За последним 074 - 9 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » » За последним 074

12:35

За последним 074

***

---

===

***

===

Глава 9

Когда-то это было болотом. Оно так бы и осталось никому не нужным болотом, но двести лет назад князь Изяслав IV загорелся идеей, что человек должен покорить небесный океан. Его неустанные труды не пропали даром — княжество первым начало строить дирижабли, а на юго-востоке Новгорода на месте бывшего болота появился огромный воздушный порт Примша. В память о подвиге князя благодарные потомки воздвигли ему памятник, названный «Покорителю небес», который установили прямо перед въездом в воздушный порт.
Именно в таком ключе нам рассказывали это в старшей школе на уроке истории княжества. Однако пока мы ехали, Алина к слову поведала немного отличающуюся версию — я не помнил точно даты правления Изяслава, но как оказалось, Алина нашего небесного героя застать успела, так что историю с покорением небес помнила, как очевидец.
Суть её рассказа была такова: при Изяславе Новгород активно расширялся, и на юго-востоке упёрся в болото Примша. Болото практически в черте города со всеми сопутствующими прелестями было явно не к месту, но осушение и выторфовка четырёх с половиной квадратных вёрст[17] требовало очень приличных денег. Проблема усугублялась тем, что эта территория непосредственно примыкала к пойменным землям, которые периодически затапливались Ильмень-озером. В общем, ценность земли была невысокой, и на какую-то окупаемость дорогостоящего осушения никто даже не надеялся. И как раз в то самое время, пока князь вместе с градским советом чесали затылки и думали, что же делать с этим злополучным болотом, в Империи началась постройка первых грузопассажирских дирижаблей. Глядя на успехи имперцев, в княжестве тоже появились энтузиасты, которые организовали паевое общество коммерческого воздухоплавания. В коммерческих перспективах дирижаблей многие сомневались, однако общество всё же сумело собрать достаточно денег и обратилось к князю с просьбой о выделении земли под воздушный порт. Князь Изяслав, который резал подмётки на ходу не хуже нашего Яромира, мгновенно оценил перспективы и вложился в общество пятидесятипроцентным паем в виде четырёх с половиной квадратных вёрст земли. Справедливости ради надо заметить, что княжество провело полную подготовку земли под строительство за свой счёт, но тем не менее, прибыль от порта с лихвой перекрыла все расходы на осушение ещё при жизни Изяслава.

[17 — 4,5 кв. версты — это примерно 20 кв. километров.]

Разумеется, никакого первенства в области воздухоплавания у нашего княжества даже близко не было — как раз наоборот, мы занялись этим в числе последних. Но благодаря развитой артефакторике Новгород довольно быстро занял лидирующие позиции, а дирижабли новгородского производства стали считаться бесспорно лучшими, хотя и несколько дороговатыми.
Памятник Изяславу, который мы как раз в этот момент проезжали, воздвиг его наследник совместно с градским советом. Бронзовый Изяслав в лётной куртке и шлеме левой рукой держался за штурвал, а правую приложил ко лбу козырьком. Взгляд его был направлен в небо, предположительно уже покорённое. По чести говоря, заслуги в развитии воздухоплавания у него действительно имелись, но с моей точки зрения, памятник был слишком уж пафосным — особенно учитывая слова Алины, что сам Изяслав на дирижаблях никогда не летал, а небо покорял исключительно из своего кабинета. Что же касается тех энтузиастов, чьими стараниями мы и вырвались на первое место, то их именам места в истории не нашлось. Впрочем, так ведь оно всегда и бывает, что все заслуги приписываются начальству. Князь Изяслав хотя бы внёс какой-то вклад, а так-то чаще награждают вообще непричастных.
— Приехали, вылезайте, — скомандовала Гана, зарулив на стоянку.
— Могли бы и получше машину найти, — недовольно сказала Ленка, выбираясь из тарантаса и непроизвольно потирая пострадавшее от вылезшей пружины место.
— Мы семья небогатая, дочка, — нравоучительно сказала Гана. — Денежки нам тяжёлым трудом достаются, а сейчас мы к тому же копим тебе на лётное училище. Ты у нас будешь штурманом, гордостью семьи.
О, у нас всё-таки начала вырисовываться какая-то легенда разведчика.
— А я кем буду? — полюбопытствовал я.
— А ты так и останешься механиком, разве только сможешь до старшего механика дослужиться, — мстительно заявила Гана. — Тебя в высшее учебное заведение не примут, ты по уровню интеллекта не проходишь. Ладно, дети, давайте искать наше судно.
Мы завертели головами, обозревая уходящие вдаль ряды причальных мачт, к большинству из которых были пришвартованы самые разные дирижабли — от крохотных курьеров до пузатых пятисотластовых[18] чудовищ.

[18 — Старинная мера веса, 1 ласт — примерно 1200 кг.]

— Мы замучаемся по этому полю бегать, — выразил я общее мнение. — Надо искать кого-нибудь, кто знает, где тут что.
— Сейчас спросим, — бодро откликнулась Гана. — Вон как раз местный идёт. Уважаемый! Не подскажете, где тут стоит «Красота Фрейи»?
— Чего? — недоумевающе переспросил тот.
— Ну дирижабль. «Красота Фрейи» называется.
— А, сиськи, — в глазах собеседника отразилось понимание.
— Что? — совершенно растерялась Гана.
— Вот смотрите по восьмой линии, — начал объяснять абориген, — первым стоит рязанский «Небесный быстроход», на следующей мачте «Юнгфраукус[19]» из Зальцбурга, а сразу за ним как раз ваши сиськи и стоят. Вон у них корма выглядывает, голубая с зелёной линией.

[19 — Jungfraukuss — Поцелуй девы (нем.)]

Выдав эту исчерпывающую информацию, он потерял к нам всяческий интерес и деловым шагом двинулся дальше. Мы проводили его взглядами, а затем дружно посмотрели на выглядывающий кусок кормы с зелёной линией.
— Наши сиськи? — озадаченно пробормотала Гана.
— Нам точно туда надо? — спросила её Алина хмурясь.
— Вот и я тоже задумалась. Ладно, на месте разберёмся.
Дирижабль был не особо велик — насколько я мог оценить своим непрофессиональным взглядом, не больше сотни ласт, то есть среднего размера. Собственно, дирижабли грузоподъёмностью пятьдесят — сто ласт как раз и составляли основной костяк воздушного флота. Аэродинамическая обтяжка каркаса при ближайшем рассмотрении выглядела грязноватой, но в целом дирижабль производил впечатление довольно ухоженного. Мы точно пришли по адресу — ближе к носу на корпусе красовалось нужное название, хотя мне показалось немного странным, что часть названия выглядела совсем свежей.
— Кстати, Гана, — вдруг вспомнил я, — а как капитана зовут? Раз мы члены экипажа, то мы обязаны имя капитана знать.
— Сейчас посмотрю, где-то у меня записано, — отозвалась Гана, листая потрёпанную записную книжку. — Ага, вот. Олаф Линдквист его зовут, язык сломаешь с этими северянами. Все запомнили? Ну, пойдём знакомиться.
И мы двинулись в сторону трапа, возле которого, привалившись к стойке мачты, стоял вахтенный в расслабленной позе.
— Воздушники, — презрительно фыркнула Алина. — Наш кэп за такую позу ему бы все выступающие части оторвал. Стоял бы он ровный и красивый, как полено без сучков.
— Вот и замечательно, что здесь ничего не отрывают, — откликнулась Ленка. — Нам только вашей флотской муштры не хватало.
Вахтенный отнёсся к нашему появлению совершенно равнодушно.
— Кто такие? — вяло спросил он, не меняя позы.
— Семья Вострик, завербовались на рейс до Киева, — ответила Гана.
— Кэпа нет на борту, — сообщил вахтенный, с трудом подавив зевок. — Поднимайтесь, спросите там старпома.
— А как старпома зовут?
— Фрида, — ответил матрос, по всем признакам, готовясь опять впасть в кому, прерванную нашим приходом, — Фрида Линдквист.
— Жена капитана? — заинтересовалась Гана.
— Мать, — из последних сил произнёс тот, окончательно покидая нашу реальность.
Поднявшись по крутому металлическому трапу, мы, наконец, оказались внутри. Хотя у нашего семейства и был свой дирижабль, мне так и не выпало случая в нём побывать. Так что я с любопытством разглядывал окружающую обстановку, не забывая, впрочем, держать вид бывалого воздушника. Обстановка не имела ничего общего с самолётом и напоминала скорее корабль — те же овальные двери и узкие трапы. Однако в отличие от корабля, металла было очень мало — почти всё вокруг было из какого-то материала, похожего на стеклопластик, и даже на вид очень лёгкого.
Старпомом оказалась мощная белобрысая тётка, похожая на пожилую валькирию. Пожилую-то пожилую, но явно всё ещё способную одной левой отправить в Вальгаллу любого викинга.
— Почтенная Фрида, — обратилась к ней Гана. — Мы семья Вострик.
— Наконец-то, — отозвалась валькирия. — И давайте без почтенных — мы здесь народ простой, и всех этих расшаркиваний не любим. Зовите Фридой, но на всякий случай помните, что мне второй удар ещё ни разу не понадобился. Уяснили?
Мы вразнобой покивали.
— Раз уяснили, то и проблем не будет, — заключила Фрида. — Давайте говорите кто у вас кто.
Мы по очереди представились.
— Значит, три каюты вам. Ваши восьмая двойная и одинарные пятнадцатая и шестнадцатая. Давайте по-быстрому бросайте вещи, и сразу за работу. Гана, у нас до отлёта время ещё есть, разберись с двигателем. Прежний механик жаловался, что двигатель постукивает, всё ныл насчёт того, что надо за что-то там заплатить. Он идиот косорукий, вот и нёс всякую чепуху. Посмотри там, только насчёт заплатить мозг мне не засоряй, договорились? Кен, лезь в несущий отсек, там сейчас наш баллонист работает, поможешь ему с баллонами. Лина с Леной на камбуз, соорудите там что-нибудь на обед, а то у нас на борту от сухпая уже бунт намечается. Всё, идите работать.
Несущий отсек представлял собой сложную решётчатую конструкцию, в ячейках которой находились огромные кубические баллоны из какого-то тонкого пластика. Передвигаться внутри отсека нужно было по узеньким мосткам и лесенкам между баллонами. Ткань аэродинамической обтяжки практически не пропускала свет снаружи, так что единственным освещением внутри были тусклые лампочки в узлах решётки. Я слегка растерялся, пытаясь понять, где может находиться этот самый баллонист, но вскоре грохот какой-то железки и экспрессивное выражение откуда-то сверху подсказали мне примерное направление. Я полез по лесенке вверх, то и дело чувствительно задевая плечами крепления баллонов, и вскоре наверху заметалась тень, обозначив нужный уровень. Я аккуратно переступил на горизонтальный мостик и двинулся к слабо освещённой фигуре, которая возилась у баллона.
— Привет, — осторожно сказал я, — меня старпом послала сюда помочь.
— Я бы сам Фриду послал, — пробормотал чумазый мужик лет сорока и сплюнул. — Ты кто вообще?
— А я бы её посылать не рискнул, — заметил я. — Я Кен Вострик, младший механик.
— Механик? — в голосе баллониста послышалась надежда.
— Я не баллонист, — уточнил я. — Мы по двигателям.
— То есть мне и дальше одному тут сношаться, — со злостью заключил мужик и опять сплюнул. — Данилой меня звать, Глуховы мы.
Я хотел было посоветовать ему найти девушку, чтобы наконец узнать, как это будет вдвоём, но всё-таки решил, что лучше промолчать. Не похоже было, что он сейчас способен воспринимать дружеские шутки, а начинать знакомство с драки как-то не очень культурно. Да и шутка, прямо скажем, так себе.
— Давай, бери ключи и начинай вон оттуда прикручивать баллон к базе, — указал Данила. — Фрида, жлобка, пожалела денег на монтаж, так эти когда доставили, просто воткнули баллоны в базу как попало, даже не закрепили. Ещё спасибо, что хоть воткнули, могли бы просто у трапа бросить. Я тут пока один закрепил, чуть не сдох, а их ещё два осталось.
— Слушай, Данила, — спросил я, орудуя здоровенным гаечным ключом, — а что вообще на судне творится? Какая обстановка?
— Какая обстановка? — хмыкнул тот. — Экипажа нет считай, вот какая обстановка. Кэп со старпомом, я, да трое матросов. Ну вот вы ещё появились, всё полегче будет.
— И вот ещё, — вдруг вспомнил я. — Что это за шутка насчёт сисек? Нам прохожий что-то такое говорил, когда мы дорогу спрашивали, мы так и не поняли ничего.
— Так это как раз и есть самое начало истории, — заржал Данила и принялся рассказывать.
Примерно год назад семья Линдквист решила, что хватит работать на дядю, и распотрошив кубышку, прикупила дирижабль с серьёзным пробегом, но при этом в хорошем состоянии. Лицензию перевозчика Олаф Линдквист получил без каких-либо проблем, у Фриды были свои завязки с грузоотправителями, и в общем, как говорится, ничто не предвещало. Беда пришла с неожиданной стороны — впрочем, можно ли это назвать неожиданностью? Скорее глупостью. Когда-то в молодости у Олафа случилась какая-то размолвка со жрицами Фрейи. В чём там было дело, никто не знает, известно только, что после этого Линдквистам пришлось срочно уезжать из Уппсалы, и путь их закончился только в Новгороде. Олаф обиду, как выяснилось, до сих пор не забыл, и своему новому дирижаблю пожелал дать имя «Сиськи Фрейи». Чиновники регистрационной палаты посмеялись, но заявку всё-таки утвердили.
После этого дирижабль стали преследовать разные мелкие и не очень, неприятности. Двигатель глох в самый неподходящий момент, баллонные насосы работали как им пожелается, доводя баллониста до исступления. Фиксаторы груза то и дело ломались, а стропы обрывались. Еда в камбузе постоянно получалась отвратительной на грани несъедобности. Фрида сменила троих коков, прежде чем начала подозревать, что кок здесь, возможно, ни при чём. В конце концов экипажу, который уже начал понемногу разбегаться, пришлось перейти на сухой паёк, но даже он каким-то удивительным образом регулярно оказывался испорченным. Последний рейс стал и вовсе катастрофическим — при посадке сразу три баллона по неизвестной причине одновременно треснули и развалились. Дирижабль потерял управляемость и ударился о землю, помяв грузовой отсек и рассыпав часть груза. Учитывая, что за всю историю воздухоплавания было зафиксировано только два случая разрушения баллонов, разрушение трёх одновременно выглядело совсем уж невероятным, так что даже до самых тупых дошло, что дело тут нечисто. В результате бoльшая часть экипажа списалась, а дирижабль встал на продолжительный ремонт, который только что завершился.
Линдквисты в конце концов решили проконсультироваться у жрецов, которые им сразу же объяснили, что сиськи даже, допустим, верховной жрицы никого, кроме самой жрицы не волнуют, а вот богиню оскорблять совсем бы не стоило. Олаф проникся и побежал в регистрационную палату срочно менять название, и сейчас оставшийся экипаж напряжённо гадал, поможет ли это прервать цепочку неудач. Пока этот вопрос не прояснился, наниматься на бывшие сиськи народ не спешил, так что работать в этом рейсе всем нам предстояло за двоих.
— Ну, по крайней мере, еда у нас будет хорошая, — вздохнул я. — Лина, свояченица моя, на камбузе порядок наведёт.
— Хотелось бы верить, — с сомнением сказал Данила.
Я просто пожал плечами. Не думаю, что Алина позволит какой-то второстепенной богине гадить в своём хозяйстве, но постороннему трудно объяснить, что кок у нас сейчас не совсем обычный, так что убеждать его я не стал.
Вдвоём дело пошло гораздо веселее, и часа за полтора мы надёжно закрепили два оставшихся баллона.
— Ладно, Кен, можешь идти, — наконец сказал Данила. — Насосные шланги я сам подсоединю, всё равно тебе не доверю. Давай к своему двигателю, там тебе тоже работы хватит. Захар, прежний механик наш, говорил, что сам не понимает, почему у нас двигатель ещё дышит.
Направляясь в двигательный отсек, я уже настроился было на аврал, однако никакой напряжённой работы в отсеке не наблюдалось. Да и вообще никакой работы не происходило — Гана, закинув ногу на ногу, сидела в невесть как попавшем сюда кресле и с рассеянным видом обрабатывала ногти пилочкой.
— Привет повелительнице шатунов и кривошипов, — помахал я ей рукой. — Как движется трудовой процесс? Меня баллонист пугал, что у нас двигатель практически сдох.
— Так и есть, — откликнулась Гана. — Там такие задиры на всех цилиндрах, что вообще непонятно, как он до сих пор не развалился.
— И что делать будем?
— Ничего. Я всё уже сделала.
— Погоди… — дошло до меня. — Ты его что, Силой починила?
— Починила, — легко призналась Гана. — А что делать? Ты у Фриды кулаки видел? Ты хотел бы быть тем человеком, который ей скажет, что двигателю немедленно нужна капиталка, и это будет минимум неделя времени и почти тысяча гривен? Плюс монтаж — демонтаж.
— Ага, ты же очень её боишься, — покивал я. — Не, боец, это залёт.
— Да какой там залёт, — отмахнулась Гана. — Кто догадается, что здесь на самом деле произошло? Даже если заподозрят, что дело нечисто, обязательно сами придумают какое-нибудь идиотское объяснение. К тому же никто точно и не знает, что с двигателем было, раз прежний механик списался. Или ты считаешь, что нам нужно было сидеть и ждать неделю пока двигатель перегильзуют?
— Терять неделю не вариант, — согласился я. — Ну ладно, Фриде главное, чтобы у неё денег не просили, так что, может, и сойдёт с рук. А я, кстати, узнал что это за история с сиськами.
— Да? — заинтересованно посмотрела на меня Гана. — Давай, выкладывай.
Пересказ грустной повести о дирижабле «Красота Фрейи» много времени не занял.
— Фрейя та ещё стерва, она может, — похихикав, подтвердила Гана. — Сталкивалась я с ней на Севере. А капитан наш дурак выдающийся — обычный-то дурак всё же сумел бы догадаться, что никакой бог такого не потерпит. Они же верой живут, им уважение верующих терять нельзя. Да и вообще глупо оскорблять того, кто настолько тебя сильнее. Здесь у неё, конечно, большой силы нет, так ведь на простого смертного большой силы и не нужно. Поскользнулся, упал, ударился виском, вот и понесли на погост. А тем бы дело и закончилось, если бы он дальше упорствовал.
— Нам от неё ждать каких-либо неприятностей? — спросил я.
— Да какие там неприятности, — махнула рукой Гана. — Она нам и на своём Севере ничего бы не сделала. Всё будет нормально. Даже если она ещё недовольной осталась, этот рейс будет без происшествий. Линку только на всякий случай предупредим, чтобы знала, чего ожидать.
— Ну, хоть с этим проблем не будет, — вздохнул я.
— А с чем будет? — внимательно посмотрела на меня Гана, забыв о пилочке.
— Баллонист сказал, что в экипаже, не считая нас, всего шесть человек — капитан со старпомом, он сам, и три матроса.
— Ничего себе, — поражённо сказала Гана. — Такого я всё же не ожидала.
— А вообще какой минимальный экипаж для подобного судна?
— Ну давай посчитаем, — она начала загибать пальцы. — Капитан, старпом, штурман, суперкарго. Ну иногда на маленьких судах капитан одновременно и штурман, а старпом выполняет обязанности суперкарго. Хотя наше судно к маленьким никак не относится, но будем считать, что наши совмещают. Дальше мехсекция: двигателист с помощником, баллонист с помощником, и механик по вспомогательному оборудованию, тут никого сократить нельзя. Шесть — восемь матросов, это тоже самое малое. Без радиста никак, надо же с диспетчерами связываться. Ну и кок ещё, конечно. Это самый минимум, с которым хоть как-то можно в рейс идти. Будем надеяться, что к отлёту ещё кто-нибудь наймётся.
— Может и найдётся ещё какой-нибудь дурак вроде нас, — понадеялся я.
— Но-но-но, — высокомерно сказала Гана. — За языком следи. Тебе честь оказали — в семью взяли, фамилию нашу дали, а ты тут будешь разные замечания отпускать? Чтобы я больше такого не слышала. И вообще, зятю положено тёщу мамой звать.
Судя по всему, Драгана в эту поездку твёрдо настроилась развлечься по полной. Достала её, похоже, административная работа вконец.
— Хорошо, мама, — послушно откликнулся я.
* * *
На «Красоте Фрейи» весь экипаж обедал вместе. Возможно, ситуация изменится, когда на судне будет полный штат офицеров, но пока что всё было мило и по-домашнему — все до последнего юнги, то есть Ленки, сидели за длинным столом в кают-компании. Во главе стола восседал сам капитан Олаф, которого мы, наконец, увидели своими глазами. Капитан был как две капли воды похож на маму-старпома — такой же здоровенный и белобрысый, только пошире и с бородой.
— Что у нас с двигателем, Гана? — вопросил он, шумно наворачивая грибную похлёбку с сыром и гренками.
— С двигателем всё хорошо, капитан, — невозмутимо отозвалась Гана.
— Прежний механик говорил, что там серьёзная неисправность.
— Все неисправности исправлены, капитан.
Капитан прекратил есть и уставился на Гану. Та ответила ему взглядом, в котором не было ничего, кроме абсолютного спокойствия. Они немного поиграли в гляделки, и капитан первым отвёл глаза.
— Что-то я никогда про вас не слышал, — заметил он, снова принявшись за похлёбку.
Да, а вот и ещё один прокол Драганы — воздушники часто мигрируют с судна на судно. Если даже никто в экипаже не знает нового человека, то обязательно знает того, кто знает. Мир воздушников довольно тесен, и общие знакомые есть всегда. Думаю, нас бы и не наняли без рекомендаций, если бы не критическая ситуация с экипажем. А главное — какой вообще смысл изображать из себя воздушников и привлекать лишнее внимание своей необычностью? Мы могли улететь обычными пассажирами, и на нас никто бы даже взгляда не задержал. Это мне наука, что нельзя в важных делах полагаться на дилетантов, а нужно обязательно контролировать всё самому.
— Мы в свободные наймы не ходим, — спокойно объяснила Гана. — Потому про нас и не слышно.
— Почему не ходите? — капитан удивился настолько, что даже забыл о похлёбке.
— Потому что нас никогда не увольняют. Мы сами решаем, с кем летать и на каких условиях.
Капитан изобразил на своей физиономии лёгкое недоверие.
— В Киеве сами будете просить нас остаться, — снисходительно улыбнулась Драгана.
— Ну, вашего кока я уже готов просить остаться, — признался Олаф, бросив взгляд на Лину, которая аккуратно ела, полностью игнорируя разговор.
Весь остальной экипаж недоверчиво нас рассматривал. Я так думаю, нас ещё не обвинили в наглом самозванстве лишь потому, что никто не был способен придумать, зачем нам это могло бы понадобиться.
— А почему со старого места ушли? — полюбопытствовала Фрида. — И с кем вы до нас летали, кстати?
Ну что, Драгана, не пора ли бить морду старпому? Заодно и капитану, тоже ведь лезет с разными вопросами. К счастью, Драгана предпочла рекомендациям Алины не следовать и драку затевать не стала.
— Со старого места ушли ненадолго по своим обстоятельствам, — пояснила она. — А работали мы раньше с аристократами. Фамилий назвать не могу, но вы все эти фамилии слышали. Вот как разберёмся со своими делами, так обратно и вернёмся.
Да, всё правильно, с аристократами мы раньше и работали. И не только с ними. И потом обратно на старое место вернёмся. А для меня это хорошее напоминание, что Высшие всегда говорят правду, вот только не всегда можно понять, какую именно правду они говорят.