Главная » 2021 » Февраль » 26 » Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 003
05:10
Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 003

***

***
     Майка тоже нервничала. Отвечала отрывисто, глядела в тарелку и  за весь завтрак ни разу не улыбнулась. Впрочем, что делается  с  ней - я как раз понимал. Я бы на ее месте тоже нервничал  перед  таким предприятием. В конце концов, Майка -  моя ровесница, хотя опыт работы у нее значительно больше, но это  совсем  не  тот  опыт, который сегодня ей понадобится.
     Одним словом, Комов явно нервничал, Майка нервничала, Вандерхузе тоже, глядя на них, стал обнаруживать некоторые признаки беспокойства, и  мне  стало  ясно, что поднимать сейчас  вопрос  о  моем  участии  в  предстоящей экспертизе
решительно  неуместно. Я  понял, что  сегодня  мне  опять предстоит целый рабочий день тишины и пустоты, и тоже стал нервничать. Атмосфера   за  столом  сделалась прямо-таки напряженной. И  тогда  Вандерхузе, как командир корабля и врач, решил эту  атмосферу  разрядить. Он задрал голову, выдвинул  челюсть  и  длинно посмотрел на нас поверх носа.
Рысьи бакенбарды его растопырились. Для начала он рассказал несколько анекдотов  из быта звездолетчиков. Анекдоты были старые, заезженные, я заставлял себя улыбаться, Майка никак не реагировала, а Комов реагировал как-то странно. Слушал он внимательно и серьезно, в ударных местах кивал, а потом
задумчиво оглядел Вандерхузе и произнес внушительно:
 - А знаете, Яков, к вашим бакенбардам очень пошли бы
кисточки на ушах.
 Это было хорошо сказано, и при других обстоятельствах я   порадовался  бы острому  словцу, но  сейчас  мне  это показалось совершенно бестактным. Впрочем, сам Вандерхузе был, очевидно, противоположного  мнения. Он самодовольно ухмыльнулся, согнутым  пальцем  взбил  свои  бакенбарды  -
сначала  левый, а  затем  правый - и поведал нам следующую
историю.
Является на некую цивилизованную планету один землянин, входит он в контакт и предлагает аборигенам свои услуги в качестве крупнейшего на  Земле  специалиста по конструированию и эксплуатации вечных двигателей первого рода. Аборигены, натурально, смотрят этому посланцу сверхразума в рот  и, следуя  его  указаниям, немедленно принимаются   строить. Построили. Не  работает вечный
двигатель. Землянин крутит колеса, ползает среди стержней и всяких  шестеренок  и  бранится, что  все  сделано не так. "технология, - говорит, - у вас отсталая, вот эти узлы надо решительно переделать, а вон те так и вообще заменить, как вы полагаете? " аборигенам деваться некуда. Принимаются они переделывать  и решительно заменять. И только они это закончили, как  вдруг  прибывает  с  Земли ракета "скорой помощи", санитары хватают изобретателя и делают ему надлежащий укол, врач приносит аборигенам свои извинения, и ракета отбывает. Аборигены  в  тоске  и смущении, стыдясь глядеть  друг  другу  в  глаза, начинают расходиться и тут замечают, что  двигатель-то  заработал. Да, друзья  мои, двигатель заработал  и продолжает работать до сих пор, вот уже полтораста лет.
     Мне  эта  незамысловатая  история  понравилась. Сразу видно, что Вандерхузе выдумал  ее  сам  и, скорее всего, только что. К  моему  огромному удивлению, Комову история понравилась тоже.Уже на середине  рассказа он перестал блуждать взглядом по столу в поисках горчицы, уставился на Вандерхузе  и  не спускал с него прищуренных глаз до самого конца, а потом высказался в том смысле, что идея невменяемости одного из партнеров по контакту представляется ему теоретически любопытной. Во всяком случае, до сих пор общая теория контакта не учитывала такой возможности, хотя еще в начале двадцать первого века некий Штраух выдвигал предположение включать шизоидов в состав экипажей космических кораблей. Уже тогда было известно, что шизоидные типы обладают ярко выраженной способностью непредвзятого ассоциирования.Там, где нормальный человек в хаосе  невиданного волей-неволей стремится углядеть знакомое, известное ранее, стереотипное, шизоид, напротив, не только видит все так, как оно есть, но  способен создавать новые стереотипы, прямо вытекающие из сокровенной
природы рассматриваемого  хаоса. Между  прочим, продолжал Комов, понемножку разгораясь, это свойство оказывается чрезвычайно общим для шизоидных представителей  разумов самых различных типов. А поскольку теоретически совершенно не исключена возможность, что объектом контакта окажется именно   шизоидный индивидум, и поскольку своевременно неразгаданная  шизоидность может в ходе контакта привести к тяжелейшим последствиям, проблема, затронутая вами, Яков, кажется достойной определенного научного внимания.
Вандерхузе, ухмыляясь, объявил, что дарит Комову эту идею, и сказал, что пора трогаться. При этих словах Майка, заинтересовавшаяся  было  и слушавшая Комова с полуоткрытым ртом, сразу увяла. Я тоже сразу увял: все эти разговоры о
шизоидах навели  меня на неприятные размышления. И вот что тогда произошло.
Вандерхузе и Майка уже вышли из кают-компании, а Комов замешкался в дверях, повернулся вдруг, крепко взял меня за локоть  и, как-то  жутковато-пристально шаря по моему лицу своими холодными серыми глазами, тихо и быстро проговорил:
- Что это вы приуныли, Стась? Что-нибудь случилось?
 Я обалдел.Меня наповал сразила поистине сверхъестественная  проницательность  этого  специалиста по шизоидам. Но мне все-таки удалось мгновенно взять себя в
руки. Слишком многое для  меня решалось в этот момент. Я отстранился и с безмерным изумлением спросил:
- О чем вы, Геннадий Юрьевич?
Взгляд его продолжал бегать по моему лицу, и он спросил еще тише и еще быстрее:
- Вы боитесь остаться один?
Но я уже прочно сидел в седле.
- Боюсь? - переспросил  я. - ну, это слишком сильно сказано, Геннадий Юрьевич. Я не ребенок все-таки...
Он отпустил мой локоть.
- А может быть, полетите с нами?
Я пожал плечами.
- Я бы с удовольствием. Но ведь вчера у меня были неполадки. Пожалуй, мне все-таки лучше остаться.
- Ну-ну! -  произнес  он с неопределенным выражением,
резко повернулся и вышел.
Я постоял  еще  в кают-компании, окончательно приводя себя в порядок. В голове у меня была сумятица, но чувствовал я себя как после хорошо сданного экзамена.
 Они помахали мне  на прощанье и улетели, а я даже не стал провожать их взглядом. Я сразу же вернулся в корабль, выбрал   стереопару  кристаллофонов, вооружил  оба  уха  и завалился в кресло перед своим пультом. Я следил за работой
своих ребятишек, читал, принимал радиограммы, беседовал с Вадиком и Нинон (было утешительно обнаружить, что у Вадика тоже вовсю  играет  музыка), я затеял уборку помещения, я составил роскошное  меню с  расчетом на  необходимость
подкрепления душевных сил - и все это в громе, в звоне, в завывании   флейт  и  в  мяуканье  некофонов. В  общем, я старательно, безжалостно и с пользой для себя и окружающих убивал  время. И  все  это убиваемое время меня неотступно грызла терзающая мысль: откуда Комов узнал о моей слабости и что  он в связи с этим намерен предпринять. Комов ставил меня в тупик. Эти его недоумения, возникшие после похода на стройплощадку, этот  разговор  о  шизоидах, эта  странная интерлюдия в дверях  кают-компании... Елки-палки, ведь он предложил мне лететь с ними, но явно опасался оставить меня одного! Неужели это все-таки так заметно? Но  ведь Вандерхузе вот ничего не заметил...
В  таких  примерно  подспудных  мыслях  прошла большая часть моего  рабочего  дня. В  пятнадцать  часов, гораздо раньше, чем  я  ожидал, глайдер  вернулся. Я  едва успел сорвать с  ушей и спрятать кристаллофоны, как вся компания ввалилась  в  корабль. Я встретил их в кессоне с тщательно
продуманной  сдержанной  приветливостью, не  стал задавать
никаких вопросов  по существу и только осведомился, нет ли
желающих    подкрепиться. Боюсь, правда, что   после
шестичасового  грома  и  звона  я  говорил немножко слишком
громко, так  что  Майка, которая  к  вящей  моей  радости
выглядела  вполне  удовлетворительно, воззрилась на меня с
некоторым удивлением, а Комов быстро оглядел меня с ног до
головы и, не  сказав  ни слова, сейчас же скрылся в своей
каюте.
     - Подкрепиться? - раздумчиво проговорил Вандерхузе. -
знаешь ли, Стась, я сейчас пойду в рубку писать экспертное
заключение, так  что если бы ты как-нибудь мимоходом занес
мне стаканчик  тонизирующего, это было бы уместно, как ты
полагаешь?
     Я сказал, что принесу, Вандерхузе удалился в рубку, а
мы  с  Майкой  пошли  в  кают-компанию, где  я нацедил два
стаканчика тонизирующего - один отдал Майке, а второй отнес
Вандерхузе. Когда я вернулся, Майка со стаканчиком в руке
бродила   по   кают-компании. Да, она  была  значительно
спокойнее, чем  утром, но  все  равно чувствовалась в ней
какая-то  напряженность, натянутость  какая-то, и, чтобы
помочь ей разрядиться, я спросил:
     - Ну, что там с кораблем?
     Майка сделала хороший глоток, облизала губы и, глядя
куда-то мимо меня, произнесла:
     - Знаешь, Стась, все это неспроста.
     Я подождал продолжения, но она молчала.
     - Что - неспроста? - спросил я.
     - Все! - она неопределенно повела рукой со стаканом. -
кастрированный мир. Бледная  немочь. Помяни мое слово: и
корабль этот здесь разбился не случайно, и нашли мы его не
случайно, и вообще  вся эта наша затея, весь проект - все
провалится на этой планетке! - она допила вино и поставила
стакан  на  стол. -  элементарные  правила безопасности не
соблюдаются, большинство  работников  здесь - мальки вроде
тебя, да и меня тоже... И все только потому, что планета
биологически пассивна. Да  разве  в этом дело! Ведь любой
человек  с  элементарным  чутьем в первый же час чует здесь
неладное. Была  здесь  жизнь  когда-то, а потом вспыхнула
звезда  -  и  в  один  миг  все  кончилось... Биологически
пассивная? Да! Но зато активная некротически. Вот и панта
будет такой  через  сколько-то  там  лет. Корявые деревца,
чахлая  травка, и  все вокруг пропитано древними смертями.
запах  смерти, понимаешь? Даже  хуже  того - запах бывшей
жизни! Нет, Стась, помяни мое слово, не приживутся здесь
пантиане, не узнают  они здесь никакой радости. Новый дом
для целого человечества? Нет, не новый дом, а старый замок
с привидениями...
     Я вздрогнул. Она заметила, но поняла неправильно.
     - Ты не беспокойся, - сказала она, печально улыбаясь.
- я в полном порядке. Просто пытаюсь выразить свои ощущения
и свои предчувствия. Ты меня, я вижу, понять не можешь, но
сам посуди, что это за предчувствия, если мне на язык лезут
все эти словечки: некротический, привидения...
     Она  опять  прошлась  по  кают-компании, остановилась
передо мной и продолжала:
     - Конечно, с  другой  стороны, параметры  у  планеты
прекрасные, редкостные. Биологическая  активность  почти
нулевая, атмосфера, гидросфера, климат, термический баланс
- все как  по  заказу  для  проекта  "Ковчег". Но даю тебе
голову  на  отсечение, никто  из  организаторов этой затеи
здесь не  был, а  если и был кто-нибудь, то чутья у него,
нюха на  жизнь, что  ли, ни  на  грош не оказалось... Ну
понятно, это все старые  волки, все в шрамах, все прошли
через разнообразные ады... Чутье на материальную опасность
у них  великолепное! Но  вот на  э т о... - она пощелкала
пальцами и даже, бедняжка, сморщилась от бессилия выразить.
- а впрочем, откуда я знаю, может быть, кто-нибудь из них и
почуял неладное, а как это обьяснишь тем, кто здесь не был?
но ты-то меня хоть немножко понимаешь?
     Она смотрела  на  меня  в  упор зелеными глазами, а я
колебался и, поколебавшись, соврал:
     - Не совсем. То есть, конечно, в чем-то ты права...
тишина, пустота...
     - Вот видишь, - сказала она, - даже ты не понимаешь.
ну ладно, хватит об этом. - она села на стол напротив меня
и   вдруг, ткнув  меня  пальцем  в  щеку, засмеялась. -
выговорилась, и   как-то  легче  стало. С  Комовым, сам
понимаешь, не  разговоришься, а к вандеру лучше с этим не
соваться - сгноит в медотсеке...
     Напряжение, сковывавшее ее  да и меня тоже, сразу же
спало, и разговор превратился в легкий треп. Я пожаловался
ей на вчерашние  неприятности  с роботами, рассказал, как
вадик   купался   один  в  целом  океане, и  спросил, как
продвигаются квартирьерские дела. Майка ответила, что они
наметили четыре места для стойбищ, места вообще-то хорошие,
и   при   прочих   равных   условиях   любой   пантианин  с
удовольствием провел бы здесь всю свою жизнь, но поскольку
вся эта  затея  все равно обречена, говорить особенно не о
чем. Я напомнил Майке, что она всегда отличалась природным
скептицизмом   и  что  скептицизм  этот  далеко  не  всегда
оправдывался. Майка возразила, что речь сейчас идет уже не
о природном скептицизме, а о скептицизме природы, и что я
вообще салага, малек и, по сути, должен был бы стоять перед
нею, опытной Майкой, по стойке смирно. Тогда я сказал ей,
что  настоящий  опытный человек никогда не станет спорить с
кибертехником, ибо  кибертехник  является  на  корабле той
осью, вокруг   которой, собственно, происходит   все
коловращение жизни. Майка  заметила, что большинство осей
вращения является, по сути, понятием воображаемым, не более
чем геометрическими местами точек... Потом мы затеяли спор,
есть  ли  разница  между  понятиями  "ось  вращения" и "ось
коловращения", в  общем, мы  трепались, и  со  стороны,
вероятно, это выглядело довольно мило, но не знаю, о чем
там в  это время думала Майка, а я лично вторым планом все
время   прикидывал, не   заняться  ли  мне  прямо  сейчас
профилактикой всех систем обеспечения безопасности. Правда,
системы эти  были рассчитаны на опасность биологическую, и
невозможно  было  сказать, годятся ли они против опасности
некротической, но при всем при том береженого бог бережет,
под лежачий камень  вода не течет, и вообще: тише едешь -
дальше будешь.
     Словом, когда  Майка стала позевывать и жаловаться на
недосып, я отослал ее вздремнуть перед обедом, а сам прежде
всего  полез  в  библиотеку, отыскал  толковый  словарь  и
посмотрел, что такое "некротический". Толкование произвело
на меня тяжелое впечатление, и я решил начать профилактику
немедленно. Предварительно, правда, я  забежал  в  рубку
посмотреть, как  работают  мои  ребятишки, и  застал  там
Вандерхузе  как  раз  в  тот  момент, когда  он  складывал
аккуратной стопочкой  свое  экспертное заключение. "сейчас
отнесу это Комову, - обьявил он, увидев меня, - потом дам
посмотреть  Майке, а  потом  устроим  обсуждение, как  ты
полагаешь? Позвать тебя? " я сказал, что позвать, и сообщил,
что   буду   в   отсеке   обеспечения  безопасности. Он  с
любопытством  посмотрел  на  меня, но  ничего  не сказал и
вышел.
     Меня позвали  часа через два. Вандерхузе по интеркому
обьявил, что заключение  прочитали  все члены комиссии, и
спросил, не хочу ли прочесть и я. Я, конечно, хотел бы, но
профилактика у меня была в самом разгаре, сторож-разведчик
наполовину  выпотрошен, имела  место  запарка, так  что я
ответил в том смысле, что читать, пожалуй, не стану, а на
обсуждение явлюсь непременно, как только покончу с делами.
"у меня еще на час работы, - сказал я, - так что обедайте
без меня".
     В   общем, когда  я  явился  в  кают-компанию, обед
кончился, и обсуждение началось. Я взял себе супу, сел в
сторонке и стал есть и слушать.
     - Не  могу  я  принять метеоритную гипотезу совсем без
оговорок, - укоризненно  говорил Вандерхузе. - "пеликаны"
прекрасно защищены от метеоритного удара, геннадий. Он бы
просто уклонился.
     - Не спорю, - отвечал Комов, глядя в стол и брезгливо
морщась. -  однако  предположите, что  метеоритная  атака
произошла в момент выхода корабля из подпространства...
     - Да, конечно, -  согласился  Вандерхузе. -  в этом
случае - конечно. Но вероятность...
     - Вы   меня   удивляете, Яков. У  корабля  абсолютно
разрушен  рейсовый  двигатель. Огромная  сквозная  дыра со
следами   сильного   термического   воздействия. По-моему,
каждому  нормальному  человеку  ясно, что  это  может быть
только метеорит.
     У Вандерхузе был очень несчастный вид.
     - Ну... Хорошо, -  сказал  он. -  ну, пусть  будет
по-вашему... Вы  просто  не  понимаете, геннадий, вы  не
звездолетчик... Вы  просто  не  понимаете, насколько  это
маловероятно. Именно  в  момент  выхода из подпространства
огромный метеорит огромной энергии... Я просто не знаю, с
чем это сравнить по вероятности!
     - Хорошо. Что вы предлагаете?
     Вандерхузе   оглядел   всех  в  поисках  поддержки  и,
поддержки не обнаружив, сказал:
     - Хорошо, пусть   будет  так. Но  я  все-таки  буду
настаивать, чтобы   формулировка   имела   сослагательный
оттенок. Скажем: "указанные     факты    заставляют
предположить... "
     - "сделать вывод", - поправил Комов.
     - "сделать вывод"? - Вандерхузе нахмурился. - да нет,
геннадий, какой тут может быть вывод? Именно предположение!
"... Заставляют   предположить, что  корабль  был  поражен
метеоритом   высокой   энергии   в   момент   появления  из
подпространства". Вот так. Предлагаю согласиться.
     Несколько  секунд  Комов  думал, шевеля  желваками на
скулах, потом сказал:
     - Согласен. Перехожу к следующей поправке.
     - Минуточку, - сказал Вандерхузе. - а ты, Майка?
     Майка пожала плечами.
     - Честно говоря, не ощущаю разницы. В общем, согласна.
     - Следующая поправка, - нетерпеливо произнес Комов. -
нам  не  надо  запрашивать  мнение  базы, как  поступить с
останками. Вообще  этому  вопросу  не  место  в экспертном
заключении. Надо дать специальную радиограмму, что останки
пилотов  помещены  в  контейнеры, залиты стеклопластом и в
ближайшее время будут переправлены на базу.
     - Однако... - с растерянным видом начал Вандерхузе.
     - Я займусь этим завтра, - прервал его Комов. - сам.
     - Может быть, следовало  бы  похоронить  их здесь? -
негромко сказала Майка.
     - Не возражаю, - сейчас  же сказал Комов. - но, как
правило, в таких случаях останки пересылаються на землю...
что? - повернулся он к Вандерхузе.
     Вандерхузе, открывший  было  рот, помотал  головой и
сказал:
     - Ничего.
     - Короче  говоря, -  сказал  Комов, - этот вопрос из
заключения я предлагаю выбросить. Согласны, Яков?
     - Пожалуй, - сказал Вандерхузе. - а ты, Майка?
     Майка  колебалась, и  я  понял  ее. Как-то  все  это
происходило слишком по-деловому. Правда, я не знаю, как это
должно  происходить, но, по-моему, такие  вопросы нельзя
решать голосованием.
     - Прекрасно, - произнес Комов как ни в чем не бывало.
- теперь   относительно   причин   и  обстоятельств  смерти
пилотов. Акт  о  вскрытии  и  фотоматериалы  меня  вполне
удовлетворяют, а формулировку я предлагаю такую: "положение
трупов свидетельствует о том, что смерть пилотов наступила
вследствие удара  корабля  о  поверхность планеты. Мужчина
погиб  раньше  женщины, успев  только  стереть бортжурнал.
выбраться  из  кресла  пилота  он  был  уже не в состоянии.
женщина, напротив, была жива еще некоторое время и пыталась
покинуть  корабль. Смерть  застигла  ее  уже  в  кессонной
камере". Ну, а дальше - по вашему тексту.
     - Гм... - сказал Вандерхузе с большим сомнением. - не
слишком ли все это категорично, как вы полагаете, геннадий?
ведь  если  придерживаться  того  самого  акта  о вскрытии,
против которого вы не возражаете, бедняжка была просто не в
состоянии доползти до кессона.
     - Тем не  менее она оказалась там, - холодно произнес
Комов.
     - Но ведь именно это обстоятельство... - проникновенно
начал Вандерхузе, прижимая руки к груди.
     - Слушайте, Яков, - сказал Комов. - никто не знает, на
что способен  человек  в  критических условиях. И особенно
женщина. Вспомните историю Марты Пристли. Вспомните историю
Колесниченко. И вспомните вообще историю, Яков.
     Наступило  молчание. Вандерхузе  сидел  с  несчастным
видом и безжалостно таскал себя за бакенбарды.
     - А меня  как  раз  не  удивляет, что она оказалась в
кессоне, -  подала  голос  Майка. - я другого не понимаю.
почему он  стер  бортжурнал? Ведь  был  же  удар, человек
умирает...
     - Ну, это   как   раз... -  неуверенно  проговорил
Вандерхузе. -  это  может  быть. Агония, шарил руками по
пульту, зацепил ключ...
     - Вопрос о  бортжурнале, - сказал Комов, - вынесен в
раздел фактов особого  назначения. Лично я думаю, что эта
загадка никогда не будет разрешена... Если, впрочем, это
загадка, а не случайное стечение обстоятельств. Продолжаем,
- он быстро  перебрал  разбросанные  перед  ним  листки. -
собственно, у меня, пожалуй, больше нет замечаний. Земная
микрофлора и микрофауна, по-видимому, погибла, следов ее,
во всяком случае, нет... Так... Личные бумаги. Разбирать их
- дело не наше, кроме того, они в таком состоянии, что мы
можем только напортить. Завтра я их законсервирую и привезу
сюда... Да! Попов, тут есть кое-что по вашей части. Вам
известно   кибернетическое   оборудование   кораблей   типа
"пеликан"?
     - Да, конечно, - сказал я, поспешно отодвигая тарелку.
     - Будьте добры, - он перебросил мне листок бумаги, -
вот опись всех обнаруженных кибермеханизмов. Проверьте, все
ли на месте.
     Я взял опись. Все выжидательно глядели на меня.
     - Да, - проговорил я, - пожалуй, все на месте. Даже
инициаторные   разведчики   на   месте, обычно  их  всегда
некомплект... А  вот  этого  я  не  понимаю. Что  такое:
"ремонтный робот, переоборудованный в шьющее устройство"?
     - Яков, обьясните, - распорядился Комов.
     Вандерхузе задрал голову и выпятил челюсть.
     - Понимаешь   ли, Стась, -  как  бы  в  задумчивости
произнес  он. -  трудно  тут  что-либо  обьяснить. Просто
ремонтный   кибер, превращенный  в  шьющее  устройство. В
устройство, которое  шьет, понимаешь? У  кого-то из них,
видимо у женщины, было несколько необычное хобби.
     - Ага, -  сказал  я, удивившись. -  но  это точно -
ремонтный кибер?
     - Несомненно, - уверенно сказал Вандерхузе.
     - Тогда здесь полный комплект, - сказал я, возвращая
Комову опись. - просто на редкость полный. Наверное, они ни
разу не высаживались на тяжелых планетах.
     - Спасибо, -  сказал  Комов. -  когда  будет  готов
чистовик  заключения, я  попрошу  вас  подписать раздел об
утечке выжившей кибертехники.
     - Но ведь утечки нет, - возразил я.
     Комов  не  обратил  на  меня  внимания, а  Вандерхузе
обьяснил:
     - Это   просто   название  раздела: "утечка  выжившей
кибертехники". Ты подпишешь, что утечки нет.
     - Так... -   проговорил   Комов, собирая  в  пачку
разбросанные листы. -  теперь  я  очень  прошу вас, Яков,
привести все это в окончательный порядок, мы подпишемся, и
уже сегодня можно  будет  радировать. А теперь, если ни у
кого нет дополнительных соображений, я пойду.
     Дополнительных   соображений   не  было, и  он  ушел.
Вандерхузе с  тяжким  вздохом  поднялся, взвесил на ладони
пачку листов заключения, посмотрел на нас, откинув голову,
и тоже удалился.
     - Вандер явно  недоволен, - заметил я, накладывая на
тарелку жаркое.
     - Я   тоже  недовольна, -  сказала  Майка. -  как-то
недостойно все это получилось. Я не умею обьяснить, может
быть, это  я  по-детски, наивно... Но  должно же быть...
должна же быть минута молчания какая-то... А тут - раз-два,
завертели-закрутили   колесо: положение  останков, утечка
кибертехники, топографические параметры... Тьфу! Как будто
в школе на практических занятиях...
     Я был полностью с нею согласен.
     - Ведь Комов никому рта не дает раскрыть! - продолжала
она со злостью. -  все  ему ясно, все ему очевидно, а на
самом деле не  так все это ясно. И с метеоритом неясно, и
особенно с  этим  бортжурналом. И  не верю я, что ему все
ясно! По-моему, у него  что-то на уме, и вандер это тоже
понимает, только не  знает, как  его зацепить... А может
быть, считает, что это несущественно...
     - Может быть, это  и в самом деле несущественно... -
пробормотал я неуверенно.
     - А я и не говорю, что существенно! - возразила Майка.
- мне просто не нравится, как Комов себя ведет. Не понимаю
я его. И  вообще  он  мне  не нравится! Мне о нем все уши
прожужжали, а я теперь хожу и считаю дни, сколько мне с ним
работать осталось... В жизни больше никогда с ним работать
не буду!
     - Ну, не так  уж  много  и осталось, - примирительно
сказал я. - всего-то еще дней двадцать...
     На  том  мы  и  расстались. Майка  пошла  приводить в
порядок   свои   измерения  и  квартирьерские  кроки, а  я
отправился в рубку, где меня ожидал маленький сюрприз: том
сообщал, что закладка  фундамента  закончена, и предлагал
принять работу. Я накинул доху и побежал на стройплощадку.
     Солнце уже зашло, сумерки сгустились. Странные здесь
сумерки - темно-фиолетовые, как разведенные чернила. Луны
нет, зато  в  изобилии  северное  сияние, да  еще  какое!
гигантские  полотнища  радужного света бесшумно развеваются
над   черным   океаном, сворачиваются  и  разворачиваются,
трепещут и  вздрагивают, словно  под ветром, переливаются
белым, зеленым, розовым и вдруг мгновенно гаснут, оставив в
глазах смутные цветные  пятна, а потом вновь возникают, и
тогда   исчезают   звезды, исчезают  сумерки, все  вокруг
окрашивается в  неестественные, но чистейшие цвета - туман
над болотом становится красно-синим, айсберг вдали мерцает,
как   глыба   янтаря, а  по  пляжу  стремительно  несутся
зеленоватые тени.
     Яростно растирая мерзнущие щеки и нос, я осматривал в
этом  чудном  свете  готовые  фундаменты. Том, неотступно
следовавший за мной по пятам, услужливо сообщал необходимые
цифры, а  когда  сияние гасло - не менее услужливо включал
прожекторы. И  было  как  всегда  мертвенно  тихо, только
похрустывал у меня под каблуками смерзшийся песок. Потом я
услышал  голоса: Майка  и Вандерхузе вышли подышать свежим
воздухом и  полюбоваться  небесным спектаклем. Майке очень
нравилось северное сияние - единственное, что ей нравилось
на этой планете. Я был довольно далеко от корабля, метрах в
ста, и не видел их, но голоса слышал отчетливо. Впрочем,
сначала я  слушал  их  в  пол-уха. Майка говорила что-то о
поврежденных  верхушках  деревьев, а  Вандерхузе  гудел об
эрозии  бортовой  квазиорганики  -  по-видимому, они снова
обсуждали причины и обстоятельства гибели "пеликана".
     Была в их  беседе  какая-то  странность. Повторяю: я
вначале не  очень-то прислушивался и только потом понял, в
чем дело. Они разговаривали, словно не слушая друг друга.
например, Вандерхузе говорил: "один планетарный двигатель у
них  уцелел, иначе  они бы просто не могли маневрировать в
атмосфере... " а Майка долбила свое: "нет, Яков, не менее
десяти - пятнадцати лет. Посмотрите на эти наплывы... "
     Я спустился  в  один  из фундаментов, чтобы осмотреть
дно, а когда  вылез, разговор сделался более связным, но
зато  менее  понятным. Они  словно  репетировали  какую-то
пьесу.
     - А это еще что такое? - спрашивала Майка.
     - Я бы сказал, что это игрушка, - отвечал Вандерхузе.
     - Я бы тоже так сказала. Но зачем?
     - Хобби. Ничего удивительного, весьма распространенное
хобби.
     В общем, это было похоже, как мы развлекались на базе
в ожидании формировки. Вадим, скажем, ни с того ни с сего
орал на всю столовую: "Капитан! Принимаю решение сбросить
хвостовую  часть  и  уходить  в  подпространство! " - на что
какой-нибудь другой  остряк  немедленно  откликался: "Ваше
решение  одобряю, капитан! Не  забудьте  головную  часть,
капитан! " - и так далее.
     Впрочем, странный  этот  разговор  скоро прекратился.
явственно   чмокнула  перепонка  люка, и  снова  наступила
тишина. Я осмотрел  последний фундамент, похвалил Тома за
хорошую   работу   и  приказал  ему  переключить  Джека  на
следующий  этап. Сполохи  погасли, и  в  наступившей тьме
ничего не  было  видно, кроме бортовых огней моих киберов.
чувствуя, что кончик  носа  у  меня  вот-вот отвалится, я
рысцой  побежал  к  кораблю, нашарил перепонку и вскочил в
кессон. Кессон - это прекрасно. Это одно из самых чудесных
помещений  корабля. Наверное, это  потому, что  кессон -
первое  помещение  корабля, которое дарует тебе сладостное
ощущение   дома: вернулся   домой, в   родное, теплое,
защищенное, из чужого, ледяного, угрожающего. Из тьмы в
свет. Я  сбросил  доху  и, на  ходу покрякивая и растирая
ладони, направился в рубку.
     Вандерхузе уже сидел там, обложенный своими бумажками,
и, скорбно склонив  голову, переписывал начисто очередную
страницу заключения. Шифрующая машинка бойко стрекотала под
его пальцами.
     - А мои ребятки уже фундамент закончили, - похвастался
я.
     - Угу, - отозвался Вандерхузе.
     - А что у вас там за игрушки? - спросил я.
     - Игрушки... -   рассеянно  повторил  Вандерхузе. -
игрушки? -   переспросил  он, не  переставая  стрекотать
машинкой. - ах, игрушки... - он отложил готовый листок и
взял другой.
     Я подождал немного и напомнил:
     - Так что это за игрушки?
     - Что это за игрушки... - со значительностью в голосе
повторил Вандерхузе и, задрав голову, поглядел на меня. -
ты так ставишь вопрос? Это, видишь ли... А впрочем, кто его
знает, что это за игрушки. Там, на "пеликане"... Извини,
Стась, я сначала закончу, как ты полагаешь?
     Я на цыпочках прошел к своему пульту, последил немного
за  работой  джека, который  принялся  уже возводить стены
метеостанции, а потом, так же на цыпочках, вышел из рубки и
отправился к Майке.
     Все мыслимое освещение в каюте Майки было включено, а
сама  она  восседала  по-турецки на койке и тоже была очень
занята. На   столе, на   койке, на  полу  расстилались
простыни-склейки, карты, кроки, раздвинутые  гармошки
аэрофотографий, наброски и записи, и Майка по очереди все
это рассматривала, делала какие-то пометки, иногда хватала
лупу, а иногда - бутылку с соком, стоявшую на стуле рядом.
понаблюдав ее  некоторое  время, я  выбрал  момент, когда
бутылка с соком  покинула стул, и уселся на стул сам, так
что когда  Майка, не  глядя, сунула  бутылку обратно, то
попала мне прямо в протянутую руку.
     - Спасибо, - сказал я и отхлебнул.
     Майка приподняла голову.
     - А, это ты? - произнесла она с неудовольствием. - ты
чего?
     - Просто   так   зашел, -  сказал  я  благодушно. -
нагулялась?
     - И  не  думала, -  возразила  она, отбирая  у  меня
бутылку. - сижу, как проклятая, вчера вечером не работала,
накопилось тут всякого... Какое тут гулянье!
     Она  вернула  мне  бутылку, я  машинально  отхлебнул,
ощущая смутное  беспокойство, и тут у меня словно пелена с
глаз упала: Майка была одета по-домашнему, в свою любимую
пушистую кофту  и  шорты, на  голове  у нее был платок, и
волосы под платком были влажные.
     - В душе была? - тупо спросил я.
     Она что-то  ответила, но  я  и  так уже все понял. Я
встал. Я   аккуратно   поставил  бутылку  на  сиденье. Я
пробормотал что-то, не  помню  -  что. Я каким-то образом
очутился в коридоре, потом у себя в каюте, погасил зачем-то
верхний свет, включил  зачем-то  ночничок, лег на койку и
повернулся лицом к  стене. Меня  опять  трясло. Помню, в
голове моей  крутились  какие-то  обрывочные мысли, вроде:
"теперь-то  уж  все  пропало, все  напрасно, теперь-то уж
окончательно и  бесповоротно". Я  поймал себя на том, что
опять  прислушиваюсь. И  я  опять  что-то  слышал, что-то
неподобающее. Тогда  я  рывком  поднялся, полез  в ночной
столик, взял таблетку снотворного и положил под язык. Потом
я снова лег. По стенам топотали ящерицы, затененный потолок
медленно   поворачивался, ночник  то  совсем  меркнул, то
разгорался нестерпимо ярко, погибающие мухи отчаянно зудели
по  углам. Кажется, приходила  Майка, смотрела на меня с
беспокойством, чем-то укрыла  и исчезла, а потом появился
вадик, уселся у меня в ногах и сказал сердито: "что же ты
валяешься? Целая комиссия тебя ждет, а ты разлегся". - "да
ты громче говори, - сказала ему нинон, - у него же что-то с
ушами, он не слышит". Я сделал каменное лицо и сказал, что
все это чепуха. Я встал, и все вместе мы вошли в разбитый
"пеликан", вся органика  в  нем распалась, и стоял острый
нашатырный  запах, как  тогда  в  коридоре. Но это был не
совсем   "пеликан", скорее  уж  это  была  стройплощадка,
копошились  мои  ребятишки, посадочная  полоса изумительно
сверкала под солнцем, и я все боялся, что том наедет на две
мумии, которые лежали поперек, то есть это все думали, что
мумии, а на самом деле это были Комов и Вандерхузе, только
надо было, чтобы  этого  никто не заметил, потому что они
разговаривали, и  слышал  их  только  я. Но  от  Майки не
скроешься. "разве вы не видите, что ему плохо? " - сердито
сказала  она  и  положила  мне  на  рот и нос сырой платок,
смоченный  в  нашатырном  спирте. Я  чуть  не  задохнулся,
замотал головой и сел на койке.
     Глаза у  меня были открыты, и в свете ночника я сразу
увидел перед собой человека. Он стоял возле самой койки и,
наклонившись, внимательно смотрел  мне  прямо  в  лицо. В
слабом свете  он  казался  темным, почти черным - бредовая
скособоченная   фигура   без   лица, зыбкая, без  четких
очертаний, и такой же зыбкий, нечеткий отблеск лежал у него
на груди и на плече.
     Уже точно  зная, чем это кончится, я протянул к нему
руку, и рука моя прошла сквозь него, как сквозь воздух, а
он заколыхался, начал таять и исчез без следа. Я откинулся
на спину и закрыл глаза. А вы знаете, что у алжирского бея
под самым носом шишка? Под самым носом... Я был мокрый, как
мышь, и мне было невыносимо душно, я почти задыхался.                                                        ***                                                                      ***
Глава 4. Призраки и люди
     Я  проснулся  поздно  с  тяжелой  головой  и с твердым
намерением  сразу же после завтрака уединиться где-нибудь с
Вандерхузе и выложить ему все. Кажется, никогда еще в жизни
я не чувствовал себя таким несчастным. Все было кончено для
меня, поэтому я  не  стал  даже  делать зарядку, а просто
принял уСиленный  ионный душ и побрел в кают-компанию. Уже
на пороге  я  сообразил, что вчера вечером за всеми своими
неприятностями  я  начисто забыл отдать повару распоряжение
насчет   завтрака, и   это  меня  окончательно  доконало.
пробормотав какое-то невнятное приветствие и чувствуя, что
от горя и стыда я красен, как вареный рак, я уселся на свое
место   и   уныло  оглядел  стол, стараясь  ни  с  кем  не
встречаться    глазами. Трапеза   была, прямо   скажем,
монастырская, послушническая  была  трапеза. Все питались
черным  хлебом  и  молоком. Вандерхузе посыпал свой ломоть
солью. Майка помазала свой ломоть маслом. Комов жевал хлеб
всухомятку, не прикасаясь даже к молоку.
     У  меня  аппетита  не  было  никакого  - подумать было
страшно  жевать  что-нибудь. Я  взял  себе  стакан молока,
отхлебнул. Боковым зрением  я видел, что Майка смотрит на
меня и что ей очень хочется спросить, что со мной и вообще.
однако  она  ничего  не  спросила, а  Вандерхузе  принялся
многословно  рассуждать, какая  это  с  медицинской  точки
зрения полезная вещь - разгрузочный день, и как хорошо, что
у  нас  сегодня  именно  такой  завтрак, а не какой-нибудь
другой. Он  подробно  обьяснил  нам, что такое пост и что
такое  великий  пост, и не без уважения отозвался о ранних
христианах, которые  дело  свое  знали  туго. Заодно  он
рассказал нам, что  такое  масленица, но скоро, впрочем,
почувствовал, что  слишком  увлекается  описанием блинов с
икрой, с  балыком, с  семгой  и  другими вкусными вещами,
оборвал себя и принялся в некотором затруднении расправлять
бакенбарды. Разговор не завязывался. Я беспокоился за себя,
Майка беспокоилась за  меня. А что касается Комова, то он
опять, как и вчера, был явно не в своей тарелке. Глаза у
него были  красные, он  большей частью смотрел в стол, но
время от времени вскидывал голову и озирался, как будто его
окликали. Хлеба он накрошил вокруг себя ужасно и продолжал
крошить, так что  мне  захотелось  дать ему по рукам, как
маленькому. Так мы  и  сидели  унылой компанией, а бедный
Вандерхузе из сил выбивался, стараясь нас рассеять.
     Он  как  раз  мыкался  с  какой-то длиннющей заунывной
историей, которую  придумывал  на  ходу  и  никак  не  мог
придумать   до   конца, как  вдруг  Комов  издал  странный
сдавленный  звук, словно  сухой  кусок  хлеба  встал  ему,
наконец, поперек  горла. Я  взглянул на него через стол и
испугался. Комов сидел прямой, вцепившись обеими руками в
край столешницы, красные  глаза  его вылезли из орбит, он
смотрел   куда-то  мимо  меня  и  стремительно  бледнел. Я
обернулся. Я обмер. У стены, между фильмотекой и шахматным
столиком стоял мой давешний призрак.
     Теперь  я  видел  его  совершенно  отчетливо. Это был
человек, во всяком случае  - гуманоид, маленький, тощий,
совершенно голый. Кожа у него была темная, почти черная, и
блестела, словно покрытая маслом. Лица я его не разглядел
или не  запомнил, но мне сразу бросилось в глаза, как и в
ночном моем  кошмаре, что человечек этот был весь какой-то
скособоченный и словно бы размытый. И еще - глаза: большие,
темные, совершенно неподвижные, слепые, как у статуи.
     - Да вот же он! Вот он! - гаркнул Комов.
     Он указывал  пальцем совсем в другую сторону, и там у
меня на глазах, прямо из воздуха возникла новая фигура. Это
был все  тот же застывший лоснящийся призрак, но теперь он
застыл  в  стремительном  рывке, на  бегу, как фотография
спринтера на старте. И в ту же секунду Майка бросилась ему
в ноги. С  грохотом  полетело  в  сторону кресло, Майка с
воинственным воплем проскочила сквозь призрак и врезалась в
экран  видеофона, а  я  еще  успел  заметить, как призрак
заколебался и начал таять, а Комов уже кричал:
     - Дверь! Дверь!
     И я увидел; кто-то  маленький, белый и матовый, как
стена кают-компании, согнувшись в неслышном беге, скользнул
в дверь и исчез в коридоре. И тогда я рванулся за ним.
     Теперь об  этом  стыдно вспоминать, но тогда мне было
совершенно безразлично, что  это за существо, откуда оно,
почему оно  здесь  и зачем, - я испытывал только безмерное
облегчение, уже  понимая, что  с этой минуты бесповоротно
кончились  все  мои  кошмары  и  страхи, и еще я испытывал
страстное желание догнать, схватить, скрутить и притащить.
     В  дверях  я  столкнулся  с  Комовым, сбил его с ног, споткнулся  о  него, пробежал по коридору на четвереньках, коридор   был  уже  пуст, только резко и знакомо пахло
нашатырным спиртом, позади  что-то  кричал Комов, стучали дробно каблуки, я вскочил, промчался через кессон, нырнул в люк, еще не успевший зарасти перепонкой, и вылетел наружу, в лиловатое сияние солнца.
Я сразу увидел  его. Он бежал к стройплощадке, бежал легко, едва касаясь  босыми ногами мерзлого песка, он был все  такой же скособоченный и как-то странно двигал на бегу разведенными локтями, но теперь он был не темный и не матово-белый, а светло-лиловый, и солнце отсвечивало на его тощих плечах и боках. Он бежал прямо на моих киберов, и я замедлил  бег, ожидая, что сейчас он испугается и свернет вправо или влево, но он не испугался, он проскочил в десяти шагах от  Тома, и  я  глазам своим не поверил, когда этот величественный  дурак  вежливо просигналил ему обычное "жду приказаний".
  - К болоту! - кричал позади задыхающийся голос Майки. - отжимай его к болоту!    
               Читать  дальше ...
Источник : https://www.litmir.me/br/?b=35280&p=1    

***

 

  Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 001

  Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 002

 

  Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 005

  Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 006

  Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 007

  Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 008

  Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие. 009 

   ... У Ефремова и Стругацких... ? 

***

***

 

***

***

***

ПОДЕЛИТЬСЯ

 

 

***

Яндекс.Метрика

***

***

Обитаемый остров. Стругацкие


Под утро Максим вывел танк на шоссе и развернул носом на  юг. Можно
было ехать, но он вылез из отсека управления, спрыгнул  на изломанный
бетон и присел на краю кювета, вытирая травой  запачканные  руки. Ржавая
громадина  мирно клокотала рядом,  уставя в мутное небо  острую верхушку
ракеты.
     Он проработал  всю  ночь,  но  усталости  не  чувствовал. Аборигены
строили  прочно ... Читать дальше »

***

Поднятая целина.Михаил Шолохов 

   Дни стояли на редкость погожие, солнечные и безветренные. В  субботу  к
вечеру школа сияла снаружи безукоризненной побелкой стен, а  внутри  чисто
вымытые и натертые битым кирпичом полы  были  так  девственно  чисты,  что
всем, кто входил в школу, поневоле хотелось передвигаться на цыпочках.
   Открытое партийное собрание было назначено на шесть  часов  вечера,  но
уже с четырех в школе собралось более полутораста человек, и сразу  же  во
всех классах, несмотря на то что окна и двери были открыты настежь, горько
и крепко запахло самосадом, мужским, спиртовой крепости  потом  и  запахом
... Читать дальше »

***

***

Алёшкино сердце. Михаил Шолохов

Два лета подряд засуха дочерна вылизывала мужицкие поля...Читать дальше »

---

***

 

 

No 44, таинственный незнакомец. Марк Твен...

Из живописи фантастической

Шахматист Волков

Шахматы в...

Обучение

О книге 

На празднике

Поэт 

Художник

Песнь

Из НОВОСТЕЙ

Новости

 Из свежих новостей - АРХИВ...

Аудиокниги

Новость 2

Семашхо

***

***

Просмотров: 335 | Добавил: iwanserencky | Теги: Малыш. Аркадий и Борис Стругацкие, Аркадий и Борис Стругацкие, текст, проза, Стругацкие, слово, Малыш, повесть, научная фантастика, фантастика | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: