Главная » » Амальгама 2. 006

06:58

Амальгама 2. 006

***

Родители бросились к разнообразным врачам, тратя на это последние нервы и деньги. Врачи разводили руками часто с зажатыми в них деньгами, которые они только что получили от Лешиных родителей, и объясняли, что медицина тут бессильна. Все это время Алексей исправно помогал справиться с мудреными компьютерными программами своим одноклассникам, одноклассницам и их друзьям. Потом в квартиру потянулись учителя. Особенно запомнилась директор школы, красивая немолодая женщина, которая пришла договариваться с родителями, чтобы Алексей написал специальную программу, позволявшую сделать в школе собственный сайт и внутренний чат, абсолютно подконтрольный администрации учебного заведения.

– Поймите, ваш сын особенный. Учиться он, конечно, не хочет. И не будет. Но вот «это» его спасет в жизни, – уверенно произнесла директор, изобразив «вот это» как удары по невидимой клавиатуре всеми пальцами обеих рук и кивнув на Алексея, который что-то увлеченно печатал на клавиатуре настоящей, совершенно не замечая ни родителей, ни пришедшей к ним домой школьной директрисы.

Вот именно после этого визита родители и сдались. Купили мальчику на день рождения дорогой ноутбук и махнули рукой. Пусть лупит по своей клавиатуре, если так уж ему хочется. Вообще родители относились к Алексею как к дорогой домашней утвари, которая должна быть в доме априори, и о ней надо изредка заботиться хотя бы потому, что так положено. Так и текла жизнь в их доме – родители делали вид, что любят Алексея, а Алексей вообще никакого вида не делал, а просто все больше и больше привязывался к компьютеру.

Он совершенно не ходил никуда гулять, был абсолютно равнодушен к современной музыке, алкоголю, молодежным течениям, моде и прочей дребедени, все время проводя у экрана компьютера, сочиняя какие-то сложные программы, понятные только ему самому, выигрывая школьные и районные олимпиады по информатике.

Шли годы. В какой-то момент родители стали откровенно хвастаться своим сыном перед знакомыми и друзьями. У одних дети – наркоманы, у других – хулиганы, у третьих – просто бездельники какие-то, а Лешенька сидит всегда дома, тихонечко стучит себе чего-то по клавиатуре компьютера, вот какой молодец!

Гром среди ясного неба раздался, когда в их квартиру ворвались несколько десятков омоновцев с автоматами. Омоновцы вышибли крепкими плечами входную дверь и, направив автоматы на ошарашенных родителей Алексея, которые только что сели смотреть программу «Пусть говорят», потребовали, чтобы их проводили «в компьютерный центр».

«Компьютерным центром» оказалась, собственно, комнатка Алексея, находясь в которой нерадивый отпрыск залез в секретные файлы Министерства обороны (хотел отмазать школьного друга от армии), Сбербанка (помогал знакомой девочке решить проблему с заблокированной карточкой) и Министерства иностранных дел (помогал побыстрее сделать загранпаспорт соседу). И, что интересно, Алексей и школьного друга от армии отмазал, и девочке карту разблокировал, и даже загранпаспорт соседу справил за несколько дней.

В специальном подразделении ФСБ России, которое занималось вычислением разнообразных хакеров, были уверены, что им удалось набрести на законспирированный компьютерный центр, в котором нелегально трудятся несколько десятков человек, готовивших компьютерные атаки на основные базы данных ключевых российских министерств и разрабатывающих невиданных доселе «троянов» и «червей».

Как же удивились специалисты, когда обнаружили, что столкнулись с маленьким рыжим симпатичным пареньком лет восемнадцати, который жил с родителями, никаких основ государственности подрывать совсем не собирался и, имея возможность проникнуть в любой компьютер земли, совершенно не задумывался над тем, чтобы как-то использовать свой дар для личного обогащения!

Алексея стали чаще привлекать для работы вежливые люди в очках и хрустящих плащах. Они приходили домой, пили с родителями чай на кухне, оставляли Алексею какую-нибудь небольшую бумажку с тремя-четырьмя странными цифрами и буквами, а потом на неделю исчезали. Через неделю они появлялись снова, хлопали Алексея дружески по плечу, старую бумажку забирали и приносили новую. Пили на кухне чай и опять исчезали.

***

А деньги в доме начали появляться сами собой. И теперь родители уже просто нарадоваться не могли на своего единственного и ненаглядного сыночка. Сыночек работал над решением каких-то важных государственных проблем, и однажды с двадцатилетием его поздравил государственной телеграммой российский министр информационных технологий. Мама теперь носила эту телеграмму всюду с собой и извлекала ее из кошелька как неопровержимый аргумент в любом споре.

Алексей не очень интересовался тем, что происходит вокруг. Он по-прежнему занимался составлением компьютерных программ, его хвалили, и ему это нравилось. Однажды он наткнулся в Интернете на изображение женщины-кошки из фильма «Бэтмен возвращается» и неожиданно вспомнил, что он никогда не был влюблен, а девочки-одноклассницы его всегда игнорировали. Да, собственно, и его они не особенно-то волновали. И вот теперь вдруг образ затянутой в черный латекс женщины-кошки стал являться Алексею по ночам, будоражить его воображение, бередить душу и лишать состояния спокойной вдумчивой работы. Только женщина-кошка, приходившая к нему во снах, казалась особенной. У нее не было на голове маски с кошачьими ушками, да и вообще никакой маски не было. А были: открытое, смелое лицо, выразительные черные глаза, яркие красные губы, крупные зубы и роскошная копна черных пышных волос. Красивая девушка в черном комбинезоне из его снов стояла всегда рядом, очень близко, лунный свет играл бликами на ее невероятных формах, блестящая черная кожа романтично поскрипывала, девушка весело улыбалась и потом вдруг отворачивалась от него, взмахнув гривой черных длинных волос. Алексей протягивал к ней руку, но она исчезала.

Таинственная девушка в блестящем черном кожаном одеянии еще не раз волновала нашего героя, но он потихоньку к этому привык, поставил несколько комиксовых изображений женщины-кошки в качестве заставки браузера и, видя их, всякий раз вздыхал так, как вздыхают молодые люди по предмету своего обожания в совершеннейшем понимании, что даже приблизиться к нему невозможно. Собственно, в самом понимании этой невозможности тоже была особенная сладость. Алексей страдал, вздыхал, но каждый раз, когда ложился спать, с замиранием сердца ждал встречи с предметом своего обожания во сне. Уж здесь-то ему не мог помешать никто!

Алексей продолжал работать, не особенно интересуясь своими заказчиками, счастливые родители гордились сыном, затянутая в кожу девушка-красавица приходила в смелых юношеских снах. А потом однажды родителям сказали, что сын уезжает в командировку. «Куда ж это?» – растерянно спросила мама, а двое сопровождающих засмеялись: «В „Сосны”, мать. Там хорошо, поверь. Через пару месяцев вернется твой Лешенька».

И Лешенька, действительно, вернулся через два месяца. Вернулся задумчивым и как будто повзрослевшим.

«Сосны» – так назывался совершенно секретный проект ФСБ России. В закрытой от посторонних глаз и беспрецедентно охраняемой подмосковной психиатрической лечебнице группа ученых изучала феномен человеческих сновидений и училась на них влиять.

Алексей вначале даже не поверил, что такая серьезная организация занимается такой чепухой.

– Послушайте, ну это же просто идиотизм, честное слово! – возмутился он прямо в лицо старенькому профессору в круглых очках с невероятно большими диоптриями, который проводил с ним вводное собеседование. – Вы же вроде серьезные люди, как же вы согласились на такие глупости?

– Алексей, в вас говорит юношеский максимализм. Вы только на секунду представьте, что можно сотворить с человеком, если получить ключ к его сновидениям! – Профессор, которого незамысловато звали Иван Иванович, посмотрел на паренька, ласково улыбаясь и даже немного насмешливо. Это было уже слишком.

Алексей выкарабкался из глубокого кресла и повернулся к дверям, через которые заходил в этот кабинет. На дверях отсутствовали ручки, и двери бесшумно открывались сами, стоило лишь подойти к ним поближе. Однако сейчас двери в стороны не разъехались, и юноша вопросительно уставился на Ивана Ивановича.

– Молодой человек, позвольте все-таки мне еще раз попытаться вас уговорить, – продолжил профессор как ни в чем не бывало.

– Ну как вы можете меня уговорить, если все, что вы сейчас пытаетесь мне прогнать, – настоящая чепуха! Как можно проникать в сны, вы вообще о чем?

– Ну, скажем так, – Иван Иванович ехидно улыбнулся. – Насколько сильно вас волнует темноволосая девушка в обтягивающей черной одежде?

Алексей удивленно застыл на месте, но все-таки медленно проговорил:

– Какая такая темноволосая девушка в обтягивающей черной одежде?

– Ну… Знаете, фигуристая такая, стройная, черненькая. Вся в коже и с блестящими формами, – профессор откровенно издевался, губы кривились в усмешке, но серые глаза смотрели внимательно, невесело.

Алексей решительно вернулся и опять сел в кресло:

– Рассказывайте.

– Ну вот, это другое дело, – еще раз улыбнулся Иван Иванович. – Давайте продолжим. Я вам все объясню. Только, пожалуйста, не перебивайте.

– Договорились, – сказал Алексей и облизнул пересохшие губы.

– Технологии проникновения в чужие сны известны еще из глубокой древности, ими часто и активно пользовались разнообразные фокусники и гипнотизеры. Ведь благодаря правильно выстроенному сну человека можно заставить делать все, что угодно. Есть, например, удивительная история, описанная в одном из ключевых индуистских текстов – древнеиндийской книге «Йога Васиштха». Это такой универсальный источник мудрости на санскрите. Называется история «Легенда о правителе Лаване». Возможно, вы уже слышали где-нибудь слова-ключи: «Не забудь посолить мясо»? – неожиданно спросил профессор и внимательно посмотрел на Алексея.

– Нет. А что за мясо? – Алексей отрицательно помотал головой. – Тут про проникновение в чужие сны рассказывают, какое, к черту, мясо?

– Эти слова – код, пришедший нам из глубокой древности. Впрочем, обо все по порядку. Древний царь Лаван был очень деспотичен и жесток к своим подданным. Он все время придумывал новые налоги, разнообразные поборы и держал всю страну в страхе. Однажды к нему во дворец пришел странник. Странник привел с собой красивого коня и предложил Лавану сесть на этого коня. Царь выполнил эту просьбу, а конь взвился на дыбы и куда-то помчался. Царская стража бросилась догонять своего государя, но конь странника был очень быстр. Он скакал, не останавливаясь, целые сутки, пока ночью где-то в пустыне не сбросил великого правителя, а сам исчез во мраке. Несколько суток скитался изможденный Лаван по пустыне. Когда, вконец обессиливший, он упал и уже был готов к неминуемой смерти, его подобрали кочевники и несколько дней везли его куда-то к своим соплеменникам. Его выходили, и Лаван увидел, что попал в бедное скитающееся племя. Он жил в этом племени в страшной нищете и лишениях. Потом на это племя напало племя другое, более могущественное, захватив Лавана в рабство. Долгие месяцы вели его в кандалах по пустыне в дальние страны, где Лавану пришлось много лет трудиться, набивая на руках кровавые мозоли и подставляя спину под удары плетей надсмотрщиков. Он научился многим профессиям, научился быстро и точно выполнять приказания хозяев. Однажды за хорошую работу его освободили из рабства, но никто не мог освободить его от нищеты. Он женился, родил детей, но, сколько бы ни работал, никогда не мог свести концы с концами. Его жена и дети голодали, и не было конца этой страшной, полной лишений жизни. Лаван давно забыл, что когда-то он был царем, давно забыл, что такое достаток, испытывал постоянную тупую боль руках и ногах от постоянной тяжелой работы и ненавидел себя за свою никчемную жизнь. Однажды, когда его страдания стали невыносимыми, а голод – нестерпимым, Лаван решил убить себя, чтобы дети могли питаться им. Он взял острый нож и собрался перерезать себе горло, но услышал, как жена зовет его. «Не забудь посолить мясо!» – крикнул он ей на прощание и приставил нож к своему горлу.

***

– И? – Алексей подался вперед, внимательно следя за профессором.

Профессор сделал театральную паузу и продолжил:

– И в этот момент Лаван проснулся. Он был в своем дворце и сидел на том самом коне, который подвел к нему странник. Вокруг стояли верные визири и слуги. «О великий государь, – сказали они, – вы закрыли глаза и о чем-то задумались на несколько минут. А человек, который привел коня, ушел. Но на прощание сказал: «Когда ваш царь захочет принять какое-то важное решение или подписать очередной закон, скажите ему такие слова: «Не забудь посолить мясо». И содрогнулся Лаван от этих слов. А придворные не понимали, в чем, собственно, дело. Они видели, что царь на одну-две минутки вздремнул, и даже представить себе не могли, что в этом коротком сне он прожил семьдесят лет мучительной жизни.

– Ничего себе… – Алексей почесал в затылке.

– Как ты понимаешь, уже никогда после этого Лаван своих подданных не притеснял и стал совершенно другим человеком. Если же вдруг гордыня заедала его или он хотел ввести новый налог, он слышал слова «Не забудь посолить мясо», когда-то разбудившие его, и менял свои планы. Мы провели уже много экспериментов. Будничное словосочетание про мясо действительно способно прервать сон. Для этого надо только, чтобы эти слова были кем-то во время сна произнесены.

Алексей с интересом поглядывал на профессора.

– Ну, хорошо. Предположим, это все может иметь под собой какой-то резон. Но я-то здесь при чем?

– А вот теперь наступает самое интересное! – всплеснул ладонями Иван Иванович. – Когда человек спит, его мозг настраивается на определенную частоту, как радиоприемник. И вот, представьте себе, частота мозга каждого спящего человека абсолютно уникальна! Как отпечатки пальцев. Если вычислить частоту конкретного человека, можно проникать в его сны. Это сейчас я вам рассказываю про частоту. Раньше этого не знали.

– И что же делали раньше? – спросил Алексей.

– Как вы понимаете, не только мы занимаемся разработкой этой темы. Вы же представляете, какое мощное оружие окажется в руках того, кто сможет проникать в чужие сны, контролировать их, запускать по нужному сценарию? Ну как в истории с Лаваном?

– Да уж, пожалуй, – согласился Алексей, живо представив сумасшедший взгляд древнего царя, проснувшегося на коне в своем дворце после семидесяти ужасных лет, уместившихся в две минуты.

– Конечно, многие мировые державы сейчас проводят опыты, выискивая старинные документы, такие как, например, «Йога Васиштха». И ставят эти эксперименты. Действуют по старинке. Для проникновения в сон нужен спаянный тандем из двух хорошо чувствующих друг друга людей: сильный гипнотизер и так называемый визионалист, человек, который создает образы и умеет быстро их рассказывать, нашептывая на ухо спящему. Но у нас-то теперь в этой области произошел невероятный прорыв! Как только мы сделали открытие с частотами, мы поняли, что, преобразовав эти частоты в электромагнитное излучение, мы можем на каждого конкретного человека настроить компьютер. Представляете? Целый компьютер со всеми его возможностями! Это тебе не средневековые нашептывания с непредсказуемым результатом. Здесь все научно и во много раз эффективнее. Алексей, ты на хорошем счету у нашей м-м-м… организации. Нам нужно разработать программу, которая позволяла бы загружать определенную информацию в голову конкретного спящего человека, чью частоту нам удалось установить, и управлять этой загрузкой.

– А как это происходит практически? – Алексею становилось все интереснее.

– Пока мы знаем немногое. Во-первых, необходим визуальный контакт с объектом, на который вы собираетесь влиять. Во-вторых, необходимо устройство, считывающее его частоту и настраивающееся на нее. Ну, как вай-фай, понимаете? Ну и, самое главное, нужна информация, которую необходимо загружать, – с этими словами Иван Иванович развернул к Алексею стоящий на столе раскрытый ноутбук. Во весь экран была размещена картинка, на которой в полный рост стояла красивая девушка в обтягивающем черном одеянии.

– Кто это? – спросил Алексей, опять облизнув пересохшие губы.

– Что, понравилась? – Иван Иванович улыбнулся. – У нас же нет какой-то специальной программы. Для ее составления тебя, собственно, и пригласили! Поэтому просто каждый раз, когда наши сотрудники приходили к тебе домой, они имели в руках включенные портативные компьютеры, на которых была открыта страница с фотографией этой девушки. Однажды они пришли к тебе домой, а ты спал. Адаптер тут же уловил твою частоту и настроился на нее. Ну а фото девушки так и пошло к тебе в мозг транслироваться.

– И что, всего одного раза хватило?

– Абсолютно. Уже через несколько дней мы увидели у тебя на компьютере заставку с картинкой из комиксов про женщину-кошку и поняли, что все работает. Хотя, на мой взгляд, эта девочка куда симпатичнее женщины-кошки.

– Пожалуй, – покачал головой юноша и спросил обреченно: – Но это ведь собирательный образ? Такой девушки ведь в реальной жизни не существует?

– Ошибаетесь, молодой человек, – еще раз улыбнулся Иван Иванович, – еще как существует! И именно эта девушка заброшена сейчас в нашу страну для того, чтобы раздобыть все те секреты, о которых я сейчас рассказываю.

– И что же вы с этим делаете? – спросил Алексей, и в его голосе слышалась скрытая тревога.

– Мы ее ждем, – перестал улыбаться Иван Иванович, и лицо его сразу стало усталым и злым. – Мы ее ждем и мы ее не упустим.

Глава XIV. Таганрог

Сырая весенняя ночь 1833 года принесла в Таганрог шквалистый ветер, неистово треплющий вывешенное бабами для просушки постиранное белье, и добирающийся до поскрипывающих под его порывами мачт торговых кораблей в порту. А еще неистовый ветер, несмотря на закрытые двери, ухитрялся время от времени пробираться в комнатку на втором этаже постоялого двора, тревожа пронзительным сквознячным дыханием пламень маленькой свечки, горевшей перед мутной иконой Христа. Засиженный мухами Спаситель грустно взирал на коленопреклоненного светловолосого человека, облаченного в монашескую рясу, который истово шептал слова молитвы.

А вот второй человек, находившийся в этом же доме на первом этаже, где располагался трактир, несмотря на поздний час, тоже бодрствующий, молиться вовсе не собирался, продолжая попивать славное флорентийское винцо и держа на коленях хохочущую девицу. Нынче ночью он собирался взять от жизни все, что возможно. Девица, которую звали Натальей, ничегошеньки не понимала из его быстрой итальянской речи, но зато охотно кивала и время от времени, уловив, что кавалер, коего она называла Жуззи, шутит, весело смеялась. Наталья понимала, что сегодня ей выпала большая удача, и то, что этот Жуззи так неожиданно увлекся именно ей, не обратив внимания на остальных девушек, находившихся в портовом кабаке, это – заслуженная награда за долгое ожидание «своего» моряка. На самом деле Жуззи звали Джузеппе, но это было для Натальи слишком сложно. Впрочем, она успела запомнить из звонкого итальянского языка за время общения с развеселыми чернявыми матросами несколько забавных слов.

***

– Нет, ваши моряки, конечно же, молодцы и здорово накостыляли этим туркам, – тараторил по-итальянски Джузеппе, – но мне из-за этого пришлось надолго пришвартоваться в Стамбуле и даже поступить на должность гувернера к одной вдовушке, искавшей учителя для трех своих мальчишек. Ну, ты же понимаешь, дорогая, что гувернером я был для всех прочих, верно?

– Si, signore, – послушно кивнула Наталья.

Джузеппе это вполне удовлетворило, и он продолжил:

– Но те уроки любовного галантного искусства, которые я на самом деле преподал вдовушке, действительно стоили дорогого, а не только крова над головой и сытного стола.

– Si, signore, – на всякий случай еще раз подтвердила Наталья.

– Ах ты, моя глупая русская прелесть, – довольно засмеялся итальянский капитан. – Думаешь, я не понимаю, что в этой дикой стране никто не умеет говорить на нашем великом языке? Но именно такой ты мне нравишься, ибо мало говоришь, но зато охотно и без всяких капризов раздвинешь сегодня ночью свои толстые ляжки.

И его рука, словно в подтверждение сказанного, полезла ей под юбки. Девица оставалась совершенно невозмутимой, наглядно подтверждая правоту его слов.

Ни один из этих двух бодрствующих мужчин пока не ведал, что уже послезавтра их пути пересекутся. Ненадолго, всего на пару недель, но этого вполне хватит, чтобы кардинально изменить жизнь обоих. Один из веселого контрабандиста превратится в пламенного революционера, другой же, стоя на самом пороге монашеской жизни, вместо этого вдруг пустится в бесконечные странствия по матушке Руси. По Руси, самодержавным правителем коей он был совсем недавно…

Ну а пока лишь пришедший наконец-то рассвет успокоил обоих. Жуззи захрапел, отвалившись от Натальи, нежно прижавшейся к его плечу, а богомолец в рясе спал тихо, хотя и беспокойно, ежеминутно ворочаясь на тюфяке, набитом колкой соломой: душевное смятение даже во сне не отпускало его.

Нет-нет, бывший всероссийский император не терзался от неведения и прекрасно знал, что именно происходит с ним. Недавний визит родного брата в келью преподобного Серафима Саровского вновь вверг его в прежнее состояние раздвоенности, памятное ему еще с детства: следовало быть одним с дорогой бабушкой и совершенно иным – с родным отцом. И каждый хотел видеть в нем того, кем он вовсе не являлся на самом деле, то есть в редкие минуты уединения он был вдобавок ко всему еще и третьим.

Привычка становиться тем, кого в тебе хотят видеть, настолько въелась в его натуру, что он и далее, даже после смерти бабушки и гибели отца, продолжал носить маски, постоянно меняя их. С либералом Сперанским он становился любителем новшеств, с Аракчеевым – яростным сторонником самодержавия, со священниками – набожным, со своим кругом избранных – вольнодумцем-вольтерьянцем, ратующим за свободу слова и спустя час подписывающим цензурный устав Шишкова, названный впоследствии «чугунным». Подчас на дню приходилось примерять на себя по пять-шесть личин, зачастую противоположных – редкому актеру под силу такой подвиг, а он изо дня в день, изо дня в день…

Как-то, прочитав жизнеописание Нерона, Александр удивился, сколько сходства, оказывается, в его детстве с детством будущего римского тирана, который тоже рос лишенным родительской привязанности и нежности.

«Ложь стала для него средством избежать наказания у своих воспитателей и добиться от своих близких хоть немного нежности, – читал он, сознавая, что написано словно про него самого. – Это воспитало в нем двуличие, усиленное недоверие к окружающим и хитрость. Чтобы спрятать свои настоящие чувства, он становится скрытным, неискренним и фальшивым. К семи годам он, привыкнув к запретам, начинает скрывать истину от родителей или отсутствующих воспитателей. Это своеобразное ограничение становится неосознанной необходимостью».

Сходилось все, до самых мелочей, вплоть до… Впрочем, что уж тут, себе-то можно сознаться – вплоть до убийства одного из родителей. Разве что Нерон мог впоследствии позволить себе отбросить притворство, а Александр был вынужден никогда не давать выхода эмоциям, скрывая их под маской невозмутимого спокойствия. «Ледяной столп», – называли его за глаза придворные, и он гордился этим прозвищем. Значит, смог добиться абсолюта, значит, никто не заглянул туда, за выстроенную им самим непроницаемую стену.

Жажда стать кем-то одним, единым, цельным давно владела им. В немалой степени именно она упрямо, неустанно, подталкивала его к мысли об уходе «в мир». Правда, сам он себе в этом никогда не сознавался, объясняя свое желание оставить трон стремлением замолить грех отцеубийства, иначе получалось бы, что он и уйти хочет из чувства самого банального эгоизма.

За пять с половиной лет пребывания в келье старца Серафима Саровского он, как ему казалось, переродился, полностью настроившись на предстоящее монашество. Федор Кузьмич – и точка, больше он никем не являлся. И будущего пострига он ожидал даже с некоторым нетерпением, как некой финальной точки на пути к полному самоотречению от прежней жизни, чтоб не было соблазна к возврату.

Впрочем, заново стать императором – даже если бы он объявился – ему попросту не позволят. Он это прекрасно знал. И первым в ряду тех, кто не позволит, был именно его родной брат, Николенька, чуть погодя Николя, а ныне Николай I, государь всероссийский и прочая, прочая, прочая… Это некогда, будучи четырехлетним малышом, он восторженно взирал на своего двадцатитрехлетнего брата, с белыми, в пудре, вьющимися волосами, с бледно-розовой, перламутровой кожей и темно-голубыми глазами с мечтательной поволокою, с губ которого не сходила прелестная, как будто не совсем проснувшаяся, улыбка. Да-да, тогда Александр еще был улыбчив, поскольку та проклятая ночь была еще впереди, все еще можно было остановить, предотвратить, и отец не погиб бы в самом расцвете сил: и сорока семи еще не исполнилось.

Восторг в глазах Николя был и позже. Любовь к отцу, которого он, по сути, не знал, вполне естественным образом перенеслась на любовь к старшему брату, из-за столь большой разницы в возрасте вполне подходившего под эту замену.

А вот чуть погодя, когда он стал юношей, а позже мужчиной, любовь стала убегать, утекать, как вода сквозь сито. В последние же годы Александр во взгляде младшего брата, устремленном в его сторону, и вовсе частенько подмечал некий упрек. Нет, не за отца, но за то неоправданное бездействие правящей элиты страны, в коем главную вину он возлагал на Александра. И справедливо возлагал – рыба гниет с головы.

Видя постоянную нерешительность государя, который достиг настоящего совершенства в вопросах ухода от решения вопросов, – такой вот печальный каламбур – и ближайшие сановники вели себя соответственно и поступали аналогично: отмеряли не семь, а семьдесят семь раз, не отрезали же вовсе. Самый наглядный пример нерешительности его окружения – отмена наказаний кнутом. Казалось бы, пустячный вопрос. Однако, будучи поставленным на Государственном Совете за восемь лет до его путешествия в Таганрог, он так и не был решен до самой его мнимой смерти. «Как же Россия без кнута? Избалуется народишко, ей-ей, избалуется!»

И так во всем. Ловя на себе иногда укоризненный, а порой и осуждающий взгляд брата, Александр несколько раз порывался пояснить ему причины своего бездействия, но всякий раз не решался. Начинать-то следовало с отцеубийства, а говорить о нем он не мог. Между тем Александр был твердо уверен, что именно после него он проклят всевышним подобно Каину, все его затеи обречены на неудачу и принесут людям лишние проблемы, а то и беды.

***

В последний раз император убедился в этом не так давно, за полгода до своей мнимой смерти, когда ему во время пешей прогулки бухнулся в ноги мужичок, сунув в руки плотный конверт. Человечек сей, как оказалось впоследствии, был беглым. Мало того, бежал он не откуда-нибудь, но с военного поселения, то есть, по сути, дезертировал с военной службы.

«Пущай хоть на каторгу, хоть на виселицу, – кричал мужичок с надрывом. – Убей, государь, токмо прочти».

«Бей, но выслушай», – припомнились ему аналогичные слова из античных времен. Неужели, опять Нерон? Дался ему этот Нерон! Он так и не смог припомнить античного героя, говорившего эти слова. Александр взял тогда в руки конверт. Коль человек готов отдать собственную жизнь только за то, чтобы император прочел, что ж, император прочтет…

Он пришел в ужас, не успев прочесть и половины. Ну надо же! А ведь это его единственное крупное начинание за последние десять лет правления. Мало того, предварительно одобренное множеством сановников, начиная с умницы Карамзина и заканчивая либералом Сперанским, который даже написал целую книгу: «О выгодах и пользах военных поселений».

И ведь сама задумка была чудесная, позволяющая достичь сразу нескольких целей! Во-первых, без малейшего увеличения расходов на вооруженные силы подготавливался обученный резерв для регулярной армии, что позволяло частично упразднить рекрутские наборы. Во-вторых, это давало огромную экономию денежных средств, кои император планировал направить на выкуп крестьян с землями у помещиков (для их последующего освобождения). В-третьих, система военных поселений давала нижним чинам возможность во время службы оставаться среди своих семейств и продолжать свои земледельческие занятия, а на старость обеспечивала им пристанище и кусок хлеба.

Он подсмотрел эту систему еще в Пруссии, незадолго до Аустерлица, и, невзирая на печальный разгром, она осталась в его памяти – так сильно он увлекся ею. И даже за всеми бурными событиями он не забыл про нее – едва закончились перипетии войны с Наполеоном и тот оказался на острове Святой Елены, как Александр поручил Аракчееву возглавить дело строительства военных поселений. Тот хотя и был не согласен с государем, но как верноподданный принялся старательно внедрять идею организации военных поселений в жизнь. Спустя девять лет количество военнопоселенцев составило 34 полка и две бригады, размещенные в шести губерниях.

Совсем недавно император был там, в Новгородской губернии, и пришел в восторг: все ровненько, красивенько, в домах идеальная чистота, порядок, каждый горшочек на своем месте, все везде блестит и сверкает. В больницах полы – залюбуешься – паркет постелен. Да что там говорить, когда одна дорога чего стоит – пуховая перина, и только.

Но по прочтении слезной петиции все предстало перед Александром в ином свете. Дорога хороша, все верно, но чтобы она не портилась, по ней было… запрещено ездить. Дома чистенькие – все так, но в них запретили ночевать. И попробуй сдвинуть один из кухонных горшочков со своего места – плети. Розги и за испачканный паркет в больнице, так что больные, если требовалось отлучиться, из своих кроватей сигали прямиком в окно. Мужики аллеи подметают, чтоб ни соринки, а в полях рожь осыпается, деревца по мерке стригут, а сено гниет, печные заслонки с амурами, а топить нечем.

Вроде бы крестьяне до перехода в военные поселения бедствовали до такой степени, что, казалось, всякая перемена должна улучшить их быт, но… Одна из бед – незнание чиновниками специфики деревни. Отсюда жесткий регламент инструкций без учета сезонного характера работ и погодных условий. Глупость начиналась с того, что для доступа к работам требовалось получить пропуск у чиновника, и поселяне с шести утра ждали, когда он соизволит проснуться. Получив часам к 10–11 пропуск, поселяне отправлялись на покос, на участок, находящийся за 7–10 верст от поселения. И все это в дождь. А отказаться не моги, поскольку в этот день в регламенте указано: покос. И так во всем, что ни возьми.

«…Пьянство повальное, а кто не пьет, тот от такой жизни мешается в уме или руки на себя накладывает. А случается, что и целые семейства уходят в болота, во мхи, чтобы там заморить себя голодом, лишь бы подальше от ненавистного порядка…» – читал он и, не выдержав, скомкал в кулаке бумагу, мысленно продолжив: «Порядка, некогда возникшего в голове царственного безумца».

А ведь чтобы народец понял все преимущества новой жизни, для наглядного примера специально по соседству поселили немецких колонистов. Получается, напрасно? Получается, права была его мудрая бабка Екатерина II, частенько приговаривавшая, что не родился еще тот портной, который сумел бы скроить кафтан для России…

На слезную петицию он никак не отреагировал: не мог ругать за то, чем он совсем недавно восхищался. Но зарубку в уме сделал и больше ни в чем и нигде не пытался внести каких-либо новшеств, окончательно опустив руки.

И вот теперь, почти через восемь лет, он вновь решил взяться за старое. Решил, но спустя месяц по своему обыкновению усомнился в правильности своего намерения. Цель-то благая – помочь брату, перед которым он чувствовал серьезную вину за умолчание о заговоре, но вот не будет ли от его затеи хуже? Не окажется ли в очередной раз прав великий английский философ Френсис Бэкон, утверждавший, что благими намерениями вымощена дорога не куда-нибудь, но в ад.

Вон же, казалось, какая чудесная мысль – воздвигнуть храм Христа Спасителя, чтоб на века оставалась память о Великой войне. А каков результат? Заброшенный фундамент на Воробьевых горах, ибо отведенные на строительство деньги разворованы, а архитектор со всеми его величественными замыслами находится под следствием. И хотя он вроде бы невиновен, но наказание за свою беспечность и попустительство отбыть ему придется. Теперь брат хочет-таки построить этот храм, но уже на Волхонке и под неусыпным наблюдением Тайной канцелярии. Ничего что-то никак с этим храмом Христа Спасителя не получается.

То обстоятельство, что затеянное Александром будет проходить не в России, но за границей, несколько успокаивало. Он хорошо помнил, как, будучи потрясен ужасами войны, вздумал ввести в Европе христианское братство государств, дабы все цари земные «руководствовались заповедями святой веры, заповедями любви, правды и мира, которые должны были непосредственно управлять волею царей и водительствовать всеми их деяниями, яко единое средство, утверждающее человеческие постановления и вознаграждающее их несовершенства».

И что же?! Не прошло и двух лет, как он воочию убедился, насколько грязные руки австрийских политиков могут испачкать, исподлить, изгадить великую идею, изуродовав ее до неузнаваемости. И главное, видя это, негодуя и возмущаясь подлостями Меттерниха, все равно не мог он восстановить чистоту и святость первоначального замысла.

Именно потому он столь охотно и пошел на оказание услуги брату – хоть так, но устроить проблемы Меттерниху, ныне возглавлявшему правительство Австрийской империи. Ишь, расписал о себе в мемуарах, будто он и впрямь – пуп земли, а российский император – так, словно заморская птица попугай, годная лишь на бездумное повторение чужих мыслей.

***

Со своими сомнениями Александр, недолго думая, направился к старцу Серафиму. Вообще удивительный старец, которого Александр неоднократно видел в своих снах, а теперь наяву и каждый день, был, действительно невероятным человеком. Наверное, даже святым. Но говорил Серафим мало. И в этот раз выдал Серафим только одно:

– Молись.

То же самое Серафим произнес спустя месяц, а вот незадолго до смерти сам призвал послушника к себе. Зайдя к нему в маленькую келию, освещаемую всегда одной только лампадой и возожженными у икон свечами, Александр в который раз подивился силе духа старца. Уже при смерти, осталось жить всего ничего, ан все равно поблажек себе не дозволял. Как не отапливалась ранее келья печкой, так и продолжала не отапливаться, как лежал отец Серафим на жестких неудобных мешках с песком и камнями, служивших ему вместо постели, так и продолжал на них лежать. Встретил он Александра по своему обыкновению традиционным возгласом: «Христос воскресе, сын мой!» Проницательно глядя в глаза бывшему императору, он вслед за этим сказал:

– Недолго тебе осталось пребывать тут, подле меня, ибо близок мой срок. Егда тьма смертная объя мя, и отыде свет от очию моею, отпущу тебя, даруя вольную.

– Вольную? – недоумевая, переспросил Федор. – А как же монастырь?

Уголки губ у старца легонько дрогнули – это означало улыбку.

– А ведомо ли тебе, Федор Кузьмич (он всегда, с самого первого дня, называл Александра только так и никак иначе), почто я согласился взять тебя в учебу?

– Наверное, потому что у меня есть дар, – робко предположил тот.

Отец Серафим мотнул головой.

– Дар проникать в сновиденья имеется у многих, но в ученики я взял тебя. Почто так?

– Из-за того, что я был… – начал Александр.

– Нет, – строго перебил старец. – Не зрю я подле себя ни князей, ни рабов, ибо все христиане и все суть человецы. Человеку надобен крест по силе его. Оное и есмь наилучшее. Душа у тебя чадо, не инока, но странника, а посему не клобук тебе больше личит, но посох.

– Но я… – хотел было возразить Александр, однако старец, с трудом подняв дрожащую ладонь, накрыл ею рот бывшего императора и еле слышно выдохнул:

– Как железо ковачу, так я передал себя и свою волю Господу Богу. Что Богу угодно, то и делаю. А долги за плечами оставлять негоже. Вспомни, что ты братцу своему посулил. То выполнить надобно, чтоб не висел груз посула на твоей шее. Вот и исполни обещанное, сходи в Таганрог.

Шел Федор Кузьмич ходко. Убогая одежда: белый полотняной балахон, кожаные рукавицы, кожаные бахилы – вроде чулок, поверх которых были надеты лапти, и поношенная камилавка, а сверху дырявенький полушубок, не смущали его. Да и то взять – когда душа как на крыльях, то и ноги не идут – летят. А у него внутри все и впрямь блаженствовало. Проситься у Серафима, чтоб отпустил, было стыдно, но коль сам старец дозволил, дал «вольную» уйти в мир, тут совсем иное.

Лучшие дороги на Руси именно зимой – ровные, укатанные, а уж коль удавалось с попутным купеческим обозом слегка проехаться, то и вовсе по полусотне верст за день выходило.

Ближе к весне началась слякоть, но к тому времени странник уже добрел до Таганрога. Правда, стоило Федору Кузьмичу увидеть памятник императору Александру, как настроение его слегка ухудшилось. Лицо на памятнике показалось чужим, напоминая музейные лики древних римских императоров. Даже, наверное, одного римского императора. Нерона. Тот же решительный взгляд, короткий ровный нос, а на извилистых тонких губах неподвижно-любезная двусмысленная улыбка. К тому же в сгущающейся мути наступающих сумерек желтизна мрамора чем-то напоминала цвет кожи покойника Струменского, столь разительно походившего на Александра и столь удачно для императора скончавшегося от шпицрутенов. Как там его звали? Ах да, на ту же букву, что и его, – Алексей. Слепые белые зрачки мрачно взирали на человека в рясе, и бывший император, вздрогнув, отшатнулся от памятника.

В трактире, где Федор Кузьмич снял на втором этаже довольно грязную комнату, хотя и без клопов, беспокойства прибавилось. Вглядевшись в тусклый осколок зеркала над рукомойником, он вздрогнул: собственное лицо внезапно показалось больше похожим на лик усопшего Струменского. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то с облегчением перевел дыхание. Померещилось… Совсем как батюшке Павлу I в тот последний день, когда он, по своему обыкновению, кривлялся перед зеркалами, корча им рожи и тыча в них пальцем с некрасиво обкусанным ногтем, громко заметил сопровождавшему его Михаилу Илларионовичу Голенищеву-Кутузову, что смешные зеркала отображают его с шеей на сторону и искривленным ртом… В ответ тот, покосившись в сторону Александра, что-то шепнул императору. Александр не знал, что именно, но заметил, как Павел вздрогнул, растерянно посмотрев на своего генерала, затем на наследника, после чего мрачно заметил:

– На тот свет идтить – не котомки шить. А может, ты и прав… – И он милостиво похлопал Кутузова по плечу, словно благодаря за некий совет.

Именно после этого он и заставил всю семью, включая взятых под стражу обоих цесаревичей, Александра и Константина, заново присягать ему. Правда, после присяги сменил гнев на милость и дозволил всем присутствовать за ужином, хотя официально оба продолжали находиться под домашним арестом.

То был последний, накануне страшной ночи, семейный ужин, за которым сидевшие, кроме одного, думали, что этот один – сумасшедший, а тот в свою очередь, считал, что они – убийцы. Но ели, пили, говорили, шутили как ни в чем не бывало. А затем после полуночи…

Этого вечера Александр Кутузову не забыл. И если в период царствования Павла I Михаил Илларионович был обласкан самодержцем сверх всякой меры, то во время правления Александра наблюдалась совершенно иная картина. Так, Михаил Илларионович, даже не участвуя вместе с Суворовым в его знаменитом походе и баталиях на полях Италии, тем не менее получил из рук государя орден Святого Апостола Андрея Первозванного за… искусно проведенные маневры. Зато Александр за одиннадцать первых лет своего правления лишь раз удостоил Михаила Илларионовича ордена, да и то не из самых значительных, Владимира I степени.

Да и как он мог любить или хотя бы уважать человека, который был в свое время верным человеком последнего екатерининского фаворита Платона Зубова – главного заговорщика? Именно его родной брат Николай, человек огромной силы, приложился к виску Павла I золотой табакеркой. Да, душил императора шарфом измайловец Скарятин, да и не он один, многие из заговорщиков приложили руку, вымещая на поверженном государе скопившийся за годы страх перед ним, но начал именно Зубов.

И хотя позже, в 1812 году, император, повинуясь общественному мнению, назначил Кутузова главнокомандующим, но в глубине души был целиком согласен с генералом Багратионом. Последний, услышав о назначении, обозвал Кутузова гусем и сказал: «Теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интриги».

Впрочем, Кутузов Кутузовым, а тот вечер перед роковой ночью Александр вообще не мог вспоминать спокойно. Даже спустя тридцать лет. Вот и сейчас он ощутил, как к глазам подступают слезы, и вновь усомнился: может, не прав был старец Серафим, отпуская его в мир? Замолить грех отцеубийства – да тут не просто в келью, тут в затвор впору уходить, да и то неведомо, простит ли Господь. И пусть грех сей был косвенным, не впрямую, не сам он табакеркой бил, не сам шарф затягивал, напротив, ратовал, чтобы батюшке непременно жизнь оставили, но знал наследник престола, чем все закончится, чувствовал, что не оставят заговорщики в живых императора. А кроме того, донесли ему доброжелатели об ответе графа Палена, когда его спрашивали, как надлежит поступить с императором. Французская поговорка: «Когда готовят омлет, разбивают яйца» – звучала достаточно красноречиво, чтобы цесаревичу стало понятно будущее Павла I. И все-таки он дал свое согласие на свержение родного отца.

***

Источники :

https://chitay-knigi.com/3542-vladimir-torin-amalgama-2-tantamareska.html

https://chitat-online.org/str/amalgama-2-tantamareska-vladimir-torin

https://lifeinbooks.net/read-online/amalgama-2-tantamareska-vladimir-torin/

https://onlinelit.net/book/amalgama-2-tantamareska

https://mybook.ru/author/vladimir-torin-2/tantamareska/read/

https://fantlab.ru/work920006

...

https://fantlab.org/autor57144

===

Владимир Александрович Торин

Страна:	Россия
Родился:	19 марта 1970 г.

Владимир Александрович Торин — российский писатель, журналист, медиаменеджер. Кандидат политических наук.

Родился 19 марта 1970 г. в Киеве. В 1987 году окончил среднюю школу в Риге и поступил на факультет журналистики Львовского военного института культуры, который окончил в 1991 году. Один из основателей команды КВН «Эскадрон гусар», становившейся победителем Высшей лиги.

С 1991 года — корреспондент газеты Приволжского округа ВВ МВД РФ, затем — начальник пресс-службы Приволжского округа внутренних войск МВД РФ (г. Нижний Новгород). Работал собственным корреспондентом по Нижегородской области «Независимой газеты», журнала «Огонек», газеты «СМ-сегодня» (Латвия). В середине 90-х был сотрудником пресс-центра объединенной группировки вооруженных сил России на территории Чеченской республики (г. Ханкала) и пресс-секретарём командующего группировкой внутренних войск в зоне вооруженного конфликта на территории Чеченской Республики (г. Моздок).

Работал заместителем главного редактора газеты «Нижегородские новости». В 1999 году – пресс-секретарь председателя Законодательного Собрания Нижегородской области, в 2000-2001 гг.– помощник и пресс-секретарь члена Совета Федерации от Нижегородской области А.А. Козерадского (г. Москва). В 2001 — исполнительный директор Приволжского окружного отделения Всероссийской общественной организации работников СМИ «Медиасоюз», президент Приволжской Лиги журналистов, с 2004 г. — президент Межрегиональной Лиги журналистов. Работал начальником управления общественных связей компании «РусПромАвто» (2002-2003 гг.), пресс-секретарём Группы ГАЗ. С 2008 г. – начальник управления общественных связей и коммуникаций минерально-химической компании «Еврохим».

В 2015 году был опубликован дебютный роман Владимира Торина «Амальгама».

Сайты и ссылки:

www.amalgama-book.ru (официальный сайт)