АМАЛЬГАМА 003 - 13 Сентября 2024 - Персональный сайт

Главная » » АМАЛЬГАМА 003

00:12

АМАЛЬГАМА 003

***

Сталин искоса посмотрел на своего сподвижника, но ничего больше не сказал. Войдя в свой кабинет, он первым делом подошел к тому самому массивному древнему зеркалу, прислоненному к стене справа от входа. Некоторое время он постоял подле него, неспешно проводя пожелтевшим от никотина указательным пальцем по старинной деревянной раме. Вздохнув, он прошел к своему креслу, неторопливо уселся в него и спросил, тыча чубуком трубки в сторону зеркала:

— Так что с ним?

Берия нехотя ответил:

— Пока… — и обескураженно развел руками, однако тут же горячо заверил: — Но над ним продолжают работать и…

— Значит, надежды на него сейчас мало, — перебил его Сталин и, неожиданно для Лаврентия Павловича, покладисто заметил: — Ну и ладно. Нашей самой главной надеждой должны быть наши советские люди, их стойкость и вера в победу над врагом. Верно, Лаврентий?

— Верно, Коба, — послушно согласился тот.

Сталин встал и поморщился. Поясницу ломило сильнее обычного — не иначе как снова разыгрался радикулит. Берии он ничего говорить не стал — не баба, чтобы жаловаться на хворобу. К тому же у него имелось хорошее народное средство. Вот только вначале надо отпустить Лаврентия. Он кивнул ему, на всякий случай добавив:

— Возвращайся обратно. Только вот что, — остановил он его у самых дверей. — Ты на передовую больше не езди, не надо. Ни к чему без особой нужды выказывать свою храбрость. Я и так ее знаю.

— Я к своим частям, — смущенно пояснил тот. — Ободрить не помешает. Раз они из войск НКВД, значит, я отвечаю за их бойцов, вот и хотелось лишний раз убедиться, что не подведут.

— Насколько я знаю, там в большинстве пограничники, которые вышли из окружения, а они уже летом показали прекрасную боевую выучку.

— Ни один отряд не отступил без приказа, — с легкой долей хвастовства в голосе подчеркнул Берия.

— Знаю, — кивнул Сталин. — Потому и говорю — ни к чему к ним ездить. Побереги себя. Жукова убьют, мы десять, двадцать жуковых найдем, а где я такого, как ты, отыщу? Так что считай мой запрет боевым приказом.

— Слушаюсь, товарищ Сталин, — кивнул Берия и, чуть помедлив (не будет ли каких дополнительных указаний), вышел.

А Иосиф Виссарионович пошел лечиться старым испытанным способом, который он успешно применял еще во время ссылки в Туруханске. Для этого на кухне, отделенная деревянной перегородкой, стояла большая русская печь. Обычно в ней пекли хлеб. Но когда Сталин простывал или его очень уж начинал донимать радикулит, он приходил к ней, раздевался, клал на горячие кирпичи широкую доску и, кряхтя, залезал на нее «лечиться». Так он сделал и сейчас.

Однако сон не шел. Уж больно непривычное время он выбрал — не было и двух часов ночи. От нечего делать Иосиф Виссарионович прислушался к неспешному обстоятельному разговору прислуги. Перегородка чуть глушила их голоса, но в целом слышно было хорошо. Судя по беседе, там присутствовал еще один боец внешней охраны, забежавший с морозца погреться. Он-то и рассказывал о себе:

— Вообще-то я из Тверской области. Деревня там есть такая, Заречье. У нас там каждый пятый Шеломов. А до войны в Питере работал. Комнату нам с женой дали. Потом мы к себе еще и сестру пригласили, Анюту, вместе с мужем. Но жили дружно.

— Родня должна друг дружке помогать, — поддержал его кто-то из поваров.

— Во, во, — оживился охранник. — А тут не просто родня, а двойная.

— Это как?

— Да очень просто. У нас в соседней деревне, в Поминове, Путины жили. Так вот вначале Володя Путин на моей сеструхе Машке женился. Молодые они совсем были, обоим по семнадцать всего исполнилось. Давно это было, еще в 28-м. Вот пока на ихней свадебке гулеванили, я там себе и присмотрел сеструху Володькину, Анюту. Да так все закрутилось, что и женился.

— Закрутилось, — хмыкнул кто-то. — Тогда, может, ты вначале подженился, как оно бывает, а уж опосля и…

— А ты не мели, чего не знаешь! — возмутился охранник. — У них знаешь какой батька строгий. Вот так всех держал, хотя, как и ты, из простых поваров. В Горках работал.

— Так это он что же, и самого Ленина кормил? — уважительно пробасил какой-то новый голос.

— Не-е, он потом туда пришел работать, уже после смерти Ленина. А вот жену его, Надежду Константиновну, и сестру Марью Ильиничну он и вправду кормил. Да и брата его, Дмитрия Ильича, тоже доводилось.

Однако на посыпавшиеся градом вопросы (какие они, что любили покушать, привередливые ли в блюдах) охранник ничего толком ответить не смог. Мол, тесть был не охоч до таких рассказов, разве что как-то вскользь обмолвился, будто сколько ни прошло через его руки людей, а лучше Ульяновых не было. Но в особые подробности никогда не вдавался.

Сталин лежал тихо. Не то чтобы подслушивал, а просто сон не шел, вот поневоле и фиксировалось. Однако слушать перечень бед, о которых принялся рассказывать охранник, о том, как его семья (мать и трехлетний сын Генка) осталась в оккупации в Прибалтике, было неприятно. Как ни крути, а выглядели эти беды завуалированным упреком именно в его адрес: проворонил, прозевал фашистское нападение.

А он ведь не проворонил и не прозевал. Он прекрасно знал о том, что Гитлер готовится к нападению на Советский Союз. Но и у него самого почти все было готово к «освобождению Европы». И блицкриг получался на загляденье. По самым осторожным расчетам выходило, что уже на следующий день десантные корпуса захватывали нефтяные промыслы в Румынии, отрезав танки и автомашины бесноватого фюрера от единственного источника бензина. Еще через три дня передовые колонны красных танковых армий вышли бы на территорию Германии, а через неделю — Франции. Завершалась же «Гроза», как скромно была названа эта операция, там, где ей и положено, то есть на Гибралтаре, ибо перед армадой в пятнадцать тысяч танков не устоять ни одной стране.

Одного Сталин не знал: что делать с Англией? Вроде бы ее освобождать не от кого, фюрер ее не захватывал. Но в отношении ее решил не заморачивать себе голову — позже решим. Все зависит от того, как пойдут события и как Черчилль отреагирует на захват Черноморским флотом Суэцкого канала. Если проглотит и не станет морщиться вслух, лучше его до поры до времени не трогать — слишком крепкий орешек.

***

И разве вина товарища Сталина, что Гитлер окончательно обезумел, начав войну столь неожиданно, по сути, не подготовившись к ней должным образом. Заводы на военный режим переведены не были, запаса горюче-смазочных материалов не имелось. Да что там бензин, когда этот идиот — иначе не назовешь — не позаботился даже о теплой зимней одежде для своих солдат!

Но в том-то вся и штука, что в очередной раз сбылась загадочная русская поговорка о том, что судьба помогает влюбленным, пьяным и… дуракам. Гитлер, судя по необдуманности своих действий, явно относился к последней категории, вот она ему и помогла. Буквально за считаные дни до начала «Грозы» немцы неожиданно ударили первыми. Получилось все равно что за полчаса до начала футбольного матча, когда одна из команд вышла на поле, а вторая еще находилась в раздевалке, босая и непереодетая. И в этот миг раздается свисток судьи о начале игры. Понятное дело, что те, которые на поле, сразу принимаются торопливо забивать голы в пустые ворота. И тренеру второй команды приходится срочно отправлять своих футболистов играть в чем были, а счет-то уже 5:0, и теперь попробуй отыграйся, да еще босиком.

Боль в пояснице отпустила. Сталин неспешно встал и поплелся в кабинет — припомнилось, что он так и не позвонил в Свердловск, хотя собирался. Зайдя к себе в кабинет, он мельком бросил взгляд в сторону зеркала и… обомлел от неожиданности. Оказывается, пока он лежал на печи, оно неожиданно… «заработало».

Да, да, именно заработало — это он понял сразу. На мутноватой поверхности уже ничего не отражалось — ни он сам, ни интерьер его кабинета. Только рябь, отчего-то показавшаяся ему зловещей.

С непривычной для себя торопливостью он метнулся к столу, не желая зря тратить время, сорвал телефонную ручку с аппарата, но затем спохватился. Кому звонить? Берии? А кто он такой? Да, умница, каких мало, но не специалист в таких вопросах, такой же дилетант, как и сам Сталин. И другого специалиста, помимо исчезнувшего невесть где дореволюционного историка, у него нет.

И еще одно. Лаврентий сейчас уже наверняка доехал до своего потаенного, скрытого за высоким забором, большого дома на Садово-Кудринской. Где гарантия, что за то время, пока он будет возвращаться обратно в Кунцево, зеркало по-прежнему будет оставаться таким же?..

Принимать скоропалительные решения Сталин терпеть не мог, но сейчас настал тот момент, когда любое промедление было чревато. Значит, требовался доброволец.

Он торопливо накинул на себя широкий овчинный тулуп и вышел на улицу. Было безветренно, но мороз, кажется, еще больше усилился. Сдерживая сам себя, он неспешно пошел в обход дачи. Темная фигура охранника с винтовкой за плечами выросла перед ним как из-под земли. От неожиданности Сталин вздрогнул и раздражительно спросил:

— Ты кто?

— Красноармеец…

Рапорт охранника Сталин не слушал, зафиксировав лишь имя и фамилию: Петр Шеломов. Они показались знакомыми. Ах да, он же совсем недавно слышал их, лежа на русской печи. Получалось, это тот самый, который плакался на жизнь, горевал по поводу гибели своей матери, убитой в прошлом месяце, и сокрушался о неизвестной судьбе своей жены и сына.

— До сих пор ничего не известно о семье? — спросил он, сохраняя видимость неспешности и добродушия.

— Никак нет! — удивленно отрапортовал Шеломов.

— Ничего, — ободрил его Сталин. — Сейчас всем плохо, всей Советской стране, а не только твоей жене и сыну.

— Хорошо бы, — вздохнул Шеломов и ошарашенно уставился на Сталина. — А откуда вы…

— Товарищ Сталин обязан все знать о советских людях, которые избрали его своим руководителем, — поучительно и чуть самодовольно ответил Иосиф Виссарионович, назидательно подняв вверх указательный палец. — Я уже дал поручение соответствующим органам, так что, полагаю, скоро найдутся и твоя жена Анна, и сын Генка. — И он, не выдержав, чуточку усмехнулся — уж очень забавно выглядело лицо окончательно обалдевшего красноармейца.

— Однако забота о семье не должна отвлекать от служебных обязанностей, которые вы, товарищ солдат, сейчас выполняете.

— Так точно! — встрепенувшись, громко заорал Шеломов.

— Очень хорошо, — кивнул Сталин. — Тогда ступайте в караульное помещение и предупредите начальника, чтобы он поставил на ваш пост другого человека, а сами немедленно явитесь ко мне в кабинет. Знаете, где он?

— Никак нет! — вновь завопил Шеломов.

Сталин поморщился — терпеть не мог громких голосов. Разве что во время военных парадов, но тут уж деваться некуда. Однако замечания делать не стал — не до того.

— Тогда скажите начальнику дежурной смены, чтобы он вам указал дорогу, — наставительно произнес Сталин и на всякий случай уточнил: — Времени вам на все — пять минут. Все, — и, не дожидаясь очередного бравого ответа, развернувшись, поспешил обратно.

Торопливо вернувшись в кабинет, он облегченно перевел дыхание — зеркало продолжало работать. Вот только теперь ряби на его поверхности не было видно, как, собственно, и самой поверхности. Все зеркало, включая и деревянную раму, было окутано неким дымом, по виду больше всего напоминавшим туман. Отличие от обычного тумана было лишь в том, что этот чуточку искрился. Искорки были хаотичные, яркие, весело вспыхивающие и тут же гаснущие.

Некоторое время вождь смотрел на зеркало, не в силах оторваться от завораживающей картины, и лишь негромкое покашливание за спиной вывело его из столбняка. Сталин обернулся. Позади стояли бывший часовой и начальник караула. Доложить о выполнении приказа никто из них не успел. Сталин еще раз внимательно посмотрел на красноармейца, которому сама судьба предопределила пройти неведомое испытание. Ничего особенного во внешнем виде красноармейца не было: небольшого роста, с длинным носом, какими-то блеклыми серенькими глазками и незапоминающимся лицом, Шеломов этот впечатления, прямо скажем, не производил. «Кого попало берут охранять главу Советского государства», — раздраженно подумал Сталин, и, попутно решив позже высказать все это начальнику охраны генералу Власику, решительно подошел к робеющему красноармейцу.

Инструктаж солдата был краток, ибо следовало торопиться — неизвестно, сколько времени есть в запасе. Сказал лишь главное: ничего не бояться и по возможности как можно скорее вернуться обратно, где бы тот ни оказался. В самом крайнем случае, если он не увидит возможности вернуться, надлежало сообщить о себе. Ну и предупредил о секретности: никому о том, что увидит и услышит, ни слова, пока не появится у него. Подумав, добавил исключение: Берия (все равно тот знает основное) или сотрудник НКВД по рангу не ниже старшего майора.

Остальное произошло в точности как с исчезнувшим историком, во всяком случае, как рассказывали о том на многочисленных допросах его помощники. Разве что намного быстрее, поскольку ничего не подозревающий Шеломов особо не колебался и хладнокровно шагнул в дым, после чего мгновенно исчез. Словно испарился. И тут же, вместе с испарившимся Петром, пропал и дым. Бесследно, словно его и не было вовсе.

Сталин вытер испарину со лба и угрюмо уставился на свое отражение в зеркале.

— И сколько мне теперь ждать? — спросил он то ли у зеркала, то ли у самого себя. Но и зеркало, и отражение главы Советского Союза молчало. У двери столбенел начальник караула. Рассеянно посмотрев на растерявшегося майора, Сталин шагнул к своему столу, снял трубку телефона и, дождавшись, когда его соединят с нужным абонентом, глухо произнес:

— Не спишь, Лаврентий? Это хорошо. Приезжай срочно.

…Впоследствии сам Сталин, сколько ни припоминал, как ему удалось оживить древний артефакт, какой узор на раме зеркала и с какой силой он нажимал, «включить» его заново так и не смог. Ни разу. Да и красноармейца Шеломова в своей жизни Иосиф Виссарионович больше никогда не видел. Пропал солдат, как в воду канул.

А вот неверие Жукова в то, что Москву удастся отстоять, Иосиф Виссарионович не забыл и не простил. Поэтому, когда в самом начале января Сталин подписывал наградные списки отличившихся при обороне Москвы, Жуков в них не попал. Ни в один. Ему не досталось ни ордена Ленина, как Власову или Рокоссовскому, ни ордена Боевого Красного Знамени, которым Верховный главнокомандующий удостоил многих других полководцев, ни даже Красной Звезды.

Но и вовсе без награды Сталин его не оставил. Справедливо предположив, что Жуков может посчитать, будто о нем попросту забыли, Верховный, немного подумав, принял решение все-таки наградить командующего Западным фронтом, но так, чтоб тот запомнил эту награду, равно как и свой телефонный звонок насчет переноса штаба фронта на восток, на всю свою жизнь. И Жукова, как и миллионы рядовых солдат, удостоили… медалью «За оборону Москвы».

Что и говорить, знал товарищ Сталин толк в изощренной мести.

***

Глава VII

Красная комната. Набережная Роз, Брюгге, 1434 год

Подполковник КГБ Николай Сиротин проснулся в маленькой узкой комнате. Его сознание цеплялось за последнюю запомнившуюся картинку: вот он стоит в Лондонской картинной галерее, затем какой-то японец предлагает ему посмотреться в маленькое зеркальце, а потом почему-то все плывет перед глазами… Комната, в которой очнулся подполковник, была чрезвычайно странной и менее всего походила на картинную галерею Лондона.

Значительную часть ее занимала большая деревянная кровать под диковинным красным балдахином. Потолок в комнате был тоже деревянный и, кажется, очень старый. По крайней мере, бревна, из которых потолок был сложен, почернели от времени. Рядом с кроватью стоял необычного вида, деревянный и, видимо, жутко неудобный диван, покрытый такой же ярко-красной тканью. На диване лежали или даже, скорее, стояли две подушки — такие же красные, как балдахин и диван. Окно в этой комнате было маленьким, его стекла казались затуманенными и состояли из множества мутных квадратиков и кружочков. Деревянные ставни были открыты в глубь комнаты. Под окном стоял старинный комод. На подоконнике и на комоде лежали рассыпанные кем-то апельсины. Эти апельсины и то, как они лежали, очень напугало подполковника. Забыть эти рассыпанные апельсины, да и всю эту красную комнату было совершенно невозможно — Сиротин уже много дней изучал картину голландского художника Яна Ван Эйка и знал этот интерьер до мелочей.

Сиротин поднял голову вверх и еще раз посмотрел на потолок. Все так же горела единственная свеча на блестящей люстре. Сотрудник советского посольства перевел взгляд направо и увидел круглое зеркало-иллюминатор, висящее прямо над красным диваном. Сиротин теперь был абсолютно уверен, что находится в комнате, интерьер которой до мельчайших подробностей соответствует интерьеру, изображенному на картине, которую он рассматривал за мгновение до встречи со странным японцем и до того, как тот предложил посмотреть в его маленькое зеркальце. Прямо напротив зеркала-иллюминатора, на другой стороне комнаты, располагалась плотно закрытая дверь. На картине, которую Сиротин еще совсем недавно видел в Лондонской национальной галерее, накануне своего пленения (а Сиротин был совершенно уверен, что попал в плен), в зеркале отображались какие-то люди, входящие в эту самую дверь. Фигуры людей были плохо различимы, но было отчетливо видно, что это несколько человек. Сейчас дверь была плотно прикрыта, а комната пуста.

Сиротин оглядел себя. Он был одет в чистую, но очень грубой ткани и странного фасона рубашку, которая больше напоминала холщовый свитер. В вырезе на груди рубашки он увидел несколько грубых дырок, сквозь которые была продета веревочка, позволявшая, при необходимости, ворот закрыть. Холщовые штаны, тоже на веревочке, дополняли ансамбль. Ботинок не было.

Подполковник быстро сообразил, что к нему применяют методы психологического воздействия, о которых так много и подробно рассказывали на спецкурсах в школе КГБ. Хитроумные американцы мастерили, например, якобы космический корабль, все отсеки которого были задраены так, что открыть их было невозможно, а в иллюминаторе проплывала в голубой дымке планета Земля. Однажды помещенный в такой аппарат советский резидент, будучи совершенно уверенным в том, что его отправили в открытый космос, к третьему дню заточения в этой псевдогалактике сошел с ума. Его невнятное бормотание под нос было идеально записано на восхитительные японские магнитофоны — предмет мечты любого советского человека. Долго потом еще эта запись доставляла проблемы сотрудникам Первого главного управления КГБ СССР! Половина американской резидентуры была безнадежно провалена, а от ряда операций пришлось просто отказаться — столько информации с перепугу наговорил сам себе под нос сошедший с ума разведчик.

Сиротин не растерялся и замысел английских (а значит, американских!) спецслужб раскусил. Надо же, чего удумали! Поместить советского офицера в средневековый интерьер, срисованный с картины Ван Эйка, одеть в якобы средневековое тряпье и таким образом довести человека до помешательства! Понятно, что потом с таким «пациентом» можно будет делать все что заблагорассудится: хочешь, сведения секретные из него вытаскивай, хочешь — двойным агентом делай, хочешь — просто вербуй.

Подполковник понимал, что ему сейчас требуется максимальная выдержка и полная концентрация сил. Он попробовал пошевелиться и приподняться с кровати. Сделать это ему удалось с трудом. Руки и ноги отказывались слушаться, голова гудела. «Вкололи психотропное что-то, сволочи…» — с ненавистью подумал он и, превозмогая боль, все-таки ступил босой ногой на грубые доски пола. Доски заскрипели так, будто на них переминался с ноги на ногу не один босой Сиротин, а целый взвод солдат в кирзовых сапогах. Сиротин прислушался. После оглушительного скрипа досок опять наступила тишина. Он спустил на пол вторую ногу и, сделав два шага (доски пола дважды оглушительно сопроводили это действие), подошел к окну.

За окном он увидел узенькую улицу древнего города. Вот не отнять у американцев умения декорации делать! Все — как настоящее! Голливуд просто! Вдоль улицы стояли средневековые дома с треугольными ступенчатыми фронтонами, из труб вился легкий дымок. На солнце блестели маленькие оконца, украшенные разноцветными стеклами, а над черепичными крышами гордо возвышалась красивая многогранная башня с часами, украшенная флагами и резными остроконечными шпилями. Узенькая улица упиралась в каменную набережную, и Сиротин мог поклясться, что он видел совершенно реальную реку, по которой только что проплыла маленькая лодочка, а в ней стоял человек и отталкивался длинным шестом ото дна, заставляя лодочку плыть быстрее. Женщина с корзиной, заполненной рыбой, стояла у маленького фонтанчика, мимо проезжала телега, запряженная лошадью, в лавке на углу торговец перекладывал на лотке товары, по запыленной булыжной мостовой шли прохожие — ботинки с пряжками, шляпы с перьями. Все было сделано очень правдоподобно и совершенно реалистично.

Но Николая Сиротина этими спецэффектами пронять было невозможно, он уже был готов к борьбе. Подполковник мгновенно оценил ситуацию — его окна расположены на втором этаже дома, не очень высоко, отсюда вполне можно выпрыгнуть в павильон, оборудованный под средневековый город. Очевидно, что самое слабое место этого павильона — река. Ее явно сделали как-то при помощи телевидения, уж очень реально все смотрится. А, значит, там — большое количество телеэкранов, проводов, каких-то телевизионщиков и обслуживающих всю эту искусственную речку работников, а не солдат и агентов. Следовательно, пробиваться на свободу нужно будет где-то в районе реки. Сиротин прикинул маршрут. На пути будет женщина с рыбой и торговец в лавке. С этими вполне справиться можно. А там уже — как судьба выведет…

Сердце учащенно забилось, путь к спасению был найден. Но Николай на всякий случай решил еще раз осмотреться. Понимая, что каждый изданный им звук сейчас пишут многочисленные микрофоны, а каждый шаг снимают специальные скрытые камеры (о таких камерах в спецшколе тоже рассказывали: японская разработка, удивительно, но, оказывается, видеокамеру можно сделать очень маленькой и спрятать ее так, что ты ее даже не увидишь), он нарочно медленно и очень спокойно повернулся к двери. И вовремя. Именно в этот момент дверь открылась и в комнату вошел Путин.

В этот раз персонаж с картины был одет совсем не так, как на картине Ван Эйка. Сегодня он был в нарядном зеленом камзоле. Камзол с множеством пуговиц подпоясывал широкий кожаный ремень, большой белый кружевной воротник был разложен по плечам, а на груди висела гигантских размеров золотая цепь с разноцветными эмалированными гербами между звеньями. На голове вошедшего красовалась черная шляпа с широкими полями, украшенная белыми перьями.

— Ну что, пришли в себя? — на чистом русском языке спросил, широко улыбаясь, вошедший. — Меня зовут Петр Шеломов.

В этот момент Сиротин окончательно убедился, что это не Путин. Похож, даже очень, но не он. Чего же они комедию-то ломают? Если в ход идет психологическое давление со Средневековьем, почему этот человек, похожий на Путина, говорит на чистом русском языке? Явно какая-то недоработка. Но тут вдруг все встало на свои места.

— Каков ваш чин в НКВД? — быстро спросил человек в зеленом камзоле, внимательно разглядывая советского резидента.

Маски были сброшены. Вот так просто, по-топорному, приступили к допросу. Видимо, поняли, что на всю эту средневековую муть Сиротин не клюнул. Сиротин уже отчетливо понимал, что человек в зеленом камзоле — не Путин, хотя и очень похож на него, и, справедливо рассудив, что дальше рассчитывать на снисхождение не стоит, громко выдохнул воздух и двинул ногой этому маленькому человеку в грудь, прямо в большую пластину на золотой цепи, с бело-красным эмалированным гербом. Человек с грохотом влетел обратно в дверь, которую он открыл минуту назад, а Сиротин вскочил на стол (апельсины покатились по комнате) и прыгнул в открытое окно, в глубь павильона, заполненного средневековыми декорациями.

***

Перекатившись несколько раз по булыжной мостовой, чтобы погасить силу удара, советский разведчик вскочил и быстро огляделся.

Взвизгнула женщина с рыбой, но Сиротин уже понесся в сторону реки, готовясь к нападению лавочника. Но тот нападать не стал, и скоро стало ясно почему. Из-за угла появились два крупных человека, видимо, отвечавшие за охрану периметра павильона. У каждого на богатой перевязи висел меч. Сиротин несся прямо на них. Увидев это, они ловко выхватили мечи из ножен и приготовились к схватке. Другого пути к спасительной реке у Сиротина не было, и он, не снижая скорости, выставив вперед правую ногу, прыгнул прямо на одного из вооруженных людей. Он удачно попал пяткой в челюсть и опрокинул противника, но тот успел его ранить своим мечом, проткнув ногу в районе бедра. Второй охранник попытался рубануть Сиротина своим мечом, но советский разведчик ловко увернулся и продолжил бег в сторону реки, оставляя за собой следы крови на пыльных булыжниках.

Он слышал, как гонятся за ним два охранника, но продолжал бежать, не оглядываясь, стараясь не обращать внимания на дикую боль в правом бедре и мысленно благодаря старого китайца, преподавателя ушу в школе КГБ, знания которого его сегодня уже дважды так выручили. Оглянулся он уже у самой реки, переводя дух и утирая лицо. Преследователей было уже гораздо больше. Но странно, подполковник пробежал уже несколько сотен метров, добежал до реки, а павильон все не заканчивался. Да и река, похоже, была настоящей.

Сиротин, обескураженный, побежал вдоль набережной, приближаясь к каменному однопролетному мосту, по которому можно было перебраться на другую сторону реки. Преследователи с криками и руганью неслись за ним. Очень скоро Николай выбежал на мост и внезапно остановился. Прямо перед ним стояли три вооруженных человека, обнажившие мечи и спокойно ожидавшие нападения. Сзади подбегали к мосту семь преследователей, первым из которых был разъяренный здоровый мужик, которому Сиротин так удачно двинул в челюсть в прыжке.

Ситуация становилась безвыходной. Николай Сиротин сжал зубы и твердо решил живым не сдаваться.

Глава VIII

Встреча с Александром Валентиновичем. Москва, декабрь 2014 года

===
Внезапно раздавшийся дребезжащий звук дверного звонка заставил друзей вздрогнуть. Сергей заглянул в глазок и почему-то совершенно не удивился, обнаружив на лестничной клетке Александра Валентиновича, того самого «чеширского кота» из антикварного магазина, который с таким интересом разглядывал принесенный ими манускрипт. Не прошло и полчаса, как появился! «Интересно, как он нас нашел?» – подумал Сергей и открыл дверь.

Словно отвечая на этот вопрос, Александр Валентинович прямо с порога торжественно продекламировал:

– Вот я вас и нашел, голубчики! Очень, очень неосторожно вы ходите. Очень неосторожно!

– В смысле? – спросил немного уязвленный Иван.

– В том смысле, что прямо от антикварного магазина за вами мог пойти кто угодно, а не я, с целью выследить, где вы живете. А вы даже ни разу не оглянулись!

– А чего нам оглядываться? – резко спросил Сергей, который обиделся на странные выговоры Александра Валентиновича. Но тот нисколько не оскорбился этим резким тоном, каким-то неуловимым движением освободился от остроносых туфель, посмотрел на валяющиеся в прихожей домашние тапочки Сергея, потом на самого Сергея (тот кивнул), надел эти тапочки и прошел в гостиную. Там Александр Валентинович бесшумно бросил свое грузное тело в большое кресло, мгновенно закинул ногу на ногу и принял самое, что ни на есть благодушное положение. Нашим друзьям, последовавшим за ним в гостиную, не оставалось ничего другого, кроме как сесть на стулья напротив и приготовиться слушать. Было очевидно, что Александр Валентинович настроен говорить долго.

– Может, выпить чего-нибудь нальете? – Гость улыбнулся своей чеширской улыбкой, красноречиво окидывая взглядом комнату, в интерьерах которой Иван всю пятницу так старательно занимался релаксацией своего друга. Пушистые усы посетителя весело зашевелились.

– Мы не пьем, – достаточно грубо соврал Иван, но и это Александра Валентиновича нисколько не смутило.

– Молодые люди, я пришел рассказать вам, что вы подвергаете себя и своих близких очень большой опасности. Вы даже не представляете, в какую историю вляпались.

– То есть вы тоже согласны с тем, что этот манускрипт стоит не меньше десяти тысяч долларов? – Иван торжествовал и, выразительно поглядывая на Анциферова, победоносно провозгласил: – А мы его меньше чем за десять тысяч не отдадим!

– Молодой человек! – Александр Валентинович отвечал как будто бы Ивану, однако смотрел в глаза Сергею. – Эта вещь стоит значительно больше, чем десять тысяч долларов. Значительно дороже. Но здесь дело совсем не в деньгах. Поэтому я к вам сейчас и пришел. Вы слышали миф о горгоне Медузе? Или, может быть, знаете, отчего погиб Наполеон?

Сергей с Иваном переглянулись.

– Ну хорошо, не будем про Наполеона. Давайте начнем с простого. Почему существует древняя традиция в доме покойника завешивать все зеркала темной тканью?

Сергей и Иван переглянулись еще раз.

– Так, понял. Придется начать с самого начала. Но только давайте договоримся, что вы слушаете меня и не перебиваете. Все вопросы – потом.

Друзья, заинтригованные столь необычной речью, кивнули.

– Не буду вас спрашивать, что такое зеркало. Ответ на этот вопрос вы знаете и не знаете одновременно. Это поистине гениальное изобретение человечества. А случилось это изобретение в Венеции в XII веке, точнее, на острове Мурано, где тогда венецианцы компактно селили стеклодувов. Тогда и стекло-то было большим дефицитом, но, не умея делать стекло, невозможно было изготовить зеркало. Поэтому, собственно, и венецианцы. Они первые в мире стали делать стекло, ну а потом научились делать зеркала. Как их делали? Деталей я не знаю, но если сам принцип… Короче, на гладком, отполированном куске мрамора раскатывали тонкий слой некоего металлического сплава, основой которого служили олово и серебро. Потом этот тонкий слой металла заливали ртутью. Металл, растворяясь в ртути, образовывал тонкую отражающую пленку. Пленка эта называлась амальгамой.

– Амальгама?! – не удержался от возгласа Сергей, потому что очень хорошо помнил первое слово таинственного манускрипта, разгаданное арбатским антикваром.

– Да, амальгама, – красноречиво кивнул Александр Валентинович и продолжил: – Сверху на эту тонкую пленку-амальгаму накладывали горячее прозрачное стекло, к которому пленка мгновенно прилипала. Так получалось зеркало. Стоили зеркала в те годы целые состояния, и в начале XII века их могли себе позволить только очень-очень богатые и влиятельные люди. Все это мне рассказал один очень интересный человек – Рудольф Михайлович Четвериков, он работает в МГУ, на химическом факультете, и всю жизнь изучает зеркала и сплавы металлов, из которых эти амальгамы получаются.

– Не понимаю, чего их изучать? – на всякий случай сказал Иван, на самом деле чрезвычайно заинтересованный рассказом и ожидая продолжения. Оно последовало незамедлительно, потому что Александр Валентинович вообще не обратил никакого внимания на слова молодого человека.

– То, что я буду дальше вам рассказывать, не вполне научно, но точно интересно. Из каких химических элементов образовывали составы амальгам древние венецианцы, доподлинно неизвестно, но существует легенда, что можно было подобрать такой состав амальгамы, что на человека, который посмотрит в созданное зеркало, можно было определенным образом влиять. Например, погубить или, наоборот, придать жизненных сил. Или, например, сделать безумным, или просто управляемым. Наиболее известна странная история, когда непобедимый немецкий завоеватель Фридрих Барбаросса, готовый стереть Венецию в порошок и уже что-то подобное проделавший с Римом, принял венецианских послов, которые подарили ему красивое зеркало. Император Барбаросса посмотрел в это зеркало и вдруг принял решение окончить боевые действия и уйти вместе с армией из Италии. А через несколько дней вообще приехал в Венецию, в собор Сан-Марко, где упал на колени перед римским папой, которого он, между прочим, из Ватикана до этого выгнал, попросил у него прощения и стал вообще абсолютным пай-мальчиком и больше Венеции никогда не докучал. – Рассказчик торжествующе поглядел на наших героев.

Сергей живо вспомнил место унижения Фридриха Барбароссы перед входом в венецианский собор, ту русскую группу, а вслед за тем память услужливо «включила» тревожные картины зимней полуночной площади Сан-Марко, а потом перекошенное лицо старика из Дворца дожей, уставившееся в холодную и круглую венецианскую луну на темной улице Calle Galeazza. По спине пробежал знакомый холодок, а сердце застучало часто, совсем как тогда. Сергей вздрогнул, а Александр Валентинович между тем продолжал:

– Это – один из первых примеров действия венецианских зеркал на исторических персонажей, но далеко не единственный. Дальше в мировой истории таких случаев было очень много. Например, удивительная история про венецианского вельможу Дандоло, которого избрали дожем в восемьдесят пять лет и абсолютно слепым, что само по себе, согласитесь, было несколько странно. Так вот, он постоянно возил с собой зеркало в золоченой раме и подолгу смотрелся в него. Внимание, ребята, он был абсолютно слеп! Кстати, так, на всякий случай: дожил этот дож до девяносто восьми лет, а всего за год до смерти захватил Константинополь во время одного из Крестовых походов, им же и организованных. Между прочим, по легенде, он, слепой и девяностовосьмилетний, сражался при захвате города в первых рядах! Он красиво зажил в Константинополе, основал новое государство – Латинскую империю, и вдруг слуга случайно разбил это зеркало. И Дандоло, который, несмотря на свой преклонный возраст и слепоту, считался просто вечным, вдруг мгновенно заболел и умер. Его так и похоронили прямо в стене Софийского собора Константинополя. Такая вот история. Если не ошибаюсь, именно это имя мы с вами прочитали в вашей удивительной бумаге? – Александр Валентинович умолк, наслаждаясь растерянным видом друзей.

Иван замер с открытым ртом.

– Я, кажется, начинаю что-то понимать, – заговорил Сергей, нарушая театральную паузу Александра Валентиновича. – Горгона Медуза, если я правильно помню эту сказку…

– Миф, Сергей, древнегреческий миф, – опять по-чеширски улыбнулся Александр Валентинович.

– Да, миф. Там же вроде как все от ее взгляда каменели, так? А этот…

– Персей. – Александр Валентинович уже просто не переставал улыбаться и седые усы его весело топорщились, больше не возвращая лицу прежнего строгого выражения.

– Да, Персей, он на нее не смотрел, а в свой щит, который был отполирован, как зеркало. Так ее и победил.

– Именно. А зеркало это давало такое здоровье, что его хватило, чтобы победить даже вот такую горгону Медузу.

Иван кивнул и продолжил сыпать вопросами:

– А что же Наполеон, отчего он умер?

– Наполеон прекрасно себя чувствовал, когда его отправили в ссылку на остров Святой Елены. Уж я не знаю, в курсе вы или нет, что венецианцы были очень злы на Наполеона, который упразднил их республику, отменил институт избрания дожей, увез огромное количество ценнейших произведений в Париж, включая знаменитых коней на крыше венецианского собора Сан-Марко, кстати, привезенных из Константинополя людьми Дандоло. Благодаря Наполеону Венеция была отдана во власть своих врагов – Габсбургов. Короче говоря, очень не любили в Венеции Наполеона. Так вот, в тот самый день, когда Наполеона везли на остров Святой Елены отбывать вечную ссылку, несколько венецианцев установили в его маленьком домике, где он должен быть доживать свои дни, некие старинные и очень красивые зеркала. Наполеон успел посмотреть в эти зеркала всего несколько раз. И умер.

– Очень красивая легенда. Зеркала воздействуют на людей. Кто-то от них погибает, кто-то, наоборот, становится совершенно здоровым и нереально долго живет, кто-то, посмотревшись в них, совершает безумные поступки. И такой секрет никто никак не мог заметить, а вы взяли и обнаружили! – язвительно сказал Иван.

Александр Валентинович картинно вскинул руки и замахал ими на Ивана:

– Ну что вы, что вы… Я здесь, по большому счету, вообще ни при чем. А узнал я эту историю просто случайно. Два года назад купил одно старинное зеркало на аукционе. А выбрать мне его помог тот самый Рудольф Михайлович из МГУ. Он-то мне и рассказал все то, что сегодня рассказываю вам я, а про то зеркало с аукциона сказал, что его надо покупать – оно дает здоровье. Ну, как когда-то Дандоло, только мощность значительно слабее. Вы знаете, действительно, можете верить, можете нет, но у меня язва зарубцевалась за те два года, что я в это зеркало смотрюсь.

– То есть вы думаете, что документ, который оказался у меня, – это… – Сергей испытывающее посмотрел на Александра Валентиновича.

– Да, именно это я и думаю. На мой взгляд, это уникальный венецианский манускрипт, рассказывающий о каких-то секретах изготовления зеркал. Может быть, даже это секрет изготовления той самой таинственной амальгамы, благодаря которой зеркала, собственно, и обретают свои волшебные свойства. Этот секрет хранился тысячу лет в строжайшей тайне, которую охранял в Венеции специально созданный для этого орган – Совет Десяти, которого боялись все, включая самых могущественных европейских монархов.

– А чем этот Совет Десяти был так страшен? – спросил Иван.

– Они создали специальную закрытую секту Хранителей. Хранители – это совершенные шпионы и убийцы, которые из столетия в столетие передавали свои знания и могли за считаные секунды устранить любого неугодного человека, где бы он ни находился.

– Получается, венецианский дож обладал таким вот совершенным оружием против всех? – Сергей на секунду вспомнил троих решительных парней, которые, даже не сбавляя шага, за доли секунды зарезали старика на темной венецианской улице.

– Ну, не совсем так. Дож сам очень боялся этих людей. История знает случаи, когда Совет Десяти казнил дожа, заподозрив, что он может выдать секрет зеркал кому-то еще. Так, например, был обезглавлен венецианский дож Марино Фальер в 1355 году. Шпионы Совета Десяти узнали о его решении задорого продать Ватикану какую-то информацию о зеркалах. С ним расправились мгновенно. По решению Совета Десяти Марино Фальер был схвачен и казнен прямо во Дворце дожей, на Лестнице гигантов, его имя было стерто из всех официальных книг Венецианской республики, а изображения на картинах закрашены черной краской. – Александр Валентинович махнул рукой перед лицом, как бы показывая, насколько решительно было замазано на картинах лицо неведомого дожа, покусившегося на разглашение страшной тайны.

– Так вроде он как-то хотел власть захватить. – Сергей попытался возразить Александру Валентиновичу, вспомнив, что про этого казненного дожа ему что-то рассказывал в Венеции экскурсовод. Правда, вот ни про какие зеркала экскурсовод тогда не говорил ни слова.

– Ну конечно! А вы что хотели? Чтобы венецианцы всему миру сказали – мы тут казним своего правителя, потому что он хотел раскрыть наш секрет, как мы тут тайно, через зеркала, управляем знатными семьями и королевскими фамилиями всей Европы? Ну, конечно, была придумана история про захват власти. Правда, уж очень она несостоятельная: ну, подумайте сами, как можно захватывать то, что у тебя и так есть? Да еще и в восемьдесят пять лет.

– Они там все какие-то долгожители у вас получаются, – усмехнулся Иван.

– Ну, я же вам рассказывал, – раздосадованно развел руками Александр Валентинович и внимательно посмотрел на Сергея, как бы проверяя, а он-то хоть понимает, о чем идет речь, – специальные зеркала давали здоровье, и человек мог прожить сколь угодно долго. Наиболее мощные зеркала, дающие здоровье, были установлены именно во Дворце дожей. Неужели вы сами не понимаете, что без какого-то антинаучного объяснения не может столетний слепой человек возглавлять Крестовый поход или сражаться на крепостной стене пылающего Константинополя? Так вот и у меня язва зарубцевалась, – улыбнулся Александр Валентинович. – А вы, Сергей, вы же были в Венеции? Вы не обратили внимания на то, что, когда идешь по Дворцу дожей и смотришь в немногие оставшиеся с той поры дзеркала, почему-то очень хорошо себя чувствуешь, ничего не болит и настроение прекрасное? Чего не скажешь о посещении тюрьмы, находящейся в соседнем здании, всего через полчаса?

– Ну, может, просто отпуск, Венеция, хорошая погода – вот все и объясняется? – неуверенно возразил Сергей, отчетливо вспомнив свои ощущения абсолютной эйфории, когда он проходил по залам Дворца дожей. Тогда это ощущение он посчитал следствием удачной командировки и просто неизвестно откуда взявшегося хорошего настроения. Но, действительно, Сергей это отчетливо помнил, уже через полчаса, когда он покинул Дворец дожей, это ощущение какого-то странного подъема прошло и все стало как обычно.

– Уверяю вас, молодой человек, на улице мог идти проливной дождь, а во дворец вас могли привести для того, чтобы вымыть там полы. Настроение было бы точно такое же! – воскликнул Александр Валентинович. – Будете еще раз в Венеции, непременно проверьте!

При последних словах Сергей опять представил себе истекающего кровью старика на улице Calle Galeazza и снова поежился.

– Просто какой-то «Свет мой, зеркальце, скажи», – задумчиво произнес Иван.

– А это – тоже очень интересная история. И совершенно реальная. – Александр Валентинович продолжал сыпать фактами, как театральный фокусник картами на глазах у изумленных зрителей. – Действительно, существовала злая царевна, только не у Пушкина, а давным-давно, в Византии. И звали ее Зоей. Зоя Порфирородная. И у нее действительно было чудо-зеркало из Венеции, в которое она гляделась каждый день, и зеркало это давало ей здоровье и красоту.

– Ну конечно! И она в какие-нибудь шестьдесят лет была красива и соблазнительна, – язвительно сказал Иван.

– Не в шестьдесят, а в семьдесят шесть. – Александр Валентинович победно посмотрел на Ивана. – В семьдесят шесть, молодой человек! Именно в семьдесят шесть лет она в четвертый раз вышла замуж, и именно в этом возрасте под ее предводительством происходили самые откровенные эротические гульбища и кутежи! Все было замечательно, пока о секрете зеркала не узнала родная сестра Зои – Феодора. Тогда Зоя запрятала ее…

– В хрустальный гроб на скале. – Сергея все больше захватывали истории Александра Валентиновича.

– …в монастырь. Но, действительно, расположенный на очень далекой скале, куда ни один простой человек не смог бы добраться и откуда сама Феодора никогда не смогла бы сбежать. Но появился…

– …королевич! – Ивану тоже понравилась эта игра в отгадывание этой такой знакомой и такой незнакомой истории.

– Ну да, пусть так, королевич, – благосклонно согласился Александр Валентинович, – который вернул Феодору спустя десятилетие во дворец, чтобы она правила государством совместно с Зоей. Первое, что сделала Феодора, вернувшись во дворец, – разбила то самое, «волшебное», зеркало. И Зоя умерла. Причем перед этим, по свидетельствам очевидцев, она из цветущей красивой женщины мгновенно превратилась в страшную сгорбленную старуху. Вот вам еще такая история про зеркало из Венеции. Это потом уже история эта стала сказкой, аналог которой есть у всех европейских народов. Так и получается: сказка ложь, да в ней намек…

– Интересно… – Сергей задумался.

– Конечно интересно! И люди, хранившие этот секрет почти тысячу лет, никогда бы не продали его ни за какие деньги ни в какую антикварную лавку, чтобы там мне ни плел какой-нибудь наглый мальчишка, считающий себя умнее всех на свете и наивно думающий обмануть специалиста. – Неожиданное окончание довольно мирной и увлекательной речи Александра Валентиновича было эффектным. Повисла пауза, которую сам же Александр Валентинович и нарушил: – А теперь скажите мне правду. Откуда у вас этот манускрипт?

***