За последним 054 - 8 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » » За последним 054

12:15

За последним 054

***

---

===

***

===

Глава 10

Магда Ясенева ворвалась в аудиторию, громко цокая каблучками, решительным шагом прошла к кафедре и распорядилась:
— Садитесь, студенты.
Внимательно оглядев аудиторию, Ясенева нахмурилась:
— Почему я не вижу Золотовой?
— Я здесь, мaгистер, — пискнула, вставая, Мина Золотова, маленькая застенчивая мещанка из третьей группы.
— Что вы делали под столом, Золотова? — сурово вопросила Магда.
— Я доставала ручку, мaгистер. У меня ручка упала.
— На своих лекциях я предпочитаю видеть студентов за столами, а не под столами, Золотова, — нахмурилась Магда. — Впредь потрудитесь соответствовать моим требованиям.
— Я больше не буду, мaгистер, — бедная Мина чуть не плакала. — Извините, мaгистер.
Ясенева царственно кивнула, небрежным жестом разрешая ей садиться. Собственно, Магда не была настолько уж плоха — она была справедлива, никогда не валила студентов, и у неё не было любимчиков. Она просто делала всё как положено и требовала того же от других — в армии это называется «жить по уставу», — а говоря проще, была фантастической занудой. Несмотря на совершенно ровное ко всем отношение, студенты её почему-то боялись до икоты, и случись им выбирать кому сдавать — Менски или Ясеневой, ещё неизвестно кого бы они выбрали. Впрочем, вопрос с подобным выбором не стоял вообще — они оба вели профильные предметы, так что экзамены и зачёты приходилось сдавать обоим.
— Итак, студенты, — начала Ясенева, — сегодня у нас общеобразовательная лекция по основам космологии. Откровенно говоря, я считаю бессмысленным тратить время на предмет, который никому из вас никогда не пригодится, и это в то время, когда у нас остро не хватает времени на более практические вопросы. Но тем не менее эта тема есть в программе, и она включена в экзаменационные вопросы, так что ничего не поделать. Сразу хочу вас предупредить: несмотря на то, что я считаю эту тему бесполезной, спрашивать её на экзамене я буду без малейших скидок.
Этого она могла бы и не говорить. Не представляю, что должно сдохнуть в Академиуме, чтобы Магда сделала кому-то скидку на экзамене.
— Как я уже сказала, сегодня мы говорим о космологии, — продолжала Магда. — Несмотря на некоторую оторванность предмета от жизни, наши знания о происхождении Вселенной не являются абстрактным теоретизированием. С большой долей уверенности мы можем назвать их установленными фактами — хотя, надо заметить, установленными не совсем научным путём. Подтверждение большей части этих теорий мы получили от богов и других подобных сущностей. Разумеется, они вовсе не стремятся делиться с нами знаниями, но кое-какая информация просачивается, и часто её достаточно, чтобы отсеять ложные теории и сузить область научного поиска.
Главный факт, который нам известен, состоит в том, что имеется некий первичный план существования, часто ошибочно называемый духовным. Правильней называть его именно первичным или базовым, потому что, по всей вероятности, существуют и другие планы, которые часто тоже называют духовными в противовес привычным для нас материальным.
Что представляет собой базовый план? Гипотез много, начиная от первичного Хаоса, и заканчивая духовной эманацией некоего Истинного Бога. К науке эти гипотезы не имеют ни малейшего отношения, и мы их рассматривать не будем. Для нас достаточным является то, что этот план, вне всякого сомнения, существует, и то, что он располагает огромной энергией. Точнее сказать, он располагает чем-то, что при определённых обстоятельствах может превратиться в то, что мы называем энергией. И на этом плане непрерывно рождаются объекты, которые мы называем вселенными. Мы не знаем о них совершенно ничего — возможно, они похожи на нашу, а может быть, они все разные. Но мы точно знаем, что вселенных очень много, и не исключено, что бесконечно много.
Именно так и возникла наша Вселенная — в один прекрасный момент крошечная область первичного плана перешла в другое фазовое состояние, превратившись в привычный нам вакуум. Родилось пространство, и этот пузырёк вакуума начал стремительно раздуваться, высвобождая свою энергию, которая постепенно превратилась в материю, и остывая, сконденсировалась в звёзды и галактики. Процесс формирования космических структур разного уровня неплохо изучен философами, но мы не будем на этом останавливаться. Об этом вы сможете прочитать и сами, если у вас, разумеется, вдруг возникнет такая потребность[18].
[18 — Тем (скорее всего, немногим) читателям, кому это действительно интересно, можно порекомендовать великолепную книгу Стивена Вайнберга «Первые три минуты» — одну из немногих действительно научных книг среди океана шарлатанского научпопа.]
Типичный вопрос, который задают при этом студенты: если наша Вселенная представляет собой пузырь, то что находиться там, за стенками пузыря? Правильный ответ: ничего. Пространство — это всего лишь одно из свойств вселенной, вполне возможно, даже не каждой вселенной. На первичном плане пространства не существует, и всё это неисчислимое множество вселенных существует совместно. Разделяются они не пространственными границами, а уровнем своей энергии. Кстати, есть любопытная теория, которая утверждает, что в случае, когда две вселенные имеют один и тот же уровень энергии, они сливаются, возможно, порождая новую. Впрочем, подтверждений этой теории у нас нет, и как я уже сказала, мы не будем вдаваться в подобные умствования.
Вы можете спросить: «а какое отношение всё это имеет к нам?» — и будете правы. Как я заметила в самом начале, это совершенно бесполезное знание для Владеющего — практика. Однако говоря начистоту, я всё же была не совсем права — пусть это знание не имеет практического приложения, оно полезно для понимания сути изначальных полей. Кстати, кто может ответить, что мы называем изначальным полем? Арди, не хотите блеснуть и поразить меня познаниями?
— Полагаю, под изначальными полями вы имеете в виду Силу и Сияние, мaгистер, — ответил я.
— О, вы слышали про Сияние? — удивилась Ясенева. — Должна заметить, Арди, что вы и в самом деле меня поразили. Ну, изучать Сияние до защиты магистериума вам вряд потребуется, а вот Сила определённо представляет для нас интерес. Может быть, Арди, вы заодно сможете и сказать, почему эти поля называются изначальными?
— Могу только предположить, мaгистер, что они связаны с первичным планом.
— Именно так, Арди, — кивнула Магда. — Ваше предположение совершенно верно. Замечу ещё, что этот факт нам не просто известен, а подтверждён экспериментально. Вы, возможно, слышали про философскую теорию континуальных отображений[19]. Эта теория, в частности, утверждает, что никакое взаимодействие не может передаваться быстрее скорости света. Почти пятьсот лет назад группа Высших провела эксперимент — они создали на поверхности Луны некий вариант огромного тороида Кюммеля, который давал чрезвычайно мощную вспышку света, хорошо заметную с Земли. Как оказалось, вспышка наблюдалась через секунду с небольшим после создания конструкта, то есть через тот интервал, за который свет проходит этот путь только в одну сторону. Это означает, что конструкт создаётся мгновенно, независимо от расстояния, то есть Сила не подчиняется ограничению скорости света.
[19 — Теория континуальных отображений в нашем мире называется специальной теорией относительности.]
Данный факт можно легко объяснить, если вспомнить, что скорость света — это константа, неразрывно связанная с пространством нашей Вселенной, которая всего лишь показывает, как это пространство соотносится со временем. Но для поля, которое частично существует на первичном плане, где отсутствует пространство вообще, метрика нашего пространства не имеет ни малейшего значения. Что вы хотите спросить, Арди?
— Вы несколько раз сказали, что на первичном плане пространства не существует — а что насчёт времени?
— А вы знаете, что такое время, Арди? — полюбопытствовала Магда.
— Нет, мaгистер, — честно ответил я. — Могу только предположить, что это, возможно, нечто, связанное с энтропией. Некая мера изменения мира.
— Мера изменения мира, говорите, — задумалась Ясенева. — Не такое уж плохое определение, но вот насколько оно соответствует действительности? Давайте попробуем провести такой мысленный эксперимент: представим, что некая сверхсила изменила мир вокруг вас, сделав его в точности идентичным тому состоянию, которое у него было час назад. Что при этом произошло — вы переместились на час в прошлое, или же это просто ещё одно состояние мира, в точности соответствующее прошлому? Если время — это всего лишь мера изменения, то вы в прошлом. Если же нет, то вы по-прежнему в настоящем.
— Не знаю, — озадачился я. — Непонятно, повторит ли мир после этого свой предыдущий путь развития. Мне кажется, что это всё-таки не будет путешествием в прошлое. Скорее всего, время — это нечто более сложное, чем мера изменения мира.
— Совершенно верно, Арди, я тоже считаю, что время — это более сложная концепция, — кивнула Магда. — Вообще мы слишком мало знаем о времени, чтобы рассуждать о таких фундаментальных вопросах. А о первичном плане мы знаем ещё меньше, так что я не в состоянии ответить на ваш вопрос. Итак, студенты, — обратила она внимание на остальных, — к следующей неделе вам необходимо взять в библиотеке и полностью разобрать монографию Красовски «Свойства изначальных полей». Не надо этих надрывных стонов — монография совсем небольшая, страниц сто пятьдесят. На экзамене я буду спрашивать по всему материалу, так что рекомендую читать вдумчиво. Арди, для вас ещё одно задание — раз уж эта тематика так вам интересна, я дам вам дополнительный список монографий для изучения. А чтобы вам не казалось, что вы зря тратите время на их чтение, я их включу в ваши экзаменационные требования. Все свободны, а вы, Арди, подойдите ко мне за списком.
* * *
За всеми развлечениями как-то незаметно пришла зима, а вместе с зимой и мой день рождения. Девятнадцать лет, пора стремительного взросления. В этом возрасте людей с каждым прожитым годом воспринимают всё серьёзнее, хотя меня, думаю, лет до тридцати — сорока так и будут воспринимать как чрезмерно шустрого юнца. В компании глав семейств, возраст которых в большинстве своём давно перевалил за сотню, я и в самом деле смотрелся не совсем на своём месте.
Тем не менее я был полноправным главой, а позиция главы автоматически подразумевала и массу обязанностей. Одной из них, к счастью, не самой неприятной, была обязанность устраивать приёмы. И если Ленкин день рождения мы ещё могли отпраздновать в узком семейном кругу, то на мой общество ожидало от нашей семьи большой приём. Попытка обойтись без него была бы воспринята как жлобство, или как демонстративное пренебрежение обществом, или и то и другое вместе. Впрочем, это было совершеннейшим пустяком по сравнению с грядущим днём рождения матери, о котором я думал с ужасом. Судя по настроениям публики, это предполагалось чуть ли ни чем-то вроде государственного праздника. Но это было делом ещё неблизкого будущего, а сейчас мы с Леной стояли у входа и принимали поздравления от постоянно пополняющейся очереди гостей.
— Приветствую вас, господин Чеслав, — поздоровался я с Доричем. — Рад видеть вас на нашем празднике.
— Господин Кеннер, госпожа Лена, — поклонился тот, передавая подарок. — Простите, что спрашиваю с порога, но мне это сообщили буквально только что, и я несколько в недоумении. Правда ли, что вы собираетесь оказывать протекцию Айдасу Буткусу?
— А это вам, случаем, не сам ли Буткус сказал? — спросил я.
— Он, — признался Дорич. — Но скорее намекнул, а не сказал прямо.
— Он подходил ко мне с этим предложением, но я ответил «нет». Сказать по правде, я бы не стал с ним связываться, даже если бы для этого не пришлось конфликтовать с вами. Вы, как я вижу, как-то умудряетесь с ним справляться, но для меня Буткус слишком уж ловок.
— В скромности вам не откажешь, господин Кеннер, — засмеялся Чеслав. — Благодарю за ответ, и ещё раз прошу прощения за не совсем уместный вопрос.
И в самом деле прозвучало как показная скромность, но сказал-то я чистую правду. С такими хитровывернутыми дельцами, как Буткус, всегда нужно держать ухо востро, и всё равно они тебя обдурят — просто потому, что у них нет никаких ограничителей. Ведь нормальный-то человек ожидает самое большое обычной подставы, а не какой-то наглости космического масштаба. А в нашей с ним небольшой размолвке Буткус доказал, что наглости у него хватит на что угодно. Вот и сейчас — наверняка он хотел у Доричей что-то выторговать, намекая на то, что я готов отобрать у них протекцию.
Опять замелькали лица — знакомые и малознакомые. Хотя совсем уж незнакомых не было — я не зря убил уйму времена на зубрёжку альманахов дворянского реестра.
— Господин Добран, госпожа Миранда, — приветствовал я чету Лесиных, — рад, что вы не пренебрегли моим приглашением.
— Здравствуйте, господин Кеннер, госпожа Лена, — отозвался Лесин, вручая мне коробку с подарком, которую я тут же передал слуге. — Что было, то прошло. Есть время ссориться, и есть время мириться.
— Согласен с вами, господин Добран, — кивнул я. — Поверьте, наш с вами конфликт не доставил мне ни малейшего удовольствия.
— Дела с Хомскими вообще удовольствия не доставляют, похоже, — несколько жёлчно ответил Лесин.
— Хомские бывают разные, — сказал я с намёком. — Я ведь тоже Хомский, но у моих друзей никогда не возникало повода для жалоб. Но я вас задерживаю своей болтовнёй, прошу прощения.
Лесин хмыкнул и двинулся дальше, увлекая за собой жену, которая посматривала на меня с любопытством. Я не был уверен, что Лесин примет приглашение, но по всей видимости, до него начало доходить, что отказываясь от контактов со мной, он просто каждый раз заставляет общество вспоминать наш конфликт. И что помириться со мной — это самый простой и быстрый способ стереть память о своём фиаско.
Однако на этом неожиданные гости не закончились.
— Сиятельная, — поклонился я Ольге Ренской, — счастлив видеть вас здесь.
— Здравствуйте, сиятельная, — Ленка от удивления застыла и очнулась, только когда я её незаметно пихнул.
— Здравствуйте, Кеннер, Лена, — Ольга царственно кивнула. — Поздравляю с днём рождения. Девятнадцать, не так ли?
Ага, не помнишь ты, сколько внуку лет. Впрочем, кто знает, что у неё в голове творится, может, и в самом деле не особо помнит.
— Совершенно верно, сиятельная. Прошу, чувствуйте себя как дома, — я повёл рукой, обозначая окрестности, и Ольга, кивнув нам напоследок, с достоинством двинулась дальше.
— Кени, а почему она пришла? — шёпотом спросила Ленка.
— Глупый вопрос. Потому что я её пригласил. И скорее всего, потому что Стефа настояла.
— А Стефе это зачем?
— Она хочет, чтобы мы с Ренскими наладили отношения.
— А ты?
— А я тоже хочу. Поэтому тебе будет задание: следи, чтобы мама с Ольгой не пересеклась. Отвлеки её как-нибудь, если что. Нам не нужен скандал. А то знаешь, как оно бывает — встретились и припомнили всё друг другу. Пусть понемногу привыкают к мысли, что мы уже не враги.
Ленка скептически хмыкнула, но промолчала.
Наконец, поток гостей иссяк, и мы смогли оставить наш пост у двери. Слава богам, князь к нам на этот раз не прибыл — впрочем, я его и не ждал. Я не мама, и для него всё-таки мелковат. Ленка двинулась на дежурство поближе к маме, а я направился в обход зала. И сразу же наткнулся на Алину, с которой до этого смог перекинуться только парой слов.
— Вот я тебя и поймала наконец, — заулыбалась Алина, крепко ухватив меня за руку. — Ну и почему ты нас снова забыл?
— Да не забыл я, — отбивался я, — у нас опять были небольшие трудности.
— Да слышала я о твоих трудностях, — фыркнула Алина. — Все уже слышали. Кто-то смеётся, кто-то ужасается, а большей частью совмещают. Где ты только такому научился? Мила тебя этому научить не могла.
Да уж, концепцию «мочить в сортире» мы развили творчески и как-то очень уж буквально, а что самое пикантное — это проделала моя дорогая жена. Ну я-то ладно, я это выражение хотя бы слышал в прошлой жизни, а она-то где могла такому научиться? Всё-таки что ни говори, а талант всегда себя проявит.
— В общем, Кеннер, тебя уже боятся до дрожи. Ты в следующий раз лучше просто убивай — оно как-то привычнее и не так жестоко. А то ведь люди скоро при твоём появлении начнут прятаться.
— Ты как-то превратно всё представила, — промямлил я.
— Ну конечно, ты же там хотел сделать фонтан газировки, просто немного ошибся, — с нескрываемой иронией сказала Алина. — С каждым может такая ошибка приключиться. Кстати, не пора ли нам, наконец, заключить союз? А то есть у меня пара подходящих кандидатов на, хи-хи, фонтан газировки.
— Вот насчёт этого у меня есть плохая новость, Алина, — сказал я. — Князь запретил мне заключать формальные союзы.
— Ах, вот оно как! — Алина задумалась. — Стало быть, наши трухлявые пеньки заволновались и надавили на князя. Жаль, жаль, что ты до этого дотянул. Если бы ты успел заключить союз, то никто не заставил бы тебя его разорвать.
Если бы я заключил союз, то Алина, скорее всего, уже подгребла бы меня под себя. Она, конечно, пушистая зая, и всё такое, но когда нужно, хватка у неё железная. С убийцами Кеннера Ренского она, помнится, расправилась с образцовой жестокостью, выбив их роды практически под корень. Мне было совершенно понятно, что она меня так торопила с этим союзом как раз для того, чтобы успеть встроить меня в свою систему, пока я не стал слишком сильным и самостоятельным. Разумеется, заботясь обо мне, и из самых лучших побуждений. Однако эти соображения я излагать не стал, вместо этого изобразив на лице приличествующее сожаление.
— А кстати, Кеннер, — вдруг сказала она, — у тебя что — только запрет на союзы? Может, есть ещё какие-то ограничения?
— Алина, я не могу это обсуждать, — с отчаянием сказал я.
— Да и так понятно, что у тебя ограничение для дружины, что там ещё может быть, — махнула рукой Алина. — Яромир неплохо тебя прижал. Получается, что ты немного уязвим сейчас.
— Он пообещал меня прикрыть в случае чего.
— То есть ты заключил союз с князем, — усмехнулась Алина.
— Я ещё не сошёл с ума, чтобы пользоваться его помощью, — хмуро ответил я. — Я обращусь к князю только в самой критической ситуации.
— Ну… он мастер создавать критические ситуации, — задумчиво сказала Алина. — Ладно, ты не расстраивайся, ничего очень уж страшного в твоём положении нет, просто будь осторожен. Ты уже достаточно силён, и критическую ситуацию для тебя создать очень непросто. Но у него появился рычаг воздействия на тебя, и при случае может возникнуть соблазн за этот рычаг подёргать. Внимательно следи за окружением и не подставляйся.
Настроение у меня здорово испортилось. Алина было полностью права — у князя действительно появился рычаг воздействия на меня. Что с того, что я не хочу обращаться к нему за помощью? Князь вполне способен сделать так, что у меня просто не будет другого выхода.
Я перемещался по залу, разговаривая с гостями. Поговорить со всеми было, пожалуй, не в человеческих силах, но каждого, кто попадался мне на пути, я обязан был заметить и переброситься с ним хотя бы парой слов. Через несколько кругов я наткнулся на Стефу, которая с задумчивым видом дегустировала нечастые у нас устрицы.
— Как тебе приём, бабушка? — вежливо осведомился я.
— Устрицы неплохи, гости не очень, — хмыкнула она.
— Совершенно несъедобные большей частью, — согласился я. — Кто тебе так не приглянулся?
— Долго перечислять, — махнула рукой Стефа. — Как там Ольга? Не доставляет проблем?
— Всё нормально. Я попросил Лену проследить, чтобы мама с Ольгой не пересекалась, так что, думаю, всё и дальше будет проходить спокойно.
— Меня всё-таки немного удивляет, что ты, похоже, не имеешь к Ольге совершенно никаких претензий, — с этаким ленинским прищуром посмотрела на меня Стефа. — Но разумеется, меня это радует.
— Я не могу себе позволить лелеять какие-то обиды, — пожал я плечами. — Я обязан прежде всего думать о семействе. Трения с Ольгой мешают нам наладить более тесные отношения с Ренскими.
Стефа одобрительно кивнула.
— А вообще, — продолжал я, — у меня и в самом деле нет претензий к Ольге. Пусть любви у нас с ней не будет, меня вполне устроят нейтрально-дружелюбные отношения. Однако главная проблема не во мне, сложнее всего будет как-то помирить с ней маму.
— Верно, — согласилась Стефа. — Посмотрим, что будет дальше, надеюсь, мы всё же сумеем решить эту проблему. Ты как-то не очень хорошо выглядишь, — сменила она тему. — Устал от приёма?
— Немного, — вздохнул я. — Но этот приём ерунда. Что меня на самом деле пугает, так это будущий день рождения мамы. Какой-то странный ажиотаж начинается вокруг него, и не понимаю почему и зачем.
— Смотри кому это выгодно, — глубокомысленно заметила Стефа.
— Кому это выгодно? — тупо переспросил я.
— Кто способен внушить сразу многим людям какую-то идею или цель?
Я смотрел на неё, по-прежнему не понимая, о чём речь.
— Кеннер, не разочаровывай меня, пожалуйста, — поморщилась Стефа. — Это Жива, конечно, кто же ещё.
— При чём тут Жива?
— В том-то и юмор, что совершенно ни при чём.
— Тогда не понимаю. Зачем Живе моя мать?
— Живе плевать и на тебя, и на твою мать, и на всех нас вместе взятых, — снисходительно ответила Стефа. — Но в честь дня рождения Милославы во всех храмах Живы пройдут торжественные службы, и народа там будет полно.
— То есть погоди, — вдруг дошло до меня, — это что получается? Жива присосалась ко дню рождения мамы, и в этот день все будут славить Живу?
— Забавно, да? — усмехнулась Стефа. — Боги мастера на подобные фокусы, и такие удобные случаи не пропускают. Они на нас тысячелетиями паразитируют, у них всё давно уже отработано. Понимаешь, сами по себе боги слабы, это, по сути, всего лишь отъевшиеся духи. Сильный Владеющий любого бога легко превратит в пыль. Да что Владеющий, даже несколько обычных людей вполне могут справиться с богом, если у них достаточно сильная воля, которую у бога не получится быстро подавить. Поэтому они людям особо и не показываются, и общаются в основном через жрецов. Но зато боги легко могут воздействовать на человеческий эгрегор. Для них ничего не стоит собрать толпу фанатиков и послать их куда-то. Или, к примеру, внушить тысячам людей, что день рождения Милославы — это очень важный праздник, в который надо обязательно восславить Живу.
— Мне это очень не нравится, — сказал я с отвращением. — Нельзя ли тут что-нибудь сделать?
— А что тут можно сделать? Мы-то воздействовать на эгрегор не можем. Можно, конечно, Живу просто убить, но что толку? Вместо неё тут же появится какой-нибудь Асклепий[20], который от неё ничем не отличается. Да он, скорее всего, и перейдёт в её облик, верующие ничего даже не заметят. В убийстве богов нет никакого смысла, они все взаимозаменяемые. Только восстановим против себя их почитателей без всякой от этого пользы.
[20 — Асклепий, он же Эскулап — древнегреческий и древнеримский бог медицины.]