Главная » » Амальгама 2. 012

19:24

Амальгама 2. 012

***

Глава XXX. Поединок

Атул двигался очень быстро и страшные удары трезубцем наносил без устали. От многих ударов Глафира уворачивалась, некоторые отбивала своим маленьким щитом, и тогда руке, держащей щит, было больно. Она сделала несколько резких выпадов, пытаясь дотянуться коротким мечом до Атула, но он тоже очень грамотно от них уклонился. Чувствовалось, что он взбешен и прилагает все силы к тому, чтобы победить врага.

Глафира, напротив, вспомнив о своей любви, своих друзьях, своем недавнем разговоре в небе над Болоньей, чувствовала себя очень спокойно. Она шла в схватку с решимостью победителя, хладнокровно, уверенно, и в этом ей помогала любовь, совсем недавно проснувшаяся в сердце.

– Вот мы и встретились с тобой, мерзкая девчонка!

Несмотря на невообразимый гул трибун, Глафира услышала слова Атула. Ей были непонятны его ярость и злость.

– Тобою движет злоба, – закричала Глафира в ответ, – а мною – любовь! Поэтому я тебя уже не боюсь!

В ответ на это Атул особенно яростно двинул вперед свой трезубец, стараясь попасть Глафире в грудь. Глафира ловко отбила удар щитом и бросилась вперед, но Атул уже вернулся в стойку и опять выставил вперед начищенный трезубец, блеснувший на солнце тремя яркими бликами, и направил его девушке в грудь.

Трибуны, конечно, шумели, но уже гораздо тише: зрители недоумевали, почему воину нужно тратить так много времени, чтобы размозжить голову странной черноволосой девчонке. Впрочем, среди зрителей появились и такие, кто откровенно болел за девчонку – очень уж она уверенно двигалась по арене и совершенно не боялась мощного и хорошо подготовленного противника.

Вдруг что-то свистнуло в воздухе. Глафира поняла, что Атул, изловчившись, попытался набросить на нее сеть. Глафиру много раз пытались ловить именно сетью. В этот раз она решила схитрить. Если показать, что ее движения спутаны сетью, будет возможность приблизиться к Атулу на расстояние удара гладиаторского меча. Она специально пропустила момент, когда сеть опустилась на нее, и, сгруппировавшись, покатилась вместе с сетью по утоптанному песку в сторону от наступавшего индуса.

Она откатилась на шесть-семь шагов и, пока Атул преодолевал это расстояние, внутренне празднуя победу, быстро проверила возможность сделать из сети резкий выпад. Такая возможность существовала – у нее была свободна рука с мечом, рука же с маленьким щитом безнадежно в сети увязла. Глафира, еще раз перекувырнувшись, отпустила щит и сделала вид, что выпутывается из сети, краем глаза наблюдая за приближающимся Атулом. Тот высоко прыгнул над жертвой, спутанной сетью, и в прыжке занес трезубец, готовясь вонзить его прямо в голову несчастной.

***

Трибуны смолкли, ожидая убийство, которое должно было состояться через мгновение. В этой тишине Глафира вдруг сделала кувырок в сторону. Трезубец вошел глубоко в песок в том месте, где еще секунду назад была ее голова. В это же мгновение Глафира выбросила вперед правую руку, и меч вошел по самую рукоятку Атулу в бок.

Многочисленные зрители на трибунах ахнули. Атул отбежал в сторону, зажимая рукой рану, из которой лилась кровь. Глафира выскочила из сети и направилась к Атулу. Тот опустился на одно колено и пытался отмахиваться своим трезубцем.

Но силы были неравны. Кровь струилась на арену из правого бока Атула. С каждой секундой он терял силы и только бешено вращал черными зрачками покрасневших глаз.

– Не забудь посолить мясо! – крикнул кто-то сзади на чистейшем русском языке. Глафира оглянулась и увидела прямо перед собой большое зеркало в золоченой раме. Зеркало держали два легионера, чуть дальше стояли император и его свита. Солнечные зайчики резвились на многочисленных золотых доспехах свиты. Поверхность зеркала дымилась, и яркие голубые шипящие искорки то и дело мелькали в этом дыму. Глафира отвернулась от умирающего Атула и сделала шаг к зеркалу. В эту же секунду какая-то неведомая сила схватила ее и поволокла прямо… в зеркало. В ушах зашумело, в глазах стало темно, а все, находящееся вокруг, вдруг стало размытым. Еще секунда, гул в ушах стал совершенно невыносимым, в глазах замелькали разноцветные круги. Вдруг – оглушительная тишина и яркий белый цвет.

Глафира с опаской открыла глаза – так ярко было вокруг. Ярко-голубое небо, ярко-желтое солнце в нем и ярко-синее море с ярко-белыми парусниками. С шумом накатывали ярко-зеленые волны на сложенную из камней невысокую дамбу. Впереди виднелись древняя крепость, порт и с десяток старинных домов у порта.

Перед Глафирой стоял Атул, только одетый в форму полковника ВМС США, поджарый и грустный. Он посмотрел на часы.

– Мы в Гаэте. Видимо, мы были не правы, – четко по-военному доложил он и приложил руку к козырьку. – Если тебе известно, что такое любовь, мы умываем руки и прекращаем исследования.

Глафира хотела сказать, что она не знает, что такое любовь, и, видимо, Атул ошибается.

Но он ее не слушал. Он махнул рукой кому-то, находившемуся на крепостной стене. Через несколько секунд затрещала портативная радиостанция, прикрепленная к нагрудному карману Атула.

– Уточните приказ, полковник, – прохрипела она на английском языке и затихла.

Атул вынул радиостанцию из кармана, нажал на клавишу и отчетливо проговорил:

– Ликвидация. Три нуля, единица.

– Да, вас понял, – крякнула радиостанция и опять затихла.

Из крепости ударил прожектор. Странно было видеть свет прожектора в яркий солнечный день. Прожектор светил в рубку одного из военных кораблей, пришвартованного у военной базы. На корабле тоже зажгли прожектор и несколько раз мигнули им в сторону крепости.

Через минуту в крепости раздались два громких хлопка, взметнувших в небо два серых облачка. Гуляющие по набережной туристы даже не обернулись на эти хлопки.

– Все, Глафира. В Гаэте больше не существует лаборатории по проникновению в подсознание человека во время сна. Дальше разбирайтесь с вашими «Соснами» сами. Кажется, времени осталось совсем мало. Если не успеете, погибнем все. Надеюсь, ты это понимаешь? – Атул поднял руку, и Глафира неожиданно увидела на ней точно такие же часы, которые были на Алексее. 28 часов 15 минут 19 секунд. Уже восемнадцать…

– Понимаю, – Глафира кивнула. – Спасибо тебе.

В Глазах Атула опять вспыхнул недобрый огонек.

– Не надо меня благодарить. Мы вместе столько лет хранили тайну Амальгамы. И все ради чего? Чтобы какая-то девчонка вместо меня спасала мир? – Он досадливо махнул рукой, развернулся на каблуках и пошел в сторону крепости, не оглядываясь.

Навстречу ему по набережной шли российские туристы. Пьяненький толстяк средних лет в шортах, девушка с накачанными губами и юркий розовощекий паренек.

– Вот, Петька, спроси американского солдата, что там у них за секретная база, хватит уже тетю Марину терзать, – сказал толстяк мальчику и засмеялся собственной удачной шутке. Девушка, названная «тетей Мариной», обиженно поджала большие губы и отвернулась в сторону моря, чтобы посмотреть на корабли.

Атул подошел к толстяку, наклонился к его уху и тихо сказал по-русски:

– Можете сказать сыну, что больше нет никакой секретной базы. И молите Бога, чтобы вообще хоть что-то в этом мире было! – сказав эти странные слова, американский военный выпрямился и продолжил путь к крепости. Уже через минуту он отошел так далеко, что его силуэт просматривался совсем нечетко.

– Папа, что он сказал? – Мальчик Петя дернул папу за подвернутый рукав белой льняной рубашки.

– Странный какой-то этот американец, – пробормотал Петин папа и крикнул тете Марине: – Пойдем быстрее, в ресторан опоздаем.

То, как они пошли в сторону ресторана, притулившегося рядом с военно-морской базой на небольшом пирсе, Глафира видела уже из облаков: она опять резко взлетела вверх, но в этот раз полета совсем не боялась.

Яркий свет продолжал сопровождать ее даже тогда, когда, казалось, полет закончился. В этом свете обозначилась белая дверь, и Глафира, не колеблясь, взялась за ручку, совершенно не представляя, что она увидит за нею. Увиденное удивило и обрадовало одновременно.

Она оказалась в небольшом кабинете без окон. За столом сидел генерал Верхотуров, а напротив него на двух стульях – Алексей и Райнальд фон Дассель. По бокам сидели еще два каких-то высоколобых персонажа.

Глафира улыбнулась, сделала шаг вперед и сказала звонко:

– Добрый день вам всем!

Находящиеся в кабинете широко раскрыли глаза и некоторое время не знали, что ответить, шокированные ее появлением.

Глава XXXI. Поиски истины

Алексей и фон Дассель просидели в небольшой комнате без окон так долго, что Алексею даже показалось, что он видел Глафиру в каком-то полусне и даже сказал ей, что времени осталось совсем мало. Времени, действительно, оставалось все меньше и меньше. Нещадно бегущие секунды уже оставляли человечеству всего три часа с небольшим…

В центре комнаты стоял большой стол, видимо, для совещаний. К нему были пододвинуты с каждой стороны по три тяжелых стула, на одной стене висела карта Московской области, на другой – белая доска с кучкой разноцветных фломастеров на небольшой полочке.

Фон Дассель сел на один из стульев, положил руки на стол и замер в позе сфинкса, ожидая дальнейшего развития событий. Алексей так не мог. Он ходил вокруг, ненадолго присаживался, потом опять вскакивал и возбужденно говорил, обращаясь к фон Дасселю:

– Нет, они же не могут не понимать, что надвигается катастрофа! Ну хорошо, предположим, этот кагэбэшный генерал не в курсе, но Иван Иванович! Он должен был ему все рассказать!

***

Фон Дассель ничего не отвечал, да, собственно, он и не мог ничего ответить. Алексей помассировал руки в том месте, где остались следы от наручников, которые с пленников сняли, когда привели в эту комнату.

Вдруг тяжелая бронированная дверь открылась и в комнату вошли сначала два бойца с автоматами наперевес, затем генерал Верхотуров, а следом за ним Иван Иванович с Платоновым.

Верхотуров оглядел комнату, пленников и проговорил:

– Я могу вас обоих прямо сейчас здесь расстрелять. Могу отправить в контору для возбуждения уголовного дела. Да много чего могу сделать. Но я хочу во всем разобраться. Если мы договариваемся вести себя тихо и говорить только правду, мы сядем здесь и все обсудим. Но только в случае, если вы обещаете не делать никаких резких движений. Вы обещаете?

– Да, конечно, – заговорил Алексей, но осекся, так как увидел, что Верхотуров смотрит на фон Дасселя и ждет ответа именно от него. Рыцарь помолчал немного, а затем кивнул.

– Ну, вот и славно, – с облегчением сказал Верхотуров и бросил солдатам: – Оставьте нас, пожалуйста.

Бойцы забросили автоматы за спину и вышли из комнаты, закрыв дверь.

Верхотуров сел за стол напротив фон Дасселя и пригласил присесть своих спутников, одновременно представляя их:

– Это Иван Иванович Сидорчук, вы, Алексей, его знаете, поработали вместе уже, насколько я понимаю. Сергей Васильевич Платонов, тоже ученый, человек, отлично разбирающийся в человеческих сновидениях. Меня зовут Валерий Константинович Верхотуров. Собственно, я за вами охоту и устроил.

– Да уж это мы поняли, – сказал Алексей и тоже присел к столу.

– Ну, молодой человек, рассказывайте, – обратился Верхотуров к Алексею.

– Да, конечно. Я расскажу. Мы вместе с Иваном Ивановичем занимались здесь тем, что проникали в человеческие сны. Вы, наверное, это знаете.

– Молодой человек, мы все знаем, давайте по существу, – перебил его Платонов.

– По существу – вот! – Алексей снял с руки электронные часы и положил их на стол. – Эти часы отмеряют, сколько еще осталось жить человечеству. Я получил их от Михаила Рудика, который в небе сражался с драконом.

Лежащие на столе часы бесстрастно мигнули: «02:23:09».

– Угу. В небе. С драконом, – как-то задумчиво и, кажется, совсем без издевки, повторил Иван Иванович.

Тут встал фон Дассель и подошел к доске. Взял красный фломастер и написал в центре доски корявыми буквами слово «ненависть». Потом опять сел и посмотрел почему-то на Сергея Васильевича. Платонов тут же ответил:

– Правильно ли я понимаю, что вы говорите о том, что в нашем обществе индекс взаимной ненависти и нетерпимости достиг какого-то предела?

Фон Дассель энергично кивнул.

– А знаете ли вы, что не только мы, но и наши американские партнеры, – заговорил Верхотуров, особенно напирая на это слово – «партнеры», потому что именно так говорил российский президент, – тоже очень активно разрабатывают тему проникновения в человеческие сны? Почему же вы считаете, что именно нам нужно что-то делать, чтобы спасти человечество, а им – нет?

Алексей открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент дверь открылась и в комнату влетел возбужденный подполковник Смирнов. Верхотуров посмотрел на него вопросительно, а Смирнов как-то очень значительно показал глазами куда-то вверх:

– Валерий Константинович, вас к телефону.

– Прошу меня извинить, – Верхотуров поднялся и направился к двери, – поговорите здесь без меня пока.

Стоило ему выйти, как с другой стороны двери к нему подлетел офицер связи и, отталкивая Смирнова, возбужденно протянул архаичную телефонную трубку с большой антенной:

– Товарищ генерал, это Верховный Главнокомандующий. Звонок прямо с заседания Совета безопасности. Вы там на громкой связи.

– Слушаю, Верхотуров, – осторожно произнес генерал в трубку, и, по мере того, что он слышал, лицо его принимало изумленный вид. – Так точно. Всех взяли. Девушку – нет. Так точно… Но ведь Гаэта… Так точно, понял. С кем говорили? – Здесь Верхотуров изумился еще больше. – Ясно. Нет, они тоже не знают. Так точно, сделаем все возможное. Есть…

Верхотуров отдал трубку офицеру и некоторое время стоял как вкопанный, ошеломленный услышанным. Потом оглядел стоящих у двери офицеров, бойцов спецназа, молча повернулся, открыл дверь и вошел в комнату для заседаний.

В комнате ничего не изменилось. Алексей и Платонов о чем-то переговаривались, но тут же замолчали и вопросительно посмотрели на Верхотурова.

– Значит, так, – Верхотуров сел и оглядел присутствующих. – Лаборатория в Гаэте ликвидирована. Президент Соединенных Штатов только что звонил по этому поводу нашему президенту. Необходимо предпринять срочные меры: похоже, действительно, надвигается катастрофа… Иван Иванович, мы можем обесточить наш компьютер и немедленно свернуть проект?

– Да, конечно, – с готовностью ответил Иван Иванович. – Мы это давно сделали, но, кажется, этого недостаточно.

– Что еще нужно?

– Валерий Константинович, нужно то, о чем мы не успели договорить. Любовь, – напомнил Платонов.

– Любовь, любовь, – пожевал губами Верхотуров, – я в этом ничего не понимаю… – И тут же почувствовал, что кривит душой, потому что память тут же услужливо нарисовала ему в воображении сцену у костра, кода ему пришлось общаться с императором Нероном и старцем Федором Кузьмичом.

– Мне кажется, что любовь – это ключ, способный открыть дверь непонимания. Это то, что может катастрофу предотвратить. Только я пока не понимаю, как, – сказал Платонов и сцепил пальцы рук.

За столом, также сцепив пальцы рук, сидел фон Дассель и, кажется, молился, что-то шепча и глядя в потолок.

– Знаете, у меня есть одна гипотеза, – задумчиво произнес Иван Иванович, – лаборатория в Гаэте возникла в том месте, где был монашеский орден Святого Петра. Потом его запретили.

– Ну да, у них еще эмблема – крест такой перевернутый, – добавил Платонов.

– Вот именно! А знаете, почему он перевернутый?

– Конечно. Потому что Петра распяли на перевернутом кресте. Так же, как Андрея – на косом кресте. Поэтому перевернутый крест называется петровским, а косой – андреевским.

– Это понятно. Но не кажется ли вам, что все гораздо глубже?

– То есть?

– Христос проповедовал любовь, Петр о любви не говорит никогда. Христос говорил о всепрощении, а Петр с ножом бросился на солдат, пришедших в Гефсиманский сад арестовывать Христа.

– Да, там было что-то про ухо… – проговорил Платонов.

– Да, он отрезал ухо одному из солдат и, пока Иисус не потребовал бросить нож, готов был сражаться. И когда Нерон распял Петра, тот продолжал на Нерона ругаться, грозил ему небесными карами, а вовсе не молил о всепрощении. То есть распятие вверх ногами – это знак. Знак полной противоположности основным теориям Иисуса Христа и в первую очередь любви.

***

Верхотуров хотел что-то сказать, но в этот момент в комнате произошло странное движение. Одна из стен, та, на которой была карта Московской области, вдруг осветилась ярким светом, в стене появилась большая белая дверь, которой раньше там не было, дверь отворилась, и в комнату вошла Глафира. Девушка в черном кожаном комбинезоне эффектно смотрелась в этом ярком белом свете, но после того, как Глафира сделала несколько шагов вперед, свет исчез, исчезла и дверь, и лишь карта Московской области осталась во всем своем географическом совершенстве.

Несколько секунд все молчали, потрясенные увиденным. Первым пришел в себя почему-то Иван Иванович:

– А, Глафира, прекрасно, что вы здесь… Присаживайтесь, пожалуйста, наконец-то мы с вами встретились.

Но Глафира не слушала, а пристально смотрела на фон Дасселя. А он – на нее. Прошло еще несколько секунд, и они бросились друг другу в объятия. Органично и естественно. Так, как это, собственно, и делают влюбленные всего мира. Фон Дассель провел своей огромной рукой по черным волосам девушки и прижал ее голову к своей груди. Глафира прильнула к его груди и почувствовала биение его сердца. Присутствующие в комнате молчали, наверное, целую минуту.

– Человечество погрязло в ненависти, жажде власти и тотальном насилии. И спасти этот мир может только любовь, – торжественно провозгласил Платонов, любуясь Глафирой и фон Дасселем и тем, как они, не говоря ни слова, уже успели сказать друг другу все самое важное, только лишь глядя глаза в глаза.

– Ну и как прикажете эту любовь нам спроецировать на надвигающуюся катастрофу? – спросил Иван Иванович. – А что сказать об апостоле Петре, которого распяли вверх ногами? Он-то, получается, супротив любви вашей пошел, раз с ножом на солдат бросался.

Алексей вообще не слышал того, что говорил Иван Иванович. Юноша выглядел несколько растерянным – ему казалось, что Глафира любит именно его, и тут вдруг – такое неожиданное открытие. Фон Дассель сел на стул, Глафира устроилась у него на колене и, наконец, обратилась к присутствующим:

– Вы, наверное, уже знаете, что существует некие иные сущности, которые живут в каждом человеке, и жизнедеятельность их особенно характерно выражается в человеческих сновидениях?

– Знаем, нам кажется, что речь идет о неком сознании, виртуальном образе, мысли, если хотите, – ответил за всех Иван Иванович.

– Да, – Глафира кивнула, – так, наверное, правильней.

– И если человеческое общество требует постоянной борьбы, стремления к власти и постоянного, сиюминутного поиска какой-то выгоды или комфорта, то это сознание или эти силы просят человека об отречении от суеты, добре и, как венце всего, любви ко всему живому, – продолжил Платонов.

– Они проникают в сознание человека, как правило, во снах, мы это называем «эффектом тантамарески», и программируют человека на выполнение, условно говоря, Божьих заповедей, – продолжил Иван Иванович.

– Которые, кстати, тоже появились именно путем этого программирования, или, как вы называете, благодаря «эффекту тантамарески», – добавила Глафира.

– Что такое «тантамареска»? – поднял голову Верхотуров.

– Ну, это, знаете, такие картины делают, в которых вместо лица овал вырезан, и каждый может свою голову туда приставить, чтобы сфотографироваться? – попытался объяснить Алексей.

– Хм. Кажется, представляю. – Верхотуров посмотрел на Ивана Ивановича. – И что же, эти ваши сущности могут так в любое тело свою голову просунуть?

– Исключительно во время сна, Валерий Константинович. Но вообще-то в любое, – согласился Иван Иванович.

– Библия, Коран, сказки, легенды о злых духах, рассказы о святых, привидениях, ангелах, вещие сны и многое-многое другое из таинственного и непонятного – все это имеет один корень и происходит именно из вот этих вот тантамаресок и человеческих снов, – добавила Глафира, продолжая обнимать фон Дасселя.

– Послушай, милое дитя, – проговорил Верхотуров, – а знаешь ли ты, что эти существа банально паразитируют? Они питаются человеческим гормоном, как его… – Верхотуров щелкнул пальцами, вспоминая.

– Дофамином, – подсказал Сидорчук.

– Да, дофамином. Именно благодаря этому дофамину они существуют в голове человека и не хотят, чтобы этот дофамин превратился в это, как его…

– Адреналин.

– Да, адреналин! И именно поэтому они заинтересованы в том, чтобы не было никаких войн, никаких убийств и никакого угнетения человека человеком.

– А разве это плохо? – осторожно спросил Платонов.

– В том-то и дело, что слишком хорошо. Вот теперь представьте: для них идеальная картина, чтобы все люди лежали в каких-нибудь, не знаю, колбах, постоянно там спали, видели сны и поменьше мыслили! Как вам такая идиллия? Вы сами-то хотите быть такими амебами, пусть и ради великой цели всеобщей любви? – Верхотуров взглянул на смутившегося Платонова.

– Интересный поворот, – пробормотал Иван Иванович.

– Конечно, интересный, – согласился Верхотуров. – Поэтому, я думаю, Петр и решил, что любовь любовью, а человек должен человеком оставаться. Я вообще не удивлюсь, если он сам попросил себе этот крест свой перевернуть.

– А вы знаете, это очень распространенная версия его казни, – кивнул Платонов, – действительно, по многим источникам, он сам попросил перевернуть крест, на котором его распяли.

– То есть человек изначально сильнее, – сказала Глафира.

– Получается, что так, – согласился Платонов.

– Только человек сам может решить для себя, что хорошо, а что плохо, и в связи с этим поступать так, как велит ему его внутренний выбор, – пробормотал Верхотуров.

– Точно, а мерилом этого выбора, в конечном итоге, и становится любовь, – завершил его мысль Платонов.

– Да, это так, – поддержала мысль Глафира, – и счет в этом странном матче всегда равный, любовь все уравновесит.

– Я извиняюсь, что вклиниваюсь в ваши замечательные рассуждения, но время, если не ошибаюсь, конца света, медленно, но неуклонно приближается, – заметил Иван Иванович.

Все посмотрели на часы, лежащие на столе. 01:29:03.

– Теперь, когда мы поняли главное, что все – в наших руках и мы сильнее, нам будет легче со всем справиться. – Глафира уверенно посмотрела на Верхотурова.

– Давайте так. Я сам до конца не верю во все то, что здесь сейчас происходит. Но у нас по документам проходит важный экспонат, который точно играет во всем этом какую-то роль. Я распорядился доставить его сюда. – Верхотуров решительно встал и нажал кнопку, расположенную на обратной стороне крышки стола.

– Валерий Константинович, неужели вы привезли сюда это зеркало? – удивился Иван Иванович. Верхотуров кивнул.

– Коллега, может, объясните, о чем речь? – поинтересовался Платонов.

– Извольте. Речь идет о так называемом зеркале Сталина. Достаточно давно это венецианское зеркало из муранского стекла было подарено кому-то из российских императоров. Зеркало находилось на ближней даче Сталина и однажды открыло портал в какую-то другую эпоху. И по этому порталу в другую эпоху отправился человек, как две капли воды похожий на… – Иван Иванович посмотрел на Верхотурова, а тот едва заметно отрицательно качнул головой, – впрочем, неважно, на кого похожий. Важно, что это зеркало точно является каким-то недостающим элементом в конструкции для проникновения в человеческие сны. Я не рассказывал об этом зеркале Алексею, так как не был уверен в его благонадежности. И не зря, между прочим.

***

При этих словах в дверь постучали, и несколько человек внесли в комнату большое зеркало в позолоченной раме. Зеркало укрывала холщовая ткань. Вошедшие посмотрели на Верхотурова, ожидая дальнейших распоряжений. Он отправил их обратно за дверь легким движением руки.

Все оставшиеся в комнате осторожно подошли к зеркалу, от которого веяло тайной.

– Все дело в старинной амальгаме, при помощи которой это зеркало изготовлено, – продолжил Иван Иванович, – сейчас рецепт приготовления этой амальгамы безвозвратно утрачен, но зеркало, действительно, непростое. Например, от него исходит сильное радиоактивное излучение. А еще оно поглощает солнечные лучи. Но как оно работает, мы до сих пор не знаем…

Несколько минут все стояли перед зеркалом, не решаясь ни на какие-то действия. Наконец Глафира осторожно взялась за ткань и решительно сорвала ее, бросив в угол комнаты.

Зеркало было очень старым. На это указывали многочисленные бурые точки, скопившиеся по периметру, – в этих местах таинственная амальгама отошла от стекла. Поверхность зеркала была мутной и темной, как будто она впитала в себя всю пыль и чад прошедших веков.

– Хм… Ну и как же это работает? – задумчиво проговорил Платонов, всматриваясь в собственное мутное отражение.

– А вот этого я не знаю. Мы несколько лет его исследовали, подтвердили многие аномальные явления, с ним связанные, но не более того, – развел руками Иван Иванович.

Следующие полчаса все ощупывали зеркало, крутили его, устанавливая и так и эдак, Алексей даже пробовал бормотать кабаллические заклинания, запомнившиеся из какой-то компьютерной игры. Верхотуров то и дело выбегал из комнаты, потому что его все чаще вызывали к телефону, и с каждым своим возвращением, он становился все мрачнее и мрачнее. Фон Дассель продолжал сидеть у стола, обхватив голову руками. Перед ним лежали часы Рудика, которые красноречиво оставляли человечеству чуть больше получаса жизни.

Вдруг Глафира подняла руку:

– Подождите, мы так много говорили о любви, а теперь забыли об этом!

– Конечно, о ней всегда забывают, когда занимаются серьезными делами, – хмыкнул Иван Иванович.

Глафира подбежала к фон Дасселю и взяла его за руку.

– Рыцарь мой, ты ведь любишь, правда?

Фон Дассель кивнул и посмотрел Глафире в глаза.

– И я смогла здесь оказаться только потому, что люблю тебя! Пойдем! – Она потащила фон Дасселя к зеркалу. Рыцарь неохотно, на негнущихся ногах, подошел к таинственному туманному стеклу.

Теперь они вместе отражались в зеркале – оба с горящими глазами, полными решимости и любви. Она – в своем черном обтягивающем комбинезоне, а он – в разорванном камуфляже и высоких солдатских берцах. Глафира, увидев, что в зеркале, кроме них, отражаются то Платонов, то Алексей, то Иван Иванович с Верхотуровым, закричала:

– Все выйдите из зоны отражения! Вас не должно быть в зеркале!

Все послушно разошлись по разным углам комнаты.

– Алексей, тебя все еще здесь видно!

Юноша послушно отошел за Платонова. Воцарилась тишина.

– Ну и? – хмыкнул Иван Иванович. Как только он произнес эти слова, поверхность зеркала вдруг затуманилась, и из него повалил белый дым. Внутри этого дыма затрещали синие искры. Алексей открыл рот от удивления, а генерал Верхотуров быстро перекрестился.

Глафира и фон Дассель крепче сжали руки и молча шагнули в этот белый дым. Дым стал быстро рассеиваться. Еще через минуту зеркало приняло свой обычный вид, только уже не было перед ним влюбленной пары. Платонов подбежал к зеркалу и изумленно уставился на свое отражение.

– А что же нам дальше делать? – удивленно развел он руками.

– Теперь только ждать, – задумчиво сказал Верхотуров и полез в карман куртки за сигаретами. Часы, лежащие на столе, оставляли человечеству еще двадцать минут.

Глава XXXII. Полет

То чувство, которое Глафира испытала, войдя с фон Дасселем в белый зеркальный дым, можно было попытаться объяснить одним словом: полет.

Они летели, взявшись за руки, над городами и странами, над морями и континентами, над временем и пространством. Ветер свистел в ушах, а перед глазами открывались все новые и новые картины.

Под ними сталкивались в кровавых сражениях огромные армии, корабли плыли через океаны открывать новые земли, длинные караваны верблюдов шли по Великому шелковому пути. Иногда влюбленные плавно снижались, слышали какие-то отрывистые фразы, видели каких-то людей, которые казались им смутно знакомыми, потом снова взмывали вверх и летели дальше. Они не понимали, что за сила их перемещает, но отдались этой силе полностью, сила эта была велика, могущественна и одновременно с этим нежна и ласкова.

Глафира еще раз взглянула на Райнальда фон Дасселя и удивилась перемене его облика: черты лица спутника заострились, морщины разгладились, а вместо разорванного камуфляжа он теперь был одет в блестящие рыцарские латы, а шлем с красно-белым оперением держал в свободной руке. Другая рука продолжала крепко сжимать ладонь Глафиры.

Они летели над средневековой Венецией и даже подлетели к странной процессии на площади Сан-Марко. Несколько сотен ярко одетых людей скандировали что-то, а на пятачке перед площадью рыцарь в латах, похожих на те, что были на фон Дасселе, пал ниц перед священником, очень похожим на римского папу. Лицо фон Дасселя напряглось, Глафира понимала, что он каким-то странным образом слышит каждый вздох, каждое слово, произнесенное в тот день на Сан-Марко, и одновременно видит сразу всех собравшихся на площади людей. Как это возможно, Глафира не знала, но чувствовала, что это так.

Перед ней тоже мелькали города, страны, яркие события и, при необходимости, Глафира могла окунуться в каждое из них, как если бы вытащила из папки компьютера отдельный файл и начала рассматривать его внимательно.

Иногда она отчетливо ощущала даты и могла видеть одно и то же событие с разных точек зрения, как если бы она одновременно смотрела бы в сотни камер, которые записывали бы это событие с разных точек.

Так, совершенно неожиданно для себя, она углубилась в одно событие, происходившее почти тридцать лет назад в Нижегородской области.

Тот день, 1 августа 1991 года, обещал быть в Горьковской области, которая уже несколько месяцев называлась Нижегородской, дождливым и ветреным. Но многочисленных богомольцев и участников крестного хода это совершенно не смущало. Именно сегодня в Дивеево несли мощи преподобного Серафима Саровского, великого русского чудотворца. Вышло так, что совершенно секретный объект Арзамас-16 перестал быть таким уж секретным, и российское руководство приняло решение вернуть мощи святого старца в те места, где он совершал свои чудеса, несмотря на то, что Всевышний почему-то сподвигнул Серафима на подвиги именно на территории будущего ядерного центра.

Толпы людей вокруг священной раки сдерживали военнослужащие внутренних войск Приволжского федерального округа: два батальона милиции и курсанты Саратовского военного училища МВД. Курсант Рудик попал в оцепление именно вокруг раки и теперь стоял, держась с товарищами за руки, и чувствовал каждый вздох, каждое движение толпы, понимая, что если, не дай Бог, что-то случится, выдержать этот многотысячный напор их жидкая цепь не сможет. Впрочем, люди были настроены добродушно.

***

А потом произошло чудо. Как только раку со святыми мощами донесли до Дивеевского монастыря, тучи на небе вдруг разошлись, и выглянуло жаркое летнее солнце. Это было настолько удивительно, что многие участники крестного хода упали на колени и стали неистово молиться. Неожиданное появление солнца все объясняли возвращением святых мощей преподобного Серафима в Дивеево. Курсанты, воспитанные в строгом соответствии с решениями еще не отмененной партии, в бога не верили и лишь посмеивались над окружившими раку богомольцами.

Амальгама 2. Тантамареска

– Слышь, Рудик, там, похоже, про тебя написано! – сказал со смехом один их сослуживцев, указывая рукой на раку.

Миша Рудик, курсант Саратовского военного училища внутренних войск, подошел поближе к священной раке.

Преподобный Серафим весь был замотан какими-то расшитыми золотом тряпками, и на просмотр верующим предлагалась только его сильно высохшая длань. Под этой высохшей темно-коричневой дланью лежал небольшой пергамент, на котором проступали несколько кириллических фраз. Рудик всмотрелся в выцветшие буквы и прочел:

«Рудикъ къеметь прп знамение Мих Архнгъ иде же мир печися».

Сержант Осипенко похлопал его по плечу:

– Видал? Про тебя написано. – И отошел, засмеявшись.

Верующие тем временем все напирали и напирали со всех сторон.

– Держать строй! – крикнул майор из окружного политотдела, и курсанты дружнее сжали руки, образуя кольцо вокруг мощей преподобного старца. Милиция стояла во внешнем оцеплении и старалась оттеснить верующих в сторону храма. Те шли в храм неохотно, стараясь постоять неподалеку от мощей и почувствовать идущую от них святую благодать.

Рудик вернулся от раки задумчивый и молча встал в строй. «Что за знамение? При чем тут Михаил Архангел? Что это за „Рудикъ” такой?» – задавался вопросами курсант. А потом он поднял голову и неожиданно увидел Глафиру.

Глафира смотрела на него с неба, волосы ее развевались будто в замедленной съемке, лик был прозрачен и как будто соткан из облаков. В глазах ее была любовь, а во лбу – солнце.

– Эо… – прошептал завороженный Михаил Рудик.

Глафира срочно решила улететь, чтобы не смущать парня, который так неожиданно вдруг ее увидел. Она нырнула, как будто находилась в море, и спланировала на многотысячную толпу, вылетев затем над большим куполом храма прямо перед круглым диском солнца. В этот момент Глафиру на несколько секунд почему-то увидели все. Тысячи людей заахали, кто-то бросился на колени, кто-то стал фотографировать уникальное явление. До сих пор в Нижнем Новгороде уверены, что в тот день над куполом главного храма Дивеевского монастыря появилась Богородица, и даже предъявляют в качестве доказательства удивительную фотографию: купол собора и очертания женской фигуры в свете солнца.

Потом Глафира почувствовала в своей руке руку фон Дасселя, и влюбленные взмыли вверх, и поток картинок замелькал с утроенной быстротой.

А потом появился старинный город с острыми шпилями многочисленных церквей, стоящий у реки. Влюбленные, держась за руки, пронеслись над вантовым мостом и полетели куда-то в старую часть, чуть не столкнувшись с золотым петушком Домского собора. Петушок, казавшийся таким игривым и маленьким снизу, наверху оказался опасной бесформенной громадиной. Они спикировали на узкую улицу с булыжной мостовой и увидели перед собой странные ворота, украшенные львиной головой и пробитые прямо в стене какого-то старого дома. Неведомая сила повлекла их прямо туда, в эти ворота. Взявшись за руки, они вошли в небольшой тоннель и остановились в его центре. И вдруг с обеих сторон тоннеля хлынули струи воды. Неожиданно образовавшиеся водопады скрыли ворота от внешнего мира. Потоки воды, ринувшейся плотной шторой, достигали мостовой и тут же исчезали. Глафира обняла фон Дасселя и посмотрела ему в глаза. Именно его она искала всю жизнь, так подсказывало ей сердце.

Неожиданно сквозь струи воды прошел маленького роста старичок в смешном халате, волочившемся за ним следом.

– Любовь тоже проходит. Ею, конечно, многое можно спасти. И многих. Но она не вечна, – он пробормотал все это скороговоркой и прошел мимо влюбленных, не обращая на них внимания.

– Извините, пожалуйста, – окликнула старичка Глафира, – вы не подскажете, где мы сейчас находимся? – И засмеялась прозвучавшему вопросу.

– Это Рига. Шведские ворота, – откликнулся старичок.

– Они, наверное, какие-нибудь особенные? – спросила Глафира.

– Особенные. Однажды вот на этом самом месте прожил жизнь русский император Александр I.

– А разве можно прожить всю жизнь в одном месте?

– Можно. Но это неправильно.

– А что же стало потом?

– А потом он стал называться Федор Кузьмич и начал совсем другую жизнь.

– А так разве бывает? – не успокаивалась Глафира.

– Все бывает, – пожал плечами старичок, – если есть любовь.

– А если нет любви?

– А если нет любви, то ничего не бывает.

– Спасибо, – поблагодарила старичка Глафира. – А как вас зовут?

Старичок посмотрел на влюбленных, огляделся по сторонам и представился:

– Я думаю, вам обо мне рассказывали. Меня зовут Лаван. И я все это как-то раз уже проходил. И тоже однажды вынужден был прожить жизнь на одном месте. И оставалось тогда вовсе не две минуты, – при этих странных словах старичок улыбнулся, щелкнул пальцами, и шум воды прекратился. Влюбленные обнаружили, что поток воды больше не льется. Когда они повернули головы, чтобы продолжить общение со старичком, выяснилось, что его уже и след простыл.

В этот самый момент в Подмосковье, на совершенно секретном спецобъекте ФСБ России «Сосны», четверо мужчин сидели в закрытой комнате и напряженно смотрели на маленькие пластмассовые часы, лежащие перед ними на столе.

Секунды убывали стремительно и страшно. Вот уже на часах стало «00:02:00» и когда убывающие секунды должны были съесть и эти две оставшихся минуты, случилось нечто странное. Секундомер вдруг побежал в обратную сторону. Вот уже «00:02:30», вот уже «00:03:00». Платонов подскочил на стуле, поднял вверх кулаки и закричал: «Йес! Йес! Йес!», – каждый раз встряхивая кулаками. У Ивана Ивановича зазвенел мобильный телефон.

– Да, – ответил он. – Что? Ничего себе…

Поймав удивленный взгляд Верхотурова, он пояснил, указывая на телефон:

– Сообщают, что наш компьютер включился. «Вальс цветов» Чайковского передает.

– Кому?

– А просто по всей сети шарашит.

– «Вальс цветов»?

– Ага, «Вальс цветов», – засмеялся Иван Иванович.

– Значит, будем жить, Ваня?

– Будем, Валерий Константинович!

***

Таинственные венецианские зеркала, открывающие врата в неведомые миры и пространства, всемогущий Совет Десяти, вершащий судьбы мира в старинном Дворце Дожей, сверхсекретные лаборатории под началом спецслужб соперничающих держав, масштабные эксперименты по проникновению в человеческие сновидения, загадочные гиперборейцы и неуловимый суперагент Глафира. С чем связана таинственная смерть русского императора Александра I? Кто, на самом деле, живёт в теле каждого человека, пока он спит? И почему Святого Петра распяли вниз головой? Всё это и многое другое ждёт читателей в новом романе молодого талантливого прозаика Владимира Торина, ставшего известным благодаря бестселлеру "Амальгама". Захватывающим продолжением удивительных приключений и невероятных событий в новой книге станет история Тантамарески.

И они обнялись.

– А как же со мной теперь быть? – осторожно спросил Алексей, понимая, что катастрофа, кажется, миновала.

Улыбка сошла с лица Верхотурова. Он махнул рукой и хлопнул Алексея по плечу:

– Нормально все будет, парень, не дрейфь. Это просто счастье какое-то, что ты никого не убил. Приедем к нам в контору, подпишешь бумагу о неразглашении, и я тебя отпущу. И еще одного… Тоже сидит там у нас. О любви думает.

Алексей вздохнул облегченно.

Эпилог

Они вместе вышли из здания на Лубянке – Сергей и Алексей. Два молодых человека, жизнь которых когда-то сильно изменилась, попав под необъяснимый вихрь под названием «Глафира». Говорить не хотелось, оба подписали кучу бумаг о неразглашении.

Они молча пожали друг другу руки, и Сергей исчез в подземном переходе метро. Алексей решил дойти до дома пешком. Он направился вниз, к Варварке, оттуда вышел к Большому Москворецкому мосту. Ему захотелось зайти в храм Василия Блаженного, в котором он никогда раньше, к стыду своему, не был, хотя и считал себя коренным москвичом. Взяв резко вправо, Алексей прошел сквозь толпы туристов на Красной площади и поднялся по каменным резным ступеням старинного крыльца. Билетов никто почему-то не спрашивал, и он вошел внутрь, разглядывая затейливую роспись древнего собора.

Пройдя по галерее, он остановился, остолбенев. Прямо на него со стены смотрел Миша Рудик. Рудик прикрывал свою лопоухость длинными курчавыми волосами, перехваченными кожаным ремешком, в руке он держал тонюсенькое копье с каким-то игрушечным наконечником и улыбался своей виноватой улыбкой.

– Что, интересуетесь? – поощрила Алексея какая-то женщина с мегафоном под мышкой, проходившая мимо. – Это – одна из старейших икон собора. Михаил Архангел. Шестнадцатый век. Видите, как он копье сжимает?

– Это не копье, это игла. Я дал ему иглу, а она уже потом превратилась в копье, – пробормотал Алексей и, судя по тому, как быстро от него отошла женщина с мегафоном, понял, что сказал лишнее.

Рудик продолжал смотреть в неведомую даль и загадочно улыбался вечным проблемам, стоящим перед человечеством.

Алексей тоже улыбнулся и помахал Рудику рукой. На Спасской башне ударили куранты.

Эти куранты услышала и Глафира.

Она неслась по Кремлевской набережной на черном мотоцикле и, услышав бой часов, тоже улыбнулась, на секунду повернув голову в черном шлеме в сторону Красной площади.

Набережная была свободна, и Глафира быстро ее проскочила, встав на светофоре у недавно открытого памятника Князю Владимиру. Владимир держал в руке неподъемный крест и задумчиво смотрел на купола храма Христа Спасителя, как бы прикидывая, что со всеми этими символами веры будет происходить в России дальше.

Стоя на светофоре, Глафира глянула вверх и с удивлением заметила на крыше дома Пашкова, прямо над колоннадой, каких-то людей. Она присмотрелась и узнала Куалькуно, Федора Кузьмича и императора Нерона.

Амальгама 2. Тантамареска

Загорелся зеленый свет. Глафира помчалась по Моховой и услышала доносящийся сверху возбужденный крик Нерона: «А я вам говорю, он совершенно не похож!»

Потом Глафира свернула на Новый Арбат и остановилась около кинотеатра «Октябрь». Она сняла шлем и поправила волосы, которые начал нещадно трепать московский ветер.

На фасаде кинотеатра неоновым светом горела вывеска очередной премьеры, привлекшая внимание девушки. В центре плаката стоял не похожий на себя Райнальд фон Дассель и сжимал в руках двуручный меч. «Амальгама» – огромные буквы обещали мировой остросюжетный блокбастер. Ветер подул еще раз, совсем как тогда, в Риге. Сердце затрепетало. Глафира вспомнила слова, прозвучавшие в ее голове во время их прощания: «Нас не могут разлучить ни время, ни расстояния, ни обстоятельства. Только любовь имеет значение. И она сильнее всего».

Глафира захотела повнимательнее рассмотреть людей, которые нескончаемым потоком шли по Новому Арбату. Каждый человек являл собой неведомый мир, вселенную, в которой были жизнь, любовь, доброта, отвага, а также малодушие, трусость, лень, жадность и много чего еще. Все эти планеты и галактики, солнечные системы и черные дыры хаотично двигались от гастронома к бульварам, из ресторанов в такси, от метро в кинотеатр и наоборот. Мужчины и женщины, с портфелями и без, красивые и не очень, молодые и старые, худые и толстые, приезжие и местные. Каждый из этих людей нес в себе частичку любви, и каждая из этих частичек не давала миру погибнуть уже много тысяч лет, какие бы таинственные существа ни проникали бы в человеческие сны еще со времен мироздания.

Глафира почувствовала, что очень любит всех этих людей.

Она надела шлем, села на мотоцикл, сгруппировалась и помчалась по Кутузовскому проспекту, дерзко обгоняя машины с литерами «ЕКХ» и «АМР». Изможденное красное солнце закатывалось за яркие небоскребы «Москва-Сити».

День клонился к вечеру. Уставшие люди спешили найти покой.

***

Читать с начала - АМАЛЬГАМА 001

***

Читать с начала - Амальгама 2. 001

***

Источники :

https://chitay-knigi.com/3542-vladimir-torin-amalgama-2-tantamareska.html

https://chitat-online.org/str/amalgama-2-tantamareska-vladimir-torin

https://lifeinbooks.net/read-online/amalgama-2-tantamareska-vladimir-torin/

https://onlinelit.net/book/amalgama-2-tantamareska

https://mybook.ru/author/vladimir-torin-2/tantamareska/read/

https://fantlab.ru/work920006

...

https://fantlab.org/autor57144

===

Владимир Александрович Торин

Страна:	Россия
Родился:	19 марта 1970 г.

Владимир Александрович Торин — российский писатель, журналист, медиаменеджер. Кандидат политических наук.

Родился 19 марта 1970 г. в Киеве. В 1987 году окончил среднюю школу в Риге и поступил на факультет журналистики Львовского военного института культуры, который окончил в 1991 году. Один из основателей команды КВН «Эскадрон гусар», становившейся победителем Высшей лиги.

С 1991 года — корреспондент газеты Приволжского округа ВВ МВД РФ, затем — начальник пресс-службы Приволжского округа внутренних войск МВД РФ (г. Нижний Новгород). Работал собственным корреспондентом по Нижегородской области «Независимой газеты», журнала «Огонек», газеты «СМ-сегодня» (Латвия). В середине 90-х был сотрудником пресс-центра объединенной группировки вооруженных сил России на территории Чеченской республики (г. Ханкала) и пресс-секретарём командующего группировкой внутренних войск в зоне вооруженного конфликта на территории Чеченской Республики (г. Моздок).

Работал заместителем главного редактора газеты «Нижегородские новости». В 1999 году – пресс-секретарь председателя Законодательного Собрания Нижегородской области, в 2000-2001 гг.– помощник и пресс-секретарь члена Совета Федерации от Нижегородской области А.А. Козерадского (г. Москва). В 2001 — исполнительный директор Приволжского окружного отделения Всероссийской общественной организации работников СМИ «Медиасоюз», президент Приволжской Лиги журналистов, с 2004 г. — президент Межрегиональной Лиги журналистов. Работал начальником управления общественных связей компании «РусПромАвто» (2002-2003 гг.), пресс-секретарём Группы ГАЗ. С 2008 г. – начальник управления общественных связей и коммуникаций минерально-химической компании «Еврохим».

В 2015 году был опубликован дебютный роман Владимира Торина «Амальгама».

Сайты и ссылки:

www.amalgama-book.ru (официальный сайт)