Главная » » НА СИЯЮЩИХ 04

22:36

НА СИЯЮЩИХ 04

***

Он запирал дверь на замок, садился в кресло или за письменный стол,
размышлял, стучал на пишущей машинке, гулял по березовой роще, вдыхая
полузабытые, но, оказывается, сохранившиеся где-то в глубине души запахи
детства. Нынешнее его положение, дающее много свободного времени,
отсутствие обычной журналистской спешки и кучи всяких важных и не очень
важных повседневных дел, проблем и забот давало очень редкую в обыденной
суматошной жизни возможность просто посидеть и подумать, погрузиться в
себя, что-то осмыслить, что-то выразить на бумаге. Ему были неинтересны
карты, домино и шахматы. Десять лет назад, в студенческие годы, он записал
в своем дневнике: "В небесном воинстве своя градация: от Серафимов до
Престолов, от Господств до Властей, от Начал до Ангелов. Мне, конечно,
никогда не подняться до ангельских высот, но я никогда не буду и тем, что
зовется "райя". Я не на небе и не на земле, я где-то между ними, хотя,
вероятно, все-таки ближе к земле, чем к небу... И все-таки выше тех, кто
на земле!" С годами чрезмерная самовлюбленность исчезла, но что-то все же
осталось. И журналистом он себя считал не из самых последних.
Подташнивало его и от постоянных разговоров "про баб" со смакованием
подробностей. Он не был ханжой, но считал, что есть вещи, о которых не
стоит распространяться. А сексуальные эти разговоры повторялись каждый
день. Мужики, лишенные привычных пивбаров, самогона в гараже и телевизора
с политическими новостями, вели их азартно, взахлеб, с шуточками и
прибауточками - и не было другой темы для обсуждения.
Вышло так, что повальная "сексуализация" умов повлияла и на изменение
его отношений с Анной. Хотя он и старался всячески привлечь ее внимание,
движимый скорее не чувством, а азартом ("комплексом Дон Жуана", как
характеризовал для себя это качество сам Виктор), девушка не проявляла к
нему особенного интереса, хотя и поддерживала беседу и не отказывалась от
его общества. Конечно, разница в восемь-девять лет в таком возрасте
кажется большой, говорил себе Белецкий, но попыток своих не оставлял,
увлеченный этой игрой. И все-таки он не ставил себя на одну доску с
остальными мужиками, хотя прекрасно понимал, что доска-то такая же,
только, может быть, более гладко оструганная...
А отношение к нему Анны изменилось после одной из поездок на
платформе. Он, как всегда, стоял рядом с ней у борта, негромко рассказывая
какую-то историю, которых у любого журналиста в избытке. Анна рассеянно
смотрела на тянущиеся за бортом ряды подросших и окрепших "блинчиков" и
слегка улыбалась не очень веселой улыбкой. Внезапно в ним повернулся
парень с жирными, словно вымазанными маслом волосами и заведенной здесь,
на сельхозработах, жидкой бороденкой. Одет был парень в салатного цвета
куртку со множеством карманов и карманчиков, закрытых на "молнии" и
кнопки, широкие синие шаровары "а-ля запорожский казак", на ногах имел
добротные кроссовки из телевизионной рекламы фирмы "Рибок", а на шее -
разноцветный узкий ошейник, явно связанный кем-то из женской части
"ограниченного трудового контингента". Раза два или три видел его Белецкий
в той, прежней жизни, у винного отдела гастронома да у бочки с пивом, что
все лето проторчала на пустыре, а уже здесь услышал, что парня называют то
"Киней", то "Халявщиком".
- Слышь, чувак, - сказал Киня-Халавщик, обращаясь к Виктору, но глядя
при этом на задумчивую Анну, - ты вот эти разговоры разговариваешь каждый
день, ты уже достал своими разговорами, слышь? Ну че ты к солнешке этой
привязался со своими разговорами? Ты че, радио, что ли, или телевизор? Ну
че ты ей вкручиваешь, дядя? Небось, жинке такое не вкручиваешь, небось,
жинку-то так не достаешь.
Белецкий никогда не отличался хорошей реакцией. Он относился к числу
представителей того самого "остроумия на лестнице", когда удачный ответ
приходит в голову слишком поздно. Не на месте события, а именно на
лестнице, когда уходишь без слов, а в пространстве между пятым и четвертым
этажом тебя вдруг осеняет - но поздно уже вернуться и отбрить обидчика,
потому что дорога ложка к обеду и дорого слово к месту; а возвращаться и
метко отвечать - бессмысленно, потому что там, в компании, уже забыли о
том, что говорилось пять минут назад.
Пока Белецкий соображал, что ответить, Киня-Халявщик нехорошо
ухмыльнулся и добавил:
- Ты или займись девушкой по-серьезному, а не разговорами, или
отвали, дай другим заняться. Такой товарец пропадает!
Больше он сказать ничего не успел, потому что после неожиданного
удара Белецкого отшатнулся к борту и свалился с платформы, зацепив ногой
громко захрустевший "блинчик". Платформа тут же остановилась и Халявщик
забрался обратно, громко обещая расправиться с Белецким, но его быстро
утихомирили.
- Получил - и поделом тебе, поделом! - затараторила бойкая женщина,
стоящая рядом с испуганной Анной. - Чего к людям пристаешь? Совсем совесть
потерял!
Ее поддержали другие, Петрович призвал соблюдать дисциплину,
широкоплечий бородач посоветовал Кине не лезть не в свое дело - и Киня
умерил свой пыл, хотя и пробурчал что-то насчет того, что обломает
Белецкому рога.
Инцидент не получил никакого продолжения, но Анна теперь старалась
проводить время в обществе Белецкого, полагая, наверное, что он сможет
защитить ее от приставаний.
Вот так и вышло, что в своей березовой роще Виктор все чаще бывал
вместе с Анной. Временами и он заходил к ней в гости, и они гуляли возле
ее дома, который стоял рядом с песчаным пляжем, полукольцом огибающим
морскую бухту со спокойной прозрачной водой...

***

===

Солнце уже скрылось за лесом, в наступивших сумерках белели стволы
берез.
- Как здесь тихо, - задумчиво сказала Анна. - Закат погас - и все
замерло.
- Я сижу один. Закат погас... - медленно начал Белецкий. - В дверь
души стучатся в поздний час путники, окутанные тьмой: неосуществленные
надежды с болью возвращаются домой...
- Ух ты! - Анна посмотрела на него с уважением. - Сам сочинил?
Белецкий засмеялся.
- Нет, что ты, это до меня сочинили. Тагор.
- Тагор... - Девушка пожевала травинку. - Что-то, кажется, слышала.
Из древних, да?
- Да уж не так, чтобы из очень... - Белецкий вздохнул. Анна была
представительницей нового поколения, которое выбирало не Тагора, а
"Пепси". - Впрочем, я тоже что-то такое пытался изобразить в молодые годы.
- (Не мог он удержаться от желания слегка распустить перья перед
девчонкой, пусть даже и не без иронии над собой.) - Помню, закату тоже
уделял внимание. "В небе закат догорал... Молча поля засыпали... Птицы
ночные летали... м-м... Грустный мотив умирал... Шел, одинок и устал,
музыку слушал печали... Мглою окутались дали - смерть начала карнавал..."
И так далее, строф десятка полтора, не меньше. - Белецкий на некоторое
время погрузился в воспоминания и вдруг встрепенулся. - Между прочим,
сейчас вот вспомнил несколько своих строк, тоже давних, и, по-моему,
вполне могу потягаться с Нострадамусом. Вот, послушай: "И возникнут у края
- В урочный час. Пусть забирают - Нас"... Как тебе? Чем тебе не
пророчество? Край - это ведь та самая окраина городская, откуда нас
умыкнули.
- Господи! - Анна поежилась. - Нашелся Нострадамус на наши головы. Ну
скажи, Витя, ну что они такие, ну сколько это еще будет продолжаться? -
Голос ее задрожал. - Почему они нам ничего не объясняют?
Белецкий осторожно положил одну руку ей на плечо, другой нежно провел
по светлым волосам, по щеке, вытер мокрые ресницы девушки.
- Возможно, еще объяснят. Хотя мое мнение такое, что никто нам ничего
объяснять не будет. И так ведь все понятно: они создают нам условия для
приятной жизни, а мы работаем. Ты - мне, я - тебе. Взаимовыгодное
сотрудничество. И длится оно будет, естественно, по мере необходимости.
- Когда же эта мера необходимости закончится, Витя?
Белецкий пожал плечами.
- Знать нам это не дано. Или им наплевать на наши переживания по
этому поводу - тебя ведь не волновали бы чувства твоей лошади, которая
пашет от зари до зари у тебя на поле и не знает, когда это кончится, и
кончится ли вообще?. Или нас вполне осознанно и умышленно держат в
неведении. Возможно, находясь именно в состоянии неведения, мы наиболее
эффективно воздействуем на "блинчики". А если будем знать, что скоро
домой, то эффект пропадет: "блинчики" будут уже не те. Потеряют свои
вкусовые качества.
- Так они что, едят их, что ли?
- Это я для примера, Анечка. Бог его знает, что они с ними делают:
может быть, едят; может быть, сушат, толкут и употребляют как средство для
травли тараканов. Или как приворотное зелье. Или варят и делают губную
помаду. Или в нос закапывают при насморке да приговаривают: "Матерь Божья,
заступница, сними с меня сухоты и грызоты, с легких, с печени, с сердца,
из-под сердца, с белых рук, с белых ног". В общем, гадать бесполезно, ясно
одно: для наших работодателей это нужный продукт, и мы им чем-то очень
подходим для его получения. Вот они и стараются, обеспечивают все условия
для нормального быта и отдыха. - Белецкий похлопал ладонью по березовому
стволу, на котором сидел рядом с девушкой. - Прямо как хороший профсоюз.
Ну разве мог я предположить, что вновь попаду когда-нибудь в березовую
рощу детства? Она ведь теперь изменилась, многое там изменилось - был я
там лет семь назад, хотя знал: никогда не надо возвращаться, потому что
вернешься уже не туда...
Лес на горизонте слился с потемневшим небом, над верхушками берез
проступили слабые звезды. Анна опять зябко передернула плечами, хотя вечер
был по-летнему теплый, прижалась к Белецкому.
- Не понимаю, откуда это все здесь появилось, Витя? Твои березы, мое
море, розовый сад у Клавы Марченко... Как они все это сделали, откуда
места столько набрали в нашем сарае?
- Миры можно из воздуха творить, было бы только умение. И желание,
конечно. В каждой песчинке может находиться целая Вселенная, а то и две.
Материала для сотворения сколько угодно - надо лишь уметь его обработать.
Они умеют, как видишь. Ну, а насчет места в сарае... Представь себе,
например, развернутую газету. Нашу "Вечернюю". Или "Диалог". Она ведь
больше, чем, скажем, поллитровая банка? А вот если ее сложить аккуратно
или скомкать - так ведь она же влезет в банку, согласна?
- Ты прямо как наш Дед, - помолчав, сказала Анна. - Был у нас такой
преподаватель. Всегда все растолковывал, и с таким видом, будто только ему
одному и известна истина. Будто он сам, как Господь, эту истину сотворил и
ничего другого быть не может.
- Ну почему же... - Белецкий несколько смутился. Выдернули ему
несколько перышек, ничего не скажешь. - Я вовсе не претендую на открытие
истины. Всего лишь предполагаю, стараюсь как-то объяснить... Может быть,
истина вовсе в другом месте находится. В противоположном направлении. На
другой стороне. Может быть, мы вообще здесь не для того, чтобы "блинчики"
выращивать да в карты резаться. Цель у них, у умыкателей наших совсем
другой может оказаться.
- Какой другой? - Анна слегка вздрогнула. - Что ты выдумываешь?
- А вот какой: знаешь, что такое сепаратор?
- Н-ну, штуковина такая для молока. Отделяет что-то там... Сепаратный
мир...
- Умница. По латыни - "отделитель". Аппарат для разделения
разнородных компонентов. Вот они, касториане, и поместили нас в сепаратор,
дабы отделить зерна от плевел, агнцев от козлищ и тому подобное. Попросту
говоря, процеживают нас сквозь ситечко, смотрят, кто есть ху, как Горбачев
говаривал. Кто чего достоин. А потом тех, кто действительно гомо сапиенсом
себя показал, переселят в какой-нибудь прелестнейший мир, дадут еще одну
жизнь и начнут посвящать в тайны Вселенной. А остальных - в истопники
навечно, подкидывать уголек в недра звезд. Вот тебе и еще одна истина.
Девушка дернула плечом, сбросив его руку, отодвинулась и холодно
сказала:
- Себя ты, конечно, к гомо сапиенсам причисляешь. А остальных - к
быдлу неразумному и непросвещенному.
- При чем здесь я, Аннушка-голубушка? - Белецкий вновь привлек ее к
себе. - Это я просто к примеру, насчет истины. Не дано нам найти истину,
не дано узнать цель чужаков этих касторианских, если они сами нам ее не
поведают. Предположений можно строить сколько угодно, и какое-то из них
даже может быть правильным. Только вот какое?.. Не помню, кто из древних
говорил... по-моему, Секст Эмпирик...
- О! Все красуешься, гомо сапиенс, - язвительно прервала его Анна, но
второй попытки отстраниться не сделала.
- Да нет, ты послушай, мысль хорошая. Представьте себе, говорит Секст
Эмпирик, что где-то есть дом, в котором находится много золота. И вот
десяток воров пробираются туда ночью и ищет в потемках. Каждый что-то там
нашел и думает, что нашел именно золото, но точно не знает, даже если
держит в руках действительно золото. Вот так же и мудрецы ищут истину в
мире - даже если кто-то из них ее и нашел, то не знает - истина ли это или
нет. Хорошо сказано, а?
- Гомо сапиенс! - вновь съехидничала Анна, но Белецкий не обратил
внимания на реплику, погрузившись в свои мысли.
- Их цели нам неведомы, - медленно продолжал он, глядя на звезды. -
Нам и свои-то цели неведомы, вот ведь беда какая. Идем куда-то, а куда?..
зачем?.. сами ли идем?.. по чьему-то велению-хотению?.. Опять же, один
мудрый человек, Лейбниц, вот что сказал: "если бы стрелка компаса обладала
сознанием, она бы считала свободным свое отклонение к северу". Или, если
хочешь, Спиноза: "обладай летящий камень сознанием, он вообразил бы, что
летит по собственному хотению"... Вот так, возможно, и с нами обстоит
дело: вылезли из пещер, заполонили всю планету, загадили, обзавелись
всякими техническими побрякушками, на звезды посматриваем, спутники
запускаем и думаем, что живем сами по себе, как сами хотим и желаем. А на
самом-то деле, возможно, кто-то или что-то нас ведет, направляет, называй
ты его хоть Богом, хоть Космическим Разумом... Тянет нас куда-то, как
стрелку компаса. Куда? Ты ведь только посмотри, что делается: механизация,
автоматизация, роботизация, компьютеризация - пусть пока в младенческом
состоянии, но в перспективе абсолютная... Тенденция определенная и
устойчивая. Что дальше? Чем заниматься, когда ничем не надо будет
заниматься? Всеобщая праздность, сибаритство - и в итоге вымирание. Смена
караула. Человеческая цивилизация почила в бозе, цивилизация машинная
осталась. Может быть, эти касториане и есть цивилизация машинного
уровня... Но опять же - где цель? В чем смысл? Смена уровней, долгий путь
перевоплощений - на пути к вселенскому единству, к слиянию с этим самым
Высшим Разумом? Или никакой цели и вовсе не существует? Представь, что
есть некий абсолютно равнодушный ко всему застывший космический океан.
Иногда то тут, то там пролетает над ним ветерок - и кое-где на воде
появляется рябь. Появится - и исчезнет без следа. Вот эта рябь и есть
миры, в которых существует жизнь. Возникла, породила разум, разрослась в
цивилизацию - у нас, на Марсе, в Туманности Андромеды, неважно где - и
исчезла без всяких последствий. И вновь поверхность океана гладкая и
спокойная. До следующего дуновения... Понимаешь, Аннушка-голубушка?
- А? - Девушка вздрогнула, огляделась и сладко потянулась всем телом.
- О-ох, усыпил ты меня своими разговорами. Это пан Кравцов у нас любил
пофилософствовать: подопрет рукой подбородок, уставится поверх наших голов
и бубнит, а мы с девчонками выкройки рассматриваем, а ребята в "балду"
играют. - Она погладила Виктора по руке. - Ты вот рассуждал о чем-то там,
а мне приснилось, как я в магазине толкаюсь. Хорошо, что здесь магазинов
нет...
Девушка потерлась щекой о его плечо, и он мысленно плюнул на все свои
рассуждения и обнял ее, со сладостным возбуждением ощутив под тонкой
тканью платья молодое упругое тело.
...Она не сопротивлялась, когда он раздевал ее на траве под березами
и звездами. Она часто дышала, и груди ее были горячими и нежными, и губы
ее тоже были горячими и нежными, и он прорвался в нее как поток, рушащий
плотину, как ветер, распахивающий окно - и закачались березы, и закачались
звезды, и содрогался в едином ритме весь странный ночной мир вокруг...
...Все было хорошо, все было чертовски хорошо, и не было никаких
проблем, и день грядущий не нес никаких забот, не нужно было никуда
спешить, задыхаться в переполненном автобусе, созерцать опостылевшие
телевизионные маски, выслушивать серые слова и что-то говорить самому. Все
было хорошо...

***

===

Утром обнаружилось, что "блинчики" изменились. Они оплыли, словно
растаявшее на горячем блюдце мороженое, осели, лишившись толстых морковных
ножек, и превратились в невысокие желеобразные холмики, сохранив от
прежнего вида только свою пятнистость.
- Процесс опять пошел, - прокомментировал заядлый доминошник Коля
Таран и плюнул с платформы на претерпевшие очередную метаморфозу плоды
трудов "ограниченного контингента". - Скоро жабы оттуда полезут с во-от
такенными жлебальниками и начнут нами закусывать.
- Не мели, Мыкола! - зычно одернул его Петрович. - Никаких жаб тут и
в помине нет и не будет. Работай себе да лупи по столу костяшками, дуплись
на оба конца - и все дела. И не разводи тут нездоровые настроения.
Петрович, судя по его высказываниям, давно сдал в архив планы
проведения рекогносцировки и разработки вариантов избавления от плена с
определением направления главных ударов. Петрович оказался отменным
картежником, знатоком огромного количества анекдотов и историй из жизни
военнослужащих. Он пел под гитару (в его доме оказалась гитара), занимался
(и, кажется, небезуспешно) "амурными" делами и сожалел лишь о том, что нет
рядом бывших армейских приятелей-сослуживцев.
А вообще пленники постепенно разбились на отдельные группки,
согласно, так сказать, своим склонностям и интересам, и потихоньку начали
возникать даже новые семейные пары... Это дало повод к незлобивым шуточкам
типа: "Ох, Людмила, забросят тебя домой, твой-то тебе ноги повыдергивает!"
- или: "Смотри, Анатольевич, жинка тебе достоинство укоротит, когда
вернешься, а Любаше глаза повынимает", - и прочим в том же духе.
Выгрузились, разошлись по бороздам, не обращая уже никакого внимания
на Кубоголового, воспринимая его просто как деталь однообразного
незатейливого пейзажа. Белецкий работал, производя заученные движения, он
свыкся с ролью автомата и не думал о том, что делает: руки и ноги
справлялись с работой без участия сознания. Рядом, справа и слева,
выполняли производственные задачи десятки таких же автоматов, одетых и
обутых кто во что возжелал, накормленных, поправивших здоровье, сексуально
удовлетворенных, беззаботных и предвкушающих близкий приятный традиционный
отдых.
Белецкий изредка обменивался улыбками с работающей рядом Анной и с
трудом подавлял приливы желания, с замиранием сердца вспоминая ночь
прошедшую и, распаляя воображение, рисуя ночь будущую. Много, много ночей!
Это ведь вовсе не измена, говорил он себе, это просто действия с
учетом сложившейся ситуации. Действия, наиболее соответствующие ситуации.
Кто знает, сколько еще предстоит здесь пробыть? Может быть, всю оставшуюся
жизнь... А потребности-то требуют удовлетворения...
Потребности... Когда-то, довольно давно, в незабывшемся еще прошлом,
людей вели тернистым, но верным путем в светлое будущее, к сияющим
вершинам коммунизма. Да-да, Белецкий хорошо помнил прочитанные или
услышанные в детстве восхитительные торжественные слова: "сияющие вершины
коммунизма". Прекрасные вершины были именно тем местом, где каждый отдаст
"по способностям" и воздастся ему "по потребностям".
И вот, выходит - дошли? Пусть не сами дошли, пусть их насильно сюда
затащили - но они достигли сияющих вершин. И способности используются, и
потребности удовлетворяются.
Вообще идея коммунизма, как общества, которое воплотило бы этот
принцип использования и удовлетворения, была Белецкому весьма симпатична.
Пусть даже это общество зовется не коммунистическим, поскольку само слово
"коммунизм" считается нынче чуть ли не матерным; пусть будет
постиндустриализм, пусть будет неокапитализм или что-либо другое. Не в
названии дело. Дело - в воплощении принципа. От каждого - то. Каждому -
это. Основа. Фундамент. Краеугольный камень.
Так вот они - сияющие вершины? Вот он - блаженный край мечты? Здесь
ведь лучше, чем там, у звезды по имени Солнце, в озабоченном проблемами
городе озабоченной проблемами страны? Вот они, счастливые люди,
попавшие-таки на седьмое небо и обретшие, наконец, прекрасную жизнь на
надежной тверди сияющих вершин. Довольные. Сытые. Не беспокоящиеся о
завтрашнем дне. Каждому - по потребностям..
"А ты доволен?" - спросил он себя. И ответил себе: "Нет, мне этого
мало. Мне нужно что-то еще. Потому что я не такой, как они. "И все-таки
выше тех, кто на земле!" Я не такой..."
Анна наклонилась над лункой в двух метрах от него, он посмотрел на ее
обтянутые черными брючками ягодицы, мысленно сжал их руками и едва
удержался от желания броситься к ней, обхватить сзади и... Она, словно
почувствовав его неистовое желание, обернулась и, прищурившись, ласково и
призывно посмотрела на него.
...Работу, как всегда, закончили в срок, придя к финишу ровной
линией, ноздря в ноздрю. Сложили инвентарь и, переговариваясь, с
шуточками-прибауточками направились к летающей платформе, минуя
Кубоголового как пустое место. И лишь Толик-погребокопатель, поотстав,
вдруг свернул к надзирателю.
- Слышь, товарищ заведующий, - сказал Толик, остановившись перед
белой фигурой и подобострастно глядя на нее снизу вверх. - Я с просьбой от
имени коллектива. - В голосе его звучали умоляющие нотки.
Услышав проникновенный голос Толика, Белецкий, шедший вместе с Анной
в числе последних, остановился, с любопытством ожидая продолжения. Лично
он никаких просьб к Кубоголовому не имел и никаких полномочий Толику не
давал. Может быть, состоялось какое-нибудь закрытое собрание членов клуба
"На Валюхе"?
- Вот вы нас тут обслуживаете, обеспечиваете всем необходимым -
спасибо вам от меня и от коллектива, опять же, - сладкоголосо зажурчал
Толик, демонстрируя обнаружившиеся вдруг запасы красноречия. - Все
нормально, жаловаться не на что. О здоровье заботитесь, о печенках
наших-селезенках. Курева нам не даете, мы уж сами выкручиваемся. Ни
винишка нам не предоставляете, ни другого алкоголя, потому что вредно,
понимаем. И не просим. - Челобитчик сделал вполне театральную паузу и
трагическим голосом воззвал к Кубоголовому, добравшись, наконец, до того
главного, ради чего и произносилась речь: - Но хоть пива-то вы можете нам
дать? Не самогоняры - пива! Оно же полезное, его же даже врачи
рекомендуют. Хотя бы по кружечке после работы, а? От имени коллектива, не
от себя же лично. Правильно, мужики? - обернулся он к платформе.
"Правильно, правильно!" - раздались голоса из гущи трудового
контингента, с интересом слушающего новоявленного полпреда.
"Что же это за сияющие вершины такие, если хочешь пива - а его нет?"
- подумал Белецкий и, подмигнув Анне, тоже крикнул:
- Одобряем!
- В общем, просим пивка, хотя бы к обеду, хотя бы по кружечке, -
завершил свое обращение Толик, вытер пот со лба и выжидающе посмотрел на
Кубоголового, словно тот прямо сейчас должен был извлечь из-под своих
одежд желтую цистерну с вожделенным напитком.
Кубоголовый как всегда остался бесстрастным, и Толик, потоптавшись
немного, пошел к платформе.
- Как ты думаешь, дадут? - спросила Анна. - Я бы тоже не отказалась.
Мы с девчонками в общежитии пили иногда, мальчики нам красивые такие
баночки приносили. "Стэффл", что ли.
- Кто его знает? - ответил Белецкий. - Пейте пиво пенное... Хорошо
бы, если бы прислушались к мнению коллектива. С их стороны будет просто
некрасиво и, я бы сказал, неправильно не прислушаться к мнению трудящихся.
- Ох и язвочка же ты, Витюша, - нежно сказала Анна и ущипнула его за
локоть.
Спустя некоторое время, подходя к привычно сервированному столу, на
котором никакого пива не наблюдалось, Белецкий получил возможность
ответить девушке.
- Язвочка - не язвочка, а все-таки очень далеки они от запросов
народа. Пива им для народа жалко.
- Может, они просто его делать не умеют? - предположила девушка.
- Гады, - удрученно сказал Толик, обводя взглядом стол. - Кровь нашу
пьют за спасибо. Ну ни хрена понять не могут, дятлы раздолбанные!
- Глас народа - глас божий. - Белецкий назидательно поднял палец. -
Не внемлющего гласу Божьему ждет возмездие. По-моему, касториане очень
рискуют.
А вернувшись в свое жилище переодеться и немного поработать за
письменным столом перед визитом к Анне, он обнаружил, что касториане
вняли-таки гласу. На прикроватной тумбочке в спальне стояла обычная
поллитровая темно-зеленая бутылка со знакомой этикеткой. Можно было
подумать, что "Жигулевское" подвезли из ближайшего гастронома, если бы не
одна деталь: горлышко было закупорено не стандартной жестяной пробкой, а
полупрозрачной белой пленкой.
"Ну, черти, уважили, - думал Белецкий, сидя на кровати и с
удовольствием потягивая прохладный приятный напиток. - Сегодня пиво дали,
а завтра что давать будут по просьбам трудящихся?.."
...Появление пива стало главным предметом разговоров за ужином. Толик
чувствовал себя героем, бурно радовался, шутил и тут же вместе с другими
мужиками устроил экспресс-опрос на предмет выявления чудиков, что терпеть
не могут "Жигулевское" и готовы отдать его истинным любителям.
- Живем, мужики! - радостно восклицал Толик. - Сегодня играем на
пивко!
- Надо еще телевизор у них попросить, - заявила Маша, супруга Валерия
Александровича. - Чтобы у всех желающих был телевизор, а то прозябаем, как
в Африке.
"О, господи! - подумал Белецкий, глядя на радостно возбужденных
людей, уминающих "холодец". - Неужели и телевизоры обеспечат?"

***

Источники :

https://nice-books.net/books/fantastika-i-fjentezi/nauchnaja-fantastika/94165-aleksei-korepanov-na-siyayushchih-vershinah.html

https://fb2.top/na-siyayuschih-vershinah-110534/read

https://readly.ru/book/21397/reader/

https://thelib.ru/books/korepanov_aleksey_yakovlevich/na_siyayuschih_vershinah-read.html

https://litmir.club/br/?b=33458

https://4italka.site/fantastika/fentezi/110534/fulltext.htm

https://fantlab.ru/work60764

https://fantlab.ru/autor1841

***

Алексей Корепанов

Страна:	Россия
Родился:	6 августа 1953 г.

Псевдонимы:

Алекс Алькор

Жанры:

Фантастика	67%
	ещё >>

Родился 6 августа 1953 года в славном российском городе Калинине-Твери. Детский сад, школа, первые литературные опыты... Стихи, детективы, фантастика...

В 1970 году поступил на исторический факультет Калининского пединститута, который через год был преобразован в университет. И вновь – стихи, «обычная» проза, фантастика – в факультетской стенгазете «Студенческое обозрение», в университетской многотиражке «Калининец». Бомбардировка рукописями московского издательства «Молодая гвардия» – чуть ли не единственного по тем временам издательства, печатающего фантастику. Коллекционирование рецензий: «...написано на неплохом художественном уровне, но вместе с тем...». В «Молодую гвардию» удалось пробиться только в 1990-м году.

В 1975 году, закончив университет, поработал на кафедре всеобщей истории, а потом, собрав вещички, подался на Украину, в Кировоград – уж очень звали к себе родители жены; и с жильем там намечалась весьма неплохая перспектива...

Распрощавшись с родными березками и Волгой, прибыл в степной город на Ингуле – и тут же оказался востребован сразу в двух школах как преподаватель истории, обществоведения, а потом еще и основ советского государства и права. Но вскоре позвонили из райкома комсомола: «Есть мнение...» Еще бы: молодой, с высшим историческим образованием, комсомолец, спортсмен и «просто красавец» – куда же ему еще, как не в инструкторы райкома комсомола.

И покатилась комсомольско-советско-партийная служба... Райком, горком, обком комсомола – горисполком – горком партии (тогда была одна партия – КПСС, а боевым ее отрядом являлась Коммунистическая партия Украины). Спрыгнул с этой карусели в 1987 году – в связи с назначением ответственным секретарем правления Кировоградской областной организации общества «Знание». Вот уж где навыступался с лекциями о фантастике и о поиске внеземных цивилизаций!

А в 1992 году старые товарищи, поймавшие новую волну, предложили плюнуть на все эти лекции и заделаться редактором областного краеведческого и литературного журнала «Порог» (который тогда существовал только в их воображении).

И этот журнал, материализовавшийся в том же 92-м, стал для меня последним в этой жизни местом работы. В 1994 году он получил статус всеукраинского, в 2003-м разменял первую сотню номеров, в 2008 превратился в литературный альманах – и шлют сюда свою нетленку писатели-фантасты из Украины и России, Молдавии и Беларуси, Германии и Израиля, Канады и Литвы, Казахстана и США...

Что же касается литературной деятельности – «писал всегда, писал везде». Но изданных книг раз-два и обчелся – все больше газеты, журналы да разные сборники... И неопубликованного хватает. И тексты бродят по издательствам, и никак не устроятся. Впрочем, библиография – это уже другая тема.

Добавлю только, что в 2003 году принят в члены Международной ассоциации писателей-фантастов, а в 2005-м стал членом Союза писателей Российской Федерации. Ничего это, конечно, не прибавляет и не убавляет – а все-таки приятно. И продолжаю сочинять. Фантастику. Мне это интересно.

Журнал «Порог» все-таки почил в бозе, и с 2008 года я учредитель-издатель-редактор альманаха «Порог-АК». А также занимаюсь редактированием текстов для издательств.

Сайты и ссылки:

korepanow.narod.ru (официальный сайт)

Алексей Корепанов зарегистрирован на сайте: Alex Alkor

***

---

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

Краткая хронология «Дюны»

***

---

Фотоистория в папках № 1

002 ВРЕМЕНА ГОДА

003 Шахматы

004 ФОТОГРАФИИ МОИХ ДРУЗЕЙ

005 ПРИРОДА

006 ЖИВОПИСЬ

007 ТЕКСТЫ. КНИГИ

008 Фото из ИНТЕРНЕТА

009 На Я.Ру с... 10 августа 2009 года

Страницы на Яндекс Фотках от Сергея 001

---

***

КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК. А.С.Пушкин

***

...Текут беседы в тишине;
Луна плывет в ночном тумане;
И вдруг пред ними на коне
Черкес. Он быстро на аркане
Младого пленника влачил.
"Вот русской!" - хищник возопил.
Аул на крик его сбежался
Ожесточенною толпой;
Но пленник хладный и немой,
С обезображенной главой,
Как труп, недвижим оставался.
Лица врагов не видит он,
Угроз и криков он не слышит;
Над ним летает смертный сон
И холодом тлетворным дышит.

И долго пленник молодой
Лежал в забвении тяжелом.
Уж полдень над его главой
Пылал в сиянии веселом;
И жизни дух проснулся в нем,
Невнятный стон в устах раздался,
Согретый солнечным лучом,
Несчастный тихо приподнялся.
Кругом обводит слабый взор...
И видит: неприступных гор
Над ним воздвигнулась громада,
Гнездо разбойничьих племен,
Черкесской вольности ограда.
Воспомнил юноша свой плен,
Как сна ужасного тревоги,
И слышит: загремели вдруг
Его закованные ноги...

... Читать с начала, ...ещё »

***