Дом Харконненов. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 322 - 4 Июня 2023

Главная » » Дом Харконненов. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 322

10:29

Дом Харконненов. Б.Герберт, К. Андерсон. Дюна 322

***

Председатель взял в руку лист пергамента.

— Согласно этому документу вы были отстранены от управления Арракисом бароном Владимиром Харконненом.

— Без возражений с моей стороны, ваша честь. И мой сводный брат не возражает против моего сегодняшнего заявления.

Отчасти это было правдой. Барон просто не успел получить послания Абульурда.

— Все оформлено должным образом, Абульурд Харконнен. — Председательствующий заглянул в бумаги. — Не вижу я и возражений императора.

Пульс Абульурда участился, когда председательствующий стал снова просматривать бумаги и юридические нормы. Я ничего не забыл?

Наконец Председатель поднял глаза:

— Все в порядке. Утверждено.

— Я… у меня есть еще одна просьба, — провозгласил Абульурд, немного выбитый из колеи быстротой и легкостью принятия решения. — Я хочу формально отказаться от родового имени Харконненов.

Среди присутствующих послышался ропот. Спящие проснулись.

Абульурд заговорил, повторяя слова, столько раз произнесенные в присутствии Эмми, которую он постарался сейчас представить стоящей рядом с ним.

— Я не могу быть соучастником деяний, совершаемых членами моей семьи, — сказал он, не называя имен. — Недавно у меня родился сын, Фейд-Раута, и я желаю, чтобы он рос незапятнанным, желаю, чтобы он навеки избавился от черной метки имени Харконненов.

Председатель Совета привстал со своего места и посмотрел на Абульурда так, словно видел его впервые.

— Вы полностью отдаете себе отчет в том, что сейчас делаете, сэр?

— Полностью, — ответил Абульурд, удивляясь силе своего голоса. Сердце его переполнялось гордостью от тех слов, которые он только что произнес. — Я вырос на Гьеди Первой младшим сыном барона Дмитрия Харконнена. Мой сводный брат, тоже барон, правит всеми держаниями Харконненов и поступает при этом так, как считает нужным. Я прошу лишь об одном: сохранить за мной Ланкивейль, место, которое я считаю своим настоящим домом.

Абульурд заговорил тише, словно прочувствованные аргументы могли тронуть заскорузлые сердца людей в зале и в президиуме.

— Я не хочу принимать участия в галактической политике или в управлении миром. Я честно служил на Арракисе, но мне не нравился тот мир. Я не умею пользоваться богатством, властью или славой. Пусть эти вещи достанутся тем, кто их жаждет. — Голос Абульурда стал сдавленным. — Я не хочу больше крови на своих руках и на руках моего младшего сына.

Председательствующий торжественно поднялся, расправив складки серой накидки.

— Вы отказываетесь навсегда от всех связей с Домом Харконненов и от всех прав и привилегий, с этим связанных?

Абульурд энергично кивнул, не обращая внимания на ропот, поднявшийся в зале.

— Полностью и без всяких оговорок.

Этим людям будет теперь о чем поговорить, но сплетни и разговоры не волновали Абульурда. Через несколько часов он будет уже на пути к Эмми и сыну. Абульурд не желал ничего, кроме размеренной жизни и личного счастья. Ландсраад обойдется без него.

— С этого момента я хочу принять честное имя моей супруги — Раббан.

Председатель Совета ударил по колокольчику, и под сводами зала разнесся звон, придавший делу последнюю законченность.

— Итак, записано. Совет удовлетворяет ваше требование. Уведомление будет немедленно послано на Гьеди Первую и на имя императора.

Пока Абульурд стоял на месте, не веря своему везению, сержант Ландсраада выкликнул имя следующего представителя. Абульурду показали выход, и он быстро покинул Зал Речей, оставив за спиной Дом Ландсраада. На улице в лицо ему снова ударил радужный свет, а до ушей донеслись мелодичная болтовня пестрых воздушных змеев и плеск фонтанов. Пружинисто шагая по улицам, Абульурд блаженно улыбался.

Другой на его месте дрожал бы после принятия такого решения, но Абульурд Раббан не испытывал ни малейшего страха. Он исполнил все, чего желал, и Эмми будет очень довольна его решением.

Он со всех ног кинулся собирать свои немногочисленные вещи. Потом Абульурд направился в космопорт, чтобы, вернувшись на тихий, уединенный Ланкивейль, начать там новую, лучшую жизнь.

***

===

~ ~ ~
Не существует такой вещи, как закон природы. Есть лишь последовательность законов, выражающих опыт общения человека с природой. Существуют лишь законы человеческой деятельности. Они меняются вместе с изменениями деятельности.

Пардот Кинес. «Начала Арракиса»

Проведя на Салусе Секундус полгода, Лиет Кинес не переставал поражаться дикому тревожному ландшафту, древним развалинам и глубоким экологическим ранам планеты. Как сказал его отец, это зрелище… завораживало.

В это время Доминик Верниус, расположившись в подземном убежище, изучал реестры и потел над похищенными донесениями о деятельности ОСПЧТ. Вместе с Гурни Халлеком они внимательно вчитывались в манифесты Космической Гильдии, чтобы решить, как наилучшим образом саботировать деловую активность и тем самым принести наибольший вред императору. Случайные свидетели и разведчики, доставлявшие сведения о положении на Иксе, исчезли. Однажды Доминик совершенно случайно получил кое-какие данные с родины своих предков, но вскоре и этот источник прекратил свое существование.

Покрасневшие глаза Доминика и морщины, избороздившие его лицо, ясно говорили о том, как мало он спал в эти месяцы.

Что касается Лиета, то за интригами жителей пустыни и межклановым соперничеством он увидел наконец борьбу за обладание песками, приносящими пряность. Внимательно присматривался он к политическим махинациям Великих и Малых Домов, транспортных магнатов и могущественных семей. Империя оказалась намного более обширной, чем он представлял себе раньше.

Осознал он и все величие того, что смог осуществить на Дюне его отец. Сейчас он испытывал все возраставшее уважение к Пардоту Кинесу.

Временами Лиет задумывался, стараясь представить себе, каким образом мог бы он вернуть Салусе былую славу, какой она наслаждалась много веков назад, будучи средоточием блеска и величия империи. Так много надо было понять, такое великое множество вопросов до сих пор оставалось без ответа.

Если расположить здесь пункты управления погодой, поселить упорных колонистов, твердо намеренных вновь насадить прерии и леса, то Салуса Секундус вновь начнет жить и дышать. Но Дом Коррино не желал ничего вкладывать в такое предприятие, даже не задумывался о том, что эти усилия будут по-царски вознаграждены. Напротив, было такое впечатление, что императору надо, чтобы Салуса по-прежнему оставалась безжизненной планетой, какой она была на протяжении последних столетий.

Почему власть так поступает?

Как всякий любопытный иностранец, Лиет проводил большую часть своего свободного времени в блужданиях по планете. Он исходил весь этот искореженный катастрофой ландшафт, избегая заходить лишь в развалины давно разрушенных городов, где заключенные жили теперь в древних правительственных зданиях: увенчанных высокими башнями императорских музеях, громадных замках, великолепных дворцах с проломленными и провалившимися крышами. Все прошедшие века Салуса Секундус была планетой-каторгой, которую никто даже не пытался восстановить. Стены обваливались, в крышах зияли огромные дыры.

Первые недели своего пребывания на Салусе Лиет посвятил изучению подземной базы контрабандистов. Он учил закаленных ветеранов, как скрывать следы своего присутствия, как перестроить какой-нибудь полуразрушенный ангар, чтобы тот казался покинутым обитателями или, в худшем случае, населенным одичавшими беженцами, которые могут привлечь лишь мимолетный взгляд. Когда контрабандисты надежно спрятали от посторонних глаз свои убежища, а Доминик был удовлетворен, молодой фримен начал свои одиночные исследования планеты. Так же когда-то поступал и его отец…

Осторожно передвигаясь по мелким камням и раскрошенной засохшей глине, чтобы не оставить следов, Лиет выбрался на гряду хребта и оглядел открывшийся перед ним обширный кратер. Через мощный бинокль он рассмотрел людей, двигавшихся под беспощадными лучами палящего солнца. Это были солдаты, одетые в коричневатый пятнистый камуфляж — пустынную форму императорских сардаукаров. Опять эти дорогостоящие игры в войну.

Неделю назад Лиет видел, как сардаукары брали штурмом поселок, в котором забаррикадировались бежавшие из-под стражи заключенные. Лиет проходил мимо и видел, как империалы всей своей мощью, вооруженные магнитными щитами и огнеметами, обрушились на безоружных, по сути, людей. Эта игра в одни ворота продолжалась несколько часов, а потом сардаукары сошлись в рукопашной схватке с заключенными, которых они выжгли из убежища своими огнеметами.

Солдаты императора убили многих заключенных, но некоторые из них продолжали ожесточенно сражаться; им даже удалось убить нескольких сардаукаров и завладеть их оружием, которым они продолжали драться с отчаянием обреченных. Когда в живых осталось лишь несколько дюжин заключенных, готовых дорого продать свою жизнь, сардаукары взорвали парализующую бомбу. Солдаты, соблюдая порядок, отступили, и над баррикадой вспыхнул яркий пульсирующий свет, порожденный полем Хольцмана; оставшиеся в живых заключенные лишились сознания, и сардаукары овладели баррикадой.

Сначала Лиет удивился, почему имперские солдаты не применили бомбу сразу. Потом, поразмыслив, он пришел к выводу, что сардаукары, видимо, просто отбраковывали противников, отбирая лучших кандидатов.

Теперь, несколько дней спустя, некоторые из уцелевших заключенных стояли посреди выжженного плато, одетые в рваные, не по размеру обноски тюремной одежды. Вокруг них, выстроившись в правильное каре, стояли в оцеплении сардаукары. Оружие и боеприпасы, составленные в пирамиды, были расположены на господствующих высотах, прикрепленные к металлическим кольям массивными цепями.

Люди тренировались: заключенные и сардаукары.

Забравшись на гребень горы, Лиет почувствовал себя очень уязвимым без защитного костюма. Жажда царапала горло и сушила рот, напоминая о пустыне и родном доме, но здесь не было трубки уловителя влаги, откуда можно было сделать глоток живительной воды…

Утром этого дня они распределили груз контрабандной меланжи, доставленной с Дюны; часть пряности была продана бежавшим из тюрем заключенным, которые ненавидели Коррино не меньше, чем Доминик. В общем зале Гурни Халлек поднял кружку приправленного меланжей кофе, салютуя своему предводителю. Настроив струны своего балисета, добавив к длинным струнам короткие, он спел песню своим зычным хрипловатым голосом (который, хотя и был не слишком мелодичным, отличался громкостью и источал энергию).

О чаша пряности, Неси меня За грань моей плоти К дальним звездам. Меланжа, так зовут ее — Меланжа! Меланжа!

Люди развеселились от этой незатейливой песенки, и Борк Казон, повар салусанского лагеря, налил певцу еще одну чашку кофе с пряностью. Широкоплечий Сциен Траф, бывший иксианский инженер, похлопал Гурни по спине, а бывший купец Пен Барлоу, не выпускавший изо рта сигару, заразительно расхохотался.

Песня заставила Лиета вспомнить родину. Ему страстно захотелось самому уйти в пустыню на поиски пряности, вдохнуть напоенный коричным ароматом воздух, окружавший червей, на которых путешествовали фримены. Быть может, Варрик согласится сопровождать его к сиетчу Красной Стены, когда Лиет вернется с Салусы. Во всяком случае, Кинес очень на это надеялся. Он слишком давно не виделся со своим другом и кровным братом.

Варрик и Фарула были женаты уже почти полтора года. Наверное, Фарула уже носит под сердцем их ребенка. У Листа была бы сейчас совсем другая жизнь, выиграй он соревнование с Варриком…

Однако сейчас он карабкается по склону горы на далекой чужой планете, чтобы понаблюдать за непонятными маневрами имперских войск. Лиет поправил окуляры полевого бинокля высокого разрешения и занял самую выгодную для обзора позицию. Сардаукары совершали перестроения и маневры по дну кратера, а Лиет удивлялся четкости и слаженности их движений.

Однако, думалось Лиету, группа фрименских сорвиголов могла бы нанести поражение этим отлично подготовленным солдатам…

Наконец сардаукары вывели оставшихся в кратере заключенных на плац перед временными казармами — стальными палатками, напоминавшими полевые укрепления. Металлические стены ярко сверкали в лучах жаркого солнца. Солдаты продолжали испытывать заключенных, заставляя их в быстром темпе выполнять тяжелые упражнения. Когда один из пленников покачнулся, сардаукар убил его выстрелом из лазерного ружья. Остальные заключенные продолжали тренировку, не обратив на происшедшее ни малейшего внимания.

Лиет Кинес отвлекся от зрелища и взглянул на знойное небо, на котором появились зловещие признаки, о которых ему недавно рассказали. Небо стало каким-то маслянистым, приобрело глубокий оранжевый оттенок, окаймленный по краям зеленоватыми полосами. Такой цвет бывает у лиц людей, страдающих несварением желудка. По небу летели гроздья шаровых молний. Вспышки статического электричества, похожие на исполинские снежинки, проделывали в воздухе громадные каналы, по которым устремлялись потоки воздуха.

По рассказам Гурни Халлека и других контрабандистов Лиет знал, насколько опасно быть застигнутым в открытом поле электростатической бурей, бурей Авроры. Однако часть его существа — любопытствующая часть, которую Лиет унаследовал от своего отца, — охваченная благоговейным восторгом, наблюдала за приближающимся электростатическим и радиоактивным возмущением атмосферы. Буря сопровождалась вспышками самых невероятных цветов и появлением в воздухе воронкообразных силуэтов, известных под названием молотов ветра.

Обеспокоившись своей беззащитностью, Лиет поискал глазами расщелины в отрогах окрестных скал. Пещеры в подножии горы могли послужить вполне подходящим убежищем для изобретательного фримена, чтобы переждать ненастье, однако солдаты в кратере оставались совершенно незащищенными. Неужели они воображали, что могут всерьез бросить вызов дикой мощи первобытной стихии?

При виде приближающихся облаков и сверкающих разрядов одетые в драные лохмотья заключенные начали ломать ряды. Затянутые в форму солдаты остались стоять на месте. Командир выкрикнул какой-то приказ, явно веля заключенным занять свои места. Через несколько секунд мощный порыв ветра едва не сдул командира — широкоплечего мужчину с волевым, словно вырубленным из камня лицом — с шаткой подвесной платформы. Тогда последовал приказ солдатам вернуться в казармы.

Сардаукары, как и подобает тренированным солдатам, печатая шаг, пошли к своим палаткам. Некоторые заключенные попытались обогнать сардаукаров, другие же бросились искать спасения в свое старое убежище.

Буря Авроры ударила по лицу планеты всего лишь через мгновение после того, как была заперта дверь последней палатки. Словно живое существо, буря пронеслась по кратеру, сверкая разноцветными молниями. Огромный кулак молота ветров опустился на землю; другой накрыл металлическую палатку, в мгновение ока сплющив ее со всеми, кто находился внутри.

Кипящая, скрежещущая волна стремительно двинулась к хребту, на котором расположился Лиет. Хотя это была и не его родная планета, он интуитивно понял, что ему угрожает смертельная опасность. Лиет знал, что любая буря несет с собой угрозу гибели. Он соскользнул вниз по скале и, нырнув в расщелину, спрятался в трещине монолитного утеса. Спустя мгновение Лиет Кинес услышал демонический рев и страшное завывание, дикий треск насыщенного статическим электричеством воздуха, разряды шаровых молний и гулкие удары молота ветров.

Из-под скал Лиету была видна узкая полоска неба, и он наблюдал калейдоскопическое мелькание ослепительных отблесков первобытных молний. Он отпрянул глубже в расщелину, чувствуя, что все же сумел отыскать здесь самое безопасное место.

Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, и терпеливо ожидая, когда закончится катаклизм, Лиет стал вглядываться в сумасшедшую стихию бури Авроры. Салуса во многом была похожа на Дюну. Обе планеты были суровы, их суша и небо не прощали ошибок. Бури Дюны тоже могли менять лик ландшафтов, смешать человека с землей или содрать его плоть с костей.

Но те бури имели для Лиета какой-то сокровенный смысл, он чувствовал с ними таинственную связь, то были свидетельства величия родной планеты.

Лиету захотелось покинуть Салусу Секундус и вернуться на родную планету вместе с Домиником Верниусом. Лиет должен жить в пустыне, там и только там его место.

* * *
Выбрав подходящее время, Доминик Верниус увел часть своих контрабандистов обратно на свой фрегат, сопровождаемый двумя малыми лихтерами. Доминик сам повел свой флагман, направив его в грузовой отсек лайнера Гильдии.

Граф-отступник удалился в свои покои, чтобы отдохнуть и поразмыслить. Хотя он потратил несколько лет, занимаясь партизанскими операциями в закоулках империи, будучи оводом, жалящим императора Шаддама Четвертого, Доминик так и не сумел нанести ему явного решительного удара. Да, ему удалось похитить груз памятных императорских монет и запустить карикатурные воздушные шары над пирамидальным стадионом Хармонтепа. Да, ему удалось изобразить издевательскую надпись на стене каньона («Шаддам, не слишком ли крепко держится корона на твоей крошечной головке?») и стереть лица с дюжины статуй ненавистного Шаддама.

Но что из этого? Икс был утрачен, и граф по-прежнему не получал оттуда никаких сведений.

Когда-то, в самом начале своего добровольного изгнания, Доминик повел на Икс свои войска — людей, отобранных по принципу верности, доказанной в прошлых сражениях. Помня о победах, одержанных при подавлении мятежа на Эказе, Доминик Верниус ограничился небольшим, но хорошо вооруженным экспедиционным корпусом, решив совершить рейд на новый опорный пункт тлейлаксов.

Применив тяжелое оружие и пользуясь фактором внезапности, Доминик рассчитывал расчистить себе путь к столице и свергнуть власть завоевателей. В космопорту каньона прибытия граф и его люди стремительно выскочили из своих кораблей, изрыгая огонь из тяжелых лазерных пушек и ружей. Но тут люди Верниуса напоролись на ожесточенное сопротивление императорских сардаукаров. Проклятые Коррино! Почему в это дело оказались замешанными их отборные войска?

Вот так несколько лет назад элемент внезапности обернулся против самого графа Доминика Верниуса. Имперские солдаты убили приблизительно треть его людей. Сам граф был ранен в спину осколком камня от взрыва лазерного заряда. Его оставили на поле боя, сочтя мертвым, но верный Иодам вынес своего командира и на одном из кораблей доставил на Арракис. Это было беспорядочное отступление, почти бегство.

В тайной крепости Доминика на южном полюсе Арракиса верные люди поставили графа на ноги, выходили его, вернув прежнее здоровье. Доминик предпринял все доступные меры, чтобы скрыть, кто именно напал на Икс — надо было избежать акций возмездия, направленных против народа Икса или против его детей, нашедших убежище на Каладане. Как бы то ни было, тлейлаксы так никогда и не узнали, кто пытался выбить их с завоеванной планеты.

После той достопамятной катастрофы Доминик поклялся своим людям, что никогда больше не станет пытаться вернуть себе власть над Иксом военными средствами. Это скорее всего снова закончилось бы весьма плачевно.

Подчиняясь необходимости, Доминик решил действовать другими средствами.

Правда, весь этот саботаж и вандализм оказались, по большому счету, совершенно неэффективными. Что могли значить мелкие нарушения балансовых счетов Дома Коррино или небольшое смущение среди подданных императора. Шаддам Четвертый даже не знал, кто автор этих мелких уколов.

Хотя Верниус и продолжал борьбу, он чувствовал себя хуже, чем если бы был мертв. Он чувствовал себя несущественным. Он лег на кушетку в своей каюте и предался невеселым размышлениям, оценивая, чего он достиг… и что утратил. На пьедестале стоял голографический портрет Шандо в полный рост, и, глядя на него, Доминик мог представлять, что его любимая жена здесь, с ним.

Их дочь Кайлея стала молодой привлекательной женщиной. Наверное, она уже замужем за каким-нибудь придворным Дома Атрейдесов, хотя, конечно, не за самим герцогом Лето. То значение, которое Атрейдесы придавали династическим бракам, было известно всем, поэтому граф Верниус не питал никаких иллюзий. Ромбур тоже достиг совершеннолетия, но и его титул был лишен какой бы то ни было ценности.

Доминика охватила грусть. Ссутулив плечи, он приподнялся и взглянул на портрет Шандо. И в его горести она заговорила с ним.

— Доминик… Доминик Верниус, я знаю, что это ты. В изумлении он вскочил на ноги, думая, что погружается в пучину безумия. Губы Шандо двигались. Лицо на голограмме повернулось к мужу, но выражение глаз осталось прежним. Слова продолжали литься из безжизненных уст.

— Я пользуюсь этим образом, чтобы передать тебе послание. Я должен передать его ради дела Икса. Доминик, дрожа, приблизился к портрету.

— Шандо?

— Нет, я навигатор этого лайнера Гильдии. Я выбрал этот голографический образ для сообщения, потому что мне самому трудно общаться с людьми.

Не веря своим ушам и глазам, Верниус постарался преодолеть мистический суеверный страх. Видя, как Шандо движется, как оживляется ее лицо, Доминик не мог избавиться от чувства трепетного благоговения, какого он не испытывал уже многие годы.

— Говори, кто бы ты ни был. Чего ты от меня хочешь?

— Мой брат, К'тэр Пилру, посылает тебе эти слова с Икса. Он просит меня передать тебе эту информацию. Я не могу сделать большего — только передать тебе эти инструкции.

Губы Шандо начали двигаться быстрее. На этот раз зазвучал другой голос. Образ давно умершей жены Доминика передавал ему отчаянное послание К'тэра своему брату — навигатору. Испытывая все больший ужас, Доминик слушал, какая беда обрушилась на Икс, сколько разрушений и зла причинили его любимому народу и родной планете тлейлаксианские узурпаторы.

В душе Верниуса вскипела ярость. Когда он просил помощи во время первого нападения тлейлаксов, проклятый старый император Эльруд Девятый промедлил и тем самым гарантировал падение Дома Верниусов. Испытывая страшную горечь и исходя желчью, Доминик мог только желать, чтобы старик не умер своей смертью до того, как он, граф, сможет убить его своей рукой.

Но теперь до Доминика дошло, что императорский план был гораздо обширнее, гораздо коварнее. По своей сути все тлейлаксианское завоевание было совершено как часть имперского заговора, а сардаукары послужили силовой поддержкой выполнения этого плана. Эльруд с самого начала стоял за кулисами конфликта, а его сын Шаддам довершил дело, подавив остатки сопротивления людей, оставшихся сторонниками Дома Верниусов.

Но вот голос, доносившийся из уст портрета Шандо, снова изменился. Послышались отрывистые, не вполне связные слова гильд-навигатора.

— Я совершаю маршрут и могу доставить тебя на Ксуттух, ранее называвшийся Иксом.

— Сделай это, — сказал Доминик, чувствуя, как ненависть превращает его сердце в кусок льда. — Я хочу своими глазами увидеть весь этот ужас, а потом, — он приложил руку к груди, словно принося клятву Шандо, — я, лорд Доминик, граф Дома Верниусов, начну мстить за страдания моего народа.

Когда лайнер вышел на свою орбиту, Доминик встретился с Асуйо, Иодамом и другими.

— Возвращайтесь на Арракис. Отправляйтесь на базу и продолжайте наше дело. Я заберу один лихтер. — Он посмотрел на пьедестал, словно все еще продолжал видеть на нем свою жену. — У меня появились другие дела.

Оба ветерана выразили недоумение и растерянность, но Доминик стукнул кулаком по столу.

— Никаких разговоров! Решение принято. Он сверкнул глазами на своих старых сподвижников, и тем оставалось только удивляться такой перемене в его настроении.

— Но куда вы направляетесь? — спросил Лиет. — Какие у вас планы?

— Я отправляюсь на Икс.

***

===

~ ~ ~
Есть люди, которые, пользуясь властью, держат ее легко. Если схватиться за нее изо всех сил, то она сама обретает силу, жертвой которой и становится властитель.

Аксиома Бене Гессерит

Нельзя сказать, что барон хладнокровно воспринял весть о поступке своего сводного брата.

В космопорту Харко-Сити специальные команды грузили в личный фрегат барона необходимые материалы и припасы, а персонал, который должен был сопровождать барона в поездке на Арракис, был уже на борту, ожидая вылета. Для того чтобы операции с пряностью шли гладко, Владимир Харконнен был вынужден по несколько месяцев кряду проводить в этой проклятой дыре, чтобы держать в страхе распоясавшихся контрабандистов и непокорных фрименов. После того вреда, который причинил экономике Арракиса Абульурд, потребовались годы, чтобы снова превратить самую важную для хозяйства империи планету в машину по производству денег. Доходы Дома теперь непрестанно росли.

И вот теперь, когда казалось, что все идет как по маслу, барону придется заниматься еще и этим! Абульурд, при всей своей тупости, обладал каким-то сверхъестественным талантом каждый раз делать какую-то выдающуюся глупость.

Питер де Фриз, чувствуя, что господин не в духе, приблизился к нему своей танцующей походкой, желая помочь или сделать вид, что хочет помочь. Однако по опыту Питер знал, что к барону не надо подходить слишком близко. Он и так сумел прожить при дворе барона Харконнена дольше, чем все ментаты, которые служили здесь прежде, избегая опасного гнева хозяина. В старые годы сухощавый и мускулистый барон Харконнен славился своим умением бросаться на не угодившего ему слугу с быстротой кобры и наносить смертельный удар в горло. Но теперь хозяин растолстел, стал неуклюжим и неповоротливым, и де Фриз мог легко увернуться от него на любом расстоянии.

Кипевший гневом барон сидел в бухгалтерском зале своего каменного Убежища. Овальный, из черного плаза стол, за которым он расположился, был отполирован так, что по нему можно было кататься на коньках. На углу стола высился исполинский глобус Арракиса, вещь, которую любое благородное семейство стремилось бы выставить напоказ. Однако барон не выставлял дорогую игрушку ни перед членами Ландсраада, ни на празднествах, где собиралась знать; он предпочитал наслаждаться красивой вещью наедине с собой.

— Питер, что мне делать? — Он жестом указал на цилиндры сообщений, которые только что доставил ему курьер. — Корпорация ОСПЧТ требует объяснений, предупреждая меня в весьма недвусмысленных выражениях о недопустимости уменьшения экспорта китового меха с Ланкивейля, несмотря на, как они выражаются, «изменения в управлении».

Барон недовольно фыркнул.

— Словно я собираюсь уменьшать наши квоты! Они хотят напомнить мне, что производство пряности на Арракисе — не единственная отрасль экономики, за которую отвечает Дом Харконненов. Они угрожают отозвать мои полномочия директора ОСПЧТ, если я не сумею выполнить взятых на себя обязательств.

Неуловимым движением кисти барон швырнул медный цилиндр в стену с такой силой, что на камне осталась едва заметная царапина.

Владимир Харконнен взял в руку второй цилиндр.

— Император Шаддам интересуется, по какой причине мой сводный брат отказался от своего родового имени Харконнен и взял управление подобластью на себя.

Второй цилиндр последовал за первым. На этот раз удар оказался еще более звонким, под первой белой отметиной появилась другая. Барон взял третий цилиндр.

— Грумманский Дом Моритани предлагает открытую военную помощь в случае, если я прибегну к силовой акции. — В стену полетел и третий цилиндр. — Дом Ришезов, Дом Мутелли — все интригуют, и все хихикают у меня за спиной!

Он продолжал швырять цилиндры с посланиями до тех пор, пока совершенно не очистил стол. Один из цилиндров Харконнен бросил в ментата, но де Фриз ловко поймал его.

— Вы не вскрыли этот цилиндр, мой барон.

— Отлично, можешь сделать это за меня. Вероятно, в нем то же, что и в остальных.

— Конечно. — Своим длинным ногтем ментат сорвал печать, снял крышку и извлек из цилиндра свернутый кусок специальной сверхпрочной бумаги, пробежал глазами текст и нервно облизнул губы. — Ах, это от нашего оперативного сотрудника на Каладане.

Барон от неожиданности приподнялся на месте.

— Надеюсь, в этом сообщении хорошие новости? Де Фриз, улыбаясь, вслух прочел шифровку:

— Кьяра извиняется за долгое молчание. Ей только теперь выдалась возможность послать сообщение, но она достигла успеха и сумела настроить наложницу Каплею Верниус против герцога.

— Ну вот это хоть что-то. — Барон от удовольствия потер свой жирный подбородок. — Я бы предпочел, правда, услышать весть об убийстве Лето. Это была бы по-настоящему хорошая новость.

— Кьяра тоже имеет свои предпочтения в выборе средств и в темпе исполнения приказов. — Буквы на бумаге исчезли, и де Фриз, скомкав листок, отбросил его в сторону вместе с цилиндром. — Мы не можем знать, как далеко она зайдет, милорд, поскольку у нее есть некоторые… особенности… э-э… в королевском смысле. Шпионить — это одно, а убить — совсем другое. И учтите, что Кьяра — единственный агент, которого мы сумели внедрить, усыпив бдительность Туфира Гавата.

— Верно, верно, — произнес барон. Они с Питером уже обсуждали эту тему. Барон поднялся из-за стола. — По крайней мере нам удалось бросить щепотку песка в глаз этого герцога.

— Не можем ли мы сделать нечто большее с Абульурдом? Подвешенный на суспензории, барон не рассчитал силы своих рук и едва не взлетел в воздух, оттолкнувшись от стола. Ментат мудро воздержался от комментариев по этому поводу и начал прокручивать в голове данные, чтобы выдать господину полный ментатский анализ сложившейся ситуации.

— Возможно, — ответил барон, побагровев. — Ты же знаешь, что старший брат Абульурда, Маротин, был идиотом. В буквальном смысле этого слова. У него изо рта текли слюни, и он был не в состоянии самостоятельно одеваться, хотя его мать тряслась над ним так, словно этот выродок стоил дороже тех средств, которые затрачивались на то, чтобы сохранить ему жизнь.

Толстое лицо барона пошло красными пятнами.

— Теперь мне кажется, что и Абульурд такой же поврежденный умом кретин, правда, его помешательство не так заметно. — Барон стукнул ладонью по столу, оставив на полированной поверхности отпечаток потной пятерни. Впрочем, пятно скоро сотрется: мебель была снабжена системой самоочистки.

— Я даже не знал, что его сучка Эмми снова беременна. Теперь у него появился еще один сын — милый мальчик, которого этот идиот лишил его прирожденных прав. — Барон недоуменно покачал головой. — Ты же понимаешь, что этот мальчик мог стать наследником, будущим главой Дома Харконненов, а его глупый отец одним махом уничтожил такую возможность.

Видя гнев патрона, де Фриз предусмотрительно отошел подальше, за противоположный край стола.

— Милорд, насколько я могу судить, Абульурд ни в чем не нарушил ни дух, ни букву закона. Согласно правилам Ландсраада, ему разрешено обращаться с требованиями и получать разрешения таких вещей, которые мы никогда не смогли бы предусмотреть. Мы думаем, что он поступил не мудро, но он был в своем праве, как представитель части Дома Харконненов, — Я — Дом Харконненов, — взревел барон. — У него нет никаких прав, если я не предоставлю их ему.

Владимир Харконнен обошел стол, и де Фриз застыл на месте, парализованный страхом. Барон мог убить его. Но вместо этого хозяин направился к выходу из зала.

— Мы идем к Раббану, — сказал он.

Они прошли через анфиладу гулких сводчатых залов Убежища и вошли в просторную кабину лифта, который спустил их из остроконечной башни Убежища в зал с крытой ареной. Глоссу Раббан надзирал за работой гвардейцев, готовивших арену к бою гладиаторов — забаве, которой барон неукоснительно предавался перед каждой своей поездкой на Арракис.

Внутри арены безмолвные рабы чистили ярусы сидений, полировали ристалище и убирали остатки прежнего представления. Большие сражения, которые проводил здесь барон, привлекали толпы зрителей, и Владимир Харконнен пользовался этим, чтобы произвести впечатление на представителей других Великих Домов. Тяжелые дурастальные двери были заперты. За ними бесновались дикие звери, ожидая, когда их выпустят на арену. Волосатые, обнаженные до пояса рабы поливали останки зверей и гладиаторов из шлангов, а потом присыпали их благовонными порошками.

Потный, хотя и не работающий сам, Раббан стоял среди подчиненных ему людей. Одетый в безрукавку из дубленой кожи, он упирался руками в бока, выпячивал губы и недовольным взглядом следил за работой. Другие рабочие просеивали песок арены, вытаскивая оттуда костные фрагменты и сломанное оружие.

Солдатами командовал начальник Домовой Стражи капитан Криуби. Он расставлял по местам вооруженных гвардейцев, чтобы обеспечить внушительную воинскую охрану предстоящего сражения.

Несомый подвесками, барон буквально слетел с лестницы и прошел на арену через забранные остроконечными прутьями железные ворота. Подвески высоко поднимали барона, он едва касался ногами земли, передвигаясь гигантскими прыжками, словно балетный танцор. Де Фриз следовал за ним, подражая походке патрона.

Подошел Криуби и четко отсалютовал Харконнену.

— Мой барон, — сказал он, — все готово. Сегодня состоится весьма красочное представление.

— Как и всегда, — поддакнул де Фриз, облизнув вымазанные красным соком губы.

— Сколько сегодня будет зверей? — спросил барон.

— Два лазанских тигра, милорд, один дека-медведь и один салусанский бык.

Окинув арену своими черными паучьими глазами, Владимир Харконнен согласно кивнул:

— Я устал и не хочу длинного представления. Выпустите на арену всех зверей и пятерых рабов. Пусть будет общая свалка. Капитан резким движением отсалютовал:

— Как прикажете, милорд. Барон обернулся к ментату.

— Кровь сегодня будет бить фонтаном, Питер. Может быть, это отвлечет меня от того, что я хотел бы сделать с Абульурдом.

— Вы предпочитаете просто отвлечься, мой барон? — спросил ментат. — Или вы желаете удовлетворения? Почему бы вам не отомстить Абульурду?

Барон секунду поколебался, потом принял решение:

— Месть успокоит меня. Месть — это прекрасно, Питер. Раббан!

Племянник обернулся и увидел, что у края арены стоят дядя и его ментат. Раббан, четко печатая шаг, приблизился к ним.

— Питер рассказал тебе, что натворил твой слабоумный папаша?

Раббан скорчил гримасу:

— Да, дядя. Иногда я не могу понять, как такой идиот до сих пор живет.

— Это верно, что мы не понимаем Абульурда, — заговорил ментат. — Но один из самых главных законов управления государством заключается в том, чтобы понимать действия и замыслы противника. Иначе невозможно победить его. Для победы надо внимательно изучать врага, понимать его слабости. Научиться поражать его в самое больное и уязвимое место.

— Весь мозг Абульурда — одна большая слабость, — буркнул барон мрачным тоном. — Хотя, может быть, слабое место Абульурда — это его кровоточащее сердце.

Раббан расхохотался.

Ментат многозначительно поднял указательный палец.

— Учтите это. Самое уязвимое место Абульурда — это его маленький сын, Фейд-Раута. Абульурд предпринял такой экстраординарный шаг для того, чтобы — как он сам это объяснил — «проследить, чтобы ребенок получил надлежащее воспитание». Очевидно, что это имеет для него первостепенное значение.

Барон перевел взгляд на своего широкоплечего племянника.

— Мы ведь не хотим, чтобы маленький брат Раббана вырос похожим на Абульурда, не правда ли?

Глоссу Раббан вспыхнул до корней волос от самой мысли о такой перспективе.

Де Фриз продолжал вкрадчиво говорить своим елейным голосом:

— Итак, что есть самое страшное, что мы можем сделать Абульурду в данной ситуации? Что причинит ему самую большую боль и погрузит его на дно самого черного отчаяния?

Холодная улыбка исказила лицо барона.

— Блестящий вопрос, Питер. За такой вопрос ты проживешь еще один день. Нет, два, сегодня я хочу быть щедрым.

Раббан смотрел на все происходящее совершенно пустыми глазами, ровным счетом ничего не понимая. Но наконец и до него дошел коварный замысел ментата.

— Что мы должны сделать, дядя? Голос барона стал приторно-сладким:

— Что ж, мы должны изо всех сил позаботиться о том, чтобы твой маленький братик был воспитан «надлежащим образом». Естественно, зная о плохих решениях, которые постоянно принимает твой отец, мы не можем, находясь в здравом уме и твердой памяти, допустить, чтобы Абульурд Раббан испортил мальчика. — Он взглянул на ментата. — Следовательно, мы должны воспитать его сами.

— Я немедленно приготовлю все необходимые документы, милорд барон, — улыбаясь, произнес де Фриз.

Барон громко приказал Криуби подойти и обратился к племяннику:

— Возьми с собой столько людей, сколько сочтешь нужным, Раббан. И не делай тайны из цели своего визита. Абульурд должен ясно понять и осознать, что он навлек на себя.

***

===

~ ~ ~
Никто до сих пор не определил, в чем заключается сила вида Homo sapiens… что он может делать инстинктивно, а чего может добиться разумом.

Объективный ментатский анализ человеческих способностей

Доминик Верниус, маскируясь облаками, провел свой лихтер под самым носом станций слежения Икса. Маленькое судно пролетело над чарующими первобытными ландшафтами утраченной родины. Граф заново впитывал чудесный вид гор и водопадов, с замиранием сердца смотрел на темные сосны, упорно цеплявшиеся за крутые склоны гранитных скал.

Как бывший правитель этой планеты, Доминик знал тысячу способов тайно проникнуть в ее подземное чрево. Оставалось надеяться, что поможет хотя бы один из них.

Сдерживая слезы скорби, он летел вперед, пробиваясь к своей цели. В империи Икс славился своей промышленностью и передовыми технологиями, замечательными изделиями, которые экспортировались через сеть дистрибуторов ОСПЧТ. Много лет назад Дом Верниусов принял решение оставить поверхность планеты нетронутой, а все заводы разместить глубоко под землей. Кроме экологической чистоты, такой шаг позволил укрепить безопасность и защитить бесценные иксианские секреты.

Доминик в мельчайших деталях помнил как системы защиты, которые он сам разработал и внедрил, так и системы, установленные предыдущими поколениями талантливых инженеров и правителей. Угроза промышленного шпионажа со стороны таких соперников, как Ришезы, всегда существовала и оправдывала иксианскую бдительность. Несомненно, тлейлаксы установили на планете собственную систему безопасности, но завоеватели ни в коем случае не могли обнаружить некоторые персональные уловки Доминика. Он очень хорошо их замаскировал.

Организованное вторжение крупного воинского соединения на Икс было скорее всего обречено на неудачу, но в одиночку граф Верниус надеялся успешно проникнуть в свой подземный мир и увидеть своими глазами, что там происходит.

Хотя на случай сбоев в работе систем общей безопасности подземных городов были предусмотрены аварийные проходы, Доминик позаботился и о создании совершенно секретных путей отхода для себя и членов своей семьи. Глубоко внутри коры планеты, в городе Вернии — любимой столице графа — находились многочисленные защищенные силовыми полями помещения, тайные туннели и запасные выходы. Во время кровавого переворота дети Доминика вместе с юным Лето Атрейдесом покинули планету через один из таких тайных туннелей. Теперь и сам Доминик воспользуется одним из черных ходов, чтобы проникнуть в свою бывшую столицу.

Он провел лихтер над небрежно спрятанными вентиляционными шахтами, из которых, словно из гейзеров, вырывались клубы пара. В разных местах равнины открывались входы в крупные шахты и приемные грузовые порты, где разгружались прибывшие корабли с материалами и техникой. Наконец показались узкие площадки и пустоты, где мог приземлиться небольшой корабль-одиночка. Доминик внимательно осмотрел территорию и увидел едва заметные знаки: поваленные в определенном порядке деревья и рисунок, нанесенный на неровный склон горы.

Первый замаскированный вход был надежно запечатан. Ведущий под землю туннель был залит многометровым слоем пласкрета. Второй вход был снабжен миной-ловушкой. Прежде чем ввести в прибор свою идентификационную карту, Доминик отсоединил взрыватель, но обезвреживать систему не стал. Вместо этого он снова поднял в воздух свой лихтер.

В глубине души Доминик боялся увидеть своими глазами ту катастрофу, которая произошла с его некогда прекрасным городом. Кроме того, что он узнал от иксианского патриота К'тэра Пилру, были и другие сведения. Разведчики графа доносили ему о слухах, ходивших вокруг того, что творилось теперь на Иксе. Однако Доминик понимал, что должен сам узнать, что сделали тлейлаксы и проклятые Коррино с его возлюбленной планетой.

Им придется платить за все.

Следующую остановку Доминик сделал в мелком углублении, окруженном темными вековыми елями. Надеясь, что он по-прежнему находится вне зоны слежения, граф вышел из лихтера и остановился, всей грудью вдыхая чистый холодный воздух, ощущая острый аромат медно-зеленой хвои и чувствуя кожей тысячи мелких капелек, разлетавшихся от стремительного водопада. В гротах, расположенных под его ногами, на глубине около одного километра, воздух был теплым и густым, насыщенным запахами химикатов и скученного населения. Доминику казалось, что он слышит знакомые звуки, приглушенный гул работ и ощущает едва различимую вибрацию почвы.

***

Источник : https://4italka.su/fantastika/epicheskaya_fantastika/22669/fulltext.htm

***

Словарь Батлерианского джихада

ПРИЛОЖЕНИЕ - Крестовый поход...

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Дом Атрейдесов.

***