13:32 Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 06 | ||
***
***
Вначале в овраг втянулись пять человек с автоматами, за ними по-отделенно пошел взвод. Ротный присел на сваленное дерево и закурил, помкомбат присел рядом и тоже задымил… Звуки перестрелки в деревне то затихали, то усиливались, но они ждали, что через какое-то время в шумы того боя ворвутся новые, от действий идущего сейчас на подмогу взвода, ждали сосредоточенно и напряженно и не без чувства вины Перед этими людьми, которых послали в бой, а сами вот сидят здесь, в относительной безопасности и ждут, когда этот бой начнется и чем закончится… А роту Пригожина тем временем немцы выдавили из деревни, и она заняла немецкие окопы, отбив перед этим тех фрицев, которые наступали на них с тыла. Смяв их поначалу перед окопами и заставив залечь, рота затем яростной контратакой рассеяла их по полю. Ведя этот бой, Пригожин удивился, что перед окопами валялось много трупов немецких солдат, убитых вроде не ими, так как, нагнувшись над одним, он увидел ранение в спину. Но времени раздумывать об этом не было, и только после боя, вернувшись в окопы, отдышавшись, он снова подумал об этой странности… Заняв деревню, немцы прекратили вести огонь, и наступило короткое, как они понимали, затишье… Немцы, видимо, не будут наступать в лоб, они, наверно, раздумывают сейчас, как выбить их без особых потерь, и но всей вероятности постараются зайти с флангов, чтобы оттуда начать выжимать их из траншей. Поэтому Пригожин усилил фланги ручными пулеметами и роздал бойцам дополнительно гранаты… Сам он находился в центре вместе с Карцевым, Женей Комовым, недалеко от них были и Мачихин с папашей. Здесь Пригожин и выразил недоумение по поводу слишком большого количества убитых перед окопами немцев. — Так кто-то открыл по ним огонь с тыла, — откликнулся услышавший это папаша. — Мы с Мачихиным задремали малость, случился такой грех, скрывать не буду, а тут очередь пулеметная и крик чей-то: "Окружают вас! К бою!" Ежели бы не это, боюсь, перерезали бы нас всех сонных. — Сон с нас как рукой сняло — открыли стрельбу, а потом уж и немцев увидели. Ну, и остальные тоже, — вставил свое слово Мачихин. — Кто же это мог быть? — удивился ротный. — Кто бы ни был, а без него — хана бы нам. Живой останусь, свечечку за него поставлю, — сказал папаша и перекрестился. Карцев, слушая, мучительно соображал. Мелькнула догадка, что связано это с убитым особистом и с тем парнем, лицо которого показалось ему знакомым, и он сразу спросил: — А где этот… как его… Егоров, что ли, с которым, помните, командир, мы говорили здесь, в окопах? Как будто он недалеко от вас стоял, повернулся он к папаше и Мачихину. — Стоял, верно… Только не видали мы его больше, — ответил папаша. — Понятно теперь… — Что вам понятно, Костя? — Это он и особиста убил. Ну и он, наверно, заметил немцев и резанул очередь. — Из чего резанул-то? — спросил Мачихин. — Не знаю… Значит, это его я на одной малине в роще видал. — На малине? Значит, уголовник? — спросил ротный. Костик кивнул. Больше говорить об этом Егорове нечего… Папаша о другом начал, о самом главном — придет ли подмога, а если не придет, как выбираться они будут, потому как ясно теперь, что отход неизбежен. Не выдержать им немецкой атаки, тем более патроны уже на исходе. И отходить нужно, конечно, по оврагу, который скроет их от огня… — Должны же нам помочь, — вырвалось у Жени. — Товарищ командир, скажите должны же? — Должны, должны, малыш… — успокоил его Карцев, а ротный промолчал, только посмотрел на Женю как-то внимательно, будто что-то вспоминая… Ему и тогда, когда снял он Комова с обороны и отправил в штабную избу, детское личико Жени показалось знакомым, и теперь вглядевшись как следует, он спросил его по-немецки: — Haben sie die deutsche Sprache nicht vergessen? — Nein, — невольно ответил Женя по-немецки, а потом уже оживился. Откуда вы знаете, что я учился немецкому? — Не у Веры ли Семеновны учились? — улыбнулся ротный. — У нее! Вы ее знаете? — Это моя мать, Комов… Наверно, раза два или три я видел вас. — Бог ты мой! Неужто это правда! Как я рад! Я очень любил Веру Семеновну, она была такая красивая — совсем седые волосы, а лицо молодое. И комнаты у вас были очень красивые, картины на стенах и стулья какие-то резные, и статуэтки. Как я рад! — он протянул к ротному свои ручонки. — Вот. малыш, какие дела-то, — заулыбался и Костик. — Теперь держи хвост пистолетом — сам ротный тебе старый знакомый. — Не смейся, Костя, у меня же тут никого… Вот ты, а сейчас… — Евгений Ильич, — досказал Пригожин. — Да, да… Вера Семеновна говорила, когда я вечерам занимался: "Вот Женя что-то на работе задержался". Евгений Ильич, я так счастлив, словами и не передать… — даже слезы появились у него на глазах. Хмыкнул носом и Карцев и, немного подумав, сказал ротному: — Товарищ командир, а не послать ли нам связного к комбату с донесением, что ежели не пришлет помощь, придется нам отходить? — Я как раз об этом думал, Карцев. Сейчас напишу записку. И на планшете нацарапал короткое донесение. — Держите, Комов. Пробираться будете оврагом… Комов машинально взял записку, но тут дрожащим голосом попросил: — Разрешите остаться с вами. Я не хочу уходить, не хочу. — Это же приказ, малыш… Пойдем, я провожу тебя до оврага, — сказал Костик и взял его за локоть. — Да, это приказ, Комов… Ну, с Богом… — сказал Пригожий и подтолкнул Комова. Это "с Богом" странно было услышать на поле боя. Странно, но и очень приятно… То же самое всегда говорила ему мать, отправляя в школу. Женя понимал, что, посылая его в тыл, ротный спасает его, но покидать сейчас и Костика, и ротного ему действительно не хотелось, и он еще какое-то время стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока Костик не подтолкнул его к ходу сообщения… — Радуйся, мальчиша, и не переживай. В живых останешься, сообщишь хоть своей училке, если что с ротным нашим случится. Может, он тебя потому и послал. — Ну, а вы как? — Мы-то? — усмехнулся Костик. — Авось выкарабкаемся как-нибудь, отпевать нас рановато. Мы с тобой после войны еще в "Форум" сходим, пивка там попьем, музыку перед сеансом послушаем… — Какое кино, Костик! Что я, маленький, не понимаю, что ли. — Кино — самое обыкновенное. "Жизнь — это трогательная комбинация", как говорил мой тезка Костя-капитан из фильма "Заключенные". Смотрел? В жизни все может случиться. Они вышли из траншеи, до оврага оставалось немного, но в рост не пойдешь, пришлось перебежками. Добравшись до оврага, присели. Костик осторожно прижег сигаретку и, скрывая ее огонек полой телогрейки, затянулся. — Вот перекурим, и пойдешь, малыш… Только осторожней продвигайся, будь начеку. — Почему? Там меня не видно будет. — Понимаешь, не дураки же немцы, должны же они предполагать, что к нам подмога может прийти. Неужто не ждут? А самое подходящее место овраг. Понял?,. Немцы были, конечно, не дураки… Они давно уже расположились наверху по обеим сторонам оврага и ждали русских, недоумевая, почему они не идут. Они замерзли и тихо переругивались, проклиная "иванов", которые по всем правилам должны прислать подкрепление своим, но почему-то не шлют, а бой в деревне уже кончился, русские в их окопах, еще один удар, и они будут выбиты, и тогда им тоже придется отходить по оврагу. Обер-лейтенант, посылая их сюда, поставил две задачи: отбить подкрепление, если оно пойдет, и не выпустить ни одного русского при отходе. Уж больно был он зол на них за то, что каким-то чудом выбили его роту из теплых изб Овсянникова, которое они так надежно обороняли в течение двух месяцев и в котором полагали продержаться до весны, до нового наступления войск на Москву. Костик докуривал уже сигарету и вот-вот собирался проститься с Комовым, как услышал стрельбу в овраге, выклики своих и немецких команд… — Ну, малыш, что я говорил? Считай, в сорочке ты родился. Айда назад! Они побежали к траншеям, а потом, уже в них, расталкивая испуганных стрельбой бойцов и не отвечая на их вопросы, добрались до ротного, который приподнялся из окопа и смотрел в сторону оврага, стараясь разобраться, в чем дело, откуда идет стрельба. Костик, торопясь, выложил ему: — Немцы ждали нашу подмогу, они в тылу у нас. Разделаются с подкреплением, пойдут на нас, ну, и из деревни на нас нажмут, Короче — амба нам. — Найдите политрука, — приказал Пригожин, сразу понявший, что теперь-то отход неизбежен, иначе вся рота будет уничтожена или пленена. — Ну, что? Плохо наше дело? — взволнованно спросил подошедший политрук. — Да. Пока там, в овраге, идет бой, роте надо отходить. — Приказа-то нет… — обреченно выдохнул политрук. — Отсутствие приказа не оправдывает бездействие командира, так, кажется, в уставе. Так вот, приказываю вам обеспечить организованный отход. Берите правее оврага. Если немцы не запустят осветительных ракет, пройдете без потерь. Я остаюсь с несколькими бойцами в прикрытии. И поскорей, пока немцы не начали атаку из деревни. Поняли? — Да, все ясно, — со вздохом облегчения ответил политрук, однако добавил для приличия: — А ты как, ротный? — Не беспокойся, как-нибудь выберемся. Иди. И тут они увидели стоявшего неподалеку Сысоева, который сделал шаг к ним. — Я, товарищ ротный, со своим взводом без приказа отходить не намерен. — Не дури, сержант. Себя не жалеешь, людей пожалей, — выдержал Костик. — Сколько в вашем взводе осталось людей? — спросил ротный. — Двенадцать штыков. — Останетесь со мной в прикрытии. А вы, Карцев, отправляйтесь с политруком, мне не нужен сейчас связной. — Нет уж, командир, этот номер не пройдет. С вами остаюсь, — твердо заявил Костик. — Спасибо, — просто ответил Пригожий. Пока рота покидала окопы, бой в овраге еще гремел, а в деревне немцы помалкивали — ждали, видно, конца схватки в овраге. И вот в эти напряженные минуты ожидания неминуемого боя, может, последнего для них, Костик, чтоб разрядить обстановку, решил с Сысоевым побалакать. — Выходит, сержант, ты и верно герой, — начал он. — Какой герой? Просто я по правилам воюю, по уставу. Понял? И без приказа отходить не имею права. — Так по уставу последний приказ выполняется. Ротный наш отдал приказ, должен исполнять, а ты? — Что я? Приказ на взятие деревни нам комбат отдавал. Мы ее взяли, выбили гадов, а теперь обратно отдавать? — Уже отдали… — Плохо дрались, значит. И отвечать за это будем. — Дрались мы не плохо, но силенок не хватило… Ладно, сержант, ты скажи мне, почему особист знал тебя по фамилии и сразу вызвал? — Память у него на фамилии хорошая, вот и вызвал. — Ты мне мозги не дури. Давай по правде — работаешь на него? — Еще чего? Он меня еще на формировании вызвал, поскольку я в Монголии воевал, ну и награда у меня… Разговор там сам знаешь какой — знаем, что вы боец сознательный, верим вам, на вашу помощь надеемся… Что мне отвечать? Надейтесь, говорю, в бою не подведу… А он: вы мне зубы не заговаривайте… Тут подошел к нему кто-то, он и отпустил меня — идите пока, потом поговорим, ну а потом не вышло. Вот так… Ты меня "героем" не дразни, сам-то почему остался? Тоже геройствуешь? Посылал же тебя ротный. — Раз уж я попал на этот "курорт", как говаривал мой тезка… — Какой тезка? — Да ты не знаешь… Так раз попал, то до конца хочу… — Мелешь чего-то… Какой курорт, какой тезка, не пойму… Ладно, закурим, что ли? — Закурим. — Я все приглядываюсь к тебе, вроде боец ты неплохой, но язык… Всегда с подковыркой какой-то подходишь, не по-простому. — Таким уродился, сержант… Давай-ка скорей перекурим, вроде фрицы зашевелились. Когда остатки первой роты во главе с политруком еще добирались до исходных позиций, до черновского леса, туда вернулись уже и бойцы разгромленного в овраге взвода второй роты, вернулись без комвзвода, молоденького лейтенанта, оставив и его, и еще полтора десятка убитых на дне оврага, успев только захватить тяжелораненых. С легкими ранениями дошли сами. Сейчас они сбились в кучу, жадно смолили махру, кто-то тихо матерился, выбрасывая из себя злость и обиду за неудачный бой, а точнее, убой, потому что расстреливали их немцы сверху безбоязненно с двух сторон оврага, оставаясь сами неуязвимыми для ответного огня… Растерянный помкомбат метался среди них с жалким лицом и дрожащими губами, спрашивал, как прошел бой, но ему никто не отвечал, только один зло буркнул: — Почему без разведки сунулись? Вот и получили. Не бой был, а смертоубийство. У помкомбата упало сердце: как же так, действительно, получилось? Почему взводный не послал вперед нескольких бойцов? Почему и он не напомнил об этом? Но тут боец, перевязывавший рядом рану, бросил: — Что разведка? Пропустили бы немцы ее спокойненько, не дураки же… Да, конечно, разведка ничего бы не дала, с облегчением подумал помкомбат. Но все же по-умному можно же что-то сделать, и как ему доложить комбату, который вот-вот должен прийти на передовую и который, несомненно, свалит все неудачи на него. Дай Бог, если обойдется только руганью и матом, как бы под трибунал не отдал? А он только начал воевать! Ему зримо вспомнился выпуск в училище. Как стояли они в строю, бодрые, полные решимости воевать, мечтая о подвигах, которые они совершат… Играл оркестр, они прошлись строевым, чеканя шаг, перед начальником училища. И музыка, и слова начальника о том, что он уверен, что они станут гвардейцами, наполняли их сердца возвышенным восторгом, при котором им совсем не страшна была смерть — они готовы хоть сейчас отдать свои жизни за Родину… О, какой торжественный и незабываемый день! Получение командирской формы, привинчивание кубарей, одуряющий запах кожи ремней, кобуры, в которую они скоро вложат давно ожидаемый пистолет… Это было совсем, совсем недавно, но сейчас показалось далеким, далеким сном — два дня на передке словно отрубили его от такого недавнего прошлого. Два дня, за которые он ничего не успел сделать, ничего совершить, ничему помешать. Батальон фактически разбит, а его ожидает либо трибунал, либо разжалование в рядовые, хотя от него ничего и не зависело… Поэтому, когда появился политрук с бойцами первой роты, он с ошалелой радостью бросился к ним. — Выбрались! Живые! — бормотал он, тяня к ним руки, словно желая то ли обнять, то ли просто ощупать этих пропахших порохом, в перепачканных кровью шинелях, с почерневшими, хмурыми лицами бойцов. А они отворачивали от него глаза, в которых не было радости возвращения, а таилась какая-то тревога и беспокойство — отдали же деревню и оставили часть бойцов прикрывать свой отход, оставили почти на верную смерть. — Где Пригожин? — спросил он политрука. — Остался прикрывать наш отход… Боюсь, что… — не закончил он, сокрушенно опустив голову. — Вы ранены, — увидел помкомбат перевязанную руку политрука. — Да, задело… — Пойдемте ко мне в землянку, угощу вас. — Ох, неплохо бы глоток. Пошли. Когда они ушли, то начались разговоры между ребятами первой роты и теми, кто ходил к ним на помощь. Начали с упреков. — Что же вы так поздно пошли? Мы ждали вас весь день… — Мы-то при чем, приказа не было. — Приказа? Слышали же, что начался бой, поднажали бы на начальство. — Кому охота в пекло-то… — Это ясно, но ведь товарищи же ваши гибли. Подошли бы раньше, отбили бы мы деревню. Отбили… — Не отбили бы, — это сказал кто-то из первой роты. — Много фрицев навалилось, да и хитрые они. В лоб не лезли, все окружить норовили. Умеют воевать, гады. — Нет, отбили бы. Ротный говорил: взводик бы, взводик… — это произнес Женя Комов. — А где ротный-то ваш? — Прикрывать нас остался… — Вон как? Наш не пошел… — это голос из первого взвода. — А лейтенантика нашего первым же хлопнуло. Кабы был командир, может, и прорвались бы к вам, а тут такая паника началась. Бьют сверху с двух сторон, ну и свалка, одни вперед, другие назад, прямо куча мала, а немец шлепает нас и шлепает… — С таким начальством не навоюешь много… — Наш ротный хороший, он умеет, — выступил Женя в защиту. — Ну, ваш, может быть… Я вообще про начальство говорю. Помкомбатом пацана назначили. Малец неплохой, но молоко еще не обсохло. Суетится, бегает, а толку чуть… Хорошо, не слышал этого помкомбат. Приведя политрука в землянку, он налил ему полкружки водки, дал на закуску галету, а сам направился к выходу, потому как сообщил ему телефонист, что комбат уже как полчаса вышел из Чернова. Он торопливо шел по тропке, поправляя на ходу обмундирование подтянул ремень, разгладил складки на шинели… Пройдя немного, остановился покурить, чтоб успокоить нервишки. Курил, жадно затягиваясь, чувствуя, как трепыхается сердечко. Грузные шаги комбата он услышал издалека. Бросил папиросу, еще раз оправил шинель и пошел навстречу. — Товарищ майор, разрешите доложить… — Нечего докладывать. Знаю. Веди к этим трусам, которые приказ нарушили. Комбат был без свиты, с одним ординарцем. От него сильно пахло спиртным в смеси с одеколоном, которым он надушился густо, чтобы отбить, наверно, запах водки. Шел он, правда, не покачиваясь, но тяжело. Белый полушубок, перетянутый походными ремнями, не мог скрыть полноты и выпирающего брюшка. Помкомбата неудобно было идти впереди, и он топал сбоку. Ветви елок царапали лицо, и вообще идти было неловко до тех пор, пока не вышли к оврагу. Там больших деревьев не было, только мелкий подлесок и кустарник. — Построй первую роту, этих героев в кавычках, — приказал комбат. — А где виновник торжества? — Вы про Пригожина? — робко спросил наш комбат. — Да. — Он остался прикрывать отход. Пока не вышел. — Давай политрука пока. — Докладывай, политрук. Почему нарушили приказ? Кто разрешил отходить? — Пригожин дал приказ на отход, когда положение стало безвыходным, немцы уже почти окружили нас… — Как допустили до окружения? Кто решил, что положение безвыходное? Нет безвыходных положений! Думать надо было. Да, видно, нечем. Чего молчишь? Сказать нечего? Всех буду судить, всех. И тебя тоже. — За что?… — вырвалось у политрука. — За предательство, — отрезал комбат. И от этого страшного слова захолодело в груди политрука и даже потемнело в глазах. — Ну, идем к бойцам, если их так можно назвать. Остатки первой роты в разодранных, грязных и окровавленных шинелях хмуро глядели, как приближается к ним комбат. Нет, они не боялись его. Наоборот, чем ближе он подходил, тем тверже становились их глаза, тем суровее лица… То чувство вины, которое они все же ощущали по возвращении, сейчас ушло — они видели перед собой подлинного виновника их поражения: это он не прислал вовремя помощь, это он не прислал сорокапятки, это он оставил их одних… Читать далее ... *** *** ***
*** *** *** *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 01 *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 02 *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 03 *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 04 *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 05 *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 06 *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 07 *** Искупить кровью. Кондратьев Вячеслав Леонидович. 08 *** "Искупить кровью" Кондратьев Вячеслав. Аудиоспектакль *** *** *** *** *** *** ***
*** ***
*** ПОДЕЛИТЬСЯ
*** *** *** *** Дорога в Бородухино. Повесть. Книга... Сороковые. Вячеслав Кондратьев. 002 *** Селижаровский тракт. 01. Повесть. Книга... Сороковые. Вячеслав Кондратьев. 003 *** Селижаровский тракт. 02. Повесть. Книга... Сороковые. Вячеслав Кондратьев. 004 *** Селижаровский тракт. 03. Повесть. Книга... Сороковые. Вячеслав Кондратьев. 005 *** Женька. Рассказ. Книга... Сороковые. Вячеслав Кондратьев. 006 *** *** Вячеслав Кондратьев. ... Стихи... *** Правда Вячеслава Кондратьева *** *** На станции Свободный. Рассказ. Книга... Сороковые. Вячеслав Кондратьев. 001 Селижаровский тракт. 001. Повесть. Кондратьев Вячеслав Селижаровский тракт. 002. Повесть. Кондратьев Вячеслав Селижаровский тракт. 003. Повесть. Кондратьев Вячеслав Селижаровский тракт. 004. Селижаровский тракт. 005. Повесть. Кондратьев Вячеслав Селижаровский тракт. 006. Повесть. Кондратьев Вячеслав Селижаровский тракт. 007. Повесть. Кондратьев Вячеслав *** Сашка. 001. Повесть.Вячеслав Кондратьев *** Страницы книги. Сашка. Повесть. Вячеслав Кондратьев. 001 *** *** *** Поездка в Демяхи. Повесть. Вячеслав Кондратьев. Книга "Сашка". *** ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ. Повесть. Вячеслав Кондратьев. ... 01 *** ПОЕЗДКА В ДЕМЯХИ. Повесть. Вячеслав Кондратьев. ... 02 ***
***
*** *** *** *** *** *** | ||
|
| ||
| Всего комментариев: 0 | |