотрел на дворника и осторожно спросил:

- Что это ты, дядя Василий, плотничать начал?

Дядя Василий в сердцах тряхнул кишкой и обдал струей воды окна второго этажа.

- Филин, вишь, за свой склад беспокоится, а ты заколачивай. Пристал, как репей. Из подвала к нему могут жулики залезть, а ты заколачивай. В складе-то, окромя железа, и нет ничего, а ты, обратно, заколачивай. Баловство одно!

Вот оно что! Филин велел забить ход в подвал. Тут что-то есть. Недаром Борька не пускал его вчера в подземный ход… Это все не зря! Борька торговал у подъезда папиросами. Миша подошел к нему:

- Ну, пойдем в подвал?

Борька осклабился:

- Держи карман шире! Ход-то заколотили.

- Кто велел?

Борька шмыгнул носом:

- Кто? Известно кто: управдом велел.

- Почему он велел? - допытывался Миша.

- «Почему»… «Зачем»… - передразнил его Борька. - Чтобы мертвецы не убежали, вот зачем… - И, отбежав в сторону, крикнул: - И чтобы ослы вроде тебя по подвалу не шатались!..

Миша погнался за ним, но Борька юркнул в склад. Миша погрозил ему кулаком и отправился в клуб… Записка Журбина подействовала. Митя Сахаров отвел ребятам место, но предупредил, что не даст им ни копейки.

- Основной принцип театрального искусства, - сказал он, - это самоокупаемость. Привыкайте работать без дотации… - И он наговорил еще много других непонятных слов. Шурка Большой назначил испытания поступающим в драмкружок. Он заставлял их декламировать стихотворение Пушкина «Пророк». Все декламировали не так, как следовало, и Шура сам показывал, как это надо делать. При словах: «И вырвал грешный мой язык» — он делал зверскую физиономию и отчаянным жестом будто вырывал свой язык и выбрасывал его на лестницу. У него это здорово получалось! Маленький Вовка Баранов, по прозвищу Бяшка, потом все время глядел ему в рот, высматривая, есть там язык или уже нет. После испытаний начали выбирать пьесу.

- «Иванов Павел», - предложил Слава.

- Надоело, надоело! - отмахнулся Шура. - Избитая, мещанская пьеса. - И он, гримасничая, продекламировал:

Знаем мы этого Кира!.. Нет, не пойдет, - добавил он не допускающим возражений тоном. После долгих споров остановились на пьесе в стихах под названием «Кулак и батрак»: о мальчике Ване - батраке кулака Пахома. Шура будет играть кулака. Генка - мальчика Ваню, бабушку мальчика Вани - Зина Круглова, толстая смешливая девочка из первого подъезда.

Миша не принимал участия в испытаниях. Подперев подбородок кулаком, сидел он за шахматным столиком и все время думал о подвале. Борька обманул его, нарочно обманул. Он сказал отцу, и Филин велел заколотить ход в подвал. Значит, есть какая-то связь между подвалом и складом, хотя склад находится в соседнем дворе. Что же угрожает складу, где хранятся старые, негодные станки и части к ним? Эти части валяются во дворе без всякой охраны. Кому они нужны? Кто полезет туда, особенно через подвал, где нужно ползти на четвереньках?.. И потом, ведь Филин - может быть, это тот самый Филин, о котором говорил ему Полевой. Миша вспомнил узкое, точно сплюснутое с боков, лицо Филина и маленькие, щупающие глазки. Как-то раз, зимой, он приходил к ним. Он дал маме крошечный мешочек серой муки и взял за это папин костюм, темно-синий костюм с жилетом, почти не ношенный. Он все высматривал, что бы ему еще выменять. Его маленькие глазки шарили по комнате. Когда мама сказала, что ей жалко отдавать костюм, потому что это последняя память о папе, Филин ей ответил: «Вы что же, эту память с маслом собираетесь кушать? Ну и кушайте на здоровье». Мама тогда вздохнула и ничего ему не ответила… Нет! Нужно обязательно выяснить, в чем тут дело. Пусть Борька не думает, что так легко провел его. Миша встал, внимательным взглядом обвел клуб. А нельзя ли попасть в подвал отсюда? Ведь клуб тоже находится в подвале, правда, под другим корпусом, но это неважно: как-то он должен соединяться с остальной частью здания. Миша обошел клуб, тщательно исследовал его стены. Он оттягивал плакаты, диаграммы, залезал за шкафы, но ничего не находил. Он зашел за кулисы. Пол был завален всякой рухлядью. В полумраке виднелись прислоненные к стенам декорации: фанерные березки с черно-белыми стволами, избы с резными окошками, комнаты с часами и видом на реку. Миша раздвигал эти декорации, пробираясь к стенке, как вдруг из-за кулис появился товарищ Митя Сахаров:

- Поляков! Что ты здесь делаешь?

- Гривенник затерялся, Дмитрий Иванович, никак найти не могу.

- Что за гривенник?

- Гривенник, понимаете, такой круглый гривенник, - бормотал Миша, но глаза его неотступно смотрели в одну точку. За щитом с помещичьим, в белых колоннах домом виднелась железная дверь. Миша смотрел на нее и бормотал: - Понимаете, такой серебряный двугривенный…

- М-да… Что за чепуха! То гривенник, то двугривенный… Ты что, с ума сошел?

- Да нет, - Миша все смотрел на дверь, - был у меня гривенник, а затерялся двугривенный. Что тут непонятного?

- Очень непонятно, - пожал плечами Митя Сахаров, - м-да, очень непонятно. Во всяком случае, ищи скорей свой гривенный-двугривенный и убирайся отсюда. - Растопыренной ладонью Митя Сахаров откинул назад волосы и удалился.

===

Глава 24. Подвал
Миша, Генка и Слава сидели на берегу Москвы-реки, возле вновь построенной у Дорогомиловского моста водной станции.

Слава лежал на спине и задумчиво смотрел на небо. Генка метал по водной глади камешки и считал, сколько раз они отскакивают. Миша убеждал друзей пойти с ним разыскивать подземный ход.

Вечерело. Хлопья редкого тумана, как плохо надутые серые мячи, скользили по реке, почти касаясь воды и тихонько отскакивая. На мосту грохотали трамваи, торопились далекие прохожие, пробегали маленькие автомобили.

— Вы подумайте, — говорил Миша, — мертвецы, гробы — это же басни. Станет Филин заботиться о мертвецах! Все это выдумано, чтобы отпугнуть нас от подвала. Нарочно выдумано. Там или подземный ход, или они что-то прячут.

— Не говори, Миша, — вздохнул Генка, — есть такие мертвецы, что никак не успокоятся. Залезешь в подвал, а они на тебя ка-ак навалятся…

— Мертвецов там, конечно, нет, — сказал Слава, — но… зачем нам все это нужно? Ну, прячет там что-нибудь Филин, он же известный спекулянт. Нам-то какое дело?

— А если это действительно подземный ход под всей Москвой, тогда что?

— Мы его все равно не найдем, — возразил Слава, — плана-то у нас нет.

— Ладно! — Миша встал. — Вы просто дрейфите. А еще в пионеры хотите! Зря я вам все рассказал. Ничего. Без вас обойдусь.

— Я не отказываюсь, — замотал головой Генка. — Разве я отказываюсь? Я только сказал о мертвецах. Уж и слова сказать нельзя… Это Славка отказывается, а я, пожалуйста, в любое время…

— Когда я отказывался? — Славка покраснел. — Я только сказал, что с планом было бы лучше. Разве это не так?

На ближайшую репетицию друзья явились в клуб раньше всех.

Репетиции детского кружка происходили от двух до четырех часов дня. Потом тетя Елизавета, уборщица, запирала клуб до пяти, когда уже собирались взрослые. Вот в этот промежуток времени, от четырех до пяти часов, нужно было проникнуть в подвал.

Миша и Слава спрятались за кулисы. Генка стал поджидать остальных актеров. Вскоре они явились и начали репетировать. Сидя за кулисами, Миша и Слава слышали их голоса.

Шура-кулак уговаривал Генку-Ваню: «Ваня, тебя я крестил», на что Генка-Ваня высокомерно отвечал: «Я вас об этом совсем не просил». И они спорили о том, как в это время Генка должен стоять: лицом к публике и спиной к Шуре или, наоборот, лицом к Шуре, а спиной к публике. Вообще они больше спорили, чем репетировали. Шура кричал на всех и грозился бросить «всю эту канитель». Генка препирался с ним. Зина Круглова все время хохотала — такая уж она смешливая девочка.

Наконец репетиция кончилась. Генка незаметно присоединился к Мише и Славе, остальные ребята ушли; тетя Елизавета закрыла клуб. Мальчики остались одни перед массивной железной дверью, ведущей в подвал.

Припасенными клещами они вырвали гвоздь и потянули дверь. Заскрипев на ржавых петлях, она медленно отворилась.

Из подвала ребят обдало сырым, спертым воздухом. Миша зажег маленький электрический фонарик, и они вступили в подземелье.

Фонарик светил едва-едва. Нужно было вплотную приблизить его к стене, чтобы увидеть ее серую неровную поверхность.

Подвал представлял собой ряд прямоугольных помещений, образованных фундаментом дома. Помещения были пусты, только в одном из них мальчики увидели два больших котла. Это была заброшенная котельная. На полу валялись обрезки труб, куски затвердевшей извести, кирпич, каменный уголь, ящики с засохшим цементным раствором.

Фонарик быстро слабел и наконец погас. Мальчики двигались в темноте, нащупывая руками повороты. Иногда им казалось, что они кружат на одном месте, но Миша упорно шел вперед, и Генка со Славой не отставали от него.

Блеснула полоска света. Вот и заколоченный вход. Свет пробивался сквозь щели между досками. За ними виднелась узкая лестница с высокими ступеньками и железными перилами.

Мальчики пошли дальше, по-прежнему держась правой стороны. Проход суживался. Миша ощупал потолок. Вот и железная труба. Он прислушался: над ним тихо журчала вода.

Миша присел на корточки, зажег спичку. Внизу тянулся узкий проход, тот самый, в который он упал, испугавшись внезапного шороха. Мальчики поползли по этому проходу. Когда он кончился, Миша поднялся и пошарил над собой рукой. Высоко! Он зажег спичку.

Они увидели большое квадратное помещение с низким потолком.

— Ребята, — прошептал Генка, — гробы…

Вдоль противоположной стены чернели очертания больших гробов.

Мальчики замерли. Спичка погасла. В темноте им послышались какие-то звуки, шорох, глухие, замогильные голоса. Ребята стояли, точно оцепенев. Вдруг над ними что-то заскрипело, блеснула, все расширяясь, полоса света, раздались шаги. Мальчики бросились в проход и спрятались там затаив дыхание.

На потолке открылся люк. Из него вынырнула лестница. По ней в подвал осторожно спустились два человека. Сверху им подавали ящики. Они устанавливали их рядом с уже сложенными в подвале ящиками, которые мальчики со страху приняли за гробы.

Затем в подвал спустился третий человек. Сходя с лестницы, он оступился и выругался. Миша вздрогнул. Голос этот показался ему знакомым.

Этот человек был высокого роста. Он обошел помещение, осмотрел ящики, потом потянул носом воздух и спросил:

— Кто здесь спички жег?

Мальчики обмерли.

— Это вам показалось, Сергей Иванович, — ответил ему один из мужчин.

Ребята узнали голос Филина.

— Мне никогда ничего не кажется, запомните это, Филин. — Высокий подошел к проходу и стоял теперь совсем рядом с мальчиками. Но он стоял спиной к ним, и лица его не было видно. — Завалили проход? — спросил он.

— Так точно, — торопливо ответил Филин. — Дверь заколотили, а проход завалили.

И соврал: проход вовсе не был завален.

Потом все трое поднялись наверх и втащили за собой лестницу. Люк закрылся, погрузив помещение в темноту. Мальчики быстро поползли обратно, выбрались из подвала в клуб. Клуб уже был открыт. Они пробежали по нему и выскочили на улицу.

===

Глава 25. Подозрительные люди
Только что прошел короткий летний дождь. Блестели булыжники мостовой, стекла витрин, серые верха пролеток, черный шелк зонтиков. Вдоль тротуаров, стекая в решетчатые колодцы, бежали мутные ручьи. Девушки с туфлями в руках, громко хохоча, шлепали по лужам. Прошли сезонники с мешками в виде капюшонов на голове. Из оторванной водосточной трубы лила вода. Она ударялась в стену и рикошетом попадала на прохожих, в испуге отскакивавших в сторону. И над всем этим веселое солнце, играя, разгоняло мохнатые, неуклюжие тучи.

— Что же ты, Геннастый, страху напустил? — сказал Миша. — Всюду ему гробы мерещатся!

— А вы не испугались? — оправдывался Генка. — Сами испугались не знаю как, а на меня сваливают!

Он помолчал, потом сказал:

— Я знаю, что в ящиках.

— Что?

— Нитки. Вот что!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Теперь все спекулянты нитками торгуют. Самый выгодный товар…

А Мише все слышался этот резкий, так странно знакомый голос. Кто это мог быть? Его зовут Сергеем Иванычем… Полевого тоже так звали, но ведь это не Полевой… Просто совпадение имен.

Мальчики стояли возле кино «Арс». Миша следил за воротами склада. Генка и Слава рассматривали висевшие за сеткой кадры картины «Голод… голод… голод». Это был фильм о голоде в Поволжье.

Мимо них прошел Юра Стоцкий, сын доктора «Ухо, горло и нос». Раньше Юра был скаутом. Теперь скаутских отрядов не существовало, Юра форму не носил, но его по-прежнему называли Юрка-скаут. Он шел с двумя товарищами и держал в руке скаутский посох.

Генка начал их задирать:

— Эй вы, скаутенки! — Он схватил Юрин посох. — Отдай палку!

Генка тянул посох к себе, Юра с товарищами — к себе. Генка был один против троих. Он оглянулся на друзей: что это они его не выручают? Но Миша коротко сказал:

— Брось, — и все продолжал смотреть в сторону филинского склада.

Как это «брось»? Уступить скаутам? Этим буржуйским подлипалам? Они стоят за какого-то английского генерала. Сейчас он им покажет английского генерала! Отпихивая мальчиков ногами, Генка изо всех сил потянул посох к себе.

— Брось, я тебе говорю! — снова сказал Миша.

Генка отпустил посох и, тяжело дыша от напряжения, сказал:

— Ладно, я вам еще покажу.

— Покажи! — высокомерно усмехнулся Юра. — Испугались тебя очень…

Юра со своими товарищами ушел. Генка с удивлением смотрел на Мишу, но Миша не обращал внимания ни на Генку, ни на Юру. Из ворот склада вышел высокий, худощавый человек в сапогах и белой кавказской рубахе, подпоясанной черным ремешком с серебряным набором. В воротах он остановился и закурил. Он поднес к папиросе спичку, прикрывая ее от ветра ладонями. Ладони закрыли его лицо; из-за них внимательный взгляд скользнул по улице. Человек бросил спичку на тротуар и пошел по направлению к Арбатской площади. Миша пошел вслед за ним, но высокий, пересекая улицу, неожиданно вскочил на ходу в трамвай и уехал…

Охваченный смутной тревогой, бродил Миша по вечерним московским улицам.

Пламенеющий закат зажег золотые костры на куполах церквей. Летний вечер знойно дышал расплавленным асфальтом тротуаров и пылью булыжных мостовых. Беззаботные дети играли на зеленых бульварах. Старые женщины сидели на скамейках.

«Почему голос этого человека показался таким странно знакомым? — думал Миша. — Где я его слышал? Что прячет Филин в подвале? А может быть, тут ничего и нет. Просто склад в подвале. И что голос этот знакомый, только так, показалось… А вдруг… Нет, не может быть! Неужели это Никитский? Нет! Он не похож на него. Где шрам, чуб? Нет, это не Никитский. И зовут его Сергей Иваныч… Разве стал бы Никитский так свободно разгуливать по Москве?»

Миша миновал Воздвиженку и вышел на Моховую.

Вдоль университетской ограды расположили свои ларьки букинисты. Открытые книги лежали на каменном цоколе. Буквы чернели на пожелтевших листах, золотились на тисненых переплетах. Пожилые мужчины, худые, сутулые, в очках и помятых шляпах, стояли на тротуаре, уткнув носы в страницы. Из университетских ворот выходили студенты, рабфаковцы в косоворотках, кожаных куртках, с обтрепанными портфелями.

На углу Большой Никитской дорогу Мише преградили колонны демонстрантов. Шли рабочие Красной Пресни.

Над колоннами двигались длинные, во всю ширину улицы, полотнища: «Смерть наемникам Антанты!», «Смерть агентам международного империализма!» Демонстранты шли к Дому союзов, где в Колонном зале происходил суд над правыми эсерами.

С Лубянской и Красной площадей шли новые колонны. Шли рабочие Сокольников, Замоскворечья, рабочие «Гужона», «Бромлея», «Михельсона»… Шумели комсомольцы. С импровизированных трибун выступали ораторы. Они говорили, что капиталисты Англии и Америки руками предателей-эсеров хотели задушить Советскую республику. Им не удалось этого сделать в открытом бою, интервенция провалилась, и теперь они организуют заговоры, засылают к нам шпионов и диверсантов…

А может быть, Никитский вовсе и не удрал за границу, думал Миша. Может быть, он скрывается где-нибудь и организует заговор так же, как и эти, которых судят… Ведь он белогвардеец, заклятый враг советской власти… А вдруг Филин — тот самый Филин, а высокий — Никитский? Он скрывается у Филина, загримировался, фамилию переменил… Может быть, в этом складе они прячут оружие для своей белогвардейской шайки… Ведь все это очень и очень подозрительно.

Конечно, Полевой предупреждал, чтобы он остерегался, продолжал думать Миша. Но это когда было… Тогда он был маленький… А теперь-то он, во всяком случае, во всем разбирается. Разве он имеет право ждать, пока приедет Полевой? А если там действительно заговор и оружие? Нет, больше ждать нельзя…

Миша очутился у самого входа в Дом союзов. Два красноармейца проверяли у входящих пропуска. Миша попытался прошмыгнуть в дверь, но крепкая рука ухватила его за плечо:

— Куда? Пропуск!

Миша отошел в сторону. Подумаешь, охрана! Стоят тут и не знают, какой страшный заговор, может быть, он сам скоро раскроет.

===

Глава 26. Воздушная дорога
Склад Филина находился в соседнем дворе. Его низкие кирпичные помещения с широкими воротами и заколоченными оконными проемами тянулись вдоль всего двора, где валялись машинные части, куски железа.

Часто бродил теперь Миша возле склада. Один раз он даже зашел туда, но Филин прогнал его. Миша стал наблюдать за воротами склада издалека. Целыми днями стоял он в подъезде кино, у закусочной с зелено-желтой вывеской, перед булочной, но тот высокий человек в белой кавказской рубахе больше не появлялся. Однажды Миша снова залез в подвал, но к складу Филина он уже пробраться не мог — проход был завален.

Между тем репетиции подходили к концу, приближался день спектакля, и Шура настойчиво требовал «реквизит».

— Раз ты администратор, — говорил он Мише, — то должен заботиться. Декорации мы сами сделаем, а чем наводить грим? Дальше: парики, кадило… Все это ты должен достать. Я загружен творческой работой и не могу отвлекаться на хозяйственные дела.

Митя Сахаров денег не давал. Тогда Миша решил организовать лотерею. Для выигрыша он пожертвовал свое собрание сочинений Н. В. Гоголя в одном томе. Жалко было расставаться с Гоголем, но что делать! Не срывать же спектакль. И, как говорил Шурка Большой, «искусство требует жертв».

Сто лотерейных билетов, по тридцать копеек каждый, были быстро распроданы. Только Борька не купил билета. Он всячески пытался сорвать лотерею. Он кричал, что выигрыш обязательно падет на Мишин билет и Миша деньги зажилит.

Ему за это несколько раз здорово попадало и от Миши и от Генки, но он никак не унимался.

Борька дружил теперь с Юркой-скаутом, который тоже начал появляться во дворе. И вот, для того чтобы отвлечь ребят от драмкружка, Юра с Борькой устроили воздушную дорогу.

Воздушная дорога состояла из металлического троса; он был протянут над задним двором, пересекая его с угла на угол. Один конец троса был прикреплен к пожарной лестнице на высоте второго этажа, другой — к дереву на высоте первого. По тросу на ролике двигалась веревочная петля. «Пассажир» усаживался в эту петлю, отталкивался от лестницы и вихрем пролетал над задним двором. Длинной веревкой петля оттягивалась назад к лестнице. Первым прокатился Борька, за ним — Юра, потом — еще некоторые мальчики.

Эта затея привлекла всеобщее внимание. Пришли ребята из соседних домов. Из окон смотрели любопытные жильцы. Дворник Василий долго стоял, опершись на метлу, и, пробормотав: «Баловство одно!», ушел.

Вдруг Борька остановил дорогу и, пошептавшись с Юркой, объявил, что бесплатное катание кончилось. Теперь за каждый раз нужно платить пять копеек.

— А у кого нет, — добавил он, — сдавай Мишке билеты и получай обратно деньги. На кой вам эта лотерея? Все равно ничего не выиграете.

Первым к Мише подошел Егорка-голубятник, за ним — Васька-губан. Они протянули Мише билеты и потребовали обратно деньги. Но тут вмешался Генка. Он заслонил собой Мишу и, передразнивая продавца из булочной, слащавым голосом произнес:

— Граждане, извиняюсь. Проданный товар обратно не принимается. Деньги проверять не отходя от кассы.

Поднялся страшный шум. Борька кричал, что это грабеж и обираловка. Егорка и Васька требовали вернуть им деньги. Юра стоял в стороне и ехидно улыбался.

Миша отстранил Генку, спокойно оглядел кричащих ребят и вынул лотерейные деньги. И когда он их вынул, все замолчали.

Миша пересчитал деньги, ровно тридцать рублей, положил на ступеньки черного хода, придавил камнем, чтобы не унесло ветром, и, повернувшись к ребятам, сказал:

— Мне эти деньги не нужны. Можете взять их обратно. Только вы подумайте: почему Юра и Борька хотят сорвать наш спектакль? Ведь Юра ходил в скаутский клуб, а скауты стоят за буржуев, и они не хотят, чтобы мы имели свой клуб. О Борьке и говорить нечего. Вот… Теперь же, у кого нет совести, пусть сам возьмет свои деньги и рядом положит свой билет.

Миша замолчал, сел на батарею и отвернулся.

Но никто не подошел за деньгами. Ребята сконфуженно переминались. Каждый делал вид, что он и не думал возвращать свой билет.

Тем временем Генка влез на пожарную лестницу и торопливо отвязывал воздушную дорогу.

— Слезай, — закричал Борька, — не смей трогать!

Генка спрыгнул с лестницы и подошел к Борьке:

— Ты чего разоряешься? Думаешь, мы ничего не знаем? Всё знаем: и про подвал, и про ящики!.. Ну, убирайся отсюда!

Борька исподлобья оглядел всех, поднял с земли трос, свернул его и молча пошел со двора.

===

Глава 27. Тайна
— Что? Растрепал? — ругал Миша Генку. — Эх ты, звонарь!

— А я ему молчать должен? — оправдывался Генка. — Он будет спектакль срывать, а я ему должен молчать?

Ребята сидели у Славы. Квартира у него большая, светлая. На полу — ковры. Над столом — красивый абажур. На диване — маленькие пестрые подушки.

Генка сидел на круглом вращающемся стуле перед пианино и рассматривал обложки нотных тетрадей. Он чувствовал себя виноватым и, чтобы скрыть это, был неестественно оживлен и болтал без умолку.

— «Паганини»… — прочитал он. — Что это за Паганини такой?

— Это знаменитый скрипач, — объяснил Слава. — Ему враги перед концертом оборвали струны на скрипке, но он сыграл на одной струне, и никто этого не заметил.

— Подумаешь! — сказал Генка. — У отца на паровозе ездил кочегар Панфилов. Так он на бутылках играет что хочешь. Попробовал бы твой Паганини на бутылке сыграть.

— Что с тобой говорить! — рассердился Слава. — Ты ничего в музыке не понимаешь…

— Разве мне разговаривать запрещено? — Генка, оттолкнувшись от пианино, сделал несколько оборотов на вращающемся стуле.

— Знаешь, Генка, — мрачно произнес Миша, — нужно думать, что говоришь. Если бы ты думал, то не разболтал бы Борьке о ящиках.

— Тем более что ничего в этих ящиках нет, — вставил Слава.

— Нет, есть, — возразил Генка. — Там нитки.

— Почему ты так уверен, что там нитки?

— Уверен, и всё! — тряхнул вихрами Генка.

— Ты вечно болтаешь, чего не знаешь! — сказал Миша. — Там вовсе другое.

— Что?

— Ага, так я тебе и сказал! Чтобы ты снова раззвонил!

— Ей-богу! — Генка приложил руки к груди. — Чтоб мне не встать с этого места! Чтоб…

— Хоть до утра божись, — перебил его Миша, — все равно ничего не скажу. Потому что ты всегда звонарем был, звонарем и остался.

— Но я ведь не разболтал, — сказал Слава, — значит, мне ты можешь рассказать.

— Ничего я вам не скажу! — сердито ответил Миша. — Я вижу, вам нельзя доверить серьезное дело.

Некоторое время мальчики сидели молча, дуясь друг на друга, потом Слава сказал:

— Все же нечестно скрывать. Мы все трое лазили в подвал, — значит, между нами не должно быть секретов.

— Я разве знал? — заговорил Генка, обращаясь к Славе. — Я думал: ящики, ну и ящики… Ведь меня Миша не предупредил. Сам что-то скрывает, а другие виноваты.

— Ничего я вам не скажу! — сердито ответил Миша. — Я вижу, вам нельзя доверить серьезное дело.

Некоторое время мальчики сидели молча, дуясь друг на друга, потом Слава сказал:

— Все же нечестно скрывать. Мы все трое лазили в подвал, — значит, между нами не должно быть секретов.

Миша молчал. Он сознавал, что не совсем прав. Надо было предупредить Генку. И вообще он поступил не по-товарищески. Он должен был поделиться с ребятами своими подозрениями. Но… тогда как же кортик? И о кортике рассказать? Конечно, они ребята надежные, не выдадут, и Генка не разболтает, когда будет все знать. Но рассказать о кортике?.. А если так: о Филине и о Никитском рассказать, а о кортике пока не говорить, а там видно будет… Может, и о кортике рассказать… ведь один он ничего не сделает.

Все же он проворчал:

— Когда у человека есть голова на плечах, то он должен сам мозгами шевелить… А то «не предупредили» его!

Генка почувствовал в его словах примирение и начал энергично оправдываться:

— Но ты пойми, Миша: откуда я мог знать? Разве я думал, что ты от нас что-нибудь скрываешь! Ведь я от тебя ничего не скрываю…

— И вообще, — обиделся Слава, — поскольку у тебя есть от нас секреты, то и не о чем говорить…

— Ну ладно, — сказал Миша, — я вам расскажу, но имейте в виду, что это большая тайна. Эту тайну мне доверил не кто-нибудь. Мне ее доверил… — Он посмотрел на напряженные от любопытства лица ребят и медленно произнес: — Мне ее доверил Полевой. Вот кто мне ее доверил!

Зрачки у Генки расширились, взгляд его замер на Мише. Слава тоже смотрел на Мишу очень внимательно — он из рассказов Миши и Генки знал и о Полевом и о Никитском.

— Так вот, — продолжал Миша, — прежде всего дайте честное слово, что никогда, никому, ни за что вы этого дела не разболтаете.

— Даю честное слово благородного человека! — торжественно объявил Генка и ударил себя в грудь кулаком.

— Клянусь своей честью! — сказал Слава.

Миша встал, на цыпочках подошел к двери, тихонько открыл ее, осмотрел коридор, потом плотно прикрыл дверь, внимательным взглядом обвел комнату, заглянул под диван и, показав пальцем на дверь, ведущую в спальню, шепотом спросил:

— Там никого нет?

— Никого, — так же шепотом ответил Слава.

— Так вот знайте, — прошептал Миша и таинственно огляделся по сторонам, — знайте: у Никитского есть ближайший помощник в его шайке, и его фамилия… — Он сделал паузу, потом многозначительно произнес: — Филин! Вот!

Эффект получился самый ошеломляющий.

Генка сидел, крепко вцепившись в стул, наклонившись вперед, с открытым ртом и округлившимися глазами. Даже волосы его как-то по-особому приподнялись и торчали во все стороны, словно озадаченные только что услышанной новостью. Слава часто мигал, точно ему насыпали в глаза песок.

Налюбовавшись произведенным впечатлением и чтобы еще усилить его, Миша продолжал:

— И вот… у меня есть подозрение, что тот высокий, который был в подвале, а потом вышел… Помните, в кавказской рубахе?.. Это и есть… Никитский!

Генка чуть не упал со стула. Слава поднялся с дивана и растерянно смотрел на Мишу.

— Что… это серьезно? — едва смог он произнести.

— Ну, вот еще, — пожал плечами Миша, — буду я шутить такими вещами! Тут, брат, не до шуток. Я его по голосу узнал… Правда, лица я его не видел, но уж факт, что он загримировался…

— Вот это да! — смог наконец выговорить Генка.

— Вот тебе и да, а ты болтаешь где попало!

— Раз такое дело, — сказал Слава, — нужно немедленно сообщить в милицию.

— Нельзя, — ответил Миша и придал своему лицу загадочное выражение.

— Почему?

— Нельзя, — снова повторил Миша.

— Но почему? — удивился Слава.

— Нужно все как следует выяснить, — уклончиво ответил Миша.

— Не понимаю, чего тут выяснять, — пожал плечами Слава. — Пусть даже ты не совсем уверен, что это Никитский, но ведь Филин тот…

Положение становилось критическим. Славка такой дотошный! Сейчас начнет рассуждать, а ведь неизвестно еще, тот ли это Филин или не тот…

Миша встал и решительно произнес:

— Я вам еще не все рассказал. Пошли ко мне.

Мальчики отправились к Мише. Когда они проходили по двору, Генка подозрительно оглядывался по сторонам. Ему уже казалось, что вот сейчас здесь появится Никитский…

***

Источник :https://mishka-knizhka.ru/rasskazy-dlya-detej/rasskazy-i-povesti-rybakova/kortik-rybakov/

***

---

Кортик. Фильм по повести Анатолия Рыбакова (1973)