За последним 207 - 23 Января 2024 - Персональный сайт

Главная » 2024 » Январь » 23 » За последним 207

15:22

За последним 207

---

===

***

===

Глава 24

Дом, милый дом! Никогда бы не подумал, что я буду настолько рад вновь увидеть Смоленский вокзал. Но поездка оказалась настолько тяжёлой и неприятной, что я уже просто мечтал о времени, когда, наконец, опять вернусь к учёбе. Ну а после того как и Бернар повесил на меня свои проблемы, я окончательно погрузился в мрачные размышления. Ленка это, конечно, заметила, но ничего не сказала, просто стала необычайно ласковой — что для меня стало сигналом, что я её напугал своей депрессией. Пришлось как-то брать себя в руки, пугать её я определённо не хотел.
— Наконец-то каникулы кончились, — с чувством сказал я, глядя в окно на медленно ползущий за окном перрон.
Ленка подняла на меня глаза и улыбнулась.
— Я тоже немного устала от этого лета, — призналась она. — Даже не думала, что могу так соскучиться по учёбе. Какие у тебя планы на ближайшие дни?
— Нужно будет дописать отчёт для князя, — прикинул я. — Но сначала надо порасспросить Анну Максакову насчёт того, кто есть кто в Киеве, раз уж киевляне так решительно хотят влезть в эту кучу-малу. А потом князь обязательно захочет меня лично выслушать, письменный отчёт его не очень интересует. С отчётом будут люди князя работать, сам он его разве что бегло просмотрит. А там и занятия начнутся.
До Максаковой я, однако, доехал не сразу, а сначала решил заехать к нам в Масляный. У меня в последнее время возникло неприятное чувство, что я превращаюсь в классического большого начальника, который свалил всю работу на подчинённых, а сам занимается исключительно интригами в высоких сферах. При этом старательно делая вид, что только на нём всё и держится, и только благодаря ему идиоты-исполнители ещё не развалили дело. Говоря грубее и проще, я чувствовал, что паразитирую на Зайке, и это ощущение сильно подрывало моё самоуважение.
Вызывать её я не стал, а пошёл к ней сам — небольшой знак уважения лишним совсем не будет, учитывая, что она всё лето тащила дела семейства на себе. Я успокаивающе махнул рукой встрепенувшейся было секретарше и решительно распахнул дверь кабинета. Зайка сидела за столом, заваленном бумагами больше обычного — она с удивлением подняла на меня глаза, и сразу расцвела в улыбке. Глаза у неё были очень усталыми, а вот улыбка была искренней, отчего я опять ощутил укол совести.
— Я тоже рад тебя видеть! — я улыбнулся ей в ответ. — Похоже, тебя совсем завалили делами, пока я катаюсь по разным местам. Есть какие-то проблемы?
— Да нет, в целом всё нормально, — покачала головой она. — Скорее наоборот, всё идёт по плану. Разве что прииск выделился, в хорошем смысле.
Я вопросительно посмотрел на неё.
— Расходов вышло меньше ожидаемого, зато прибыль получилась гораздо выше, чем предполагалось.
— Это не наша прибыль, Кира, — усмехнулся я в ответ на это. — Это князь поделился своей прибылью от экспорта золота. Часть отдал нам за услуги по тайной переправке золота, а часть — архиепископу Рижскому в обмен на торговые преференции. В любой момент это может прекратиться, так что не стоит на это рассчитывать. Это как выигрыш в лотерею — приятно, но каждый раз выигрывать не будешь. Давай планировать исходя из предположения, что всё золото будет обычным образом сдаваться князю. Во всяком случае, до тех пор, пока не будет готово хранилище, и мы не начнём продавать золото населению.
— С продажей населению не всё просто, — заметила Кира. — Если человек покупает у нас слиток, то куда он его понесёт, когда захочет обратить его снова в деньги?
— Да, свободный рынок золота у нас отсутствует, — кивнул я, с интересом на неё глядя. — У тебя есть мысли, как решить эту проблему?
— Я говорила с юристами — мы можем выкупать своё золото обратно, и это не будет считаться торговлей. Можно, например, маркировать слитки нашим гербом. Правда, при этом непонятно, как бороться с подделками — не так уж сложно отлить слиток и выдавить на нём наш герб. Другие прииски начнут продавать нам своё золото — это будет гораздо выгодней, чем сдавать его князю.
— Вряд ли это явление будет массовым, — не согласился я. — Нелегальная добыча не так уж велика, а легальные золотые прииски находятся под особым контролем, и первая же ревизия выявит несоответствие между добытым и сданным золотом. А вообще, это достаточно просто решается номерными слитками. К каждому слитку прилагается наш сертификат, и без сертификата слиток можно сдать только путём достаточно сложной бюрократической процедуры, включающей экспертизу слитка. Так что твоё решение вполне подходит — так мы и сделаем.
— А что будет, когда рынок насытится? Когда золото купят все, кто хотел?
— Покупки всё равно не прекратятся, просто их станет меньше. Основной доход мы тогда станем получать от обменных операций. Будем продавать и покупать с небольшой комиссией, законом это тоже допускается. У Дворянского совета к такой деятельности претензий не будет, я выяснял. Ну а излишек золота всегда можно будет сдать князю, так что мы ничего не теряем. Но увеличивать добычу будем только тогда, когда полностью выясним объём спроса — расширять прииск ради того, чтобы сбывать золото князю, нам ни к чему.
Зайка всё-таки придумала выход — впрочем, я в этом и не сомневался. Пусть не полностью продумала все детали, но главное она сделала, а второстепенные моменты так или иначе прояснились бы позже.
— В общем, на твоём плане и остановимся, — сказал я, поощрительно ей улыбнувшись. — Я был уверен, что ты эту проблему решишь, и не ошибся.
— Так это что — проверка была? — нахмурилась она.
— Нет, здесь совсем другое, — отрицательно покачал я головой. — Если на тебя легла ответственность за семейство, значит, проблемы ты должна решать сама. Если бы я стал навязывать тебе свои решения, то убил бы в тебе уверенность в своих силах. Конечно, я бы тебе подсказал решение, но только если бы ты сама об этом попросила. Так что воспринимай это не как проверку, а как знак доверия.
Ну и как проверку тоже, как же без этого. Но мои слова подействовали — Зайка польщённо улыбнулась и заметно расслабилась. Не очень-то честно так лукавить, но привычка резать правду-матку в отношениях с людьми редко приводит к чему-то хорошему. Вот и приходится по заветам подружек-Высших отделываться полуправдой. Если подумать, то я только с Ленкой разговариваю всегда абсолютно искренне — даже с мамой иногда бывает, что я ухожу от прямого ответа. Это только я такой испорченный, или подобное людям вообще свойственно? Не знаю, но не расспрашивать же других, всем ли они врут.
— Но кое-что я попросила бы подсказать, — неохотно сказала Зайка, снова нахмурившись — тема была ей явно неприятна. — На третий уровень подземелья несколько раз пытались проникнуть неизвестные. Последний раз даже с боем, при этом один ратник погиб, и один был ранен. Несколько нападавших было взято в плен живыми, но они немедленно совершили самоубийство.
— Похоже на слуг Морены, — с удивлением отметил я. — Те тоже охотно умирали. Но мне казалось, что Морена навела в своём хозяйстве порядок, и мы о них больше не услышим.
— Нет, это были христиане, — покачала головой она. — Я поговорила с епископом Ройтером, он выглядел изрядно шокированным, но…
— … но никакой помощи не оказал? — догадался я.
— Никакой, — вздохнула Зайка. — Полное молчание. Думаете, он сам может в этом участвовать?
— Сомневаюсь, — ответил я, всесторонне обдумав вопрос. — Это наверняка какая-то тайная секта сатанинского уклона. У христиан, конечно, много разных сект, но епископ вряд ли станет связываться с мелкими сектантами. Зачем ему это? С тех пор как церковь расправилась с альбигойской ересью, каких-то заметных альтернативных течений внутри официальной церкви не наблюдается. Впрочем, я плохо знаю, что у них внутри происходит, попы не любят просвещать других о своих делах. Но всё же я думаю, что он, скорее всего, просто не хочет сотрудничать.
— Я попыталась попугать его князем, но непохоже, чтобы это помогло, — грустно сказала Зайка.
— Князю совершенно всё равно, сотрудничает епископ с нами или нет. Если князь захочет прижать христиан, он сделает это в любом случае. А раз так, то зачем епископу пускать язычников ворошить своё грязное тряпьё? Однако вполне возможно, что епископ просто ничего не достиг в своём расследовании. Сатанисты не носят знаки Сатаны на груди, знаешь ли.
— Я, в общем-то, примерно то же самое подумала, — кивнула она. — Рассчитывать на какую-то помощь от епископа смысла нет. А вообще — это действительно сатанисты? Может, кто-то из наших, в смысле, из язычников, замешан?
— Нет, язычников там точно нет, — решительно возразил я. — Невозможно служить Сатане и верить в Перуна или Одина. Если сатанист — значит христианин, иначе быть не может. Но нам-то какая разница кому они служат — Сатане или Сатанаилу, или, скажем, Сурту [30]?

[ 30 — Сурт — в скандинавской мифологии огненный великан, который сразится с богами в Рагнарёк и разрушит этот мир.]

— Кто такой Сатанаил? — непонимающе переспросила Зайка.
— Второй бог, отец Сатаны, который и создал наш мир. Некоторые христиане в него верят [31].

[ 31 — Кеннер здесь весьма упрощённо пересказал суть альбигойской ереси, которая изначально пошла от богомилов, и в той или иной форме развилась во множество христианских сект, наиболее известными из которых были альбигойцы, катары, манихеи и павликиане.]

— Для религии единобожия у христиан что-то очень уж много богов, — озадаченно отреагировала на эту новость она.
— Ну, полагаю, христиане во всём этом как-то разбираются, — хмыкнул я. — Однако для нас разницы нет, кому поклонялись те, кто к нам лезли. Там ведь даже не разобрать, кому тот алтарь изначально принадлежал — все эти злые боги одинаковы. Всем им нужны муки, страдания, смерть.
— Морене страдания и смерть не нужны, — возразила Зайка.
— Вот, кстати, да, — согласно кивнул я. — Мне тоже непонятно, как так — богиню смерти почему-то не интересует смерть. Знаешь, и насчёт Сатаны я тоже не до конца понимаю, — заметил я задумавшись. — У него вроде бы задача сбивать людей с пути истинного, но в награду он предлагает вечные адские муки после смерти. Довольно сложно привлечь кого-то таким социальным пакетом.
— Там, где вера, логике места нет, — она равнодушно пожала плечами. — Может быть, кого-то это и привлекает.
— Возможно, — согласился я. — В общем, нам нет смысла разбираться, кто к нам лез, и в кого они верили. Нам будет достаточно, чтобы они про нас забыли, а разбираются с ними пусть князь или епископ, или ещё кто. Нам в вопросы веры лезть ни к чему.
— Эрик предложил позвать корреспондентов, показать им подземелье и рассказать его историю. А потом на их глазах разбить алтарь и начать сбивать фрески.
— Алтарь Морена забрала, — напомнил я.
— Сектанты этого же не знают, иначе они бы туда не лезли. Поставить похожий камень и расколоть его перед камерами.
— Выглядит неплохим планом, — осторожно заметил я. — Но, если я правильно понял, что-то в нём тебя смущает.
— Меня смущает, как наши клиенты будут относиться к компании, которая расположилась там, где сотни лет приносили людей в жертву богам зла.
— Я рад, Кира, — с удовлетворением сказал я. — За Эрика, который, наконец, проснулся и начал выдвигать неплохие идеи. А больше всего я рад за тебя. Твоей главной проблемой было то, что ты увлекалась текущей выгодой, совершенно забывая о стратегии. А сейчас я вижу, что ты начала задумываться о том, что будет после. Ты совершенно права — таким образом мы создадим нашему подземелью дурную славу плохого места, и люди вряд ли будут туда стремиться.
— И что делать? — в замешательстве спросила Зайка.
— То, что предложил Эрик. Сам по себе план хороший, только сделать надо немного по-другому. Ни к чему рассказывать про какие-то жуткие ритуалы, и фрески тоже не надо показывать. Нужно провести корреспондентов по подземелью, рассказать им, что там сидели какие-то жулики и воры. Показать работы по обустройству. Чтобы они написали что-нибудь про то, как мы превращаем мрачное подземелье в светлое место, куда никому не страшно зайти. И что мы первым делом уже выгребли оттуда разную мерзость. Сектанты поймут.
* * *
— Здравствуйте, Анна, — поздоровался я, входя в кабинет. — Спасибо, что нашли время принять меня.
— Ах, бросьте это, Кеннер, — махнула рукой Максакова, вставая из-за стола. — Я распорядилась, чтобы вас пропускали ко мне в любое время. Вы достаточно важная персона для того чтобы быть в этом списке. Да к тому же я всё-таки виновата перед вами.
— Не припоминаю за вами никакой вины, — в замешательстве ответил я, пытаясь понять, о чём она говорит.
— Вина в том, что поверила людям, которым верить не стоило, — сказала она, и я почувствовал в её эмоциях отголоски раздражения. — Я наконец-то разобралась со всеми претензиями к вам. Все до единой оказались ложью.
Похоже, Матиас Лахти слишком увлёкся, приписывая мне многочисленные грехи, и Анна в конце концов вытрясла из него всю правду.
— Не берите в голову, Анна, — я пренебрежительно махнул рукой. — На вашем месте я бы тоже поверил родственникам. Тем более, в то время мы с вами были на разных сторонах, а это очень способствует видению оппонента в чёрном цвете. Главное, что мы урегулировали все наболевшие вопросы, а что там было в прошлом — неважно. Кстати, приятно удивлён вашей способностью признавать свои ошибки — обычно люди делают это крайне неохотно.
— Тот, кто упорствует, не желая признавать очевидные ошибки, в принципе не способен возвыситься, так что в этом нет ничего необычного.
— Ну что же, предлагаю забыть об этом, — мне этого хотелось, наверное, больше, чем ей. — Позвольте мне вернуться к теме моего визита. Не хочу отрывать вас от ваших дел, но вынужден просить об одолжении.
— Об одолжении? — удивилась она. — Всё, что в моих силах.
— Я только что вернулся из поездки по поручению князя. Так получилось, что я проездом оказался в Киеве…
— Покушение, — она понимающе кивнула. — Я знакома с деталями.
— Нет, это ерунда, — отмахнулся я.
— Ерунда? — усмехнулась Анна. — Тогда что не ерунда?
— Из-за этого покушения я встретился с одной из гражданок, и, как оказалось, они тоже имеют интерес в том деле, по которому меня посылал князь. Но я совершенно ничего о них не знаю и плохо понимаю, в чём состоят их интересы. Перед тем как идти к князю с докладом, мне просто необходимо узнать об этих самых озабоченных гражданах хоть немного больше. Вы не могли бы просветить меня?
Максакова была в явных сомнениях — похоже, Высшие в принципе не любят что-то рассказывать посторонним о других Высших. Она некоторое время раздумывала, но в конце концов, всё же решилась:
— Я расскажу, что знаю, но сразу предупреждаю, что знаю немного, — вздохнув сказала она. — У нас с ними довольно напряжённые отношения.
— Враждебные?
— Нет, ни в коем случае не враждебные. Просто, как бы это сказать, мы не очень высокого мнения друг о друге. И соответственно, плохо друг друга знаем — у нас просто слишком мало контактов. Я, конечно, по должности знаю чуть больше других, но ненамного.
Да, я тоже припоминаю, что Славяна отзывалась о новгородских коллегах без особого уважения.
— Скажите, Анна — вам знакомо имя Славяна Лановая?
— Конечно. Очень влиятельная гражданка, одна из лидеров их Общества. Точнее говоря, одна из лидеров консервативной группировки, но если учесть, что в Обществе правят консерваторы… Вы встречались именно с ней?
— Да, с ней, — подтвердил я.
— И какое мнение у вас о ней сложилось?
Вполне возможно, что Максакова надеется тоже какую-то информацию о гражданах от меня почерпнуть. Ну, я, в общем-то, совсем не против, вот только вряд ли я смогу рассказать ей что-то новое.
— Сильная личность, — откровенно ответил я. — Привыкла настаивать на своём и получать что хочет. В переговорах была бы очень трудным оппонентом.
— Примерно так о ней и отзываются, — кивнула Анна. — И что вы хотите о ней узнать?
— Насколько она выражает позицию Общества?
— Знаете, Кеннер, я бы, пожалуй, выразилась так: её позиция и есть позиция Общества. Она одна из тех немногих людей, которые как раз и определяют позицию Общества.
— Даже так! — я задумался. — Не сказал бы, что меня это радует, но, по крайней мере, это несколько проясняет намерения киевлян. А кстати, как Общество относится к Осколкам?
— Никак, — она посмотрела на меня с удивлением. — Как к ним можно относиться? Они Осколки.
— А, ну да, конечно, — согласился я. Не сказал бы, что мне всё стало ясно, но это ещё одна кроха информации, которой Высшие так не любят делиться. — Анна, вы не могли бы немного рассказать мне о структуре киевского общества? Лично мне оно представляется просто дурной пародией, но определённо ею не является. При этом небольшой комментарий Лановой на этот счёт выглядел на удивление логичным.
— А что она вам сказала? — с любопытством спросила Максакова.
— Я спросил её насчёт узаконенной коррупции, и она ответила, что они таким образом поставили инстинкты чиновников на службу обществу… я имею в виду общество в широком смысле, а не Общество граждан. Что чиновники стараются работать хорошо, чтобы иметь возможность больше украсть, а граждане просто присматривают за ними, чтобы они воровали по чину. По моему мнению, такая система выглядит совершенно идиотской, но как-то же она работает столько лет, и вроде даже неплохо работает. Я этого не понимаю.
— Ну а что она ещё могла сказать? — искренне засмеялась Анна. — Не могла же она вам признаться, что она полная дура? Что всё их хвалёное Общество — просто сборище тупых дурищ?
— Гм, — я был в полном замешательстве, — я бы, пожалуй, не стал описывать её так уж резко.
— А я их всех именно так и описываю, — саркастически усмехнулась Максакова.
А наши Высшие с киевскими гражданками и впрямь не очень высокого мнения друг о друге, и это ещё мягко сказано. От Лановой я, правда, ничего в подобном духе не слышал, но что-то мне подсказывает, что и она о наших отзывается не лучше.
— И всё же, Анна — чем вызвано такое резкое определение?
— Всё просто, Кеннер, если вспомнить, как у них всё начиналось. После убийства Владимира Окаянного у них в Киеве возникла полная неразбериха. Ну вы сами понимаете, как это бывает, когда власть рушится — гражданские беспорядки, мародёры, вылезли какие-то банды, княжеская дружина тоже начала быстро превращаться в самую сильную банду, состоятельные горожане побежали из города. Вот тогда и вышли на свет киевские Высшие — казнили кучу народа, но порядок навели. И неожиданно обнаружили себя в роли правителей — других подходящих кандидатов просто не оказалось под рукой. С тех пор так и правят.
— Лановая сказала, что они не правят, а просто следят, чтобы механизм управления княжеством нормально работал.
— А вы ей поверили? — с иронией спросила Анна.
Я вспомнил, как Славяна легко решала, кого Киев будет поддерживать в империи, причём консультироваться со своим князем по вопросам внешней политики она явно не собиралась.
— Не то чтобы совсем не поверил, но у меня были серьёзные сомнения, — признался я.
— Они не правят, они просто приказывают тем, кто правит, — объяснила Максакова.
— В точности такая мысль у меня и возникла, — кивнул я.
— Так вот, в то время произошло ещё одно событие, — продолжала Анна, — кто-то из их светлых голов решил, что можно, как вы изящно выразились, поставить инстинкты чиновников на службу обществу, и разрешить им воровать. Хотя я слышала от достойных доверия людей, который сами были свидетелями событий…
Свидетели событий? Которые произошли чуть ли не две тысячи лет назад? Интересно было бы узнать, что это за свидетели, но я чувствовал, что спрашивать напрямую будет ошибкой.
— … что дело там обстояло немного иначе, — продолжала Анна. — Чиновники в этом всеобщем бардаке воровали как не в себя, а у Общества просто не было ни малейшей возможности как-то этому воспрепятствовать. Тех, кто должен был за этим следить, они частью казнили, а частью те сами разбежались. Так что они решили просто закрывать на воровство глаза, и казнить только тех, кто слишком обнаглеет. Скажите, Кеннер, вы поняли, какие были последствия у этого решения?
— Они сами надели на себя ярмо? — немного подумав, предположил я.
— Совершенно верно! — воскликнула она. — Теперь понятно, почему князь доверяет вам такие серьёзные поручения, несмотря на вашу молодость. Да, это решение оказалось роковым. Если бы они просто правили, у них ещё оставалась бы возможность постепенно вернуть власть неодарённым. Но прошло не так уж много времени, и народ настолько привык к воровству, что вернуть всё назад стало уже невозможным. Знаете же, как это бывает — дурные привычки образуются моментально, это ради хороших приходится себя долго мучить. И сейчас граждане вынуждены заниматься правлением, потому что если они отойдут в сторону и перестанут сдерживать своё ворьё, то государство просто рухнет. Ну и как их можно назвать, если не дурами? Конечно, они красиво рассказывают, как замечательно всё у себя в Киеве устроили, но все мы понимаем, что они просто рабочие клячи, которые сами себя запрягли.

Эпилог

— Здравствуй, Кеннер, — ласково сказал князь. — Вернулся, значит.
— Здравствуй, княже. Вернулся.
— Ну и как поездка?
— Неоднозначно, княже. Сложно вот так, в двух словах, ответить.
— Это ты про своё киевское приключение? — он с любопытством посмотрел на меня.
— И про него тоже, — с неудовольствием согласился я. Эту тему я предпочёл бы вообще не затрагивать, но князь явно был настроен как следует её обсудить.
— Это тебе хорошая наука, — назидательно сказал он. — Привык ты, что Милославу боятся, вот и расслабился. А ведь это только в Новгороде её каждый знает, а вот даже в Пскове это уже не так, хоть это и новгородские земли. А где-нибудь в Рязани или в том же Киеве слышали, что в Новгороде великая целительница есть, а фамилию могут и не вспомнить. Те, кто поумнее, её, конечно, знают и с тобой связываться не станут, но ружья ведь и у дураков есть.
— Я понимаю, княже, — вздохнул я. — Просто не ожидал такого.
— Как не ожидал? Ты людей очень сильно обидел, кое-кто там даже умер. И ты ничего не ожидал?
— Для начала стоит вспомнить, что это они меня очень сильно обидели, и то, что я в их подставе сумел выжить — это не их заслуга, — немного раздражённо ответил я. — Сами виноваты, что им ответ прилетел — чего они ждали?
— Свои подставы люди не помнят и вообще их подставами не считают, — усмехнулся князь. — Можешь даже не сомневаться, что они это дело с такой стороны вообще не рассматривали. Так как тебя к ним занесло-то? Да ещё в такой тайне?
— Не могу рассказать, извини, княже, — хмуро ответил я.
— Ты там с тремя спутницами был, и с ними же в Итиль поехал. Всех трёх описывают, как редких красавиц — ну, это понятно, наш Кеннер со страхолюдкой путешествовать не станет, — князь жизнерадостно хохотнул. — Одна из них наверняка твоя жена, а две другие кто?
— Не имею права без разрешения рассказывать, прости, княже, — я ещё больше помрачнел. — А разрешения даже просить не стану, всё равно не дадут.
— Это кто же тебе не разрешит своему князю что-то рассказать? — наигранно удивился он.
— Прости, княже, — повторил я.
— С Высшими мутишь, — с удовлетворением констатировал князь. — Да и так понятно, что за красавиц ты за собой таскал. Одна наверняка Драгана, как раз после этого ты с ней и снюхался. А вторая не иначе как её неразлучная подружка Тирина.
Я их за собой таскал — как же, как же.
— Не могу говорить, княже, — мрачно ответил я. — Это дело нашего княжества никак не касается, да вообще никакого княжества не касается.
— Ладно, Кеннер, — махнул он рукой. — Я, признаться, и сам про их мутные дела не особо хочу знать. Ты, главное, помни, что Высшие в своих затеях, бывает, что и сами шею сворачивают, а уж тебе-то это гораздо проще будет.
Я сразу вспомнил Нижний мир и непроизвольно кивнул. Вот уж где шею свернуть не то что было проще некуда, а вообще непонятно, как мы оттуда ухитрились целыми вылезти. Незамеченной моя реакция, конечно же, не осталась:
— Вижу, сам понимаешь, — усмехнулся князь. — А ты понял, кто этих евреев на тебя натравил?
— Кананитяне, — уверенно ответил я.
— Точно знаешь?
— Предполагаю. Больше просто некому.
— Будешь претензию предъявлять?
— Кому? — удивился я.
— Кардиналу, например. Или даже папе.
— А в чём претензия будет состоять? Что я что-то там предположил? Хотя здесь их можно и отследить — информация-то явно из диспетчерской железной дороги ушла. Только там знали, что я еду в Киев, и когда там буду.
— Правильно мыслишь, — поощрительно кивнул князь. — Отследили и взяли железнодорожника. Только ниточка на нём и оборвалась — он только своего старшего знал, а тот сразу же исчез.
— А где этот железнодорожник? — оживился я.
— Так казнили же, — пожал плечами князь. — Для этого ведь даже суда не нужно. Как только выяснили, что он из этих, так и пожалуйста к стенке. Закон у нас такой, а закон надо исполнять, иначе что это за закон?
Ну да, наш князь законник ещё тот. Так-то он действительно закон строго соблюдает, просто если закон его вдруг не устраивает, то он принимает другой. И дальше строго соблюдает.
— Да ты не расстраивайся, Кеннер, — добродушно сказал князь, с улыбкой глядя на меня. — Все его показания имеются, заверены как положено. Можешь предъявлять претензию хоть кардиналу, хоть папе, документы имеются. И от граждан заверенные показания тоже есть.
— Ничего я не буду предъявлять, княже, — покачал я головой.
— Не будешь? — удивился тот.
— Нечего предъявлять. Кананитяне ведь не просили тех евреев меня убить. Я уверен, что они их даже никак против меня не настраивали — просто сказали им мою настоящую фамилию, да расписание маршрута показали. Всё это ненаказуемо, разве что с моральной точки зрения не очень хорошо выглядит. Нечего предъявлять, только дураком себя выставлю, повеселю попов.
— Ты меня успокоил, Кеннер, — с удовлетворением заметил князь. — А то я слегка засомневался, как у тебя с умом. Вот теперь вижу, что какой-то ум у тебя всё-таки имеется. Ладно, оставим это. В Киеве с кем говорил?
— С некой Славяной Лановой.
— Знаю такую, — поморщился князь. — Стерва ещё та, но приходится с ней дело иметь, куда деваться. Что скажешь по поводу киевлян?
— Они хотят, чтобы имперцы грызлись между собой подольше, поэтому собираются в пику нам помогать герцогу Баварскому. Лановая объяснила это тем, что имперцы из-за своей распри ослабили давление на Константинополь, и благодаря этому греческие попы получили возможность надавить на султана и отвлечь его от Киева.
— А ты что насчёт этого думаешь? — с любопытством спросил князь.
— У меня её объяснение вызывает сомнение, — откровенно признался я. — Вариант, когда быстро побеждает партия кронпринца, который продолжит политику отца по замирению с греками, у Славяны почему-то никакого энтузиазма не вызвал. Думаю, им в любом случае нужна неразбериха в империи, так что они так или иначе будут туда лезть. Причин я не знаю — Лановая, конечно, сказала правду, вот только очень неполную.
— Соглашусь с тобой, Кеннер, — задумчиво сказал князь. — У меня, правда, имеются кое-какие догадки насчёт того, зачем киевлянам могло бы это понадобиться. Но ты прав в главном — мутить в империи они, скорее всего, будут. О попах что расскажешь?
— Они нас дурят, княже, — уверенно ответил я. — Нет у них никакого раскола. Точнее сказать так: что касается выборов папы, там у них и в самом деле никакого согласия нет, интриги бурлят. А вот что касается выборов императора, то все попы действуют совместно. Никакой гражданской войны в империи не будет, так что киевляне с этим пролетят. Баварский их подоит сколько успеет, вот и всё.
— Почему так думаешь? — заинтересовался князь.
— Доказательств у меня нет, исключительно ощущения, — признался я. — С самого начала меня удивило неожиданное примирение архиепископа Трирского с кардиналом Скорцезе. Они, можно сказать, естественные противники — для кардинала просто нет смысла перекупать архиепископа Бопре, слишком много тот запросит. И вдруг такой показательный союз. Дальше я стал обращать на такие вещи внимание, и меня всё больше не оставляло ощущение, что перед нами просто разыгрывают спектакль, чтобы создать ощущение неопределённости. Когда император умрёт, они начнут торговлю с обоими претендентами, и императором станет тот, кто больше заплатит. Я думаю, церковь это легко организует — в империи семь князей-выборщиков, трое из них архиепископы. Достаточно купить кого-то из оставшихся четырёх светских курфюрстов, и выбор нужного кандидата гарантирован. Я бы поставил на пфальцграфа Рейнского — по слухам, очень набожная личность, такой может прислушаться к мнению своего духовника.
— Интересное мнение, — задумчиво сказал князь. — Но выглядит довольно убедительно, надо будет на это обратить внимание. Если ты прав, то это многое меняет. Что расскажешь о кронпринце и императоре?
— Кронпринц умён и обаятелен — мне кажется, из него получится сильный император. Но в императоры он не рвётся. То есть, он не хочет забирать корону у отца, но отдавать её дяде не хочет ещё больше. Судя по одной оговорке, он прекрасно понимает, что церковь в этой ситуации просто собирается выдавить побольше.
— Понимает? — перебил меня князь.
— Он совершенно ясно дал это понять, — уверенно подтвердил я. — Да я уверен, что и герцог Баварский это понимает. Это даже я, человек посторонний, понял, а они во всём этом давно варятся. Церковь просто разыгрывает спектакль, чтобы создать видимость приличия. Все всё понимают, но претензий не предъявить. Да и что предъявлять?
— Понятно, — кивнул князь. — Дальше.
— В общем, отца кронпринц любит, и похоже, предпочёл бы, чтобы тот правил и дальше.
— А что император?
— А император хочет жить. Первым делом он спросил, вылечит ли его Милослава.
— И что ты ответил?
— Что она не станет лечить императора, но могла бы вылечить Конрада Виттельсбаха.
Князь некоторое время с недоумением смотрел на меня, а затем у него в глазах начало появляться понимание. Он вскочил со своего места и нервно заходил взад-вперёд. Я тоже поднялся — князь давно разрешил мне не вставать в таких случаях, но я чувствовал себя очень неловко сидя и глядя на его нервную беготню.
— Ну ты и наглец! — наконец сказал князь немного успокоившись. В голосе у него даже сквозил какой-то оттенок восхищения.
— Это был бы наилучший вариант для нас, княже, — твёрдо заявил я. — Если церковь продолжит свою игру, она будет иметь всех — нас, киевлян, кронпринца, герцога Баварского. А вот если корона быстро и мирно перейдёт принцу, от этого выиграют все. Ну, почти все, церковь точно ничего не выиграет. Но мы выиграем, причём больше всех, наверное.
— Может быть, может быть, — пробормотал князь в раздумьях. — Вариант действительно интересный, но так вот сразу трудно сказать. Надо думать. Как император отреагировал?
— Сначала отрицательно, но кронпринц загорелся этой идеей, и император заколебался.
— Попы тебя проклянут, — уверенно заявил князь.
— А я-то тут при чём? — удивился я. — Император сам отрекаться будет, моего участия в этом вообще быть не может. Кто я такой? Разве что идею подал, но мало ли что с языка слетит? Я молодой, мне простительно глупость ляпнуть.
— Ну да, ну да, — усмехнулся князь. — Далеко ты пойдёшь, Кеннер, если шею себе не свернёшь. Смотри не увлекайся, я тебе это серьёзно говорю.
— Не буду увлекаться, княже, — послушно отозвался я.
— Ну-ну, — скептически сказал князь. — Правильно сделал, что в отчёте это писать не стал, не стоит лишним людям такое знать. Ладно, подумаем насчёт этого, посмотрим, как дальше сложится. А вот что ты там в своём отчёте писал насчёт своей дружины? Попы её нанять хотят?
— Хотят, княже, — мрачно ответил я. — Прошу твоего разрешения.
— Неплохо попы тебя поимели, правда, Кеннер? — ласково сказал он с плохо скрываемым ехидством. — И ведь никаких претензий им не предъявить, просто само собой так вот сложилось.
— Поимели, княже, — со вздохом согласился я.
— Когда опять полезешь в их интриги, вспомни про это. Они таких, как ты, на завтрак едят без соли.
— Буду помнить, княже, — я опять вздохнул.
— Я бы, конечно, лучше своих бойцов послал, но попы-то как раз не дураки на такое соглашаться, — с досадой сказал князь. — Ладно, Кеннер, даю тебе разрешение. Что поделать, попы, не попы, а родных надо как-то спасать.